Флавий Иосиф

Иудейская война. Книга 1

Взятие Иерусалима Антиохом Эпифаном. О Маккавеях: Маттафии и Иуде.

1. Во время войны Антиоха, прозванного Светлейшим (Эпифаном), с Птолемеем VI за обладание Келесирией возникли распри между иудейскими начальниками: спорили же они о власти, так как ни один из них не хотел подчиниться другому, равному себе по рангу. Хоний, один из первосвященников, одержав верх, выгнал из города сыновей Товия, которые тогда отправились к Антиоху и просили его напасть на Иудею, предложив ему свои услуги в качестве военачальников. Царь, давно уже жаждавший овладеть страной, поспешил дать свое согласие. Став сам во главе могущественной армии, он вторгся в Иудею, взял Иерусалим приступом, убил множество приверженцев Птолемея, предоставил солдатам беспрепятственно грабить, самолично ограбил храм и остановил обычные ежедневные жертвоприношения на три года и шесть месяцев. Первосвященник Хоний спасся, однако, бегством к Птолемею, с изволения которого он в Гелиопольском округе выстроил городок, похожий на Иерусалим, и в этом городке - храм наподобие Иерусалимского. К этому событию мы еще вернемся в своем месте.

2. Антиох, однако, не довольствовался ни неожиданным покорением города, ни грабежом, ни великой резней; обуреваемый своими необузданными страстями и воспоминанием о трудностях иерусалимской осады, он принуждал иудеев, вопреки их отечественным законам, оставлять детей необрезанными и приносить на алтарь в жертву свиней. Никто не повиновался этому приказу; знатнейшие были казнены. Наконец, Бакхид, принявший от Антиоха начальство над гарнизоном, присоединил к безбожным распоряжениям царя еще и собственную природную свирепость; он перешел всякую меру беззакония: самые видные граждане одни за другими были замучены в пытках, и глазам всего народа ежедневно представлялась картина покорения Иерусалима. Своими неслыханными жестокостями Бакхид, наконец, довел угнетенный народ до восстания.

3. Началось оно с того, что Маттафия, сын Хасмоная, один из когенов селения Модин, вооружился сам, а также вооружил пять своих сыновей и кинжалом заколол Бакхида. В первое мгновение он, из боязни перед многочисленным гарнизоном, бежал в горы; но когда к нему присоединилось много народа, он воспрянул духом, спустился вниз, победил в решительном сражении военачальников Антиоха и изгнал их из пределов Иудеи. Боевые успехи доставили ему власть. Как освободитель отчизны от чужеземного ига он всенародно был избран главою, после чего умер, оставив власть своему старшему сыну, Иуде.

4. Зная, что Антиох не вынесет переворота спокойно, Иуда набрал войско из своих соплеменников, заключил (первый, кто это сделал) союз с римлянами и при вторичном вторжении Эпифана отбил его назад со значительным уроном. Одушевленный новой победой Иуда бросился на находившийся в городе гарнизон (последний все еще не был уничтожен), выгнал солдат из Верхнего города в Нижний, называемый Акрой, овладел храмом, очистил весь двор, окружил его стеной, заменил прежнюю оскверненную утварь новой, воздвигнул новый алтарь и, по окончании всех этих работ, возобновил в храме порядок жертвоприношений. Едва только город принял прежний вид, как Антиох умер. Его престол и ненависть к иудеям унаследовал сын его, Антиох.

5. Этот набрал войско, состоявшее из 50 000 человек пехоты, около 5000 всадников и 80 слонов, и, проникнув через Иудею в гористую область, покорил здесь маленький городок Бет-Цуру и при ущелье Бет-Захария столкнулся лицом к лицу с полчищами Иуды. Прежде чем войска подступили друг к другу, брат его, Элеазар, отыскал глазами в лагере неприятеля самого высокого слона с огромной башней, украшенной позолоченным щитом. Предполагая, что на этом слоне сидит Антиох, Элеазар ускакал вперед, врубился в ряды неприятеля и налетел на намеченного слона. Но седок, которого он принял за царя, сидел слишком высоко - он только мог ранить животное, которое упало и тяжестью своего тучного тела задушило его. Не совершив никаких других великих подвигов, он, однако, заслужил вечную славу. Впрочем, вожак слона был простой воин; да если он случайно и был бы Антиохом, то отважный юноша тоже, кажется, ничего другого своим подвигом достичь не мог бы, как смерти героя. Для Иуды этот печальный эпизод служил дурным предзнаменованием. И действительно, иудеи хотя долго и упорно отстаивали поле битвы, но царские войска, превосходившие их своей численностью и покровительствуемые счастьем, одержали победу. С остатками своей разбитой армии Иуда бежал в Гофну, а Антиох двинулся к Иерусалиму. Недостаток в продовольствии принудил его, однако, после кратковременной стоянки в городе двинуться в обратный путь; оставив на месте гарнизон, казавшийся ему достаточно сильным, он остальную часть армии повел в Сирию на зимние квартиры.

6. По удалении царя Иуда не остался праздным. Рассеявшиеся в последней битве солдаты к нему снова вернулись, а вместе с ними нахлынули свежие народные массы. С этими обновленными силами он при деревне Адасе дал военачальникам Антиоха новую битву, в которой, геройски сражаясь и истребив массу неприятелей, сам пал в бою. Вскоре после этого погиб и его брат Иоханан, сделавшись жертвой измены со стороны приверженцев Антиоха.


Преемники Иуды: Ионатан, Симон и Иоханан Гиркан.

1. Преемником Иуды сделался его брат, Ионатан. Всегда предусмотрительный к интересам своего народа, он укрепил свое правление союзом с римлянами и, кроме того, заключил мир с юным Антиохом. Все это, однако, не доставило ему личной безопасности. Тиран Трифон, регент молодого Антиоха, желая завлечь его в засаду, старался прежде всего устранить всех его друзей. Удобный случай представился в Птолемаиде, куда Ионатан в сопровождении незначительной свиты прибыл погостить у Антиоха. Трифон схватил его тогда хитростью, заковал в кандалы и выступил войной против иудеев; но, встретив сильный отпор в лице Симона, брата Ионатана, и потерпев поражение, Трифон умертвил пленника.

2. Симон правил счастливо, он покорил пограничные города: Газару, Иоппию, Ямнию - и срыл до основания замок Акру, овладев предварительно находившимся в нем гарнизоном. Впоследствии он оказал помощь Антиоху против Трифона, которого тот перед своим походом в Мидию осаждал в Доре. Но этой помощью, способствовавшей гибели Трифона, он все-таки не мог утолить жадность царя. Последний, сразу по окончании осады, послал своего полководца, Кендебая, во главе войска для разгрома Иудеи и подчинения Симона. Состарившийся уже Симон вел эту войну со всем пылом и отвагой юноши: своих сыновей он послал с отборным войском в одном направлении, а сам, во главе другой части войска, выступил против неприятеля по другому пути. Оставляя во многих местах, а также в горах сильные засады, он занял все проходы. Одержав, наконец, блистательную победу, Симон был избран первосвященником, и таким образом Иудея освободилась от стасемидесятилетнего македонского владычества.

3. И Симон пал жертвой измены и насилия, совершенного над ним во время пира его же собственным зятем, Птолемеем. Одновременно с убийством тестя Птолемей заключил в темницу его жену и двух сыновей и послал палачей для умерщвления еще третьего сына, Иоханана, прозванного Гирканом. Но юноша был предупрежден о грозящей ему опасности и поспешил в Иерусалим в полной уверенности, что народ из благодарности к подвигам его отца с презрением отшатнется от преступного Птолемея. С другой стороны, через другие ворота пытался проникнуть в город также и Птолемей; но народ, успев уже принять Гиркана, оттолкнул его от себя. Последний немедленно отступил к Дагону - одной из тех крепостей, которые возвышаются над Иерихоном; Гиркан же, возведенный в сан первосвященника, совершил жертвоприношение и спешил догнать Птолемея с целью освободить из его рук свою мать и братьев.

4. При наступлении на крепость он был хотя сильнее осажденного, но понятная сердечная боль делала его слабым; каждый раз, когда Птолемей видел себя в опасности, он приказывал выводить на стену мать и братьев Гиркана и бичевать их на его глазах, грозя при этом сбросить их со стены, если он тотчас не отступит. При виде этого Гирканом овладевал не столько гнев, сколько жалость и страх. Тщетно мать, хладнокровно вынося удары и не робея пред угрожающей смертью, простирала руки к сыну, умоляя его не щадить злодея из жалости к ее пыткам, тщетно она уверяла сына, что она предпочтет жизни смерть из рук Птолемея, если только последний понесет заслуженную кару за преступления, совершенные им против их дома; каждый раз, когда Гиркан, изумляясь твердости своей матери, слышал ее мольбы, он с неудержимою яростью возобновлял атаку; но как только на стене начиналась ужасная сцена истязания старухи, его сердце охватывала боязнь и жалость и он делался мягким и чувствовал невыносимую боль. Так осада затянулась и продлилась до наступления субботнего года, который празднуется иудеями через каждые семь лет, точно так же, как суббота - в седьмой день недели. Освобожденный вследствие этого от осады, Птолемей умертвил братьев Иоханана вместе с его матерью и бежал к филадельфийскому тирану Зенону, прозванному Котилой.

5. Между тем Антиох, все еще пьшавший гневом за неудачи, испытанные им в борьбе с Симоном, проник опять во главе войска в Иудею и осадил Гиркана в Иерусалиме. Тогда Гиркан открыл склеп Давида, бывшего самым богатым царем, взял оттуда 3000 талантов и подарком в 300 талантов склонил Антиоха снять осаду и удалиться; остальную сумму он употребил на содержание чужеземных наемных войск. Он был первый иудей, который это сделал.

6. Для отмщения Антиоху Иоханан воспользовался походом его в Мидию. В том оправдавшемся впоследствии предположении, что главные силы выступили из сирийских крепостей, он бросился на эти последние и взял Медаву, Самею с окрестными городами, затем - Сиким и Гаризин; дальше он покорил хутеян, живших вокруг храма, выстроенного по образцу иерусалимского, а также и немало идумейских городов, в том числе Адореон и Мариссу.

7. Затем он пошел на Самарию, где теперь расположен город Себаста, построенный царем Иродом, обвел ее валом и поручил осаду двум своим сыновьям, Аристобулу и Антигону. Так как последние тесно обложили город со всех сторон, то среди жителей его настал такой страшный голод, что они вынуждены были питаться самым необыкновенным. В своей нужде они обратились за помощью к Антиоху Кизикену, который охотно откликнулся на их зов, но был побежден Аристобулом и Антигоном. Преследуемый братьями до Скифополиса, Антиох спасся бегством; победители же вернулись обратно к Самарии, снова заперли в ней жителей, покорили, наконец, город, срыли крепость до основания и жителей взяли в плен. Переходя от победы к победе и не давая охладеть охватившему их воинскому пылу, они двинулись со своим войском вперед до Скифополиса, разрушили этот город и опустошили всю страну по эту сторону Кармильского хребта.

8. Зависть к счастью Иоханана и его сыновей вызвала внутренние беспорядки. Многие соединились для борьбы с ними и не успокоились до тех пор, пока не вспыхнуло открытое восстание, в котором, однако, заговорщики потерпели поражение. Остаток своих лет Иоханан провел счастливо. Он умер после полного тридцатитрехлетнего правления, оставив после себя пятерых сыновей. И был он в самом деле счастлив во всех отношениях. Весь ход его жизни не дает никакого повода в чем-либо попрекать его судьбу. Иоханану достались все три высших блага: главенство над народом, первосвященство и пророческий дар. Божественное откровение так часто снисходило на него, что ничто из будущего не было от него скрыто. Так, он предвидел и предвещал, что оба его старших сына не останутся долго у кормила правления. Стоит рассказать трагическую историю этих сыновей, тем более что она так резко расходится со счастливой жизнью их отца.


Аристобул, первый возложивший на себя царскую диадему, умерщвляет свою мать и своих братьев и сам умирает после одногодичного правления.

1. После смерти отца, по прошествии 471 года и 3 месяцев после возвращения из вавилонского пленения, старший из сыновей, Аристобул, возложив на себя корону, первый принял царский титул. Первого из своих младших братьев, Антигона, к которому питал сильную привязанность, он почитал, как равного себе; остальных же братьев он бросил в темницу закованными в кандалах; даже родную мать, оспаривавшую у него власть, вследствие того что по завещанию Иоханана она, собственно, и была названа главной руководительницей государственными делами, Аристобул подвергнул заточению и так далеко зашел в своей жестокости, что заставил ее умереть в темнице голодной смертью.

2. Однако вскоре последовало отмщение, и связано это было с братом его, Антигоном, которого он так нежно любил, что даже возвысил на степень соправителя. Он убил и этого своего любимца вследствие гнусной интриги, сплетенной злыми придворцами. Вначале Аристобул не доверял злым языкам: он слишком любил Антигона - и разные толки и пересуды о нем приписывал больше зависти. Но однажды, когда Антигон с триумфом возвратился из похода к празднику, в который иудеи по издревле сохранившемуся обычаю для чествования Бога устраивают шатры, Аристобул как раз в те дни заболел; Антигон к концу праздника в сопровождении своего тяжело вооруженного войска со всевозможной пышностью отправился в храм, чтобы тем усерднее помолиться за брата. Этим воспользовались придворные интриганы, которые явились к царю, нарисовали ему живую картину торжественного шествия и гордого поведения Антигона, совсем-де не подобающего ему как честному человеку; с таким сильным отрядом, говорили они, он прибыл не иначе как с целью низвержения царя; ему мало одной чести быть соправителем, он думает еще завладеть и самим царством.

3. Почти против воли поверил этому Аристобул. Желая замаскировать свои подозрения, а с другой стороны - обезопасить себя на всякий случай, он поставил своих телохранителей в один из темных подземных ходов замка, раньше называвшегося Варисом, но впоследствии прозванного Антонией, и приказал им свободно пропустить Антигона, если он придет без оружия, но убить его тотчас, как только он явится вооруженным. Самому Антигону он заранее послал сказать, чтобы он пришел к нему невооруженным. Воспользовавшись этим случаем, смертельные враги Антигона совместно с царицей составили очень коварный план. Они уговорили царских послов умолчать о настоящем повелении царя и вместо этого передать Антигону, что брат слышал о пышных доспехах, которые он приготовил себе в Галилее; прикованный же к постели, он до сих пор не мог принять его; теперь, однако, ввиду его скорого отбытия, царь охотно видел бы его в этом блестящем наряде.

4. Услышав это и не подозревая ничего дурного, Антигон, в полном вооружении, как к параду, отправился к назначенному месту; но как только приблизился к темному проходу называвшемуся Стратоновой башней, он был умерщвлен телохранителями. Факт этот служит явным доказательством силы клеветы, разрывающей все узы благоволения и родства; никакое благородное и возвышенное чувство не достаточно сильно, чтобы оказать противодействие низкому чувству зависти.

5. Известную сенсацию произвел тогда некто Иуда из ессеев, отличавшийся всегда меткостью и верностью своих прорицаний. Увидев в тот день Антигона удаляющимся из храма, он обратился к своим ученикам, окружавшим его всегда в большом количестве, и воскликнул: 'Ах! Теперь мне бы умереть, после того как правда умерла на моих глазах и одно из моих пророчеств оказалось ложным: Антигон жив! Он, который сегодня должен был умереть! Местом погибели предназначена ему судьбой Стратонова Башня; но до этого места 600 стадий, а уже четвертый час дня! Время изобличает пророчество во лжи!' Старец умолк, погрузившись в тяжелое раздумье. Скоро сделалось известным убийство Антигона у подземного прохода, который так же, как и город Кесария, на берегу моря, назывался Стратоновой башней. Это-то обстоятельство и спутало предвещателя.

6. Раскаяние в совершенном преступлении усугубляло между тем болезнь Аристобула: терзаемый угрызениями совести, он начал быстро чахнуть, болезненные припадки все больше учащались, и, наконец, во время одного такого припадка с ним случилось сильное кровоизлияние. Слуга, унесший кровь, по какому-то удивительному божественному предопределению поскользнулся на том самом месте, где Антигон был умерщвлен, и кровь убийцы вылилась на видневшиеся еще кровяные брызги от убитого. Очевидцы этого происшествия думали, что слуга нарочно вылил туда кровь, и подняли неистовый крик. Царь, услышав шум, спрашивал о причинах - никто не хотел ему объяснить; когда же он начал настойчиво требовать и грозить, то ему сказали всю правду. Тогда глаза его наполнились слезами, вздыхая еле слышно, насколько позволяли ему ослабевшие силы, он произнес: 'Не мог же я с моими злодействами укрыться от великого ока Божия! Быстро постигла меня кара за братоубийство! Проклятое тело, доколе ты будешь удерживать от матери и брата мою погибшую душу? Доколе я должен каплю за каплей жертвовать им свою кровь? Пусть берут сразу. Пусть божество не глумится больше над жертвоизлиянием, приносимым покойникам моими внутренностями!' Тотчас после этих слов он испустил дух, процарствовав не больше одного года.


Деяния Александра Янная, царствовавшего 27 лет

1. Вдова Аристобула освободила его братьев из заточения и сделала царем Александра, который и по летам, и по превосходству нрава имел, как казалось, на это все преимущества. Достигнув же власти, он лишил жизни одного из своих братьев, домогавшегося престола; другому же брату, довольствовавшемуся частной и спокойной жизнью, он оказывал полное уважение.

2. Ему пришлось вступить в войну с Птолемеем Лафуром, покорившим город Асохис. Хотя он и наносил чувствительные удары неприятельскому войску, но победа все-таки клонилась на сторону Птолемея. Но когда последний, преследуемый своею матерью, Клеопатрой, удалился в Египет, Александр, после успешной осады, захватил в свои руки Гадару, а также сильнейшую из всех прииорданских крепостей Амаф, в которой хранились, между прочим, сокровища Теодора, сына Зенона. Совершенно неожиданно появился вслед за этим Теодор, который возвратил себе похищенные сокровища и овладел еще царским обозом, убив при этом столкновении до 10 000 иудеев. Александр, однако, оправившись после этого поражения, обратился в приморскую область и завоевал Рафию, Газу и Анфедон, названный потом царем Иродом Агриппиадой.

3. Вслед за покорением этих городов против Александра вспыхнуло восстание иудеев; дело разразилось в праздничный день. Вообще у иудеев волнения вспыхивали большей частью во время праздников. Он не так легко справился бы с этим восстанием, если бы ему не помогли чужеземные наемники; это были писидийцы и киликийцы - сирийцев он никогда не принимал на службу вследствие их врожденной национальной вражды к евреям. Убив больше 6000 человек из восставших, он вторгся в Аравию, подчинил себе эту страну, равно как галаадитян и моавитян, которых он обложил данью, и на обратном пути двинулся опять на Амаф. Теодор, убоясь военного счастья своего противника, покинул крепость. Александр нашел ее незащищенной и срыл ее до основания.

4. В последовавшем за этим столкновении с аравийским царем Обедой он потерял всю свою армию. Арабы заманили его на устроенную при Гавлане засаду, где иудейское войско, стиснутое в глубоком ущелье, было раздавлено массой верблюдов. Сам Александр спасся в Иерусалиме; но ужас этого несчастья, разжигая старую ненависть к нему народа, вызвал в стране новое восстание. И на этот раз он одержал верх; в длинном ряду последовавших одна за другой битв он в течение шести лет истребил не менее 50 000 иудеев. Эти победы, достававшиеся ему ценой опустошения своего собственного царства, так мало, однако, радовали его, что он положил оружие и старался словами склонить своих подданных к примирению. Но высказанная им уступчивость и изменчивость характера сделали его в глазах народа еще более ненавистным; когда он, добиваясь причины, спрашивал, что ему делать для того, чтобы умилостивить народ, ему ответили: 'Умереть, ибо и смерть после таких злодейств едва ли может примирить их с ним!' В то же время противники его призвали на помощь Деметрия Эвкера, который, в надежде на более отдаленные последствия, охотно откликнулся на зов и явился со своим войском. При Сикиме (Сихеме) иудеи соединились с союзниками.

5. Александр пошел навстречу союзным силам: против их трехтысячной конницы и 40 000 пехоты он выставил 1000 всадников и 8000 наемной пехоты, кроме того, еще 10 000 иудеев из своих сторонников. До начала битвы цари пытались через герольдов переманить друг у друга отдельные отряды. Деметрий старался привлечь к себе наемников Александра, последний надеялся склонить на свою сторону ставших под знамя Деметрия иудеев. Но так как иудеи сохранили свою злобу, а эллины - верность, то решение дела должно было быть предоставлено оружию. Хотя наемные войска Александра выказывали в сражении немало храбрости и мужества, победа все-таки осталась за Деметрием; конечный же результат этой битвы оказался, однако, одинаково неожиданным для обеих сторон: у победителя не остались те, которые его призвали, так как к побежденному, бежавшему в горы, перешли из жалости к его несчастью 6000 иудеев. Такой оборот дела до того обескуражил Деметрия, что он немедленно удалился, полагая, что теперь весь народ перейдет на сторону Александра и последний сделается опять сильным и способным к сопротивлению.

6. Однако и после удаления союзников остальные иудеи не прекратили враждебных действий против Александра и продолжали беспрерывную борьбу с ним до тех пор, пока большая часть из них не погибла, а другая, загнанная в город Бемеселис, после разрушения последнего, была взята в плен и приведена в Иерусалим. Александр в своем яростном гневе покончил с ними самым безбожным образом: восемьсот пленников были распяты в центре города в то время, когда жены и дети казненных были изрублены на их же глазах. Сам Александр созерцал эту кровавую резню, пиршествуя в сообществе своих наложниц. Народ охватил такой панический страх, что в следующую же ночь 8000 граждан из среды противников царя поспешили перебраться через границу Иудеи, и только смерть Александра положила конец их вынужденному изгнанию. Доставив, наконец, своему государству такими мероприятиями поздний и с трудом добытый покой, Александр сложил оружие.

7. Новые беспокойства причинил ему Антиох, прозванный Дионисом, брат Деметрия, последний из Селевкидов. Когда Антиох Дионис выступил в поход против арабов, Александр, опасаясь вторжения его в Иудею, велел выкопать глубокий ров на всем протяжении от подошвы горы при Антипатрисе до прибрежья Иоппии, построить вдоль рва высокую стену с деревянными башнями наверху, чтобы этими сооружениями загородить легкодоступные места. Он, однако, не мог остановить Антиоха: последний сжег башни, засыпал ров, перешагнул со своим войском через укрепленную линию и продолжил свой поход в Аравию, решившись отомстить впоследствии тому, кто пытался создать ему препятствия. Аравийский же царь, отступив назад в более благоприятную для борьбы местность, быстро повернул свою десятитысячную конницу и неожиданно напал на Антиоха, прежде чем его войска успели выстроиться в боевой порядок. В последовавшем затем ожесточенном сражении войска Антиоха, несмотря на чувствительные удары, нанесенные им арабами, храбро держались все время, пока Антиох сам мужественно дрался впереди них; но когда он пал (с целью поддержать мужество солдат он всегда подвергал себя величайшим опасностям), они все отступили назад; большая часть их была смята или в самом сражении, или на пути бегства; остаток же армии, спасшийся в деревню Кану, за немногими единичными исключениями, сделался жертвой голода.

8. Жители Дамаска из ненависти к Птолемею, сыну Менная, призвали к себе Арету и назначили его царем Келесирии. Последний пошел против Иудеи, разбил Александра в одном сражении, но после состоявшегося мирного соглашения отступил. Александр же завоевал после этого Пеллу и из жадности к сокровищам Теодора отправился на Геразу, обвел ее тройным валом и взял город штурмом. Вслед за этим он опустошил Гавлан, Селевкию и так называемую Антиохову долину; дальше он взял сильную крепость Гамалу, устранил местного начальника Деметрия, вследствие многочисленных на него жалоб населения, и по окончании этого похода, длившегося целых три года, возвратился в Иудею, где за свои военные подвиги был радушно встречен народом. Отдых после войн породил в нем болезнь, выразившуюся в лихорадке, которая возвращалась к нему через каждые четыре дня. Полагая, что кипучая военная деятельность избавит его от болезни, он предпринял преждевременный поход; но, напрягая через меру свои силы, он в этом новом походе нашел свою смерть. Он умер в самом разгаре военной сутолоки, после 27-летнего царствования.


Девятилетнее царствование Александры и возвращение власти к фарисеям.

1. Правление он оставил своей жене Александре, в том убеждении, что ей народ будет повиноваться охотнее, так как она никакого участия не принимала в зверских расправах мужа, а, напротив, постоянно противодействовала его беззакониям, чем и приобрела себе доверие иудеев. Надежда его не обманула. Слава благочестия, которой эта женщина пользовалась, доставила ей господство. Она строго соблюдала старинные народные обычаи и устранила от дел нарушителей священных законов. Из двух сыновей, прижитых ею с Александром, она произвела в первосвященники Гиркана, так как он был старший и притом слишком вял для того, чтобы участие его в делах правления могло сделаться для нее опасным. Младшего же, Аристобула, отличавшегося пылким характером, она заставила удалиться в частную жизнь.

2. Ближайшее участие в правлении приняли при ней фарисеи - иудейская партия, последователи которой почитаются наиболее благочестивыми и компетентнейшими толкователями законов. Богобоязненная Александра была им очень преданна; они же, пользуясь ее простотой и вкрадываясь мало-помалу в ее доверие, вскоре сделались фактическими правителями, изгоняя и милуя, освобождая и заточая всех, кого им заблагорассудилось. Одним словом, они наслаждались всеми выгодами правления, а Александра носила его тяжести и расходы. Впрочем, она сама была занята более важными делами. Набирая все больше и больше войска внутри страны и вербуя немало наемников извне, она вдвое увеличила вооруженные силы своего государства и сделалась страшной даже для соседних князей. Так она господствовала над другими, а над нею самой - фарисеи.

3. Эти последние были виновниками смерти одного знатного гражданина, Диогена, друга Александра, которого они обвинили в том, что распятие восьмисот совершено было Александром по его наущению; они также довели Александру до того, что она лишила жизни и других лиц, подстрекавших Александра на это дело. Из религиозного страха она уступала, а фарисеи сметали с пути, кого только хотели. Знатнейшие из опальных прибегли к заступничеству Аристобула, которому удалось уговорить свою мать пощадить этих людей, во внимание к их высокому положению, и если уже признать их виновными, то ограничить наказание изгнанием их из столицы. Их освободили от смертной казни, и они рассеялись по стране. В это же время Александра послала войско в Дамаск (поводом послужил Птолемей, притеснявший всегда этот город) и взяла его без особенных усилий. Армянского царя, Тиграна, осаждавшего Клеопатру в Птолемаиде, она старалась склонить к отступлению путем мирных переговоров и подарков; но встревоженный вдруг беспорядками, возникшими в его собственной стране, вследствие вторжения в Армению Лукулла, Тигран сам вынужден был удалиться.

4. Александра между тем заболела. Младший сын ее Аристобул тотчас воспользовался представившимся случаем. При помощи многочисленных горячих приверженцев, очарованных его юношеским пылом, он овладел всеми крепостями; на добытые там деньги он набрал наемное войско и объявил себя царем. Из жалости к воплям Гиркана Александра приказала заключить жену и детей Аристобула в Антонию. Это была крепость, примыкавшая к северу от храма и называвшаяся раньше, как выше было сказано, Варисом, но впоследствии, при Антонии, получившая его имя, подобно тому как Себаста и Агриппиада и другие города вместо прежних своих имен получили названия от Себаста (Августа) и Агриппы. Однако прежде чем Александра успела наказать Аристобула за похищение престола у брата, она умерла, процарствовав девять лет.


