Теперь мы приступаем к изучению большой четвертой части Пятикнижия Моисеева. Характерные черты этой книги выступают перед нами с неменьшей рельефностью, чем особенности трех предыдущих, уже изученных нами, книг. В книге Бытия после повествования о сотворении мира, о потопе и о рассеянии народов после строительства Вавилонской башни мы читаем об избрании изволением Божиим семени Авраама. В книге Исход мы находим картину искупления. Книга Левит описывает нам общение человека с Богом и священническое служение Ему. В книге Числа нам представлены странствование и борьба Израиля в пустыне. Таковы главные задачи этих драгоценных разделов богодухновенной Книги, рядом с которыми, разумеется, затронуты и многие другие существенные вопросы. По великой милости Своей Господь соблаговолил руководить нами при изучении книг Бытие, Исход и Левит; мы уверены, что Он направит нас и дальше при обзоре Книги Числа. Дух Его да управляет нашими мыслями и нашим пером, чтобы ни одно из высказанных нами мнений не шло вразрез со строгим согласованием с Божественными Его мыслями. Каждая страница, каждый раздел нашего исследования да носят на себе печать одобрения Его и да содействуют, прежде всего, прославлению Его, а затем и духовному назиданию читателя!

"И сказал Господь Моисею в пустыне Синайской, в скинии собрания, в первый день второго месяца, во второй год по выходу их из земли Египетской, говоря: Исчислите все общество сынов Израилевых по родам их, по семействам их, по числу имени, всех мужского пола поголовно. От двадцати лет и выше, всех годных для войны у Израиля, по ополчениям их исчислите их - ты и Аарон" (гл. 1,1-3).

Эти вступительные слова сразу переносят нас "в пустыню", где принимаются в расчет только люди, "годные для войны". Этот принцип выражен здесь вполне определенно. В книге Бытие семя Израилево представлено пребывающим еще в недрах отца своего Авраама. В книге Исход мы застаем израильтян работающими у печей для обжигания кирпичей в Египте. В книге Левит они были собраны вокруг скинии собрания. В книге Числа мы видим их в пустыне. Или, исходя из другой точки зрения, вполне согласующейся с предыдущей и ее подтверждающей, мы можем сказать, что в книге Бытие Бог призывает Своих избранных; в книге Исход мы созерцаем кровь Агнца, пролитую во искупление мира; в книге Левит мы заняты созерцанием поклонения Богу и служения Ему во святилище; но стоит нам открыть книгу Числа, и тотчас же пред нами встают образы армий и ополчений с их знаменами, лагерями и трубами, подающими тревожные сигналы.

Все это очень характерно и показывает нам, что книга, к изучению которой мы приступаем, исполнена живого и особенно ценного для христианина интереса. Всякая Книга Библии, всякий раздел сборника богодухновенных Писаний имеет в нем свое место и свою вполне определенную задачу. Всякому из них отведен Божественным его Автором особый уголок в этой, если можно так выразиться, священной галерее. Ни одной минуты не можем мы задаваться мыслью сравнивать различные части святой Книги в отношении присущего им интереса, значения и заключающейся в них важности. Все Божественно, следовательно, все запечатлено совершенством. Читатель-христианин вполне в этом уверен. Он с благоговением признает истину, утверждающую несомненную богодухновенность всех Священных Писаний, всего Слова Божия, включая и Пятикнижие Моисеево; дерзкие и нечестивые нападки на непогрешимость Писания со стороны безбожников древних времен, средних веков и современной нам эпохи не производят на него решительно никакого впечатления. Неверующие люди и рационалисты могут приводить свои неосновательные доводы, силясь доказать ими свое враждебное отношение к святой Книге и ее Автору; благочестивый же христианин вопреки всему покоится в блаженной и трогательной уверенности, что "все Писание богодухновенно" (2 Тим. 3,16).

Но, всецело отвергая мысль о сравнении различных книг Библии в отношении их авторитетности и их значения, мы с большой для себя пользой можем сравнивать содержание, цель и план этих книг. И чем более углубимся мы в этого рода сравнение, тем сильнее мы будем поражены высшей красотой, бесконечной мудростью и чудесной определенностью содержания всякой книги и каждой ее отдельной части. Вдохновенный Писатель никогда не отдаляется от вопроса, заключающегося в данной книге, каков бы этот вопрос ни был. Никогда ни в одной из книг Библии вы не найдете чего-либо, не стоящего в полной гармонии с главной задачей всей книги. Если б мы вздумали развить и доказать эту мысль, нам пришлось бы по очереди изучить все книги Священного Писания; потому мы и не пробуем этого сделать. Мудрый христианин не нуждается в доказательствах, какой бы интерес они из себя ни представляли. Он довольствуется великой истиной, что книга эта - Книга Божия, как в целом, так и во всех своих частях; и сердце его уверено, что как ни во всей совокупности ее частей, так и ни в одной из них нет ни йоты, ни одной черточки, не носящей на себе отпечатка Божественной Личности ее Автора.

Прислушайтесь к словам одного писателя, который говорит, что он глубоко убежден в боговдохновленности данных нам Богом Писаний, что он все более и более утверждается в этом мнении, ежедневно и в возрастающей мере открывая всю полноту и все совершенство Писаний Божиих и, милостью Божией, все более и более проникаясь сознанием как удивительной определенности всех их частей, так и чудесной гармонии всего Слова Божия: "Писания истекают из источника живого, - говорит этот писатель, - и живая сила руководила их сознанием; в этом заключается их бесконечно великое значение и невозможность выделить из них часть, не нарушая при этом стройной гармонии целого; потому что Бог есть живой центр, из которого истекает все; Христос есть живой центр, вокруг которого группируются все истины и к которому все они относятся, хотя и принадлежат к различным эпохам Его славы; и Дух Святой есть Единый Божественный сок, сообщающий Свое могущество из Своего источника в Боге самым маленьким ветвям всеобъединяющей истины и свидетельствующий о славе, о благодати и о правде Того, Которого Бог делает целью, центром и главою всего, пребывающего в общении с Ним Самим; Того, Кто в тоже время есть Бог всего, навеки Благословенный... Чем ближе проникаем мы к центру, дающему начало этому соку, чем более наш глаз убеждается в необъятной обширности этого откровения Божия, последние разветвления которого коснулись нас, когда мы еще были отчуждены и отдалены от Бога, тем более мы поражаемся его бесконечностью и нашей неспособностью его воспринимать. Мы узнаем, благодарение Богу, что любовь, служащая ему источником, достигает невыразимого совершенства и всестороннего проявления, несмотря на наше падение, коснувшегося и нас. Всюду сказывается Личность Бога, являющего совершенство Своей любви. Но откровения Божественной мудрости в предначертаниях Божиих, которыми явил Себя Бог, остаются для нас источником постоянных исследований, всякая новая находка которых, подымая собою уровень нашего духовного разумения, все более и более делает нам явной беспредельную обширность откровения Божия и показывает, насколько эта беспредельность превосходит все наши слабые понятия."

Необыкновенно отрадно выписывать эти строки из книги человека, посвятившего целые сорок лет серьезному изучению Слова Божия. В настоящее время, когда большое число людей склонно с таким пренебрежением относиться к святой Библии, эти слова приобретают особенное значение; это не значит, конечно, что мы ставим нашу уверенность в Божественном происхождении Библии в какую-либо зависимость от человеческого свидетельства; наша уверенность основывается на доказательствах, представляемых нам самой Библией. Так же, как дела Божий говорят сами за себя, так и Слово Божие само о себе свидетельствует; оно обращается к нашему сердцу, оно проникает до глубочайших нравственных начал нашего сознания, оно достигает сокровеннейших тайников нашей души; оно обнаруживает нам самих себя; оно говорит так, как не говорит никакая иная книга; относительно Библии мы может сказать то же, что некогда сказала о Господе женщина из города Сихаря, признавшая Христа в Господе Иисусе потому, что Он ей рассказал все, "что она сделала" в своей жизни (Иоан. 1,39). Библия также говорит нам о всем, что мы сделали; не доказывает ли это, что она есть Слово Божие? Только помазание Духа Святого может, несомненно, научить нас распознавать и ценить очевидность и достоверность, которые нам представлены в Священном Писании; однако оно говорит сильно и само за себя, не нуждаясь в человеческом свидетельстве, чтобы сделаться драгоценным для нашей души. Мы так же мало должны руководиться в нашей вере в непреложность Библии благосклонным о ней отзывом человека, как и допускать возможность колебания этой веры в зависимости от враждебного отношения людей к Библии.

Очень важно всегда, а особенно в наше время, иметь сердце и дух, твердо проникнутые великой истиной Божественной авторитетности Священного Писания и его неоспоримой богодухновенности. Необходимо быть вполне убежденным, что оно исполняет все нужды всякой души и во всякое время. Существует два враждебных для Слова Божия внешних течения: неверие с одной стороны и суеверие или предрассудки с другой. Первое отрицает, что Бог говорил нам через Слово Свое; второе допускает, что Бог обращает Слово Свое к нам, но в то же время утверждает, что мы сами не способны понять сказанное Господом.

Многие, таким образом, с ужасом отвращаются от нечестия и дерзновенной надменности неверия, не видя, однако, при этом, что и суеверие лишает их всякой возможности пользоваться Священным Писанием. В чем, спрашиваем мы, заключается разница между людьми, отрицающими, что Бог нам говорил, и другими, отрицающими, что мы можем понять сказанное нам Слово? Не лишаемся ли мы Слова Божия как в том, так и в другом случае? Конечно, лишаемся. Если Бог не может дать мне способность уразуметь то, что Он мне говорит, если Он не может дать мне уверенность, что говорит мне именно Он, для меня это равносильно тому, как если бы Он и совсем не говорил. Если Слово Божие недостаточно ясно без пояснения человеческого, оно не есть Слово Божие. Одно из двух: или Бог совсем не говорил, или, если Он говорил, Слово Его совершенно. Третьего выхода нет: необходимо признать справедливость одного из двух. Даровал ли нам Бог откровение Свое? Неверие говорит: "Нет." Суеверие говорит: "Да, но его нельзя понять без пояснения человеческого." Таким образом, и в том, и в другом случае мы лишаемся неоцененного сокровища, заключающегося в Слове Божием; неверие и суеверие, внешне столь отличные друг от друга, сходятся в одном: оба лишают нас возможности пользоваться благословенным Божественным откровением.

Но, благодарение Богу, Он дал нам Свое откровение.

Он говорил нам, и Слово Его может достигнуть нашего сердца и стать доступным нашему пониманию. Бог силен дать уверенность, что говорит именно Он; для уразумения этого нам не нужно никакого человеческого вмешательства. Мы не имеем нужды в скудном освещении свечного огарка для того, чтобы сделаться способными видеть ослепительное сияние солнца. Лучи этого яркого светила сами по себе обладают такой световой силой, что не нуждаются в содействии какого-либо жалкого источника света. Нам необходимо только стоять на солнце, и мы убедимся, что оно сияет. Встав под навес или сойдя в подземелье, мы лишим себя действия солнечных лучей. Тоже следует сказать и относительно Писания: если мы поставим себя в зависимость от холодного и тусклого света неверия или суеверия, мы не испытаем на себе светлого и благотворного действия этого Божественного откровения.

Сделав несколько размышлений относительно всей святой Книги, мы теперь перейдем к изучению одной из ее частей. В первой главе книги Числа мы находим генеалогию (родословие), во второй главе речь идет о знаменах колен Израилевых. "И взял Моисей и Аарон мужей сих, которые названы поименно. И собрали они все общество в первый день второго месяца. И объявили они родословия свои (генеалогию), по родам их, по семействам их, по числу имен, от двадцати лет и выше, поголовно, как повелел Господь Моисею. И сделал он счисление им в пустыне Синайской" (гл. 1,17-19).

Обращается ли этот голос и к нам? Заключается ли в этом духовный урок и для нас? Несомненно. Прежде всего слова эти вызывают с нашей стороны вопрос: "Могу ли и я объявить мою генеалогию или мое родословие?" Приходится опасаться, что найдутся если не тысячи, то сотни людей, называющих себя христианами и, однако, неспособных это сделать. Они не могут от искреннего сердца и твердо заявить: "Мы теперь дети Божий" (1 Иоан. 3,2). "Все вы сыны Божий по вере во Христа Иисуса." Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово, и по обетованию наследники" (Гал. 3,26.29). "Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий". "Сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы - дети Божий" (Рим. 8,14.16).

Вот "генеалогия" или родословие христианина, и ему дано преимущество иметь возможность это родословие объявить. Он рожден свыше, получил новое рождение, рождение от воды и Духа, т.е. чрез Слово Божие и Духа Святого (ср. тщательно Иоан. 3,5; Иак. 1,18; 1 Петр. 1,23; Еф. 5,26). Христианин ведет свое родословие непосредственно от Христа воскресшего и вознесенного во славу. Вот христианское родословие. Когда речь заходит о нашем человеческом природном родословии, если мы дойдем до его первоначального источника и откровенно объявим его, мы должны признаться и допустить, что мы происходим от родоначальника, зараженного грехом. Наш род - род грешников; наше наследие растрачено, сама кровь наша заражена язвой греха; мы - безвозвратно погибшие грешники. Мы никогда не вернемся в наше первобытное положение; как непорочное состояние наше, так и связанное с ним наследие утрачены для нас навеки. Человек может вести свой род от целого ряда поколений дворян, князей и царей; но если ему приходится честно объявить свое родословие, он может назвать только падшего, погибшего, изгнанного из присутствия Божия родоначальника. Чтобы узнать сущность какой-либо вещи, необходимо доискаться до ее источника. Именно так смотрит на вещи и судит о них Бог; и если мы хотим иметь правильное суждение о вещах, нам следует мыслить также. Суждение Божие о людях и о всяком вопросе останется навеки непреложным. Суждение человека мимолетно - оно меняется всякий день; ввиду этого вера и здравый смысл говорят нам, что "очень мало значит, как судят... люди" (в подл, "день") (1 Кор. 4,3). Как все это малозначительно! Мы хорошо сделаем, если проникнемся глубоким убеждением в ничтожестве человеческого суждения. Это дает нашей душе спокойную возвышенность и святое достоинство, делающие нас способными возноситься духом над окружающими нас обстоятельствами. Какое значение имеет величие земное? Что толку в родословии, которое при добросовестном и точном определении его ведется от грешного праотца? Человек может гордиться своим происхождением, лишь пока он не помыслил о своем истинном начале: "В беззаконии зачат и во грехе рожден" (Пс. 50,7). Таково происхождение человека, таково его рождение. Кому придет на ум гордиться таким рождением, хвалиться подобным происхождением? На это способен разве человек, ум которого ослепил князь мира сего.

Иначе обстоит дело с христианином. Его родословие - небесное. Корни его генеалогического древа питаются соками почвы обновленного творения. Смерть не властна порвать его генеалогическую связь, потому что родословие его ведется от воскресения. Мы не можем небрежно относиться к этому вопросу, и читателю необходимо уяснить этот знаменательный факт. Из первой главы книги Числа мы легко можем убедиться, что всякому члену общества Израилева вменялось в обязанность объявлять свое родословие. Неизвестность в этом отношении навлекла бы пагубные последствия; она внесла бы в семью израильтянина непоправимое неустройство; она повлекла бы за собою исключение одного из сынов Авраамовых из числа граждан Израиля. Трудно представить себе, чтобы израильтянин, призванный дать отчет в своем родословии, мог давать уклончивые ответы, как это делают современные нам христиане. Мы не можем представить себе, чтобы он говорил: "Я не уверен в своем происхождении. Иногда я льщу себя надеждою принадлежать к народу Израилеву; но бывают времена, когда я начинаю серьезно опасаться, что я не вхожу в число членов общества Божия. В этом отношении я нахожусь в полной неизвестности, в полном мраке." Понятны ли были бы нам такие речи? Конечно, нет. Еще менее можно себе представить человека, допускающего неразумную мысль, что раньше наступления дня суда никто не может с уверенностью утверждать, принадлежит он или нет к числу истых сынов Израиля.

Мы можем быть твердо уверены, что подобные мысли и суждения, такие опасения, вопросы и сомнения были чужды израильтянам. Всякий член общества Божия призван был объявить свое родословие, прежде чем занять место в рядах воинов. Всякий мог, подобно Савлу из Тарса, сказать: "Обрезанный в восьмой день, из рода Израилева" и т.д. (Фил. 3,5). Все было определено, все было известно и прочно установлено, если он действительно должен был быть зачисленным в ряды ополчения и хотел сражаться среди пустыни с врагами народа своего.

Не приходится ли и нам задаться вопросом: "Если еврей мог достоверно знать свое родословие, почему это не дано и христианину?" Читатель, взвесь этот вопрос; и если ты входишь в состав большого числа людей, никак не могущих приобрести уверенность в своем духовном происхождении, в своем рождении свыше, подумай, умоляю тебя, над этим фактом и выслушай наши убедительные доводы по этому важному вопросу. Быть может, тебе хочется нас спросить: "Как могу я быть уверен, что я действительно чадо Божие, что я член тела Христова, рожденный Словом и Духом Божиим? Я отдал бы все на свете, чтоб полностью уяснить себе этот важный вопрос."

Если это так, то горячо желаем помочь тебе его решить, потому что, предпринимая наш труд, мы задались именно целью написать наши "Заметки" именно для того, чтобы прийти на помощь смущенным душам; нам хочется, насколько Господь сделает нас на это способными, ответить на их вопросы, разрешая их сомнения и удаляя с их пути камни, преграждающие им дорогу.

Прежде всего отметим отличительную черту, характеризующую всех без исключения чад Божиих. Это весьма простое, но и в высшей степени блаженное преимущество. Если мы хотя бы в некоторой мере не обладаем им, это служит верным доказательством того, что мы не принадлежим к народу небесному; если же мы им обладаем, мы принадлежим к этому народу, и в этом случае без малейшего затруднения и с полною искренностью мы можем "объявить наше родословие". Какая же это черта? Какое это характерное семейное сходство? Господь Иисус Христос указывает его нам. Он говорит нам, что "оправдана премудрость всеми чадами ее" (Лук. 7,35; Матф. 11,19). Все чада Премудрости, со дней Авеля и до настоящего времени, обладали этой отличительной чертой, свойственной всему небесному народу; не было ни одного исключения в этом отношении. Все чада Божий, все сыны Премудрости во все времена являли в большей или меньшей степени присущую им черту: они оправдывали Бога.

Пусть читатель взвесит этот факт. Он, быть может, не понимает, что именно значит "оправдывать Бога"; мы надеемся объяснить ему это, приведя один или два примера из Священного Писания. В Лук. 7 мы читаем, что "весь народ, слушавший Его, и мытари воздали славу Богу, крестившись крещением Иоанновым; а фарисеи и законники отвергли волю Божию о себе, не крестившись от него" (ст. 29-30). Здесь мы видим пред собою два рода людей, так сказать, сопоставленных друг с другом. Мы видим мытарей, оправдавших Бога и осудивших самих себя, и фарисеев, оправдавших самих себя и осудивших Бога. Первые признавали крещение Иоанново, крещение покаяния; вторые отвергали это крещение, отвергали покаяние, смирение и самоосуждение.

Здесь пред нами предстают две категории, на которые от времен Авеля и Каина до наших дней делится весь род человеческий. Это для нас пробный камень, дающий нам возможность определить наше "родословие". Заняли ли мы место, на котором осуждаем самих себя; поверглись ли мы ниц в горячем раскаянии пред Богом? Вот что значит оправдывать Бога. Это два нераздельных факта, составляющих, в сущности, одно и то же. Человек, осуждающий себя, оправдывает Бога, а человек, оправдывающий Бога, осуждает самого себя. С другой стороны, человек, оправдывающий себя, произносит осуждение на Бога, а человек, судящий Бога, оправдывает самого себя.

Так это всегда и бывает. Заметим при этом, что, когда человек встает на почву раскаяния и самоосуждения, Бог занимает тотчас место Оправдывающего. Бог всегда оправдывает тех, которые осуждают самих себя. Все дети Его оправдывают Его, и Он оправдывает всех Своих детей. В ту минуту, когда Давид произнес слово: "Согрешил я пред Господом", он услышал ответ: "И Господь снял с тебя грех твой" (2 Цар. 12,13). Прощение Божие следует непосредственно за исповеданием Ему греха.

Отсюда становится очевидным, что ничто так не безумно, как если кто-либо оправдывает себя, потому что Бог, конечно, "праведен в словах Своих, и победит в суде Своем" (ср. Пс. 50,6; Рим. 3,4). Бог непременно окажется "чистым в суде Своем", и только тогда сделается полностью ясным, как безумно нам себя оправдывать. Мудр, следовательно, тот, кто осуждает себя; так и поступают все чада Премудрости. Ничто так не свидетельствует об истинном характере членов семьи Премудрости, как дух самоосуждения и привычка к нему. Ничто, с другой стороны, так явно не обнаруживает людей, не принадлежащих к этой семье, как дух самооправдания.

Мысли эти достойны самого серьезного внимания. Плоть порицает все и всех, кроме себя самой. Но когда начинается работа благодати, она создает желание осуждать свое "я" и занять самое низкое место пред Богом. Вот где кроется тайна благословения и душевного мира! Все дети Божий стояли на этой почве, все обнаружили присутствие в себе этой чудной черты своего сыновнего характера, все достигли этого важного для души настроения. Во всей блаженной семье высшей Премудрости нам не удастся найти ни одного исключения в этом отношении, и мы с уверенностью можем сказать, что если читатель был доведен до откровенного, чистосердечного сознания, заставившего его счесть себя погибшим, осудить самого себя, занять место истинно кающегося грешника, то он в этом случае действительно одно из чад Премудрости и впредь может с дерзновением и уверенностью "объявлять свое родословие".

Мы настоятельно просим читателя прежде всего разрешить этот вопрос лично для себя. Никто не может стать у того или другого "знамени", пока не имеет возможности объявить свое "родословие". Невозможно, одним словом, занять определенное место "в пустыне", пока этот важный вопрос не будет окончательно решен нами. Как мог бы израильтянин древних времен занять определенное место в обществе собрания, как мог бы он вступить в ряды воинов или надеяться на какой-либо успех о своей жизни, если б он не был в состоянии отдать полный отчет в своем происхождении? Это было немыслимо для него. Тоже относится и к христианину наших дней. Нет никакой возможности достичь чего-либо в жизни, в пустыне мира сего, нечего ожидать и победы в борьбе духовной, если христианин еще не вполне уверен в непреложности своего духовного происхождения. Мы должны иметь право сказать: "Мы знаем, что мы перешли от смерти в жизнь. "Мы знаем, что мы от Бога." "Мы веруем и знаем" (1 Иоан. 3,14; 5,19; Иоан. 6,69), - без этого никоим образом нельзя рассчитывать на серьезный успех в христианской жизни и на пути к небу.

Читатель, можешь ли ты объявить твое родословие? Вполне ли оно для тебя ясно? Твердо ли ты уверен в твоем происхождении? Когда ты остаешься с глазу на глаз с Богом, решен ли этот вопрос между тобою и Им? Исследуй это и убедись, что это так. Удостоверься в этом. Не относись к этому факту поверхностно. Не ограничивайся одним только словесным исповедованием этой истины. Не говори: "Я член Церкви; я участвую в трапезе Господней; я признаю то или другое учение; я воспитан в благочестии; я веду нравственную жизнь; я никому не причинил никакого зла; я читаю Библию и молюсь; я читаю Слово Божие с домашними моими; я оказываю щедрую поддержку делам благотворительности и ревную о делах церковных". Все это может быть так и, однако, при всем том в тебе может не оказаться ни малейшего признака Божественной жизни; в тебе, пожалуй, не отражается ни одного луча небесного светила. Ничто из всего этого в отдельности, а также и совокупность всех твоих заслуг еще не доказывают твоего небесного звания. Дух Святой должен свидетельствовать, что ты - чадо Божие, и это свидетельство всегда связано с простой верой в Господа Иисуса Христа. "Верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом" (1 Иоан. 5,10). Не следует искать этих свидетельств в своем собственном сердце. Не следует основываться на внешних проявлениях нашей жизни, на наших чувствах и опыте. Ничего этого не требуется. Детская вера во Христа - вот что нужно; надо иметь вечную жизнь в Сыне Божием, иметь нетленную печать Духа Святого; надо верить Богу на слово. "Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд (xrisin) не приходит, но перешел от смерти в жизнь" (Иоан. 5,24). Вот каким путем следует восстановить нашу родословную; и тебе необходимо, будь в этом уверен, быть в состоянии объявить ее до твоего "отправления на войну". Мы не хотим сказать, что без этого ты не можешь спастись. Да сохранит нас Господь от подобной мысли! Мы думаем, что есть сотни членов истинного духовного Израиля, не могущих объявить свое родословие. Но мы ставим вопрос: в состоянии ли они идти на войну, доблестные ли они воины Христовы? Увы, далеко не так. Они даже не знают, что значит настоящая борьба; напротив, люди этого рода свои сомнения и страхи, свои минуты мрака и скорби считают борьбой, присущей христианину. Это одно из самых больших заблуждений, очень, увы, распространенных. Можно часто встретить людей в подавленном, смутном, боязливом настроении духа, которые оправдывают себя, называя это христианской борьбой; по удостоверению же новозаветных Писаний истинная борьба, сражение с врагом у христианина происходят в сфере, которой неведомы страхи и сомнения. Лишь пребывая в полном свете спасения Божия во Христе воскресшем, мы вступаем в борьбу, действительно присущую нам как христианам. Мыслимо ли хотя бы на одну минуту допустить мысль, что наша борьба с делами закона, наше непростительное неверие, наша неготовность подчиниться правосудию Божию, наши вопрошания и рассуждения могут считаться христианскою борьбой? Никоим образом. Все это должно считаться борьбою против Бога; борьба же христианина направлена против сатаны. "Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных" (Еф. 6,12).

Вот какова борьба христианина. Но разве подобную борьбу могут вести люди, постоянно сомневающиеся, христиане они или нет? Не думаю. Можем ли мы представить себе сражавшегося в пустыне с Амаликом, или с Хананеями в земле обетованной израильтянина, не могущего в то же время "объявить свое родословие" или узнать свое "знамя"? Это было немыслимо. Нет, нет, всякий член общества, способный идти на войну, имел вполне ясный и определенный взгляд на эти два вопроса. Если б, впрочем, он себе этого не усвоил, он и не был бы сочтен способным вступить в бой с врагом.

При рассмотрении важного вопроса о борьбе христианина полезно обратить внимание читателя на три изречения Нового Завета, в которых представляются три вида этой борьбы; мы говорим о Рим. 7,7-24; Гал. 5,17; Еф. 6,10-17. Если читатель остановится на минуту на этих словах Писания, мы постараемся объяснить ему их истинный характер.

В Рим. 7,7-24 мы видим пред собой борьбу пробужденной, но еще не освобожденной души; души возрожденной, но еще не вышедшей из-под власти закона. Доказательством того, что мы имеем пред собою душу пробужденную, служат слова: "Ибо не понимаю, что делаю; желание добра есть во мне; - по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием." Говорить так может только возрожденная душа. Порицание зла, желание делать добро, удовольствие, находимое душой в законе Божием, - все это отличительные признаки новой жизни, драгоценные плоды возрождения. Ни один невозрожденный человек не может так говорить.

Но, с другой стороны, находимое нами в этих словах доказательство того, что эта душа еще не познала полного освобождения, что ей еще неведомы ни радость полного избавления, ни глубокое сознание победы, ни обладание известной мерой духовной силы - явное доказательство всего этого мы видим в следующих выражениях: "Я плотян, продан греху. - Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. - Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?" О христианине нам известно, что он не "плотян", а духовен; он не "продан греху", а искуплен от его власти; он не "бедный человек", воздыхающий об освобождении, а человек блаженный, убежденный в своем освобождении. Он не слабый, неспособный творить добро, раб, не раб, всегда склонный делать зло; он человек свободный, человек, одаренный силою Духа Святого и могущий сказать: "Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе" (Фил. 4,13).

Мы не имеем возможности подробно осветить со всех сторон это знаменательное место Писания; мы ограничимся лишь указанием одной или двух мыслей, которые помогут читателю понять его смысл и значение. Мы знаем, что в христианском мире существует много мнений насчет этой главы. Некоторые христиане отрицают, что она представляет нам духовные опыты пробужденной души; другие придерживаются взгляда, что она описывает внутреннее состояние души христианина. Мы не можем разделять ни одного из этих мнений. Мы думаем, что эта глава отображает духовный опыт души действительно возрожденной, но еще не освобожденной сознанием своего соединения со Христом воскресшим и сознанием могущества Духа Святого. Сотни христиан находятся в положении, представленном нам 7-й главой Послания к римлянам, хотя бы им и следовало занять их настоящее место, указанное в Рим. 8. По духовному своему опыту они еще не вышли из-под власти закона. Они еще не сознают себя запечатленными Духом Святым. Они еще не обрели полной победы во Христе воскресшем и прославленном. Они томятся сомнениями и опасениями, склонны всегда восклицать: "Бедный я человек! Кто избавит меня?" Разве христианин уже не освобожден? Разве он не спасен? Разве он не облагодатствован в Возлюбленном? Разве он не запечатлен обетованным Духом Святым? Разве он не соединен со Христом? Не должен ли он все это знать, все это исповедовать и пользоваться всем этим? Так, конечно, должно быть. Поэтому ему не должно уже находиться в положении, описанном в Рим. 7. Ему дано преимущество распевать победную песнь, взирая на небо и на пустой гроб Господа Иисуса; ему дано ходить в святой свободе, в которую, освобождая, нас поставил Христос. В Рим. 7 говорится не о свободе, а о рабстве, исключая, правда, последний возглас души: "Благодарение Богу". Конечно, всякой душе полезно пройти чрез духовное состояние, здесь с такою силою и так живо изображенное нам; и вместе с тем мы должны сознаться, что гораздо лучше для нас открыто занимать место, указанное нам в 7-й главе Послания к римлянам, чем неправильно считать себя в положении, описанном в Рим. 8. Но все это не снимает вопроса об особенном применении к душе этого глубокого по смыслу места Писания.

Бросим теперь беглый взгляд на борьбу, изображенную в Гал. 5,17. Приведем это место. "Ибо плоть желает противного духу, а дух - противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы". Это место часто приводится в пример как доказательство постоянного служения греху, тогда как на самом деле оно заключает в себе тайну непрестанной победы. В 16-м стихе мы читаем: "Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти." Это делает все ясным. Присутствие Духа Святого связано с силою. Мы убеждены, что Бог сильнее плоти; а следовательно, когда Дух Святой сражается вместе с нами, победа за нами. Необходимо также тщательно отметить, что в Гал. 5,17 речь идет не о взаимной борьбе двух природ, - природы ветхой и новой, а о борьбе между Духом Святым и плотью; вот почему и прибавлено: "Так что вы не то делаете, что хотели бы." Если б Дух Святой не жил в нас, мы непременно исполняли бы вожделения плоти; но ввиду того, что Он пребывает в нас, чтобы сражаться за нас, мы более не обязаны творить зло, а, к счастью нашему, получаем способность делать добро.

Это именно и показывает разницу между Рим. 7,14-15 и Гал. 5,17. В первом случае мы имеем дело с новой природой, но лишены пребывания в нас Духа Божия; во втором случае вопрос идет не только о новом человеке, но также и о силе Духа Святого. Не следует забывать, что новое естество человека находится в положении зависимости. В отношении силы оно зависит от Духа Святого, в отношении направления оно зависит от Слова Божия. Но сила яснее всего проявляется там, где пребывает Дух Святой. Можно оскорблять и угашать Духа Божия; но в Гал. 5,16 мы находим ясное указание, что, поступая по духу, мы одерживаем верную и постоянную победу над плотью. Поэтому приводить Гал. 5,17 в подтверждение слабости христианина и его угождения плоти - очень вредное заблуждение. Заключенное здесь поучение доказывает нам как раз противоположное.

Скажем теперь еще несколько слов об Еф. 6,10-17. Здесь мы имеем пред собой борьбу между христианином и поднебесными силами злобы. Церковь имеет происхождение небесное; небесными должны быть и ее хождение, и ее слова. Мы должны стремиться постоянно пребывать в нашем небесном положении, утверждаться и укореняться в нашем небесном наследии. Дьявол всячески старается этому помешать; это вызывает борьбу и служит причиной того, что мы получаем "все оружие Божие", благодаря которому можем противиться нашему могущественному духовному врагу.

Мы не имеем намерения подробно останавливаться на этом оружии; мы хотели только привлечь внимание читателя к этим трем местам Священного Писания, чтобы он мог проследить все три вида борьбы в сравнении с началом книги Числа. Нет ничего интереснее этого; и мы достаточно можем настаивать на важности правильного понимания истинного характера духовной борьбы христианина и верного определения области, в которой она ведется. Если мы идем на войну, не зная, в чем она заключается и не давая себе отчета в нашей родословной, мы не имеем никаких аргументов для победы над врагом.

Но, как мы это уже отметили, кроме объявления своего родословия, воину приходилось еще и иметь точное понятие о своем знамени. Обе эти вещи были необходимы для жизни и успешной борьбы в пустыне. Они, впрочем, были нераздельны. Если человек не знал своей родословной, он не мог знать и своего знамени, а это внесло бы опасное смятение в народ. Вместо того, чтобы занимать назначенные им места и продвигаться вперед, воины мешали бы один другому. Всякий должен был знать свое место и хранить его; всякий должен был знать свое знамя и держаться около него. Это давало им возможность идти вперед; это обеспечивало успех, подвигало дело, влияло на благоприятный ход сражения. Воин колена Вениамина имел свое место; колено Ефремове - свое место. Никому не приходилось заботиться об указании места другому или преграждать ему путь. Правило это распространялось на все колена во всем стане Израиля Божия. Всякий имел свою родословную, свое знамя и свое место, и ничто не зависело от личных соображений отдельного человека; все исходило от Бога. Он создавал воину родословие, Он же определял ему и знамя; не приходилось сравнивать одного израильтянина с другим; ничто не могло вызвать между ними соревнования; всякому надлежало стоять на своем месте и выполнять свое дело; и работы, и места хватало на всех. Самое большое разнообразие и самое совершенное единство сказывались во всем. "Сыны Израилевы должны каждый ставить стан свой при знамени своем, при знаках семейства своих. - И сделали сыны Израилевы все, что повелел Господь Моисею; так становились станами при знаменах своих, и так шли каждый по племенам своим, по семействам своим" (гл. 2,2.34).

Таким образом мы узнаем, что, как в древние времена в стане Израильском, так и в Церкви наших дней, "Бог не есть Бог неустройства". Ничего нельзя представить себе определеннее четырех образцовых станов, каждый из которых включал в себя три колена Израилева; эти четыре стана составляли собою правильный четырехугольник, всякая сторона которого имела свое, именно ей свойственное знамя. "Сыны Израилевы должны каждый ставить стан свой при знамени своем, при знаках семейств своих; пред скиниею собрания вокруг должны ставить стан свой" (ст. 2). Бог ополчений Израилевых знал, как надлежало расставить воинов. Предполагать, что воины Божий не были расположены согласно самой совершенной системе военной тактики значило бы впасть в большое заблуждение. Мы способны, пожалуй, хвалиться своими успехами в искусствах и науках и воображать себе, что, по сравнению с современным нам военным строем, армия Израилева имела вид беспорядочно вооруженного полчища, нося на себе печать неустройства. Но этим мы доказали бы лишь свое недомыслие. Мы можем быть уверены, что образцовый порядок и совершеннейшая организация царили в стане Израильском; простая и убедительная причина этого заключалась в том, что стан был устроен и обеспечен всем необходимым рукою Божией. Для нас достаточно только знать, что все было устроено Богом, и мы можем с полной уверенностью утверждать, что в этом случае все было выполнено с неподражаемым совершенством.

Это очень простой, но и несказанно благословенный принцип. Конечно, он не удовлетворил бы ни человека неверующего, ни скептика; да и что могло бы удовлетворить их? Вся цель, вся задача жизни скептика заключается именно в том, чтобы во всем сомневаться, не верить ничему. Он все мерит своею мерою, отбрасывая то, что не вяжется с его собственными воззрениями. С необыкновенным хладнокровием он придумывает согласные с его воззрениями посылки и затем выводит из них свои заключения. Характерная черта, неизменно присущая всем посылкам (предположениям) скептиков, рационалистов и безбожников, заключается в постоянном исключении Бога; вот почему неверны и все их конечные выводы. Неверные посылки (предположения) ведут к неверным выводам. С другой стороны, верующая душа смиренно избирает точкой отправления своих взглядов великий и первый по важности принцип, утверждающий, что Бог существует, и не только существует, но и печется о Своем творении, входит в людские интересы и занимается ими.

Какое утешение для христианина! Но неверие отвергает это. Вводить в нашу жизнь Бога - значит разбить все доводы скептиков, основанные на полном отрицании вмешательства Бога в нашу жизнь.

Как бы то ни было, мы пишем не с целью вступать в пререкания с безбожниками, а с целью преподать назидание верующим душам. Иногда, однако, полезно обращать внимание читателей на полную негодность всей системы неверия, явным и красноречивым доказательством чего служит факт, что эта система всецело основывается на исключении мысли о Боге. Проникаясь чудовищностью этого факта, мы приходим к убеждению, что неминуемо рушится и система, им руководящая. Если мы верим в существование Бога, то необходимо принимать этот факт в расчет при рассмотрении всякого вопроса. На все следует смотреть с Божией точки зрения. Но это еще не все. Если мы верим, что Бог существует, мы должны также знать, что человек не может судить Бога. Бог Один должен быть судьею добра и зла, того, что Его достойно или Ему не подобает. То же следует сказать и о Слове Божием. Если Бог действительно существует, если Он говорил нам и даровал нам откровение, откровение это не может быть усвоено разумом человеческим. Оно находится выше суждений подобного рода. Как может человек дерзать применять к Слову Божию взгляд человеческий? А именно так поступают люди с драгоценной книгой Числа, изучением которой мы в данную минуту занимаемся и которую мы будем и дальше рассматривать, оставляя в стороне неверие и его принципы.

В наших заметках как об этой, так и о других Божественных книгах мы сознаем необходимость помнить и иметь в виду прежде всего самою "книгу", а затем "душу" читателя: книгу и ее содержание, душу и ее нужды. Следует опасаться, чтобы, занимаясь первою, не выпустить из вида второй. С другой стороны, приходится также опасаться, чтобы, поглощаясь интересами души, мы не забыли книги. Необходимо одновременно заниматься и тем, и другим. Можно с уверенностью сказать, что и письменно, и словесно истинную пользу проповеди может принести лишь добросовестное согласование этих обоих условий. Существуют проповедники, тщательно изучающие Слово Божие и глубоко вникающие в его смысл. Они прекрасно знают Библию; они почерпнули глубокие познания из богодухновенного источника. Все это несказанно важно и ценно для проповедника. Без этого всякая проповедь окажется бесплодной. Если человек не изучает своей Библии с вниманием и молитвой, он не может много дать своим читателям или своим слушателям; то, в лучшем случае, в поучениях его окажется мало полезного для души. Разрабатывающие рудники Слова Божия должны "копать" для самих себя и "копать глубоко".

Но далее необходимо принять в расчет и душу, вникнуть в ее состояние и удовлетворить ее нужды. Если это упускается из виду, в учении не окажется ни влияния на душу, ни силы. В нем не будет ничего захватывающего сердце, ничего проникающего в глубину души. Оно окажется неудовлетворительным и не принесет плода. Необходимо, одним словом, чтобы оба эти условия были налицо и действовали оба в равной мере. Человек, ограничивающийся изучением Книги, не окажется практичным; человек, ограничивающийся изучением души, будет застигнут врасплох; но тот, кто с должным вниманием посвящает себя изучению и той, и другой, будет добрым проповедником спасения Господа Иисуса Христа.

По мере наших способностей нам хочется быть именно таким проповедником для нашего читателя; и, следовательно, по мере того, как мы вместе с ним будем подвигаться вперед в изучении чудной, открытой пред нами книги, мы желали бы не только извлекать из нее заключенную в ней нравственную красоту и пользоваться ее святыми поучениями, но и все время проникаться мыслью, что мы обязаны время от времени обращаться с вопросом к нашему читателю, кто бы он ни был, чтобы просить его давать себе отчет, насколько он применяет к себе эти поучения и ценит эти духовные красоты. Мы надеемся, что читатель ничего не имеет против этого нашего намерения, и ввиду этого, прежде чем покончить с начальными главами этой книги, мы хотим предложить ему один или два относящихся к ним вопроса.

Прежде всего, дорогой друг, даешь ли ты себе ясный и определенный ответ относительно твоей "родословной"? Уверен ли ты, что ты стоишь на стороне Господа? Умоляю тебя, не откладывая, решить этот важный вопрос. Мы тебя уже спрашивали и еще раз спрашиваем: знаешь ли ты, можешь ли ты доказать свое духовное происхождение? Это первое условие для вступления в ряды воинов Божиих. Напрасно надеяться быть зачисленным в воинствующую рать, пока ты для себя ясно не выяснишь этого вопроса. Мы не говорим, что человек не может и без этого обрести спасение. Мы далеки от этой мысли, но без этого человек не может вступить в число ратников Божиих. Он не может вступить в борьбу с миром, плотью и дьяволом, пока сердце его полно сомнения и страха относительно вопроса о его принадлежности к истинному духовному дому Божию. Для того, чтобы иметь успех, для того, чтобы принять важное для воина-христианина решение, надо быть в состоянии сказать: "Мы знаем, что мы перешли от смерти в жизнь"; "Мы знаем, что мы от Бога".

Вот речь, приличествующая воину. Ни один член мощной армии, собиравшейся "пред скиниею собрания вокруг", не мог испытывать сомнения или тени сомнения относительно своего собственного происхождения. Всякий вопрос об этом вызвал бы, несомненно, только улыбку на лице. Всякий из этих шестисот тысяч человек был вполне уверен в своем происхождении и знал вследствие этого, какое ему следовало занять место. Совершенно то же относится и к воинствующей рати Божией наших дней. Необходимо, чтобы всякий член этой рати имел полную уверенность, к какому роду он принадлежит; иначе он не будет в состоянии вступить в сражение с врагом.

Обратим далее внимание на "знамя". Что оно обозначало? Говорится ли здесь об учении? Идет ли вопрос о какой-либо богословской системе? Нет. Имеются ли здесь в виду церковные уставы? Нет. Относится ли это к системе постановлений закона, к системе обрядов и богослужебных церемоний? Ни о чем подобном речь здесь не идет. Воины Божий не сражаются под такого рода знаменами. Какое же знамя поднимается над ополчением Божиим? Послушаем, что говорит Слово Божие, и запомним это: знамя это - Христос. Вот единственное знамя Божие; вот единственное знамя полчища Божия, стан которого раскинут в пустыне мира сего, чтобы вести борьбу с ополчением врага и вести с ним сражения Господни. Христос есть знамя для всякого дела. Если б нам не дано было этого знамени, мы оказались бы неспособными вести духовную борьбу, к которой призваны. Как христианам, следует ли нам вступать в пререкания по поводу какой-либо богословской системы или духовной организации? Какую цену могут иметь для нас обряды, обычаи или уставы? Выступим ли мы на войну с такими знаменами? Боже сохрани! Наше богословие - Библия. Наша духовная организация - это единое тело Христово, образуемое присутствием Духа Святого и связанное с живою и превознесенною Главою своею на небесах. Сражаться за что-либо меньшее недостойно воина-христианина.

Увы! Многие люди, хотя и исповедуют свою принадлежность к Церкви, в то же время забывают дарованное им Богом знамя, сражаясь под знаменем чужим. Будьте уверены, это влечет за собою слабость, вредит нашему свидетельству о Боге и ослабляет успех. Если мы хотим твердо стоять в борьбе, мы не должны признавать никаких других знамен, кроме Христа и Его Слова, Слова живого и Слова написанного. В этом заключается наша сила для сопротивления нашим духовным врагам. Чем ближе мы будем держаться Христа, и Христа Одного, тем сильнее мы будем, тем безопаснее будет наше положение. Иметь Его единственным покровом нашим, держаться вблизи от Него, опираться на Него - вот наше великое духовное преимущество. "Сыны Израилевы... становились станами при знаменах своих, и так шли каждый по племенам своим, по семействам своим."

О, да будет это также и со всем воинством Церкви Божией! Да будем мы способны отказаться от всего ради Христа! Да довольствуется Им наше сердце! Возводя наше "родословие" до Него, поставим имя Его на наше знамя, вокруг которого собираемся в пустыне, по которой мы проходим на пути домой, в нашу вечную небесную обитель. Позаботься об этом, читатель, умоляю тебя; да не окажется на твоем знамени ни одной мелочи, ни единой черточки, ничего, кроме начертания имени Господа Иисуса Христа, имени, которое превыше всякого имени, и которое все выше и выше должно превозноситься во всей необъятной Божьей Вселенной.

Какое чудное зрелище представляет собой стан израильский в дикой, носившей на себе следы полного запустения, пустыне! Какое зрелище представлял он ангелам, людям и бесам! Взор Божий всегда покоился на нем; там ощущалось присутствие Бога-Иеговы; Он обитал среди Своего воинствующего народа; там устроил Он жилище Свое. Он не устроил и не мог его устроить среди великолепия Египта, Ассирии и Вавилона. Конечно, для плоти земли эти имели много привлекательного. Там процветали искусства и науки. Цивилизация этих древних народов достигла таких размеров, что мы с трудом можем ее себе представить. Утонченность вкуса и роскошь доведены были до высшей степени совершенства, свойственного самым изысканным приверженцам культурного блеска.

Но не забудем, что Иегова был неведом среди этих языческих народов. Имя Его никогда не было им открыто. Он не обитал среди них. Правда, вся окружавшая их обстановка носила на себе бесчисленные следы Его творческой силы. Недремлющее око Провидения хранило также и их. Бог посылал им дожди и времена плодоносные, исполняя сердца их обилием пищи и веселия. Изо дня в день и из года в год Он рассыпал на них щедрою рукою Свои благословения и Свои благодеяния. Дожди Его оплодотворяли их поля, и лучи Его солнца радовали их сердца. Но они не знали и не искали Бога. Он не обитал среди них. Ни один из этих народов не мог сказать: "Господь крепость моя и слава моя, Он был мне спасени-ем. Он Бог мой, и прославлю Его, Бог отца моего, и превознесу Его" (Исх. 15,2).

Иегова устроил жилище Свое среди Своего искупленного народа, а не где-либо в ином месте. Искупление было главным основанием обитания Бога среди людей. Вне искупления присутствие Божие могло повлечь за собой лишь гибель человека; но раз искупление было явлено Богом и усвоено человеком, это присутствие дарует искупленному народу Божию самые высшие преимущества и покрывает его самой ослепительной славой.

Бог избрал место для жилища Своего среди народа израильского. Он сошел с небес не только для того, чтобы вывести Израиль из земли египетской, но чтобы и сопутствовать ему в странствованиях его в пустыне. Какая мысль! Бог Всевышний, устрояющий жилище Свое в песчаной пустыне и среди Своего искупленного народа! Во всей Вселенной не было ничего подобного этому. Здесь находилась толпа, включавшая в себя шестьсот тысяч человек, не считая женщин и детей; бесплодная пустыня окружала их: нигде не видно было ни травы, ни капли воды, никаких видимых признаков и средств к существованию. Как должны были они сыскивать себе пропитание? Бог пребывал с ними! Как мог царить между ними порядок? Бог пребывал с ними! Как найти путь чрез дикую пустыню, в которой не было вид-но ни тропинки? Бог пребывал с ними!

Одним словом, присутствие Божие обеспечивало их во всех отношениях. Неверие могло сказать: "Да могут ли три миллиона людей существовать одним воздухом? Кто же снабжает войско провиантом? Где помещаются военные склады, боевые припасы, интендантские лавки?" Только вера может ответить на это; и ответ ее краток, прост и убедителен: "С ними пребывал Бог!" И этого было вполне достаточно. Все исчерпывается этой одной фразой. В арифметических вычислениях веры Бог является единственным важным действующим лицом, и когда имеется в виду именно эта единица, к ней легко можно присоединить любое количество цифр. Если все источники заключаются в Боге живом, вопрос о наших нуждах исчезает; он заменяется вопросом полного удовлетворения их Богом.

Что представляли собою шестьсот тысяч человек для Бога Всемогущего? Чем являлись для Него всякого рода нужды их жен и детей? По суждению человеческому, все это было связано с обременительными заботами. Представьте себе, что Англия посылает армию только в десять тысяч хотя бы в Абиссинию; подумайте, с какими это было бы сопряжено расходами и трудами, сколько потребовалось бы судов для перевозки продовольствия и других необходимых для этой небольшой армии припасов. Представьте же себе полчище в шестьдесят раз большее, не включая в него женщин и детей. Представьте себе эту великую армию, выступающую в поход, которому суждено было длиться целых сорок лет среди "великой и страшной пустыни", в которой не было ни хлебного злака, ни травы, ни источника вод. Как они могли существовать? С ними не было жизненных средств пропитания; не были ими заключены также договоры с дружественными им народами, которые могли бы снабдить их всем необходимым; у них не было складов в разных местах их пути чрез пустыню; одним словом, в руках их не было ни одного видимого средства для восполнения их нужды, не было ничего, что считается полезным и необходимым для плоти.

Все это стоит серьезно взвесить. Но следует рассмот-реть все в присутствии Божием. Бесполезно было бы сесть и попробовать человеческими расчетами содействовать выполнению этой важной задачи. Нет, читатель: только лишь вера может ее решить, и может решить ее только посредством Слова Бога живого. В этом заключается ключ к успешному решению трудного вопроса. Предоставьте действовать Богу, и вам ничего больше не понадобится для получения верного ответа. Устраните Бога, и как ни крепок будет ваш разум, как ни глубоки ваши человеческие расчеты, ваше недоумение будет все более и более возрастать.

Таким путем разрешает этот вопрос вера. Бог был среди Своего народа. Он пребывал среди искупленных Своих со всею Своей благодатью и благостью, с полным познанием всех их нужд и трудностей их пути, со всем неизреченным могуществом Своим, с неисчерпаемыми источниками Своими, способными противостоять всем их затруднениям и удовлетворить все их нужды. Он так глубоко вникал во все это, что по окончании их долгих странствований в пустыне Он мог обратиться к их сердцам со следующими трогательными словами: "Ибо Господь, Бог твой, благословил тебя во всяком деле рук твоих, покровительствовал тебя во время путешествия твоего по великой пустыне сей; вот, сорок лет Господь, Бог твой, с тобою; ты ни в чем не терпел недостатка." И еще: "Одежда твоя не ветшала на тебе, и нога твоя не пухла, вот уже сорок лет" (Втор. 2,7; 8,4).

Во всем этом стан израильский был поразительным и замечательным прообразом. Прообразом чего? Церкви Божией, проходящей чрез пустыню мира сего. Свидетельство Священного Писания настолько определенно высказывается в этом отношении, что не оставляет места работе воображения. "Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков" (1 Кор. 10,11).

Приблизимся же и отнесемся с вниманием к представляющемуся нам зрелищу, чтобы извлечь глубокое поучение, скрытое в этом прообразе. Какое же поучение кроется в нем? Да поможет Господь нам достойным образом усвоить его! Вглядимся в этот таинственный стан, расположенный в пустыне и состоящий, как мы уже говорили, из воинов, рабочих и служителей Божиих. Какое полное отделение от всех народов земли! Какая полная личная беззащитность! Какое блаженное положение! Какая безусловная зависимость от Бога! Они ничего не имели, ничего не могли сделать сами, ничего не знали. Ни одного куска пищи, ни одной капли воды не получали они изо дня в день, помимо руки Божией. Идя вечером на ночной покой, они не имели ни капли съестных припасов на следующий день. Не было у них ни продовольственных магазинов, ни кладовых, ни одного какого-либо видимого хранилища, ничего, на что могла бы рассчитывать плоть.

Но Бог пребывал с ними, и для веры этого было вполне достаточно. Они были вынуждены зависеть всецело от Бога. Это был единственный действительный выход из затруднения. Вера не признает иной действительности, не знает ничего верного, ничего устойчивого, кроме Бога живого, истинного, вечного. Плоть могла с завистью оборачиваться назад, на житницы египетские, и в них находить видимое и существенное благо. Взгляд веры обращен на небо, где она находит все свои источники.

Вот каково было положение в пустыне стана Израилева; таково же и положение Церкви в мире сем. Не могло возникнуть никакой нужды, не могло встретиться ни одного непредвиденного обстоятельства, не могло оказаться никакой потребности в каком бы то ни было отношении, которые не получали бы полного удовлетворения в присутствии Божием. Народы необрезанные могли только смотреть на Израиль и дивиться его положению. В заблуждении слепого неверия они могли лишь удивленно спрашивать себя и стараться понять, каким образом такое огромное полчище могло получать необходимую пищу и одежду, каким путем в нем поддерживался стройный порядок? Конечно, глаза их не могли уразуметь, как все это совершалось. Они не знали Иеговы, Господа Бога Израилева; поэтому напрасно было бы уверять их, что Он брал на Себя попечение об этом многочисленном полчище: слова эти показались бы им легкомысленной сказкой.

То же относится теперь и к Церкви Божией, живущей в этом мире, вполне заслуживающем названия нравственной пустыни. С Божией точки зрения Церковь эта - не от мира сего; она от него всецело отделена. Она настолько же пребывает вне мира, насколько стан израильский находился вне пределов земли египетской. Воды Чермного моря отделяли этот стан от земли египетской; глубокие и мрачные воды смерти Христовой отделяют Церковь Божию от нынешнего лукавого века. Трудно представить себе более осязаемое отделение: "Они не от мира, как и Я не от мира" (Иоан. 17,16).

Что касается полной зависимости от Бога, то где зависимость эта отражается сильнее, чем на Церкви Божией? В себе самой или сама по себе она не имеет ничего. Она живет среди нравственной пустыни, пустыни бесплодной, мрачной, необъятной; пустыни, являющей картину запустения и не включающей в себя ничего, могущего поддержать жизнь Церкви. Во всей обширной Вселенной не найдется ни единой капли воды, ни единого кусочка хлеба для утоления жажды и голода Церкви Божией.

Подвержена она также и всякого рода враждебным влияниям; трудно себе представить положение более беззащитное. Нигде она не найдет дружественного расположения к себе; все ополчилось против нее. Она подобна редкому тропическому растению, выросшему в ином климате и в иных условиях, ничего общего не имеющих с неблагоприятными для него почвой и атмосферой страны, куда оно перенесено.

Такова Церковь Божия среди мира сего, - от него отделенная, зависимая от Бога, беззащитная, всецело покоящаяся на силе Бога живого. Это дает нам живое, сильное и ясное представление о Церкви; стан израильский в пустыне, очевидно, служил ее прообразом. Это не жалкий каприз нашего воображения, не странная выдумка нашего ума (1 Кор. 10,11); нам это доказывается вполне определенно. Мы имеем полное право говорить, что в нравственном и духовном смысле Церковь представляет собой то же, чем являлся в пустыне стан израильский внешней стороной своего существования. Чем также служила пустыня для Израиля в действительности, тем является мир для Церкви в нравственном и духовном смысле. Как для Израиля пустыня не была ни местом довольства, ни отдохновения, а средоточием опасностей и утомительных переходов, так не дает мир ни пищи, ни покоя Церкви, являясь для нее источником утомления и опасностей.

Полезно усвоить себе всю нравственную силу этого факта. Забота о Церкви Божией в мире сем, как и забота об "обществе израильском в пустыне", всецело лежит на Боге живом. Необходимо помнить, что мы здесь говорим о Церкви Божией, какой она является в глазах Божиих. Рассматривая же ее с человеческой точки зрения и видя ее такой, какой она нам в настоящее время представляется, мы, увы, находим ее далеко не таковой. Мы изучаем истинное, Божественное положение Церкви Божией в мире сем.

Не следует ни на минуту упускать из виду, что насколько был достоверен в древности факт существования в пустыне стана и общества Израильского, настолько же не подлежит сомнению факт существования в мире Церкви Божией, тела Христова. Конечно, народы древнего мира безразлично относились к существованию на земле народа Божия и даже, быть может, ничего и не знали об этом; это, однако, не умаляло факта его существования и нимало на нем не отражалось. Так и теперь люди мира сего не знают Церкви Божией, тела Христова, и относятся к ней с полнейшим равнодушием; но это никоим образом не влияет на неоспоримый факт существования на земле Церкви Христовой со дня сошествия на верующих в Пятидесятницу Духа Святого. Приходится, конечно, признать, что общество Израилево имело свои испытания, свои войны, скорби, искушения, разногласия, невзгоды, внутренние распри, бесчисленные затруднения, которым нет назва-ния; все это требовало многообразной помощи Иеговы, нуждалось в руководстве пророка, первосвященника и царя, поставленного Богом; потому что Моисей, как это нам известно, являлся как бы "царем", а также и "воздвигнутым Богом пророком" среди народа святого; на Аарона же были возложены Богом все священнические обязанности.

Но несмотря на все перечисленные нами невзгоды, несмотря на слабость, падение, грех возмущения и ропота, неоспоримо существовал удивительный факт, без всякого сомнения, известный людям, бесам и ангелам, факт существования трехмиллионного общества (согласно древнему способу народосчисления) среди пустыни; странствуя в ней, эти люди полностью зависели от незримой руки, были ведомы и опекаемы Предвечным Богом, взор Которого ни на минуту не отвращался от этого таинственного прообразного полчища Бог действительно жил среди Своего народа и не покидал его, несмотря на его неверие, его небрежность, неблагодарность и непокорность. Бог пребывал с ним, чтобы поддерживать его и направлять, оберегать его и охранять день и ночь. Бог питал его всякий день хлебом с неба, изводил для него воду из скалы.

Это было, конечно, знаменательное чудо, глубокая тайна. Бог имел в пустыне Свой народ, отделенный от всех окружающих его народов земли, отделенный от них, дабы сделаться собственностью Божией. Важно было не то, знали ли его народы земли, заботились ли они о нем и думали ли о нем Пустыня, конечно, не давала ему никаких средств к существованию, никакой поддержки. Она изобиловала змеями и скорпионами, опасностями и западнями, была олицетворением сухости, бесплодия и запустения. И среди нее жило общество, получавшее невидимую поддержку, превосходившую и повергавшую в недоумение человеческий разум.

И все это, читатель, - ты это помнишь, - только прообраз. Прообраз чего? Явления, существующего девятнадцать веков, существующего теперь, которое будет существовать и впредь до того часа, когда Господь покинет Свое настоящее положение и сойдет с неба. Это, одним словом, образ Церкви Божией в мире. Очень важно считаться с этим фактом, к сожалению, часто выпускаемым из виду и мало понятным даже и в наши дни. Всякому христианину, однако, строго вменено в обязанность признать и применять к жизни этот факт. Его нельзя обходить молчанием. Существует ли в настоящее время в мире сем нечто, соответствующее стану в пустыне? Непременно существует: в пустыне мира сего находится Церковь Божия. Чрез пустыню мира сего проходит духовный народ Божий, как проходил некогда чрез пустыню Израиль Божий. В нравственном и духовном смысле мир для этой Церкви является тем же, чем была в прямом смысле пустыня для Израиля. Израиль не находил для себя ни малейшей поддержки в пустыне; не находит ее для себя в мире и Церковь Божия. Если же она там ее находит, это доказывает, что Церковь бесславит Господа и не ходит неуклонно пред лицом Бога своего. Израиль не был природным жителем пустыни; он только чрез нее проходил; и Церковь Божия не от мира; и она только чрез него проходит. Если читатель глубоко проникнут этой истиной, она ему укажет позицию полного отделения, приличествующую Церкви Божией как телу, а также и всякому ее члену в отдельности. Как отделен был от окружавшей его пустыни стан израильский, так, с Божией точки зрения, всецело отстранена от мира и Церковь. Между Церковью и миром нет ничего общего, как ничего не было общего между Израилем и песком пустыни. Самые блестящие приманки и самые пленительные красоты мира являются для Церкви тем же, чем были для Израиля змеи, скорпионы и десятки тысяч других опасностей пустыни.

Таково Божественное определение Церкви, и мы рассматриваем ее именно в этом смысле. Увы! Как все это не похоже на то, что называет себя Церковью! Но мы желаем в данную минуту устремить внимание читателя на истинное положение вещей. Мы хотели бы, чтобы он верою взглянул на Церковь с Божией точки зрения. Только при этом условии он может составить себе верное представление о сущности Церкви и дать отчет, в чем заключается его личная ответственность по отношению к Церкви. Бог имеет в мире Церковь. В настоящее время на земле существует тело, в котором обитает Дух Святой, которое соединено со Христом, Главою своею. Церковь эта, это тело, состоит из всех тех, которые действительно веруют в Сына Божия и соединены воедино благодаря присутствию среди них Духа Святого.

Заметим при этом, что это не вопрос чьих-либо мнений, не мысль, которую можно признать или не признать верною по своему усмотрению. Это Божественный факт. Это великая истина, признанная нами или не признанная - все равно. Церковь есть тело Христово, и - мы члены его, если мы веруем в Господа Иисуса. Мы не можем в этом случае не быть таковыми. Мы не можем пребывать в неизвестности. Крещение Духом Святым даровало нам это положение. Это столь же действительный и положительный факт, как факт рождения ребенка в семье. Рождение совершилось, родственная связь установилась, и нам остается только ее признать и жить сообразно с этим изо дня в день. С той минуты, как душа возрождена, как она рождена свыше и запечатлена Духом Святым, она входит в состав тела Христова. Она уже не может считать себя отдельной личностью, независимым лицом, самостоятельным атомом; она - член тела, совершенно так же, как рука или нога есть член человеческого тела. Верующая душа есть член Церкви Божией и никак уже не может в настоящем смысле этого слова быть членом чего-либо другого. Как могла бы рука моя сделаться членом другого тела? На том же основании мы можем спросить: как член тела Христова мог бы сделаться членом какого-либо иного тела?

Каким истинным и славным прообразом Церкви Божией является стан, т.е. общество Израилево в пустыне!

Отрадно давать себе отчет в этой истине. Церковь Божия, несомненно, существует среди всякого рода разрушений и крушения, среди борьбы и распрей, среди смятения и разделений, среди сект и партий. Это одна из драгоценнейших истин, истин в то же время самых важных и существенных для жизни. Мы обязаны верою признать существование Церкви в мире, как израильтяне своими собственными глазами должны были убедиться в существовании стана в пустыне. Стан или общество Божие существовало, и истинный израильтянин принадлежал к ним; существует и Церковь, или тело Христово, и истинный христианин принадлежит к ним.

Но как же устроено это тело? Оно организовано Духом Святым, как и написано: "Все мы одним Духом крестились в одно тело" (1 Кор. 12,13). Чем оно держится? Живою Главою, посредством силы Духа Святого и Слова Божия, относительно чего говорится: "Никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь" (Ефес. 5,29). Не довольно ли этого? Не удовлетворяет ли всего Христос? Не могущественно ли действие Духа Святого? Нужно ли нам что-либо, кроме бесчисленных даров, заключающихся в имени Иисуса? Дары Предвечного Духа не вполне ли достаточны для роста и поддержки Церкви Божией? Факт присутствия Божия в Церкви не возвещает ли ей восполнение всех ее нужд? Не отвечает ли он потребностям, могущим возникнуть с каждым новым часом? Вера говорит: "Да!" и говорит это с решимостью и с полною уверенностью. Неверие и человеческий разум говорят: "Нет; кроме этого, мы имеем нужду еще во многом." Что мы ответим на это? Скажем прямо: "Если Бог не удовлетворяет всего, мы не знаем, где искать помощи. Если имя Иисуса оказывается недостаточным, мы не знаем, куда нам обратиться за спасением. Если Дух Святой не в силах хранить нас в общении с Богом, научить нас Ему служить и поклоняться, наши уста останутся сомкнутыми."

Нам могут возразить, что "во времена апостолов все было иначе; Церковь не устояла на высоте своего небесного призвания: дары Пятидесятницы прекратились; славные дни первой любви Церкви окончились, и поэтому нам следует изыскивать все доступные нам средства для поддержания организованности и стройности наших Церквей." На все это мы ответим словами: "Ни Бог, ни Христос, глава Церкви, ни Дух Святой не изменились. Ни одна мелочь, ни одна черта из Слова Божия не нарушилась. Истинное основание веры таково: "Иисус Христос вчера, сегодня и вовеки Тот же." Он сказал: "Се, Я с вами." До каких пор? В течение ли только дней первой любви? Только ли во времена апостольские? Или пока Церковь останется верной Богу? Нет: "Се, Я с вами во все дни до скончания века" (Матф. 28,20). Так же и раньше этого, при первом упоминании об истинной Церкви в Священном Писании, мы читаем памятные слова: "На сем камне (Сыне Бога живого) Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Матф. 16,18).

Спрашивается: Пребывает ли в настоящее время эта Церковь на земле? Несомненно. Теперь существование на земле Церкви не подлежит ни малейшему сомнению, как не подлежало сомнению и существование в древние времена стана в пустыне. И подобно тому, как Бог пребывал в этом стане, чтобы отвечать на все нужды народа Своего, так же пребывает Он теперь в Церкви, чтобы ею руководить, направлять ее во всех отношениях, как и написано: "Вы устрояетесь в жилище Божие Духом" (Ефес. 2,22). Этого вполне достаточно. Простою детскою верою усвоить себе великую эту истину, - вот все, что нам нужно. Имя Господа Иисуса отвечает на все нужды Церкви Божией, совершая в то же время и спасение души. И то, и другое одинаково несомненно. "Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Матф. 18,20). Разве все это перестало быть живою действительностью? А если все это истинно, присутствие Христа не восполняет ли всецело нужд Церкви Его? Не достаточно ли его также и для спасения души? Что приходится нам говорить грешнику? - Доверься Христу! Что приходится нам говорить душе верующей? - Доверяйся Христу. Существует ли что-либо, чего Он не в силах сотворить? "Есть ли что трудное для Него?" (Быт. 18,14). Разве иссякла сокровищница даров и благости Его? Разве Он не силен одарить нас всем, потребным для служения Ему? Разве не может Он создать проповедников, пастырей, учителей? Разве не может Он ответить на все нужды Церкви Своей в пустыне? Если Он не силен совершить все это, что будет с нами? Что нам тогда делать? В ком ином искать себе помощи? Что следовало делать обществу израильскому в пустыне? Взирать на Бога-Иегову. Для получения всего? Да, для получения всего: для получения пищи, воды, одежды, указания пути, защиты, для получения чего бы то ни было. Все источники Израиля были в Нем. Следует ли прибегать к кому-либо другому? Никогда! Несмотря на все наши падения, нашу испорченность, несмотря на наши грехи и наше неверие, Христос, Господь наш, с избытком покрывает все наши нужды. Он послал Духа Святого, Благословенного Утешителя, дабы Он, пребывая с искупленными Его и в искупленных Его, создавал из них единое тело и соединял их с живым небесным Главою. Дух этот есть сила единства, общения, служения и поклонения Богу. Он никогда нас не покидал и никогда нас не покинет. Доверимся только Ему: воспользуемся Его помощью, предоставим действовать Ему. Будем тщательно оберегать себя от всего, могущего Его угасить, сопротивляться Ему, огорчать Его. Дадим Ему в Церкви место, подобающее Ему, и доверимся во всем Его водительству и Его авторитету.

В этом, мы уверены, заключается истинная тайна силы и благословения Божия. Отрицаем ли мы наше падение? Как мы можем это сделать? Увы! Оно слишком осязаемо, слишком явно! Пытаемся ли мы отрицать нашу причастность к падению, наше безумие, наш грех? Да поможет нам Господь как можно глубже сознавать их!

Но мы, однако, усугубим свой грех, утверждая, что благодать и сила нашего Господа не могут достичь нас в безумии и падении нашем. Оставим ли мы Его, Источник воды живой, и создадим ли себе водоемы разбитые, не могущие держать воды? Отвратимся ли мы от "Скалы Вечной", чтобы опереться на "сломанный тростник" нашего собственного воображения? Да не будет этого, милостью Божией, с нами! Пусть при мысли об имени Господа Иисуса в сердцах наших звучат слова:

"В том Имени чудном обрел я спасенье,
Обрел избавленье от тяжких забот;
Отраду в скорбях и душе исцеленье
Все это мне имя Иисуса дает."

Но да не подумает читатель, что мы считаем себя чего-либо достойными. Мы боимся даже подобной мысли; мы всячески стараемся оберегать себя от духовного превозношения. Трудно найти положение, достаточно скромное для нас. Позор падения и грех наш заставляют нас искать положения самого низкого, смиряют дух наш. Мы утверждаем лишь одно: в имени Господа Иисуса заключено восполнение всех нужд Церкви во все времена и во всех обстоятельствах. В дни апостольские это имя заключало в себе высшую власть; отчего бы не сказаться в нем этой власти и теперь? Произошло ли какое-либо изменение в этом славном имени? Благодарение Богу, нет. Итак, оно всесильно и для нас в данную минуту; нам остается только довериться Господу Иисусу и, следовательно, вполне отказаться доверять чему бы то ни было другому, всецело и открыто укрываясь в драгоценном и несравненном Его имени. Господь Иисус благоволит пребывать, - да будет вовеки благословенно имя Его, - в самом малолюдном обществе, потому что сказано: "Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них." Относится ли еще это слово и к нам? Сохранило ли оно свою прежнюю силу, свое прежнее действие? Или же слово это было отменено?

Читатель-христианин, всеми доводами, могущими повлиять на твое сердце, мы просим тебя признать непреложную справедливость вечной истины, утверждающей всеобъемлющую полноту имени Господа Иисуса Христа для Церкви Божией, в каких бы условиях она ни находилась в течение всего своего существования. 1) Умоляем тебя не считать это только правдивой теорией, но и применять это к жизни; тогда ты непременно проникнешься блаженным сознанием близости к тебе Господа Иисуса, сознанием, которое можно оценить, лишь предварительно вкусив его, но которое, будучи раз испытано, не может уже изгладиться из памяти, потому что заменить его не может ничто.

Мы не имели, однако, намерения так долго следовать течению выше изложенных нами мыслей, или написать такое длинное введение к части книги, раскрывающейся пред нами, на которую мы просим читателя обратить особенное внимание.

Рассматривая "собрание в пустыне" (Деян. 7,38), мы различаем в нем три отдельные части: воинов, работников и служителей Божиих. Оно состояло из готовых к войне воинов, из целого колена работников и из семейства служителей Божиих, или священников. Мы уже бросили беглый взгляд на воинов и видели, что всякий из них, согласно личному повелению Иеговы, должен был занимать свое место у "знамени", сообразно со своей "родословной"; остановимся теперь на некоторое время на работниках и проследим их работу и непосредственно возложенное на них Самим Богом служение. Мы уже останавливались на воинах; теперь займемся работниками.

Левиты имели совершенно отдельное от других колен положение; им отведено было совершенно особенное место и поручено совершенно особое дело. "А Левиты по поколениям отцов их не были исчислены между ними. И сказал Господь Моисею, говоря: Только колена Левиина не вноси в перепись, и не исчисляй их вместе с сынами Израиля. Но поручи Левитам скинию откровения и все принадлежности ее и все, что при ней; пусть они носят скинию и все принадлежности ее и служат при ней, и около скинии пусть ставят стан свой. И когда надобно переносить скинию, пусть поднимают ее Левиты; и когда надобно остановиться скинии, пусть ставят ее Левиты; а если приступит кто посторонний, предан будет смерти. Сыны Израилевы должны становиться каждый в стане своем и каждый при своем знамени, по ополчениям своим. А Левиты должны ставить стан около скинии откровения, чтобы не было гнева на общество сынов Израилевых; и будут Левиты стоять на страже у скинии откровения" (гл. 1,47-53). И еще мы читаем: "А Левиты не вошли в исчисление вместе с сынами Израиля, как повелел Господь Моисею" (гл. 2,33).

Но почему же из исчисления исключались Левиты? Почему колено это было особо отмечено между всеми прочими коленами, и почему на него было возложено служение столь святое и возвышенное? Обусловливалось ли их возвышенное положение их особенной святостью или особенными их заслугами? Нисколько: и по природе, и по жизни своей они стояли не выше других израильтян, в чем мы можем убедиться из следующих слов: "Симеон и Левий, братья, орудия жестокости мечи их. В совет их да не внидет душа моя, и к собранию их да не приобщится слава моя. Ибо они во гневе своем убили мужа, и по прихоти своей перерезали жилы тельца. Проклят гнев их, ибо жестокость; и ярость их, ибо свирепа; разделю их в Иакове, и рассею их в Израиле" (Быт. 49,5-7).

Таков был Левий по своему природному естеству и по своей жизни - своевольный, буйный и жестокий. Не удивительно ли, что подобный человек был избран из среды всех прочих и был возведен в такое святое и благословенное звание? Здесь все, что называется благодатью, благодать с начала до конца. Возносить людей, поверженных в самую глубину погибели, таков всегда путь благодати Божией. Она нисходит в самые глубокие бездны и там собирает славнейшие трофеи для Господа. "Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый" (1 Тим. 1,15). "Мне, наименьшему из всех святых, дана благодать сия - благовествовать язычникам неисследимое богатство Христово" (Ефес. 3,8).

Прислушаемся к многозначительным словам: "В совет их да не внидет душа Моя, и к собранию их да не приобщится слава Моя." Чистым очам Божиим несвойственно взирать на зло; Бог не может безразлично относиться к беззаконию. Он не мог "войти в совет" Левия, не мог "приобщиться к делам его". Это было немыслимо. У Бога не могло быть ничего общего со своеволием, буйным нравом и с жестокостью. И, однако, Он нашел возможным ввести Левия в планы Свои и принять его в общение с Собою. Он мог вывести его из жилища, в котором творились дела жестокие и беззаконные, и мог его привести во святилище, где ему поручалось наблюдение над находившимися там священными сосудами. То было действие благодати, свободной и высшей благодати; эта благодать и послужила основанием всего возвышенного и благословенного служения Левия. Пока речь шла лично о Левии, непроходимая пропасть отделяла его от Бога святого, пропасть, перебросить чрез которую мост не властны были ни искусство, ни могущество человека. Бог святой не мог иметь ничего общего со своеволием, насилием и жестокостью; но Бог благодати вступил в отношения с Левием. В несравненном милосердии Своем Он мог посетить погибшую душу, извлечь ее из глубины нравственной испорченности и приблизить к Себе.