Гиркан, наследник Александры, отказывается от престола в пользу Аристобула. - Стараниями Антипатра и с помощью Ареты снова возвращается к власти. - В загоревшемся затем между братьями споре Помпей выступает в качестве судьи.

1. Хотя законным наследником престола был Гиркан, которому мать перед смертью передала правление, но превосходство силы и ума было на стороне Аристобула. Поэтому при первом же столкновении братьев у Иерихона большинство войска покинуло Гиркана и перешло к Аристобулу. Первый бежал с немногими оставшимися ему верными людьми и достиг Антонии, где он овладел женой и детьми Аристобула как залогом своего спасения. И действительно, прежде чем дело дошло до окончательного разрыва, достигнуто было миролюбивое соглашение, по которому Аристобулу досталось царство, а лишенному короны Гиркану обещаны были все почести, подобающие брату государя. На этих условиях братья помирились в храме, дружески обнялись на глазах окружавшего их народа и обменялись жилищами: Аристобул отправился в царский дворец, Гиркан - в дом Аристобула.

2. Противникам так неожиданно воцарившегося Аристобула сделалось жутко; больше всех имел основание опасаться издавна и глубоко ненавистный ему Антипатр. Родом идумеянин, он по знатному своему происхождению, богатству и могуществу сделался первым человеком в своем народе. Этот Антипатр, с одной стороны, убедил Гиркана бежать к аравийскому царю Арете, чтобы при его помощи возвратить себе царское достоинство, а с другой - уговорил Арету принять у себя Гиркана и содействовать его возвращению к власти. При этом он в глазах аравийского царя в такой же степени очернил Аристобула, в какой превознес Гиркана, побуждая его таким образом оказать последнему гостеприимство. Вместе с тем он ему поставил на вид, как это приличествует повелителю такого могущественного государства, простирать свое покровительствующее крыло над угнетенными, а в данном случае угнетенным является Гиркан, у которого похитили корону, принадлежащую ему по праву старшинства. Подготовив таким образом обе стороны, он ночью в сообществе Гиркана тайно оставил Иерусалим и вместе с ним благополучно добрался до Петры, столицы Аравии. Здесь он передал его в руки Ареты; льстивыми речами и богатыми подарками выпросил у него в свое распоряжение войско, которое должно было возвратить Гиркану отнятый трон; войско это состояло из 50 000 человек пехоты и конницы. Противиться такой силе Аристобул был не в состоянии; в первой же схватке он был побежден и, оставленный своими приверженцами, поспешно отступил к Иерусалиму. Тут он, наверное, попал бы в руки осаждавшего его врага, если бы римский полководец Скавр, используя междоусобицу, не нагрянул как раз в это время в город и не заставил снять осаду. Он, собственно, был послан Помпеем, покорителем Тиграна, из Армении в Сирию; но, прибыв в Дамаск, незадолго перед тем завоеванный Метеллом и Лоллием, и сменив последних, он узнал о положении вещей в Иудее и поспешил туда, как к счастливой находке.

3. Едва только он вступил в страну, как уже явились к нему послы от обоих братьев с просьбой о помощи одному против другого. 300 талантов Аристобула оказались более тяжеловесными, нежели все права Гиркана. За эту плату Скавр послал герольда к Гиркану и арабам с приказанием от имени римлян и Помпея немедленно снять осаду. Устрашенный Арета выступил из Иудеи в Филадельфию, а Скавр возвратился обратно в Дамаск. Аристобул, однако, не удовлетворился одним лишь избавлением от грозившего ему плена: погнавшись за неприятелем, он его настиг у так называемого Папирона, дал ему здесь сражение, в котором убил свыше 6000 человек, в том числе и брата Антипатра, Фалиона.

4. Лишившись поддержки союзников, Гиркан и Антипатр возложили теперь все свои надежды на своих противников, и так как Помпей, по прибытии в Сирию, остановился в Дамаске, то они поспешили туда. Без подарков, опираясь лишь на представленные ими уже Арете мотивы и доводы, они умоляли его положить конец насильственным действиям Аристобула и посадить на престол того, который заслуживает его как по старшинству, так и по нравственным качествам. Аристобул также не бездействовал: рассчитывая на подкупленного Скавра, он представился Помпею во всем блеске своего царского величия. Но, считая ниже своего достоинства играть роль покорного слуги, не желая, хотя бы и для защиты своих интересов, опуститься на одну степень ниже, чем позволяло ему его высокое положение, он, сопроводив Помпея до города Диона, ушел обратно.

5. Оскорбленный таким поведением, осажденный, кроме того, неотступными просьбами Гиркана и его друзей, Помпей выступил с римскими легионами и многими союзными войсками из Сирии против Аристобула; он уже минул Пеллу и Скифополис и достиг Кореи - пограничного города Иудеи, - как узнал вдруг, что Аристобул бежал в Александрион (богатый и укрепленный замок на высокой горной вершине). Тогда он послал ему приказание немедленно явиться к нему; Аристобул же, задетый строгим повелительным тоном Помпея, готов был предпочесть крайнюю опасность рабскому повиновению; но, заметив упадок духа среди своих людей и уступив советам друзей, представивших ему всю трудность сопротивления римскому войску, он сошел к Помпею. Подробно изложив ему свои права на престол, он возвратился обратно в замок. Еще раз он сошел с горы по приглашению брата, спорил с ним о своих правах и снова, не встречая препятствий со стороны Помпея, вернулся к себе. Так он, между страхом и надеждой, несколько раз сходил с горы, чтобы просьбами склонить в свою пользу Помпея, и каждый раз восходил обратно, чтобы не казаться малодушным и заранее уже готовым сдаться. Но когда Помпей потребовал от него сдачи крепостей и принудил его собственноручно написать об этом комендантам, ибо последние были снабжены инструкцией действовать лишь по его письменным приказам, то, исполнив все это по принуждению, он вслед за тем с негодованием отступил к Иерусалиму и начал готовиться к войне с Помпеем.

6. Этот же поспешил вслед за ним, не давая ему времени на военные приготовления. Известие о смерти Митридата, полученное им в Иерихоне, придало ему еще больше энергии к борьбе. Земля Иерихонская - самая плодородная в Иудее, производящая в огромном изобилии пальмовые деревья и бальзамовые кустарники. Нижние части стволов этих кустов надрезывают заостренными камнями и капающие из надрезов слёзы собирают, как бальзам. В этой местности Помпей отдохнул ночь и на следующий день, рано утром, скорым маршем двинулся к Иерусалиму. Устрашенный его появлением, Аристобул вышел к нему навстречу с мольбой о пощаде. Обещанием денег, добровольной сдачей города и предоставлением самого себя в его распоряжение он смягчил его гнев; но ни одно из этих обещаний не было исполнено: Габиния, посланного Помпеем за получением денег, приверженцы Аристобула не впустили даже в город.


Помпей, взяв Иерусалим и храм, входит в Святая Святых. - Дальнейшие его действия в Иудее.

1. Раздраженный Помпей приказал взять под стражу Аристобула и, приблизившись к городу, стал высматривать удобное место для нападения. Он нашел, что городские стены сами по себе настолько крепки, что штурмовать их будет чрезвычайно трудно, что эти стены окружены еще страшным рвом, а площадь храма, находящаяся по ту сторону рва, снабжена такими сильными укреплениями, которые после взятия города могут служить убежищем для осажденных.

2. Так размышляя, Помпей долгое время оставался в нерешительности; а между тем среди жителей города вспыхнул раздор: партия Аристобула требовала вооруженного сопротивления и освобождения царя; сторонники же Гиркана склонялись к тому, чтобы открыть ворота перед Помпеем. Страх перед находящимся на виду хорошо организованным римским войском все больше и больше увеличивал число сторонников последнего мнения. Наконец приверженцы Аристобула, увидев себя в меньшинстве, отступили К храму, уничтожили мост, служивший сообщением между последним и городом, и стали готовиться к отчаянному сопротивлению. Остальные же приняли в город римлян и предоставили в их распоряжение царский дворец. Тогда Помпей отрядил туда войско под предводительством Пизона. Последний занял весь город, и так как ему не удалось переманить ни одного из укрывшихся в храме, то он начал приспособлять все кругом к атаке; приверженцы Гиркана усердно помогали ему в этом деле и словом, и делом.

3. Сам Помпей, расположившись на северной стороне, велел заполнить овраг и все углубление долины, для чего солдаты собирали разные материалы. Уравнивание этого места, не говоря уже о значительной его глубине, встречало чрезвычайные затруднения со стороны осажденных иудеев, которые всеми средствами и силами мешали успешному ходу работы. И все усилия римлян остались бы тщетными, если б Помпей не воспользовался субботним днем, когда евреи, в силу своих религиозных запретов, удерживаются от всякой работы. В этот день Помпей приказал возвысить насыпь, запретив вместе с тем солдатам вступать в схватку с иудеями, так как для личной обороны они могут сопротивляться и в субботу. Когда ложбина была таким образом заполнена, он построил высокие башни, поставил на них привезенные из Тира машины, которые и привел в действие; в то же время солдаты метали камни, сбивая со стены ее защитников, которые всеми силами мешали римлянам в их разрушительной работе. Больше всего устояли воздвигнутые здесь башни, отличавшиеся громадностью и изящной отделкой.

4. Сколько ни терпели римляне при этой осаде, они все-таки должны были удивляться стойкости иудеев вообще и в особенности тому, что они под самым жестоким градом камней и стрел не упускали ни одного малейшего обряда их богослужения, точно глубокий мир царил вокруг них, - совершались со всей пунктуальностью ежедневные жертвоприношения, омовения и вообще весь порядок богослужения. Даже после взятия храма, когда кровь их лилась ежедневно вокруг алтаря, они не переставали совершать обычное богослужение. На третий месяц осады, после того как римляне с большим трудом разрушили одну из башен, они проникли в храмовый двор. Первый, который отважился перескочить через стену, был Фауст Корнелий, сын Суллы; за ним последовали два предводителя, Фурий и Фабий, - каждый со своим отрядом; они оцепили иудеев со всех сторон и убивали одних после краткого сопротивления, других на пути бегства в храм.

5. Здесь-то многие священники при виде неприятелей, устремившихся на них с обнаженными мечами, неустрашимо оставались на своих постах, продолжая свое служение; они совершали жертвоприношения с возлиянием и курением, думая только о своих богослужебных обязанностях и нисколько не заботясь о своем личном спасении. Большая часть была умерщвлена противниками из их же соплеменников. Многие находили смерть в глубоких ущельях, куда они бросались со стены, иные, приведенные с отчаяния в бешенство, подожгли постройки, примыкавшие к стенам, и вместе с ними погибли в пламени. Двенадцать тысяч иудеев погибло тогда; римляне имели весьма немного мертвых, но больше раненых.

6. Ничто, однако, так глубоко не сокрушало народ в тогдашнем его несчастье, как то, что незримая до тех пор Святая Святых была открыта чужеземцами. Помпей, в сопровождении своей свиты, вошел в то помещение храма, куда доступ был дозволен одному лишь первосвященнику, и осмотрел все его содержимое: подсвечник с лампадами, стол, жертвенные чаши и кадильную посуду - все из чистого золота, - массу сложенного фимиама и храмовый клад, состоявший из 2000 талантов. Однако он не коснулся ни тех, ни других драгоценных вещей! Более того, на следующий же день после штурма он дозволил очистить храм и возобновить обычное жертвоприношение. Гиркана он утвердил в должности первосвященника, так как во время осады он показал себя чрезвычайно преданным, а главное, потому, что умел удержать сельское население, поднявшееся на помощь Аристобулу. Точно так же он, как подобает доброму полководцу, старался успокоить народ больше милостью, чем строгостью. В числе военнопленных находился также тесть Аристобула, который вместе с тем был и его дядей. Главных зачинщиков войны он казнил топором; Фауста и других бойцов, храбро боровшихся вместе с ним, он наградил ценными подарками. На Иудею и Иерусалим он наложил дань.

7. Все города, которые иудеи завоевали в Келесирии, он отнял назад, поставив их в зависимость от тогдашнего римского легата; иудейское же царство он ограничил его собственными границами. В угоду одному своему вольноотпущеннику Дмитрию, родом из Гадары, он вновь отстроил этот город, раньше разрушенный иудеями. Кроме того, он освободил от их владычества все те города внутри страны, которые не были ими разрушены, а именно: Ипп, Скифополис, Пеллу, Самарию, Мариссу вместе с Азотом, Ямнией и Арефузой, равно как и приморские города: Газу, Иоппию, Дору и Стратонову Башню, которая впоследствии была с необыкновенным великолепием перестроена царем Иродом и названа им Кесарией. Все эти города он возвратил коренным жителям и присоединил их к Сирийскому наместничеству. Поручив Скавру начальство как над этими городами, так и над Иудеей и всей страной между Египтом и Евфратом, оставив ему также два легиона, Помпей сам поспешно отправился через Киликию в Рим, куда, в качестве пленных, повел Аристобула со всем его семейством, состоявшим из двух дочерей и двух сыновей. Один из последних, Александр, бежал в дороге, младший же, Антигон, и его сестры были доставлены в Рим.


Александр, сын Аристобула, бежавший от Помпея, воюет с Гирканом, но, побежденный Габинеем, передаёт ему крепости. - Аристобул бежит из Рима и собирает войско, но, разбитый римлянами, снова попадает в плен. - Дальнейшие события при Габинии, Крассе и Кассии.

1. Между тем Скавр предпринял поход в Аравию. Дикая природа местности воспрепятствовала ему достичь Петры, зато он разорил окрестности Пеллы, хотя и здесь переносил много тяжких испытаний, так как солдаты его страдали от голода. Гиркан подсылал ему через Антипатра съестные припасы; последнего, как друга Ареты, Скавр отправил к аравийскому царю с предложением купить себе мир за известную денежную плату. Араб действительно согласился дать 300 талантов, по получении которых римляне очистили Аравию.

2. Теперь над Гирканом стряслась новая беда в лице бежавшего от Помпея Александра, сына Аристобула, который мало-помалу набрал сильное войско и, опустошая все на пути, вторгся в Иудею. Можно было ожидать, что он в скорости свергнет Гиркана, так как он устремился в Иерусалим и отважился даже на попытку обновить стену, уничтоженную Помпеем; но ему на пути стал Габиний, преемник Скавра в Сирии, храбрый, испытанный во многих битвах воин. Испуганный его приближением, Александр набрал еще больше войска, так что он имел уже 10 000 тяжеловооруженных и 1500 всадников, и укрепил подходящие места, как Александрион, Гирканион и Махерон, близ Аравийских гор.

3. Габиний послал Марка Антония с частью войска вперед, а сам последовал за ним, предводительствуя главной армией. Отборные дружины Антипатра и остальное иудейское войско под предводительством Малиха и Пифолая соединились с Марком Антонием и его военачальниками и двигались навстречу Александру. Вскоре прибыл также Габиний со своей фалангой. Александр понял, что не в силах померяться с союзными войсками и отступил назад; но уже близ Иерусалима он был вынужден сражаться. Здесь он потерял 6000 человек: 3000 пало мертвыми, а 3000 взято в плен. С уцелевшим остатком войск он бежал в Александрион.

4. Когда Габиний прибыл в Александрион и нашел массу расположенных лагерем иудеев, он попытался овладеть ими без сражения, обещав им полное прощение за все свершившееся. Но так как те и знать не хотели о миролюбивом соглашении, то он многих убил, а других загнал в крепость. В этой битве особенно выделился Марк Антоний, который хотя везде показывал себя храбрым, но нигде не отличался так, как здесь. Габиний оставил часть войска для взятия крепости, а сам отправился в путь и занялся приведением в лучший вид уцелевших городов и восстановлением разрушенных. Так, по его приказанию, снова были заселены Скифополис, Самария, Анфедон, Аполлония, Ямния, Рафия, Марисса, Адореон, Гамала и Азот и еще многие другие города, в которые жители радостно возвращались обратно.

5. Покончив со всеми этими делами, он возвратился опять в Александрион и так настойчиво подвинул осаду вперед, что Александр, придя совсем в отчаяние, послал к нему герольдов с просьбой простить ему ошибки, передал ему находившиеся еще в его руках обе крепости, Гирканион и Махерон, и вслед за тем сдал также и Александрион. По совету матери Александра Габиний срыл эти крепости для того, чтобы они не сделались опорными пунктами новой войны. Эта женщина, озабоченная судьбой мужа и остальных своих детей, находившихся в плену в Риме, прибыла к Габинию с целью умилостивить и смягчить его. После этого Габиний повел Гиркана в Иерусалим и передал ему заведывание храмом; государственное правление он устроил таким образом, что во главе его стали знатнейшие граждане. Всю страну он разделил на пять округов с общественным управлением в каждом, а главными окружными городами были: Иерусалим, Гадара, Амаф, Иерихон и Сепфорис в Галилее. Народ с радостью увидел себя освобожденным от единовластия, которое уступило место аристократическому правлению.

6. Вскоре, впрочем, поднялись новые волнения, причиной которых был Аристобул, бежавший из Рима и увлекший за собой опять массу иудеев, К нему стекались, с одной стороны, искатели приключений, с другой - действительно преданные ему люди. Сперва он попытался было вторично укрепить занятый им Александрион, но, узнав, что Габиний послал против него войско под начальством Сизенны, Антония и Сервилия, он отступил назад в Махерон. При этом он отпустил обременявшую его беспорядочную толпу и оставил у себя только тяжеловооруженных воинов около 8000, в числе которых находился также Пифолай - иерусалимский легат, перешедший к нему с 1000 солдат, Но римляне преследовали их по пятам, и немного времени прошло, как оба войска стояли уже лицом к лицу. Люди Аристобула, храбро сражаясь, хотя и долго удерживали за собой поле битвы, но затем были побеждены римлянами: 5000 человек полегло на месте, до 2000 спаслось на одной из возвышенностей, остальные 1000 с Аристобулом пробились через неприятельские ряды и, преследуемые римлянами, собрались в Махероне. Отдохнув в первый вечер в развалинах Махерона, царь укрепил, как мог, свой лагерь и надеялся, что если военные действия на некоторое время прекратятся, то он будет в состоянии укомплектовать новое войско; но римляне не замедлили напасть на него вторично. Целых два дня сопротивлялся Аристобул, употребляя для своей защиты почти сверхъестественные усилия; но, наконец, он был взят в плен и, закованный в цепи вместе с сыном Антигоном, также бежавшим из Рима, был доставлен к Габинию, который вторично отправил их в Рим. Сенат заключил Аристобула в тюрьму, а его детей отпустил обратно в Иудею, так как Габиний письменно сообщил, что он обещал жене Аристобула свободу ее детям взамен выданных ему крепостей.

7. После этого Габиний отправился в поход против парфян, но, достигнув уже Евфрата, он вернулся, чтобы защитить интересы Птолемея в Египте. Гиркан и Антипатр оказывали ему в этом деле существенные услуги: последний снабдил его деньгами, оружием, провиантом и вспомогательными отрядами, а первый уговорил египетских иудеев, занимавших проходы к Пелузию, беспрепятственно пропустить Габиния. В отсутствие же Габиния остальную часть Сирии охватило сильное волнение, и в то же время сын Аристобула, Александр, побудил иудеев к восстанию. Он собрал несметное количество войска и поставил себе задачей истребить всех римлян в пределах иудейского государства. Озабоченный этим движением Габиний (которого сирийские беспорядки призвали обратно из Египта) послал Антипатра к некоторым вожакам восстания, которых удалось действительно отвлечь от участия в нем; тем не менее у Александра осталось еще 30 000 человек; он горел желанием померяться силами с неприятелем и выступил для борьбы во главе иудеев, шедших навстречу неприятелю. У горы Итавирион обе армии столкнулись: 10 000 иудеев пало мертвыми, остальная масса была рассеяна. Габиний вступил в Иерусалим и изменил государственное правление по воле и желанию Антипатра. Отсюда он пошел на набатеев, разбил их наголову и помог бежавшим из Парфии Митридату и Орсану спастись бегством, объявив своим солдатам, что они скрылись.

8. После Габиния в управление Сирией вступил Красс. Для своего похода против парфян он взял из Иерусалимского храма, кроме других находившихся там золотых вещей, и те 2000 талантов, которые были оставлены нетронутыми Помпеем. Перейдя через Евфрат, он сам погиб вместе со своей армией. Впрочем, здесь не место об этом распространяться.

9. После смерти Красса парфяне пытались напасть на Сирию; но Кассий, бежавший в эту провинцию, отбил их. Утвердившись в Сирии, он поспешил в Иудею, взял Тарихею, обратил около 30 000 иудеев в рабство и убил Пифолая, который вербовал инсургентов в пользу Аристобула, Совершить это убийство советовал ему Антипатр. Последний имел от своей жены, знатной аравитянки по имени Кипра, четырех сыновей: Фазаеля, Ирода (впоследствии царь), Иосифа и Ферора, да еще одну дочь Саломею. Связанный дружбой со всеми сильными тогдашнего мира, расположив их всех своим широким гостеприимством, он в особенно тесных отношениях находился с аравийским царем, с которым сроднился посредством брака. К нему на попечение он послал своих детей во время войны с Аристобулом. Кассий, вынудив у Александра обещание держать себя спокойно, отправился обратно к Евфрату, чтобы воспрепятствовать парфянам переход через него. Но об этом в другой раз.


Смерть Аристобула от рук друзей Помпея и умерщвление сына его Александра Сципионом. - Антипатр, после смерти Помпея, переходит под покровительство Цезаря и оказывает помощь Митридату.

1. После того как Помпей вместе с сенатом бежал через Ионийское море, Цезарь, сделавшись властелином Рима и всего государства, освободил Аристобула из тюрьмы, дал ему два легиона и поспешно послал его в Сирию, в надежде подчинить себе через него эту провинцию и всю Иудею. Но зависть разрушила доброе желание Аристобула и надежды Цезаря. Приверженцы Помпея отравили ядом Аристобула. Долгое время он даже был лишен погребения в отечественной земле: тело его сохранялось в меду до тех пор, покуда оно не было отослано Антонием иудеям для того, чтобы похоронить его в царских гробницах.

2. И сын его, Александр, также погиб: его казнил топором Сципион в Антиохии. Свершилась эта казнь по письменному приказанию Помпея после того, как против него возбуждено было формальное обвинение во враждебных действиях по отношению к римлянам. Его братьев принял у себя Птолемей, сын Менная, владетель Халкиды у подножия Ливана, послав за ними в Аскалон своего сына Филиппиона. Последнему удалось разлучить Антигона и его сестер с их матерью, вдовой Аристобула, и привести их к своему отцу Он влюбился в младшую сестру и женился на ней; но из-за нее же был лишен жизни своим собственным отцом, который, умертвив сына, сам женился на Александре и вследствие этой женитьбы относился с большой предупредительностью к братьям.

3. После смерти Помпея Антипатр переменил свою личину и начал ухаживать за Цезарем. Когда Митридат из Пергама, стремившийся со своим войском в Египет, вынужден был остановиться возле Аскалона, вследствие того что ему загородили проходы в Пелузий, Антипатр склонил тогда своих друзей арабов поспешить ему на помощь и сам прибыл к нему во главе трехтысячного иудейского войска; кроме того, он поднял на ноги сирийских владетелей, а также проживавших на Ливане Птолемея и Ямблиха, под влиянием которых и тамошние города охотно присоединились к начатой кампании. Ободренный таким приращением сил, которым он обязан был всецело Антипатру, Митридат двинулся к Пелузию, и так как ему отказано было в свободном проходе, то он осадил этот город. И при взятии последнего больше всех отличился Антипатр, который, пробив отведенную ему часть стены, первый со своим отрядом ворвался в город.

4. Хотя Пелузий был уже взят, но войско в своем дальнейшем наступательном движении вновь подвергалось задержкам со стороны египетских евреев, занимавших так называемый Онийский округ. Антипатр, однако, убедил их не только прекратить сопротивление, но еще доставить войску необходимое продовольствие. Вот почему и жившие около Мемфиса не оказывали тогда никакого сопротивления, а добровольно примкнули к Митридату. Последний обогнул Дельту и дал остальным египтянам сражение в местности, называемой Иудейским лагерем. Здесь он вместе со всем правым крылом и очутился в большой опасности, из которой спас его Антипатр, прискакавший к нему по берегу реки, а в то же время левое крыло одолело противника. Затем он накинулся на преследовавших Митридата неприятелей, значительную часть уничтожил, а остальных загнал так далеко, что мог завладеть их лагерем. Он потерял из своих людей только 80, Митридат же в бегстве своем - 800. Спасенный сверх чаяния, Митридат сделал Цезарю вполне правдивое донесение о подвигах Антипатра, не обнаруживая при этом ни малейшей зависти.

5. Цезарь льстил его самолюбию похвалами и, подавая ему надежды, поощрял его на дальнейшие подвиги. И действительно, Антипатр всегда проявлял себя очень отважным бойцом; почти все тело его было покрыто множеством ран, свидетельствовавших о его храбрости. После, когда Цезарь, упрочив дела в Египте, вернулся в Сирию, он наградил его римским гражданством, освободил от податей и, оказывая ему все знаки благоволения и дружелюбия, этим самым сделал его предметом зависти. Ему в угоду он утвердил Гиркана в должности первосвященника.


Цезарь назначает Антипатра наместником Иудеи. Антипатр назначает Фазаеля начальником Иерусалима, а Ирода - в Галилее. - Последний скоро после этого привлекается к суду, но освобождается. - За Секстом Цезарем, коварно убитым Бассом, следует Мурк.

1. В это же время, по странному стечению обстоятельств, сын Аристобула Антигон, явившись к Цезарю, способствовал еще большему возвышению Антипатра. Вместо того чтобы оплакивать своего отца, отравленного, по всеобщему мнению, за отпадение его от Помпея; вместо того чтобы жаловаться на Сципиона против его брата и, не враждуя с кем бы то ни было, возбуждать одно только чистое сострадание, он выступил формальным обвинителем Гиркана и Антипатра. Вопреки всем правам - жаловался он Цезарю - они изгнали его и братьев из их отечества, высокомерно и жестоко обращались с их народом, да и к египетскому походу они не из преданности к особе Цезаря посылали вспомогательные отряды, а из боязни за прежнее свое враждебное отношение к нему и из желания только умыть себе руки от прежней дружбы с Помпеем.

2. Тогда Антипатр сорвал с себя одежду, указал на множество своих ран и сказал, чтобы доказать свою верность Цезарю, он не должен прибегать к словам, - если он даже будет молчать, то его тело достаточно громко говорит за него; но что его поражает, так это смелость Антигона: он, сын врага Рима и римского дезертира, он, которому беспокойный характер и мятежный дух достались в наследие от отца, - он осмеливается жаловаться на других перед римским правителем, он думает еще получить у Цезаря какую-нибудь подачку в то время, когда должен был бы быть рад тому, что еще находится в живых. Да и теперь он стремится к власти не потому, что он в ней так сильно нуждался, а только для того, чтобы иметь возможность опять взволновать иудеев и употребить свою власть во зло против тех, которые ему дадут ее.

3. Когда Цезарь это выслушал, он тем более признал за Гирканом право и преимущество на сан первосвященника, а Антипатру предложил избрать себе по собственному желанию высокий пост. Когда же Антипатр предоставил меру награды самому награждающему, то он назначил его правителем (прокуратором) над всей Иудеей и разрешил ему, кроме того, отстроить срытые стены своего родного города. Акт о дарованных им милостях Цезарь послал в Рим для того, чтобы вырезать его на доске и поставить ее в Капитолии в память его правосудия и заслуг Антипатра.