Как существенно отличалось положение Левия по плоти от его положения по благодати; какая противоположность сказывалась между орудиями жестокости и сосудами святилища, между Левием, о котором повествует Быт. 34, и Левием, представленным в Числ. 3-4!

Но посмотрим, как же поступает Бог с Левием, отметим принцип, благодаря которому Левий получил свое благословенное положение. Для этого нам придется заглянуть в 8-ю главу нашей книги, которая раскроет нам тайну этого факта. Мы убедимся, что ни один поступок Левия не мог получить и не получил одобрения, что Бог не мог благоволить к путям его; и в то же время пред нами развертывается картина полного воцарения благодати, - благодати, утвердившейся благодаря праведности (Рим. 5,21). Мы имеем в виду прообраз и его значение, сообразуясь с приведенными уже нами для подтверждения этой истины словами: "Все это происходило с ними, как образы." До какой степени левиты понимали эти образы - это неважно; дело совсем не в этом. Нам следует спрашивать себя не: "Что видели левиты в Божиих о них намерениях?", а: "Чему это нас научает?"

"И сказал Господь Моисею, говоря: Возьми Левитов из среди сынов Израилевых, и очисти их. А чтобы очистить их, поступи с ними так: окропи их очистительною водою; и пусть они обреют бритвою все тело свое и вымоют одежды свои, и будут чисты" (гл. 8,5-7).

1) Употребляя выражение: "Всеобъемлющая полнота имени Господа Иисуса Христа", мы подразумеваем под этим все блага, дарованные народу Его в этом имени, - жизнь, праведность, усыновление, присутствие многообразных даров Духа Святого, Божественный центр или пункт соединения. Мы верим, одним словом, что все, в чем может иметь нужду Церковь на этой земле и в вечности, заключается в одном славном имени: Господь Иисус Христос.

Здесь пред нами выдвинут прообраз единственного принципа Божественного очищения. Это - достижение смерти плоти и всех ее склонностей. Это - живое действие Слова Божия на сердце и совесть. Ничто так не выразительно, как двойное действие, представленное в только что приведенном нами постановлении. Моисей должен был окропить их очистительною водою; затем они должны были обрить бритвою все свое тело и вымыть свои одежды. Все это постановление дышит необыкновенной красотой и большой точностью. Моисей, в качестве представителя прав Божиих, очищает левитов согласно требованиям святости Божией; будучи окроплены очистительной водой, они оказываются способными пройти бритвою по всему, что являлось результатом развития плоти, могут теперь омыть свои одежды, что прообразно представляет собою очищение, согласно требованиям Слова Божия, от их привычек. Вот чем отвечал Бог на природные наклонности Левия, - на его своеволие, насилие и жестокость. Чистая вода и бритва применялись к делу, которое должно было продолжаться, пока Левий не делался готовым к предназначенному ему служению -хранению священных принадлежностей святилища.

Таковы же условия и всякого служения Богу. Природному естеству нет места в работниках Божиих. Нет заблуждения более пагубного, как старание сделать природное естество способным к служению Богу, как бы человек ни старался его улучшить или уравновесить. Для служения Богу нужно не его улучшение, а его смерть. Очень важно, чтобы читатель был проникнут твердым и ясным сознанием этой великой истины, столь необходимой для жизни. Человек был "взвешен на весах и найден очень легким." К исследованию его путей был применен ватерпас, и эти пути оказались неровными. Совершенно бесполезно стараться преобразовать природу человека. Совершить это могут только бритва и вода. Бог положил конец природной жизни человека. Он покончил с нею посредством смерти Христа. Первый великий факт, которым Дух Святой запечатлевает совесть человека -это произнесение Богом обвинительного приговора плотской природе человека и сознание, что всякий должен применить этот приговор лично к самому себе. Здесь не идет речь о том, что человек видит, или что он чувствует. Можно сказать: "Я не вижу и не чувствую, что я такой негодный человек, каким вы меня, видимо, почитаете." Мы отвечаем: "Это совсем не относится к данному вопросу. Бог произнес свой суд касательно всех людей; преклониться пред этим судом и согласиться с ним - первый долг человека." К чему повело бы, если б Левий заявил, что не разделяет высказанного о нем взгляда Слова Божия? Могло ли это изменить мысли Божий о нем? Никоим образом. Сознавал это Левий или нет, оценка Божия оставалась неизменной; но, соглашаясь с этой оценкой, человек несомненно делает этим первый шаг на пути мудрости.

Все это прообразно представлено "водой" и "бритвой" - "омовением" и "проведением по всему телу бритвою". Не существует прообраза более знаменательного и поразительного. Эти действия прообразно изображают приговор смерти, постигший плоть, и обнаруживают осуждение всех плодов этой плоти.

Каков, спросим себя, смысл христианского обряда крещения? Не представляет ли и он благословенный факт полного устранения "ветхого человека", искоренения испорченной природы и введения души в совершенно новое положение? Так оно в действительности и есть. Что же обозначает факт проведения бритвой по всему телу? - Строгое ежедневное осуждение самого себя, безжалостное истребление всего, присущего плоти. Именно этим путем надлежит идти всем работникам Божиим в пустыне. Видя поведение Левия в Сихеме в Быт. 34, и то, что о нем говорится в Быт. 49, мы невольно можем спросить себя, как случилось, что левиты могли быть допущены к переселению принадлежностей святилища Божия? Благодать сияет в призвании Левия, и святость - в очищении его: вот ответ на наш вопрос. Левий был призван к служению Богу по богатству Божественной благодати; но приготовлен к этому служению он был согласно требованиям святости Божией.

Так должно обстоять дело и со всеми работниками Божиими. Мы глубоко уверены, что мы лишь настолько способны исполнять дело Божие, насколько плоть подчинена власти креста и самоосуждения. Своеволие никогда не может принести пользы служению Божию, никогда; оно должно быть полностью отстранено, если мы хотим узнать, в чем именно заключается истинное служение Богу.

Сколько существует, увы, всякого рода занятий, почитаемых за служение Богу, которые в свете присутствия Божия оказались бы только плодом беспокойного своеволия. Все это очень важно и требует самого серьезного внимания с нашей стороны. Мы не можем достаточно строго следить за собою в этом отношении. Сердце настолько лукаво, что мы можем себе вообразить, что делаем дело Божие, между тем как на самом деле только угождаем своим личным вкусам. Но если мы хотим ходить путем истинного служения Богу, мы должны все более и более отрекаться от всего, что приятно нашему природному естеству. Своевольному Левию необходимо испытать на себе символическое действие воды и бритвы раньше, чем он может быть употреблен для славного служения, предназначенного ему личным повелением Бога Израилева.

Но прежде, чем приступить к подробному изучению призвания и служения левитов, мы находим нужным на минуту остановиться на сцене, представленной нам в Исх. 32, где левиты являются исполнителями дела очень важного и замечательного. Мы говорим, как сейчас читатель сам в этом убедится, о золотом тельце. В отсутствие Моисея народ настолько потерял из виду Бога и Его постановления, что отлил себе золотого тельца и сделал его предметом поклонения. "Моисей увидел, что это народ необузданный, ибо Аарон допустил его до необузданности, к посрамлению пред врагами его. И стал Моисей в воротах стана и сказал: Кто Господень, - ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины. И он сказал им: так говорит Господь, Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек. Ибо Моисей сказал: сегодня посвятите руки ваши Господу, каждый в сыне своем и брате своем, да ниспошлет Он вам сегодня благословение" (Исх. 32,25-29).

Это был решающий момент. Иначе и быть не могло: сердцу и совести всякого приходилось дать ответ на вопрос великой важности: "Кто Господень?" Ничто не могло так верно испытать преданность сердца. Не спрашивалось: "Кто хочет выполнить ту или другую работу?" Нет, вопрос был гораздо серьезнее; он заключал в себе поистине жгучий интерес. Дело было не в том, кто в какую сторону пойдет или каким делом займется. Много могло быть и действий, и движений; и все это, однако, могло быть результатом порыва не разбитой пред Богом воли, который, влияя на религиозное чувство человека, придал бы его поведению характер преданности Богу и благочестия, легко обманывающих и самого человека, и других людей.

Но "быть Господним" значит отказаться от своей собственной воли, полностью отречься от самого себя, что так важно для верного служителя, для истинного работника Божия. В таком именно состоянии духа был Савл Тарсянин, вопрошая: "Господи! Что повелишь мне делать?" (Деян. 9,6). Что за удивительное слово в устах своевольного, необузданного и жестокого гонителя Церкви Божией!

"Кто Господень?" Читатель, служитель ли ты Господень? Исследуй это и обдумай это. Рассмотри себя внимательно. Помни, что вопрос заключается совсем не в том, что ты делаешь. Нет, он несравненно глубже. Если ты - Господень, ты готов на все. Ты готов остановиться или идти вперед, готов идти и направо, и налево, готов действовать или ожидать, пребывая в покое, готов стоять или лежать на земле. Вся задача заключается в следующем: отдать права над самим собою другому; и этот Другой - Господь.

Вот вопрос неизмеримой важности. В данное время мы, в сущности, не знаем ничего более важного испытующего нашу душу вопроса: "Кто Господень?" Мы живем во время, когда личная воля человека особенно деятельна. Человек гордится своей свободой; и это очень ясно отражается на всех вопросах в области религии. Так именно это и было в стане израильском во дни, описанные нам в Исх. 32, - дни поклонения золотому тельцу. Моисей исчез из виду, и воля человеческая приступила к делу; резцу ваятеля дан был простор. И к каким это привело последствиям? К созданию литого тельца; когда Моисей вернулся, то нашел, что народ впал в идолопоклонство, забыв своего Бога. Тогда раздался торжественный вопрос, предназначенный испытать духовное состояние народа: "Кто Господень?" повлекший за собою окончательную развязку, или, скорее, испытавший настроение Израиля. Не иначе обстоит дело и в наши дни. Воля человеческая беспрепятственно царит всюду, особенно же в вопросах религиозных. Человек гордится своими правами, своей свободой, своей волей, независимостью своего мнения. В этом сказывается отвержение Господа Иисуса; и ввиду этого нам следует стоять на страже и заботиться о том, чтобы держаться действительно на стороне Господа в борьбе с нашим собственным природным естеством. Нам следует занять место простого подчинения власти Божией. Тогда мы не будем больше заняты значительностью и характером нашего служения; единственной целью нашей будет соблюдение воли Господа нашего.

Одним словом, к стану израильскому во дни его служения золотому тельцу, равно как и к Церкви в настоящие дни преклонения перед волей человеческой, особенно относится вопрос: "Кто Господень?" Вопрос необычайной важности. Это не значит: кто за религию, кто за филантропию, за поднятие нравственного уровня жизни? Мы можем вложить много рвения для содействия филантропическим целям, для оказания поддержки религиозным интересам и нравственным устоям, и в то же время служить этим только нашему собственному "я" и поощрять нашу собственную волю. Мы живем в эпоху особенного развития и предосудительного поощрения человеческой воли. Истинную помощь в борьбе с этим злом, мы, - я в этом твердо уверен, - найдем именно в этом серьезном вопросе: "Кто Господень?" В нем заключается огромная жизненная сила. Быть собственностью Господа - это значит быть готовым решительно на все, к чему Он нас ни призовет. Если душа искренне готова вопрошать: "Господи, что повелишь мне делать?" - "Говори, Господи, ибо слышит раб Твой" (1 Цар. 3,9), это значит, что она готова на все. Так в описываемом в Исх. 32 случае левиты призваны были "убивать каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего." Это было трудным подвигом для плоти и крови. Но обстоятельства того требовали. Права Божий были попраны открытым и грубым образом. Изобретательности человеческой дан был полный простор; к делу применили резец ваятеля и с его помощью создали изображение тельца. Славу Божию променяли на изображение питающегося травою вола; вот почему все рабы Господни призывались взяться за меч. Плоть могла сказать: "Нет, окажем снисхождение, сострадание и милосердие. Кротостью мы достигнем больше, чем строгостью. Нельзя сделать людям добро, умерщвляя их. Любовь гораздо сильнее суровости. Будем любить друг друга." Вот какие, совершенно верные на своем месте, мысли могла подсказывать плоть; так она могла рассуждать. Но повеление было ясно и решительно: "Возложите каждый свой меч на бедро свое." Пока существовал золотой телец, действовать мог только меч. Говорить о существовании в сердце в подобные минуты любви значило бы перестать считаться со справедливыми требованиями Бога Израилева. Истинному послушанию надлежит выполнять именно то служение, которое соответствует данным обстоятельствам. Слуге не приличествует вступать в рассуждения; он должен лишь выполнять то, что ему приказывают. Возбуждать вопрос или высказывать противоречие значит забывать свою роль слуги. Обязанность убить своего брата, друга и ближнего могла казаться делом жестоким; но слово Господа не допускало противоречия. Не подчиниться ему было нельзя; и, с помощью Божией, Левиты не замедлили на деле доказать свое полное послушание Богу: "И сделали сыны Левиины по слову Моисея."

Это единственный верный путь всех желающих быть работниками Божиими и служителями Христа в этом мире торжества личной воли человека. Несказанно важно проникнуться глубоким сознанием необходимости владычества Христа над нами. Оно одно должно управлять нашим хождением и нашим поведением. Это разрешает великое множество вопросов. Если сердце действительно подчинено Христу, оно в состоянии выполнить все, чего от нас требует Господь: пребывать в покое или идти вперед, действовать много или действовать мало, быть лицом действующим или лицом пассивным. Для истинно послушного сердца вопрос состоит совсем не в том, что "я делаю" или куда "я иду". Оно только спрашивает: "Творю ли я волю моего Господа?"

Таково положение Левия. Обратите внимание на Божественное пояснение, оставленное нам пророком Малахиею: "И вы узнаете, что Я дал эту заповедь для сохранения завета Моего с Левием, говорит Господь Саваоф. Завет Мой с ним был завет жизни и мира, и Я дал его ему для страха, и он боялся Меня, и благоговел пред именем Моим. Закон истины был в устах его, и неправды не обреталось на языке его; в мире и правде он ходил со Мною, и многих отвратил от греха" (Мал. 2,4-6). Заметьте еще также и благословение, произнесенное Моисеем: "И о Левин сказал: туммим Твой и урим Твой на святом муже Твоем, которого Ты искусил в Массе, с которым Ты препирался при водах Меривы, который говорит об отце своем и матери своей: я на них не смотрю, и братьев своих не признает, и сыновей своих не знает. Ибо они, Левиты, слова Твои хранят, и завет Твой соблюдают, учат законам Твоим Иакова, и заповедям Твоим Израиля, возлагают курение пред лицо Твое и всесожжения на жертвенник Твой. Благослови, Господи, силу его, и о деле рук его благоволи, порази чресла восстающих на него и ненавидящих его, чтобы они не могли стоять" (Втор. 33,8-11).

Казалось, Левий поступил непростительно жестоко, бессердечно и сурово, не оказывая снисхождения своим родителям, не признавая и не щадя своих братьев. Но права Божий выше всего на свете; и Христос, наш Господь, произнес знаменательное слово: "Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником" (Лук. 14,26).

Это очень понятные слова, слова, раскрывающие пред нами тайну основания всякого истинного служения Богу. Да не подумает кто-либо, что чувство привязанности должно быть нам чуждо. Не иметь родственной привязанности значило бы быть причастным нравственному отступничеству последних дней (см. 2 Тим. 3,2-3). Но когда права наших родственных уз становятся препятствием на пути нашего неподкупного и сердечного служения Христу, когда любовь к братьям нашим занимает место, подобающее нашей верности по отношению ко Христу, тогда мы теряем способность служить Господу и делаемся недостойными называться служителями Его. Заметим особенно, что нравственный принцип, дававший Левию право на служение Господу, заключался именно в факте, что при совершении воли Божией он не видел родителей своих, не признавал братьев своих, не знал сыновей своих. Одним словом, он оказался способным вполне отказаться от родственных связей, отводя главное место в своем сердце правам Бога-Иеговы. Вот, повторяем мы, единственное и истинное основание характера служителя Божия.

Пусть читатель еще раз внимательно отнесется к этому факту. Многое может считаться служением Богу; можно многое делать, много суетиться; можно совершать много хороших дел, произносить много хороших слов, и во всем этом может, однако, не оказаться ни одного атома истинного служения левита; по оценке Божией все это может быть лишь проявлением беспокойной деятельности человеческой воли. "Как может, - скажут мне, - воля человека проявиться в служении Богу, в служении религиозным целям?" Увы! Она может проявляться в этом виде, и именно так она подчас и проявляется. И часто случается, что видимая энергия и видимые результаты работы и служения Богу как раз соответствуют силе воли человека. Это особенно важно и требует от нас самого строгого самоосуждения в свете присутствия Божия. Истинное служение заключается не в обширной деятельности; а в глубоком подчинении воле Господа нашего; и если подчинение это существует, мы не замедлим принести в жертву Богу права родителей, братьев и детей, дабы исполнить волю Того, Которого мы признаем Господом нашим. Мы должны, правда, любить родителей, братьев и детей наших. Не следует любить их мало; но Бога следует любить больше их. Сам Господь и права Его должны занимать первое место в сердце, если мы хотим быть истинными работниками Божиими, истинными служителями Христовыми, истинными левитами в пустыне мира сего. Именно это явилось отличительной чертой поступков Левия в упоминаемых нами обстоятельствах. Речь шла о правах Божиих, а потому права родства в расчет приниматься не могли. Родители, братья и дети, как бы дороги сердцу они ни были, не должны были посягать на славу Бога Израилева, Которого они заменили изображением питающегося травою вола.

В этом заключается вся важность, все великое значение рассматриваемого нами вопроса. Родственным узам и всем правам, обязанностям и ответственности, связанным с ними, всегда будет отведено подобающее им место я воздано подобающее им уважение теми, чьи сердца, ум и совесть руководствуются истиною Божией. Ничто никогда не должно посягать на умаление прав, основанных на узах родства, пока речь не заходит о том, что действительно принадлежит Богу и Христу Его. Это одна из самых необходимых и полезных для жизни истин, вникнуть в которую мы особенно просим всякого юного христианина, читающего эту книгу. Следует постоянно оберегать себя от духа своеволия и самоугождения, духа, особенно опасного, когда он принимает вид так называемого религиозного служения, мнимого дела Божия. Необходимо твердо убедиться, что мы имеем в виду действительно и единственно права Божий, когда мы не принимаем в расчет прав родственных уз. В деле, порученном Левию, вопрос был ясен, как день: вот почему эта критическая минута требовала "меча" суда, а не лобзания любви. Так же должно быть и в нашей жизни; бывают случаи, когда мы оказали бы очевидную неверность по отношению к Господу, хотя бы минуту прислушиваясь к голосу родственных наших связей.

Предыдущие размышления могут помочь читателю понять поступок левитов в Исх. 32 и слова нашего Господа в Лук. 14,26. Дух Божий да сделает нас способными осуществить и проявить на деле не допускающую противоречия силу истины!

Теперь мы остановимся на несколько минут на посвящении левитов, описанном в Числ. 8, чтобы всесторонне рассмотреть вопрос о левитах. Он представляет собою истинный источник поучения для всех, желающих быть работниками Божиими.

После применения к своему очищению "воды" и "бритвы", о чем уже было раньше говорено, мы читаем о левитах следующее: "И пусть возьмут тельца и хлебное приношение к нему, пшеничной муки, смешанной с елеем, и другого тельца возьми в жертву за грех. И приведи Левитов пред скиниею собрания, и собери все общество сынов Израилевых. И приведи Левитов их пред Господа, и пусть возложат сыны Израилевы руки свои на Левитов. Аарон же пусть совершит над Левитами посвящение их пред Господом от сынов Израилевых, чтобы отправляли они служение Господу. А Левиты пусть возложат руки свои на голову тельцов и принеси одного в жертву за грех, а другого во всесожжение Господу, для очищения Левитов" (Числ. 8,8-12).

Здесь нам представлены два великих значения смерти Христовой. Одна сторона этой смерти изображена нам в жертве за грех: другая - во всесожжении. Мы не будем входить в подробности этих жертв, рассмотреть которые мы уже старались в первых главах нашего "Толкования на книгу Левит. Здесь мы только отметим, что в жертве за грех мы видим Христа, возносящего "грех телом Своим на древо" и навлекающего на Себя гнев Божий ради этого греха. В жертве всесожжения мы видим Христа, прославляющего Бога приношением искупления за грех. Искупление совершается в обоих случаях: но в первом случае искупление сопоставляется с насущностью нужд грешника; во втором случае искупление являет всю безмерность преданности Христа Богу. В обоих этих случаях мы имеем - почти излишне это пояснять - прообразное изображение той же искупительной смерти Христа, представленной, однако, с двух различных сторон. [Более подробное изложение учения о жертве за грех и о жертве всесожжения читатель найдет в 1-й и 4-й главах "Толкования на книгу Левит.]

Левиты должны были возлагать руки на жертву за грех и на жертву всесожжения; это действие возложения рук выражало собою факт отожествления себя с жертвою. Но как, однако, были различны последствия возложения рук на жертву в каждом из этих случаев! Когда Левий возлагал руки свои на жертву за грех, это означало собою перенесение им на жертву всех его грехов, всей его вины, всей его жестокости, его насилия, его грубого своеволия. Когда же, с другой стороны, он возлагал свои руки на голову жертвы всесожжения, это переносило на Левия все совершенство жертвы, все благоволение, которым жертва пользовалась в глазах Божиих. Мы, конечно, говорим только о значении прообраза. Мы не можем знать, понимал ли Левий сокровенный смысл прообразов; мы только вникаем в символическое значение этих обрядов; и ни один из символов не исполнен более глубокого смысла, чем возложение руки как в принесении жертвы за грех, так и в принесении жертвы всесожжения. Учение об этом изложено в важных по своему значению заключительных словах 2 Кор. 5: "Незнавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом."

"И поставь Левитов пред Аароном и пред сынами его, и соверши над ними посвящение их Господу. И так отдели Левитов от сынов Израилевых, чтобы Левиты были Моими. После сего войдут Левиты служить скинии собрания, когда ты очистишь их и совершишь над ними посвящение их. Ибо они отданы Мне из сынов Израилевых. Вместо всех первенцев из сынов Израилевых, разверзающих всякия ложесна, Я беру их Себе. Ибо Мои все первенцы у сынов Израилевых, от человека до скота. В тот день, когда Я поразил всех первенцев в земле Египетской, Я освятил их Себе. И взял Левитов вместо всех первенцев у сынов Израилевых. И отдал Левитов Аарону и сынам его из среды сынов Израилевых, чтобы они отправляли службы за сынов Израилевых при скинии собрания, и служили охранением для сынов Израилевых, чтобы не постигло сынов Израилевых поражение, когда бы сыны Израилевы приступили к святилищу. И сделали так Моисей и Аарон и все общество сынов Израилевых с Левитами: как повелел Господь Моисею о Левитах, так и сделали с ним сыны Израилевы" (Числ. 8,13-20).

Как живо напоминает нам это место слова нашего Господа в Иоан. 17: "Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое.... Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои; и все Мое Твое, и Твое Мое; и Я прославился в них" (ст. 6-10).

Левиты составляли народ отдельный: они были особенной собственностью Божией. Они заменяли собою всех первенцев Израиля, всех первенцев, спасенных кровью агнца от губительного меча. Прообразно они представляли собою народ умерший и воскресший, народ, отделенный от Господа, который Бог приносил в дар первосвященнику Аарону для отправления служения во святилище.

Удивительное положение для сынов своенравного, буйного, жестокого Левия! Какое торжество благодати! 'Какое доказательство действенности и силы искупительной крови и очистительной воды! По своей природе и по своим делам они стояли далеко от Бога; но и на них сказалось благословенное действие искупительной "крови", очистительной "воды" и "бритвы" самоосуждения. Вследствие этого левиты могли быть принесены в дар Аарону и сынам его и сделаться их помощниками в их святом служении в скинии собрания.

Во всем этом левиты были поразительным прообразом народа Божия наших дней. Грешники, входящие в его состав, были вознесены и извлечены из глубин унижения и погибели. Они убелили одежды свои драгоценной кровью Христа, были очищены Словом Божиим и призваны постоянно строго осуждать самих себя. Это сделало их способными выполнять порученное им Богом святое служение. Бог "дал их" Сыну Своему, дабы они сделались Его работниками в мире сем. "Они были Твои, и Ты дал их Мне" (Иоан. 17,6). Дивное чудо Божие! Трудно допустить, что речь идет о людях, подобных нам! Трудно представить себе, что мы принадлежим Богу и что Он "дал" нас Сыну Своему! Поистине, мы должны признаться, что это превосходит разумение человеческое. Мы не только спасены от власти ада, что, конечно, неоспоримый факт; мы не только прощены, оправданы, приняты, хотя и это очевидный факт; но нам еще и поручено высшее и святое служение - нам поручено возвещать в этом мире имя, свидетельство и славу Господа нашего Иисуса Христа. В этом заключается наше служение, служение истинных и верных левитов Божиих. Как воины Божий, мы призваны сражаться с грехом; как духовные священники, мы имеем право поклоняться Господу; но как левиты мы обязаны служить; и мы служим в бесплодной пустыне мира сего Христу, т.е. самой сущности прообразной тени, изображавшейся скинией. Вот характерная черта нашего служения. Вот к чему мы призваны, - вот для чего мы отделены от мира.

Мы не сомневаемся, что читатель с особенным интересом отметит факт, что именно в книге Числа, и только в ней одной, нам даны все драгоценные и глубоко поучительные подробные сведения о левитах. Факт этот сообщает особый характер нашей книге. Переносясь в пустыню, мы получаем точное и полное понятие о работниках Божиих, так же, как и о воинах Господа нашего.

Рассмотрим теперь служение левитов, описанное нам в Числ. 3-4. "И сказал Господь Моисею, говоря: Приведи колено Левиино, и поставь его пред Аароном священником, чтоб они служили ему. И пусть они будут на страже за него, и на страже за все общество при скинии собрания, чтобы отправлять службы при скинии. И пусть хранят все вещи скинии собрания, и будут на страже за сынов Израилевых, чтобы отправлять службы при служении. Отдай Левитов Аарону и сынам его в распоряжение; да будут они отданы ему из сынов Израилевых" (гл. 3,5-9).

Левиты были представителями всего общества Израилева и действовали в его пользу. Это видно из того факта, что сыны Израилевы возлагали руки на голову левитов, тогда как последние возлагали, в свою очередь, руки свои на голову приносимой жертвы (гл. 8,10). Действие возложения рук выражало отождествление, так что левиты являют нам совершенно особый характер народа Божия в пустыне. Они представляют его нам в виде группы ревностных работников, и притом, заметим, работников не заурядных, не случайных, не работников, беспорядочно суетящихся и выбирающих труд каждый по своему вкусу. Ничего подобного здесь не встречалось. Если воины были обязаны уметь доказать свою родословную и верно служить своему знамени, левиты, в свою очередь, должны были собираться вокруг указанного им центра и там выполнять свои обязанности. Все было донельзя ясно, отчетливо и определенно, все, кроме того, руководствовались авторитетом и непосредственными указаниями самого первосвященника.

Всем, желающим быть истинными левитами, верными работниками и разумными служителями Божиими, следует серьезно взвесить эти факты. Служение левитов зависело от указаний первосвященника. Ни в служении левитов, ни в служении воинов не было места для проявления их личной воли. Все сообразовывалось с Божественным повелением, и в этом заключалась великая милость Божия для всех, сердце которых было искренно пред Богом. Для человека же с волей не разбитой обязанность всегда оставаться в одном и том же положении и неизменно заниматься одним и тем же делом могла казаться и тягостной, и в высшей степени скучной. Такой человек вздыхал, быть может, мечтая о другом, новом деле, желая видоизменить свои занятия. Напротив, если сердце было послушно Господу и предано Ему, всякий мог сказать: "Путь мой ясно лежит предо мной; мне остается только подчиняться." Так всегда поступает служитель верный; и это было в высшей мере исполнено Тем, Кто был единственным совершенным Служителем Божиим на земле. Он мог сказать: "Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца" (Иоан. 6,38). И еще: "Моя пища есть творить волю Пославшего Меня, и совершить дело Его" (Иоан. 4,34).

Есть и еще одно замечательное обстоятельство в жизни левитов, - служение их зависело исключительно от скинии и ее принадлежностей. Ни к чему другому они не прикасались. Заняться чем-либо посторонним для левита значило отречься от своего призвания, отказаться от порученного ему Богом дела и выйти из повиновения заповедям Божиим.

Совершенно то же можно сказать и о христианах нашего времени. Исключительное их дело, великое их занятие, бесконечно важное их служение - это Христос и все, к Нему относящееся. Другого дела им в мире не дано. Помыслить заняться чем-либо другим - значит для христианина отречься от своего призвания, отказаться от порученного ему Богом дела и выйти из повиновения заповедям Божиим. Истинный ветхозаветный левит мог сказать: "Для меня жизнь - пребывание во святилище; теперь истинный христианин может сказать: "Для меня жизнь - Христос" (Фил. 1,21). Во всем, что может представиться христианину в жизни, главный вопрос заключается в следующем: "Могу ли я соединить то или другое со служением Христу? Если я не могу этого сделать, мне не следует и касаться этого дела."

Именно в этом свете надлежит видеть все. Дело не в том, чтобы решить, хорошо или дурно то или другое. Нет, необходимо только узнать, насколько все связано с именем и славою Христа. Это удивительным образом упрощает всякий вопрос, отвечает на тысячи вопрошаний, устраняет тысячи затруднений и делает стезю серьезно настроенного и верного христианина ясной, как луч солнца. Левиту не приходилось затрудняться в выборе своего дела; оно было назначено ему с Божественной определенностью. Бремя, возложенное на всякого, и дело, порученное всякому, были так ясно определены, что не оставалось места запросам сердца. Всякий мог знать и выполнять свою работу; и прибавим при этом, что она предназначалась только для людей, поставленных на особенное служение Богу. Настоящее служение святилища не заключалось в беспорядочном выполнении того или другого дела; оно состояло в усердном и последовательном исполнении левитом того дела, к которому он был призван.

Очень важно это помнить. Мы, христиане, склонны соперничать друг с другом, мешая таким образом друг другу верно служить Господу; и мы неминуемо будем так поступать, если всякий из нас не идет по своему собственному, от Бога назначенному ему пути. Мы говорим: "от Бога назначенному" и настаиваем на этом выражении. Мы не имеем никакого права выбирать себе служение сами. Если Господь поставил одного человека евангелистом, другого - учителем, третьего - проповедником; если Он дал какому-либо человеку дух увещания, как же должно исполняться это служение? Конечно, евангелист не должен делаться учителем, учитель не должен делаться увещателем; никто, не получивший даров на оба эти рода служения, не должен пробовать их исполнять. Нет, всякий да исполняет дело, на него возложенное. Конечно, Господь, если это Ему угодно, может одарить одного и того же человека различными дарами; но это нисколько не касается утверждаемого нами следующего принципа: всякий из нас должен знать, какая жизнь и какая наша деятельность угодны Богу, и с этим сообразовываться. Если мы упускаем это из виду, то впадаем в большие затруднения. Бог Сам избирает каменоломов, каменотесов и каменщиков для дела Своего. Успех всей работы зависит от хорошего выполнения рабочими ее частей. Если б все были каменоломами, где было бы взять каменотесов? Если б все были каменотесами, где было бы взять каменщиков? Всякий, не признающий этого порядка вещей или стремящийся подражать другому, наносит великий ущерб делу Христову, делу Божию в мире сем. Это серьезное заблуждение, от которого мы хотели бы серьезно предостеречь читателя. Ничего нет безумнее этого. Бог не повторяется. Не существует двух полностью одинаковых человеческих лиц, нет также и в лесу двух совершенно тождественных между собою листьев или былинок травы. К чему же желать выполнять работу другого или стараться получить присущий ему дар? Пусть каждый довольствуется именно тем, чем его сделал его Господин. В этом заключается тайна истинного мира и успеха.

Все это находит себе яркое и наглядное подтверждение в перечислении богодухновенным Автором обязанностей, вменявшихся трем категориям левитов, для удобства читателя приводимом нами дословно. Ничто, в сущности, не может сравниться с подлинным языком Священного Писания.

"И сказал Господь Моисею в пустыне Синайской, говоря: Исчисли Сынов Невинных по семействам их, по родам их; всех мужеского пола от одного месяца и выше исчисли. И исчислил их Моисей по слову Господню, как поведено. И вот сыны Левиины по именам их: Гирсон, Кааф и Мерари. И вот имена сынов Гирсоновых по родам их: Ливни и Шимей. И сыны Каафа по родам их: Амрам и Ицгар, Хеврон и Узиил. И сыны Мерари по родам их: Махли и Муши. Вот роды Левиины по семействам их. От Гирсона род Ливки и Шимея; это роды Гирсоновы. Исчисленных было всех мужеского пола, от одного месяца и выше, семь тысяч пятьсот. Роды Гирсо-новы должны становиться станом позади скинии на запад. Начальник поколения сынов Гирсоновых Елиасаф, сын Лаелов. Хранению сынов Гирсоновых в скинии собрания поручается скиния и покров ее, и завеса входа скинии собрания, и завесы двора, и завеса входа двора, который вокруг скинии и жертвенника, и веревки ее, со всеми их принадлежностями" (гл. 3,14-26). "И сказал Господь Моисею, говоря: Исчисли и сынов Гирсона по семействам их, по родам их, от тридцати лет и выше до пятидесяти лет, исчисли их всех способных к службе, чтобы отправлять работы при скинии собрания. Вот Работы семейств Гирсоновых, при их служении и ношении тяжестей: Они должны носить покровы скинии и скинию собрания, и покров ее, и покров кожаный синий, который поверх его, и завесу входа скинии собрания, и завесы двора, и завесу входа во двор, который вокруг скинии и жертвенника, и веревки их, и все вещи, принадлежащие к ним; и все, что делается при них, они должны работать. По повелению Аарона и сынов его должны производиться все службы сынов Гирсоновых при всяком ношении тяжестей и всякой работе их, и поручите их хранению все, что они носят. Вот службы родов сынов Гирсоновых в скинии собрания, и вот, что поручается их хранению под надзором Иоамара, сына Аарона, священника" (гл. 4,21-28).

Таково было служение Гирсона. Он и брат его Мерари должны были переносить скинию, между тем как Каафу поручено было носить "святилище", как мы это читаем в 10-й главе: "И снята была скиния, и пошли сыны Гирсоновы и сыны Мерарины, носящие скинию.... Потом вышли сыны Каафовы, носящие святилище; скиния же была поставляема (очевидно, сынами Гирсоновыми и Мерариными) до прихода их" (гл. 10,17-21). Служение, порученное Гирсону, и служение Мерари были тесно между собой связаны, хотя, как мы это увидим из следующего постановления, обязанности их существенно отличались друг от друга.

"Сынов Мерариных по родам их, по семействам их исчисли. От тридцати лет и выше до пятидесяти лет, исчисли всех способных на службу, чтобы отправлять работы при скинии собрания. Вот, что они должны носить, по службе их при скинии собрания: брусья скинии и шесты ее, и столбы ее и подножия ее, и столбы двора со всех сторон и подножия их, и колья их, и веревки их, и все вещи при них и все принадлежности их; и поименно сосчитайте вещи, которые они обязаны носить. Вот работы родов сынов Мерариных, по службе их при скинии собрания, под надзором Иоамара, сына Аарона, священника" (гл. 4,29-33).

Все было точно разграничено. Гирсону не было дела до перенесения брусьев скинии и кольев; Мерари же не касался покровов скинии и завес ее. Тем не менее, служения эти были тесно между собой связаны, в высшей степени друг от друга зависимы. "Брусья и подножия столбов" оказались бы совершенно бесполезными без "завес скинии"; а последние не принесли бы пользы без брусьев и подножий столбов. Что же касается "кольев", какими бы незначительными они ни казались, кто мог достаточно оценить их необходимость при связывании между собою всех этих принадлежностей скинии вместе для поддержания видимого единства всей скинии? Таким образом, все работали над доведением работы до конечной цели, и цель эта достигалась добросовестным выполнением работы отдельных лиц. Если б одному из сынов Гирсоновых вздумалось, оставя в стороне заботу о "завесах скинии", заняться прилаживанием "кольев", он оставил бы свое дело невыполненным и вмешался бы в дело сынов Мерариных. Это неминуемо повредило бы успеху всего дела. Порядок работы оказался бы нарушенным, тогда как соблюдение Божественного устава вносило безупречную стройность в общий труд.

Чудное впечатление должна была производить на всякого постороннего зрителя эта организация работы служителей Божиих в пустыне. Всякий оставался на своем месте и действовал в сфере, предназначенной ему Богом. Потому лишь только поднималось облако, как только подавался сигнал к снятию скинии с занимаемого ею места, всякий знал, что именно ему следовало делать, и не принимался ни за какую другую работу. Никому не Дано было право действовать по-своему. Иегова решал все. Левиты назвались "Господними"; они подчинились авторитету Божию; и это составляло основание всего их Дела, всего их служения в пустыне. При подобном взгляде на вещи совершенно безразлично было, занимался ли человек хранением гвоздя, или же ему поручалась забота о завесах или золотом светильнике. Для всякого в отдельности и для всего общества важно было знать одно: "Моя ли это работа? Мне ли именно поручил Господь это дело?"

Это кладет конец всякого рода недоумениям. Если б решение вопроса представлялось уму и воле человеческой, один человек пожелал бы избрать одно служение, другой - другое, третий - третье. Как бы совершались при подобных условиях переселение скинии и правильная ее постановка среди пустыни? Это было бы немыслимо. Допустимо было существование одной лишь высшей власти, а именно Самого Бога-Иеговы. Он распределял все, и все обязаны были Ему подчиняться. Человеческой воле места не оставалось. И в этом заключалась замечательная милость Божия. Она устраняла возможность всякой борьбы, всякого колебания. Необходимо оказывать безусловное подчинение Богу, сломить свою личную волю; необходимо добровольно признать авторитет Божий; иначе настанет порядок вещей, о котором упоминается в книге Судей: "Каждый делал то, что ему казалось справедливым." Сын Мерарин мог говорить или думать про себя так: "Как! Лучшую пору своей земной жизни - дни моей молодости и силы - я должен отдать заботе о каких-то нескольких кольях? Неужели только для этого я и родился? Не должна ли иная, высшая цель руководить моей жизнью? Неужели это дело должно быть моим вечным занятием от тридцати до пятидесяти лет?"

Можно было двояко ответить на подобный вопрос. Прежде всего сыну Мерарину довольно было вспомнить, что Иегова поручил ему это дело. Уже одно это должно было прибавить цены тому, что почиталось плотью самым последним и низким делом. Неважно, что именно мы делаем; важно только, чтоб мы всегда исполняли порученную нам Богом работу. Человек может избрать себе карьеру, которая покажется людям блестящей, он может отдать свою энергию, свое время, свои способности, свое состояние служению интересам, которые мир сей считает великими и славными; и между тем вся жизнь его может оказаться блестящей мишурой. С другой стороны, человек, по велению сердца исполняющий волю Божию, какова бы она ни была, и соблюдающий заповеди Господни, что бы эти заповеди ему ни предписывали, идет по стезе, освещенной лучами присутствия Божия, и дело его припомнится тогда, когда преданы будут вечному забвению великолепнейшие предприятия детей века сего.

Но кроме нравственного значения, всегда присущего выполнению возложенного на него дела, всякое занятие сына Мерарина носило еще на себе и печать особенного достоинства, хотя бы ему приходилось иметь в своем ведении только "колья" и "подножия столбов". Все, относившееся к святилищу, заключало в себе высокое значение и представляло наивысший интерес. Ничто в мире не могло сравниться с этим дощатым святилищем и с его исполненными таинственного значения принадлежностями. Позволение прикасаться хотя бы к кольям, входившим в состав этой чудной скинии в пустыне, должно было почитаться высокой честью и святым преимуществом. Несравненно славнее было быть сыном Мерариным, заведующим кольями скинии, чем носить скипетр Египта или Ассирии. Сын Мерарин, судя по смыслу своего имени, мог, правда, казаться бедным, "огорченным" и усталым человеком: но труд его был связан с жилищем Бога Всевышнего, Владыки неба и земли. Он держал в своих руках предметы, образцы которых находились на небе. Всякий колышек, всякий столб, всякое покрывало, все завесы были прообразными тенями великих будущих благ - символическим образом Христа.

Мы не хотим утверждать, что всякий сын Гирсонов или всякий сын Мерарин, исполнявший эти обязанности, понимал их прообразное значение. Этот вопрос не входит в состав изучаемого нами предмета. Мы, однако, можем понять этот прообраз. Нам дано преимущество Рассматривать скинию и ее символические принадлежности в ярком сиянии Нового Завета и всюду открывать в них Христа.

Во всяком случае, хотя и не решая на основании наших личных догадок вопроса, в какой мере понимали левиты смысл вверенного им служения, мы можем, однако, с уверенностью сказать, что они обладали великим преимуществом, пользуясь правом прикасаться к земным теням небесных образов, хранить их и нести их чрез пустыню. Особенной милостью для них было также значение слова "Как повелел Господь", освящавшее всякое их прикосновение к священным предметам. Кто может достаточно оценить значение подобной милости, подобного преимущества? Всякому члену этого удивительного колена Израилева поручалось служение особенное, предписанное рукою Самого Бога и совершаемое под непосредственным наблюдением первосвященника Его. Нельзя было заниматься делом, произвольно избранным, нельзя было и браться за чужое дело: все должны были подчиняться авторитету Божию и делать именно то, к чему были призваны. В этом заключалась тайна стройного порядка, царившего среди этих восьми тысяч пятисот восьмидесяти рабочих (гл. 4,48). И мы можем с полной уверенностью сказать, что именно в этом заключается и до сих пор тайна всякого порядка. Почему встречается столько неустройства в Церкви Божией? Почему мы видим столько столкновений мыслей, мнений, чувств? Почему одни восстают на других? Почему мы видим столько вмешательства в дела других? Только по недостатку полного и беспрекословного подчинения Слову Божию. Наша личная воля действует. Вместо того, чтобы предоставить Богу избирать для нас пути, мы избираем их сами. Нам должно пребывать в таком состоянии и настроении души, при котором всем мыслям человеческим, в особенности же нашим личным мыслям, отведено место, подобающее им, причем полный и высший простор предоставлен мыслям Божиим.

В этом заключается, мы в этом нимало не сомневаемся, причина большого пробела в нашей жизни, или этого по крайней мере нам главным образом недостает; это насущная нужда наших дней. Воля человеческая всюду приобретает преобладающее значение. "Расторгнем, - говорят люди, - узы их, и свергнем с себя оковы их" (Пс. 2,3).

Таков более чем когда-либо дух века Какое же существует противоядие этому злу? Подчинение! Подчинение чему? Подчинение Церкви? Подчинение голосу предания, заповедям и учениям человеческим? Благодарение Богу, всего этого подчинение не касается. Чему же следует подчиняться? Голосу Бога живого, голосу Священного Писания. В них заключается действительное целебное средство против своеволия с одной стороны и подчинения себя человеческому авторитету, с другой. "Мы должны повиноваться."' Вот наш ответ нашей собственной воле. "Мы должны повиноваться Богу." Вот ответ низкому раболепствованию пред человеческим авторитетом в вопросах веры. Мы всегда сталкиваемся с двумя этими началами. Первое, наша собственная воля, приводит нас к неверности Богу. Второе, подчинение человеку, переходит в суеверие или в предрассудки. Эти два направления имеют громадное влияние на весь цивилизованный мир. Они увлекают за собой всех, кроме тех, которые Духом Святым научены в своих словах, чувствах и действиях сообразовываться с бессмертной истиной: "Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам" (Деян. 5,29).

Это сознание делало сына Гирсонова способным посвящать свою жизнь хранению синих кож, жестких и на вид невзрачных; оно же делало способным сына Мерарина прилагать свое сердце к хранению "кольев", внешне столь незначительных. Да, сознание это даст христианину и в наши дни способность от всей души исполнять служение, к которому Господу угодно призвать его. Хотя бы это служение и могло показаться человеку трудным и непривлекательным, низким и незначительным, для нас достаточно сознавать, что место это указано нам Господом, что работа эта поручена нам Им, и иметь непосредственное отношение к Личности и славе Того, Который "лучше десяти тысяч других" и Который - "весь любезность" (П. П. 5,10.16). Мы также можем довольствоваться заботами о хранении грубых и непривлекательных "кож" или незначительных "кольев". Да, будем помнить, что все, что имеет отношение ко Христу, к Его имени, Его Личности, Его делу здесь, на земле, несказанно драгоценно Богу. Все это может иметь мало значения в глазах человеческих, но что нам до того? Мы должны смотреть на вещи с Божией точки зрения, должны измерять их мерою Божией, которая есть Христос. Бог все измеряет отношением всякого предмета ко Христу. Все, имеющее хотя бы малейшее отношение ко Христу, представляет собой интерес и значение в глазах Божиих, тогда как самые похвальные намерения, самые великолепные планы, самые удивительные предприятия людей мирских - все это бесследно исчезает, подобно предрассветному туману, подобно утренней росе. Человек делает свое личное "я" своим центром, своей целью, руководящей нитью своей жизни. Он ценит вещи настолько, насколько они его прославляют и благоприятствуют его интересам. Даже религией он пользуется для своих личных выгод, видя в ней пьедестал для своего собственного возвышения. Словом, все направлено к накоплению капитала для своего "я", все служит рефлектором, предназначенным отражать славу человека и привлекать к ней внимание окружающих. Таким образом, существует большая пропасть между мыслями Божьими и мыслями человеческими; края этой пропасти так же далеко отстоят друг от друга, как далек Христос от эгоизма человеческого. Все, относящееся ко Христу, заключает в себе важное значение, вечный интерес. Все, касающееся моего "я", исчезнет и забудется навек. Следовательно, в самое роковое заблуждение впадает человек, делающий служение своему "я" единственной целью своей жизни; ему придется пожать вечную скорбь. Разумнее, лучше и похвальнее всего поступает, напротив, человек, делая Христа единственной целью своей жизни; потому что это, несомненно, поведет его к славе и вечному благословению.

Возлюбленный читатель, остановись на минуту и загляни в свое сердце и в свою совесть. Я сознаю, что в эту минуту я несу ответственность пред Богом за твою душу. Я пишу эти строки в уединении своего рабочего кабинета в Англии, прочтешь же ты их, быть может в уединении твоей рабочей комнаты в Новой Зеландии, в Австралии или в иной, далекой от меня стране. Мне хотелось бы напомнить тебе, что я не задаюсь ни целью написать только книгу, ни даже целью только пояснить Писание. Я желаю быть употребленным Богом, чтобы воздействовать на глубину твоей души. Позволь же предложить тебе многозначащий и не терпящий отлагательства вопрос: Что составляет цель твоей жизни? Христос или же твое "я?" Будь искренен пред лицом Испытующего сердца, пред Богом Всемогущим и Всевидящим. Строго исследуй себя в свете присутствия Божия. Не поддавайся обманчивому влиянию блестящей, но ложной внешности. Взгляд Божий проникает глубже поверхности видимых вещей, и такой же проницательностью Господь желает наделить и тебя. Он представляет твоему взору Христа в противовес всему остальному. Принял ли ты Его в свое сердце? Сделался ли Он твоей премудростью, твоей праведностью, твоей святостью и твоим искуплением? Можешь ли ты без малейшего колебания сказать: "Возлюбленный мой принадлежит мне, а я Ему" (П. П. 2,16). Исследуй себя и убедись в этом. Представляется ли этот факт для тебя вопросом вполне решенным, давным-давно уже укоренившимся в глубине твоей души? Если это так, является ли Христос единственной целью твоей жизни? Измеряешь ли ты все мерою Христовою?

Вопросы эти, дорогой друг, должны исследовать глубину нашего сердца. Будь уверен, что, предлагая их тебе, мы предварительно испытали уже на себе их действие и силу. Бог нам свидетель, что мы проникнуты, хотя, конечно, еще и не достаточно сильным сознанием их важности, их значительности. Мы полностью и глубоко убеждены, что ничто не устоит пред Богом, кроме того, что относится ко Христу; мы также уверены, что самое незаметное дело, хотя бы косвенно связанное с Ним, имеет великую цену в глазах Неба. Если нам удалось утвердить сознание этих истин в каком-либо сердце или укрепить это чувство там, где оно уже существовало, мы скажем, что мы не напрасно написали эти строки.

Прежде, чем закончить изучение этой пространной части книги Числа, бросим беглый взгляд на сынов Каафовых и их работу: "И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря: Исчисли сынов Каафовых из сынов Левин по родам их, по семействам их, от тридцати лет и выше до пятидесяти лет, всех способных к службе, чтобы отправлять работы в скинии собрания. Вот служение сынов Каафовых в скинии собрания: носить Святое Святых. Когда стану надобно подняться в путь, Аарон и сыны его войдут, и снимут завесу закрывающую, и покроют ею ковчег откровения. И положат на нее покров из кож синего цвета, и сверх его накинут покрывало все из голубой шерсти, и вложат шесты Его. И стол хлебов предложения накроют одеждою из голубой шерсти, и поставят на нем блюда, тарелки, чаши и кружки для возлияния, и хлеб его всегдашний должен быть на нем. И возложат на них одежду багряную, и покроют ее покровом из кожи синего цвета, и вложат шесты его. И возьмут одежду из голубой шерсти, и покроют светильник и лампады его, и щипцы его, и лотки его, и все сосуды для елея, которые употребляют при нем; и покроют его и все принадлежности его покровом из кож синих, и положат на носилки. И на золотой жертвенник возложат одежду из голубой шерсти, и покроют его покровом из кож синих, и вложат шесты его. И возьмут все вещи служебные, которые употребляются для служения во святилище, и положат в одежду из голубой шерсти, и покроют их покровом из кож синих, и положат на носилки. И очистят жертвенник от пепла, и накроют его одеждою пурпуровою. И положат на него все сосуды его, которые употребляются для служения при нем, - угольницы, вилки, лопатки и чаши, все сосуды жертвенника, и покроют его покровом из кож синих, и вложат шесты его. Когда, при отправлении в путь стана, Аарон и сыны его покроют все святилище и все вещи святилища, тогда сыны Каафовы подойдут, чтобы нести; но не должны они касаться святилища, чтобы не умереть. Сии части скинии собрания должны носить сыны Каафовы" (гл. 4,1-15).

Здесь мы видим, какие именно священные обязанности были поручены сынам Каафовым. Ковчег, золотой стол, золотой светильник, золотой жертвенник и жертвенник для всесожжении - все это были тени будущих благ, подражание небесным образцам, прообразы, черты Христа в Его Личности, Его делах и Его служении, как мы постарались это выяснить в нашем "Толковании на книгу Исход, в гл. 24-30. В пустыне все эти прообразы представлены нам, если нам позволено так выразиться, "в дорожном" одеянии. Кроме ковчега завета, все они представлялись постороннему зрителю покрытыми грубым покровом из синих кож. Ковчег завета представлял ту разницу, что поверх синих кож на него полагалось покрывало из голубой шерсти, что, без сомнения, обозначало вполне небесный характер Господа Иисуса Христа в небесной Его Личности. В течение всей Его земной жизни небесное естество Его постоянно сказывалось во всем. Он всегда был "Человеком небесным", "Господом с неба". Одежда из голубой шерсти покрывалась синей кожей, которая может служить прообразом того, что предохраняет от зла. Только ковчег и был покрыт этим особенным способом.

Что касается "стола хлебов предложения", представлявшего собою образ Господа нашего Иисуса Христа по отношению к двенадцати коленам Израилевым, прежде всего он покрывался "одеждою из голубой шерсти", затем "одеждою багряною", поверх которой находился покров из синих кож. Другими словами, здесь представлен прообраз небесного характера Христа; затем представлена Его человеческая слава; все же вместе это покрывалось кожей, обозначавшей предохранение от зла. Цель Божия заключалась в том, чтобы двенадцать колен Израилевых имели первенствующее положение на земле, чтобы они сделались олицетворением наивысшей славы человеческой. Отсюда багряная одежда на столе хлебов предложения. Двенадцать хлебов представляли, очевидно, двенадцать колен; что же касается значения, присущего багряному цвету, читатель легко убедится из сопоставления многих мест Священного Писания, что он представляет собою все, что человек почитает особенно великолепным.

Покровы подсвечника и золотого жертвенника были торжественны, а именно: внутри находилась одежда небесного голубого цвета, а за нею следовало наружное покрывало из синих кож. В светильнике мы видим прообраз Христа, чрез посредство работы Духа Святого являющего Божественный свет и Божественное откровение. Золотой жертвенник являет нам Христа и великое значение Его заступничества, благоухание и великую силу Его служения пред Богом. Эти два предмета проходили чрез пески пустыни, сокрытые в покрывалах, прообразно представлявших небесное естество, и в покрове, предохранявшем их от внешнего зла.

Что же касается медного жертвенника, он покрывался особенным образом. Вместо голубой или багряной одежды на него возлагалась одежда "пурпуровая". И почему? Несомненно, потому, что медный жертвенник прообразно изображает собою Христа, "пострадавшего за грехи наши", почему Ему и принадлежит царственный скипетр. Пурпур - цвет, присущий царям. Страдавший в этом мире будет царствовать. Увенчанный на земле терновым венцом получит венец славы. Пурпурового цвета покрывало подобало медному жертвеннику, потому что на нем заклалась жертва. Мы знаем, что в Священном Писании все имеет значение; стараться понять смысл всего, что, в милосердии Своем, для нашего назидания написал наш Господь, составляет наше преимущество и долг наш. Достичь этого, мы полагаем, возможно, лишь в смирении, терпении и молитве ожидая помощи Божией. Тот, Кто был вдохновителем книги, в совершенстве знает ее цель, главную суть как всей Книги, так и каждой из ее частей в отдельности. Это убеждение должно положить преграду несостоятельным догадкам воображения. Один лишь Дух Божий может открыть смысл Писания нашим душам. Бог Один может быть толкователем Своего Откровения, равно как и Своего Промысла; и чем более в истинном сознании своего ничтожества мы опираемся на Него, тем глубже становятся наши познания относительно Его Слова и Его путей.

Нам хочется посоветовать тебе, читатель-христианин, отыскать в своей Библии первые пятнадцать стихов 4-й гл. книги Числа и прочесть их в присутствии Божием. Проси Господа открыть тебе смысл всякой фразы, значение ковчега и объяснить, почему только он один был покрыт одеждою совершенно "голубого цвета". Проси Его дать тебе уразуметь и смысл всех остальных прообразов. Мы дерзнули в полном, надеюсь, смирении, отметить смысл этих образов; но мы горячо желаем, чтобы ты узнал скрытый в них смысл непосредственно от Бога, а не принимал его чрез посредство человека. Мы исповедуем, что мы крайне боимся какой-либо работы человеческого воображения в этом направлении; и мы сознаемся, что взялись писать наши заметки, касающиеся Священных Писаний, лишь будучи глубоко убежденными, что никто, кроме Духа Святого, не может пояснить их сущность.

Ты спросишь, быть может: "Но зачем же в таком случае вы пишете?" Мы это делаем с живой надеждой хотя бы в слабой степени прийти на помощь тому, кто стремится серьезно изучать Писание, чтобы он открыл великолепные драгоценные камни, рассеянные на вдохновенных страницах, и воспользовался ими для себя. Тысячи читателей могли бы много раз перечитать 4-ю главу книги Числа и совершенно не заметить факта, что из всех символических принадлежностей скинии один только ковчег не покрывался сверху покрывалом из синих кож. Если прошел незамеченным даже сам этот факт, как уяснено было бы значение его? То же следует сказать и о медном жертвеннике; какое большое число читателей даже и не заметили, что он один был покрыт одеждою "пурпурового цвета".

Мы, однако, уверены, что оба эти факта имеют особенный духовный смысл. Ковчег был высшим проявлением присутствия Божия; поэтому нам понятно, почему с первого же взгляда он должен был являть только голубой, небесный цвет. Медный жертвенник был местом, где производился суд над грехом, был прообразом Христа, совершающего Свой подвиг, Христа, несущего на Себе грех; он представлял нам, до какой степени Христос ради нас унизился; и, однако же, один только этот жертвенник покрывался царским покровом. Можно ли себе представить прообраз более совершенный? Какая мудрость скрывается во всех этих чудных особенностях! Ковчег подводит нас к наивысшему месту на небесах; медный жертвенник указывает на место, самое низкое на земле. Эти предметы помещались на противоположных концах скинии. В ковчеге мы видим Того, Кто прославил закон; в медном жертвеннике - Того, Кто соделался жертвою за грех. В ковчеге глаз прежде всего видел небо, и только уже гораздо глубже можно было увидеть покрывала из синих кож, а в самой глубине - таинственную завесу, прообраз плоти Христа. В медном же жертвеннике прежде всего бросалось в глаза покрывало из синих кож, под которым скрывалось царское одеяние. В обоих этих прообразах мы видим Христа, но с двух разных сторон. В ковчеге мы имеем пред собою Христа, ныне прославленного у Отца. В медном жертвеннике мы видим Христа, идущего навстречу нуждам грешника. Чудные для нас истины Божий!

Но заметил ли читатель, что во всем этом удивительном описании, к которому мы привлекли его особенное внимание, ни слова не говорится об одной принадлежности скинии, занимавшей, однако, по свидетельству Исх. 30 и других мест Писаний важное место в скинии? Мы имеем в виду медный умывальник. Почему не упоминается о нем в Числ. 4? Многие из современных нам "ясновидящих" рационалистов не замедлили ли бы, вероятно, назвать это недочетом, ошибкой или противоречием. Так ли это, однако, на самом деле? Ничего подобного тут, благодарение Богу, нет! Убежденный христианин хорошо знает, что это совершенно несовместимо с книгой Божией. Он это знает и исповедует это, если даже он не мог бы найти причину присутствия или отсутствия той или другой подробности в данном месте Писания.

Но насколько милостью Божией мы можем уразуметь духовный смысл прообразных теней, мы находим, что как раз там, где рационалист открывает или думает найти ошибки, благочестивый читатель открывает блестящие жемчужины.

То же следует, мы в этом не сомневаемся, сказать и об упущении медного умывальника из перечня 4-й гл. книги Числа. Это является лишь одним из десяти тысяч доказательств красоты и совершенства богодухновенной Книги.

Но читателя может интересовать вопрос: почему же Упущен из перечня медный умывальник? Причину этого следует искать в одном из двух: в материале, из которого Умывальник был изготовлен, или же в употреблении, к которому он предназначался. И то и другое указано нам в книге Исход. Умывальник изготовлялся из "меди с изящными изображениями, украшающими вход скинии собрания" (Исх. 38,8). Таково было вещество, составляющее его. Что касается цели - он предназначался служить средством очищения для человека. Во всех обязанностях и занятиях, возложенных только на сынов Каафовых, мы видим исключительно многообразное проявление Бога во Христе; начиная с ковчега, стоявшего в Святом Святых, и кончая медным жертвенником, помещавшимся во дворе скинии - все свидетельствовало об этом. Ввиду того, что умывальник не был прообразом проявления Бога, но служил для очищения человека, он совсем не встречался в числе предметов, порученных на хранение сынам Каафовым.

Но мы считаем нужным предоставить теперь читателю самому исследовать сокровенный смысл этой, одной из самых глубоких, частей нашей книги (гл. 3-4). Они заключают в себе сокровища поистине неисчерпаемые. Мы могли бы размышлениями о них наполнить не только страницы, но целые тома; но и тогда мы сознавали бы, что едва достигли поверхности рудника, глубина которого не доступна никакому исследованию и богатства которого неистощимы вовек. Может ли перо человеческое хотя бы в слабой степени выразить чудное поучение, сокрытое во вдохновенном описании служения колена Левиина? Кто дерзнет взяться изобразить действие высшей благодати, сказавшееся в готовности своенравного Левия первым откликнуться на трогательный призыв: "Кто Господень?" Кто может достойно оценить богатую, обильную и высшую благость Божию, явленную в том, что те, чьи руки были обагрены кровию, получили дозволение прикасаться к священным сосудам святилища; что те, среди которых не было места Духу Божию, были введены в общество Божие, чтобы совершать служение, особенно драгоценное в глазах Божиих?

Какое поучение черпаем мы из описания трех этих рабочих обществ, составленных из сынов Мерариных, сынов Гирсоновых и сынов Каафовых! Какой чудный прообраз различных членов Церкви Божией в их многообразном служении Господу! Какая глубина таинственной мудрости сокрыта во всем этом! Разве мы употребляем выражение слишком сильное, разве мы преувеличиваем, говоря, что ничто так глубоко не поражает нас, как сознание полной недостаточности и несовершенства всего изложенного нами при рассмотрении одного из богатейших отделов богодухновенной Книги? Мы подвели, однако, читателя к руднику, глубина и богатства которого беспредельны, и ожидаем, что он проникнет в него с помощью Того, Кому рудник принадлежит и Кто Один может располагать его сокровищами. Все, что человек способен написать или сказать относительно какой бы то ни было части Слова Божия, может, в лучшем случае, лишь навести его на те или другие мысли; считать это Слово сокровищем, которое можно вполне исчерпать, значит не оказывать должного благоговения святым словесам Божиим. Вступим же на святое место, предварительно сняв обувь с ног наших, и постараемся быть похожими на служителей Божиих, искавших во святилище откровений Самого Господа, на служителей, все помышления которых проникнуты духовным созерцанием славы Его. [Читатель найдет в нашем "Толковании на книгу Исход" более пространные пояснения относительно только что рассмотренных нами вопросов.]

"И сказал Господь Моисею, говоря: Повели сынам Израилевым выслать из стана всех прокаженных, и всех имеющих истечение, и всех осквернившихся от мертвого; и мужчин и женщин вышлите, за стан вышлите их, чтобы не оскверняли они станов своих, среди которых Я живу. И сделали так сыны Израилевы, и выслали их вон из стана; как говорил Господь Моисею, так и сделали сыны Израилевы" (ст. 1-4).

Здесь пред нами выдвигается вперед основной великий принцип, на котором держится весь порядок общества; принцип, мы можем это с уверенностью утверждать, первостепенной важности, но, увы, слишком мало понятый и слишком мало принимаемый в расчет. Пребывание Бога среди Израиля, народа Его, требовало соблюдения святости с их стороны. "Чтобы не оскверняли они станов своих, среди которых Я живу!" Место обитания Святого Бога должно быть свято. Это очевидная и в то же время важная истина.

Мы уже заметили, что искупление было основанием пребывания Бога среди народа Его; но мы должны помнить, что послушание было необходимым условием Его пребывания среди израильтян; Бог не мог пребывать там, где зло открыто и добровольно допускалось. Он благоволит, благодарение Ему, снисходит к человеческим немощам и к неведению; но очи Его слишком чисты, чтобы смотреть на зло и терпеть нечестие. Зло никогда не может уживаться с Богом, и Бог не может пребывать в общении со злом. Для этого Ему пришлось бы, так сказать, отречься от Своего собственного естества; но Он отречься от Себя не может.

Мне приходилось, однако, слушать следующее возражение: "Не пребывает ли Дух Святой в душе верующей? Отчего же столько зла живет в ней?" Действительно, на основании принципа совершенного Христом искупления Дух Святой пребывает в верующей душе. Он там пребывает не для поощрения вкусов плоти, а для запечатления в ней всего, что есть Христово; и мы осуществляем Его присутствие и общение с Ним именно настолько, насколько мы постоянно осуждаем в себе живущее в нас зло. Решится ли кто-либо из нас утверждать, что мы можем осуществлять в себе присутствие Духа Святого и насыщаться Им, в то же время снисходя к нашей плотской развращенности и поощряя похоти плоти и помышления наши? Да сохранит нас Господь от подобной нечестивой мысли! Нет, мы должны осуждать себя сами и отказываться от того, что несовместимо со святостью Живущего в нас. "Ветхий наш человек" совершенно не принимается в расчет. Пред Богом он не существует. Он был всецело осужден на смерть на кресте Христовом. Мы еще ощущаем - увы! - его влияние на нас, и это должно нас огорчать и вести нас к самоосуждению; но Бог видит нас во Христе, в Духе Святом, в обновленном человеке нашем: Дух Святой пребывает в верующей душе на основании крови Христовой, и пребывание Его в нас требует осуждения нами зла во всех его видах.

То же следует сказать и об "обществе Божием": конечно, в нем живет зло; зло живет в каждом из членов, входящих в его состав, а следовательно, живет и во всем собрании. Но зло это должно подвергаться суду; если же зло осуждено, оно уже не может быть приведено в действие, оно уничтожено. Но утверждать, что общество Божие не должно осуждать зло - значит прямо противиться закону различения добра и зла; что сказали бы мы о христианине, который вздумал бы уверять, что он не обязан осуждать зло в себе самом и в своем поведении? Мы его, несомненно, сочли бы нарушителем закона. Если же этот принцип не выдерживает критики для отдельного лица, не должно ли отнести то же и к целому обществу? Мы даже не понимаем, как можно в этом сомневаться.

К каким последствиям повел бы Израиля его отказ повиноваться безусловному приказанию Божию, данному в начале рассматриваемой нами главы? Представим себе, что они сказали бы: "Мы не обязаны осуждать зло в других; мы не думаем, чтоб мы, жалкие, немощные и грешные смертные, были призваны судить кого бы то ни было. Эти прокаженные и нечистые - такие же израильтяне, как и мы; они имеют такое же, как и мы, право на все благословение и преимущества, дарованные Божию стану; мы решительно не видим причины, почему нам исключать их из нашего общества."

Что бы, спрашивается, ответил Бог на подобные возражения? Если читатель заглянет на минуту в Иис. Нав. 7, он найдет там как нельзя более определенный ответ на наш вопрос. Пусть он подойдет к "большой груде камней" в долине Ахор. Пусть он прочтет сделанную на ней надпись; что она в себе содержит? "Страшен Бог в великом сонме святых, страшен Он для всех окружающих Его (Пс. 88,8). "Бог наш есть огнь поядающий" (Евр. 12,29). Что же это значит? Прислушаемся к этому слову и вдумаемся в его смысл. Похоть, возникшая в сердце одного из членов общества Божия, родила грех. Но неужели же этот грех пал на все общество? Да, так именно это и случилось. "Израиль (а не только Ахан) согрешил, и преступили они завет Мой, который Я завещал им; и взяли из заклятого, и украли, и утаили, и положили между своими вещами. За то сыны Израилевы не могли устоять пред врагами своими, и обратили тыл врагам своим, ибо они подпали заклятию; не буду более с вами, если не истребите из среды вашей заклятого" (Иис. Нав. 7,11-12).

Это одно из серьезнейших и значительнейших изречений Слова Божия. Громкий голос доносится до нашего слуха, и святое назидание проникает в наше сердце. Судя по свидетельству книги Иисуса Навина, целые сотни тысяч израильтян вместе с самим Иисусом Навином пребывали по-видимому в полном неведении относительно совершенного Аханом греха; и однако же, сказано: Израиль согрешил, преступил завет Божий, взял из заклятого, украл, утаил." Как это вяжется одно с другим? Общество было одно. Присутствие Божие в стане было причиною его единства; единство это было так велико, что грех каждого отдельного человека становился грехом всех. "Малая закваска квасит все тесто." Разум человеческий может в этом сомневаться, поскольку в сущности, он и всегда с недоверием относится ко всему, превышающему его ограниченный кругозор. Но это говорит Бог, и этого достаточно для человека верующего. Нам не подобает говорить: "Но как? Почему?" Свидетельство Божие определяет все, и нам остается только верить ему и повиноваться. Для нас достаточно знать, что факт присутствия Божия требует святости, чистоты и осуждения зла. Будем помнить, что это не значит руководствоваться принципом, так очевидно не согласующимся со смирением духа: "Не подходи ко мне, потому что Я свят для тебя" (Ис. 65,5). Нет, нет: это всецело основано на сущности Самого Бога: "Будьте святы, ибо Я свят." Бог не может освятить Своим присутствием не осужденное зло. Как! Даровать народу Своему победу над Гаем, когда в стане находился Ахан? Это невозможно! Победа Израиля в подобных условиях была бы бесславием для Бога и гибелью для Израиля. Победы быть не могло. Израиль должен был понести наказание. Израильтяне должны были смириться, с сокрушенными сердцами предстать пред Богом своим. Им надлежало идти в долину Ахор, на место преступления, потому что в виду закравшегося в их среду греха только там пред ними могло открываться "преддверие надежды" (Ос. 2,15).

Пусть читатель глубоко вникнет в эту важную для жизни истину. Мы опасаемся, что она была неверно усвоена многими чадами Божиими. Многие, видимо, считают неподобающим для людей, спасенных благодатью Божией и являющихся живыми памятниками милосердия Божия, так или иначе заботиться о духовной дисциплине или о соблюдении того или иного духовного принципа. По мнению этих лиц, приказание, находимое в Матф. 7,1, раз и навсегда делает невозможной всякую нашу попытку что-либо осуждать. Разве не запрещает нам Господь наш, говорят они, именно судить? Не Его ли это слова: "Не судите, да не судимы будете"? Конечно. Но что значат эти слова? Значит ли это, что мы не должны осуждать лжеучение или порочную жизнь людей, причисляющих себя, однако, к числу христиан? Подтверждают ли эти слова факт, что мы должны иметь Духовное общение с человеком, каковы бы ни были его верования, его учение и его поступки? В этом ли заключается сила и значение слов нашего Господа? Кто может хотя бы на минутку допустить такую несообразность? Наш Господь не велит ли нам в той же главе "беречься лжепророков?" Но как же можем мы кого-либо беречься, если мы не должны судить? Если осуждение ни в каком случае не допустимо, почему поведено нам "беречься?"

Читатель-христианин, всякая истина донельзя очевидна. Общество Божие обязано критически относиться к вероучению и нравственности всех людей, желающих вступить в число его членов. Мы должны судить не мотивы поступков, а сами поступки. Вдохновенные слова апостола в 1 Кор. 5,12-13 дают нам указание о необходимости судить всех, принадлежащих к Церкви. "Ибо что мне судить и внешних? Не внутренних ли вы судите? Внешних же судит Бог. Итак извергните развращенного из среды вас."

Это совершенно ясно; мы призваны судить не "внешних", а "внутренних", т.е. тех, которые считают себя христианами, членами Церкви Божией. Все эти люди подлежат ведению Церкви. С той минуты, как человек принят Церковью, он находится в атмосфере, которая не допускает чего-либо несовместимого со святостью живущего в ней Святого.

Пусть читатель ни минуты не опасается, что соблюдение порядка в доме Божием посягает на целость тела Христова. Это было бы большим заблуждением; оно, однако, к сожалению, весьма свойственно многим. Часто о людях, которые от искреннего сердца ревнуют о соблюдении дисциплины в доме Божием, говорят, что они разрывают на части тело Христово. Нет большего заблуждения. Соблюдение духовной дисциплины составляет нашу прямую обязанность, разорвать же тело Христово никак нельзя. Дисциплине дома Божия должно быть отведено должное место; единство же тела Христова не рушится вовек.

Иногда также говорится об "отторжении" членов от тела Христова. И это также заблуждение. Ни один член этого тела не может быть отторгнут. Всякий поставлен на свое место в теле Духом Святым по вечному предначертанию Божию на основании совершенства искупления Христова; никакая сила - ни человеческая, ни бесовская - никогда не может отделить хотя бы один член от тела. Все нераздельно связаны вместе, образуя одно целое и держась на своем месте силою Божией. Единство Церкви Божией может сравниться с цепью, протянутой над рекою; вы видите с обеих сторон реки ее концы, но середина ее погружена в воду, и, если б вы вздумали судить о ней по виду, вы могли бы предположить, что цепь разорвана посреди. То же можно сказать и о Церкви Божией; вначале она обнаруживает свое единство; в конце концов единство ее снова подтвердится; но в глазах Божиих она едина и в настоящее время, хотя единство ее и скрыто от людей.

Читатель-христианин должен вполне уяснить себе этот великий вопрос о Церкви. Враг всеми имеющимися в его распоряжении средствами старался ослепить народ Божий, чтобы он не убедился в неоспоримости единства Церкви. С одной стороны, мы видим кажущееся единство католического вероисповедания, с другой - пагубное разделение протестантизма. Рим с торжеством указывает на многочисленные секты протестантов, последние же, со своей стороны, обращают наше внимание на заблуждение, упадок и многочисленные злоупотребления римского католичества. Человек, серьезно ищущий истину, совершенно не знает, куда ему обратиться или как веровать; люди же беспечные, равнодушные, дорожащие своими удобствами, и люди светские охотно опираются на то, что видят вокруг себя, чтобы, таким образом, отделаться от всякой серьезной мысли об интересах Божиих и совершенно их позабыть; а если даже, подобно Пилату, они иногда легкомысленно и ставят себе вопрос: "Что есть истина?" - подобно ему, они отвращаются от истины, не дождавшись ответа на свой вопрос.

Мы твердо уверены, что всю истинную разгадку этого вопроса, великое разрешение всех затруднений и настоящую помощь своему сердцу все возлюбленные дети Божий найдут в истине, утверждающей невидимое единство Церкви Божией, тела Христова на земле. Истина не должна оставаться для нас только учением; необходимо всеми возможными средствами ее исповедовать, хранить и осуществлять. Эта великая истина делается твердою опорою души и дает ей возможность ответить протестантскому учению, что мы нашли единство по существу, а римско-католической Церкви - что мы нашли единство духа.