4. Вслед за этим Антипатр проводил Цезаря из Сирии и возвратился обратно в Иудею. Первым его делом было обновление иерусалимской стены, разрушенной Помпеем. Затем он объехал всю страну с целью успокоить волнения Угрожая, но сохраняя вместе с тем тон доброго советника, он объявлял повсюду, что "люди, преданные Гиркану, будут жить счастливо и спокойно, наслаждаясь благами мира и своим благоприобретенным имуществом; но тот, кто даст себя обольстить несбыточными мечтами преследующих свою личную выгоду мятежников, тот найдет в нем деспота вместо заботливого друга, в Гиркане - вместо отца страны - тирана, а в римлянах и Цезаре - вместо руководителей и друзей - врагов, так как римляне не потерпят унижений того, кого они сами возвысили". Таковы были его внушения народу. Но одновременно с тем он устроил государственные дела по личному усмотрению, видя, что Гиркан крайне вял и для царя слишком бессилен. Старшего сына своего, Фазаеля, он назначил начальником Иерусалима и окрестностей; второго сына, Ирода, который был тогда еще очень молод, он послал с такими же полномочиями в Галилею.

5. Ирод, как деятельная натура, скоро нашёл случай выказать свои дарования. Атамана разбойников Иезекию, опустошавшего окраины Сирии, он поймал и казнил; а также истребил многих из его шайки - подвиг, который снискал ему великую признательность сирийцев. В селах и городах прославлено было имя Ирода как спасителя страны и водворителя мира и порядка. Благодаря этому он также сделался известным и родственнику великого Цезаря Сексту Цезарю, наместнику Сирии. Благородно состязаясь со своим знаменитым братом, Фазаель направил все свои усилия к тому, чтобы расположить к себе иерусалимских жителей, и, хотя уже независимый властитель города, он удерживался, однако, от всякого злоупотребления своей властью. А потому и служил народ верно Антипатру, как царю, и каждый человек почитал его, как верховного главу государства. Он же сам по-прежнему оставался верным Гиркану, ни в чем ему не изменяя.

6. Но нельзя никаким образом в счастье избегнуть зависти. Гиркана давно уже втайне раздражала слава юношей; но больше всего беспокоили его подвиги Ирода и та толпа глашатаев, которые трубили о них на всех перекрестках. К тому еще его возбуждали некоторые завистливые царедворцы, которым благоразумие Антипатра и его сыновей стояло как камень преткновения на их пути и которые говорили Гиркану: он, в сущности, уступил правление Антипатру и его сыновьям, а сам остался только титулованным царем без всякой власти. Доколе он будет пребывать в заблуждении, вскармливая себя на гибель царей? Они уже больше не довольствуются сохранением за собой лишь наружного вида правителей, а в действительности распоряжаются как полноправные властелины, устраняя совершенно отдел настоящего царя. Ведь истребил же Ирод множество иудеев противозаконно и без всякого письменного или устного приказания от него, Гиркана. Если Ирод еще не царь, а только частное лицо, так он же должен быть привлечен к суду и дать ответ перед ним и отечественными законами, не допускающими казни без права суда.

7. Такие представления все больше возбуждали Гиркана, и наконец гнев его разразился привлечением Ирода к суду. По увещеванию отца и опираясь на благоприятное для него положение дел, Ирод прибыл в Иудею, расставив предварительно по всей Галилее военные посты. Он шел туда хотя без сформированного войска, дабы избегнуть подозрений в желании свергнуть Гиркана, но окружил себя внушительным конвоем, чтобы на всякий случай не очутиться совсем беззащитным в руках завистников. Но Секст Цезарь, озабоченный судьбой юноши и опасаясь козней против него врагов, послал Гиркану приказание освободить Ирода от дела по обвинению его в убийстве. Гиркан, склонный было это сделать по собственной инициативе из любви к Ироду, признал его свободным от суда.

8. Ирод, считая себя освобожденным против воли царя, отправился к Сексту Цезарю в Дамаск с решением не явиться больше на суд, если он вторично будет вызван. Опять злонамеренные люди начали подстрекать Гиркана, пугая его на этот раз тем, что Ирод ушел озлобленный и теперь вооружается против него. Царь этому поверил и, сознавая превосходство противника, сам не знал, что предпринять. Но когда впоследствии Секст Цезарь назначил Ирода правителем Келесирии и Самарии, тогда Гиркан начал бояться не только за любовь народа к нему, но и увеличивавшегося ныне его могущества и в страхе ожидал, что тот вскоре нагрянет на него с войском.

9. Предчувствие его не обмануло. Ирод, полный негодования за грозивший ему приговор, набрал войско и двинулся к Иерусалиму с целью низвергнуть Гиркана. И он, наверно, исполнил бы свое намерение, если бы его отец и брат, поспешившие ему навстречу, не смягчили его гнева, заклиная его, чтобы он свою месть ограничил тем, что пригрозил Гиркану и навел на него страх; он должен пощадить царя, при котором он достиг такого могущества. Если предание суду, прибавили они, его ожесточило, то, с другой стороны, он должен быть признателен за сложение с него вины, иначе он только воздаст за зло, а за свое освобождение будет платить неблагодарностью. Нужно также подумать, что решение войны в руках Бога, а потому в неправом деле и войско бессильно. Исходя из этой точки зрения, он не должен быть так уверен в победе, так как он поднимает руку против царя, с которым он вместе вырос, который часто благодетельствовал ему, никогда не относился к нему враждебно и если теперь выказал по отношению к нему тень несправедливости, то только вследствие внушений злых советников. Ирод дал себя уговорить и удовлетворился тем, что, показав народу свою силу, он ближе подошел к конечной цели своих стремлений.

10. В это время у Апамеи среди римлян возникли беспорядки и междоусобицы, вследствие того что Цецилий Басс, сторонник Помпея, коварным образом умертвил Секста Цезаря и овладел его армией; но другие полководцы Цезаря, мстя за это убийство, соединенными силами напали на Басса. Последним Антипатр послал вспомогательные отряды через своих сыновей, отдав этим дань дружбы обоим Цезарям, как убитому, так и жившему еще. Война все еще продолжалась, когда из Италии, в качестве преемника Секста, прибыл Мурк.


Ирод делается наместником всей Сирии. Из страха перед ним Малих отправляет Антипатра, но сам вследствие этого лишается жизни.

1. В это самое время среди римлян вспыхнула та великая война, в которой Кассий и Брут внезапно и коварным образом умертвили Цезаря, после того как он властвовал три года и семь месяцев. Это убийство вызвало страшные волнения и раскол среди знатных людей; личные цели побуждали каждого примыкать к той или другой партии, которая сулила больше выгод. Тогда Кассий прибыл в Сирию, чтобы привлечь на свою сторону войско, находившееся при Апамее. Помирив здесь Мурка с Бассом, равно как и враждовавшие между собой легионы, он освободил Апамею из осады и во главе соединенной армии сам объезжал города, взимая повсюду дань и непомерные поборы.

2. Дошла очередь до иудеев - на них возложена была уплата 700 талантов. Антипатр, устрашенный угрозами Кассия, поручил немедленно собрать эту сумму своим сыновьям и некоторым своим родственникам, в том числе даже Малику, находившемуся с ним в личной вражде, - так велика была нужда его. Первым умилостивил Кассия Ирод, немедленно и лично доставивший ему свою долю с Галилеи в размере 100 талантов. Этим он снискал себе дружбу Кассия в то время, когда последний всех других порицал за нерадение и простирал свой гнев даже на самые города. Жителей Гофны, Эммауса и двух других второстепенных городов он даже обратил в рабство и зашел так далеко, что Малиху грозил смертной казнью за медленное собирание податей. Антипатр, однако, отвратил гибель его и некоторых городов тем, что со всей поспешностью умилостивил Кассия 100 талантами.

3. После удаления Кассия Малих вовсе не показал себя благодарным по отношению к Антипатру; он, напротив, задумал посягнуть на жизнь того, который не раз был его спасителем, и старался удалить того, который всегда был ему помехой в его преступлениях. Антипатр, которому сила и храбрость врага внушали подозрения, перешел через Иордан с целью собрать войско и готовиться к сопротивлению. Увидев, что замыслы его открыты, Малих сумел своей наглостью ввести в заблуждение сыновей Антипатра, как Фазаеля, начальствовавшего над Иерусалимом, так и Ирода, командовавшего над всеми войсками; он до того ослепил их своими неоднократными извинениями и клятвами, что они приняли на себя посредничество между ним и их отцом. Еще раз Антипатр сделался его спасителем, уговорив тогдашнего правителя Сирии Мурка пощадить Малиха, которого он намеревался убить за его мятежный характер.

4. Когда в то время возгорелась борьба молодого Цезаря и Антония против Брута и Кассия, последний вместе с Мурком собрали войско в Сирии, и так как значительная часть средств, требовавшихся для этой кампании, была доставлена им Иродом, то они назначили его правителем всей Сирии и снабдили его пехотой и конницей. Кассий даже обещал ему по окончании войны назначить царем над Иудеей. Это могущество и блестящие виды Ирода навлекли гибель на его отца. Из боязни перед все более возрастающим величием этого человека Малих подкупил одного из царских виночерпиев, чтобы тот отравил Антипатра. Так, среди великих дел умер этот столь могучий человек, которому Гиркан был обязан получением и сохранением власти, - он умер во время пира, став жертвой злодейства Малиха.

5. Последний сумел смягчить негодование народа, подозревавшего его в этом отравлении, тем, что отрицал всякое свое участие в нем. Предвидя же, что Ирод не останется равнодушным, он одновременно с тем увеличил свое войско тяжеловооруженными воинами. И действительно, Ирод немедленно появился во главе войска с целью отомстить за своего отца. Но, по совету брата его, Фазаеля, поставившего ему на вид, что в случае открытого преследования Малих может возмутить народ, Ирод выслушал пока его оправдания, наружно сложил с него подозрения и устроил своему отцу блестящее погребение.

6. После этого он направился в Самарию, потрясенную тогда народными волнениями, и вновь водворил там порядок; затем к ближайшему празднику он во главе своего тяжеловооруженного войска прибыл опять в Иерусалим. По совету Малиха, боявшегося приближения Ирода, Гиркан послал ему навстречу приказ не вводить чужестранцев в город, жители которого освящают себя для предстоящего праздника. Но Ирод, не обращая внимания ни на этот мотив, ни на лицо, от которого последовал приказ, в ночное время вступил в город. Малих опять пришел в нему и стал горько оплакивать Антипатра. Ирод тоже притворялся перед ним, хотя с трудом мог преодолеть свой гнев, но тут же донес об убийстве отца в письме к Кассию, которому Малих и без того был ненавистен. Кассий в своем ответном письме призвал Ирода отомстить за отца и одновременно с тем отдал тайное приказание своим военным трибунам оказать содействие Ироду в этом акте правосудия.

7. Лишь только Кассий покорил Лаодикею, как отовсюду стали прибывать к нему вельможи с подарками и венками. Этот момент Ирод назначил для своей мести. Малих, находившийся тогда в Тире, разгадал его намерение и решил тайно услать своего сына из Тира, где тот находился в качестве заложника, а самому бежать в Иудею. Отчаянное положение внушало ему еще более широкие планы: зная, что Кассий занят войной с Антонием, он надеялся склонить народ к отпадению от римлян, низвергнуть с легким трудом Гиркана и самому сделаться царем в Иудее.

8. Но судьба разрушила его надежды. Ирод предвидел его план и пригласил его вместе с Гирканом к себе на пир. Когда гости прибыли, Ирод призвал одного из своих слуг и отправил его с поручением будто приготовить все к пиру, в действительности же, чтобы приказать трибунам засесть в засаду. Помня приказ Кассия, трибуны, вооруженные мечами, вышли за город к берегу. Здесь они окружили Малиха и, нанесши ему множество ран, убили его. Гиркан, объятый ужасом, без чувств упал и, с трудом придя затем в себя, спрашивал Ирода, кто убил Малиха. Когда же один из трибунов ответил: "Приказ Кассия", он произнес: "В таком случае Кассий спас меня и мое отечество, ибо он устранил человека, бывшего опасным для нас обоих". Нельзя было решить: искренно ли высказался Гиркан, или он говорил из страха, сообразуясь с совершившимся фактом. Но Малиху таким путем отомстил Ирод.


Фазаель побеждает Феликса, а Ирод - Антигона. Иудеи выступают с обвинениями против Ирода и Фазаеля, но Антоний их оправдывает и возводит в тетрархи.

1, После того как Кассий оставил Сирию, в Иерусалиме опять поднялось волнение. Феликс выступил с войском против Фазаеля, чтобы наказать Ирода в лице его брата за месть, совершенную над Малихом. Ирод, который в то время находился у начальника Фабия в Дамаске, поднялся было на помощь брату; но болезнь задержала его. Между тем Фазаель сам справился с Феликсом и упрекнул тогда в неблагодарности Гиркана, который поддерживал Феликса и позволил брату Малиха завладеть крепостями; в числе последних в руках брата Малиха находилась уже и сильнейшая из всех крепостей Масада.

2. Но против значительных сил Ирода он все-таки устоять не мог. Ирод, как только выздоровел, отнял опять у него все крепости и, только уступая его мольбам, дал ему свободно выступить из Масады. Затем он изгнал из Галилеи тирского тирана Мариона, овладевшего перед тем тремя тамошними крепостями; пленных тирян он всех оставил в живых; некоторых даже отпустил с подарками на родину, расположив к себе таким образом город и возбудив в нем ненависть против тирана. Хотя Марион и получил свое владение от Кассия, разделившего всю Сирию на подобные же мелкие владения, но из ненависти к Ироду оказывал все-таки помощь сыну Аристобула Антигону, - и это он делал тем охотнее, что последний посредством денег склонил также и Фабия содействовать ему в возвращении себе власти. Средства ко всему этому доставлял Антигону породнившийся с ним Птолемей.

3. Выступив против этих врагов, Ирод разбил их на границе Иудеи, прогнал Антигона и, при своем возвращении в Иерусалим, был радушно встречен за эту победу. Даже те, которые раньше не были расположены к нему, стали теперь склоняться на его сторону по причине того, что он сделался родственником Гиркана. Прежде он был женат на своей соотечественнице благо родного происхождения по имени Дорида, родившей ему сына, Антипатра; ныне же, женившись на Мариамме, дочери Александра, сына Аристобула, внучке Гиркана от дочери, он вступил в родственные отношения с царем.

4 Когда после поражения Кассия при Филиппах Цезарь отправился в Италию, а Антоний в Азию, тогда между другими посольствами, прибывшими от разных городов к Антонию в Вифинию, явились также от иудеев знатные лица с жалобами на то, что Фазаель и Ирод насильно захватили в свои руки правление, оставив Гиркану один лишь почетный титул. Но туда явился также и Ирод, который щедрыми подарками так обворожил Антония, что он даже не пожелал выслушать его противников. Так они и вынуждены были возвратиться назад без всякого результата.

5. Но еще раз прибыли знатнейшие из иудеев, в числе 100 человек, в Дафну, возле Антиохии, к Антонию, который был уже тогда порабощен своей любовью к Клеопатре. Они выставили наиболее красноречивых и почтенных из своей среды, чтобы обвинить обоих братьев. Защитником последних выступил Мессала, поддерживаемый Гирканом, как их родственником. Выслушав обе стороны, Антоний спросил Гиркана, кто из них в действительности более способен к правлению. И, когда этот признал преимущество за Иродом и его домом, он возрадовался, ибо он у их отца, во время своего пребывания в Иудее вместе с Габинием, пользовался самым широким гостеприимством: он назначил братьев тетрархами и передал им правление над всей Иудеей.

6. Когда посланники возроптали против этого, он приказал пятнадцать из них заключить в тюрьму, имея также в виду их казнить, а остальных он прогнал с позором. Возбуждение умов в Иерусалиме из-за этого только усилилось; вновь снарядили послов, и даже целую тысячу, в Тир, где Антоний остановился по пути в Иерусалим. Когда те подняли шум, Антоний выслал к ним начальника Тира с приказанием казнить всех и каждого, кто только попадется ему в руки, и этим самым укрепить власть назначенных им тетрархов.

7. Предварительно, однако, вышли к делегатам на берег Ирод с Гирканом и убеждали их прекратить бесполезное и неразумное сопротивление, дабы не навлечь гибель на себя и на свое отечество. Но от этих увещеваний недовольствие возросло еще больше. Тогда Антоний послал тяжеловооруженных воинов, которые многих умертвили и многих ранили. Гиркан позаботился о погребении павших и об уходе за ранеными. Спасавшиеся бегством все-таки не унимались: они привели еще и окрестности города в такое волнение, что Антоний в своей ярости приказал убить даже тех, которых он раньше взял в плен.


Парфяне, при помощи которых Антигон снова возвращается в Иудею, берут в плен Гиркана и Фазаеля. - Бегство Ирода, разграбление Иерусалима, судьба Фазаеля и Гиркана.

1. По истечении двух лет, когда Барцафарн, сатрап парфян, и Пакор, сын парфянского царя, владели Сирией, Лизаний, унаследовавший власть своего отца Птолемея, сына Менная, уговорил сатрапа обещанием 1000 талантов и 500 жен низложить Гиркана и возвратить правление Антигону. Подкупленный таким образом Пакор отправился сам по морскому берегу и приказал Барцафарну двинуться внутрь страны. Из жителей побережья только тиряне не приняли Пакора в то время, когда Птолемаида и Сидон открыли перед ним ворота. Царскому виночерпию, носившему его же имя, он передал часть своей конницы с поручением вторгнуться в Иудею и там на месте собирать сведения о неприятеле и оказывать Антигону в случае надобности всяческое содействие.

2. В то время, когда парфяне, грабя на пути, проходили через Кармил, вокруг Антигона собралось много иудеев, готовых принять участие в нападении. Он отправил их в так называемую Дубовую рощу (Дрим) для занятия этой местности. В завязавшейся здесь битве они отбросили назад неприятеля, преследовали его, затем поспешно направились в Иерусалим и, еще больше увеличившись в числе на пути, подступили к царскому дворцу. Гиркан и Фазаель встретили их с сильным отрядом, и посреди площади завязался бой. Ирод же со своим отрядом принудил врагов к отступлению и запер их в храме под охраной 60 солдат, расположенных в близлежащих домах. Но враждебная обоим братьям часть населения протеснилась к этим домам и сожгла их вместе с находившейся там стражей. Разъяренный этой потерей, Ирод обрушился на жителей города и многих из них умертвил; ежедневно они толпами нападали друг на друга, и было беспрестанное избиение.

3. Так как тогда приближался как раз праздник Пятидесятницы, то вся окрестность храма и город вообще наполнялись массами поселян, большей частью хорошо вооруженных. Фазаель охранял стену, Ирод с меньшими силами - царский дворец. Отсюда он делал вылазки в северную сторону против неорганизованных неприятельских полчищ, многих убивая, всех же обращая в бегство; одних он запер в городе, других в храме, а третьих загнал на огороженную со всех сторон внешнюю площадь. Тогда Антигон предложил впустить Пакора в город в качестве посредника. Фазаель дал себя уговорить, принял парфянина с его 500 всадниками в город, пригласил его даже к себе как гостя; хотя Пакор явился как будто для того, чтобы уладить спор, но в действительности имел в виду оказать помощь Антигону Так он, под видом прекращения раздора, лукаво советовал Фазаелю отправиться для переговоров к Барцафарну; тщетно предостерегал его Ирод и предлагал ему вместо того, чтобы предать себя в руки измены, лучше убить ехидного человека, так как варвары по натуре своей вероломны. Пакор вышел из города и, дабы возбудить как можно меньше подозрения, взял с собой Гиркана; у Ирода он оставил небольшое число так называемых вольных всадников, а с остальными он провожал Фазаеля.

4. Прибыв в Галилею, они застали там жителей готовыми к вооруженному восстанию. И действительно, галилеяне еще раньше соединились с сатрапом и теперь, при прибытии Фазаеля и Гиркана, советовали ему под видом дружбы завлечь их в засаду Барцафарн встретил своих гостей подарками, но по их удалении он расставил им сети. Они, однако, узнали об измене, когда их привели в прибрежный город Экдиппон: здесь они услышали об обещании парфянам 1000 талантов и 500 женщин, в число которых Антигон назначил и их жен; они узнали далее, что варвары каждую ночь устраивали им засады на пути и давно уже взяли бы их в плен, если бы не сочли необходимым выждать ареста Ирода в Иерусалиме для того, чтобы тот, разведавши об их участи, не принял бы мер предосторожности лично для себя. И все это нельзя было принять за простую молву - издали им виднелись уже расставленные караулы.

5. Хотя Офелий (узнавший весь этот план от Сарамаллы - тогдашнего первого богача в Сирии) настоятельно советовал Фазаелю бежать, он все-таки не согласился оставить Гиркана на произвол судьбы, а отправился тотчас к сатрапу, бросил ему в лицо укор в предательстве, а главное в том, что он решился на такое дело из-за денег, и в заключение предложил ему за свое спасение больше, чем Антигон за престол. Хитрый парфянин свалил с себя подозрение клятвами и оправданиями и поспешил к Пакору. Но вслед за этим некоторые из оставшихся на месте парфян, получившие на то надлежащую инструкцию, взяли в плен Фазаеля и Гиркана, которые осыпали их проклятиями за их вероломство и клятвопреступление.

6. В одно и то же время посланный парфянами виночерпий усиленно хлопотал о том, как бы захватить в свои руки Ирода, для чего ему необходимо было, согласно данной ему инструкции, заманить его за городскую стену. Ирод же, с самого начала не доверявший варварам, узнал как раз, что письмо, открывавшее ему замыслы против его личности, попало в руки врагов. Он поэтому отказался выйти из города, несмотря на самое невинное, по-видимому, предложение Пакора, которое гласило: пусть только он выйдет навстречу курьеру, потому что ни враги не завладели письмом, ни самое письмо не содержит в себе известия о каких-либо коварных замыслах, а сообщает только о результатах, достигнутых Фазаелем. Случайным образом Ирод узнал из других источников о пленении его брата; к тому еще дочь Гиркана, Мариамма, чрезвычайно умная женщина, пришла к нему и заклинала его не трогаться с места и не доверяться варварам, злые намерения которых были уже ясны как день.

7. В то время, когда Пакор все еще обдумывал со своими советниками план тайного нападения (открыто нельзя было, конечно, схватить такого хитрого и предусмотрительного человека), Ирод предупредил их, бежав ночью, незаметно для врагов, с близкими ему людьми по направлению к Идумее. Как только узнали об этом парфяне, они пустились за ним в погоню. Тогда Ирод отправил вперед свою мать, сестру, невесту с ее матерью и самого младшего своего брата; сам же он, следуя за ними со своей дружиной, задерживал варваров, убивал многих из них при каждом столкновении и таким образом благополучно достиг крепости Масады.

8. Больше, чем парфяне, тревожили его, впрочем, на пути бегства иудеи, которые беспрестанно беспокоили его и на расстоянии 60 стадий от города дали ему даже довольно продолжительное сражение. На месте, где Ирод их победил и многих из них уничтожил, он в память этой победы основал впоследствии город, который украсил великолепными дворцами, укрепил сильным замком и назвал его по своему имени, Иродионом. Во время его тогдашнего бегства к нему каждый день стекалось много людей. Когда он прибыл в Орессу, в Идумею, к нему навстречу вышел его брат Иосиф и советовал ему освободиться от большой части спутников, так как Масада не может вместить такое множество людей (их было свыше 9000). Ирод принял совет, отпустил тех, которые были ему больше в тягость, чем в помощь, в Идумею, снабдив их средствами для пути, и с оставленной при себе лучшей частью войска, самой отборной и преданной, благополучно прибыл в крепость. Здесь он для защиты женщин оставил 800 человек со всеми припасами на случай осады, а сам поспешно отправился в Петру, в Аравию.

9. Парфяне предались теперь в Иерусалиме грабежу; они вторгались в дома бежавших и в царский дворец, где пощадили лишь сокровища Гиркана, состоявшие, впрочем, только из трехсот талантов. В общем, они не нашли столь много, сколько рассчитывали, потому что Ирод, предвидев измену со стороны варваров, еще раньше препроводил свои наиболее ценные сокровища в Идумею; то же самое сделали и его приверженцы. По окончании грабежа в Иерусалиме парфяне зашли так далеко в своем высокомерии, что, не объявляя войны, враждебно прошли через всю страну, опустошили город Мариссу и не только возвели Антигона на престол, но и передали в его руки для расправы с ними как военнопленников Фазаеля и Гиркана. Последнему, павшему перед ним на колени, Антигон сам откусил уши для того, чтобы он при каком-либо новом перевороте никогда больше не мог принять сан первосвященника, ибо только беспорочные (и в физическом отношении) могут занять этот пост.

10. Мужественная гордость Фазаеля предупредила Антигона: не имея у себя меча и не пользуясь свободой рук, он разбил себе голову о скалу. Этой мужественной смертью, которая еще ярче осветила трусость Гиркана, он показал себя истинным братом Ирода: он избрал себе конец, достойный его подвигов при жизни. Впрочем, по поводу его кончины существует и другой рассказ. Фазаель, как говорят, только что исцелился от старой раны; но врач, присланный Антигоном будто для лечения, наполнил рану ядовитым веществом и таким образом лишил его жизни. Верно ли одно или другое, но первый рассказ о его смерти действительно славен. Говорят еще, что он, уже испуская дух, узнав от одной женщины о счастливом бегстве Ирода, произнес: "Теперь я умираю спокойно, так как я мстителя моих врагов оставляю в живых".

11. Так погиб Фазаель. А парфяне, хотя видели себя обманутыми в своих надеждах на добычу жен, к которым они были особенно похотливы, все-таки утвердили за Антигоном полную власть, а Гиркана они повели с собой пленным в Парфию.


Изгнанный из Аравии Ирод спешит в Рим, где он благодаря содействию Антония и Цезаря назначается царём иудеев.

1. Предполагая, что брат находится еще в живых, Ирод ускорил свою поездку в Аравию И спешил получить у царя денег, этим он думал обратить жадность парфян в пользу Фазаеля. На тот случай, если араб забыл дружбу его отца и окажется настолько мелочным, что не захочет подарить ему сумму, требуемую для выкупа, он рассчитывал просить ее у него взаймы и оставить ему заложником сына пленника (с этой целью он взял с собой своего семилетнего племянника). Он был готов дать 300 талантов и хотел было воспользоваться содействием в этом деле тирян. Но решение судьбы предупредило его: Фазаель был мертв и братская любовь Ирода бесполезна. К тому же ему пришлось убедиться, что и старая дружба арабов больше не существует. Их царь Малих послал даже ему через гонцов навстречу приказ очистить страну; предлогом ему служило то, будто парфяне потребовали от него изгнания Ирода из Аравии; но, в сущности, Малихом руководил простой расчет сохранить в целости то, что он должен был Антипатру, и избегнуть такого положения, при котором он был бы вынужден за подарки отца платить тем же находящимся в нужде его сыновьям. На этот бесчестный поступок подстрекали его люди, которые наравне с ним нашли более удобным утаить деньги, подаренные Антипатром, - и те люди были именно сильнейшие при дворе.