Быть может, мне возразят, что желание осуществить подобную идею при настоящем порядке вещей является неосуществимой утопией. Вокруг нас видится столько следов разрушения и смешения понятий, что мы похожи на заблудившихся в лесу детей, которые всячески стараются отыскать дорогу домой; одни из них идут большой толпой, другие - малочисленными группами, некоторые же совершенно одни.

Весьма возможно, что это так, и мы нимало не сомневаемся, что многое оказывает сильное влияние на некоторых служителей Божиих. Но для веры подобного рода суждения лишены всякого значения по той простой причине, что важно решить только один вопрос: Что такое единство Церкви: человеческая ли это теория или же истина Божия? Конечно, Божия истина, как написано: "Одно тело и один дух" (Ефес. 4,4). Если мы отрицаем существование единого тела, мы можем отрицать и существование "одного Господа, одной веры, одного крещения, одного Бога и Отца всех", (ст. 5) ввиду того, что все это идет одно за другим на богодухновенной странице, так что отнимая от цепи одно ее звено, мы теряем всю цепь.

Мы имеем еще и другие указания на этот факт в Писании, хотя мы могли бы вполне удовлетвориться и одним этим местом. Но таких указаний много. Вот еще одно: "Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба" (1 Кор. 10,16-17). Прочтите также 1 Кор. 12,12-27, где этот вопрос всесторонне освещен применительно к жизненной практике.

Слово Божие, таким образом, совершенно ясно и несомненно устанавливает истину нерушимого единства тела Христова; и оно устанавливает в то же время так же ясно и определенно истинность духовной дисциплины дома Божия. Необходимо заметить, что хорошее выполнение последней из этих истин никогда не нанесет вреда первой. Между ними существует полная гармония. Следует ли предположить, что апостол посягал на единство тела Христова, приказывая Коринфской церкви "извергнуть развращенного из ее среды?" Конечно, нет. А между тем, не был ли человек этот членом тела Христова? Несомненно, потому что мы видим его восстановленным на своем месте во Втором послании. Дисциплина дома Божия исполнила свой долг по отношению к одному члену тела Христова, и человек, впавший в греховное заблуждение, был впоследствии возвращен в Церковь. Именно к этой цели и клонились действия Церкви.

Все это проливает яркий свет на весьма важный для нас вопрос о допущении христианина к трапезе Господней и об отлучении его. Многие христиане имеют очень смутное представление об этом вопросе. Некоторые думают, что с той минуты, как человек вступил в число христиан, его нельзя лишать участия в трапезе Господней. Описываемый в 1 Кор. 5 случай определенно решает этот вопрос. Очевидно, человек этот был отлучен от церкви не потому, что не был верующим. Он был, мы это знаем, чадом Божиим, несмотря на свое падение и свой грех, и однако, Коринфская церковь получила от апостола приказание исключить его из своей среды. И если б коринфяне этого не сделали, они навлекли бы суд Божий на всю церковь. Бог благоволит пребывать в Церкви; зло, следовательно, должно быть судимо и осуждено.

Таким образом, рассматриваем ли мы 5-ю главу книги Числа, или же 1 Кор. 5, пред нами восстает все одна и та же величественная истина: "Дому Твоему, Господи, принадлежит святость на долгие дни" (Пс. 92,5). Кроме того, мы видим, что духовная дисциплина должна поддерживаться для народа Божия, а не для "внешних"; не свидетельствуют ли об этом первые строки Числ. 5? Приказано ли было сынам Израилевым выводить из стана всех неизраильтян, всех необрезанных, всех, не имевших возможности доказать свою родословную по прямой линии от Авраама? Это ли было причиной исключения из стана? Нисколько. Кто же подлежал отлучению от общества Божия? Все "прокаженные", т.е. все люди, в которых видимо действовал грех; все, "имевшие истечение", т.е. все, оказавшие пагубное влияние на окружающих; и все, "осквернившиеся от мертвого". Вот лица, подлежавшие удалению из стана в пустыню; люди, прообразно ими изображенные, подлежат отлучению от Церкви в наше время.

К чему именно вело это исключение? Совершалось ли оно ради восстановления хорошей репутации и славы народной? Нисколько. Для чего же? "Чтобы не оскверняли они станов своих, среди которых Я живу." Так должно быть и теперь. Мы не судим и не отвергаем лжеучения для прославления чистоты нашей веры; мы также не судим и не извергаем из среды своей нравственного зла с целью поддержать нашу добрую славу и нашу честь. "Дому Твоему, Господи, принадлежит святость на долгие дни" (Пс. 92,5) - вот единственный мотив осуждения и отлучения. Бог живет среди народа Своего. "Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Матф. 18,20). "Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?" (1 Кор. 3,16) "Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, бывши утверждены на основании апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святой храм в Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом" (Ефес. 2,19-22).

Возможно, однако, что читателю приходят на ум вопросы следующего рода: можно ли найти на земле Церковь вполне чистую и совершенную? Не окажется ли, не должно ли оказаться какое-либо зло во всякой Церкви, несмотря на всю деятельную бдительность ее пастырей и всю верность ее членов? Каким же способом, в таком случае, можно соблюсти ее чистоту? Конечно, зло живет в Церкви, ввиду того, что грех живет в каждом из ее членов. Но зло не должно быть допускаемо и поощряемо; оно должно быть судимо и побеждено. Оскверняет не присутствие осужденного зла, а его допущение и поощрение. Ко всей совокупности Церкви применимо то же, что относится к каждому ее отдельному члену. "Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы" (1 Кор. 11,31). Поэтому как ни велики были бы погрешности Церкви Божией, не следует отделяться от Церкви; но если общество Божие отрицает свою обязанность осуждать зло как в учении, так и в нравах своих членов, оно не имеет уже под собою почвы Церкви Божией; и тогда нам во что бы то ни стало следует от него отделиться. Пока общество Божие стоит на почве Церкви Божией, как бы слабо или как бы малочисленно оно ни было, отделяться от него - значит идти в раскол. Но если оно сходит с этой почвы - и, конечно, оно ее под собою не имеет, отрицая свой долг судить зло - тогда расколом является пребывание в нем.

Но не содействует ли это умножению и утверждению религиозных разделений? Конечно, нет. Это заставит, быть может, порвать связь с установлениями чисто человеческими; это не раскол, а как раз наоборот, потому что какими бы великими, могущественными и полезными человеческие учреждения ни казались, они решительно нарушают единство тела Христова, единство Церкви Божией.

От внимательного читателя не ускользнет факт, что Дух Божий со всех сторон возбуждает интерес к великому вопросу о Церкви. Люди начинают понимать, что здесь существует нечто более значительное, чем личный взгляд человека или догмат какой-либо религиозной партии. Вопрос: Что такое Церковь? - поневоле возникает в сердце многих, настойчиво требуя ответа. И как отрадно знать, что ответ существует! Ответ ясный, определенный, авторитетный, исходящий от Самого Бога, от Священного Писания. Не отрадно ли среди всевозможных притязаний, со всех сторон предъявляемых "Государственной", "Национальной", "Свободной" Церквями, примкнуть к единой истинной Церкви Бога живого, к телу Христову? Такова истинная Церковь, и мы вполне уверены, что именно в этом заключается Божественное разрешение затруднений, возникающих для многих тысяч чад Божиих.

Но где же находится эта Церковь? Не напрасно ли будет искать ее среди всеобщего разрушения и окружающего нас неустройства? Благодарение Богу, нет! Потому что, хотя нам и не дано видеть всех членов Церкви соединенными вместе, но знать и занимать почву Церкви Божией, а не чего-либо другого, составляет наше преимущество и святую нашу обязанность. Как же можно узнать эту почву? Мы думаем, что первый наш шаг должен заключаться в том, чтобы удаляться от всего, с нею несовместимого. Мы не можем рассчитывать открыть истину, погружаясь в ложь; Божественное повеление таково: "Перестаньте делать зло; научитесь делать добро". Бог не дает света сразу для двух шагов. С той минуты, как мы узнаем, что стоим на неверной почве, наш долг велит нам оставить ее и ожидать, что Бог дарует нам новый свет; и Он непременно совершит это.

Но вернемся к примеру, описанному в нашей главе: "И сказал Господь Моисею, говоря: Скажи сынам Израилевым: если мужчина или женщина сделает какой-либо грех против человека, и чрез это сделает преступление против Господа, и виновна будет душа та, то пусть исповедаются во грехе своем, который они сделали, и возвратят сполна то, в чем виновны, и прибавят к тому пятую часть, и отдадут тому, против кого согрешили" (ст. 5-8).

Жертва повинности была рассмотрена в нашем "Толковании на книгу Левит в 5-й главе, и мы обращаем на нее внимание нашего читателя, не имея намерения терять на повторение уже изученных нами вопросов ни его, ни нашего времени. Здесь мы только остановимся на необыкновенно важном вопросе исповедания греха и возмещения нанесенного убытка. Не только Бог, но и человек, очевидно, получает пользу от великой Жертвы за грех, пострадавшей на кресте Голгофы; мы узнаем из вышеприведенного текста, что, когда совершен был грех, Бог требовал его исповедания и возмещения убытка. Искренность исповедания греха должна была выразиться в возмещении отнятого. Еврею, сделавшему какой-либо грех против его брата, недостаточно было пойти и сказать ему: "Мне очень жаль." Он должен был отдать отнятую им вещь и еще прибавить к ней пятую часть ее цены. Хотя мы и не под законом, мы, однако, можем почерпнуть много назидательного из этих постановлений; хотя поучение это не относится лично к нам, мы можем извлечь хороший урок для себя из правил Ветхого Завета. Итак, если мы причинили кому-либо вред, недостаточно сознаться в нашем грехе пред Богом и нашим братом: мы должны еще и возместить нанесенный нами убыток; мы призваны доказать на практике, что осудили самих себя за нанесенный нами кому-либо Ущерб.

Мы несколько сомневаемся в том, что эта обязанность понимается нами, как должно. Приходится опасаться, что применяемый нами в жизни способ изглаживания греха или падения, способ легкий, поверхностный в не соответствующий нашей вине, несказанно оскорбляет Духа Божия. Мы довольствуемся исповеданием греха устами, не имея глубокого сокрушения сердца пред Богом по поводу совершенного греха. Нравственные корни самого поступка остаются не осужденными; следствием подобного легкомысленного отношения к греху является ожесточение сердца и притупление чуткости совести. Это очень серьезный вопрос. Мы не знаем почти ничего драгоценнее чуткой совести. Мы не имеем в виду совесть боязливую, руководящуюся своими собственными прихотями; не говорим и о совести болезненной, находящейся под влиянием своих страхов. Эти два вида совести представляют собою самых несговорчивых и неуживчивых жильцов. Мы говорим о чувствительной совести, во всем управляемой Словом Божиим и всегда прибегающей к его авторитету. Это здоровое состояние души мы считаем неоцененным сокровищем. Оно приводит все в стройный порядок, вникает в мельчайшие подробности нашей земной жизни и повседневных наших привычек -нашей одежды, нашего дома, нашей домашней обстановки, нашего стола, всего нашего поведения, нашего ума, нашего тона, принципа ведения наших дел; или же, если мы призваны служить другим, оно наблюдает, как мы выполняем наше служение, каково бы служение это ни было. Словом, все подчинено нравственной и здоровой проверке пробужденной совести. "Посему и сам подвизаюсь, - говорит апостол, - всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми" (Деян. 24,16).

Этого надлежит ревностно желать и нам. Есть что-то нравственно прекрасное и привлекательное в этом стремлении величайшего и даровитейшего служителя Христова. Несмотря на все замечательные свои дары, несмотря на удивительную мощь своего духа, глубокое знание путей и предначертаний Божиих, несмотря на все, чем он обладал и чем мог хвалиться, несмотря на все поразительные откровения, полученные им на третьем небе, он, высший из апостолов, самый привилегированный из святых Божиих, всегда тщательно старался сохранять непорочную совесть пред Богом и людьми; и если в минуту забывчивости он произносит чересчур смелое слово, обращаясь к Анании, первосвященнику, он готов тотчас же сознаться в этом и загладить свою ошибку; таким образом, вырвавшееся из его уст слово: "Бог будет бить тебя, стена подбеленная!" - было взято им назад и заменено словами Божиими: "Начальствующего в народе твоем не злословь" (Деян. 23,1-5).

Не думаю, чтоб апостол Павел мог спокойно провести эту ночь, не мучаясь угрызениями совести, если б не отказался от этих слов. Необходимо сознать свою вину, если мы согрешаем делом или словом; если же со стороны нашей нет сознания греха, наше общение с Богом будет непременно нарушено. Общение делается немыслимым, если неисповеданный грех остается на совести. Нам может казаться, что общение с Богом существует, но это самообман с нашей стороны. Если мы хотим ходить пред Богом, мы должны хранить чистую совесть. Ничего нет опаснее нравственной бесчувственности, виноватой совести, притупленного нравственного чувства, допускающих множество духовных недочетов и их не осуждающих; при подобных условиях легко можно впасть в грех, не заметить его и холодно говорить: "Какое же я сделал зло?"

Читатель, будем со святою бдительностью оберегать себя от всего этого. Будем стараться вырабатывать чуткую совесть. Это заставит нас делать то же, что делал апостол Павел, заставит нас "подвизаться подвигом добрым", непрестанно стремиться к добру. Это благое стремление, стремление, приносящее самые драгоценные плоды. Не думайте, что к этому стремлению примешивается подзаконность; нет, оно имеет характер чисто христианский. В этих высоких словах апостола Павла мы видим как бы олицетворение в сжатом виде всего поведения христианина. "Всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми" - в этом заключается все.

Но, увы, как мало принимаем мы обычно в расчет права Бога или нашего ближнего! Насколько наша совесть далека от того, чем она должна быть! Мы пренебрегаем обязанностями всякого рода, даже того и не замечая. Наше сердце об этом не сокрушается, и мы не смиряемся пред Господом. Мы совершаем преступления во всех отношениях, и, однако, не исповедуемся в них и не заглаживаем причиненного ими вреда. Остаются незамеченными поступки, которые следовало бы выводить наружу, исповедовать и осуждать. Грех встречается даже в самых святых наших действиях; встречается неглубокое и безразличное отношение к общественной молитве и трапезе Господней; мы различными способами обкрадываем Бога; мы думаем своими собственными мыслями, мы говорим своими собственными словами, мы исполняем свои собственные желания; разве не значит это обкрадывать Бога, ввиду того, что мы не свои, а "куплены дорогою ценою?"

Такое поведение может только пагубно задерживать наш внутренний рост. Оно огорчает Духа Божия и мешает восприятию нашими душами благодати Христовой, которая одна дает нам возрастать во Христе. Из различных частей Слова Божия мы знаем, как ценны для Бога сокрушенный дух и сердце смиренное. "Вот, на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред Словом Моим" (Ис. 66,2). С таким человеком Бог может пребывать, но Он не может быть в общении с ожесточением и бесчувственностью, с холодностью и равнодушием. Будем же стараться всегда иметь совесть непорочную и чистую, как пред Богом, так и пред людьми.

Наконец, третья и последняя часть нашей главы, подлинный текст которой мы не приведем, заключает в себе весьма серьезный для нас урок, как бы мы ее ни рассматривали, по отношению ли к содержащимся в ней постановлениям для ветхозаветного Израиля, или же в применении ее прообразного нравственного смысла. Здесь идет речь о приношении "ревнования". Содержащиеся здесь постановления исполнены глубокого значения. В первой их части заключается общее осуждение греха; во второй - осуждение самого себя, исповедание и возмещение вины отдельного лица. Из третьей части мы узнаем, что Бог не может терпеть ничего, носящего на себе даже тень греха.

Мы предполагаем, что это поразительное постановление прообразно обозначает союз Бога-Иеговы с Израилем. Пророки часто сравнивают Израиль с женою, упоминая при этом о ревности Иеговы по отношению к ней. Мы не имеем намерения приводить здесь все подобные изречения, но читатель найдет множество их в пророчествах Иеремии и Иезекииля. Израиль не мог безнаказанно подвергнуться испытанию посредством "горькой воды". Его беззаконие при этом выступало наружу. Израиль нарушил обеты своей верности. Жена покинула Супруга своего, Святого Израилева, пламенная ревность Которого пала на неверный народ. Бог есть "Бог ревнитель". Он не может примириться с мыслью, что сердце, которое Он жаждет к Себе привлечь, становится собственностью другого.

Таким образом, мы видим, что это постановление о законе ревнования являет существо Божие, полностью разделяющее мысли и чувства оскорбленного мужа, или даже мужа, подозревающего неверность своей жены. Даже само подозрение уже нестерпимо, и, когда оно овладевает сердцем, необходимо всесторонне исследовать вопрос. Подозреваемое лицо должно подвергнуться Испытанию настолько беспощадно строгому, что устоять пред ним может только полная невинность. Если б оказался хотя бы едва приметный след вины, горькие воды открыли бы его в самой глубине души и полностью обнаружили бы его присутствие. Виновный не имел возможности скрыться, и мы можем сказать, что именно этот факт делал оправдание невинного более торжественным. То, что обнаруживало вину согрешившего, свидетельствовало о невинности верного. Для человека, вполне убежденного в своей невинности, чем строже производится расследование, тем оно ему более по душе. Если б неправильное применение предписанного законом испытания дало виновному избегнуть наказания, это лишь повредило бы невинному. Но способ испытания согласовывался с Божественным предписанием, а, следовательно, и был вполне совершенным. И если подвергнутая ему женщина, на которую падало подозрение, выходила чистой и невинной, все доверие возвращалось ей.

Как счастлив был Израиль, имея в своих руках такое верное средство для разрешения всех сомнительных случаев! Подозрение наносит смертельный удар всякой любви, и Богу не благоугодно было, чтоб оно жило среди Его народа. Он не только хотел, чтоб народ Его осуждал все зло вообще и чтобы израильтяне судили сами себя в отдельности; но там, где существовала малейшая тень подозрения, хотя бы видимого греха и не было заметно, Он устанавливал верный способ испытания, раскрывавший всю правду. Виновный выпивал чашу воды, грозившей ему смертью и, испив ее, подвергался суду Божию. [Земля, взятая с пола скинии, может служить для нас прообразом смерти. "Ты свел меня к персти смертной" (Пс. 2116). Вода прообразно изображает Слово Божие, которое, производя действие на совесть, силою Духа Божия обнаруживает состояние души. Если в сердце окажется неверность по отношению ко Христу, истинному Жениху искупленной Им Церкви, она должна быть, безусловно, осуждена. Это применимо к народу Израилеву, к Церкви Божией и к верующей душе в отдельности Если сердце неверно Христу, оно не может устоять пред испытующей силой Слова Божия Но если сердце искренне предано Христу, то, чем глубже душа им испытывается и исследуется, тем это для нее лучше. Какое счастье, когда мы действительно можем сказать: "Испытай меня, Боже, и узнай сердце мое; испытай меня, и узнай помышления мои. И зри, не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный" (Пс. 138,23-24).] Душа же не согрешившая, соприкасалась даже и со смертью, но побеждала ее.

"И сказал Господь Моисею, говоря: Объяви сынам Израильским и скажи им: если мужчина или женщина решится дать обет назорейства, чтобы посвятить себя в назореи Господу, то он должен воздержаться от вина и крепкого напитка, и не должен употреблять ни уксуса из вина, ни уксуса из напитка, и ничего приготовленного из винограда не должен пить, и не должен есть ни сырых, ни сушеных виноградных ягод. Во все дни назорейства своего не должен он есть ничего, что делается из винограда, от зерен до кожи. Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его. До исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он; должен растить волосы на голове своей. Во все дни, на которые он посвятил себя в назореи Господу, не должен он подходить к мертвому телу. Прикосновением к отцу своему, и матери своей, и брату своему, и сестре своей, не должен он оскверняться, когда они умрут; потому что посвящение Богу его на главе его. Во все дни назорейства своего свят он Господу" (ст. 1-8).

Устав назорейства исполнен для нас живого интереса и практического поучения. В нем мы находим положение человека, полностью отстраняющего от себя все, что, не будучи предосудительно само по себе, могло, однако, повредить полной отдаче сердца, присущей настоящему назорею.

Прежде всего назорею запрещено было употребление вина. Вкушение плода виноградного, в каком бы то ни было виде, было запрещено. Вино, мы это знаем, есть очевидный символ земной радости, выражение земного Довольства, столь привлекательного для сердца человеческого. Назорею следовало тщательно охранять себя от этого в пустыне. Для него это было точно выраженным постановлением Божиим. Он не должен был возбуждать свои природные вкусы крепкими напитками. Во все дни своего назорейства он призван был строго воздерживаться от употребления вина.

Таков образ, описанный для нашего назидания в чудной книге Числа, столь изобилующей указаниями нашего положения в пустыне мира сего. Мы и должны были ожидать найти в ней это. Удивительное установление назорейства вполне согласуется с характером книги Числа, содержащей, как мы это уже указали, все подробности касательно пребывания народа Божия в пустыне.

Посмотрим же, какой урок скрыт для нас в воздержании назорея от всякого плода виноградного, начиная с косточек винограда и кончая его кожей.

Существовал только Один истинный и совершенный Назорей в мире сем, с начала и до конца всецело отделивший Себя от всякой чисто земной радости. С той минуты, что Он выступил на Свое открытое служение, Он Сам держал Себя вдали от всего мирского. Его сердце было занято Богом и делом Его с преданностью, поколебать которую не могло ничто. Ни минуты не давал Он земным помышлениям и вкусам человеческой природы становиться между Его сердцем и делом, совершить которое Он пришел "Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?" (Лук. 2,49). И еще: "Что Мне и Тебе, жено?" (Иоан. 2,4). Говорил ли Он подобные слова с целью удовлетворять вкусам Своего человеческого естества? Он имел в виду только одно, и ради этого одного Он всецело и отделялся от мира. Око Его было чисто, сердце Его безраздельно принадлежало Отцу. Это отражается во всей Его земной жизни. Он мог сказать Своим ученикам: "У Меня есть пища, которой вы не знаете"; когда же, не постигая всей глубины значения этих слов, ученики говорили: "Разве кто принес Ему есть?" Он ответил: "Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его" (Иоан. 4 34). По окончании же Своего земного поприща, подавая Пасхальную чашу Своим ученикам, Он говорит: "Примите ее и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не приидет Царствие Божие" (Лук. 22 17-18).

Мы видим, как относился ко всему истинный Назорей. Он не мог жить ни радостями земными, ни радостями Израиля. Для этого еще не пришел час, и потому Он отвращался от всего, что говорило Ему о радости чисто мирской, чтобы иметь возможность сосредоточить все Свои интересы на одном деле, непрестанно занимавшем Его ум. Придет час, когда Он как Мессия будет разделять радость Своего народа и всей земли; но до наступления этого благословенного времени Он, истинный Назорей, отделен от мира, и народ Его пребывает в единении с Ним. "Они не от мира, как и Я не от мира; освяти их истиною Твоею: слово Твое есть истина. Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир; и за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною" (Иоан. 17,16-19).

Читатель-христианин, глубоко вникнем в эту первую знаменательную особенность характера назорея. Необходимо точно исследовать себя с этой стороны. Очень важно знать, до какой степени мы как христиане понимаем истинный смысл и силу этого полного отрешения от всякого поощрения человеческих вкусов и всякой чисто земной радости. Можно сказать: "Что же дурного в легкой забаве или в невинном отдыхе? Мы, конечно, не призваны быть монахами. Не даровал ли нам Бог обилие всего для наслаждения нашего? И пока мы живем на земле, не следует ли нам этим пользоваться?"

Весь вопрос для нас сводится к одному: воодушевлены ли мы пламенным желанием быть назореями? Мечтаем ли мы о полном отделении и об отдаче самих себя, тела, души и духа, в собственность Божию? Если это так, то нам необходимо отказываться от всего, что поощряет служение нашей плоти. В этом заключается весь вопрос Не будем же спрашивать себя: "Разве мы должны сделаться монахами?", а зададим себе вопрос: "Имеем ли Мы потребность быть назореями?" Желаем ли мы от всего сердца отделиться, подобно Христу, Господу нашему, от всякой радости чисто земной, отделиться для Бога от всего, что, не будучи само по себе предосудительно, мешает тем не менее полному посвящению Богу сердца, в чем заключается задача всякого истинного духовного назорейства? Читателю-христианину разве неизвестно существование многого подобного в мире? Не чувствует ли он, что есть бесчисленное множество вещей, развлекающих и ослабляющих его дух, вещей, которые, однако, согласно правилам ходячей морали, кажутся вполне невинными.

Но мы должны помнить, что назореи Божий не руководствуются правилами обыкновенной ходячей морали. Их нравственный идеал неизмеримо выше. Они смотрят на все с точки зрения небесной и Божественной и потому не могут считать невинным то, что хотя бы в слабой мере посягает на возвышенный характер посвящения Богу, которого пламенно жаждут их души.

Да даст нам Господь милость все это серьезно взвесить и оберегать себя от всякого злого влияния. Всякий должен знать, что для него играет роль вина и крепких напитков. Это может казаться безделицей; но мы должны проникнуться сознанием, что далеко не безделица то, что прерывает общение души нашей с Богом и лишает нас святого присутствия Божия, составляющего для нас высшее преимущество.

Но существовала и еще одна характерная особенность, присущая назореям. Они не должны были брить волос головы своей: "Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его. До исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он; должен растить волосы на голове своей" (ст. 5).

Из 1 Кор. 11,14 мы узнаем, что длинные волосы считаются для мужчины бесчестием. "Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него?" Это показывает нам, что если мы хотим действительно жить жизнью отделения для Бога, мы должны быть готовы отказаться от почестей земных. Именно так и поступил Господь наш Иисус Христос. Он уничтожил Самого Себя. Он во всех отношениях отказался от Своих прав. Он мог сказать: "Я червь, а не человек" (Пс. 21,7). Он отрекся от всего, занял последнее место. Он пренебрегал Своими интересами, дабы иметь попечение о других. Словом, назорейство Его как в этом, так и во всех остальных отношениях, являлось безупречно совершенным.

Именно этого недоставало нам. Мы всячески оберегаем свое достоинство и стараемся никому не уступить своих прав; это считается признаком нравственной зрелости. Единственный совершенный на земле Человек этого, однако, не делал никогда; и если мы жаждем быть назореями, не будем делать этого и мы. Мы должны отречься от наших природных преимуществ и отказаться от земных радостей, если мы хотим идти в этом мире путем полного отделения для Бога. Настанет время, и оно уже близко, когда можно будет соединить и то, и другое; но теперь это невозможно.

Заметим еще, что здесь вопрос заключался совсем не в том, было ли то или другое законно или нет. Мужчины обыкновенно брили себе голову; но назорею это решительно не подобало и становилось для него даже предосудительным. В этом-то и заключается вся разница. Обыкновенному человеку позволено было брить волосы и пить вино; но назореи не был обыкновенным человеком; он был отстранен от обыденного образа жизни, чтобы идти особенным путем; для него употреблять вино и брить голову значило совершенно оставить этот путь. Если, следовательно, кто-либо спрашивает: "Разве не следует пользоваться мирскими удовольствиями и ограждать свои человеческие права?" - мы отвечаем: "Все это прекрасно, если мы хотим жить, как живут все; и все это, безусловно, дурно или гибельно для нас, если мы хотим быть назореями Божиими."

Это необыкновенно упрощает вопрос, дает ответ на тысячи загадок и решает тысячи затруднений. Напрасно было бы стараться установить, что именно дурного в том или другом. Весь вопрос сводится к одному: какова наша истинная цель и наши действительные стремления? Хотим ли мы только жить не хуже других людей, или же горим желанием жить жизнью истинных назореев? Согласно смыслу 1 Кор. 3,3, выражения "поступать по обычаю человеческому" и "быть плотским" - синонимы. Проникаемся ли мы духом такого рода Писаний, испытываем ли на себе всю силу их? Или же мы руководствуемся духом и принципами мира без Бога и без Христа? Бесполезно тратить время для споров о вопросах, которые никогда для нас и не возникли бы, если б души наши находились на высоком нравственном уровне. Конечно, люди мира сего поступают вполне законно, вполне естественно, вполне последовательно, пользуясь всем, что он им может дать, и прилагая все свои старания к соблюдению своих прав и своего достоинства. Но, с другой стороны, то, что законно, естественно и последовательно в поведении людей мира сего, то предосудительно, неестественно и непоследовательно для назореев Божиих. В таком виде представляется нам этот вопрос, если мы его рассматриваем в свете истины Божией. В 6-й главе книги Числа мы видим, что, вкушая вино и касаясь бритвою головы своей, назорей нарушал данный им обет назорейства. Не поучительно ли это для нас, и не обращается ли это к сердцу нашему? Конечно, да. Этот факт показывает нам, что, если мы жаждем полного посвящения сердец наших Богу, мы должны удерживаться от всех наслаждений земных, должны отказаться от чувства человеческого достоинства, от наших личных прав. Так это должно быть ввиду того, что Бог и мир, плоть и Дух Божий несовместимы и примириться друг с другом не могут. Придет время, когда все это изменится; но в настоящее время все, желающие жить для Бога и поступать по духу, должны отделяться от мира и умерщвлять плоть. Бог, по великому милосердию Своему, да сделает нас способными на это!

Нам остается отметить еще одну особенность назорейства. Назорей не имел права прикасаться к мертвому телу. "Во все дни, на которые он посвятил себя в назорей Господу, не должен он подходить к мертвому телу. Прикосновением к отцу своему, и матери своей, и брату своему, и сестре своей, не должен он оскверняться, когда они умрут; потому что посвящение Богу его на главе его" (ст. 6-7).

Таким образом мы видим, что пил ли назорей вино, брил ли он голову, или же прикасался к мертвому телу, последствия были одни и те же. Каждое из этих трех действий влекло за собою осквернение звания назорея. Из этого очевидно, что пить вино и брить голову для назорея было так же преступно, как и прикасаться к умершему. Важно вдуматься в это. Мы склонны делать различия, которые ни минуты не устоят пред светом присутствия Божия. Раз посвящение возлагалось на главу человека, то этот великий и знаменательный факт становился руководящей нитью и точкой отправления для жизни высокой нравственности. Человек становился на почву, совершенно новую для него и особенную, и поневоле приобретал совершенно новый и особенный взгляд на все окружающее. Ему приходилось больше спрашивать себя не о том, что ему следует делать как человеку, а что ему подобает делать как назорею. Вследствие этого даже в случае смерти его ближайшего друга ему не дозволялось к нему прикасаться. Он обязан был держаться вдали от нечистого влияния тления и обязан был это делать, потому что "посвящение Богу его было на главе его".

При всестороннем изучении обета назорейства читателю необходимо ясно себе усвоить, что здесь речь совсем не идет ни о спасении души, ни о жизни вечной, ни о полной безопасности верующей во Христа души. Если не дать себе в этом отчета, сомнение и мрак смущают душу. В христианстве существует два звена; хотя и тесно между собою связанные, они все же остаются отдельными звеньями - звеном вечной жизни и звеном личного общения души с Богом. Первое не может быть разбито никакой силой; второе звено может быть попорчено ежеминутно и самым ничтожным обстоятельством. Учение о назорействе относится к последнему из этих звеньев.

В лице назорея мы имеем пред собою прообраз того, кто занимает положение особенной преданности и полного посвящения Христу. Сила, удерживающая человека на этом пути, кроется в сокровенном общении души его с Богом, так что, когда общение нарушается, исчезает и сила. Это усугубляет важность вопроса. Опасно пускаться в путь, не имея в запасе силы, дающей возможность следовать по этому пути. Это влечет за собою много бедствий и требует большой осмотрительности. Мы сделали краткий обзор всего, могущего нарушить общение назорея с Богом; но никакими словами нельзя описать, какое жалкое впечатление производят на окружающих делаемые людьми усилия сохранить вид показного назорейства, когда внутреннее его содержание исчезло. Это чрезвычайно опасная вещь. Несравненно лучше открыто признаться в своем падении и занять подобающее нам место, чем сохранять вид ложного благочестия. Бог хочет, чтобы внешность соответствовала внутреннему достоинству, и мы можем быть уверены, что рано или поздно наша слабость и наше безумие обнаружатся. Прискорбно и унизительно для назореев, когда после того, что они были "чище снега", они делаются "темнее всего черного" (Пл. Иер. 4,7-8); но гораздо хуже поступают те, которые сильно "потемнели", но, однако, считают себя чистыми.

Рассмотрим важное событие в жизни Самсона, описанное нам в Суд. 16. В гибельный для себя час он открыл свою тайну и потерял свою силу, потерял ее, сам того не зная. Но врагу это скоро сделалось известно; скоро и все узнали, что он "осквернил голову назорейства своего". "И как она (Далида) словами своими тяготила его всякий день и мучила его, то душе его тяжело стало до смерти; и он открыл ей все сердце свое, и сказал ей: бритва не касалась головы моей; ибо я назорей Божий от чрева матери моей. Если же остричь меня, то отступит от меня сила моя; и я сделаюсь слаб, и буду, как прочие люди" (Суд. 16,16-17).

Увы! В этом была разгадка сокровенной и святой тайны всей его силы. До сих пор путь его был путем силы и победы по той простой причине, что это был путь святого назорейства. Но сердце Самсона было увлечено Далидой, и чего не в силах были совершить тысячи филистимлян, того достигло влияние прельстившей его своею красотой женщины. С высокого уровня назорейства Самсон пал до уровня обыкновенного заурядного человека.

"Далида, видя, что он открыл ей все сердце свое, послала и звала владельцев Филистимских, сказав им: идите теперь; он открыл мне все сердце свое. И пришли к ней владельцы Филистимские, и принесли серебро в руках своих. И усыпила его Далида (роковой, увы, сон для назорея Божия!) на коленях своих, и призвала человека, и велела ему остричь семь кос головы его. И начал он ослабевать, и отступила от него сила его. Она сказала: Филистимляне идут на тебя, Самсон! Он пробудился от сна своего, и сказал: пойду, как и прежде, и освобожусь; а не знал, что Господь отступил от него. Филистимляне взяли его, и выкололи ему глаза, привели его в Газу, и оковали его двумя медными цепями, и он молол в доме узников" (Суд. 16,18-21).

Какая картина развертывается пред нашими глазами, читатель! Какая потрясающая картина! Как она полна предупреждений для нас! Какое жалкое зрелище представляет собой Самсон, пробуждающийся от сна с надеждою "пойти на них, как прежде" Увы! Слово "как" здесь было неуместно. Он мог от них освободиться, но уже не так, как это бывало прежде, потому что сила его отступила от него; Господь оставил его; некогда славившийся своею силою назорей сделался теперь слепым узником врагов; вместо того, чтобы восторжествовать над филистимлянами, он должен был "молоть в доме узников". Вот что за собою влечет угождение плоти! Самсон никогда больше не вернул себе своей свободы. Господу угодно было даровать ему еще одну победу над необрезанными; но она стоила ему жизни. Назореи Божий должны хранить себя в чистоте: иначе они теряют свою силу. Сила и чистота - вещи для них нераздельные. Если они не обладают внутренней святостью, они не могут подвигаться вперед; отсюда для них возникает неумолимая потребность всегда быть настороже ко всему, могущему увлечь сердце, развлечь ум или понизить уровень духовности. Не будем никогда упускать из виду эти слова нашей главы: "Во все дни назорейства своего свят он Господу" (ст. 8). Святость есть великая и неотъемлемая принадлежность повседневной жизни назорейства, поэтому, если святость исчезнет, наступит и конец назорейству.

"Что же следует делать?" - хочется, может быть, спросить читателю. На это мы находим ответ в Писании. "Если же умрет при нем кто-нибудь вдруг, нечаянно, и он осквернит тем голову назорейства своего, то он должен остричь голову свою в день очищения его, в седьмой день должен остричь ее. И в восьмой день должен принести двух горлиц, или двух молодых голубей, к священнику, ко входу скинии собрания. Священник одну из птиц принесет в жертву за грех, а другую во всесожжение, и очистит его от осквернения мертвым телом, и освятит голову его в тот день. И должен он снова начать посвященные Господу дни назорейства своего, и принести однолетнего агнца в жертву повинности; прежние же дни пропали, потому что назорейство его осквернено" (Числ. 6,9-12).

Здесь мы видим пред собою два великих свойства искупления как единого принципа, который мог вернуть назорею утраченное им общение с Богом. Он осквернил свое назорейство, и осквернение это могло быть очищено только искупительной кровью. Мы могли бы поверхностно отнестись к факту прикосновения к мертвому телу, особенно при описываемой нам обстановке. Можно, казалось бы, сказать себе: "Как мог назорей не прикоснуться к мертвому, если человек неожиданно умер в его присутствии?" Ответ был простым и строгим. Назореи Божии должны соблюдать чистоту во всем; кроме того, святость их должна сообразовываться не с взглядом человеческим, а с мерою Божественной. Простого прикосновения к смерти достаточно было, чтоб нарушить цепь общения с Богом; и если б назорей захотел как ни в чем ни бывало продолжать дни своего назорейства, он преступил бы повеления Божий и навлек бы на себя строгий суд Господа.

Но, благодарение Богу, все это заранее предвидела благодать Божия. Существовала жертва всесожжения, прообраз смерти Христа для Бога. Существовала жертва за грех, прообраз той же смерти ради нас. Существовала еще и жертва повинности, прообраз смерти Христовой в ее применении не только к корню или к принципу живущего в плоти зла, но и в ее применении к очищению совершаемого в настоящее время греха. Требовалась вся полнота силы смерти Христовой для снятия нечистоты, причиненной назорею одним прикосновением его к мертвому телу. Это особенно знаменательно. Грех бесконечно ненавистен в очах Божиих. Достаточно одной мысли, одного взгляда, одного греховного слова, чтобы тяжело омрачить душу тучей, скрывающей от нашего взора свет лица Божия и повергающей нас в скорбь и глубокое уныние.

Не будем же относиться к греху поверхностно. Будем помнить, что для того, чтобы снять с нашей души малейшее пятно, оставленное грехом, Господу Иисусу Христу пришлось пройти чрез все невыразимые ужасы Голгофы. Один только раздирающий душу возглас: "Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" - может нам дать ясное представление о том, что такое грех; и ни смертному, ни ангелу не дано проникнуться всей глубиной этого скорбного возгласа. Хотя нам никогда не удастся достаточно углубиться в тайну страданий Христовых, мы должны, по крайней мере, стараться чаще останавливать наши мысли на кресте и на страданиях нашего Господа, этим путем все более и более познавая, как ненавистен грех в очах Божиих. Если грех действительно так ужасен и так ненавистен для Бога святого, что Он вынужден был отвратить свет лица Своего от Благословенного, от начала веков пребывавшего в Его недрах Сына; если Отец оставил Его, когда Он возносил грех телом Своим на древо, что же в таком случае представляет из себя грех?

Читатель, остановимся серьезно на этой мысли. Да западет она глубоко в сердца наши, так легко поддающиеся греху! Как легкомысленно иногда мы размышляем о том, что стоило Господу Иисусу не только жизни, но и того, что было для Него дороже и лучше самой жизни: света лица Божия. Да даст нам Господь милость проникнуться более ревностным чувством ненависти к греху! Да даст Он нам милость тщательно остерегаться всякого уклонения ока нашего от пути Божия; потому что мы можем быть уверены, что наше сердце пойдет вслед за глазом, что ноги последуют за сердцем, и, таким образом, мы удалимся от Господа, потеряем сознание Его присутствия и Его любви и превратимся в жалких христиан; а если мы не почувствуем себя несчастными, мы станем - и это еще несравненно хуже - злыми, холодными, бесчувственными и ожесточенными под влиянием греха.

Господь, по бесконечному милосердию Своему, да удержит нас от падения! Да даст Он нам с большим рвением остерегаться всего, что может осквернить назорейство наше! Терять общение с Богом - прискорбный для нас факт; пробовать же продолжать служить Господу с омраченной грехом совестью - одна из величайших опасностей для нашей души. Благодать, правда, прощает и восстанавливает, но мы никогда не возвращаем себе утраченного нами. Это с особенной силой подчеркивает лежащее пред нами изречение Писания: "И должен он снова начать посвященные Господу дни назорейства своего, и принести однолетнего агнца в жертву повинности; прежние же дни назорейства пропали, потому что назорейство его осквернено."

Эта часть изучаемого нами вопроса полна поучения и предостережения для нашей души. Когда назорею случалось оскверниться чем бы то ни было, хотя бы только одним прикосновением к мертвому телу, ему следовало начинать все снова. Терялись или не принимались в расчет не только дни, в которые произошло осквернение, но и решительно все дни его предыдущего назорейства.

Чему это нас научает? По меньшей мере тому, что при малейшем отступлении от узкого пути, связанного с общением с Богом, нам приходится возвращаться к месту, откуда мы вышли, и начинать все снова. В Писании мы встречаем многие подобные случаи; с нашей стороны благоразумно будет их рассмотреть и взвесить всю важность вытекающей из них истины.

Возьмите случай с Авраамом во время его пребывания в Египте, описанный нам в Быт. 12. К каким все это привело последствиям? Авраам, очевидно, сошел с пути, по которому ему надлежало идти. Дни, проведенные им в Египте, пропали, не были ему зачтены; ему пришлось вернуться в место, из которого он вышел, и снова пуститься в путь. Так в Быт. 12,8 говорится: "Оттуда двинулся он к горе, на востоке от Вефиля; и поставил шатер свой так, что от него Вефиль был на западе, а Гай на востоке; и создал там жертвенник Господу и призвал имя Господа." После же возвращения его из Египта мы читаем: "И продолжал он переходы свои от юга до Вефиля, до места, где прежде был шатер его между Вефилем и между Гаем. До места жертвенника, который он сделал там вначале; и там призвал Аврам имя Господа" (Быт. 13,3-4). Все время, проведенное Авраамом в Египте, было вычеркнуто. Там не было ни жертвенника, ни поклонения Богу, ни общения с Ним; и Аврааму пришлось вернуться на место, с которого он начал свой путь.

Так бывает всегда; этим объясняются непонятно малые успехи некоторых из нас в духовной нашей жизни. Мы падаем, мы отступаем, мы удаляемся от Господа; мы погружаемся в духовный мрак; тогда голос Его любви, голос мощный и властный, доходит до нашего слуха и возвращает нас к месту, откуда мы вышли; наши души снова восстановлены, но мы потеряли время и несказанно сильно пострадали духовно. Это очень серьезно и должно бы приучить нас ходить со святою осмотрительностью и бдительностью, чтобы нам не приходилось возвращаться назад и терять невозвратное. Правда, заблуждения, уклонения от пути и падения наши проливают свет на состояние нашего собственного сердца; мы научаемся не доверять самим себе, и все наши ошибки дают повод к проявлению неизменной и беспредельной благости Бога нашего. Все это так; но нам дано несравненно лучшее наших заблуждений, уклонений и падений средство познать самих себя и познавать Бога. Наше "я", во всем глубоком смысле этого рокового для нас слова, должно быть судимо в свете присутствия Божия; это способствует духовному росту наших душ чрез познание Бога таким, каким Он Самого Себя являет посредством Духа Святого в лице Господа Иисуса Христа и на драгоценных страницах Священного Писания. Это, несомненно, самое лучшее средство для познания самих себя и Бога; в этом заключается также и сила всякого истинного отделения назорея от мира. Душа, постоянно пребывающая во святилище Божием, или, другими словами, живущая в непрестанном общении с Богом, поймет, что есть плоть во всех фазах ее развития, и не познавая это на горьком опыте; она, кроме того, проникается более глубоким и более верным сознанием того, что есть Христос по Своему естеству и что Он Собою представляет для всех уповающих на Него. Познавать себя из своего личного опыта - жалкое средство. Мы можем быть вполне уверены, что самый лучший способ научаться путям Божиим - это пребывать в общении с Богом; и когда мы таким образом научаемся, не бываем заняты мыслью о нашем отверженном положении, а скорее будем заняты тем, что вне нас и выше нас, т.е. превосходством познания Христа Иисуса, нашего Господа.

В заключение мы приведем для читателя весь подлинный текст "закона назорейства", изложенного в Числ 6,13-21.

"И вот закон о назорее, когда исполнятся дни назорейства его: должно привести его ко входу скинии собрания, и он принесет в жертву Господу одного однолетнего агнца без порока во всесожжение, и одну однолетнюю агницу без порока в жертву за грех, и одного овна без порока в жертву мирную, и корзину опресноков из пшеничной муки, хлебов, испеченных с елеем, и пресных лепешек, помазанных елеем, и при них хлебное приношение и возлияние. И представит сие священник пред Господа, и принесет жертву его за грех и всесожжение его. Овна принесет в жертву мирную Господу с корзиною опресноков, также совершит священник хлебное приношение его и возлияние его. И острижет назорей у входа скинии собрания голову назорейства своего, и возьмет волосы головы назорейства своего, и положит на огонь, который под мирною жертвою. И возьмет священник сваренное плечо овна и один пресный пирог из корзины, и одну пресную лепешку, и положит на руки назорею, после того, как острижет он голову назорейства своего. И вознесет сие священник, потрясая пред Господом: эта святыня - для священника, сверх груди потрясения и сверх плеча возношения. После сего назорей может пить вино. Вот закон о назорее, который дал обет, и жертва его Господу за назорейство свое, кроме того, что позволит ему достаток его; по обету своему, какой он даст, так и должен он делать, сверх узаконенного о назорействе его."

Этот удивительный "закон" переносит нас в будущее, когда проявится окончательный результат чудного дела Христа, и когда, по окончании Своего назорейства, Господь как Мессия Израилев, вкусит истинную радость на земле вместе с народом Своим. Тогда истинный Назорей будет пить вино радости. Он воздерживался от всего, совершая великое дело, так всесторонне, так подробно изложенное в предыдущем "законе". Он отделен от Своего народа, отделен от мира сего в силе истинного назорейства, как Он Сам это сказал в памятную ночь Своим ученикам: "Отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего" (Матф. 26,29).

Но придет чудный день, когда Иегова - Мессия возрадуется в Иерусалиме среди народа Своего. Начиная с пророчеств Исайи и кончая пророчествами Малахии, Писание постоянно возвращается к славным и трогательным указаниям этого блаженного, славного дня. Если б мы захотели привести здесь относящиеся к этому вопросу изречения, нам пришлось бы написать по крайней мере еще целый лишний том.

Перечитывая последние главы пророка Исаии, читатель найдет там пророчество, подтверждающее нашу мысль. Он найдет подобные же указания и в иных пророческих книгах.

Мы не будем приводить примеры, но считаем своим долгом предупредить читателя об опасности, которую представляют собою находящиеся в некоторых изданиях Библии придуманные людьми заглавия многих чудных пророческих глав; там, где явно идет речь о будущности Израиля, часто помещены заглавия следующего рода: "Благословения, даруемые Евангелием", "Увеличение числа членов Церкви". Эти выражения могут легко сбить с толку многих благочестивых читателей, слишком склонных смешивать вымышленные людьми названия с богодухновенным содержанием самих глав; или же, если они избегнут этого заблуждения, то могут легко принять эти выражения за верное обозначение содержания соответствующей главы. Дело в том, что с начала до конца пророческих книг в них не содержится ни слова о Церкви. Что Церковь может найти драгоценное поучение, почерпнуть свет, бодрость и назидание из этой пространной части богодухновенной Книги, это, к счастью, действительно так. Но она найдет все это там только по мере того, что силою Духа Святого усвоит себе истинный смысл и настоящую цель этой части Книги Божией. Мы оказались бы узкими, чтобы не сказать эгоистичными, если б хотя бы на минуту допустили мысль, что ободрение и пользу для себя мы можем извлечь только из слов, относящихся исключительно или прежде всего к нам. Разве ничему не научаемся мы из книги Левит? И, однако, кто может утверждать, что она относится к Церкви?

Нет, читатель, ты можешь быть уверен, что изучение "закона и пророков", но изучение спокойное, без предвзятой мысли и с молитвою, приведет тебя к убеждению, что вопросы, встречающиеся в них, относятся к владычеству Божию над миром в непосредственной связи с судьбою Израиля. Правда, везде в "Моисее и пророках" встречаются вопросы, касающиеся Самого Господа. Это очевидно доказывается словами, читаемыми нами в Лук. 24,27. Но здесь Он всюду представлен как Владыка мира и в особенности Израиля. Если мы не уясним себе этого, мы будем изучать Ветхий Завет без надлежащего его разумения и без большой пользы для души.

Некоторым из наших читателей может показаться, что слишком смело утверждать, что во всех пророках или даже во всем Ветхом Завете нет ни одного слова, непосредственно относящегося к Церкви; но одно или два изречения, вышедшие из уст наученного Богом апостола Павла решат вопрос этот для всякого, действительно желающего подчиняться авторитету Священного Писания. Так к Рим. 14 мы читаем: "Могущему же утвердить вас, по благовествованию моему и проповеди Иисуса Христа, по откровению тайны, о которой от вечных времен было утолчено, но которая ныне явлена, и чрез писания пророческие (очевидно, Нового Завета), по повелению вечного Бога, возвещена всем народам для покорения их вере, единому Богу... слава" (ст. 24-25). В Ефес. 3 мы также читаем: "Для сего-то я, Павел, сделался узником Иисуса Христа за вас, язычников. Как вы слышали о домостроительстве благодати Божией, данной мне для вас, потому что мне чрез откровение возвещена тайна .. которая не была возвещена прежним поколениям сынов человеческих, как ныне открыта святым апостолам Его и пророкам ["Пророки", о которых упоминается в вышеприведенных изречениях - пророки новозаветные, как это явствует из смысла текста. Если б апостол хотел говорить о пророках Ветхого Завета, он сказал бы: "Его святым пророкам и апостолам". Но он особенно подчеркивает тот факт, что тайна не была открыта до его времени, что она не была возвещена сынам человеческим предыдущих поколений, что она была сокрыта в Боге, была сокрыта не в Писаниях, а в вечных предначертаниях Божиих.] Духом Святым, чтоб и язычникам быть сонаследниками, составляющими одно тело, и сопричастниками обетования Его во Христе Иисусе посредством благовествования..." и "дана благодать... открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, СОКРЫВАВШЕЙСЯ от вечности в БОГЕ, создавшем все Иисусом Христом, дабы ныне соделалась известною чрез Церковь начальствам и властям на небесах многоразличлая премудрость Божия" (ст. 1-10).

Но мы не задались целью проследить в высшей степени интересный вопрос о Церкви; мы только привели эти изречения Писания, чтобы утвердить читателя в мысли, что учение о Церкви, как нам его излагает апостол Павел, не выражено ни на одной из ветхозаветных страниц; поэтому, встречая при чтении Ветхого Завета слова: "Израиль", "Иерусалим", "Сион", он не должен применять их к Церкви Божией ввиду того, что они относятся именно к народу Божию, к семени Авраамову, к земле Ханаанской и к городу Иерусалиму. [Слова текста относятся, конечно, к пророчествам Ветхого Завета. В Посланиях к римлянам и к галатам есть места, где все верующие считаются семенем Авраамовым (Рим 4,9-17, Гал 3,7 9 29, 6,16), но это совсем другой вопрос. Настоящего откровения о Церкви в Ветхом Завете не встречается.] Бог знает, что Он говорит; мы поэтому никогда не должны одобрять легкомысленное или неблагоговейное толкование Слова Божия. Когда Дух говорит об Иерусалиме, речь идет об Иерусалиме; если б Духу благоугодно было говорить о Церкви, Он это сказал бы. Никогда не решился бы человек с человеческими документами, имеющими значение в его глазах, обращаться так непочтительно, как он обращается с богодухновенной Книгой. По отношению к человеку мы имеем уверенность, что человек не только знает, что именно он хочет сказать, но что он говорит то, что он именно хотел сказать; и если это справедливо по отношению к простому смертному, склонному заблуждаться, тем более верно это по отношению к Богу живому, единому, премудрому, который не может изречь ложь.

Но нам приходится здесь закончить рассмотрение этого вопроса и предоставить читателю самому поразмыслить о законе назорейства, содержащем в себе столько святых поучений для нашего сердца. Мы обращаем особенное его внимание на то, что Дух Святой дал нам полное изложение закона о назорействе в книге Числа - книге пустыни; что, кроме того, необходимо не только остановиться на самом факте, но вникнуть и во все подробности этого постановления. Пусть читатель постарается хорошо понять, почему назорей не должен был пить вина, почему он не должен был остригать волосы головы своей, почему не должен был прикасаться к умершему. Пусть он вдумается в эти три вопроса, пусть постарается воспользоваться скрытыми в них поучениями. Пусть он спросит себя: "Хочу ли я действительно быть назореем Божиим - ходить узким путем отделения для Бога? И, если это так, готов ли я отказаться от всего, что может осквернить, отвлечь и остановить духовный рост назореев Божиих?" Пусть, наконец, он помнит, что приближается время, когда "назорей может пить вино"; другими словами, когда более не придется ограждать себя от всякого рода зла, живущего внутри нас и вне нас; когда все будет чисто; когда будет дан простор высоким движениям души; когда не будет больше зла, которого надлежит остерегаться, а следовательно, не будет уже и речи об отделении. Тогда, одним словом, появятся "новое небо и новая земля, на которых обитает правда" (2 Петр. 3,13). Господь, по бесконечному милосердию Своему, да сохранит до наступления этого блаженного дня сердца наши полностью посвященными Одному лишь Ему!

Читатель заметит, что мы здесь подходим к концу довершение особой части нашей Книги. Полный порядок царит в стане Израилевом; всякий воин занимает предназначенное ему место (гл. 1-2); всякий работник занят своим собственным делом (гл. 3-4); общество очищено от нечистоты (гл. 5); дан закон о необходимости полного отделения для Бога (гл. 6). Все было определено точно. Все дышит порядком и удивительной красотой. Пред нами развертывается не только стан, очищенный от всякой нечистоты, и стан благоустроенный, но нам также дано изображение характера бесконечно совершенного посвящения Богу, полностью осуществившегося только в жизни Самого нашего Господа Иисуса Христа. Достигнув этой высоты, мы теперь стоим в ожидании явления Самого Иеговы, благословляющего все общество собрания; действительно, мы находим благословение Иеговы в конце 6-й главы; и нам приходится сознаться, что это поистине царское благословение. Прочтем и рассмотрим его описание.

"И сказал Господь Моисею, говоря: Скажи Аарону и сынам его: так благословляйте сынов Израилевых, говоря им: Да благословит тебя Господь и сохранит тебя! Да призрит на тебя Господь светлым лицом Своим и помилует тебя! Да обратит Господь лицо Свое на тебя и даст тебе мир! Так пусть призывают имя Мое на сынов Израилевых, и Я благословлю их" (ст. 2-27).

Это щедрое благословение изливается на народ чрез посредство священников Божиих. Аарону и сынам его повелено было произносить эти дивные слова. Общество Божие должно быть всегда покрыто благословением Божиим, жить под охраною Иеговы; оно всегда должно пользоваться животворящим светом лучей, исходящих от лица Божия; мир его должен быть, "как река"; имя Иеговы должно призываться на него; Господь всегда с ним, чтобы его благословлять.

Какое богатство! О, если б Израиль им воспользовался, если б он осуществил всю его силу! Но израильтяне этого не сделали. Они - мы это увидим - в скором времени отвратились и ушли от Иеговы. Они променяли свет лица Божия на мрак горы Синайской. Они сошли с почвы благодати и добровольно отдали себя во власть закона. Вместо того, чтобы довольствоваться тем, что было даровано им Богом отцов их, они мечтали о другом (ср. Пс. 104-105). Вместо порядка, чистоты и отделения для Бога, о которых мы читаем в начале нашей книги, мы находим среди них беспорядок, нечистоту и идолослужение.

Но, благодарение Богу, близко время, когда чудное благословение 6-й главы книги Числа найдет свое полное осуществление; когда двенадцать колен Израилевых будут собраны вокруг вечного знамени: "Господь там" (Иез. 48,35); когда они будут очищены от всякой скверны и в силе истинного назорейства будут посвящены Богу. Все это необыкновенно точно и ярко изображено в книгах пророков. Все эти богодухновенные свидетельства, нимало не противореча одно другому, возвещают славную будущность, ожидающую Израиль; все они указывают на время, когда тяжелые тучи, сгустившиеся и еще висящие над горизонтом народов земли, будут прорезаны блестящими лучами "Солнца Правды"; на время, когда для Израиля настанет безоблачный день благословений Божиих и славы под тенью виноградников и смоковниц страны, навеки данной Богом во владение Аврааму, Исааку и Иакову.

Если мы это отрицаем, нам придется также отказаться от значительной части Ветхого и от большой части Нового Завета; потому что как в том, так и в другом Дух Святой вполне ясно и определенно свидетельствует о драгоценном факте: о благодати, спасении и благословении, уготованных семени Иаковлеву. Мы без малейшего колебания высказываем наше твердое убеждение, что только тот в состоянии понять Писания пророков, кто признает следующую истину: блестящее будущее уготовано для возлюбленных Божиих, хотя в настоящее время они являются народом отверженным. Обратим внимание на то, как мы относимся к этому вопросу. Весьма опасно, каким бы то ни было путем, примешивать свои мысли к истинному смыслу Слова Божия. Бог обещал благословить народ Израильский; будем же тщательно остерегаться пробовать дать другое направление потоку благословений Божиих. Нельзя безнаказанно искажать решительное слово, явное намерение Божие. Господь возвестил, что Он твердо намерен дать землю Ханаанскую в вечное владение потомству Иакова, и, если мы начинаем в этом сомневаться, то не видим, как возможно установить неприкосновенность какой бы то ни было части Слова Божия. Если мы позволяем себе легкомысленно отнестись к большому отделу богодухновенной Книги - а мы, несомненно, относимся к нему легкомысленно, искажая в нем преобладающую мысль - как мы будем уверены в правильном применении Писаний вообще? Если Бог не знает, что Он говорит, упоминая об Израиле и о земле Ханаанской, как можем мы утверждать, что Он знает, что говорит, упоминая о Церкви и об ее небесном уделе во Христе? Если мы лишаем еврея его славной будущности, кто поручится нам за то, что и христианин получит ему обещанное Богом?

Читатель, будем помнить, что "Все (не только некоторые) обетования Божий "да" и "аминь" во Христе Иисусе" (2 Кор. 1,20). И радуясь возможности применять к себе эту истину, не будем стараться лишить ее других. Мы должны твердо верить, что сыны Израилевы испытают на себе всю полноту благословения, выраженного в последних стихах 6-й главы книги Числа; и до наступления этого славного дня Церковь Божия призвана жить благословениями, дарованными ей. Ей дано знать, что присутствие Божие всегда с ней и среди нее; ей дано пребывать во свете лица Господня - насыщаться из потока мира Божия; она непрестанно пользуется благословением Того, Кто днем и ночью стережет ее, Кто не дремлет и не спит, охраняя ее. Но не будем забывать, или, лучше сказать, будем серьезно и постоянно помнить, что благословения и эти великие преимущества настолько делаются ее достоянием, насколько сама Церковь хранит порядок, чистоту, свое назорейское отделение от мира, все, к чему она призвана как жилище Божие, как тело Христово и храм Духа Святого.

Да проникнутся, милостью Божией, сердца наши этими мыслями, и да окажут эти мысли освящающее действие свое на всю нашу жизнь и на весь наш характер!

Пред нами раскрывается самая длинная из глав книги Числа. Она содержит в себе подробный перечень имен двенадцати князей общества и принесенных ими приношений при окончании сооружения скинии. "Когда Моисей поставил скинию, и помазал ее, и освятил ее и все принадлежности ее, и жертвенник и все принадлежности его, и помазал их и освятил их; тогда пришли начальники Израилевы, главы семейства их, начальники колен, заведывавшие исчислением. И представили приношение свое пред Господа, шесть крытых повозок и двенадцать волов, по одной повозке от двух начальников и по одному волу от каждого, и представили сие пред скинию. И сказал Господь Моисею, говоря: Возьми от них; это будет для отправления работ при скинии собрания; и отдай это Левитам, смотря по роду службы их. И взял Моисей повозки и волов, и отдал их Левитам. Две повозки и четырех волов отдал сынам Гирсоновым, по роду службы их. И четыре повозки и восемь волов отдал сынам Мерариным, по роду службы их, под надзором Иоамара, сына Аарона, священника. А сынам Каафовым не дал, потому что служба их - носить святилище; на плечах они должны носить" (ст. 1-9).

Мы уже отметили в нашем обозрении глав 3-й и 4-й, что сыны Каафовы имели преимущество носить все, что было особенно драгоценного из священной утвари и других принадлежностей скинии. Вот почему они не получали ничего из принесенных начальниками израилевыми приношений. Их святое и возвышенное служение не позволяло им употреблять для перевозки тяжестей ни повозок, ни волов; они носили принадлежности святилища на плечах. Чем внимательнее мы присмотримся к предметам, отдававшимся в ведение и под охрану сынов Каафовых, тем более нам сделается ясным, что они прообразно представляют собою самое глубокое, самое полное отражение Бога во Христе. Сыны Гирсоновы и сыны Мерарины имели, напротив, дело с вещами более внешними. Их работа была труднее и опаснее, вследствие чего им и дана была необходимая им помощь из щедрых приношений начальников. Высокое служение сына Каафова не нуждалось в помощи повозки или вола. Его собственное плечо должно было переносить возложенную на него священную ношу.

"И принесли начальники жертвы освящения жертвенника в день помазания его, и представили начальники приношение свое пред жертвенник. И сказал Господь Моисею: по одному начальнику в день пусть приносят приношение свое для освящения жертвенника" (ст. 10-11).

Духовно мало развитый читатель, просматривая эту особенно пространную главу, захочет, быть может, спросить, почему то, что могло по своему смыслу уместиться в десяти или двенадцати строках, занимает столько места в Книге Божией? Если б человек представлял отчет в принесенных Богу дарах в течение этих двенадцати дней, по всей вероятности он выразил бы его в краткой форме, сказав нам, что каждый из начальников принесет в жертву такие-то дары.

Но это совершенно не соответствовало бы мысли Божией. Мысли Божий - не наши мысли, и пути Его - не наши пути. Бог желал дать полный и подробнейший список начальников, приводя имя каждого из них, обозначая при этом колено, представителем которого он был, и ведя счет посвящаемым им во святилище Божие предметам; оттого эта глава такая пространная, оттого-то она и содержит восемьдесят девять стихов. В ней красуются все имена, каждое из них являет свой отдельный, одному ему присущий, характер. Всякое приношение сопровождается подробным описанием и соответствующей ему оценкой. Имена и приношения не перечислены в беспорядке, как попало. Это несвойственно характеру Божию; во всем; что Он делает или говорит, Бог остается верен Своему естеству. Человек может просмотреть вскользь и отнестись с беспечным равнодушием к принесенным Богу дарам и приношениям; Бог же не может так относиться к ним; Он так не поступает Сам и не благоволит к подобному отношению с нашей стороны, к усердию Своих служителей. Он с любовью останавливается на всяком самом незначительном служении, на самом малом, но от сердца принесенном даре. Он никогда не забывает даже самого слабого усердия; и не только Сам не забывает малейших дел любви, но и особенно старается, чтобы они сделались известными бесконечно большому числу людей. Как далеки были эти начальники от мысли, что имена их будут передаваться в течение веков из уст в уста бесчисленного ряда поколений! Но так случилось, потому что такова была воля Божия. Бог скорее остановится на утомительных, на наш взгляд, подробностях, скорее впадет, по мнению людей, в многословие, чем оставит незамеченным имя хотя бы одного из Своих служителей, или неоцененной какую-либо особенность их дела любви.

Таким образом, в главе, открытой пред нами, для "каждого начальника" назначался особенный день для приношения его дара; отведено также и определенное место на вечных страницах Писаний Божиих, куда Дух Святой занес полный список приношений Богу.

В этом сказывается особенность Божеского естества. И не вправе ли мы считать эту седьмую главу книги Числа образцом вечной Книги, в которой перстом Божиим увековечены имена служителей Божиих и начертан список дел их? Таково наше мнение; и если читатель откроет 2 Цар. 23 и Рим. 16, он встретит подобного же рода страницы. На первой из них мы находим имена и подвиги именитых мужей эпохи царя Давида; на второй - имена и дела друзей апостола Павла в Риме. В обеих главах мы имеем пред собою, мы в этом уверены, истину, применимую ко всем святым Божиим, ко всем, от первого до последнего, служителям Христовым. Всякому отведено особенное место в жизни, всякий занимает особенное место в сердце Учителя, и все это когда-то обнаружится. Между доблестными "мужами у Давида" отмечено "три главных", - "три" - и "тридцать" вождей. Ни один из "тридцати" не получил места наряду с "тремя"; и ни один из этих "троих" не уподобился "трем главным".

Записано не только имя, но и дано верное описание всякого действия; и самая сущность подвига, и каким образом он был выполнен - все для нас описано с необычайной точностью. Мы узнаем имя человека, что именно он сделал и как он это сделал. Непогрешимое и беспристрастное перо Духа Святого все записало с несказанной точностью и заботливостью.

То же приходится отметить и при чтении замечательной страницы Рим. 16. Там говорится о Фиве; сказано, какое положение она занимала, что именно она делала, и на каком основании она имела несомненное право на расположение и помощь со стороны Римской церкви. Затем названы Прискилла и Акила - жена названа первою; мы видим, что они полагали голову свою за душу апостола, заслужив этим благодарность самого апостола и всех церквей, составленных из язычников. Непосредственно за ними мы читаем о "возлюбленном Епенете" и о Мариам, которая не только трудилась, но "много трудилась" для апостола. Если б было просто сказано, что Епенет "заслужил любовь" или Мариам "трудилась", выражения эти не высказали бы сокровенной мысли Духа и не изобразили бы горячей любви к ним сердца Христова. Нет, понадобились именно слова "возлюбленный" и "много", чтоб дать верное представление о каждом из них.

Не подробно останавливаясь на дальнейших стихах этой главы, мы обращаем внимание читателя только на 12-й стих. Почему апостол не соединяет вместе имен "Трифены, Трифосы и Персиды"? Почему он не отводит место им всем вместе? Причина особенно трогательна: о двух первых он мог только сказать, что они "трудятся о Господе", тогда как для последней необходимо было прибавить, что она "много потрудилась о Господе". Можно ли было лучше отметить существовавшую между ними разницу? Это все то же, что выражено словами "три", "три главных" и "тридцать". Это не бессвязное перечисление имен и совершенных людьми подвигов; не чувствуется здесь ни торопливости, ни неопределенности. Нам говорится, что каждый из себя представлял, и что именно он делал для Господа. Всякий имеет свое место и получает свою долю похвалы.

Здесь, отметим это, открывается пред нами одна из характерных страниц "Книги вечности". Как все в ней возвышенно! И в то же время как все утешительно! Ни одно действие нашего служения Господу не остается не занесенным в Его Книгу; и не только записывается сущность совершенного нами дела, но и отмечается, как именно мы что-либо делали, потому что для Бога это важно настолько же, насколько и для нас. Он любит "дающего доброхотно", любит трудящегося от всего сердца, потому что именно так действует Он Сам. Его сердцу отрадно было видеть, с какой щедростью представители двенадцати колен Израилевых осыпали дарами Его святилище. Его сердцу отрадно было отметить подвиги храбрых мужей Давидовых в день отвержения царя; отрадно было отметить преданность Прискиллы, Акилы и Фивы в позднейшую эпоху. Мы можем прибавить, что сердцу Его отрадно в наши дни холодности и равнодушия к вере видеть всякое сердце, действительно любящее Христа, встретить преданного Ему работника в Своем винограднике.

Дух Божий да возбудит в сердцах наших жажду служить Господу с большей преданностью души! Любовь Божия да наполняет все более и более сердца наши, дабы мы жили уже не для самих себя, а для Христа, возлюбившего нас, омывшего нас от пагубных грехов наших - драгоценной кровью Своей и соделавшего нас тем, что мы теперь из себя представляем, и тем, чем мы, милостью Его, вскоре надеемся сделаться.

"И сказал Господь Моисею, говоря: Объяви Аарону и скажи ему: когда ты будешь зажигать лампады, то на передней стороне светильника должны гореть семь лампад. Аарон так и сделал: на передней стороне светильника зажег лампады его, как повелел Господь Моисею. И вот устройство светильника: чеканный он из золота, от стебля его и до цветов чеканный" (ст. 1-4).

Нам следует обратить внимание читателя на два пункта, а именно: на место, которое занимает прообразный золотой светильник, и на то, чему он нас научает.

Замечательно, что здесь назван только один светильник. Не упоминается ни о золотом жертвеннике, ни о золотом столе. Нам представляется только светильник, не завернутый вместе с другими принадлежностями скинии в дорожные покрывала, как это было указано нам в 4-й главе, а светильник, свободный от покрывавших его в пути голубых покрывал и синих кож. Во всей красе своей, ничем не покрытый, является он здесь нашему взору. Он представлен здесь рядом с описанием приношений начальников и посвящения левитов и, согласно повелению Божию, изливает таинственный свет свой во святилище. Без света невозможно обойтись в пустыне; потому необходимо, чтобы золотой светильник был освобожден от своего покрывала и мог своим светом сиять пред Богом. Будем помнить, что сияние светом Божиим - вот великая цель, к которой все клонится, идет ли речь о посвящении Богу нашего имущества, как его посвящали Ему начальники Израилевы, или же речь идет о посвящении Богу наших личностей, как посвящали себя Богу левиты, - это безразлично. Лишь при свете святилища обнаруживается истинная цена всякой вещи и всякой личности.

Поразительна чудная последовательность всей этой части нашей книги: здесь все божественно, все совершенно. Узнав из 7-й главы, какие щедрые приношения представили во святилище начальника, мы, сообразуясь со своим человеческим разумом, могли бы предположить, что теперь следует говорить о посвящении левитов, устанавливая этим непосредственную связь посвящения Богу "наших личностей и наших даров". Но нет: Дух Божий сначала упоминает о свете святилища, чтобы мы могли при этом свете понять настоящую цену всякой щедрости и всякого служения Богу в пустыне.

Не приходится ли нам поражаться духовной последовательности этих глав? Она не может ускользнуть от взгляда духовно настроенного читателя. Почему мы не видим здесь пред собою золотого жертвенника, окутанного облаками курящегося фимиама? Почему здесь нет и стола с находящимися на нем хлебами предложения? Потому что ни тот, ни другой не имели ни малейшей нравственной связи с предыдущим или с последующим; золотой же подсвечник имел прямое отношение к содержанию предыдущей и последующей части книги, указывая нам, что всякое проявление щедрости, всякое наше действие должны быть рассмотрены при свете святилища, обнаруживающем их истинное достоинство. Это великий урок, преподанный в пустыне, и он преподан нам в самой для нас удобопонятной форме, под видом прообраза. При делаемом нами обзоре книги Числа мы .только что останавливались на описании сердечной щедрости главных начальников общества по случаю освящения жертвенника; далее мы подходим к рассказу о посвящении левитов; но богодухновенный писатель делает перерыв между двумя этими повествованиями, чтобы озарить их светом святилища Божия.

Таков божественный порядок. Это, так сказать, одно из бесчисленных доказательств, рассеянных по всему Писанию с целью явить нам божественное совершенство как всей Книги Божией, так и каждой ее строки, каждой ее части, каждого ее раздела. Мы счастливы, глубоко счастливы возможности привести все эти драгоценные доказательства нашему читателю в нашей беседе с ним. Мы надеемся оказать ему этим добрую услугу, принося в то же время со своей стороны скромную дань прославления драгоценной Книге, которую, по неизреченной Своей милости, Небесный Отец соблаговолил написать для нас. Мы хорошо знаем, что эта Книга не нуждается ни в нашем слабом свидетельстве, ни в прославлении ее каким бы то ни было человеческим пером или красноречием. Нам отрадно, однако, засвидетельствовать это о Книге пред лицом многочисленных, но безосновательных попыток врага отрицать ее богодухновенность.

Истинный источник и истинный характер всех этих ухищрений врага обнаружатся все более и более по мере того, как мы приобретем более глубокое, более живое и основанное на личном нашем опыте познание бесконечной глубины и божественного совершенства Слова Божия. Вот почему самыми действенными доводами, свидетельствующими в пользу факта божественности Священных Писаний служат внутренние, так сказать, их достоинства, а именно: их могущественное действие на нас самих так же, как и им присущая внутренняя слава, их способность раскрывать и осуждать самые корни характера и поведения нашего и, наконец, чудное согласование всех отдельных частей Писания. Книга, показывающая мне, что я на самом деле есть, говорящая мне обо всем, живущем в моем сердце, Книга, обнаруживающая все наиболее скрытые побуждения моего природного естества, всецело осуждающая меня и в то же время открывающая мне Того, Кто восполняет все мои нужды, - подобная Книга заслуживает полного доверия. Она не нуждается в благосклонных отзывах человека и не ищет их. Ей безразличны и благосклонность, и страх, и гнев его. Мне часто приходило на мысль, что, если б мы судили о Библии так, как женщина из города Сихаря судила о нашем Господе, мы получили бы о Библии такое же верное представление, как верно было суждение женщины Самарянки о Господе. "Пойдите, - говорила эта простая, осчастливленная беседой с Господом Иисусом, женщина, - посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос"? (Иоан. 4,29). Не можем ли и мы с подобною же уверенностью в сердце сказать: "Пойдите, посмотрите Книгу, которая мне сказала все, что я сделал; не Слово ли это Божие?" Да, это так; но к этому заключению мы можем прийти еще главным образом и потому, что Книга Божия не только говорит нам все, что мы сделали, но и все, что мы думаем, все, что мы говорим, все, что мы из себя представляем (см. Рим. 3,10-18; Матф. 15,19).