2. Ирод увидел, что вследствие тех же причин, по которым он надеялся встретить в арабах лучших друзей, они сделались его врагами; ответив курьерам то, что подсказало ему его наболевшее сердце, он направился в Египет. В первый вечер он отдохнул в одном деревенском храме, где вновь встретился с оставленной им свитой. На следующий день, по его прибытии в Ринокоруру, ему было доложено о кончине брата. Пораженный столь страшным горем, но освобожденный зато от забот, поглощавших его в последние дни, он продолжал свой путь. Араб между тем одумался и поспешно отправил гонцов, которые должны были воротить назад обиженного. Но уже было поздно: Ирод был уже впереди и прибыл в Пелузий. Находившиеся здесь в гавани шкипера хотели отказать ему в переезде; он обратился поэтому к тамошним судьям, которые, во внимание к его громкому имени и высокому положению, предоставили ему возможность продолжать свой путь до Александрии. Прибыв в этот город, он встретил блестящий прием со стороны Клеопатры, надеявшейся приобрести в нем полководца для начатой ею войны. Но он отклонил предложение царицы и, не боясь ни суровой зимней погоды, ни беспорядков в Италии, поплыл в Рим.

3. У памфилийского берега он подвергся такой опасности, что бoльшая часть груза должна была быть выброшена за борт; с большим трудом он спасся в Родосе, крайне истощившимся в войне с Кассием. Здесь он был принят своими друзьями Птолемеем и Саппинием и, терпя хотя нужду в деньгах, выстроил трехвесельное судно высшего калибра, на котором он вместе со своими друзьями отплыл в Брентесион. Отсюда он поспешил в Рим и, полагаясь на отцовскую дружбу, предстал прежде всего перед Антонием, рассказал ему о несчастьи, постигшем его и все его семейство, и как он, оставив самых близких ему людей в осажденной крепости, сам в бурное время года отправился к нему искать помощи.

4. Такая превратность судьбы вызвала сострадание в Антонии. Вспоминая с благодарностью гостеприимство, оказанное ему Антипатром, и принимая, главным образом, во внимание дарования Ирода, он тут же решил того, которого он раньше произвел в тетрархи, назначить теперь царем иудеев. В одинаковой мере, как благосклонность к Ироду, повлияло на это решение враждебное чувство против Антигона, в котором он усмотрел бунтовщика и врага римлян. Цезарь шел ему навстречу своим согласием: он живо припомнил египетский поход, совершенный Антипатром вместе с его отцом, его гостеприимство, равно как его всесторонне испытанную преданность и благонамеренность; с другой стороны, он признавал также энергичную и мощную натуру Ирода. Вследствие этого он созвал сенат, которому Мессала, а за ним Атратин представили Ирода, изображали заслуги его отца и личную его преданность римлянам; рядом же с ним они выставили Антигона как врага римлян не только на основании прежних его действий, но и потому также, что, обойдя римлян, он принял корону из рук парфян. Уже одно это произвело впечатление на сенат; но только после того, когда выступил еще Антоний и разъяснил, насколько восшествие Ирода на престол будет полезно для войны с парфянами, все согласились. По окончании заседания Ирод вышел из сената, имея, с одной стороны, Антония и с другой - Октавиана. Консулы и другие государственные сановники провожали их для приношения жертвы богам и возложения сенатского решения на Капитолий. В первый же день назначения Ирода царем Антоний дал в честь его торжественный обед.


Антигон осаждает запертых в Масаде, которых возвратившийся из Рима Ирод освобождает. Отправляясь вслед за тем в Иерусалим, он там застаёт подкупленного Антигоном Силона.

1. Антигон в это время осаждал оставшихся в Масаде, которые хотя были в изобилии снабжены всеми съестными припасами, но терпели недостаток в воде. По этой причине Иосиф, брат Ирода, хотел бежать с 200 из своих людей к арабам, так как он слышал, что Малих раскаивается в своем неучтивом обращении с Иродом. И он действительно покинул бы цитадель, если бы как раз в ночь, назначенную для бегства, не выпал сильный дождь; теперь цистерны вновь наполнились водой и в бегстве больше не было необходимости; теперь, напротив, они делали вылазки против Антигона и частью в открытых рукопашных схватках, частью посредством засады лишали его многих людей. Не всегда, однако, дело шло так хорошо: случалось нередко, что они сами возвращались назад с уроном.

2. Между тем римский полководец Вентидий, посланный для изгнания парфян из Сирии, после ухода последних прибыл в Иудею. Явившись под предлогом выручить Иосифа из осады, в действительности же с целью наложить контрибуцию на Антигона, он раскинул свой лагерь вблизи Иерусалима, но как только был насыщен деньгами, он сам с большей частью войска отступил и оставил на месте один только отряд под начальством Силона, дабы полное отступление не разоблачало корыстной цели его прихода. Антигон надеялся еще, что парфяне опять придут ему на помощь; тем не менее он поддерживал связь с Силоном, чтобы сделать его безвредным для своих целей.

3. Но уже Ирод возвратился из Италии и высадился в Птолемаиде, набрав внушительное войско из иностранцев и туземцев, он быстро двинулся оттуда через Галилею против Антигона. Его поддерживали Вентидий и Силон, которых посланный Антонием Деллий упросил помочь Ироду в его предприятии. Вентидий был тогда занят усмирением волнений, возбужденных в разных городах парфянами, а Силон, подкупленный Антигоном, оставался в Иудее. Ирод, впрочем, вовсе не нуждался в подкреплении: войско его с каждым днем увеличивалось на пути, и вся Галилея, за немногими исключениями, присоединилась к нему. Первой и неотложной задачей Ирода было взятие Масады и освобождение его родных из осады. Одна Иоппия стояла ему камнем преткновения на пути: этот враждебный ему город он должен был взять непременно для того, чтобы, подвигаясь дальше к Иерусалиму, не оставить в тылу крепость в руках врагов. Силон с удовольствием примкнул к нему, найдя, наконец, повод к выступлению. Когда же иудеи начали преследовать его, Ирод бросился на них с легким отрядом, быстро рассеял их и спас таким образом Силона, который плохо защищался.

4. После взятия Иоппии он поспешил к Масаде для освобождения своего семейства. Добрая память о его отце, его личная слава, признательность за оказанные ими обоими благодеяния - все это привлекало к нему местных жителей, но большая часть людей присоединялась к нему вследствие сложившегося у них убеждения в том, что престол достанется Ироду; таким образом вокруг него образовалось отборное войско. Антигон хотя и преследовал его, устраивая засады в удобных местах, но вреда не причинял ему никакого, или самый незначительный. Как только Ирод освободил своих людей из Масады, что ему удалось очень легко, и взял крепость Рессу, он двинулся к Иерусалиму. Войско Силона и многие из жителей города из страха перед его силами примкнули к нему.

5. Едва Ирод раскинул свой лагерь на западной стороне города, как расставленные там караулы стали отражать его войско стрелами и дротиками; другие делали вылазки толпами и схватывались с передовыми постами. Тогда Ирод прежде всего послал герольдов к городской стене объявить во всеуслышание, что он явился для блага народа и спасения города, что он даже не думает мстить врагам, а, напротив, самых отъявленных противников готов простить. Но партия Антигона приводила со своей стороны возражения и не допускала никого ни перейти к Ироду, ни даже выслушать его глашатаев. Антигон даже приказал оттолкнуть врагов от стены; и быстро они были прогнаны стрелами, посыпавшимися на них из башен.

6. Тут и Силон явно показал, что он подкуплен. По его подстрекательству солдаты начали громко жаловаться на недостаток провианта, требовать денег на содержание и хороших зимних квартир, так как окрестности города были совершенно опустошены солдатами Антигона. Опираясь затем на эти требования, Силон стал уже готовиться к отступлению. Но Ирод обратился к его офицерам и солдатам и стал их упрашивать не оставлять его одного, так как он послан сюда Октавианом, Антонием и сенатом; что же касается их жалоб на недостаток провианта, то он готов их сейчас же удовлетворить. И, действительно, в тот же день он сделал набег на окрестные селения и доставил им оттуда такой богатый запас съестных продуктов, что этим отнял у Силона всякий предлог к отступлению. Чтобы и на будущее время солдаты не терпели недостатка, он поручил самаритянам, столица которых была на его стороне, доставлять в Иерихон достаточно хлеба в зерне, вина, масла и убойного скота. Антигон, узнав об этом, разослал партизанские отряды по всем направлениям с целью задержать подвозы и отрезать их от лагеря. Возле самого Иерихона собралась также большая масса тяжеловооруженных воинов, которые расположились на горах для выслеживания обозов с провиантом. Но и Ирод не бездействовал: он появился перед Иерихоном с десятью отрядами (пять римских и пять иудейских с разноплеменными наемниками) и, кроме того, еще с немногими всадниками. Город оказался покинутым его жителями; только в крепости нашли 500 человек с их женами и детьми. Он взял их в плен, но сейчас же отпустил опять на свободу; в остальные части города ворвались римляне и ограбили дома, оказавшиеся переполненными разными богатствами. Царь оставил в Иерихоне гарнизон и возвратился назад; римское войско он отправил на зимние квартиры в перешедшие на его сторону города Идумеи, Галилеи и Самарии. И Антигону, вследствие подкупа Силона, предоставлено было часть войска принять на квартиры в Лидду, чем он хотел хорошо зарекомендовать себя перед Антонием.


Ирод берёт Сепфорис и заставляет сдаться ему спрятавшихся в пещерах разбойников. - Затем он наказывает враждебного ему Махера и отправляется к Антонию в Самосату.

1. Римляне во время перерыва войны предались блаженному отдыху; только Ирод не отдыхал; своему брату Иосифу он дал 2000 пеших и 400 конных солдат, поручил ему занять Идумею для того, чтобы партия Антигона не подняла там восстание. Сам же он, доставив свою мать и остальных освобожденных из Масады родственников в безопасное место в Самарию, отправился в Галилею для покорения оставшихся еще вне его власти городов и изгнания оттуда гарнизонов Антигона.

2. Сепфориса он достиг в сильную вьюгу и взял этот город без труда, так как при его приближении гарнизон бежал оттуда. Здесь он дал своим солдатам отдохнуть после перенесенной непогоды (жизненных продуктов было найдено в городе в большом запасе) и выступил против разбойников в пещерах, которые ввиду частых набегов сделались для жителей страны таким же страшным бичом, как и настоящая война. Три отряда пехоты и один эскадрон конницы царь отправил вперед к деревне Арбеле, а сорок дней спустя он выступил сам с остатком войска. Неприятели, однако, не устрашились его наступления, а встретили его с оружием в руках, ибо они обладали опытностью воинов и смелостью разбойников. В начале сражения они своим правым крылом заставили левое крыло Ирода податься назад. Но быстрым поворотом своего правого крыла Ирод пришел на помощь своим, остановил бегущих и, устремившись навстречу преследовавшему неприятелю, остановил его яростное нападение, пока неприятель, во избежание решительного боя строем против строя, не обратился в бегство.

3. Он их преследовал до Иордана с безостановочной резней и значительную часть их уничтожил; уцелевшие остатки рассеялись по ту сторону реки. Галилея таким образом избавилась от этого бича; остались еще те, которые скрывались в пещерах, и для начала борьбы с ними потребовался продолжительный отдых для войска. Вследствие этого он, наградив солдат за трудности похода (каждый солдат получил 150 серебряных драхм, а командиры были наделены еще более щедрыми подарками), отпустил их на зимние квартиры. Самому младшему брату своему, Ферору, он поручил обеспечить их провиантом, а также укрепить Александрион; и то и другое было исполнено.

4. В это время Антоний находился в Афинах, Вентидий же призвал Силона и Ирода к войне против парфян с тем, однако, условием, чтобы раньше восстановить порядок в Иудее. Ирод охотно предоставил Силону возможность уйти к Вентидию, а сам выступил против разбойников в пещерах. Эти пещеры, находясь в отлогих горах, были неприступны ни с какой стороны; только очень узкие, извилистые тропинки вели вверх к ним, а скалы, на которых находились их отверстия, отвесно ниспадали вниз в зияющие пропасти. Эта недоступная местность делала царя долгое время беспомощным. Но, наконец, он придумал чрезвычайно действенное средство. Он приказал сильнейших своих воинов опускать вниз в ящиках на канатах для того, чтобы они могли проникать в отверстия, здесь они рубили разбойников вместе с их семействами и бросали пылающие головни в тех, которые сопротивлялись. Охотно Ирод захватил бы в свои руки некоторых из них живыми, он с этой целью предложил им через герольда самим выйти к нему Но никто не сдавался добровольно и даже из побежденных многие предпочитали смерть плену. Один старик, отец семерых детей, следующим образом убил последних вместе с их матерью за то, что они, доверяясь царским обещаниям, упрашивали его выйти из пещеры. Он стал у входа пещеры, приказал им выходить по одиночке и заколол каждого отдельно появлявшегося сына. Ирод, потрясенный этой сценой, за которой он издали наблюдал, простирал свою правую руку к старику и умолял его пощадить своих собственных детей. Но старик и слышать его не хотел: резкой бранью он напомнил Ироду о его низком происхождении, умертвил еще свою жену над трупами детей и, швырнув их вниз по отвесной стене, сам вслед за ними бросился в бездну.

5. Таким образом Ирод овладел пещерами и их обитателями. После этого он часть войска, казавшуюся ему достаточной для подавления могущих возникнуть волнений, оставил под предводительством Птолемея, а сам с 3000 тяжеловооруженных воинов и 600 всадников отправился в Самарию против Антигона. Его отъезд опять ободрил виновников обычных беспорядков в Галилее: неожиданным нападением они умертвили полководца Птолемея, опустошили страну и ушли в болота и другие малодоступные местности. Извещенный о восстании Ирод быстро явился на помощь, истребил огромную массу зачинщиков, освободил все осажденные крепости и взыскал со своих врагов в наказание за поднятое ими восстание 100 талантов.

6. После того как парфяне были изгнаны из страны и Пакор был убит, Вентидий, по приказанию Антония, послал Ироду 1000 всадников и два легиона в помощь против Антигона. К начальнику этого войска, Махеру, Антигон письменно обратился с просьбою перейти на его сторону; обещая ему за это деньги, он вместе с тем жаловался ему на насильственный образ действия Ирода и на его презрительное отношение к царской фамилии. Махер не мог, однако, игнорировать того, кто его послал, к тому же Ирод платил еще лучше. Он поэтому не склонялся на измену, но заигрывал с Антигоном и, вопреки предостережению Ирода, отправился выведать положение первого. Антигон же разгадал его намерение, запер перед ним город и оборонялся против него со стен города, как против врага, пока Махер не был вынужден возвратиться назад к Ироду в Эммаус. Раздраженный неудачным исходом своего похода, он истреблял всех попадавшихся ему на пути иудеев, не щадя также и иродианцев, а поступая со всеми, как со сторонниками Антигона.

7. Такое поведение Махера до того ожесточило Ирода, что он готов был поднять против него оружие и мстить ему, как врагу; но он все-таки поборол свой гнев и отправился к Антонию жаловаться на преступные действия Махера. Последний же, осознав свою ошибку, поспешил вслед за царем и горячими просьбами вымолил у него прощение. От поездки к Антонию Ирод все-таки не отказался, а, напротив, узнав, что Антоний с сильной армией ведет атаку на Самосату (сильный город на Евфрате), он ускорил свой путь, так как здесь ему представился удобный случай показать свою храбрость и этим еще больше обязать Антония. И действительно, его прибытие положило конец осаде: он истребил много варваров и собрал много добычи. Антоний, давний обожатель его храбрости, сделался им теперь еще в более высокой степени; к прежним знакам отличия он прибавил ему еще новые и укрепил его надежды на престол. Царь Антиох должен был, однако, сдать Самосату.


Иосиф, брат Ирода, убит. - Казнь убийцы. Ирод осаждает Иерусалим и женится на Мариамме.

1. Между тем дело Ирода в самой Иудее потерпело чувствительный удар. Он оставил здесь командующим над войсками своего брата Иосифа и дал ему инструкцию до его возвращения не затевать никаких враждебных действий против Антигона, так как на Махера, судя по его прежнему поведению, нельзя было рассчитывать как на надежного союзника. Но как только Ирод удалился, Иосиф, не придерживаясь его инструкций, с пятью добавочными манипулами, полученными от Махера, двинулся к Иерихону, чтобы грабить с тамошних полей вполне уже созревший хлеб. В горах и непроходимых местах он был настигнут неприятелем. После храброго сопротивления Иосиф сам пал в этой битве и вместе с ним погиб весь римский корпус; последний состоял из новичков, недавно набранных в Сирии, к ним не был приставлен ни один из римлян, из так называемых ветеранов, которые могли бы поддержать неопытных воинов.

2. Антигон, не удовлетворяясь одной победой, так далеко зашел в своем ожесточении, что наглумился даже над трупом Иосифа: он велел собрать павших, а Иосифу отрезать голову, хотя брат убитого, Ферор, предлагал ему 50 талантов с целью выкупа. После этой победы Антигона в Галилее опять поднялось бурное восстание, которое на этот раз достигло ужасающих размеров: назначенные Иродом сановники были приволочены приверженцами Антигона к морю и там утоплены. И в Идумее, где Махер вновь укрепил замок Гитру, многое также переменилось. Обо всем этом Ирод ничего еще не знал. После взятия Самосаты Антоний назначил правителем Сирии Сосия и поручил ему поддержать Ирода в борьбе с Антигоном. Он сам возвратился опять в Египет; Сосия же выслал вперед два легиона в Иудею для Ирода и с остальной своей армией последовал за ними.

3. В Дафне, возле Антиохии, где Ирод остановился по дороге в Иудею, сновидения прямо предвещали ему смерть брата. Очнувшись однажды после такого мучительного сна, он к ужасу своему увидел перед собой зловещих гонцов. Только недолго он плакал над этим несчастьем, скорее даже, гнал от себя скорбь и поспешил против врага. Он ехал с невероятной быстротой и, прибыв в Ливан, Принял к себе на службу 800 тамошних жителей; там же с ним соединился один легион римлян. Не выждав ни одного дня, он вторгся с ними в Галилею и ставших против него врагов отбросил назад. Вслед за тем он немедля приступил к осаждению крепости; но, прежде чем успел овладеть ею, он вследствие наставшей сильной бури был вынужден перейти в соседние деревни. Через несколько дней прибыл к нему второй легион, присланный Антонием; тогда неприятель в страхе перед превосходством его сил в ночное время сам очистил крепость.

4. После этого он поспешил через Иерихон, чтобы как можно скорее отомстить убийцам его брата. Здесь он пережил чудесное знамение, которое прославило его как особенного любимца божества. В тот вечер у него пировали многие знатные лица. Как только пир окончился и гости разошлись, дом, в котором они все находились, вдруг рухнул. Этот удивительный случай послужил Ироду знаком, предвещающим опасности, но также и спасение в предстоящей войне. Утренней зарей он выступил в поход. Около 6000 неприятелей бросились вниз с гор и беспокоили его авангард, и если они не осмеливались вступать в рукопашную с римлянами, то издали они все-таки бросали в них камни и дротики, которыми многих ранили. Сам Ирод, проехав верхом, также был задет дротиком в бок.

5. Желая показать, будто его люди превосходят не только отвагой, но и количеством, Антигон послал одного из своих друзей, Паппу, во главе отряда в Самарию. Они должны были померяться силой с Махером. Ирод же между тем прошел враждебную ему страну, разрушил на пути пять небольших городов, убил 2000 жителей и, предав огню их жилища, возвратился к себе в лагерь, который был разбит возле селения Каны.

6. Каждый день к нему стекались массы иудеев с разных сторон, и даже из Иерихона; одни, увлеченные его подвигами, другие - из ненависти к Антигону; большинство, однако, толкало смутное стремление к государственному перевороту, в котором они сами не могли дать себе отчета. Ирод торопился к бою; люди Паппы также шли ему бодро навстречу, не страшась ни численного превосходства врага, ни его жажды сражения. Но ряды неприятеля недолго держались в том сражении. Ирод в пылу гнева за убийство брата, ставя свою жизнь на карту, как будто он должен был здесь наказать виновников этого убийства, быстро опрокинул сопротивлявшихся ему врагов, бросился затем на остальных, которые еще не уступали поля битвы, всех обратил в бегство и погнался вслед за ними. Кровь лилась потоками: задние ряды преследуемых, будучи местами оттеснены назад передовыми, попадали прямо в руки Ирода и падали бесчисленными массами. Он вместе с неприятелем втиснулся в деревню, где все дома были битком набиты тяжеловооруженными воинами, да и крыши наверху были заняты защитниками. Едва только были преодолены стоявшие извне, как он стал ломать дома, дабы вынудить находившихся внутри к выходу. Так они целыми группами были похоронены живыми под крышами. Спасавшиеся из-под развалин падали под мечами солдат, и груды трупов до того росли, что загромождали собой дорогу победителям. Такую огромную потерю людей не мог перенести неприятель; если бы ему даже удалось собраться и вновь сомкнуться в ряды, то один вид павших обратил бы его опять в беспорядочное бегство. Поощренный этой победой, Ирод тотчас бы поспешил в Иерусалим, если бы ему не препятствовала чересчур суровая зима. Полное торжество Ирода и окончательное падение Антигона, который уже подумывал об оставлении города, задержано было только этим обстоятельством.

7. Под вечер, когда Ирод уже отпустил своих утомленных воинов на отдых, он, по солдатскому обычаю, разгоряченный еще от боя, отправился в баню. Его провожал только один слуга. Не успел он еще войти в помещение бани, как мимо него пробежал неприятельский солдат, вооруженный мечом, за этим появился другой, третий и за ними еще некоторые. Они спрятались в бане, спасаясь от побоища, и, объятые ужасом, лежали здесь; вид царя вывел их из оцепенения: трепеща от страха, они пробежали мимо него безоружного в поисках выхода. Случайно здесь не было никого, кто мог бы их задержать, а Ирод был уже рад тому, что так счастливо отделался. Таким образом они все разбежались.

8. На следующий день он приказал отрубить голову полководцу Антигона Паппе, павшему в битве, и послал эту голову своему брату Ферору как искупительную жертву за их убитого брата, ибо Паппа был именно тот, который лишил жизни Иосифа. Лишь только зима ослабла, Ирод двинулся к Иерусалиму, повел войско до городских стен и как раз при окончании третьего года своего назначения в Риме царем расположился лагерем против храма. С этой стороны именно город был доступен, с этой стороны он раньше был взят Помпеем. Распределив работы между войском и вырубив растительность ближайших окрестностей города, он велел сделать три вала и возвести на них башни. Для этих работ он оставил на месте самых способных и надежных людей, а сам отправился в Самарию, чтобы отпраздновать свой брак с дочерью Александра, сына Аристобула, с которой, как выше было сказано, он был помолвлен. Так он свою женитьбу превратил в эпизод иерусалимской осады, ибо давно уже он начал презирать своих врагов.

9. По окончании свадебного торжества он возвратился в Иерусалим с еще более значительной армией, так как и Сосий примкнул к нему с сильным войском, состоявшим из конницы и пехоты. Вся соединенная армия, около одиннадцати легионов пехоты и шести тысяч конницы (не считая огромного числа союзников из Сирии), расположилась лагерем близ северной стены города. Сам Ирод опирался на заключение римского сената, которым он был назначен царем, а Сосий на Антония, который все войско, находившееся под его командой, предоставил к услугам Ирода.


Взятие Иерусалима Иродом и Сосием. Смерть Антигона. - Отношение Ирода к Клеопатре.

1. Население осажденного города переживало самые разнообразные волнения. Слабые толпились вокруг храма и почитали счастливым и блаженным того, который в то время умирал; более смелые, образовавшие шайки, занимались разбоем и особенно усердно грабили окрестности города, так как чувствовалась нужда в жизненных припасах для лошадей и людей; лучшая дисциплинированная часть ратного люда отдавалась защите осажденных: они отгоняли от стен строителей шанцев и каждый раз изобретали новые защитные средства против осадных орудий. Но ни в чем они так бойко не превосходили врагов, как в проведении подкопов.

2. Для прекращения разбойничьих вылазок царь прибег к засадам, которыми действительно положил им конец; для пополнения недостатка в съестных припасах он организовал подвоз продуктов из более отдаленных местностей. Военная опытность римлян давала ему некоторый перевес над иудеями, но в смелости он их не мог превзойти. В открытом поле они хотя не дрались с римлянами, так как тут они видели перед собою верную смерть, но через свои подземные ходы они внезапно появлялись в их среде, и, прежде чем те успевали разрушить одну часть стены, они возводили другую. Короче говоря, ни руки у них не уставали, ни их творческая сила не исчерпывалась, они были готовы на самое крайнее сопротивление. Несмотря на чудовищные силы осадного войска, они выдержали осаду в течение пяти месяцев, пока, наконец, некоторые избранные воины Ирода не собрались с духом и не влезли на стену; вслед за ними вторглись в город центурионы Сосия. Прежде всего было взято место храма. Когда войско ворвалось, началась везде страшная резня, ибо римляне были ожесточены долгой продолжительностью осады, а преданные Ироду иудеи ревностно старались не оставлять в живых никого из противной партии. Целые толпы людей были уничтожены в тесных улицах, в домах, где они были стиснуты, и на пути бегства в храм; не было сострадания ни к бессловесным малюткам, ни к старцам, ни к беззащитным женщинам. Хотя царь разослал людей и призывал к пощаде, но ни один солдат не остановился; как бешеные, они неистовствовали против людей всякого возраста. Тут и Антигон, забыв свой прежний сан и настоящее положение, вышел из своего замка и припал к ногам Сосия. Не тронутый такой превратностью судьбы, Сосий разразился неудержимым хохотом и назвал его Антигоной. Однако он не отпустил его, как женщину, а, напротив, приказал заключить его в кандалы и приставить к нему стражу.

5. Ирод, который превозмог своих врагов; должен был теперь позаботиться о том, чтобы обуздать своих иностранных союзников, потому что чужеземцы массами устремились в храм С целью рассмотреть его святыни. Просьбами, угрозами, а отчасти даже силой оружия царь оттеснял их назад; он слишком хорошо понимал, что его победа превратится в самое гибельное поражение, если они узрят кое-что из того, что должно остаться скрытым от человеческих глаз. Вместе с тем он должен был позаботиться теперь о прекращении грабежа в городе. Он настоятельно спрашивал Сосия: намерены ли римляне прежде опустошить город, очистить его совершенно от денег и людей, а затем уже оставить его царствовать над пустыней? За такую массу пролитой крови граждан и владычество над всем миром казалось ему недостаточным возмездием. Когда же Сосий возразил, что поневоле приходится предоставить солдатам грабить город, как награду за трудности осады, то он вызвался наградить всех из своей собственной казны. Этим он хотел выкупить все, что еще уцелело в его столице, и тотчас же исполнил свое обещание. Он блестяще вознаградил каждого солдата, предводителей - в соответствующем размере, но самого Сосия, действительно, по-царски. Никто не покинул Иерусалима без денег. Сосий посвятил божеству золотой венок и выступил из Иерусалима, увозя с собой Антигона скованным в цепях для Антония. Топор, как он того заслужил, положил конец его жизни, которую он до последнего, мгновения провел в тщеславных надеждах.

4. Царь Ирод предпринял теперь чистку иерусалимского населения. Своих единомышленников он еще больше привязал к себе пожалованием им почетных должностей; приверженцев же Антигона он приказал казнить. Вследствие недостатка в наличных деньгах он все свои драгоценности перечеканил в монеты и послал их Антонию и его приближенным. Этим одним он все-таки не мог купить себе продолжительный покой, потому что Антоний давно уже пылал любовью к Клеопатре и всецело был порабощен своей страстью. После того как Клеопатра покончила с собственным своим семейством и никого больше не осталось из ее кровных родственников, она обратила свою кровожадность на чужие страны. Интригами и клеветой против сирийских правителей она старалась склонить Антония на их казнь, надеясь тем скорее унаследовать их владения. Она уже бросала жадные взоры также на Иудею и Аравию и исподтишка принимала меры к низвержению правителей обеих этих стран, Ирода и Малиха.