Значит ли это, что мы пренебрегаем внешними доказательствами этого факта? Как раз нет. Мы радостно идем им навстречу. Мы уважаем всякий довод, всякое свидетельство, могущие утвердить уверенность сердца в Божественности Священного Писания; а доказательств и свидетельств этого рода мы встречаем множество. Самая история составления Книги Божией со всеми с ней связанными удивительными фактами является могущественным притоком, пополняющим своими волнами океан очевидности. История ее составления, ее сохранения, ее передачи из уст в уста, ее распространения по всему лицу земли, - словом, вся ее история, более чудесная, чем фабула басни, и, однако же, истинная, является могущественным доводом для подтверждения ее божественного происхождения. Возьмите, например, хотя бы один в высшей степени знаменательный факт - ее сохранение в течение более чем тысячи лет в руках тех, которые охотно предали бы ее забвению, если б могли это сделать. Не красноречивый ли это факт? И подобных фактов встречается множество в удивительной истории этой Книги, бесподобной и неоцененной.

Но, отводя должное место этим видимым доказательствам, мы с непоколебимой уверенностью продолжаем, однако, утверждать, что доказательства внутренние, черпаемые из самой Книги, составляют ее главную апологетическую силу, являясь непроницаемой стеной, выдерживающей натиск волн, потоки неверия и скептицизма.

Мы не последуем, однако, далее за течением мыслей, вызванных в вас созерцанием удивительного положения, отведенного в книге Числа золотому светильнику. Мы не могли не высказать наших взглядов по отношению к драгоценной для нас Библии; вернемся, однако, к изучаемой нами главе, чтобы воспользоваться заключенным в начальных ее стихах назиданием.

"И сказал Господь Моисею, говоря: "Объяви Аарону и скажи ему: когда ты будешь зажигать лампады, то на передней стороне светильника должны гореть семь лампад" (ст. 1). Эти "семь лампад" обозначают свет свидетельства Духа Святого. Они сообщались с чеканным стеблем светильника, прообразно представляющего Христа, Личность и дело Которого служат основанием работы Духа Святого в Церкви. Все находится в зависимости от Христа. Всякий луч света, озаряющий Церковь, верующую душу, или, позднее, Израиль, исходит от Христа.

Но не только этому научает нас прообраз. "На передней стороне светильника должны гореть семь лампад." Облекая этот прообраз в слова Нового Завета, мы могли бы здесь привести следующее изречение нашего Господа: "Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Матф. 5,16). Где бы ни загорелся истинный свет Духа Божия, он всегда будет с большой силою свидетельствовать о Христе. Он привлечет внимание не к себе, а к Нему; и этим прославляется Бог. "На передней стороне светильника должны гореть семь лампад."

В этом заключается великая истина жизни для всех христиан. Больше всего о духовности какого-либо дела свидетельствует заключающаяся в нем цель прославления одного Христа. Если люди стараются привлечь внимание на само дело или на работника, свет ослабевает, и Первосвященник небесного святилища должен применить к делу священные "щипцы". На Аарона была возложена обязанность зажигать лампады; ему поручалось и очищать их. Другими словами, свет, которым мы как христиане призваны светить, не только основан на Христе, но он Им и поддерживается с минуты на минуту в течение всей ночи. Без Него мы не можем делать ничего. Золотой стебель поддерживал лампады; рука первосвященника снабжала их елеем и применяла к ним щипцы. Все во Христе, от Христа и чрез Христа.

Все, кроме того, и совершается для Христа. Где бы ни сиял свет Духа Святого - истинный свет святилища в пустыне этого мира, свет этот направлен к одной лишь цели - к прославлению имени Иисуса. Что бы ни было совершено чрез посредство Духа Святого, что бы ни было сказано, что бы ни было написано, все преследовало одну и ту же цель - прославление Благословенного Спасителя. И мы смело можем сказать, что все, не направленное к этой цели, что бы это ни было, не исходит от Духа Святого. При наличии огромного количества прекрасно выполненной работы, великого числа мнимо успешных результатов совершаемого дела и множества фактов, способных остановить на себе внимание человечества и вызвать его рукоплескания, в них, однако, может не оказаться ни одного луча, испускаемого золотым светильником. Почему? Потому что внимание привлекается работой и людьми, производящими ее Вместо Христа прославляются человек, человеческое дело и человеческое слово. Свет изошел не от елея, налитого рукою Великого Первосвященника, а следовательно, это не истинный свет. Свет этот не светит "на подсвечнике": он освещает лишь имя и дела одного из жалких смертных.

Все это очень важно и заслуживает глубокого внимания с нашей стороны. Необыкновенно опасно выдвигать на первый план человека и его дело. Можно быть уверенным, что сатана достигает своей цели, когда внимание обращено на что-либо иное, или на кого-либо иного, кроме Личности Самого Господа Иисуса. Иногда работа бывает начата в духе; но, по недостатку бдительности и духовности со стороны работника Божия, общее внимание может перейти на него самого и на результаты его работы, и он может попасть таким путем в сети дьявола. Лишить Господа Иисуса славы Его - вот великая и непрестанная забота сатаны; и если ему удается достичь этого при посредстве того, что имеет вид христианского служения, он временно одерживает величайшую победу. Он ничего не имеет против самой работы, лишь бы ему удалось отделить ее от имени Иисуса. Он всегда, если это окажется возможным, сам присоединяется к работе; он устремляется в среду служителей Христовых, как некогда он оказался среди сынов Божиих; но цель его всегда одна и та же: умаление славы Господа. Он позволил служанке, о которой идет речь в Деян. 16, свидетельствовать о служителях Христовых, говоря: "Сии человеки - рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения" (ст. 17). Но, поступая таким образом, он имел в виду только ловить в свои сети работников Божиих и разрушать дело их. Он потерпел, однако, в данном случае поражение, потому что свет, исходивший от Павла и Силы, был истинным светом святилища, освещающим только Одного Христа. Эти служители Божий не искали прославления своего имени; ввиду того, что служанка прославляла лично их, а не их Учителя, они отказались от этой славы: они предпочли лучше пострадать из любви к своему Учителю, чем приобрести славу, нанеся ущерб делу Его.

Это чудный пример для всех работников Господних. Открыв Деян. 3, мы найдем там еще один поразительный пример. Свет святилища сияет там при исцелении хромого; когда же внимание, которого апостолы не искали, было обращено на работников, Петр и Иоанн, мы видим, ревнуя о прославлении имени своего Учителя, скрылись за Ним и приписали всю славу Ему. "И как исцеленный хромой не отходил от Петра и Иоанна, то весь народ в изумлении сбежался к ним в притвор, называемый Соломонов. Увидев это, Петр сказал народу: мужи Израильские! что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит? Бог Авраама и Исаака, и Иакова, Бог отцов наших, прославил Сына Своего Иисуса" (Деян. 3,12-13).

Здесь действительно предстают пред нами "семь лампад на передней стороне светильника", или, другими словами, мы видим пред собою семикратное, т.е. полное развитие света Духа Святого, явственно свидетельствующего об имени Иисуса. "Что смотрите на нас?" - говорят эти истинные сосуды Духа Божия. Священные щипцы не находили здесь себе применения. Ничто не затемняло света, горевшего в них. Здесь для апостолов предоставлялся случай, которым они легко могли воспользоваться, если б захотели окружить свои собственные имена ореолом славы. Они могли составить себе громкую репутацию, снискать уважение к себе и почет со стороны тысяч людей, которые дивились им, благоволили им. Но, поступив так, они лишили бы Господа подобающей Ему славы, исказили бы свидетельство Духа Святого, огорчили бы Его и навлекли бы на себя праведный суд Того, Который не даст Своей славы иному.

Но нет; в эту знаменательную эпоху семь лампад ярко светились в Иерусалиме. Настоящий светильник тогда находился в притворе Соломоновом, а не в самом храме. По крайней мере, там были семь лампад, верно исполнявших свое назначение. Эти достойные служители не искали славы для самих себя; напротив, они немедленно приложили все усилия к тому, чтобы отвратить от себя взоры изумленной толпы и направить их на Того, Кто Один достоин всей славы и Кто, будучи хотя и на небе, Духом Своим совершал Свое дело на земле.

Мы находим много и других примеров в Деяниях апостолов; но и приведенных нами достаточно, однако, чтобы запечатлеть в наших сердцах великую истину, которой научает нас золотой светильник с его семью лампадами. Мы именно в настоящую минуту глубоко нуждаемся в этом поучении. Всегда существует опасность, что работа и работник выдвигаются вперед более Самого Учителя. Будем остерегаться расставленных сатаною сетей. Это великое зло; это огорчает Духа Святого, всегда стремящегося возвеличить имя Господа Иисуса; это оскорбительно для Отца Небесного, всегда желающего, чтобы чрез посредство нашего слуха в глубине сердец наших запечатлелись слова, исходившие с неба и слышанные на горе преображения: "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте" (Матф. 17,5). Это идет вразрез с непосредственным и очевидным намерением Отца обращать всякий взор с земли на небо, туда, где каждое сердце занято Господом Иисусом, где будет звучать единый, всеобщий и дружный возглас: "Достоин Ты!"

Вдумаемся во все это; будем серьезно и постоянно размышлять об этой истине, чтобы воздерживаться от всего, имеющего что-либо общее с прославлением человека; воздерживаться от служения нашему "я", от наших действий, наших собственных слов и мыслей. Да поможет всем нам Господь с большею ревностью избрать для себя стези скромные, мирные, скрытые от глаз человеческих, по которым Дух кроткого и смиренного сердцем Господа Иисуса поведет нас вперед в нашей жизни и в нашем служении Ему. Да поможет нам Господь пребывать во Христе и получать от Него, изо дня в день и ежеминутно чистый елей, дабы свет наш светил без всякого с нашей стороны усилия, к славе и хвале Того, в Ком мы имеем ВСЕ, и вне Которого мы не можем сделать решительно НИЧЕГО.

Конец 8-й главы книги Числа содержит в себе обряды, связанные с посвящением левитов, которые были уже рассмотрены нами в 3-й и 4-й главах.

"И сказал Господь Моисею в пустыне Синайской во второй год по исшествии их из земли Египетской, в первый месяц, говоря: Пусть сыны Израилевы совершат Пасху в назначенное для нее время. В четырнадцатый день сего месяца вечером совершите ее в назначенное для нее время, по всем постановлениям и по всем обрядам ее совершите ее. И сказал Моисей сынам Израилевым, чтобы совершили Пасху. И совершили они Пасху в первый месяц, в четырнадцатый день месяца вечером, в пустыне Синайской: во всем, как повелел Господь Моисею, так и поступили сыны Израилевы" (ст. 1-5).

Празднование этого великого праздника искупления отмечено в трех различных местах: в Египте (Исх. 12), в пустыне (Числ. 9), в земле Ханаанской ( И. Нав. 5). Искупление лежит в основании всего, относящегося к истории народа Божия. Предстоит ли ему освобождение от рабства, смерти и мрака египетского? Оно совершается чрез искупление. Нуждается ли народ в поддержке среди всех затруднений и всех опасностей пустыни? Эта поддержка даруется ему во имя искупления. Предстоит ли ему стать на развалины грозных Иерихонских стен, или "наступить ногами своими на выи царей Ханаанских"? И это Израиль совершает опять-таки силою искупления.

Таким образом, кровь Пасхального агнца встретила Израиль Божий среди глубокого унижения, окружавшего его в Египте, и вывела из него народ израильский. Она же нашла его в дикой пустыне, чрез которую его вела. Она пребывала с ними и при вступлении их в землю Ханаанскую и утвердила их на месте том.

Словом, кровь агнца встретила народ в Египте, сопровождала его чрез пустыню и утвердила его в земле Ханаанской. Она была благословенным началом всех путей Божиих по отношению к Израилю, путей Божиих среди него и с ним. Падал ли суд Божий на Египет? Кровь агнца ограждала Израиль от него. Возникал ли в пустыне вопрос о нуждах народных, нуждах, которым не было ни числа, ни названия? Кровь агнца и в этом случае была для них верным и прочным залогом полной и славной победы. С той минуты, как мы наблюдаем за действиями Иеговы, приходящего во имя крови агнца на помощь народу Своему, верный успех с начала и до конца ему обеспечен. Весь путь этого таинственного и удивительного странствования, от печей для обжигания кирпича в Египте и до покрытых виноградниками холмов и текущих медом равнин Палестины, является доказательством и откровением многоразличного совершенства крови агнца.

Глава эта описывает нам Пасху, совершенную именно в пустыне; это объясняет читателю, почему здесь упоминается следующее обстоятельство: "Были люди, которые были нечисты от прикосновения к мертвым телам человеческим, и не могли совершить Пасхи в тот день; и пришли они к Моисею и Аарону в тот день" (ст. 6).

Встретилось затруднение, нечто, не согласующееся с празднованием Пасхи, встретился, как говорится, непредвиденный случай; поэтому этот вопрос был отдан на усмотрение Моисею и Аарону. "Они пришли к Моисею", - представителю прав Божиих; "и к Аарону", - представителю спасительной силы благодати Божией. Люди отнеслись к вопросу серьезно и осмотрительно, предоставляя разрешить его двум поставленным от Бога начальникам. Две власти, представленные ими, были необходимы для разрешения подобного рода недоумения.

"И сказали ему те люди: мы нечисты от прикосновения к мертвым телам человеческим; для чего нас лишать того, чтобы мы принесли приношение Господу в назначенное время среди сынов Израилевых?" (ст. 7). Они открыто признавали наличие нечистоты; вопрос был в том, должны ли они были вследствие этого совершенно отказаться от святого преимущества предстать с жертвою пред лицом Господним? Нельзя ли было помочь их затруднению и вывести их из него?

Вопрос жгучего, конечно, интереса, но вопрос, до сих пор еще не нашедший себе разрешения. При установлении Пасхи в Исх. 12 подобный случай не был предвиден, хотя мы и находим там подробный перечень всех обрядов и церемоний праздника. Разрешение этого вопроса откладывалось до пребывания в пустыне. Затруднение возникло во время прохождения Израилем пустыни; оно возникло среди подробностей настоящей, будничной жизни в пустыне. Вот почему все это дело так уместно описано в книге Числа, "Книге пустыни".

"И сказал им Моисей: постойте, я послушаю, что повелит о вас Господь" (ст. 8). Чудное ожидание! У Моисея не было готового ответа; но он знал, Кто мог его дать: он обратился за ним к Всеведущему. Лучше, благоразумнее нельзя было поступить. Не считая себя способным ответить на этот вопрос, он не постыдился сказать: "Я не знаю." Несмотря на всю свою мудрость, на всю свою ученость, он не боялся обнаружить свое незнание. Для человека, занимавшего положение, подобное Моисееву, могло показаться унизительным показать свое непонимание какого бы то ни было вопроса. Мог ли он действительно оказаться неспособным разрешить столь, по-видимому, незначительное затруднение, он, изведший народ из Египта, переведший его чрез Чермное море; он, говоривший с Иеговой, поставленный на свое служение великим Богом, имя Которого: "Я есмь Сущий"? Возможно ли, что человек, подобный Моисею, мог оказаться несведущим, мог не знать, как поступить с людьми, осквернившими себя прикосновением к мертвому?

Как мало людей, которые, вовсе не занимая высокого положения Моисея, не воздержались бы от попытки так или иначе лично разрешить тот или другой вопрос. Но Моисей был "кротчайший человек на земле". Он прекрасно знал, что не должен считать себя способным говорить, когда ему нечего было сказать. Если б мы верно подражали ему в этом отношении, мы избегли бы многих необдуманных решений, многих ошибок и заблуждений. Это нас, кроме того, сделало бы гораздо более правдивыми, простыми и естественными. Мы час-то по неразумию нашему стыдимся показать наше незнание. Мы воображаем, что вредим нашей репутации умных и знающих людей, произнося верные слова, так прекрасно выражающие истинную нравственную высоту души: "Я не знаю." Это полное заблуждение. Напротив, несравненно больше веса и значения придается словам человека, никогда не выдающего себя за знатока вещей, которых он не знает; и мы в то же время не расположены верить человеку, всегда готовому отвечать на всякий вопрос с легкомысленной самоуверенностью. Будем же всегда сообразовываться с духом чудных слов: "Постойте, я послушаю, что повелит о вас Господь."

"Скажи сынам Израилевым: если кто из вас или из потомков ваших будет нечист от прикосновения к мертвому телу, или будет в дальней дороге, то и он должен совершить Пасху Господню. В четырнадцатый день второго месяца вечером пусть таковые совершат ее, и с опресноками и горькими травами пусть едят ее" (ст. 9-11).

В празднике Пасхи выражаются две великие основные истины: искупление и единство народа Божия. Это истины непоколебимые. Разрушить их не может ничто. Могут случиться всякого рода падение и неверность, но славные истины вечного искупления и полного единства народа Божия всегда сохраняют всю свою силу, все свое значение. Потому-то и постановление, так живо представлявшее собою эти истины, оставалось обязательным для всякого. Никакие обстоятельства не должны были удерживать израильтянина от его выполнения. Ни смерть, ни расстояние не могли служить препятствием к приведению его в исполнение. "Если кто из вас или из потомков ваших будет нечист от прикосновения к мертвому телу, или будет в дальней дороге, то и он должен совершить Пасху Господню." Празднование этого праздника считалось настолько важным для всякого члена общества Божия, что к людям, бывшим не в состоянии приступить к предписанному законом совершению Пасхи, применялась в Числ. 9 особенная мера. Им надлежало совершать Пасху в "четырнадцатый день второго месяца". И здесь благодать Божия устраняла неизбежные затруднения, возникавшие в случае смерти или пребывания в дальнем пути.

Открыв 2 Пар. 30, читатель увидит, что милостивым позволением этим воспользовались Езекия и общество Израилево. "И собралось в Иерусалим множество народа для совершения праздника опресноков, во второй месяц, - собрание весьма многочисленное... И закололи Пасхального агнца в четырнадцатый день второго месяца" (ст. 13-15).

Благодать Божия может встретить нас в самой большой нашей слабости, если только мы ее осознаем и исповедуем. [Читателю интересно и полезно будет отметить разницу, отличающую поведение Езекии в 2 Пар 30 от поведения Иеровоама в 3 Цар 12,32 Первый прибег к средству, дарованному Божественной благодатью, второй следовал природному влечению своего сердца Второй месяц был назначен Богом, как исключение, восьмой был придуман человеком Предупредительные меры, предпринимаемые Богом для восполнения человеческих нужд, и изобретения человеческие, идущие вразрез со Словом Божиим, - вещи далеко не одинаковые.] Но да не послужит эта драгоценная истина поводом к легкомысленному с нашей стороны отношению к греху и нечистоте. Хотя благодать Божия допускала замену первого месяца вторым, она не терпела, однако, при этом ни малейшего отступления от обрядов и порядка празднования Пасхи. "Опресноки и горькие травы" должны были всегда вкушаться; никакое жертвенное мясо не должно было сохраняться до утра, ни одна кость жертвы не должна была сокрушаться. Бог не мог допустить, чтобы упущение в соблюдении истины или понижение уровня святости бесчестили имя Его. По немощи, по оплошности своей, под влиянием обстоятельств жизни, наконец, человек может запоздать; но он не должен с пренебрежением относиться к выполнению заповеди, указанной ему Богом. Благодать Божия допускает первое, святость Божия воспрещает второе; и если б кто-либо слишком понадеялся на благодать, чтобы уклониться от святости, он был бы исключен из общества Божия.

Не находит ли это отклика и в нашем сердце? Мы всегда должны помнить, читая страницы чудной книги Числа, что все, случившееся с Израилем, было прообразом для нас и что мы обязаны в то же время иметь великое преимущество - возможность вникать в эти прообразы и стараться понять поучения, заключающиеся в них для нас по воле Божией.

Чему же научают нас правила, связанные с празднованием Пасхи во второй месяц? Почему Израилю особенно настоятельно предписывается выполнение всех обрядов, связанных с этим праздником? Почему в 9-й главе книги Числа даются более подробные указания для второго месяца, чем при приурочивании празднования Пасхи к первому месяцу? Не потому, конечно, что в одном случае постановление имело больше значения, чем в другом, ибо в глазах Божиих было одинаково важно и то, и другое. Не потому также, что в этих постановлениях наблюдалась хотя бы тень какой-либо разницы; они полностью были тождественны. И, однако, при изучении этой главы читатель встретится с удивительным фактом, что, когда речь идет о праздновании Пасхи в первый месяц, мы читаем только слова: "Совершите ее... по всем постановлениям и по всем обрядам ее" (ст. 3). Когда же, с другой стороны, речь идет о праздновании Пасхи во второй месяц, мы находим более подробное указание, в чем именно заключались эти постановления и обряды. "В четырнадцатый день второго месяца... с опресноками и горькими травами пусть едят ее. И пусть не оставляют от нее до утра, и костей ее не сокрушают; пусть совершат ее по всем уставам о Пасхе" (ср. ст. 3 с 11-12).

Чему же нас научает этот факт? Мы полагаем, что он очень ясно указывает нам, что ради падения или немощи народа Божия мы никогда не должны понижать уровень святости дела Божия; что, напротив, именно по этой причине мы должны стараться особенно высоко поднимать знамя Господне во всей ему присущей чистоте. Конечно, мы должны проникаться глубоким сознанием падения, - и чем глубже сознание это, тем лучше, но не должно поступаться истиною Божией. Мы всегда должны твердо рассчитывать на помощь Божественной благодати, в то же время с непоколебимой решимостью стараясь удержать на должной высоте знамя истины Божией.

Да запечатлеется это в мыслях и сердцах наших! С одной стороны, мы склонны забывать наше падение - великое падение: неверность и грех пред Господом. С другой стороны, мы склонны забывать неизменную верность Божию, окружающую нас, несмотря на наше падение, вопреки всему. Христианский мир пал и пребывает в состоянии разрушения; и не только он, но и мы все в отдельности согрешили и содействовали общему разрушению. Мы должны бы все это сознавать, и сознавать глубоко, сознавать постоянно. Мы должны были бы проникнуться чувством искреннего раскаяния пред Богом, исполняющего наше сердце горьким сожалением, что мы так недостойно, так постыдно поступали в доме Божием. Мы увеличили бы виновность нашего падения, если б потеряли сознание того, что мы пали. При воспоминании обо всем этом нам надлежит исполняться особенно глубоким смирением, иметь сокрушенное сердце; эти чувства и душевные движения невольно выразятся в кроткой и смиренной жизни в среде, в которой мы живем.

"Но твердое основанием Божие стоит, имея печать сию: познал Господь своих; и: да отступит от неправды всякий, исповедующий имя Господа" (2 Тим. 2,19). Вот действие благодати для верного служителя Божия среди разрушения мира. Бог никогда не отказывается от Своих слов; Он никогда не изменяется, и нам надлежит лишь отступить от неправды и приблизиться к Нему. Нам следует делать правду, горячо стремиться к ней, а все остальное предоставить Господу.

Мы умоляем читателя с особенным вниманием отнестись ко всем изложенным нами мыслям. Мы просим его на несколько минут остановиться на них и в духе молитвы обдумать все эти вопросы. Мы убеждены, что серьезное размышление об этих двух фактах значительно помогло бы нам найти верную дорогу среди развалин, окружающих нас. Мысль об опасном положении христианства и о нашей личной неверности заставила бы нас пребывать в смирении; знание же непреложных уставов Господних и неизменной верности Бога нашего отвратило бы нас на пути отделения. И то, и другое, вместе взятые, несомненно, оградили бы нас, с одной стороны, от суетного превозношения, с другой же стороны - от небрежности и равнодушия. Мы всегда должны считаться с постыдным фактом нашего падения, в то же время твердо держась великой истины, что Бог верен.

Вот уроки, особенно подходящие для пустыни, уроки, подходящие для нашего времени, для нас. Ими исполнен богодухновенный рассказ о праздновании Пасхи во второй месяц, рассказ, встречаемый только в книге Числа, в великой "Книге пустыни". Именно в пустыне со всею силою сказалось падение человечества; в пустыне также обнаруживается и бесконечная глубина благодати Божией. Но подтвердим еще раз истину, и да будет она неизгладимо запечатлена в нашем сердце: неисчерпаемые запасы благодати и милосердия Божия не дают никакого права снижать высокий уровень истины Божией. Если б кто-либо под предлогом наличия нечистоты или ввиду своего отсутствия дома уклонился от совершения Пасхи или совершил ее не по положенному Богом уставу, он, несомненно, был бы исключен из общества Божия. Так же и мы, если мы отрекаемся от какой-либо истины Божией, потому что мы согрешили пред Богом; если по неверию сердца нашего мы делаем уступки миру в ущерб истине Божией, мы сходим с почвы Божией; если складом окружающих нас обстоятельств мы оправдываем себя за то, что не признаем авторитета истины Божией обязательным для своей совести или не сообразуемся с ним в поведении и характере нашем, общение наше с Богом непременно нарушится. [Следует раз и навсегда заметить, что отлучению от общества Израилева соответствует нарушение общения верующей души с Богом по причине не осужденного греха.]

Мы охотно продолжали бы наши размышления в том же направлении, но нам приходится отказаться от этого, закончив эту часть нашего изучения приведением подлинных заключительных слов постановления касательно празднования Пасхи в пустыне.

"А кто чист и не находится в дороге, и не совершит Пасхи, истребится душа та из народа своего; ибо он не принесет приношения Господу в свое время; понесет на себя грех человек тот. Если будет жить у вас пришелец, то и он должен совершить Пасху Господню: по уставу о Пасхе и по обряду ее он должен совершить ее. Один устав пусть будет у вас и для пришельца и для туземца" (ст. 13-14).

Преднамеренное уклонение от совершения праздника Пасхи обнаружило бы со стороны израильтян полное пренебрежение к преимуществам и благословениям, сопровождавшим искупление и освобождение от египетского рабства Чем более кто-либо осуществлял то, что совершилось в ту памятную ночь, когда общество Израилево нашло себе убежище и покой под защитою крови, тем более вздыхал он в ожидании возвращения "четырнадцатого дня первого месяца", связанного с памятованием этого славного события; а если что-либо мешало ему воспользоваться этим постановлением в "первый месяц", он с тем большею радостью и благодатью праздновал этот день во "второй месяц". Но человек, который из году в год мог бы обходиться без празднования Пасхи, доказал бы этим отчужденность своего сердца от Бога Израилева. Напрасно старался бы он уверить окружающих, что любит Бога отцов своих, что понимает великое значение искупления, когда само постановление, данное Богом для напоминания об этом искуплении, оставлялось им в пренебрежении из года в год.

Не следует ли нам все это применить и к себе в вопросе о трапезе Господней? Мы уверены, что это совершенно необходимо и полезно для нас. Между совершением Пасхи и вкушением трапезы Господней существует следующая связь: первая была прообразом смерти Христа, а вторая является воспоминанием о ней. Так в 1 Кор. 5,7 мы читаем: "Пасха наша, Христос, заклан за нас." Эта фраза устанавливает указанную нами связь. Пасха была воспоминанием об искуплении Израиля от египетского рабства; трапеза же Господня есть воспоминание об искуплении Церкви от рабства еще более тяжкого и мрачного, от рабства греха и сатаны. И как истинный и верный заветам Божиим израильтянин совершал в положенное время Пасху по уставу и обрядам этого праздника, так вкушает и всякий истинный и верный Богу христианин трапезу Господню в день, определенный для этого, согласно всем относящимся к ней новозаветным указаниям. Если б Израиль хотя бы один раз упустил случай совершить Пасху, он был бы отлучен от общества. Подобная небрежность была неуместна в обществе израильском Она навлекла бы на себя суд Божий.

Пред лицом столь знаменательного факта не приходится ли нам спросить себя самих: разве трапеза Господня утратила свое значение, разве не преступно небрежное отношение христиан из недели в неделю, из месяца в месяц к трапезе Господней? Можем ли мы предположить, что Тот, Кто в Числ. 9 объявлял, что всякий израильтянин, не соблюдающий Пасхи, будет исключен из народа Божия, оставляет незамеченным небрежное отношение христианина к вкушению трапезы Господней? Конечно, нет. Потому что хотя речь и идет теперь не о вечном отлучении от Церкви, от тела Христова, но может ли Дух Святой поощрять подобную небрежность? Господь да сохранит нас от этой мысли! Именно это и должно бы повлечь за собою благословенные последствия для душ наших, побуждая нас с большим воодушевлением праздновать чудный праздник, в который "мы возвещаем смерть Господню, доколе Он приидет" (1 Кор. 11,26).

Для благочестивого израильтянина ничего не было чудеснее праздника Пасхи, напоминавшего об искуплении. И для благочестивого христианина ничего нет чудеснее трапезы Господней, потому что она служит воспоминанием об искуплении и смерти его Господа. Какому бы служению христианин себя ни посвящал, для него не существует ничего более драгоценного, ничего более выразительного, ничего, являющего его сердцу Христа в более трогательном и значительном образе, как трапеза Господня. Он может радостным пением прославлять смерть Христову, может во имя ее испрашивать себе чего-либо у Бога, может перечитывать ее описание, может слушать повествование о ней, но только участием в трапезе Господней может он "возвещать"' эту смерть. "И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается" (Лук. 22,19-20).

Здесь мы видим установление этого праздника, дойдя же до Деяний апостолов, мы читаем, что "в первый день недели... ученики собрались для преломления хлеба" (Деян. 20,7). Там мы видим само празднование праздника; наконец, в Посланиях мы читаем: "Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы, многие, одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба" (1 Кор. 10,16-17). И еще: "Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: "Примите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание." Также и чашу после вечери, и сказал: "Сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание". Ибо всякий раз, что вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он приидет" (1 Кор. 11,23-26).

Здесь мы имеем пояснение праздника. И не приходится ли нам сказать, что в учреждении, праздновании и пояснении его мы имеем как бы "втрое скрученную нитку", которая "не скоро порвется"? (Еккл. 4,12).

Как же, вопреки всем этим святым указаниям, встречаются христиане, небрежно относящиеся к вопросу о трапезе Господней? Или, подходя к этому факту с другой стороны, как могут члены тела Христова недели, месяцы или даже всю свою жизнь не вспоминать своего Господа, согласно Его непосредственному и однозначному приказанию? Мы знаем, что встречаются христиане, считающие вкушение трапезы Господней возвращением к иудейской обрядности, не соответствующим высокому положению Церкви. Вкушение трапезы Господней, равно как и крещение, они понимают духовно и находят, что мы удаляемся от истинной духовности, настаивая на буквальном выполнении этих постановлений. На все это мы ответим только, что Бог мудрее нас. Если Христос установил празднование трапезы Господней, если Дух Святой научил первую на земле Церковь преломлять хлеб, и если Он пояснил все это нам, кто мы, чтобы в мыслях своих противиться Богу? Конечно, трапеза Господня должна являться духовным священнодействием для всех, приступающих к ней; но она же есть и акт видимый, буквальный, осязаемый. Вкушается хлеб и вино - истинная пища и истинное питье. Если отрицать это, пришлось бы отрицать и видимую Церковь. Мы не имеем права таким образом перетолковывать Слово Божие. Подчиняться Писанию всецело и беспрекословно преклоняться пред Божественным его авторитетом - святой и благословенный долг наш.

В данном случае речь, впрочем, идет не только о подчинении авторитету Слова Божия; мы привели достаточное число изречений Божественной Книги, освещающих этот вопрос, и их одних вполне достаточно для того, чтобы убедить в этой истине всякое преданное Богу сердце. Но дело не ограничивается только этим. Живет ли в душе христианина ответная любовь, соответствующая любви сердца Христова? Разве это не вопрос первостепенной важности? Не должны ли мы стараться хотя бы в некоторой степени ответить на любовь Божию? Если Благословенный наш Господь действительно установил вкушение хлеба и вина в воспоминание о Своем сокрушенном теле и о Своей пролитой крови; если Он повелел есть этот хлеб и пить эту чашу в воспоминание Его, не должны ли мы с пламенной любовью идти навстречу желанию Его любящего сердца? Ни один серьезный христианин не может в этом сомневаться. Мы всегда должны были бы с радостью подходить к трапезе нашего любящего Господа, вспоминать о Нем установленным Им образом, возвещать Его смерть, доколе Он придет. Как удивительно, что Он желал занять место в воспоминании сердец, подобных нашим! Но это, однако, факт; и грустно было бы, если б, по какой бы то ни было причине мы небрежно относились бы к празднику, с которым Он благоволил соединить драгоценное Свое имя.

Здесь, конечно, не место входить в подробное изложение постановления о совершении трапезы Господней. Мы высказали свои мысли по этому поводу в отдельной книге. Мы только желаем подчеркнуть читателю великую важность и глубокий интерес этого постановления в связи с нашим подчинением авторитету Писания и в вопросе о нашей любви, отвечающей любви к нам Самого Господа. Нам хочется также дать живо почувствовать всем читающим эти строки, как непростительно поступает всякий, уклоняющийся от установленного в Священном Писании его участия в трапезе Господней. Мы можем быть уверены, что нельзя безнаказанно пренебрегать данным Самим Господом и Учителем нашим повелением. Это свидетельствует о недостатке нашей духовности. Это доказывает, что совесть не подчинена авторитету Слова Божия и что сердце не откликается на любовь Христову. Будем же отдавать себе отчет в нашей ответственности в вопросе о трапезе Господней, будем заботиться о праздновании этого праздника, соблюдая его согласно повелению Духа Святого.

Вот закон о Пасхе в пустыне, вот поразительные уроки, вытекающие из него на пользу душам нашим.

Остановимся теперь на несколько минут на заключительной части нашей главы, отличающейся своим, только ей свойственным, характером. Мы видим пред собою великое множество мужчин, женщин и детей, идущих по обширной пустыне, где не было проложенных человеком дорог, идущих по дикой стране, по необъятной песчаной степи без компаса, без вожатого.

Какая картина! Миллионы людей шли вперед, не зная заранее дороги, по которой им следовало идти, полностью завися от Бога - как в вопросе о своей жизни, так и в вопросе о пище и о всем остальном; пред нами стоит целая толпа полностью беспомощных странников Они не могли строить наперед какие бы то ни было планы. Раскинув в пустыне свой стан, они не знали заранее минуты, когда двинутся вперед; когда же они шли, они опять-таки не знали, где и когда у них будет остановка. Жизнь их была жизнью ежедневной и ежечасной зависимости от Бога. Им приходилось возводить очи к небу, откуда они получали указания Движениями их управляли колеса колесницы Иеговы.

То было поистине величественное зрелище. Прочтем его описание и извлечем из него небесное поучение для наших душ.

"В тот день, когда поставлена была скиния, облако покрыло скинию откровения, и с вечера над скинией как бы огонь виден был до самого утра Так было и всегда: облако покрывало ее днем, и подобие огня ночью. И когда облако поднималось от скинии, тогда сыны Израилевы отправлялись в путь, и на месте, где останавливалось облако, там останавливались станом сыны Израилевы. По повелению Господню отправлялись сыны Израилевы в путь, и по повелению Господню останавливались: во все то время, когда облако стояло над скиниею, и они стояли. И если облако долгое время было над скиниею, то и сыны Израилевы следовали этому указанию Господа и не отправлялись. Иногда же облако немного времени было над скиниею: они по указанию Господню останавливались, и по указанию Господню отправлялись в путь. Иногда облако стояло только от вечера до утра, и поутру поднималось облако, и тогда они отправлялись; или день и ночь стояло облако, и когда поднималось, и они тогда отправлялись. Или, если два дня или месяц, или несколько дней стояло облако над скиниею, то и сыны Израилевы стояли и не отправлялись в путь; а когда оно поднималось, тогда отправлялись. По указанию Господню останавливались, и по указанию Господню отправлялись в путь: следовали указанию Господню по повелению Господню, данному чрез Моисея" (ст. 15-23).

Трудно изобразить более удивительную картину полной зависимости от Божия водительства и непосредственного подчинения этому водительству. Нога человеческая никогда еще не ступала в эту пустыню "великую и страшную"; ни один источник воды не освежал ее. Поэтому напрасно было бы искать указаний о ней у людей, раньше проходивших по ней. Всякий шаг на этом пути сыны Израилевы должны были всецело согласовать с Богом; им всегда приходилось ожидать помощи только от Него. Это было бы нестерпимо для непокоренного духа, для несокрушенной воли; но ничего не было более желанного для души, знающей и любящей Бога, для души, уповающей на Него и успокаивающейся в Нем.

Вот ключ к разрешению вопроса: познаваем ли Бог, любит ли Его душа наша, доверяется ли она Ему? Если это так, сердце радуется полной зависимости от Него. В противном случае подобная зависимость становится непосильным бременем. Человек невозрожденный любит выставлять напоказ свою независимость, любит воображать себя свободным, любит думать, что он волен делать, что ему вздумается, идти, куда ему захочется, говорить, что ему заблагорассудится. Увы! Это полная иллюзия! Человек не свободен. Он раб сатаны. Уже в течение почти шести тысяч лет он отдает себя в распоряжение этого властного повелителя рабов, с давних пор владевшего им и теперь им управляющего. Да, сатана держит в жестоком рабстве природного человека, душу, не обратившуюся к Богу, не покаявшуюся. Он опутал ноги и руки грешника железными цепями, истинный вид которых скрывается под искусственной позолотой, которой он их покрыл. Сатана управляет человеком посредством его похотей, страстей и удовольствий. Он производит в сердце желания, которые затем удовлетворяет благами мирскими; человек напрасно считает себя свободным ввиду того, что может удовлетворять свои желания. Это плачевное заблуждение, которое рано или поздно выйдет наружу. Нет свободы, кроме той, которой Христос наделяет искупленных Своих. Он говорит: "Познаете истину, и истина сделает вас свободными". И еще: "Итак если Сын освободит вас, то истинно свободны будете" (Иоан. 8,32, 36).