5. До этих пор Антоний беспрекословно исполнял все ее требования; но убийство храбрых людей и выдающихся царей он считал преступлением. Зато он уклонялся от близкой дружбы с ними и отнял у них для Клеопатры обширные местности. Так были отняты и уступлены Клеопатре пальмовый лес возле Иерихона, где добывается бальзам, и все города, лежавшие по ту сторону реки Элевтера, за исключением Тира и Сидона. Сделавшись владетельницей этих последних, она сопровождала Антония в его походе против парфян до Евфрата и прибыла через Апамею и Дамаск в Иудею. Богатыми подарками Ирод смягчил ее враждебное расположение и взял у нее на аренду оторванные от его царства владения за 200 талантов в год, после чего он со всевозможными почестями проводил ее до Пелузия. Спустя некоторое время появился Антоний из парфянского похода, он вез с собой пленным сына Тиграна, Артавазда, как подарок Клеопатре, так что вместе со всеми сокровищами и всей добычей ей предоставлен был также парфянин.


Антоний, уступая требованию Клеопатры, отправляет Ирода войной против арабов, над которыми он после многих усилий наконец одерживает победу. Большое землетрясение.

1. В начале войны при Акции Ирод вместе с Антонием приготовились к походу, так как теперь волнения в Иудее были вообще подавлены и даже Гиркания, где до тех пор держалась еще сестра Антигона, была также в его руках. Клеопатра сумела, однако, помешать Ироду разделить опасности войны вместе с Антонием. Она, как уже было замечено, имела свои корыстные виды на Ирода и аравийского царя, а потому уговорила Антония поручить Ироду войну с аравитянами, рассчитывая на то, что, если Ирод победит, она получит Аравию, а если он потерпит поражение, ей достанется Иудея и таким образом она одному из этих двух владетелей приготовит гибель через другого.

2. Дело закончилось, однако, к выгоде Ирода. Сперва он взял у них заложников, а затем напал на них у Диосполиса с собранным им большим отрядом конницы и выиграл сражение, несмотря на храброе сопротивление врага. Это поражение вызвало сильное волнение среди арабов: они собрали опять большие силы у Канафы в Келесирии и ожидали здесь иудеев. Прибыв туда со своим войском, Ирод намеревался вести войну со всей осторожностью и приказал прежде всего устроить укрепленный лагерь. Но его солдаты не хотели повиноваться. Поощренные первой победой, они напали на арабов и при первом наступлении обратили их в бегство. Но при преследовании неприятеля Ироду уготовлена была ловушка: Афенион, один из полководцев Клеопатры, его всегдашний враг, велел жителям Канафы напасть на него с тыла; это неожиданное нападение возвратило также бодрость арабам: они обернулись лицом, выстроились опять в ряды и на неудобопроходимой, усеянной камнями равнине обратили войско Ирода в бегство и устроили здесь страшное побоище. Спасшиеся от смерти в сражении бежали в Ормизу; но и там они были застигнуты арабами, оцепившими их со всех сторон, и вместе со своим лагерем попали в их руки.

3. Хотя Ирод вскоре после этого поражения и поспешил к ним на помощь со своими отрядами, но было уже поздно. Только неповиновение офицеров причинило ему эту неудачу: если бы бой не начался так поспешно, тогда Афенион не нашел бы случая для измены. Впрочем, арабам приходилось горько расплачиваться за свою однократную победу, ибо Ирод мстил им частыми опустошительными набегами на их владения. Но в то время, когда он мстил своим врагам, его постигло на седьмом году царствования, в самом разгаре войны при Акции, другое, высшей рукой ниспосланное несчастье. Это было землетрясение, произошедшее в начале весны, погубившее бесчисленное множество скота и тридцать тысяч человек, одно только войско осталось невредимым благодаря тому, что оно стояло лагерем в открытом поле. Молва, всегда преувеличивающая ужасы всякого бедствия и кричавшая чуть ли не о повальном опустошении всей Иудеи, подняла на ноги арабов; им казалось, что они легко овладеют теперь безлюдной страной, и с этой целью вторглись в последнюю, умертвив предварительно прибывших тогда к ним иудейских послов. Это вторжение навело панику на народ, удрученный бедствиями, обрушившимися на него одно за другим, он потерял всякое самообладание. Ирод поэтому назначил народное собрание и следующей речью пытался воодушевить его на сопротивление.

4. Страх, охвативший всех нас, кажется мне далеко не основательным. Что кары небес повергли вас в уныние - было естественно, но если человеческие гонения производят то же самое действие, так это обличает отсутствие мужества. Я так далек от мысли после землетрясения бояться неприятеля, что, напротив, более склонен верить, что Бог хотел этим бросить арабам приманку, дабы дать нам возможность мстить им. Ведь они напали на нас, надеясь не столько на собственные свои руки и оружие, сколько на те случайные бедствия, которые нас постигли. Но та надежда обманчива, которая опирается не на собственные силы, а на чужое несчастье, потому что несчастье или счастье не представляет собой нечто устойчивое в жизни; напротив, счастье меняется попеременно. Это вы можете видеть из имеющихся перед нами свежих примеров. Нас, победителей в предыдущих битвах, неприятель теперь победил, и, по всей вероятности, он, убаюканный мыслью о победе, теперь уже потерпит поражение; ибо слишком большая самоуверенность ведет к неосторожности, боязнь же учит быть предусмотрительным; оттуда и бодрость духа, которая внушается мне нашей боязливостью. Когда вы были чересчур смелы и напали на неприятеля против моего желания, Афенион получил возможность осуществить свою измену. Но нынешняя ваша робость и кажущееся малодушие гарантируют мне победу. Оставайтесь в этом настроении вплоть до начала боя; но в самом сражении вы должны возгореться всем пылом вашего мужества и показать этому безбожному племени, что никакое несчастье, будь оно от Бога или от людей, не в состоянии сокрушить храбрость иудеев, пока еще искорка жизни тлеет в них, и что никто из вас не даст тем арабам, которых вы так часто чуть ли не пленными уводили с поля сражения, сделаться господами над вашим имуществом. Не поддавайтесь только влиянию безжизненной природы и не смотрите на землетрясение как на предвестник дальнейших бедствий! То, что происходит в стихиях, совершается по законам природы, и, кроме присущего им вреда, они ничего больше не приносят человеку. Голод, мор и землетрясение еще могут быть предвещаемы менее важными знамениями; но сами эти бедствия имеют свои собственные ужасы своим пределом, ибо какой еще больший вред может нам нанести самый победоносный враг, чем тот, который мы уже потерпели от землетрясения? С другой стороны, неприятель получил великое предзнаменование своего поражения - знамение, данное ему ни природой, ни другой какой-либо силой: они, против всех человеческих законов, жестоким образом умертвили наших послов и такие жертвы посвятили божеству за исход войны! Да, они не уйдут от великого ока Божия и не избегнут его победной десницы. Они немедленно должны будут дать нам удовлетворение, если только в нас еще живет дух наших предков и если мы подымемся на месть изменникам. Пусть каждый идет в бой не за свою жену и детей, даже не за угрожаемое отечество, а в отмщение за убитых послов. Они лучше, чем мы, живые, будут направлять войну. Я, если вы будете лучше, чем прежде, повиноваться мне, буду предшествовать вам в опасности! Вы знаете хорошо, что ваша храбрость непоборима, если сами не повредите себе необдуманной поспешностью".

5. По окончании этой ободряющей речи, заметив одушевление солдат, Ирод совершил жертвоприношение и перешел со своим войском через Иордан. Возле Филадельфии, невдалеке от неприятеля, он разбил лагерь и начал подстреливать неприятеля с целью выиграть находившуюся посреди поля крепость, а затем по возможности скорее дать ему настоящее сражение. Арабы также выдвинули вперед часть войска для занятия укрепления. Но царские отряды быстро отбросили ее назад и завладели возвышением. Ирод сам каждый день выступал со своим войском в боевом порядке и вызывал арабов на битву; но так как никто не шел ему навстречу (панический страх овладел арабами, а их предводитель Элфем, при виде иудейского войска, пришел в какое-то оцепенение от испуга), то он первый напал на них и прорвал возведенные ими шанцы. Принужденные таким образом к самообороне, они вступили в сражение без всякого порядка, пешие и конные вместе. Численностью они превосходили иудеев, но уступали им в храбрости, хотя от отчаяния они бились, как безумные.

6. До тех пор, пока они еще держались, они не имели много мертвых; но как только показали тыл, многие из них пали от рук иудеев, а другие были растоптаны своими же бежавшими товарищами. Пять тысяч человек легло на пути бегства; остальная масса спаслась за шанцы. Ирод оцепил и осадил их; но прежде чем они были вынуждены к сдаче силой оружия, их принудила к этому жажда, так как запас воды у них истощился. Их послов царь принял очень гордо, и так как они предложили ему 50 талантов выкупа, то он еще настойчивее подвинул осаду. Мучимые все более и более усиливавшейся жаждой, арабы толпами выходили из-за укреплений и добровольно сдавались иудеям; в пять дней было взято в плен 4000 человек На шестой день оставшееся войско с отчаяния бросилось в сражение. Ирод принял его и опять истребил около 7000 человек. Такими кровавыми побоищами он мстил арабам и до такой степени подавил их гордость, что этот народ избрал его своим верховным главой.


Ирод утверждается Августом в царствовании и щедро награждается милостями. - Ему возвращается часть царства, отнятая Клеопатрой, с присоединением области Зенодора.

1. Вскоре после этого Цезарь (Октавиан) одержал свою победу при Акции. Ирод, связанный дружбой с Антонием, начал тогда опасаться за свое собственное положение. Но его опасения, как это показали последствия, были слишком преувеличены, ибо Октавиан не считал еще Антония побежденным, пока Ирод оставался верен последнему. Царь тогда принял решение идти навстречу опасности: он отправился в Родос, где находился Октавиан, и предстал перед ним без царской диадемы и без всяких знаков своего сана как частное лицо, но с царским достоинством. Чистосердечно, не скрывая правды ни в чем, он начал: "Я, Цезарь, возведенный Антонием в цари над иудеями, делал, откровенно сознаюсь, все от меня зависящее для того, чтобы быть ему полезным. Не скрою и того, что ты, во всяком случае, видел бы меня вооруженным на его стороне, если бы мне не помешали арабы. Но я, по мере моих сил, послал ему подкрепления и большое количество хлеба. Еще больше, даже после его поражения при Акции, я не оставил моего благодетеля: не имея уже возможности быть ему полезным в качестве соратника, я был ему лучшим советником и указывал ему на смерть Клеопатры как на единственное средство возвратить себе потерянное; если бы он решился пожертвовать ею, то я обещал ему деньги, надежные крепости, войско и мое личное участие в войне против тебя. Но страстная его любовь к Клеопатре и сам Бог, осчастлививший тебя победой, затмили его ум. Так я побежден вместе с Антонием, и после его падения я снял с себя венец. К тебе же я пришел в той надежде, что мужество достойно милости, и в том предположении, что будет принято во внимание то, какой я друг, а не чей я был друг".

2. На это император ответил: "Тебя никто не тронет! Ты можешь отныне еще с большей уверенностью править твоим царством! Ты достоин властвовать над многими за то, что так твердо хранил дружбу! Старайся же теперь быть верным и более счастливому другу и оправдать те блестящие надежды, которые вселяет мне твой благородный характер! Антоний хорошо сделал, что больше слушался Клеопатры, чем тебя, ибо благодаря его безумию мы приобрели тебя. Ты, впрочем, кажется, уже начал оказывать нам услугу; Квинт Дидий пишет мне, что ты ему послал помощь против гладиаторов. Я не замедлю официальным декретом утвердить тебя в царском звании и постараюсь также в будущем быть милостивым к тебе, дабы ты не имел причины горевать об Антонии".

3. После этих дружелюбных слов Октавиан возложил диадему на царя и о дарованном ему царском достоинстве объявил в декрете, в котором великодушно превознес славу Ирода. Последний, еще больше расположив к себе Октавиана подарками, попытался выпросить у него прощение одному из друзей Антония, Александру, прибегшему к его заступничеству, но, сильно раздраженный против тяжело провинившегося перед ним Александра, Цезарь отклонил просьбу Ирода. Впоследствии, когда император отправился через Сирию в Египет, Ирод встретил его со всей царской пышностью, ехал рядом с ним во время смотра войска около Птолемаиды, устроил в честь его и всех его друзей торжественный пир и угостил обедом также и все его войско. Далее он позаботился, чтобы солдаты в своем переходе через безводную местность до Пелузия и на обратном пути были в достаточном количестве снабжены водой, и принял вообще все меры к тому, чтобы императорское войско ни в чем не нуждалось. Таким образом, у императора и у солдат сложилось убеждение, что доставшиеся Ироду владения ничтожны в сравнении с оказанными им услугами. Вследствие этого Цезарь, прибыв в Египет, где он застал Клеопатру и Антония уже мертвыми, осыпал Ирода еще большими почестями и расширил пределы его государства, возвратив ему отобранную Клеопатрой провинцию и прибавив ему, кроме того, еще Гадару, Гиппос, Самарию и приморские города: Газу, Анфедон, Иоппию и Стратонову Башню. Ко всему этому Октавиан подарил ему придворную стражу Клеопатры, состоявшую из 400 галатов.

4. По истечении первой акциады он присоединил еще к его царству страну, известную под именем Трахонеи, равно и граничащие с последней другие области, Батанею и Авранитиду. Повод к тому был следующим. Зенодор, державший на откупе владения Лизания, беспрестанно натравливал трахонитские разбойничьи банды на дамаскинцев. Последние обратились к начальнику Сирии, Варрону, с просьбой донести об этом несчастьи императору. Когда же был получен приказ об искоренении разбойничьего гнезда, Варрон с войском отправился в Трахонею и, очистив ее от разбойников, отнял ее у Зенодора. Император же, для того чтобы эта страна опять не сделалась притоном разбойников для нападения на Дамос, отдал ее Ироду. Десять лет спустя, когда Август опять прибыл в восточные провинции, он назначил его наместником всей Сирии, так что никто из начальников не мог предпринять что-либо без его ведома. После смерти Зенодора он отдал ему также всю область между Трахонеей и Галилеей. Но что для Ирода было всего важнее, так это то, что он мог считать себя первым любимцем Августа после Агриппы и любимцем Агриппы после Августа. Достигнув апогея внешнего счастья, Ирод возвысился также духовно и направил свои заботы главным образом на дела благочестия.


Города, восстановленные и вновь построенные, и другие строения, возведённые Иродом. - Его щедрость и великодушие по отношению к другим народам. - Успех, которым он пользовался во всём.

1. На пятнадцатом году своего царствования Ирод заново отстроил храм, расширил место храма вдвое против прежнего и окружил его стеной - все с неимоверными затратами, с беспримерной роскошью и великолепием. Об этой роскоши свидетельствовали в особенности большие галереи вокруг храма и цитадель, возвышавшаяся на север от него. Первые он построил от самого основания, а цитадель он с огромными затратами перестроил наподобие дворца и назвал ее в честь Антония Антонией. Свой собственный дворец он построил в верхнем городе, и два громаднейших, красивейших здания, с которыми даже храм не выдерживал сравнения, он назвал по имени своих друзей: Цезарионом и Агриппином.

2. Но не одними только единичными зданиями он запечатлевал их память и имена: он строил в их честь целые города. В стране самаритян он построил город, который обвел очень красивой стеной, имевшей до двадцати стадий в окружности, поселил в нем 6000 жителей, наделил последних самой плодородной землей, выстроил в середине нового города большой храм в честь Цезаря, обсадил его рощей на протяжении трех с половиной стадий и назвал город Себастой. Населению он дал образцовое общественное управление.

3. Когда Август подарил ему новые области, Ирод и там выстроил ему храм из белого мрамора у истоков Иордана, в местности, называемой Панионом. Здесь находится гора с чрезвычайно высокой вершиной; под этой горой, в ложбине, открывается густо оттененная пещера, ниспадающая в глубокую пропасть и наполненная стоячей водой неизмеримой глубины; на краю пещеры бьют ключи. Здесь, по мнению некоторых, начало Иордана. Более обстоятельно мы поговорим об этом ниже.

4. И в Иерихоне, между крепостью Кипрон и старым дворцом, царь приказал воздвигнуть новое, лучшее и более удобное здание, назвав его именем своего друга. Словом, не было во всем государстве ни одного подходящего места, которое бы он оставил без памятника в честь императора. Наполнив храмами свою собственную страну, он украсил зданиями также и вверенную ему провинцию и во многих городах воздвигал Кесарии.

5. Заметив, что Стратонова Башня - город в прибрежной полосе - клонится к упадку, он ввиду плодородной местности, в которой она была расположена, уделил ей особое свое внимание. Он заново построил этот город из белого камня и украсил его пышными дворцами; здесь в особенности он проявил свою врожденную склонность к великим предприятиям. Между Дорой и Иоппией, на одинаковом расстоянии от которых лежал посередине названный город, на всем протяжении этого берега не было гавани. Плавание по Финикийскому берегу в Египет совершалось, по необходимости, в открытом море ввиду опасности, грозившей со стороны африканского прибережья: самый легкий ветер подымал в прибрежных скалах сильнейшее волнение, которое распространялось на далекое расстояние от берега. Но честолюбие царя не знало препятствий: он победил природу - создал гавань бoльшую, чем Пирей, и превосходившую его многочисленностью и обширностью якорных мест.

6. Местность ни в каком отношении не благоприятствовала ему; но именно препятствия возбуждали рвение царя. Он хотел воздвигнуть сооружение, которое по силе своей могло противостоять морю и которое своей красотой не давало бы возможности даже подозревать перенесенные трудности. Прежде всего он приказал измерить пространство, назначенное для гавани; затем он велел погружать в море на глубину двадцати сажен камни, большая часть которых имела пятьдесят футов длины, девять футов высоты и десять - ширины, а другие достигали еще больших размеров. После того как глубина была выполнена, построена была надводная часть плотины шириной в двести футов: на сто футов ширины плотина была выдвинута в море для сопротивления волнам - эта часть называлась волноломом; другая же часть шириной в сто футов служила основанием для каменной стены, окружавшей самую гавань. Эта стена местами была снабжена чрезвычайно высокими башнями, самая красивая из которых была названа Друзионом, по имени пасынка императора Друза.

7. Масса помещений была построена для приема прибывавших на судах грузов. Находившаяся против них кругообразная площадь доставляла много простора для гулянья высадившимся на сушу мореплавателям. Вход в гавань был на севере, потому что северный ветер там наиболее умеренный. У входа на каждой стороне его находятся три колоссальные статуи, подпираемые колоннами: на левой стороне входа статуи стоят на массивной башне, а на правой стороне - их поддерживают два крепко связанных между собой камня, превышающих своей величиной башню на противоположном берегу. Примыкающие к гавани здания построены из белого камня. До гавани простираются городские улицы, отстоящие друг от друга в равномерных расстояниях. Напротив входа в гавань стоял на кургане замечательный по красоте и величине храм Августа, а в этом последнем - его колоссальная статуя, не уступавшая по своему образцу олимпийскому Зевсу, равно как и статуя Рима, сделанная по образцу Аргосской Юноны. Город он посвятил всей области, гавань - мореплавателям, а часть всего этого творения - кесарю и дал ему имя Кесарии (Цезареи).

8. И остальные возведенные им постройки: амфитеатр, театр и рынок - были также достойны имени императора, которое они носили. Дальше он учредил пятилетние состязательные игры, которые он также назвал именем Цезаря. Открытие этих игр последовало в 192-й олимпиаде: Ирод сам назначил тогда богатые призы не только для первых победителей, но и второстепенных и третьестепенных из них. Разрушенный в войнах приморский город Анфедон он также отстроил и назвал его Агриппиадой. От избытка любви к этому своему другу он даже приказал вырезать его имя на построенных им храмовых воротах (в Иерусалиме).

9. И в сыновней любви никто его не превосходил, ибо он отцу своему соорудил памятник. В прекраснейшей долине, в местности, орошаемой водными потоками и покрытой деревьями, он основал новый город и назвал его в память о своем отце Антипатридой. По имени матери своей он назвал Кипроном новоукрепленную им крепость, чрезвычайно сильную и красивую, возвышавшуюся над Иерихоном. Брату своему, Фазаелю, он посвятил Фазаелеву башню в Иерусалиме, вид и великолепие которой мы опишем ниже. Имя Фазаелиды он дал также и городу, основанному им близ глубокой долины, тянущейся к северу от Иерихона.

10. Увековечив таким образом своих родных и друзей, он позаботился также о собственной своей памяти. На горе, против Аравии, он построил крепость, которую назвал по своему собственному имени Иродионом. Тем же именем он назвал сводообразный холм в 60 стадиях от Иерусалима, сделанный руками человеческими и украшенный роскошными зданиями: верхнюю часть этого холма он обвел круглыми башнями, а замкнутую внутри площадь он застроил столь величественными дворцами, что не только внутренность их, но и наружные стены, зубцы и крыши отличались необыкновенно богатыми украшениями. С грандиозными затратами он провел туда из отдаленного места обильные запасы воды. Двести ослепительно белых мраморных ступеней вели вверх к замку, потому что холм был довольно высок и целиком составлял творение человеческих рук. У подошвы его Ирод выстроил другие здания для помещения утвари и для приема друзей. Изобилие во всем придало замку вид города, а занимаемое им пространство - вид царского дворца.

11. После всех этих многочисленных строений Ирод начал простирать свою княжескую щедрость также и на заграничные города. В Триполисе, Дамаске и Птолемаиде он устроил гимнасии; Библ получил городскую стену; Берит и Тир - колоннады, галереи, храмы и рынки; Сидон и Дамаск - театры; морской город Лаодикея - водопровод, Аскалон - прекрасные купальни, колодцы и, кроме того, колоннады, вызывавшие удивление своей величиной и отделкой; другим он подарил священные рощи и луга. Многие города получили от него даже поля и нивы, как будто они принадлежали его царству. В пользу гимнасиев иных городов он отпускал годовые или постоянные суммы, обусловливая их, как, например, в Косе, назначением в этих гимнасиях на вечные времена состязательных игр с призами. Сверх всего этого он всем нуждающимся раздавал даром хлеба. Родосцам он неоднократно и при различных обстоятельствах давал деньги на вооружение их флота. Сгоревший пифийский храм он еще роскошнее отстроил на собственные средства. Должно ли еще упомянуть о подарках, сделанных им ликийцам или самосцам, или о той расточительной щедрости, с которой он удовлетворял самые разнообразные нужды всей Иоппии? Разве Афины и Лакедемония, Никополис и Мизийский Пергам не переполнены дарами Ирода? Не он ли вымостил в Сирийской Антиохии болотистую улицу, длиной в 20 стадий, гладким мрамором, украсив ее для защиты от дождя столь же длинной колоннадой?

12. Можно, однако, возразить, что все эти дары имели значение лишь для тех народов, которые ими воспользовались. Но то, что он сделал для жителей Элиды, было благодеянием не для одной Эллады, а для всего мира, куда только проникала слава Олимпийских игр. Когда он увидел, что эти игры, вследствие недостатка в деньгах, пришли в упадок и вместе с ними исчезал последний памятник древней Эллады, Ирод в год олимпиады, с которым совпала его поездка в Рим, сам выступил судьей на играх и указал для них источники дохода на будущие времена, чем и увековечил свою память как судью на состязаниях. Я никогда не приду к концу, если захочу рассказать о всех случаях сложения им долгов и податей; примером могут служить Фазаелида и Валанея, а также города на киликийской границе, которым он доставлял облегчение в ежегодных податях. В большинстве случаев его щедрость не допускала даже подозрения в том, что, оказывая чужим городам больше благодеяний, чем их собственные властители, он преследует этим какие-либо задние цели.

13. Телосложение его соответствовало его духу. Он с ранней молодости был превосходным охотником, и этим он в особенности был обязан своей ловкости в верховой езде. Однажды он в один день убил сорок животных (тамошняя сторона воспитывает, между прочим, диких свиней; но особенно изобилует она оленями и дикими ослами). Как воин Ирод был непобедим; также и на турнирах многие страшились его, потому что они видели, как ровно он бросает свое копье и как метко попадает его стрела. При всех этих телесных и душевных качествах ему покровительствовало и счастье: редко когда он имел неудачу в войне, а самые поражения его являлись всегда следствием или измены известных лиц, или необдуманности его солдат.


О смерти первосвященника Аристобула и Гиркана, а также жены Ирода, Мириаммы.

1. Внешнее счастье Ирода было, однако, омрачено горькими испытаниями в собственной семье, и виновницей его несчастья была жена, которую он так нежно любил. Вступив на престол, он удалил свою прежнюю жену Дориду, которая была родом из Иерусалима и на которой он женился, когда еще вел жизнь частного человека, и женился на Мариамме, дочери Александра, сына Аристобула. Этот союз сделался для него источником семейных раздоров еще раньше; но неурядицы увеличились еще больше после его возвращения из Рима. Сперва он из-за сыновей, прижитых им с Мариаммой, изгнал из Иерусалима своего сына от Дориды Антипатра, позволив ему являться в город только в праздники. После этого он лишил жизни деда своей жены, Гиркана, прибывшего к нему из Парфии и навлекшего на себя его подозрение в заговоре. Барцафарн, при своем вторжении в Сирию, взял Гиркана в плен, но соплеменники его по ту сторону Евфрата, тронутые его печальной судьбой, выпросили ему свободу. Если бы он слушался их предостережений и не ехал к Ироду, то он бы не потерял жизни; но брак его внучки был для него приманкой, принесшей ему смерть. Надеясь на родственные узы с Иродом и преследуемый гнетущей тоской по родине, он отправился туда. Впрочем, Ирода он восстановил против себя не потому, что действительно стремился к царству, а потому, что тот сознавал, что корона принадлежит Гиркану.

2. Из пятерых детей, которых родила ему Мариамма, были две дочери и три сына. Младший из них воспитывался в Риме и там умер; старшие два сына, частью вследствие высокого происхождения их матери, частью потому, что они родились, когда их отец носил царский титул, были воспитаны по-царски; главным же образом это заботливое воспитание было вызвано любовью Ирода к Мариамме - любовью, которая с каждым днем все сильнее разгоралась и до того поглощала его существо, что он даже не чувствовал тех огорчений, которые он испытал из-за любимой им женщины. Ибо как велика была его любовь к ней, так же велика была ее ненависть к нему; а так как ее отвращение к нему было основано на совершенных им поступках, а сознание, что она любима, придавало ей смелость, то она открыто укоряла его в том, что он сделал с ее дедом Гирканом, а также братом ее Аристобулом. И последнего, невзирая на его юность, Ирод не пощадил, а убил после того, как он этого семнадцатилетнего юношу возвел в сан первосвященника. Когда Аристобул в день праздника, одетый в священное облачение, выступил перед алтарем, заплакал весь собравшийся народ. Это одно уже решило судьбу юноши: в ту же ночь он был отослан в Иерихон и там, по приказанию Ирода, был утоплен галатами в пруду.

3. В этом Мариамма упрекала Ирода и осыпала жестокой бранью также его мать и сестру. Царь сам, покоряясь своей страстной любви, спокойно выслушивал ее упреки; но в сердцах женщин поселилась глубокая вражда, и они обвинили ее (что, по их расчету, должно было произвести на Ирода самое сильное впечатление) в супружеской измене. К числу многих интриг, сплетенных ими с целью подтверждения обвинения, принадлежал рассказ о том, что она послала свой портрет Антонию в Египет и так в своей непомерной похотливости заочно показала себя человеку, который всем известен был как сластолюбец и который мог прибегнуть к насилию. Эта весть как громом поразила царя. Любовь и без того сделала его в высшей степени ревнивым; но тут он вспомнил еще об ужасах Клеопатры, погубившей царя Лизания и араба Малиха. Ему казалось, что не только обладание женой, но собственная жизнь его подвержена опасности.

4. Собравшись в путь, он вверил свою жену Иосифу, мужу своей сестры Саломеи, - человеку вполне надежному и вследствие близкого родства преданному ему - и приказал ему втайне лишить жизни Мариамму, если его убьет Антоний. Иосиф же открыл эту тайну царице - отнюдь не со злым умыслом, а только для того, чтобы показать царице, как сильна любовь царя, который и в смерти не может остаться в разлуке с нею. Когда Ирод, по своем возвращении, в интимной беседе клялся ей в своей любви и уверял ее, что никогда другая женщина не может сделаться ему так дорога, царица возразила: "О да, ты дал мне сильное доказательство твоей любви тем, что ты приказал Иосифу убить меня!"

5. Едва только Ирод услышал эту тайну, он, как взбешенный, воскликнул: "Никогда Иосиф не открыл бы ей этого приказания, если бы не имел преступных сношений с нею!". Свирепый от гнева, он вскочил со своего ложа и бегал взад и вперед в своем дворце. Этот момент, столь удобный для инсинуаций, подстерегла его сестра Саломея и еще больше усилила подозрение против Иосифа. Обуреваемый ревностью, он отдал приказ немедленно убить их обоих. Но вслед за страстной вспышкой вскоре настало раскаяние; когда гнев улегся, в нем вновь воспламенилась любовь. Так сильно пылала в нем страсть, что он даже не хотел верить ее смерти, а, мучимый любовью, взывал к ней, как к живой, пока, наконец, приученный временем, он также горестно оплакивал мертвую, как горячо любил живую.


Оклеветание сыновей Мариаммы. - Предпочтение, оказанное Антипатру. - Ирод обвиняет их перед Цезарем, но затем опять примиряется с ними.

1. Сыновья унаследовали ненависть своей матери. Злодейство отца заставило смотреть на него, как на врага. Так они смотрели на него еще будучи в Риме, где они оканчивали свое образование; по возвращении же в Иерусалим они еще больше укрепились в этом мнении. Неприязнь их росла с годами и проявилась, наконец, наружу в откровенных речах и беседах, когда они достигли брачного возраста и женились: один - на дочери своей тетки, Саломеи, оклеветавшей его мать, а другой - на дочери каппадокийского царя, Архелая. Их смелостью воспользовались интриганы, и вскоре царю донесено было в довольно ясной форме, что оба его сына затевают против него недоброе; что один из них, зять Архелая, полагаясь на содействие тестя, готовится бежать с целью обвинить его (Ирода) перед Цезарем. Под влиянием этих более чем достаточных науськивании Ирод возвратил к себе своего сына от Дориды Антипатра, которого он избрал как защиту против других своих сыновей, и стал всячески отличать его перед этими последними.

2. Эта перемена была для них невыносима. Видя, как сын, рожденный от матери простого происхождения, все больше возвышается над ними - потомками благородного и славного дома, они не могли скрывать свое неудовольствие и при каждой новой нанесенной им обиде давали волю своему гневу. Так они с каждым днем все больше проникались злобой; Антипатр же между тем старался скорее достигнуть своей цели: льстя с большим умением своему отцу, он в то же время изобретал всевозможные интриги против братьев, клеветал на них лично и посредством других, пока, наконец, не лишил их всяких надежд на престол. Он не только значился уже в завещании и в общественном мнении престолонаследником, но был даже послан к Цезарю как будущий царь, со всей свитой и пышностью царя; только короны ему недоставало. Мало-помалу его влияние возросло до того, что он ввел свою мать в покои Мариаммы. Двумя орудиями, которыми он действовал против братьев, - лестью и клеветой он довел отца до того, что он даже задумал казнить их.

3. Одного из них, Александра, он поволок в Рим и обвинил его перед Цезарем в том, что он хотел отравить его ядом. Сначала Александр едва мог выразить словами свое возмущение. Но, увидев перед собой судью более опытного, чем Антипатр, и более разумного, чем Ирод, он опомнился и, умалчивая, из почтения к отцу, о поступках последнего, он тем решительнее отвергал его обвинения. Доказав также невинность своего брата, находившегося в одинаковой с ним опасности, он начал горько жаловаться императору на коварство Антипатра и на испытываемые ими обиды и унижения. Кроме чистоты совести ему в этом случае помогла еще сила красноречия, ибо он был выдающийся оратор. Когда он в заключение прибавил еще:"Пусть отец, если он желает, умертвит своих детей, но пусть не возводит на них такого тяжкого обвинения", тогда все присутствующие были тронуты до слез, а на самого императора это произвело такое глубокое впечатление, что он отверг обвинение и тут же помирил с ним Ирода. Условия мира были таковы, что они должны во всем повиноваться отцу, а последний может завещать корону кому пожелает.

4. После этого царь возвратился из Рима к себе домой. Хотя с виду он отказался от обвинения, но внутренне он еще не был свободен от подозрения. Провожал его Антипатр - виновник раздора. Открыто он, конечно, из боязни перед посредником мира, не осмеливался обнаружить свою вражду. Плывя мимо Киликии, они высадились на Элеузу, где Архелай их очень радушно принял, благодарил за спасение зятя и от всей души приветствовал состоявшийся мир, тем более что он сам обращался раньше к своим друзьям в Риме с письменными просьбами содействовать Александру в его процессе с отцом. Он провожал их до Зефириона и дал им подарки, стоимость которых оценивалась тридцатью талантами.

5. По прибытии в Иерусалим Ирод собрал народ, представил ему своих трех сыновей, отдал отчет о своей поездке, вознес благодарность Богу, а также императору, положившему конец раздорам в его семье и восстановившему между сыновьями согласие, имеющее большее значения, чем власть. Это согласие, - продолжал он, - я желаю укрепить еще больше. Император предоставил мне полную власть в государстве и выбор преемника. Стремясь теперь без ущерба для моих интересов действовать в духе его начертаний, я назначаю царями этих трех сыновей и молю прежде Бога, а затем вас присоединиться к этому решению. Одному старшинство, другим высокое происхождение дают право на престолонаследие, а обширность государства могла бы дать место еще для некоторых. Император помирил их, отец вводит их во власть. Примите же этих моих сыновей, даруйте каждому из них, как повелевает долг и обычай, должное уважение по старшинству; ибо торжество того, который почитается выше своих лет, не может быть так велико, как скорбь другого, возрастом которого пренебрегают. Кто бы из родственников и друзей ни состоял в свите каждого из них, я всех утвержу, но эти должны ручаться мне за сохранение солидарности между ними; ибо я слишком хорошо знаю, что ссоры и дрязги происходят от злонамеренности окружающих; когда же последние действуют честно, тогда они сохранят любовь. При этом я объявляю мою волю, чтобы не только мои сыновья, но и начальники моего войска пока еще повиновались исключительно мне, потому что не царство, а только честь царства я передаю моим сыновьям: они будут наслаждаться положением царей, но тяжесть государственных дел будет лежать на мне, хотя я и неохотно ношу ее. Пусть каждый подумает о моих годах, моем образе жизни и благочестии. Я еще не так стар, чтобы на меня уже можно было махнуть рукой, не предаюсь я роскоши, которая губит и молодых людей, а божество я всегда так чтил, что могу надеяться на самую долговечную жизнь. Кто с мыслью о моей смерти будет льстить моим сыновьям, тот в интересах же последних будет наказан мною. Ведь не из зависти к ним, выхоленным мною, я урезываю у них излишние почести, а потому, что я знаю, что лесть делает молодых людей надменными и самоуверенными. Если поэтому каждый из их окружающих будет знать, что за честное служение он получит мою личную благодарность, а за сеяние раздора он не будет вознагражден даже тем, к кому будет отнесена его лесть, тогда, я надеюсь, все будут стремиться к одной цели со мною, которая вместе с тем и есть цель моих сыновей. И для этих последних полезно, чтобы я остался их владыкой и в добром согласии с ними. Вы же, мои добрые дети, помните прежде всего священный союз природы, сохраняющий любовь даже у животных; помните затем императора, зиждителя нашего мира, и, наконец, меня, вашего родителя, который просит вас там, где он может приказывать, - оставайтесь братьями! Я даю вам царские порфиры и царское содержание и взываю к Богу, чтобы он охранял мое решение до тех пор, пока вы сохраните согласие между собою". После этих слов он нежно обнял каждого из своих сыновей и распустил собрание. Одни искренно присоединились. К выраженным Иродом пожеланиям, другие же, падкие к переворотам, не обратили на них ни малейшего внимания.


Злокозненность Антипатра и Дориды. - Глафира - виновница ненависти к Александру. - Помилование Ферора, заподозренного, и Саломеи, уличенной в заговоре. - Евнухи Ирода подвергаются пытке, Александр заключается в тюрьму.

1. Сами братья, расставшись друг с другом, унесли с собой свою вражду. Их взаимное недоверие увеличилось еще больше против прежнего. Александр и Аристобул увидели себя уничтоженными тем, что за Антипатром действительно утверждены права старшинства; Антипатр не мог простить братьям уже одно то, что они были поставлены ближайшими после него. Но в то время, когда последний умел хранить свои мысли при себе и весьма искусно скрывать свою ненависть к братьям, те, как люди благородного происхождения, высказывали все вслух. Многие усердно старались разжигать их неудовольствие, но еще больше, чем действительные друзья, вкрадывались в их доверие шпионы. Каждое слово Александра переносилось к Антипатру и препровождалось от него с прибавками к Ироду. Даже самые невинные выражения не проходили для него безнаказанно: его слова преднамеренно искажались; а когда он позволял себе какую-нибудь откровенность, то к простодушным и ничего не значащим выражениям прибавлялись самые ужасные небылицы. К тому еще Антипатр исподтишка подсылал к нему людей, которые всегда подзадоривали его для того, чтобы ложь могла быть подтверждена хоть какими-нибудь ссылками; а если удавалось доказать хоть кое-что из того, что распространялось молвой, то уже и все остальное считалось заслуживающим веры. Его же собственные друзья были или по натуре своей очень молчаливы, или приведены в молчание подарками. Жизнь Антипатра не без справедливости можно назвать таинственным служением злу, ибо и приближенных Александра он или подкупами, или коварной лестью, которой он все побеждал, сделал изменниками, и они воровским образом передавали ему обо всем, что там говорилось или происходило. Действуя осторожно и с ловкостью актера прокладывая всякой клевете дорогу к Ироду, он пользовался услугами подставных доносчиков, а сам оставался под личиной добродетельного брата. Если царю что-нибудь доносилось против Александра, то Антипатр, как будто случайно, являлся к Ироду и опровергал сначала ложные слухи, но тут же своими объяснениями мало-помалу делал их опять вероятными и таким образом снова возбуждал негодование царя. Все интриги были направлены к одной цели: возбудить против Александра подозрение в том, что он намеревается убить своего отца. И ничто не придавало этим клеветам большего вероятия, как то, что Антипатр принимал на себя роль защитника.

2. Раздраженный всем этим Ирод, по мере того как отстранял от себя обоих юношей, все более и более сближался с Антипатром. Вместе с царем отвратились от двух братьев все придворные: одни добровольно, другие по приказанию, как, например, Птолемей - ближайший друг царя, братья царя и вся его фамилия; Антипатр значил теперь все; и, что больше всего оскорбляло Александра, мать Антипатра также сделалась всемогущей. Ее наветы всегда были направлены против них; она ненавидела их не только как злая мачеха, преследующая своих пасынков, но как рожденных от царицы. Все теперь раболепствовало перед Антипатром, виды которого сделались столь блестящи, а Александра покинули все его друзья до последнего, так как царь обратился ко всем вельможам с приказом прекратить всякие сношения как лично с Александром, так и с его окружающими. Этот приказ напугал не только внутренних друзей, но и внешних, так как император предоставил царю никому еще не дарованное право преследовать бегущих от него людей даже в чужих, не принадлежащих ему странах. А между тем юноши не знали даже, какая опасность им грозила, вследствие чего они, по неосторожности своей, тем скорее приближались к ней. Никогда отец не порицал их открыто в глаза, только холодное его обращение и постоянная раздражительность заставляли их догадываться о причинах. Антипатр настроил враждебно против братьев также и их дядю Ферора, равно и тетку, Саломею, с которой он для того, чтобы направить ее на них, обходился так интимно, как будто она была бы ему женой. Ее вражду разжигала еще жена Александра, Глафира, которая с гордостью перебирала своих благородных предков и, возведя свое происхождение до Темена по отцовской линии и до Дария, сына Гистаспа, по материнской, возомнила себя владычицей всех женщин в царском доме. Сестру Ирода она часто дразнила ее низким происхождением; точно так же она поступала с его женами, которых он выбирал себе единственно из-за их красоты, нисколько не заботясь об их происхождении (Ирод имел много жен, так как законы иудеев разрешают им многоженство, а Ироду это пришлось по вкусу). Хвастовство и оскорбительные речи Глафиры сделали их всех врагами Александра.

3. Аристобул также восстановил против себя и без того уже ожесточенную Саломею, несмотря на то, что она приходилась ему тещей. Аристобул всегда стыдил свою жену за ее низкое происхождение; в то время когда его брат женился на царице, он получил в жены простую мещанскую дочь. Со слезами рассказывала об этом его жена своей матери Саломее, прибавив еще, будто Александр и его брат грозили, что, как только они сделаются царями, они матерей остальных братьев посадят за ткацким станком вместе с чернью, а самих братьев обратят в сельских старост, так как они, как те презрительно выражались, так превосходно вышколены. Саломея не могла преодолеть свою злобу и донесла обо всем Ироду; а так как она жаловалась на собственного своего зятя, то ей поверили. Еще одна сплетня возбуждала гнев царя: ему говорили, что братья часто взывают к имени своей матери, сквозь стоны проклиная отца; а если он то или другое платье Мариаммы дарит остальным своим женам, то они грозили каждый раз, что вместо царских одеяний им вскоре придется напялить на себя власяницы.

4. Как ни боялся царь гордости юношей, он тем не менее не терял надежды на их исправление. Готовясь к поездке в Рим, он пригласил их даже к себе, проронил несколько угроз как царь, но в общем говорил с ними как отец, увещевал их любить братьев и обещал простить прошлые их ошибки, если они исправятся в будущем. Они опровергли возведенные на них обвинения, называя их вымышленными, и сказали: их поведение может вполне подтвердить их защиту, но и царь, со своей стороны, должен положить предел этим наушничаньям и не доверять им так легко, ибо никогда не будет недостатка в ложных наветах против них, пока ложь будет находить себе веру.

5. Такими речами они хотя скоро успокоили отца и устранили временную опасность, но тем печальнее сделались их виды на будущее. Они только теперь узнали о вражде Саломеи и своего дяди Ферора. Оба были опасны и бессердечны, а Ферор к тому был еще могущественный противник, ибо он состоял сорегентом Ирода, только без короны, имел 100 талантов собственных доходов, пользовался также доходом всего заиорданского края как подарком от своего брата, который с разрешения императора сделал его еще тетрархом и удостоил браком с царской принцессой, женив его на сестре своей жены. По смерти этой жены он назначил ему свою старшую дочь и 300 талантов приданого. Правда, Ферор из любви к одной рабыне уклонился от женитьбы на царской дочери, и Ирод, отдав свою дочь за своего племянника, павшего впоследствии в войне с парфянами, остался очень недоволен отказом Ферора. Но вскоре, однако, он, снисходя к его любовной страсти, забыл эту обиду.

6. Уже раньше, когда жила еще царица, Ферор обвинялся в покушении на отравление царя. Теперь же выступило такое множество обвинителей, что Ирод, как ни любил он искренне брата, все-таки должен был поверить показаниям и стал его опасаться. Подвергая пыткам многих из заподозренных, он добрался, наконец, и до друзей Ферора. На допросе никто из них не сознался в формальном заговоре против жизни царя; но было указано на то, что Ферор собирался увести свою возлюбленную и вместе с ней бежать к парфянам и что муж Саломеи, Костобар (за него царь выдал свою сестру после того, как первый ее муж, обвиненный в супружеской измене, был казнен), готов был способствовать плану бегства. Сама Саломея тоже не осталась свободной от обвинений: брат ее Ферор обвинял ее в том, что она тайно обручилась с Силлаем, наместником аравийского царя Обода, смертным врагом Ирода. Хотя она была вполне уличена в этом и многих других проступках, раскрытых Ферором, она тем не менее была помилована; да и самого Ферора царь объявил свободным от всех тяготевших над ним обвинений.

7. Так надвигалась семейная буря на Александра и разразилась всецело над его головой. Между царскими евнухами были три, пользовавшиеся особенным доверием Ирода, как это видно было из тех обязанностей, которые им вверялись: один был его виночерпием, другой - хлебодаром, а третий приготовлял его ложе и сам спал в его близости. Этих трех евнухов Александр посредством больших подарков сделал орудиями своей похотливости. Царь узнал об этом и приказал допросить их под пытками. В развратных похождениях они тотчас же признались, но, кроме того, они рассказали еще, какими обещаниями они были обольщены. От Ирода, говорил Александр, им нечего ожидать многого; он старый повеса, красящий себе волосы, но через это он же не может казаться им молодым; пусть только они слушаются его, Александра: скоро он силой отнимет власть у Ирода, отомстит своим врагам, а друзей сделает богатыми и счастливыми, и прежде всего их самих. Знатнейшие люди давно уже присягнули ему втихомолку и обещали ему свое содействие, а высшие и низшие офицеры в армии имеют с ним тайные совещания.

8. Эти показания до такой степени устрашили Ирода, что в первое время он даже не осмеливался действовать открыто; он разослал тайных разведчиков, которые шныряли по городу денно и нощно и должны были докладывать ему обо всем, что они замечали, видели и слышали; кто только навлекал на себя подозрение, немедленно лишался жизни. Двор переполнился самыми ужаснейшими преступлениями. Каждый измышлял обвинения, каждый клеветал, руководствуясь личной или партийной враждой, и многие злоупотребляли кровожадным гневом царя, обращая его против своих противников. Ложь мгновенно находила себе веру, и едва только произнесено было обвинение, как уже совершалась казнь. Случалось часто, что только что обвинявший сам был обвинен и вместе со своей жертвой шел на казнь, ибо царь, из опасений за свою собственную жизнь, осуждал без следствия и без суда. Его дух был до того помрачен, что он не мог ласково глядеть на людей совершенно невинных, даже к друзьям своим он относился в высшей степени недружелюбно. Многим из них он прекратил доступ ко двору, а кого не постигла его рука, того он уничтожал жестокими словами.

9. Антипатр пользовался несчастьем Александра. Теснее сплотил он вокруг себя всю ораву своих родственников и вместе с ними пускал в ход всевозможную клевету. Ложными доносами и наветами он вместе со своими друзьями нагнал на царя такой страх, что последнему всегда мерещился Александр, и не иначе как с поднятым над ним кинжалом. Он приказал, наконец, схватить его внезапно и заковать в кандалы. Вслед за тем он начал подвергать пыткам его друзей. Большинство из них умирало молча, не выдавая больше того, что они в действительности знали, но те, которые были доведены пытками до лжесвидетельства, показали, что Александр и брат его Аристобул посягали на жизнь царя; они будто выжидали только случая, чтобы убить отца на охоте и тогда бежать в Рим. Как ни были невероятны эти признания, исторгнутые под страхом смерти, но царь охотно им поверил, оправдывая, таким образом, заточение сына мнимой справедливостью этой суровой меры.


Архелай мирит вновь Ирода с Александром и Ферором.

1. Увидав всю невозможность разубедить своего отца, Александр решил идти смело навстречу опасности. Он сочинил четыре книги, направленные против его врагов. Сознавшись в заговоре, в котором его обвиняли, он вместе с тем большую часть своих врагов, и во главе их Ферора и Саломею, выставил своими единомышленниками. Последняя даже раз вторглась к нему в дом и против его воли провела с ним ночь. Эти книги, полные многочисленных и тяжких разоблачений против могущественнейших в государстве, находились уже в руках Ирода, когда Архелай, озабоченный судьбой своего зятя и дочери, примчался в Иудею. Они нашли в нем очень умного заступника, который хитростью отвратил грозные намерения царя. При первой же встрече с последним он воскликнул: "Где этот мой преступный зять? Где мне найти голову этого отцеубийцы, чтобы собственными руками размозжить ее? И мою дочь я хочу присоединить к ее драгоценному супругу - будь даже она не причастна в его заговоре, но одним союзом с таким человеком она уже обесчещена. Я должен только удивляться тому долготерпению, которое ты, несмотря на направленный против тебя заговор, проявляешь по отношению к Александру, все еще находящемуся в живых. Я спешил сюда из Каппадокии в полной уверенности, что найду его давно уже казненным, и имел в виду вместе с тобой судить и мою дочь, которую я ему дал лишь из высокого уважения к тебе и твоему сану. Теперь же мы должны решить участь их обоих, и, если ты чересчур уже подчиняешься отцовскому чувству и слишком мягкосердечен для того, чтобы карать сына, восставшего на твою жизнь, так давай обменяемся судейскими обязанностями, и пусть каждый из нас проникается гневом другого!".

2. Как ни сдержан был Ирод, но этой патетической речью Архелай сделал его доверчивым. Последний дал ему прочитать записки Александра, останавливался над отдельными пунктами, обсуждая их вместе с ним. Архелай не упускал случая, чтобы с самого начала чтения преследовать свой хитро задуманный план; незаметно для царя он взвалил всю вину на поименованных в книге лиц, преимущественно же на Ферора. Заметив, что его соображения производят впечатление, он сказал:"Мы должны расследовать, не замышляли ли кое-чего эти злодеи против юноши вместо того, чтобы он замышлял против тебя. У нас нет пока никакого объяснения тому, что могло побудить его к такому возмутительному преступлению в то время, когда он уже пользовался царскими почестями и имел все виды на престолонаследие. Здесь должны быть обольстители, которые стремятся направить легкомыслие молодости на путь преступления; такими людьми бывают обмануты не только юноши, но и старики, благодаря им часто потрясаются знатнейшие фамилии и даже целые царства".

3. Ирод соглашался со всеми этими увещаниями. По мере того как утихал его гнев против Александра, он все больше ожесточался против Ферора, о котором, главным образом, трактовали те четыре книги. Ферор же, заметив раздраженное состояние царя и всесильное влияние Архелая, не видел никакой возможности выйти с честью из своего опасного положения и только своему бесстыдству он обязан был спасением своей жизни; не думая больше об Александре, он прибег к Архелаю. Последний заявил ему, что он не знает, как выпросить для него помилования, так как из массы улик, имеющихся против него, явствует до очевидности, что он помышлял убить царя и что он виновник всех тех бедствий, которые постигли юношу (Александра), - он должен поэтому решиться, откладывая в сторону всякие увертки и укрывательства, признать все пункты обвинения и обратиться к любящему сердцу брата с мольбой о прощении. При таком условии он, со своей стороны, готов сделать все от него зависящее.

4. Ферор последовал этому совету. С подавленным видом, рассчитанным на возбуждение жалости, одетый в черное, он предстал перед Иродом, с плачем упал к его ногам, умоляя, как уже неоднократно это делал, о прощении, объявил себя преступником, сознался в совершении всего, что ему приписывалось, но каялся в своем безрассудстве и умопомрачении, которое нашло на него под влиянием любви к своей жене. Архелаю удалось, таким образом, заставить Ферора свидетельствовать против себя и самого себя обвинять. Тогда лишь он начал действовать в умиротворяющем духе: гнев Ирода он старался переложить на милость примерами из своей собственной семейной жизни. "И я, - сказал он, - претерпевши от моего брата еще больше обид, покорился все-таки голосу природы, заглушающему в нас призывы к мести. Да и в государствах, подобно тому как и на огромных телах вследствие их тяжести образовываются вредные наросты, которые нельзя отрезать, а необходимо лечить умеренными средствами".

5. Подобными увещаниями он настроил Ирода несколько мягче к Ферору Но он сам остался при своем прежнем негодовании против Александра и высказывал твердое намерение разлучить с ним свою дочь и увезти последнюю домой. Так он довел Ирода до того, что тот сам выступил ходатаем за своего сына и упрашивал его снова доверить ему свою дочь. Но Архелай с искусным притворством заметил, что он предоставляет царю выдать его дочь за кого он пожелает, только не за Александра: ему, уверял он Ирода, важнее всего сохранить с ним фамильную связь. Тогда Ирод сказал, что он, как подарок, примет из его рук сына, если он не расторгнет брака; они ведь имеют уже детей, и юноша так нежно любит свою жену; если последняя останется при нем, то она может удержать его от дальнейших ошибок, но раз она будет оторвана от него, то это может повести его к отчаянным поступкам; бурные порывы молодости, заключил он, смягчаются именно под влиянием семейных ощущений. Медля и нерешительно Архелай уступал и, наконец, помирился с юношей, помирив его вместе с тем и с отцом. Но, прибавил он, необходимо во всяком случае послать его в Рим для того, чтобы он оправдался перед императором, так как Ирод уже успел написать ему обо всем происшедшем.

6. Таким образом Архелай довел до конца свой ловкий маневр, при помощи которого спас своего зятя. Веселье и пиршества последовали за заключением мира. Ирод подарил Архелаю перед его отъездом семьдесят талантов, золотой трон, осыпанный драгоценными камнями, евнухов и наложницу по имени Паннихия. И свита его щедро была наделена, всякий по достоинству своему, подарками. По приказанию Ирода и родственники его поднесли Архелаю великолепные подарки. Ирод и его сановники провожали его до Антиохии.


Интриги Эврикла против сыновей Мариаммы, напрасная защита их коянином Эваратом.

1. Недолго спустя в Иудее высадился человек, который в искусстве хитрить далеко превосходил Архелая и который не только поколебал примирение, достигнутое последним для Александра, но сделался виновником его окончательной гибели. Это был спартанец по имени Эврикл, которого жадность к наживе пригнала в иудейское царство. Эллада не могла больше удовлетворить его расточительности. Он привез Ироду блестящие подарки с целью выжать у него более богатые, и он действительно с лихвой был награжден царем. Но подарки одни не имели в его глазах никакой цены он добивался власти и решился приобрести ее кровью. Лестью, подкупающим красноречием и лицемерными похвалами он прежде всего вкрался в доверие Ирода, а затем, изучив его характер, начал говорить и делать все в угоду ему и таким образом сделался одним из интимнейших его друзей. Уже из-за одной принадлежности к спартанцам царь и весь двор обращались с ним с особым уважением.

2. Сей муж вскоре постиг слабое место семьи, раздоры между братьями и неравные отношения отца к сыновьям. Он прежде всего сблизился с Антипатром, пользуясь его гостеприимством, но в то же время притворно поддерживал дружескую связь с Александром, выдавая себя ложно за старого приятеля Архелая. По этой причине он был принят Александром как надежный друг. И брату его Аристобулу он также успел понравиться. Опытный во всех ролях, он к каждому отдельно умел подступить иным манером. По преимуществу же он был наемником Антипатра и предателем Александра. Первого он укорял в том, что он, будучи старшим, терпит возле себя людей, выжидающих только первого удобного случая для того, чтобы уничтожить все его виды на престол; последнего он порицал за то, что он, сын царицы, муж царской дочери, имея, кроме того, такую превосходную опору, как Архелай, допускает, чтобы сын простой мещанки был престолонаследником. Вымышленная им дружба с Архелаем заставила молодого принца считать его своим добрым советником. Он поэтому откровенно изливал перед ним все, что он имел на сердце против Антипатра, и высказывал опасение, что Ирод, убийца их матери, способен также отнять у них корону, на которую они как сыновья царицы имеют неотъемлемые права. Эврикл лицемерно выражал ему свое сочувствие и соболезнование. Но после того как ему удалось выжать такие же откровенности и у Аристобула и обоих вместе вызвать на свободное выражение своего неудовольствия против отца, он поспешно передал эту тайну Антипатру. К этому он прибавил свой собственный вымысел, будто братья посягают на его жизнь и уже готовятся обнажить меч против него. Богато вознагражденный за эту услужливость, он начал с того, что при каждом удобном случае расхваливал Антипатра перед Иродом; но кончил тем, что нанялся формально В убийцы Аристобула и Александра и выступил их обвинителем перед царем. "В благодарность за твои милости ко мне, - так начал Эврикл, - я дарю тебе, Ирод, жизнь; как воздаяние за твое гостеприимство я приношу тебе свет. Уже давно выточен меч и рука Александра простерта над тобой. Ближайшее осуществление заговора я предотвратил тем, что притворялся сообщником его". Александр сказал, что Ирод не довольствуется тем, что сидит на не принадлежащем ему троне, что после убийства их матери раздробил ее царство, он еще возвел в престолонаследники бастарда - этого проклятого Антипатра, которому предназначил их родовое царство, но он решил принести искупительную жертву памяти Гиркана и Мариаммы, ибо из рук такого отца он не должен принять скипетр без кровопролития. Каждый день его всяческим образом раздражают, ни единого слова, срывающегося с его языка, не оставляют без извращения. Заходит ли речь о чьем-либо благородном происхождении, то без всякого повода приплетают его имя. Ирод говорит: "Есть один только благородный, это Александр, который и отца своего презирает за его простое происхождение". На охоте он вызывает негодование, если молчит, а если хвалит, то в этом усматривают насмешку. Отец всегда сурово с ним обращается, только с Антипатром он умеет быть ласковым. Он поэтому охотно умрет, если его заговор не удастся. Если же ему удастся убить отца, то он надеется найти убежище прежде у своего тестя Архелая, к которому легко может бежать, а затем также у императора, который до сих пор совсем не знает настоящего Ирода; ибо тогда он не так, как прежде, будет стоять перед ним, трепеща перед присутствовавшим отцом, и не будет только докладывать об обвинениях, которые он лично возводит на него. Он прежде всего изобразит императору бедственное положение всей нации, он расскажет ему, как у этого народа высасывали кровь поборами, на какие роскоши и злодейства были растрачены эти кровавые деньги, что за люди те, которые обогащались вашим добром и которым дарили целые города; затем он еще будет взывать о мести за его деда и мать и сорвет завесу, скрывающую все ужасы и гнусные дела нынешнего царствования, - тогда, надеется он, его не будут судить как отцеубийцу.

3. Очернив этой хитро сплетенной ложью Александра, Эврикл рассыпался в похвалах об Антипатре: только он один и любит своего отца, только благодаря его энергичным мерам заговор до сих пор не мог быть осуществлен. Царь, в котором не изгладились еще прежние подозрения, этими новыми открытиями был приведен в бешеную ярость. Антипатр воспользовался новым благоприятным моментом для того, чтобы выставить еще других обвинителей, которые донесли, что оба брата имели тайные совещания с двумя бывшими кавалерийскими офицерами, Юкундом и Тиранном, уволенными незадолго перед этим за упущения по службе. Рассвирепев еще больше от этого известия, Ирод приказал подвергнуть обоих офицеров пытке. Но они ничего не признали из того, что им ложно было приписано. Тут представлено было еще письмо Александра, в котором он просил коменданта одной из царских крепостей принять его и Аристобула после убийства ими своего отца и предоставить в его распоряжение оружие и другие военные принадлежности. Александр объявил это письмо плутовской проделкой Диофанта царского секретаря, дерзкого малого, изощрявшегося всегда в подделке почерков и поплатившегося, наконец, жизнью за свое искусство. И начальник крепости был подвергнут пытке, но и от него Ирод не мог добиться того, в чем его обвиняли.

4. Сознавая сам бездоказательность улик, он тем не менее велел арестовать своих сыновей, не заключая их, впрочем, в цепи. Губителя же его семейства, изобретателя всего этого злодейского плана он назвал своим спасителем и благодетелем и наградил его пятьюдесятью талантами. Прежде чем весть об истинном положении братьев могла распространиться, Эврикл поспешил в Каппадокию и выманил денежный подарок также у Архелая, нагло уверив его в том, что он помирил Ирода с Александром. Прибыв в Грецию, он употребил эти грешные деньги на такие же плутовские дела. Обвиненный два раза перед императором в возмущении Ахайи и обкрадывании общественных касс, он, наконец, был осужден на изгнание. Так ему было воздано за его согрешение перед Аристобулом и Александром.

5. Этому спартанцу по справедливости должен быть противопоставлен коянин Эварат. Он был один из ближайших друзей Александра и прибыл в Иудею одновременно с Эвриклом. Когда царь допытывался у него относительно показаний последнего, он клятвенно уверял, что ничего подобного не слышал от молодых людей. Но это свидетельство, конечно, не помогло несчастным. Только злое и худое Ирод был склонен выслушивать, и только тот снискал его милость, который вместе с ним верил и вместе с ним злобствовал.


Ирод, с разрешения императора, выступает в Берите обвинителем своих сыновей, которые, не будучи представлены собранию, осуждаются. - Вслед за тем их отправляют в Себасту для совершения над ними казни.

1. Саломея тоже подстрекала царя на самые крайние меры против его сыновей. Дело сложилось таким образом: Аристобул, желая связать со своей собственной судьбой эту тещу свою и тетку, велел передать ей, чтобы она позаботилась о своем спасении, так как царь намеревается казнить ее за прежние ее грешки, за то именно, что она, желая сделаться женой араба Силлая, передала ему, врагу царя, тайны последнего. Еще грознее разразилась тогда буря, которая должна была уничтожить обоих юношей. Саломея прибежала к царю и сообщила ему о полученном предостережении. Это привело Ирода в такую ярость, что он приказал заковать сыновей в кандалы, разъединить их между собой и немедленно отправил начальника Волумния вместе со своим другом Олимпом с письменным донесением к императору. Получив через этих послов в Риме бумаги от царя, император очень пожалел юношей; но, с другой стороны, ему казалось несправедливым лишить царя отцовской власти над его сыновьями. Он ответил поэтому, что признает за ним полную свободу действий, но что "он поступит благоразумно, если предоставит расследование заговора полному собранию его же родственников и высших чинов провинции. Будет установлена виновность юношей, тогда они достойны смерти; если же окажется, что они только помышляли о тайном бегстве, то их можно подвергнуть более мягкому наказанию".

2. Ирод последовал этому совету и отправился в город Берит, указанный ему императором, и созвал собрание. Председательствовали, по назначению императора, наместники: Сатурнин и Педаний с их легатами; возле них заседали: прокуратор Волумний, затем родственники и друзья царя, в том числе Саломея и Ферор, и, кроме них, все владетели Сирии, за исключением царя Архелая, ибо ему, как тестю Александра, Ирод не доверял. Самих сыновей он, по ранее принятому решению, не представил собранию: он очень хорошо знал, что один только вид их вызовет сострадание у всех, а если еще им предоставлено будет слово защиты, то Александр очень легко сумеет поколебать обвинение. Они, содержались под стражей в одной сидонской деревне Платане.

5. Царь поднялся и стал громить своих сыновей, точно они тут же стояли перед его глазами. Обвинение в покушении на его жизнь он поддерживал слабо, как будто он сам чувствовал несостоятельность улик; тем энергичнее он обвинял их в поношении его имени, насмешках и оскорблении его личности, и таких фактов он исчислил такое множество, что сама смерть казалась заседающим слишком ничтожным наказанием. Так как никто ему не возражал, то он стал оплакивать самого себя: приговор против его сыновей постигнет его самого, победа над детьми - это горькая победа. Вслед за этим он стал собирать голоса. Первым высказался Сатурнин: он признал юношей виновными, но не заслуживающими смертной казни; он не вправе, сказал он, решить гибель детей другого в то время, когда у него сбоку стоят его собственные три сына. К его заключению присоединились оба легата и еще несколько лиц. Волумний был первый, произнесший ужасный приговор, и вслед за ним уже все осудили юношей на смерть - одни из лести, другие из ненависти к Ироду, но никто из негодования против обвиненных. Вся Сирия и Иудея с напряженным вниманием следили за ходом этой трагедии; никто, однако, не допускал, что Ирод доведет свою жестокость до детоубийства. Но он поволок своих сыновей в Тир, а оттуда поплыл в Кесарию, чтобы обдумать род казни для юношей.

4. Один из ветеранов царя по имени Терон, сын которого был интимным другом Александра и который сам тоже очень любил юношей, от избытка скорби об их участи лишился рассудка. Сначала он бегал по улицам и кричал: "Правосудие попрано, правда исчезла, природа извращена, и вся жизнь полна преступлений" и многое другое, что может внушить душевное горе человеку, решившемуся рискнуть своею жизнью. Наконец, он осмелился выступить лично перед царем и, обращаясь к нему, воскликнул: "В тебе, кажется, злой демон засел, что ты худшим из людей веришь больше, чем твоим любимейшим детям! Ферору и Саломее, которых ты уже неоднократно признавал достойными казни, ты веришь, когда они клевещут на твоих детей. Они только хотят похитить у тебя настоящего престолонаследника и никого больше не оставить тебе, кроме Антипатра, для того чтобы в будущем иметь такого царя, с которым они бы могли сделать все, что пожелают. Подумай только о том, не привлечет ли ему смерть братьев ненависть солдат! Ведь нет ни одного человека в армии, который бы не сочувствовал юношам, а из командиров иные публично выражают свое негодование". При этом он назвал имена недовольных. Но царь тут же отдал приказание арестовать последних вместе с Тероном и сыном его.

5. Тут выступил еще придворный цирюльник по имени Трифон и по какому-то умопомраченью сам выдал себя. "И меня, - сказал он, - хотел этот Терон уговорить зарезать тебя во время стрижки, обещав мне за это большое вознаграждение от Александра". Вследствие этого доноса Ирод приказал и Терона, и его сына вместе с цирюльником подвергнуть пытке. Так как первые все отрицали, а последний не высказывал больше того, что он уже говорил, то он велел усилить истязания Терона. Сын, тронутый муками отца, вызвался все открыть царю, если только он простит отца. Царь обещал помилование; тогда сын сказал, что отец, по наущению Александра, хотел лишить его жизни. Это заявление одни считали выдумкой, к которой сын прибег для освобождения отца от пыток, другие же приняли это за чистую правду.

6. Теперь Ирод обвинил в народном собрании своих полководцев и Терона и направил на них чернь, которая забросала их камнями и бревнами и умертвила на месте всех, не исключая и цирюльника. Своих сыновей он отправил в Себасту, невдалеке от Кесарии, и приказал их задушить. Его приказ был быстро приведен в исполнение. Тела их он велел перенести в крепость Александрион, где они должны были быть положены рядом с их дедом по материнской линии Александром. Таков был конец Александра и Аристобула.


Антипатр повсюду ненавидим. - Царь обручает детей умерщвлённых сыновей со своими родными; Антипатр же помышляет о других браках для них. Жёны и дети Ирода.

1. Антипатр остался теперь неоспоримым наследником престола. Но над ним тяготела тяжелая ненависть народа, ибо все и каждый знали, что это он был инициатором всех ложных обвинений против братьев. Вскоре также в его душу закрался большой страх при виде подрастающего потомства умерщвленных. Александр имел от Глафиры двух сыновей - Тиграна и Александра, а Аристобул от Береники, дочери Саломеи, - трех сыновей: Ирода, Агриппу и Аристобула и двух дочерей: Иродиаду и Мариамму. После казни отцов этих семейств Ирод отослал Глафиру с ее приданым обратно в Каппадокию; жену же Аристобула, Беренику, он выдал замуж за дядю Антипатра по его матери; брак этот затеян был самим Антипатром с целью расположить к себе Саломею, с которой он находился в натянутых отношениях. Подарками и всякого рода любезностями он искал также дружбы Ферора; не забывал он и приближенных императора в Риме, Сатурнина и его свиту в Сирии - все получали от него значительные суммы и щедрые подарки. Но чем больше он сорил деньгами, тем больше его презирали, ибо знали хорошо, что он не щедр по натуре, а расточителен по трусости своей. Награжденные поэтому не стали более склонны к нему, а обойденные им делались еще более ожесточенными врагами. Все значительнее делались его затраты по мере того, как он против всякого ожидания стал замечать, что царь озабочен судьбой сирот и что в его попечениях об отпрысках своих сыновей ясно проглядывает раскаяние в казни последних.

2. Однажды Ирод созвал к себе своих родственников и друзей, представил им сирот и с глазами, полными слез, произнес: "Страшный рок похитил у меня отцов этих детей; они же предоставлены теперь моим попечениям: к этому призывает меня голос природы и чувство жалости, возбуждаемое их осиротением. Если я оказался столь несчастным отцом, то я хочу попытаться быть, по крайней мере, более любящим дедом и лучших моих друзей оставить им покровителями. Твою дочь, Ферор, я обручаю со старшим сыном Александра для того, чтобы тебя как опекуна скрепляла бы с ним вместе с тем и ближайшая родственная связь. С твоим сыном, Антипатр, я обручаю дочь Аристобула, и будь ты отцом этой сироты! Ее сестру пусть возьмет себе в жены мой Ирод, имеющий по материнской линии дедом первосвященника. Кто теперь любит меня, тот пусть присоединится к моему решению, и пусть никто из преданных мне не нарушит его. Я молю также Бога, чтобы он благословил эти союзы на благо моего царства и моих внуков, и да взирает он на этих детей более милосердным оком, чем на их отцов".

3. Говоря таким образом, Ирод заплакал и соединил руки детей; затем он нежно обнял каждого из них и распустил собрание. Антипатр был в высшей степени смущен, и каждый мог это прочесть на его лице. Он подозревал, что отец в лице сирот готовит ему гибель, и уже боялся, что вся его карьера вновь будет подвержена опасности, если дети Александра кроме Архелая приобретут естественного защитника еще и в тетрархе Фероре. К тому же он принял во внимание ненависть народа к его личности и сочувствие этого народа к сиротам, горячую любовь иудеев к погибшим из-за него братьям еще при жизни последних и благоговейную память о них после смерти. Все это побудило его принять решение во что бы то ни стало расторгнуть обручение.

4. Действовать опять хитростью ему казалось неблагоразумным: он боялся строгости отца и его чуткой подозрительности. Зато он отважился открыто приступить к отцу с мольбой о том, чтобы тот не лишил его опять той чести, которой раз уже удостоил, и не оставил бы его при одном только царском титуле в то время, когда действительная власть достанется другим. Он, наверное, никогда не достигнет этой власти, коль скоро сын Александра, который всегда может найти опору в Архелае, сделался еще зятем Ферора. А потому он убедительно просил, ввиду обширности царской фамилии, изменить брачный план. Царь имел девять жен, принесших ему семеро детей. Сам Антипатр был рожден от Дориды, Ирод - от дочери первосвященника Мариаммы, Антипа и Архелай - от самаритянки Малтаки, от нее же родилась дочь Олимпиада, вышедшая замуж за племянника его, Иосифа; от Клеопатры из Иерусалима родились Ирод и Филипп, от Паллады - Фазаель; кроме того, у него были еще другие дочери, как Роксана и Саломея - первая от Федры, вторая от Эльпиды. Две жены - обе его племянницы - были бездетны; двух дочерей он имел еще от Мариаммы - это были сестры Александра и Аристобула. На этом многочисленном потомстве Антипатр основывал свою просьбу об изменении помолвок.

5. Царь, поняв из этого предложения отношение Антипатра к сиротам, пришел в сильное негодование; в нем уже зарождалось подозрение, что и отцы этих сирот пали жертвой козней Антипатра; он поэтому отверг его просьбу и осыпал его самого самыми жестокими упреками. Но впоследствии он все-таки поддался обольстительным речам Антипатра и дал ему в жены дочь Аристобула, а его сыну - дочь Ферора.

6. Насколько в данном случае была неотразима лесть Антипатра, можно судить по тому, что даже Саломея с подобными просьбами ничего не могла добиться у него. Эта его родная сестра, поддерживаемая всесильным заступничеством императрицы Юлии, хлопотала о разрешении ей выйти замуж за араба Силлая; но царь клялся, что будет ее считать своим злейшим врагом, если она не откажется от этой мысли. Против ее воли он выдал ее за своего друга Алексу, а ее дочерей он выдал: одну за сына Алексы, другую - за дядю Антипатра по материнской линии. Из дочерей Мариаммы одна была замужем за сыном его сестры, Антипатром, другая - за его братом, Фазаелем.


Антипатр становится невыносимым; он едет в Рим с завещанием Ирода. - Ферор оставляет брата, чтобы не быть вынужденным покинуть свою жену.

1. Уничтожив таким образом виды сирот и устроив брачные союзы в своих личных интересах, Антипатр думал, что благополучно достиг уже гавани. К врожденной его злости прибавилась теперь самоуверенность, которая сделала его еще более невыносимым. Не будучи в состоянии свалить с себя всеобщую ненависть, он успокаивал себя тем, что сделался для всех страшным. Даже Ферор, видевший в нем будущего царя, усердно его поддерживал. Но в это же время женщины при дворе сплотились вместе и вызвали новые распри. Во главе их партии стояла жена Ферора, к которой, кроме ее матери и сестры, примкнула также мать Антипатра. Она вела себя во дворце так высокомерно, что дерзнула даже раз оскорбить двух дочерей царя. Последнему она вследствие этого сделалась в высшей степени ненавистной. Но хотя царь ее сильно ненавидел, она тем не менее при помощи своих союзниц могла властвовать над другими. Саломея была единственная, которая нарушала их гармонию: она донесла царю об их собраниях и внушила ему подозрение, что там злоумышляют против него. Как только те узнали об этом доносе и о негодовании царя, они прекратили открытые собрания и дружеские отношения между собой, а в присутствии царя притворялись даже враждебно настроенными друг против друга. В этой фальшивой игре участвовал также Антипатр, нанесший раз Ферору публичное оскорбление. Зато они отныне стали устраивать тайные собрания и ночные пирушки, а сознание, что они находятся под надзором, только укрепило их солидарность. Но от Саломеи ничто не осталось скрытым, и она обо всем доносила Ироду.

2. Тогда возгорелся его гнев, и прежде всего на жену Ферора, которую Саломея преимущественно очернила. Он созвал собрание родственников и друзей и, жалуясь перед ними на эту женщину, вспомнил, между прочим, ее оскорбительное обхождение с его дочерьми; дальше, что она денежными подарками подстрекнула к сопротивлению фарисеев и колдовством отвратила от него сердце брата. В заключение он в своей речи обратился к Ферору и предложил ему на выбор: отречься или от своего брата, или от своей жены. Когда же Ферор заявил, что охотнее он расстанется со своей жизнью, чем с женой, Ирод, не зная, что делать, обратился к Антипатру и приказал ему прекратить всякие отношения с женой Ферора, с этим последним и со всеми его приближенными. Этот запрет Антипатр не смел преступить открыто, но тайно он целые ночи проводил в их обществе; а так как его пугал надзор Саломеи, то он посредством своих римских друзей затеял поездку в Рим. Последние написали, что следовало бы Антипатра через некоторое время командировать в качестве посла к императору Ввиду этого Ирод немедля снарядил его в путь с блестящей свитой и большой суммой денег, поручив ему представить императору его завещание, в котором царем назначен был Антипатр, преемником же последнего - Ирод, сын Мариаммы, дочери первосвященника.

3. Одновременно с ним ехал в Рим аравитянин Силлай, не исполнивший приказов императора, ввиду того что Антипатру поручено было возобновить против него то самое обвинение, которое раньше еще было возбуждено Николаем. Кроме вражды с Иродом, Силлай находился еще в не менее сильном разладе со своим же царем Аретой, многих друзей которого, в том числе Соема - могущественнейшего человека в Петре, - он лишил жизни. Большими суммами он пытался привлечь к себе императорского домоправителя Фабата и надеялся найти в нем поддержку также против Ирода. Но последний предложил еще большую плату и отвлек от Силлая Фабата, которому также поручил взыскать с Силлая присужденную ему императором сумму. Но Силлай отказался от уплаты денег; он шея еще дальше и жаловался на Фабата императору: Фабат, доносил он, не преследует интересов своего повелителя, а служит только целям Ирода. Тогда Фабат, все еще состоя в высокой милости у Ирода, до того озлобился, что выдал тайны Силлая и открыл, между прочим, царю, что тот подкупил одного из его телохранителей, Коринфа. "Пусть только, - сказал он, - арестуют его". Царь поверил этому доносу, потому что Коринф вырос во дворце и был араб по происхождению. Он немедленно распорядился о задержании не одного только Коринфа, но и двух арабов, из коих один был другом Силлая, а другой - предводителем одного из аравийских племен. Последние, будучи подвергнуты пыткам, сознались, что обещанием Коринфу большой суммы денег они уговорили его убить Ирода. Таким образом, и они после вторичного их допроса сирийским правителем Сатурнином были отправлены в Рим.

4. Ирод все еще продолжал настаивать на разлуке Ферора с его женой; ибо сколько бы он ни ненавидел ее, он все-таки не мог придумать другого средства, чем отомстить ей, пока, наконец, в порыве гнева он не прогнал из дворца их обоих. Ферор смирился с этой обидой, удалился в свою тетрархию, но поклялся при этом, что только смерть Ирода положит конец его изгнанию, а доколе тот будет жив, он никогда не возвратится назад. И он не пришел даже тогда, когда брат заболел, несмотря на то что тот настойчиво звал его к себе и послал ему сказать, что он перед скоро ожидаемой смертью своей хочет оставить ему некоторые поручения. Сверх ожидания, он опять выздоровел, но вслед затем заболел Ферор. Тогда Ирод показал себя более великодушным: он приехал к нему и участливо за ним ухаживал. Но Ферор не перенес болезни и умер через несколько дней. Хотя Ирод любил брата до конца его дней, молва все-таки и эту смерть приписывала ему: говорили, что он отравил его ядом. Его тело Ирод велел перевезти в Иерусалим, предписал всему народу самый глубокий траур и устроил ему блестящие похороны. Так постигла смерть одного из убийц Александра и Аристобула.


Производя следствие по поводу смерти Ферора, Ирод узнаёт о попытке Антипатра отравить его. Он прогоняет Дориду и Мариамму, замешанных в этом деле, и лишает наследства сына последней, Ирода.

1. Месть подвигалась вперед и приближалась к главному виновнику того убийства - Антипатру. Смерть Ферора послужила как бы сигналом. Некоторые из его вольноотпущенников явились глубоко сокрушенными к царю и сказали ему, что его брат Ферор умер от яда: его жена будто подала ему какое-то необыкновенное снадобье, по съедении которого он сейчас заболел; помимо того, за два дня до его смерти мать и сестра его жены привезли из Аравии женщину, сведущую в травах, для того чтобы приготовить Ферору зелье любви; но вместо этого арабка, по уговору с Силлаем, с которым она знакома, поднесла ему смертельный напиток.

2. Ошеломленный массой нахлынувших самых мрачных подозрений, царь приказал подвергнуть пыткам рабынь и некоторых свободных служанок. Одна из них в своих мучениях воскликнула: "Господь Бог, Царь небес и земли, да покарает он виновницу наших страданий - мать Антипатра!" Эти слова послужили для Ирода исходным пунктом, с которого он начал дальнейшее следствие. Та же личность открыла дружеские отношения матери Антипатра к Ферору и его семейству, их тайные собрания и как Ферор и Антипатр по приходе от царя кутили и бражничали целые ночи вместе с женами, не допуская к себе ни одного слуги или прислужницы. Вот почему все это показала одна из свободных служанок.

3. Тогда Ирод велел пытать отдельно каждую рабыню. Все показания последних в общем согласовывались между собой и выяснили еще то обстоятельство, что поездка Антипатра в Рим и отъезд Ферора в Перею были заранее обдуманы и предприняты по взаимному соглашению. Часто они выражались таким образом: раз Ирод справился уже с Александром и Аристобулом, то он еще доберется к ним и их женам; после того как он задушил Мариамму и ее детей, то никто не может ждать от него пощады; лучше всего поэтому по возможности не встречаться с этим кровожадным зверем. Часто Антипатр жаловался своей матери: он уже поседел, а отец с каждым днем становится все моложе, и он, вероятно, еще должен будет умереть, прежде чем вступить в правление. Но пускай даже отец опередит его смертью, - когда же это будет? - то во всяком случае царствование принесет ему кратковременную радость. Головы гидры - дети Аристобула и Александра - растут, а виды для его собственных детей отец у него похитил, потому что в завещании он преемником его (Антипатра) не назначил ни одного из его сыновей, а Ирода, сына Мариаммы. Впрочем, в этом отношении он не более как старый простофиля, если воображает, что его завещание после смерти его останется в силе: он уже позаботится о том, чтобы никто из его потомков не остался в живых. Никогда еще отец так не ненавидел своих детей, как Ирод, но его братская ненависть простирается еще выше; недавно только он дал ему 100 талантов за то лишь, чтобы он ни слова не вымолвил с Ферором. На вопрос последнего: "Что я ему сделал худого?" - Антипатр ответил: "Мы должны почитать себя счастливыми, что он, отняв у нас все, дарует нам хоть жизнь. Но невозможно спастись от такого кровожадного чудовища, которое даже не терпит, чтобы открыто любили других. Теперь, конечно, мы вынуждены скрывать наши свидания; но вскоре мы это будем делать открыто, если только мы будем мужественны и смело подымем руку".

4. Так показали служанки, подвергавшиеся пытке; дальше они сообщили, что Ферор имел в виду бежать вместе с ними в Перею. Упоминание о 100 талантах придало в глазах Ирода достоверность всем прочим их показаниям, потому что об этом он ни с кем не говорил, кроме Антипатра. Прежде всего его гнев разразился над Доридой - матерью Антипатра: он отнял у нее подаренные ей раньше драгоценности, стоившие много талантов, и прогнал ее во второй раз. Женщин Ферора он помиловал и велел вылечить их от ран, причиненных им пытками. Сам же он был повергнут в такое отчаяние, которое лишило его всякого самообладания: самое ничтожное подозрение подымало бурю в его душе; массу невинных он поволок к пыткам только для того, чтобы не обойти ни одного виновного.

5. Так он добрался к самаритянину Антипатру, управлявшему домом Антипатра. Подвергнутый пыткам, он признался в следующем: Антипатр поручил одному из своих близких друзей, Антифилу, доставить из Египта смертельный яд для царя; Антифил вручил яд дяде Антипатра, Феодиону; этот передал его в руки Ферору, которому Антипатр предложил отравить Ирода в то время, когда он сам будет находиться вне пределов подозрения - в Риме, а Ферор отдал яд на сохранение своей жене. Царь сейчас же послал за нею и приказал ей выдать полученное. Она вышла как будто с намерением принести яд, но тут же бросилась с крыши, чтобы избежать следствия и жестокого обращения царя. Но по явному предопределению провидения, которое хотело наказать Антипатра, она не упала на голову, а на другие части тела и осталась живой. Когда ее внесли во дворец, царь приказал подать ей подкрепляющие средства (потому что она была ошеломлена падением) и спрашивал ее затем о причине, побудившей ее броситься с крыши. Если она скажет правду, то он клянется освободить ее от всякого наказания; в противном случае, если она что-нибудь скроет, он прикажет так обработать ее тело пытками, что ничего от нее не останется для погребения.

6. После краткой паузы женщина начала: "Зачем мне хранить еще тайну, когда Ферор уже мертв? Или должна я щадить Антипатра, который всех нас погубил? Слушай же, царь и Бог, которого обмануть нельзя, да будет он вместе с тобою моим свидетелем, что я говорю истину. Когда ты в слезах сидел у смертного одра Ферора, он призвал меня к себе и сказал: "Да, жена, я жестоко ошибался в моем брате! Тяжело я провинился перед ним! Его, который так искренно любит меня, я ненавидел! Того, который так глубоко сокрушается моей смертью даже до наступления ее, я хотел убить! Я теперь получаю возмездие за мое бессердечие; ты же принеси сюда яд, оставленный нам Антипатром для его отравления и хранящийся у тебя, и уничтожь его сейчас на моих глазах для того, чтобы я не уносил с собою духа мщения в подземное царство". Я повиновалась ему, принесла яд и большую часть высыпала перед его глазами в огонь; но немного я сохранила для себя на случай нужды и из боязни перед тобою".

7. С этими словами она протянула баночку, содержащую незначительную дозу яда. Тогда царь подверг пытке мать и брата Антифила; они сознались, что эту баночку Антифил привез из Египта, получив ее от своего брата, александрийского врача. Духи Александра и Аристобула, витавшие над дворцом, вывели, таким образом, на свет самые сокровенные преступления и привели к суду таких лиц, которые больше кого-либо другого были далеки от подозрения. Так открыто было, что в заговор была посвящена также дочь первосвященника, Мариамма; братья выдали ее под пыткой. Царь наказал также сына за дерзость матери: он вычеркнул Ирода из завещания, в котором последний назначен был преемником Антипатра.


Антипатра выдаёт Бафилл. Тот, ничего не подозревая, возвращается из Рима. - Ирод привлекает его к суду.

1. Все предыдущие доказательства были еще подкреплены Бафиллом, свидетельство которого имело решающее значение. Он, вольноотпущенник Антипатра, предъявил другое смертельное средство - змеиный яд и соки других пресмыкающихся, которыми Ферор и его жена должны были вооружиться против царя на тот случай, если первый яд окажется слишком слабым. Вместе с тем, как бы в дополнение к отцеубийственным планам, он представил еще письма, сочиненные Антипатром с целью погубить своих братьев. Сыновья царя, Архелай и Филипп, оба уже в юношеском возрасте и полные благородных стремлений, находились в Риме для получения образования. Чтобы заблаговременно избавиться от этих юношей, стоявших ему поперек дороги, Антипатр частью сам сочинял ложные письма от имени своих друзей в Риме, частью подкупал других писать такие письма, в коих сообщалось, что юноши часто поносят отца, совершенно открыто оплакивают Александра и Аристобула и очень недовольны вызовом их обратно на родину. (Отец их только что вызвал из Рима, что очень беспокоило Антипатра.)

2. Подобные письма, впрочем, он за деньги заказывал в Риме еще до своего отъезда из Иудеи; но тогда его ни в чем нельзя было подозревать, так как перед отцом он разыгрывал роль защитника братьев, объявляя одни обвинения против них ложными доносами и оправдывая другие ошибками молодости. Так как он затрачивал большие суммы денег на подкуп авторов этих доносов, то он старался скрыть их под разными другими легальными расходами. С этой целью он закупил дорогие ткани, пестрые ковры, серебряную и золотую утварь и многие другие драгоценности, дабы преувеличенными затратами на эти предметы прикрыть издержки на вознаграждение фальсификаторов писем. Итог его расходов простирался таким образом на 200 талантов, большую часть которых он отнес на счет процесса с Силлаем. Так как совокупные показания свидетелей, допрошенных под пыткой, до очевидности выяснили план отцеубийства, а письма обличали попытку на вторичное братоубийство, то все злодеяния Антипатра, начиная от легких до самых тяжких, были вполне раскрыты. При всем том никто из приезжавших в Рим не сообщил ему о перемене вещей в Иудее, несмотря на то что от расследования дела до его возвращения из Рима протекло семь месяцев. Так велика и всеобща была ненависть к нему Быть может, и духи умерщвленных братьев замыкали рты тем, которые хотели открыть ему положение вещей. Так он сообщил в письме о своем скором возвращении из Рима и какие торжественные проводы устроил ему император.

3. Царь, сгорая от нетерпения иметь в своих руках изменника и боясь, чтобы он как-нибудь не узнал о происшедшем и не стал бы принимать меры предосторожности, разыгрывал также лицемера в письмах, говорил ему учтивости и напоминал ему в особенности о необходимости поторопиться с приездом: если он ускорит свое прибытие, то он, царь, будет иметь также возможность сложить обвинение с его матери. Изгнание матери не осталось для него безызвестным. Еще до этого в Таренте Антипатр получил такое известие о смерти Ферора, по которому он устроил великий траур; многие приняли это за признак любви к дяде и очень хвалили, хотя, как кажется, скорбь его относилась к неудачному исходу заговора, а оплакивал он в Фероре собственно только орудие убийства. Его уже начала мучить мысль, как бы там не открыли яд; но, получив в Киликии упомянутое письмо отца, он поспешно продолжал свой путь. Вскоре он высадился в Келендерисе, где мысль о несчастье своей матери заставила его вновь встревожиться, не предвещая ему лично ничего хорошего. Более осторожные из его друзей советовали ему не являться к отцу до тех пор, пока он не узнает достоверно о причинах удаления его матери; они предвидели, что и он может быть замешан в обвинениях против нее. Но менее рассудительные, которые, впрочем, не столько пеклись о благе Антипатра, сколько сами стремились к своему домашнему очагу, гнали его вперед. "Он не должен, - говорили они, - своей медлительностью дать повод своему отцу к подозрению и развязать языки клеветникам; если до сих пор что-нибудь уже затеяно против него, так и это было вызвано только его отсутствием. Было бы неблагоразумно из-за сомнительного подозрения лишить себя верного блага и не спешить в объятия отца, чтобы тем скорее перенять корону, которая в его отсутствие уже колеблется на голове Ирода". Он последовал последнему совету. Его злой гений внушил ему это. Переплыв море, он вступил в кесарийскую гавань, Себасту.

4. Против всякого своего ожидания, он увидел себя здесь одиноким и покинутым. Все и каждый сторонились его, и никто не осмелился приблизиться к нему Ибо он был одинаково презираем всеми, а тогда презрение могло уже открыто заявлять о себе. Многие избегали его также из боязни перед царем, так как весь город был уже полон зловещих слухов об Антипатре. Никогда ни один человек не был торжественнее провожаем, чем он при своем отъезде в Рим, и никогда кто-либо не был встречаем с меньшим радушием, чем он. Он уже чуял несчастье, которое ожидает его дома; но он был достаточно тверд для того, чтобы скрыть свои чувства. Еле живой от страха, он силился принять вид гордой самоуверенности. Бежать или вырваться из окружавшей его сети было невозможно; к тому же он и здесь не узнал ничего положительного о том, что происходило у него дома, ибо царь строго запретил сообщение ему каких-либо сведений. Только одна надежда ободряла его: быть может, ничего еще не раскрыто, или же если кое-что и обнаружено, то он наглостью своей и обманом сумеет рассеять подозрения. Это были его единственные средства спасения.

5. Опираясь на них, он прибыл во дворец, однако, без своих друзей, так как последние еще у первых ворот с презрительными насмешками были оттолкнуты назад. Во внутренних покоях находился как раз сирийский наместник Вар. Антипатр вошел к отцу и, собрав все свое бесстыдство, приблизился к нему, чтобы заключить его в свои объятия. Но Ирод простирает руки вперед, отворачивает голову и кричит:"Это совершенно похоже на отцеубийцу! Меня обнять, когда имеешь на совести такую вину! Провались сквозь землю, злодей! Не прикасайся ко мне, пока ты не очистился от вины! Я даю тебе суд и судью в лице Вара, прибывшего как раз кстати. Прочь отсюда и обдумай твою защиту до завтра; я хочу еще дать тебе время для твоих уверток!". Обеспамятев от страха, Антипатр безмолвно попятился назад. Мать и жена, находившаяся у него, ознакомили его со многими показаниями. Придя опять в себя, он начал обдумывать свою защиту.


Антипатр перед судом Вара. - Несомненные улики подтверждают возведённое на него обвинение. - Ирод откладывает казнь до своего выздоровления, а между тем изменяет своё завещание.

1. На следующий день царь созвал собрание своих родственников и друзей, на которое он пригласил также друзей Антипатра. Председательствовал он сам вместе с Варом. Были приведены все свидетели, между которыми находились также недавно задержанные некоторые слуги матери Антипатра, представившие письмо от нее к Антипатру. Письмо гласило: "Все раскрыто твоим отцом. Но предстань перед ним, разве только заручившись покровительством императора". Когда эти и остальные свидетели были введены, вышел также Антипатр и, бросившись лицом к ногам отца, произнес: "Я умоляю тебя, отец, не осуждай меня заранее, а выслушай беспристрастно мою защиту; если ты только позволишь, то я докажу свою невиновность".

2. Ирод приказал ему замолчать и, обращаясь к Вару, сказал: "Я уверен, что ты, Вар, как и каждый другой добросовестный судья, признаешь Антипатра отвратительным злодеем. Я только боюсь, что ты будешь считать мою ужасную судьбу заслуженной, если я воспитал таких сыновей. Но именно вследствие этого я скорее заслуживаю сожаления, ибо столь преступным сыновьям я был, однако, таким любящим отцом. Моих прежних сыновей я еще в юношеском возрасте назначил царями, дал им образование в Риме, императора я сделал их другом и их самих вследствие этого предметом зависти для других царей. Но я находил, что они посягают на мою жизнь, и они должны были, главным образом Антипатру в угоду, умереть, потому что его - еще юношу и престолонаследника - я хотел обезопасить от всех. Но это ужасное чудовище, злоупотребляя моим долготерпением, обратило свое высокомерие против меня самого; я слишком долго жил для него, моя старость была ему в тягость, - и он уже иначе не мог сделаться царем, как только через отцеубийство. Мне суждено теперь принять заслуженную кару за то, что я пренебрег сыновьями, рожденными мне царицей, приютил отверженца и его назначил наследником престола. Признаюсь тебе, Вар, в моем заблуждении; я сам восстановил против себя тех сыновей; Антипатра ради я разбил их законные надежды. Когда я тем оказывал столько благодеяний, сколько ему? Еще при жизни я уступил ему всю почти власть, всенародно в завещании назначил его моим преемником, предоставил ему 50 талантов собственного дохода и щедро поддерживал его из моей казны; еще недавно я дал ему на поездку в Рим 300 талантов и отличил его перед всей моей семьей тем, что представил его императору как спасителя отца. Что те мои сыновья учинили такое, которое можно было сравнить с преступлениями Антипатра? И какие улики выставлены были против них в сравнении с теми, которыми доказывается виновность этого? Однако отцеубийца имеет дерзость что-то сказать в свою защиту; он надеется еще раз окутать правду ложью. Вар, будь осторожен! Я знаю это чудовище; я знаю наперед, какую личину он напялит на себя для внушения доверия, какую коварную визготню он подымет здесь перед нами. Знай, что это тот, который все время, когда жил Александр, предупреждал меня беречься от него и не доверять своей особы кому бы то ни было. Это тот, который имел доступ даже в мою спальню, который оглядывался всегда, чтобы кто-либо не подкараулил меня. Это тот, который охранял мой сон, который заботился о моей безопасности, который утешал меня в моей скорби по убитым, который должен был наблюдать за настроением умов своих живых братьев, - мой защитник, мой хранитель! Когда я вспоминаю это воплощенное коварство и лицемерие, о Вар, тогда я не могу постичь, как это я еще живу на свете, как это я спасся из рук такого предателя! Но раз злой демон опустошает мой дом и тех, которые дороже моему сердцу, превращает всегда в моих врагов, то я могу только оплакивать несправедливость моей судьбы и стонать над своим одиночеством. Но пусть никто из жаждущих моей крови не избегнет кары, если бы даже обвинение охватило всех моих детей кругом!".

3. Сказав это, царь, вследствие сильного волнения, оборвал речь и приказал одному из своих друзей, Николаю, доложить доказательства. В эту минуту Антипатр, лежавший все время распростертым у ног отца, поднял голову и воскликнул:"Ты сам, о отец, защищал меня. Как я могу быть отцеубийцей, когда ты, как сам сознаешься, во все времена находил во мне стражника. Моя сыновняя любовь, сказал ты, была одна только ложь и лицемерие. Но как это я, по-твоему, такой хитрый и опытный во всем, мог быть настолько безрассуден, чтоб не подумать, что тот, который берет на свою совесть такие преступления, не может укрыться даже от людей, а тем больше от всевидящего и вездесущего судьи на небесах! Или мне было неизвестно, какой конец постиг моих братьев, которых Бог так наказал за их злые замыслы против тебя? И что могло меня восстановить против тебя? Притязание на царское достоинство? Я же был царем. Боязнь перед твоей ненавистью? Но не был ли я любим? Или я из-за тебя должен был опасаться других? Но ведь я, охраняя тебя, был страшен всем другим. Быть может, нужда в деньгах? Но кто имел возможность жить роскошнее меня? И будь я отщепенец рода человеческого, обладай я душой необузданного зверя - не должны ли были победить меня благодеяния твои, отец ты мой! Ты, который, как сам говоришь, принял меня во дворец, избрал из всех своих сыновей, еще при жизни твоей возвел меня в царский сан и многими другими чрезмерными благодеяниями сделал меня предметом зависти! 0, каким несчастным сделала меня эта проклятая поездка! Сколько простора я дал зависти! Сколько времени - клеветникам! Но для тебя же, отец, и в твоих интересах я предпринял это путешествие, - для того, чтобы Силлай не насмеялся над твоей старостью. Рим свидетель моей сыновней любви и властитель земли - император, который часто называл меня отцелюбцем. Возьми, отец, это письмо от него: оно заслуживает больше доверия, чем все клеветы, произнесенные здесь против меня; это письмо - мой единственный защитник; на него я ссылаюсь как на свидетельство моей нежной любви к тебе. Вспомни, отец, как неохотно я выехал, ведь я хорошо знал скрытую вражду против меня в государстве. Ты, отец, сам того не желая, погубил меня тем, что заставил меня дать время зависти злословить. Теперь я опять здесь, я здесь, чтобы смотреть обвинению в лицо. На суше и на море меня, отцеубийцу, не постигло никакое несчастье, Но это доказательство мне не поможет, потому что я проклят Богом и тобою, отец! Если так, то я прошу не верить показаниям, исторгнутым пыткой у других, а для меня пусть принесут сюда огонь, в моих внутренностях пусть копаются орудия смерти! Пусть ничье сердце не смягчится воем негодяя! Раз я отцеубийца, то я не должен умереть без мучений!" Эти слова, произнесенные со слезами и рыданиями, тронули всех присутствовавших, а также и Вара. Только Ирод в своем гневе остался неумолим. Он слишком хорошо знал основательность обвинений.

4. По приказанию царя стал говорить свою речь Николай. Подробно охарактеризовав коварство Антипатра и рассеяв опять возбужденное последним сострадание, Николай перешел к существу обвинения. Он взвалил на него все ужасы, произошедшие в последнее время в царской фамилии, а именно: казнь братьев, которых, как он доказал, погубили исключительно интриги Антипатра. Так, продолжал Николай, он подкапывался и под оставшихся в живых братьев, которые, по его мнению, угрожали престолонаследию. И не удивительно: кто своему отцу готовит яд, тот братьев подавно щадить не будет. Перейдя затем к доказательствам задуманного отравления, он по порядку анализировал все показания свидетелей и, коснувшись в своей речи Ферора, выразил свое негодование по поводу того, что и его Антипатр чуть не сделал братоубийцей, что, совращая с пути любимейших царю особ, он весь царский дом наполнил преступлениями. Сделав еще много других разоблачений и подкрепив их соответствующими доказательствами, он закончил свою речь.

5. Вар спрашивал Антипатра, что он имеет возразить против этого. Он ответил только: "Бог свидетель моей невинности", - и молча остался лежать. Тогда Вар велел принести яд и дать его выпить одному осужденному на смерть пленнику. Последний умер тут же на месте. Вар имел еще тайное совещание с Иродом, сообщил императору о происшедшем в собрании и на следующий день уехал. Царь же приказал заключить Антипатра в кандалы и отправил в Рим посольство для донесения о своем несчастье императору.

6. По заключении процесса открылся заговор Антипатра также против Саломеи. Один из слуг Антипатра привез из Рима письма от одной из служанок Юлии по имени Акма. Последняя писала царю, что из сочувствия к нему она препровождает ему, по секрету, письма Саломеи, найденные ею между бумагами Юлии. Эти письма были полны самых сильных поношений имени Ирода и тяжелых обвинений против него. Антипатр их подделал и подкупил Акму переслать их царю. Эта хитрость была обнаружена другим письмом, адресованным той же женщиной на имя самого Антипатра и гласившим следующее: "Согласно твоему указанию, я писала твоему отцу и препроводила ему те письма. Я убеждена, что, прочитав их, царь не пощадит своей сестры. Когда все удастся, ты, я надеюсь, не забудешь своих обещаний".

7. Когда это письмо вместе с теми, которые были подделаны с целью скомпрометировать Саломею, были представлены царю, последнему тогда только запало подозрение, что и против Александра могли фабриковаться поддельные письма. Глубоко потрясенный мыслью о том, что Антипатр чуть ли не сделал его также убийцей сестры, он хотел было сейчас же отомстить Антипатру за все. Но тяжелый недуг мешал ему в осуществлении этого решения. Он, однако, написал императору относительно Акмы и заговора против Саломеи; затем он велел принести себе завещание и изменил его таким образом, что, обойдя старших своих сыновей, Архелая и Филиппа, скомпрометированных в его глазах тоже происками Антипатра, назначил престолонаследником Антипу. Императору он, кроме ценных вещей, завещал наличными деньгами тысячу талантов, его жене, детям, друзьям и отпущенникам - около 500 талантов. Многих других он наделил землями и денежными суммами, но самыми блестящими подарками он наградил свою сестру Саломею. Вот те изменения, которые он ввел в свое завещание.


Низвержение золотого орла. - Жестокость Ирода в последние минуты жизни. - Его попытка наложить на себя руки. - Он приказывает совершить казнь над Антипатром. Через пять дней после этого сам умирает.

1. Болезнь Ирода все более и более ухудшалась, так как она застигла его в старости и горе. Он был уже близок к семидесятилетнему возрасту, а семейные несчастья до того омрачили его дух, что и в здоровом состоянии он ни в чем не находил для себя отрады. Сознание, что Антипатр еще жив, усугубляло его болезнь; однако он не хотел разделаться с ним на скорую руку, а решил подо ждать до своего выздоровления для того, чтобы казнить его самым формальным образом.

2. В эти тяжелые дни он должен был еще пережить народное восстание. В Иерусалиме жили два вероучителя, почитавшиеся особенно глубокими знатоками отечественных законов и пользовавшиеся поэтому высоким авторитетом в глазах всего народа. Один из них был Иуда, сын Сепфорея, а другой - Матфий, сын Маргала. Много юношей стекалось к ним, чтобы слушать их учение, образовывая вокруг них каждый день целые полчища. Когда те узнали, как болезнь и горе снедают царя, они в кругу своих учеников проронили слово о том, что теперь настало удобное время спасти славу Господню и уничтожить поставленные изображения, нетерпимые законами предков; ибо закон запрещает внесение в храм статуй, бюстов и иных изображений, носящих имя живого существа. А между тем царь поставил над главными воротами храма золотого орла. Вот этого орла законоучители предлагали сорвать и прибавили, что хотя с этим связана опасность, но что может быть почетнее и славнее, как умереть за заветы отцов; кто так кончает, душа того остается бессмертной и вкушает вечное блаженство; только дюжинные люди, чуждые истинной мудрости и не понимающие, как любить свою душу, предпочитают смерть от болезни смерти подвижнической.

3. Одновременно с этими проповедями распространился слух, что царь лежит при смерти. Тем смелее молодежь принялась за дело. Среди белого дня, когда множество народа толпилось вокруг храма, юноши спустились на канатах с храмовой кровли и разрубили золотого орла топорами. Немедленно дано было знать об этом царскому начальнику, который быстро прибыл на место с сильным отрядом, арестовал до сорока молодых людей и доставил их к царю. На первый его вопрос: "Они ли это дерзнули разрубить золотого орла?" - они сейчас же сознались. На второй вопрос: "Кто им это внушил?" - они ответили:"Завет отцов!" На третий вопрос: "Почему они так веселы, когда их ждет смерть?" - они ответили:"После смерти их ждет лучшее счастье ".

4. Непомерный гнев, овладевший тогда Иродом, вселил в него новые силы и помог ему побороть болезнь. Он лично отправился в народное собрание, изобразил в пространной речи молодых людей как осквернителей храма, которые под покровом закона преследовали более отдаленные цели, и потребовал, чтобы судили их как богохульников. Боясь, как бы не было привлечено к следствию множество людей, народ просил его наказать сперва только зачинщиков, затем лишь тех, которые были пойманы на месте преступления, а всех остальных простить. Весьма неохотно царь уступил этим просьбам. Он приказал тех, которые спустились с храмовой крыши вместе с законоучителями, сжечь живыми, остальных арестованных он отдал в руки палачей для совершения над ними казни.

5. После этого случая болезнь охватила все его тело и в отдельных частях его причиняла ему самые разнообразные страдания. Лихорадка не была так сильна, но на всей поверхности кожи он испытывал невыносимый зуд, а в заднепроходной кишке - постоянные боли; на ногах у него образовались отеки, как у людей, одержимых водобоязнью, на животе - воспаление, а в срамной области - гниющая язва, которая плодила червей. Ко всему этому наступали припадки одышки, лишавшие его возможности лежать, и судороги во всех членах. Мудрецы объясняли его болезнь небесной карой за смерть законоучителей. Он же сам, несмотря на отчаянную борьбу с такой массой страданий, цепко держался за жизнь: он надеялся на выздоровление и думал о средствах лечения. Он отправился на ту сторону Иордана для того, чтобы воспользоваться теплыми купаниями в Каллирое, вода которой течет в Асфальтовое озеро и до того пресна, что ее можно также и пить. Врачи предполагали здесь согревать все его тело теплым маслом. Но когда его опустили в наполненную маслом ванну, в глазах у него помутилось и лицо у него искривилось, как у умирающего. Крик, поднятый слугами, привел его, однако, опять в сознание. Но с тех пор он уже сам больше не верил в свое исцеление и велел раздать солдатам по 50 драхм каждому, а офицерам и друзьям его более значительные суммы.

6. Прибыв на обратном пути в Иерихон, он в своем мрачном настроении, желая как будто бросить угрозу самой смерти, предпринял безбожное дело. Он приказал собрать знатнейших мужей со всех мест Иудеи и запереть их в так называемом ипподроме (ристалище); затем он призвал к себе свою сестру Саломею и мужа ее Алексу и сказал им: "Я знаю, что иудеи будут праздновать мою смерть, как юбилейное торжество; однако мне могут устроить и траур, и блестящую погребальную процессию, если только вы пожелаете исполнить мою волю. Как только я умру, тогда вы оцепите солдатами тех заточенных и прикажите как можно скорее изрубить их, дабы вся Иудея и каждая фамилия, против своей воли, плакала бы над моей смертью".

7. Как только отдано было это приказание, получены были письма от послов из Рима, которые извещали, что Акма, по приказу императора, казнена, а Антипатр осужден им на смерть; однако, гласило письмо, если отец предпочтет изгнание смертной казни, то император против этого ничего не имеет. Царь опять поправился немного, по крайней мере настолько, что в нем вновь пробудилась жажда жизни; но вскоре затем страдания его, усилившиеся недостаточным питанием и мучившим его постоянно судорожным кашлем, до того его одолели, что он решился предупредить свою судьбу. Он взял яблоко и потребовал себе нож, чтобы разрезать его, по своему обыкновению, на куски, - тогда он оглянулся кругом, не будет ли ему кто-нибудь мешать, и поднял свою руку, чтобы заколоть себя. Но племянник его Ахиаб очутился возле него, схватил его руку и не дал ему покончить с собою. Тогда в замке поднялся громкий плач, точно царь уже скончался. И Антипатр услышал этот крик; он опять ободрился; полный радостных надежд, он начал упрашивать стражу расковать его и дать ему ускакать, обещав ей за это деньги. Но начальник караула приказал солдатам зорко следить за ним, а сам поспешил донести царю об этом покушении на побег. Почти со сверхъестественной в его положении силой голоса он отдал приказание своим телохранителям немедленно же убить Антипатра. Его тело он велел похоронить в Гирканионе. После этого он опять изменил завещание и назначил своего старшего сына Архелая, брата Антипы, наследником престола, а самого Антипу - тетрархом.

8. Казнь своего сына Ирод пережил еще пять дней. С того времени, как он убийством Антигона достиг высшей верховной власти, протекли тридцать четыре, а со времени назначения его царем римлянами - тридцать семь лет. Прежде чем войско узнало о его смерти, сестра его Саломея вместе с ее мужем освободили всех пленных, которых царь приказал убить, заявив, что он изменил свое решение и теперь отпускает каждого на свою родину. А уже после того как те удалились, она объявила солдатам о кончине царя и созвала их и остальной народ в амфитеатр в Иерихоне. Здесь выступил Птолемей, которому царь вверил свой перстень с печатью, прославил имя царя, утешил народ и прочел царский рескрипт на имя солдат, заключавший в себе неоднократные напоминания о верности его преемникам. По прочтении рескрипта он открыл завещание и огласил его содержание. Филипп был в нем назначен наследственным владетелем Трахонитиды и пограничных областей; Антипа, как уже выше было упомянуто, - тетрархом, а Архелай - царем. Последнему вместе с тем было поручено препроводить императору перстень с печатью Ирода и запечатанные акты, касающиеся государственного правления, ибо императору представлено было утверждение всех его распоряжений, и он должен был еще санкционировать завещание. Все прочее должно было остаться без изменений, согласно первоначальному завещанию.

9. После этого раздались громкие, ликующие крики, приветствовавшие Архелая. Солдаты вместе с народом проходили мимо него группами, присягая в верности и испрашивая на него благословение Божие. Затем приступлено было к погребению царя. Архелай не остановился ни перед какими затратами; для большего блеска похоронной процессии он выставил перед народом все царские украшения. Парадная кровать была из массивного золота и украшена ценными камнями; покрывало - из чистого пурпура и пестрило узорами; тело, лежавшее на нем, было покрыто алым сукном; голову царя обвивала диадема, а над нею лежала золотая корона; правая рука держала скипетр. Парадную кровать окружали сыновья и многочисленная толпа родственников; непосредственно за ними шли телохранители, отряд фракийцев, затем германцы и галлы все в военных доспехах. Впереди шло остальное войско, предводительствуемое полководцами и командирами, в полном вооружении; за ними следовали пятьсот рабов и вольноотпущенников с благовонными травами в руках. Тело перенесено было на расстояние двухсот стадий в Иродион, где оно, согласно завещанию, было предано земле. Таков был конец Ирода.