Вот истинная свобода. Это свобода, которую новая природа находит в жизни по духу, в совершении угодных Богу дел. Служение Господу - вот истинная свобода. Но это служение налагает на человека полную зависимость во всех мелочах от Бога живого. Так было в жизни единственного истинного и совершенного Служителя, жившего на земле. Он всегда был в зависимости от Бога. Всякое Его движение, всякое Его действие, всякое Его слово, все, что Он делал, и все, чего Он не делал, - все было плодом Его полного подчинения Отцу. Он шел, когда Бог желал, чтобы Он шел; Он останавливался, когда Бог этого хотел; Он говорил или молчал, смотря по тому, что было угодно Богу.

Таков был Господь Иисус, когда Он жил в этом мире, и мы, причастники Его естества и Его жизни, мы, имеющие Духа Его, живущего в нас, призваны идти по Его стопам и жить изо дня в день жизнью полной зависимости от Бога. В конце нашей главы нам рисуется увлекательный и чудный прообраз этой жизни зависимости от Бога в одном из ее ярких проявлений: мы видим пред собою Израиль Божий, стан Израилев в пустыне, эту толпу, повинующуюся движению облака. Они обращались за указаниями на небо. Таково нормальное положение человека. Он был создан, чтобы обращать взор свой к небу, в противоположность животному, созданному для того, чтобы обращать свои глаза долу, на землю. [Греческое слово для выражения понятия "человек" (anqrwpoV, anthropos) обозначает существо, лицо которого обращено вверх.] Израиль не мог составлять для себя планов; никогда не мог он сказать: "Завтра мы пойдем туда-то". Он был в полной зависимости от движения облака.

Так это было с Израилем, так же должно быть и с нами. Мы идем чрез непроходимую пустыню, пустыню нравственную, в которой нет заранее проложенных путей. Мы не знали бы, как нам идти вперед, не знали бы и куда идти, если б нам с этой целью не было дано одно из самых драгоценных, самых глубоких и самых ясных изречений, исшедших из уст нашего Возлюбленного Спасителя: "Я есмь путь." Вот указание Божие, указание безошибочное. Нам следует подчиниться ему. "Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни" (Иоан. 8,12). Это явное указание для нас жить не выполнением буквы некоторых постановлений или правил закона, а следовать за Христом живым, ходя в этом мире, как Он ходил, поступая, как Он поступал, подражая Ему во всем. Вот христианская жизнь, вот призвание христианина. Все направлено к тому, чтобы не сводить взора с Господа Иисуса, отражать свойства и черты Его характера в нашем новом человеке, являть или воспроизводить их в нашей жизни, в нашем повседневном поведении.

Это, конечно, потребует от нас полного отречения от нашей собственной воли, от наших планов, от выбираемого нами направления пути. Мы должны следовать за облаком; мы должны всегда выжидать - выжидать только указания Божия. Мы не можем сказать: "Мы пойдем туда-то, сделаем то или другое завтра или на будущей неделе." Все наши движения должны управляться единственной оговоркой, к сожалению так часто легкомысленно высказываемой нами на письме и на словах: "если Господу угодно."

Да поможет нам Господь полностью уразуметь все это! Да поможет Он нам точнее вникнуть в смысл Своих Божественных указаний! Как часто мы легкомысленно уверяем себя и самоуверенно утверждаем, что облако Его идет по направлению, совпадающему с нашими наклонностями! Хотим ли мы что-либо предпринять, хотим ли избрать тот или иной путь - мы часто стараемся уверить себя, что воля наша есть воля Божия. Таким образом, вместо того, чтобы быть водимыми Богом, мы обманываем самих себя. Наша воля не уничтожена, и вследствие этого мы и не можем быть ведомы по прямому пути; потому что истинный принцип хождения по пути прямому, по пути, указанному Богом, заключается в полном подчинении нашей воли Богу. "Направляет кротких к правде и научает кротких путям Своим" (Ис. 24,9). И еще: "Око Мое над тобою." Вникнем также особенно в обращенное к нам увещание: "Не будьте, как конь, как лошак несмысленный, которых челюсти нужно обуздывать уздою и удилами, чтобы они покорялись тебе" (Пс. 31,8-9). Если лицо наше обращено вверх, чтобы уловить движение ока Божия, нам не нужны будут "узда и удила". Но в этом-то мы часто и согрешаем. Мы не живем достаточно близко к Богу, чтобы замечать движение Его ока. Наша воля действует в нас. Мы хотим идти по своему собственному пути, потому нам и приходится пожинать горькие плоды нашего своеволия. Это же случилось и с Ионою. Ему приказано было идти в Ниневию; но ему хотелось ехать в Фарсис; обстоятельства, казалось, благоприятствовали ему; провидение, по-видимому, указывало ему путь, в сущности, своевольно избранный им самим. Но, увы, ему предстояло попасть в чрево кита, предстояло очутиться в "чреве преисподней", где "морская трава обвила голову его". Там он узнал горечь, которую навлекает на себя человек, исполняя лишь свою волю. В глубине океана он должен был познать истинный смысл "узды и удил", потому что отказался следовать негромкому указанию "ока".

Но Бог наш так милосерден, так нежен, так долготерпелив! Он готов наставлять и направлять Своих жалких чад, слабых и заблудших. Он не щадит Себя для нас. Он постоянно печется о нас, чтобы оберегать нас от наших собственных путей, исполненных "терний и волчцов", и направлять нас на "стези мирные и на пути приятные" (Пр. 3,17).

Ничто не может сравниться в этом мире с блаженством жить жизнью постоянной зависимости от Бога, зависеть от Него каждую минуту, ожидать Его указаний и твердо уповать на Него во всяком деле. Иметь в Нем "все источники свои" - вот истинная тайна мира и святой свободы Его творений. Душа, поистине могущая сказать: "Все источники мои в Тебе" (Пс. 86,7), вознесена превыше всякого упования на людей, превыше человеческих надежд и земных стремлений. Это не значит, что Бог тысячами различных способов не употребляет Своих творений в качестве Своих орудий для оказания нам поддержки. Мы совсем и не думаем отрицать этого. Он действует чрез посредство Своих творений; но если мы опираемся на созданную Им тварь более, чем на Него Самого, мы вскоре ощутим в душе своей скудость и отсутствие духовных плодов. Великая разница существует между употреблением Богом людей в качестве орудий для благословения нашего и между нашим упованием на них, помимо упования на Бога. В первом случае мы получаем благословение и прославляется Бог; во втором мы разочаровываемся, Бог же теряет славу Свою.

Очень важно серьезно вникнуть в эту разницу. Мы думаем, что она часто не принимается в расчет. Мы часто воображаем себе, что опираемся на Бога и обращаем к Нему наши взоры, тогда как в действительности, если мы только захотим заглянуть в сущность вопроса и исследовать себя в непосредственном присутствии Божием, то мы откроем в себе ужасающее количество закваски: опору на плоть человеческую. Мы часто говорим о жизни по вере, о доверии исключительно к Одному Богу, между тем как при исследовании глубины нашего сердца мы нашли бы в нем большую долю нашей зависимости от обстоятельств, нашей зависимости от причин второстепенной важности, открыли бы в нем и многие другие чисто человеческие чувства.

Читатель-христианин, серьезно вдумаемся во все это; будем стараться, чтобы око наше было обращено на Одного Бога живого, а не на человека, дыхание которого в ноздрях его. Будем выжидать Бога, выжидать Его терпеливо и постоянно. Во всех вопросах будем обращаться прямо и только к Нему. Имеем ли мы нужду в определении нашего пути, находимся ли в недоумении, куда идти и какую дорогу избрать, - вспомним, что Он сказал: "Я есмь путь"; последуем за Ним. Он сделал все ясным, светлым и определенным. Если мы следуем за Ним, для нас не существует ни мрака, ни затруднений, ни неуверенности; потому что Он сказал, и мы обязаны этому верить: "Кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме." Поэтому, если мы пребываем во тьме, то можем быть уверены, что за Ним не следуем. Мрак не может царить на благословенном пути, по которому Сам Бог ведет стремящихся следовать с "чистым оком" за Господом Иисусом.

Если, однако, читающий эти строки скажет, или, по крайней мере, склонен рассуждать так: "Но, в сущности, я нахожусь в полном неведении о пути, который мне следует избрать. Я не знаю ни в какую сторону идти, ни куда направить свой путь." Если б читатель обратился к нам с подобной речью, мы предложили бы только один вопрос: "Следуешь ли ты за Господом Иисусом? Если это так, ты не можешь находиться в затруднении. Следуешь ли ты за облаком? Если да, то путь твой как нельзя отчетливее указан тебе Богом." Вот где ключ к устранению всякого затруднения. Затруднение и неизвестность очень часто бывают плодом действия нашей собственной воли. Мы делаем, по влечению сердца своего, то, чего Бог нам делать не дает, идем туда, куда Бог нас не хочет посылать. Мы молимся об этих вопросах, и не получаем на них ответа от Бога. Мы опять и опять молимся о том же, но ответа все нет. Отчего же это происходит? По той простой причине, что Богу угодно, чтобы мы пребывали в полном покое, чтобы мы стояли на месте, на котором находимся. Поэтому вместо того, чтобы утомлять свой ум и мучиться вопросом, что нам следует делать, будем только терпеливо ждать указаний Господа.

Вот в чем заключается источник мира и светлого общения души с Богом. Если б израильтянин в пустыне вздумал двинуться куда-либо независимо от Бога-Иеговы; если б он решился пуститься в путь, когда облако пребывало в покое, или остановиться, когда оно двигалось вперед, мы легко представим себе, к чему бы это повело. Так всегда будет и с нами. Если мы идем вперед, когда следовало бы оставаться в покое, или отдыхаем, когда нам следовало бы пуститься в путь, присутствия Божия не будет с нами. Израильтяне "по указанию Господню останавливались, и по указанию Господню отправлялись в путь" (ст. 23). Они пребывали в постоянной зависимости от Бога, в положении ни с чем не сравнимого блаженства; но прежде чем испытать на себе связанные с ним благословения, надо решиться занять это положение. Это требующая испытания действительность, а не теория, о которой люди только говорят. Да даст нам Господь милость осуществлять это в течение всего проходимого нами пути!

"И сказал Господь Моисею, говоря: Сделай себе две серебряные трубы, чеканные сделай их, чтобы они служили тебе для созывания общества и для снятия станов. Когда затрубят ими, соберется к тебе все общество ко входу скинии собрания. Когда одною трубою затрубят, соберутся к тебе князья и тысяченачальники Израилевы.

Когда затрубите тревогу, поднимутся станы, становящиеся к востоку. Когда во второй раз затрубите тревогу, поднимутся станы, становящиеся к югу; тревогу пусть трубят при отправлении их в путь. А когда надобно собрать собрание, но не тревогу, Сыны Аароновы, священники, должны трубить трубами: это будет вам постановлением вечным в роды ваши. И когда пойдете на войну в земле вашей против врага, наступающего на вас, трубите тревогу трубами; и будете воспомянуты пред Господом, Богом вашим, и спасены будете от врагов ваших. И в день веселия вашего, и в праздники ваши, и в новомесячия ваши трубите трубами при всесожжениях ваших и при мирных жертвах ваших; и это будет напоминанием о вас пред Богом вашим. Я Господь, Бог ваш" (ст. 1-10).

Мы привели подлинный текст этого интересного закона, чтобы читатель имел пред собою в подлинных выражениях богодухновенной Книги чудное постановление об употреблении "серебряных труб". Оно как нельзя более кстати следует непосредственно за указаниями о движении облака, находясь в очевидной связи со всей историей Израиля, не только прошлой, но и будущей. Трубный звук был привычным звуком для всякого "обрезанного уха". Он являлся проводником мысли Божией, достаточно простой и удобопонятной для всякого члена общества, как бы далеко он ни находился от места, откуда раздавалось свидетельство Божие. Бог устроил так, чтобы всякий член этого великого общества, находившийся хотя бы далеко от его центра, мог слышать звуки серебряной трубы, небесного свидетельства.

Каждая труба должна была изготовляться из одного цельного куска металла, назначение же труб было двоякое. Другими словами, источник свидетельства был всегда один и тот же, цель же и практическое применение его были различны. Всякое движение в стане должно было быть последствием звука трубы. Должно ли было общество собираться для поклонения и празднования праздника Господня? Это возвещалось ему посредством особенного звука трубы. Должны ли были собираться в боевом порядке колена Израилевы - и это совершалось по звуку трубы. Одним словом, торжественное собрание и подготовка войск, употребление музыкальных инструментов и боевых доспехов - все, все было в зависимости от серебряной трубы. Всякое действие - радостное, религиозное или боевое - не бывшее результатом этого знакомого каждому израильтянину звука, непременно было выражением беспокойной и непокорной воли, ни в коем случае не заслуживавшим одобрения Божия. Толпа странников в пустыне настолько же зависела от трубы, насколько она зависела и от движения облака. Преподанное этим путем свидетельство Божие должно было направлять каждое движение всего многотысячного общества Израилева.

Обязанность трубить в трубы выпадала на долю сыновей Аароновых, священников, потому что мысль Божия могла делаться известной и сообщаться народу только при наличии духовной близости к Иегове и тесного общения с Богом. Семья священников имела высокое и святое преимущество собираться вокруг святилища Божия, следить оттуда за каждым движением облака и извещать об этом самые отдаленные части стана. Священники должны были трубить тем или другим образом, всякий же член готового к бою войска должен был немедленно и беспрекословно повиноваться издаваемому трубою звуку. Если б кто-либо вздумал пуститься в путь, не дожидаясь указаний свыше, или отказался двинуться вперед, когда приказание было дано, человек этот оказался бы настоящим мятежником. Всем надлежало ожидать свидетельства Божия и ходить во свете этого свидетельства, лишь только оно становилось известным. Идти вперед без указания Божия значило бы ходить во мраке; отказаться идти вперед по получении указания свыше значило бы пребывать во мраке.

Все это просто, применимо к жизни, исполнено глубокого значения для пребывания в пустыне общества Израилева. Но будем помнить, что все это прообразы, и они нам описаны для нашего назидания. Следовательно, мы обязаны пристально вглядываться в них; мы, безусловно, призваны искать, извлекать и свято хранить великое поучение, заключающееся для нас в особо прекрасном постановлении о "серебряной трубе". Мы особенно нуждаемся в настоящую минуту именно в этом уроке. Читатель должен отнестись к нему с глубоким вниманием. Он ясно свидетельствует нам о том, что народ Божий должен находиться в безусловном подчинении голосу Божию и сообразовывать с ним все свои малейшие движения. Даже ребенок легко может понять представленный нам прообраз. Общество Божие не имело права собираться вместе для празднования какого-либо праздника или с целью исполнения религиозных обрядов, пока не слышало звука трубы; воины не могли надевать свои доспехи, пока трубный звук не призывал их к тревоге, к выступлению против необрезанных. В поклонении Богу и в борьбе с врагом, в путешествии и отдыхе они подчинялись призывному трубному звуку. Не было вопроса об их личных вкусах или об их личной враждебности к неприятелю, об их мыслях, их мнениях или суждениях. Весь вопрос сводился исключительно к беспрекословному повиновению. Всякое их движение зависело от свидетельства Божия, исходившего от священников из святилища. Пение хвалы Богу и призыв к открытию войны - и то, и другое было прямым плодом свидетельства Божия.

Как все это прекрасно, поразительно, поучительно для нас! Прибавим еще, что все это исполнено и глубокого значения для жизни. Почему мы настаиваем так на этом? Потому что мы твердо уверены, что во всем этом для нас скрыто поучение, особенно полезное для времени, в которое мы живем. Если бы нам предложили отметить самую характерную особенность нашего времени, нам пришлось бы назвать неподчинение, сознательное сопротивление истине, тогда как истина требует полного подчинения и самоотречения с нашей стороны. Все обстоит благополучно, пока истина с Божественной полнотой и ясностью представляет нам прощение наших грехов, наше усыновление Богом, нашу жизнь, наше оправдание, наше вечное безопасное положение во Христе. Это нравится человеку, это привлекательно для сердца. Но лишь только заходит вопрос о правах и власти над нами Того, Кто отдал Свою жизнь, дабы спасти нас от огня ада и ввести нас в вечную небесную радость, тотчас же возникают затруднения всякого рода, тотчас же поднимаются всевозможные рассуждения и вопросы; тьма предрассудков смущает душу и омрачает разум. Значение истины умаляется или извращается всеми способами Сердце не выжидает "трубного звука"; и когда этот звук раздается с сообщаемой ему Богом отчетливостью, призыв Божий остается без ответа Мы идем, когда следовало бы стоять на месте; мы останавливаемся, когда следовало бы идти вперед.

Читатель, к чему все это должно привести? К тому, что или не бывает успеха ни в чем, или же наступает успех без благословения Божия; это еще хуже, чем если б успеха не было вовсе. Мы совершенно не можем преуспеть в духовной жизни, если всецело не подчиняемся Слову Божию Нам дано обрести спасение обилием Божественного милосердия и искупительной силой крови Спасителя; но неужели же мы удовольствуемся получением спасения чрез посредство Христа, в то же время не стараясь хотя бы отчасти научиться ходить пред Ним и жить для Него? Неужели мы примем спасение во имя совершенного Им дела, не исполняясь в то же время жаждою вступить в тесное общение с Ним и признать Его полную власть над нами во всех путях наших? Что случилось бы в пустыне с Израилем, если б он отказался внимать трубному звуку? Мы легко и сразу это поймем. Если б израильтяне собрались, положим, в назначенный день для празднования какого-либо праздника или с какой-либо религиозной целью, не дожидаясь установленного Богом призыва, - что из этого вышло бы? Или, если б, например, они решились выступить в поход на врага или продолжать путь без поданного для этого трубою сигнала, к чему бы это привело? Или, наконец, если б они отказались повиноваться трубному сбору, к выступлению в поход или к битве, каковы были бы последствия их неповиновения Богу?

Ответ ясен, как день. Взвесим его В нем заключается поучение для нас. Приклоним к нему наше ухо. Серебряная труба управляла всяким движением древнего Израиля. Свидетельство Божие должно было бы определять все и управлять всем в Церкви и в настоящее время. В трубы трубили ветхозаветные священники Божий Свидетельство Божие познается в настоящее время чрез священническое общение души с Богом Христианин не имеет права ходить или действовать, не сообразуясь с Божественными указаниями Он должен ожидать указания от Господа, а пока он его не получит, ему надлежит пребывать в тишине. Когда же он получит указание Божие, ему следует подвигаться вперед. Бог может сообщать и сообщает Свои мысли и теперь Своему идущему за Ним народу; указания Его теперь так же ясны, как и в древние времена Теперь, конечно, Он говорит не посредством "серебряной трубы", не чрез движение "облака", а чрез Слово Свое и Духа Своего. Отец наш ведет нас не каким-либо очевидным для наших внешних чувств способом, а путем, действующим на наше сердце, на нашу совесть, на наш разум Он открывает нам мысль Свою не чрез природные наши способности, а чрез посредство наших духовных дарований.

Будем твердо уверены, что Бог наш может дать и дает нашим сердцам полные и определенные указания относительно того, что мы должны делать, и того, чего мы делать не должны; что Он вполне точно указывает, куда нам следует идти и куда нам идти не следует Странно, что приходится это доказывать, странно, что христианин может в этом сомневаться и тем более это отрицать. И однако это так. Мы часто находимся в сомнении и в затруднении; существуют и такие христиане, которые склонны отрицать возможность иметь полностью точные указания относительно подробностей жизни и всякого нашего действия. Это, конечно, большое заблуждение. Разве земной отец не может передать ребенку свою мысль относительно всех мелочей его поведения? Кто будет это отрицать? Не может ли и Отец наш Небесный открыть нам Свои намерения относительно всех наших путей? Он, несомненно, может это сделать; да не лишает же себя читатель святого преимущества, заключающегося в познании образа мыслей Отца своего касательно всякого обстоятельства своей повседневной жизни. Можем ли мы хотя на минуту предположить, что Церковь Божия поставлена в менее благополучные условия в отношении получения откровений Божиих, чем стан Израилев в пустыне? Этого быть не может. Почему же мы часто встречаем христиан, не видящих направления своего пути? Это должно происходить оттого, что они имеют "необрезанное ухо"; вследствие этого они не могут различать оттенки звука "серебряной трубы", не обладают волей, готовой следовать призыву Божию. Следует, однако, сказать, что нам не приходится ожидать услышать с неба голос, повелевающий нам делать то или иное, идти туда или сюда; не можем мы также всегда рассчитывать найти то или иное изречение Священного Писания, нами руководящее в малейших мелочах нашей повседневной жизни. Как может, например, кто-либо узнать, должен ли он ехать в такой-то город и пробыть там известное время? Мы отвечаем: если "ухо обрезано", вы непременно услышите голос "серебряной трубы". Пока она не "прозвучит", не пускайтесь в путь; когда она "прозвучала", не оставайтесь на месте. Вот что вносит в жизнь ясность, простоту, уверенность и определенность. В этом заключается действенное целебное средство, врачующее от неуверенности, от нерешительности в действиях. Это избавит нас от труда бросаться направо и налево в надежде найти всевозможные советы. Это также научит нас, что нам не дано поверять действия и движения наших братьев. Если все мы обладаем "открытым ухом" и покорным Богу сердцем, мы будем получать изо дня в день от Господа нашего полностью точные указания нашего пути. Наш Бог может просветить разум наш во всех отношениях. Помимо Него, никто не может совершить это. Если же Он это делает, мы не имеем нужды в чьих-либо указаниях.

Но мы уже достаточно надолго остановились на чудном значении серебряной трубы; по недостатку времени нам более не придется заниматься этим вопросом, хотя, как мы это уже сказали выше, ее применение не ограничивается пребыванием Израиля в пустыне, но оно связано со всей его историей от начала до конца. Так, мы имеем пред собою праздник труб, юбилейную трубу, звук труб, призывающих к принесению жертв; на всем этом мы не будем останавливаться ввиду того, что прежде всего желаем обратить внимание читателя на чудную мысль, заключенную в начале нашей главы. Да запечатлеет Дух Святой в сердцах наших полезное поучение о "серебряных трубах".

Теперь мы подошли в изучении этой содержательной главы к моменту отправления стана в путь. Здесь все происходило согласно "повелению Господа". Всякий человек и семейство его, всякое колено Израилево и знамя его занимали места, назначенные им Богом. Левиты были на своих местах, всякий из них выполнял именно ему порученную работу. В изобилии дарованные Богом средства для очищения стана снимали с него всякую нечистоту; и не только очищался весь стан: также поднималось и знамя святости каждого из присутствующих в отдельности, появлялись и плоды деятельной любви. Далее мы видим пред собою золотой светильник с семью лампадами, изливающими вокруг себя чистый и чудный свет. Также пред нами является огненный столб и, наконец, двоякое свидетельство Божие чрез посредство "серебряных труб". Одним словом, народ-странник не имел нужды ни в чем.

Бодрствующее над ними око, могущественная десница и исполненное любви сердце Господа предусмотрели все могущие возникнуть в пустыне нужды, чтобы все общество и всякий член его имели все в изобилии.

Мы и не могли ожидать от Бога меньшего. Если Бог берется усмотреть нужды отдельного лица или целого народа, Он исполняет это в совершенстве. Невозможно, чтобы Бог что-либо забыл Он все знает и все может Ничто не ускользает от Его бодрствующего ока; ничего нет невозможного для Его всемогущей руки. Поэтому все, поистине могущие сказать: "Господь - Пастырь мой", могут и без малейшего колебания или сомнения прибавить: "Я ни в чем не буду нуждаться." Душа, действительно опирающаяся на руку Бога живого, не будет нуждаться ни в чем, для нее поистине полезном. Наше жалкое, неразумное сердце может создавать себе тысячи воображаемых нужд, но Бог знает, в чем именно мы имеем нужду: Он предусмотрит для нас ВСЕ.

Итак, стан готов тронуться в путь; но - удивительный факт! - здесь мы встречаем уклонение от порядка, предписанного в начале книги.

Ковчег завета, вместо того, чтобы находиться посреди стана, оказываемся впереди его Другими словами, Иегова, вместо того, чтобы находиться посреди общества, служащего Ему, по чудной и бесконечной благости Своей, благоволит сделаться настоящим "Предтечею" народа Своего.

Но посмотрим, к чему приводит это трогательное проявление милости Божией "И сказал Моисей Ховаву, сыну Рагуилову, Мадианитянину, родственнику Моисееву: мы отправляемся в то место, о котором Господь сказал: вам отдам его; иди с ними, мы сделаем тебе добро, ибо Господь доброе изрек об Израиле Но он сказал ему: не пойду; я пойду в свою землю и на свою родину. Моисей же сказал: не оставляй нас, потому что ты знаешь, как располагаем мы станом в пустыне, и будешь для нас глазом" (ст 29-31).

Мы могли бы с удивлением читать вышеприведенное место, если б не знали, как склонны наши сердца опираться на плоть более, чем на Бога живого Мы могли бы спросить: Зачем нужен был Моисею Ховав? Не достаточно ли ему было присутствия Бога-Иеговы? Не знал ли Бог пустыни во всех ее подробностях? Допустил ли Он, чтоб искупленные Его заблудились? К чему же в таком случае существовали огненный столб и серебряная труба? Не важнее ли они были глаза Ховава? Почему же Моисей искал опоры человеческой? Увы! Мы слишком хорошо можем понять это Все мы, к нашему огорчению и сожалению, знаем склонность человеческого сердца опираться на что-либо видимое для нас. Мы не любим оставаться на почве полной зависимости от Бога во всяком нашем земном странствовании Мы находим трудным для себя опираться на невидимую руку. Каждый встречающийся нам "Ховав", которого мы можем видеть, внушает нам больше доверия, чем Бог живой, Которого мы не можем видеть Мы идем вперед бодро и радостно, когда имеем опору и помощь в жалком, подобном нам смертном; но мы колеблемся, смущаемся и падаем духом, когда мы призваны жить только верою в силу Божию.

Это обвинение может показаться слишком резким; но весь вопрос заключается в том, справедливо ли оно. Найдется ли хотя бы один христианин, который, читая эти строки, откровенно не сознается, что так оно и есть на самом деле? Все мы склонны опираться на плоть; и мы поступаем так вопреки множеству примеров, доказывающих всю неразумность нашего поведения во многих случаях. Мы испытали суетность всякого упования на плоть, и однако хотим продолжить доверяться ей. С другой стороны, мы много раз убеждались в действенности опоры, которую мы обретаем в Слове и в деснице Бога живого.

Мы видели, что Господь никогда не обманывал наших ожиданий, никогда не оставлял нас без помощи; что Он всегда делал несравненно больше, чем мы просили и ожидали; и, несмотря на это, мы все-таки всегда готовы опираться на "сломанный тростник", прибегая к помощи "водоемов разбитых".

Таковы мы; но, благодарение Богу, благодать Его пре-изобилует по отношению к нам, как она в избытке изливалась и на Израиля в обстоятельствах, описываемых нам; если Моисей ищет помощи у Ховава, Иегова докажет Своему служителю, что достаточно иметь Его Одно-го своим вождем. "И отправились они от горы Господней на три дня пути, и ковчег завета Господня шел пред ними три дня пути, чтоб усмотреть им место, где остановиться" (ст. 33).

Какая богатая, какая драгоценная милость! Вместо того, чтобы искать место покоя для Себя, Бог благоволит искать место покоя для израильтян. Чудная мысль! Бог крепкий, Творец всех краев земли, шествует по пустыне, ища подходящее место отдыха для народа, всегда готового на каждом повороте пути роптать и возмущаться против Него!

Таков наш Бог, Бог долготерпеливый, многомилостивый, всемогущий, святой, Бог, в величии благодати Своей всегда стоящий выше нашего неверия и наших ошибок, всегда, по любви Своей к нам, являющий Свое могущество в ниспровержении всех преград, которые воздвигает наша неверность. Он совершенно ясно доказал Моисею и Израилю, что Он был несравненно лучшим вождем, чем "десять тысяч Ховавов". Нам не сказано, ушел или нет Ховав в свою страну. Он не дал, по всему вероятию, Моисею и во второй раз уговорить себя остаться с ними, как он не согласился на это и в первый раз. Но нам сказано, что Господь пошел с ними. "Облако Господне осеняло их днем, когда они отправлялись из стана." Чудный покров в пустыне! Неисчерпаемый и благословенный источник всяких благ! Он шел пред народом Своим, чтобы усматривать место отдыха для них, и, когда Он находил место, соответствовавшее их нуждам, Он останавливался вместе с Израилем, укрывая его в тени крыл Своих, оберегавших его от всякого врага. "Он нашел его в пустыне, в степи печальной и дикой; ограждал его, смотрел за ним, хранил его, как зеницу ока Своего. Как орел вызывает гнездо Свое, носится над птенцами своими, распростирает крылья свои, берет их и носит их на перьях своих, так Господь Один водил его, и не было с ним чужого Бога" (Втор. 32,10-12). "Простер облако в покров им, и огонь, чтобы светить им ночью."

Так в премудрости, могуществе и милосердии Своем Господь усматривал для них решительно все. У народа Его не было нужды ни в чем; да никакой недостаток не мог возникнуть среди него, потому что Сам Бог был с ним. "Когда поднимался ковчег в путь, Моисей говорил: Восстань, Господи, и рассыплются враги Твои, и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя! А когда останавливался ковчег, он говорил: Возвратись, Господь, к тысячам и тьмам Израилевым"! (ст. 35-36).

До сих пор при изучении этой книги мы рассматривали, каким путем Бог вел Свой народ в пустыне и как Он усматривал все нужды Его. Мы сделали беглый обзор десяти первых глав и в них обнаружили доказательство премудрости, благости и предусмотрительной заботливости Иеговы, Бога Израилева.

Но теперь мы подходим к месту, где темные тучи собираются над головою Израиля. До сих пор мы видели пред собою Бога и действия Его; теперь мы призваны взглянуть на человека и на жалкие его пути. Человек всегда представляет собою зрелище грустное и унизительное. Человек остается верным себе повсюду: в саду Едемском, на обновленной земле, в пустыне, в стране Ханаанской, в Церкви, в период тысячелетия; доказано, что человек находится в состоянии полнейшего нравственного упадка. Каждое его движение - падение. Так, в двух первых главах книги Бытие мы видим пред собою Бога - Творца Вселенной; все создано и устроено с Божественным совершенством; человек вступает в жизнь, чтобы вкусить плоды премудрости, благости и силы Божией. Но уже в 3-й главе вся картина изменяется. Лишь только человек начинает действовать сам, он впадает в непокорность, навлекает на себя гибель и скорбь. Так и после потопа, после того, как земля испытала на себе действие этого глубокого и страшного крещения, когда человек снова появился на ней, он оказался не изменившимся к лучшему; и, таким образом, подтверждается факт, что, далеко не способный подчинить себе землю и обладать ею, человек не может управлять даже самим собою (Быт. 9). Далее мы видим, что как только Израиль вышел из Египта, он воздвиг себе золотого тельца. Не успели еще приступить к своему служению установленные Богом священники, как уже сыны Аароновы приносят Богу "огонь чуждый". Лишь только Саул избирается царем, он сразу оказывается своевольным и непослушным Господу.

Подобными же фактами пестрят и страницы Нового Завета. Едва успела появиться на земле Церковь, едва совершилось излитие на нее обильных даров Пятидесятницы, и до нас уже долетают печальные слова ропота и недовольства. Словом, история человека с начала до конца, во все эпохи и повсюду отмечена его отступлением от Господа. Порядок вещей остается неизменным как в саду Едемском, так и во дни тысячелетия.

Важно вникнуть в этот важный и знаменательный факт, чтобы он глубоко запечатлелся в сердцах наших. Он особенно поможет нам разрушить ложное представление, которое мы имеем об истинном характере и положении человека. Необходимо отдать себе отчет, что строгий суд, постигший ужасом сердце развращенного царя Вавилонского, относился, собственно говоря, ко всей человеческой расе, обличая всякого сына, всякую дщерь падшего Адама словами: "Ты взвешен на весах, и найден очень легким" (Дан. 5,27). Постиг ли читатель смысл этого, произнесенного над ним, приговора? Это серьезный вопрос. Мы осознаем необходимость настаивать на этом. Скажи, читатель, принадлежишь ли ты к числу чад Премудрости? Оправдываешь ли ты Бога и осуждаешь ли самого себя? Занял ли ты свое место грешника, погибшего, виновного и заслуживающего ада? Если это так, Христос - твоя собственность. Он умер, чтобы снять с тебя грех, чтобы понести на Себе твои бесчисленные грехи. Доверься Ему, и тогда все, что, Он есть и чем Он обладает, сделается твоим уделом. Он - твоя премудрость, твоя праведность, твоя святость и твое искупление. Все, от всего сердца и в простоте веры уповающие на Господа Иисуса, полностью покинули почву греха и осуждения, на которой они прежде стояли: Бог теперь видит их вступившими на новый путь жизни вечной и Божественной праведности. Они приняты Богом в воскресшем и победившем мир Иисусе Христе. "Поступаем в мире сем, как Он" (1 Иоан. 4,17).

Нам хочется убедительно просить читателя не давать себе отдыха, пока этот столь важный для него вопрос не будет ясно и окончательно разрешен им в свете Слова и присутствия Божия. Мы желаем, чтобы Дух Святой подействовал на сердце и на совесть невозрожденного и еще не решившегося идти за Христом читателя и привел его к ногам Спасителя.

Возвратимся к изучаемой нами главе:

"Народ стал роптать в слух Господа; и Господь услышал, и воспламенился гнев Его, и возгорелся у них огонь Господень, и начал истреблять край стана. И возопил народ к Моисею; и помолился Моисей Господу, и утих огонь. И нарекли имя месту сему: Тавера [Горение]; потому что возгорелся у них огонь Господень. Пришельцы между ними стали обнаруживать прихоти; а с ними и сыны Израилевы сидели и плакали, и говорили: кто накормит нас мясом? Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук; и репчатый лук и чеснок. А ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших" (ст. 1-6).

Жалкое человеческое сердце вполне обнаруживается здесь. Пред нами открываются его вкусы и стремления. Народ вздыхал по стране Египетской, с завистью вспоминая о ее плодах и о котлах с мясом. Они ничего не говорят ни об ударах, которые наносили им надсмотрщики над работами, ни об усталости, до которой их доводило обжигание кирпичей. Они помнят только источники, из которых они утоляли в Египте похоть своей плоти.

Как часто это случается и с нами! Когда сердце утрачивает свежесть, извлекаемую из Божественной жизни, когда небесное теряет для нас свою привлекательность, когда в нас ослабевает "первая любовь", когда Христос перестает быть нашим, полностью удовлетворяющим нас драгоценным уделом, когда Слово Божие и молитва теряют свое значение и становятся скучной и машинальной обязанностью, тогда взор наш переносится на мир, сердце следует за взором, ноги следуют за сердцем. В эти минуты мы забываем, чем для нас был мир, когда мы жили в нем и составляли его часть. Мы забываем, какое рабство и какую усталость, какую скорбь и какое унижение мы испытывали, служа греху и сатане; мысли наши направлены только к удовлетворению наших природных вкусов, к освобождению от тяжелых жизненных уроков, от борьбы и столкновения со злом, ожидающих народ Божий на его пути в пустыне.

Все это очень прискорбно и должно было бы довести душу до серьезного самоосуждения. Поистине ужасно состояние души тех, которые, начав следовать за Господом, затем пресыщаются милостями Божиими, сопровождающими их на пути Господнем. Как ужасно было Иегове слышать долетавшие до Его слуха слова: "А ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших." О Израиль! Чего недоставало тебе? Не довольно ли тебе было этой небесной пищи? Неужели не мог ты довольствоваться тем, что тебе давала рука Бога твоего?

Считаем ли мы себя вправе предлагать Израилю подобные вопросы? Довольствуемся ли мы всегда небесной нашей манной? Что обозначают так часто возникающие в христианской среде вопросы, позволительно или не позволительно христианину заниматься тем или другим делом, принимать участие в том или другом светском развлечении? Разве не приходилось нам слышать из уст людей, называющих себя верующими, следующего рода слова: "Как же следует нам проводить свой день? Мы не можем постоянно думать о Христе и о небесном; нам необходима смена впечатлений." Не напоминают ли подобные речи слова, с которыми Израиль обращался к Богу в Числ. 11? Да, между теми и другими существует несомненное сходство; а каковы речи, таково и поведение. Сам факт, что мы ищем развлечений, уже доказывает, увы, что Христос не удовлетворяет наших сердец. Как часто мы пренебрегаем нашей Библией, чтобы отдавать много времени интересующему нас чтению легкой и бесполезной литературы! О чем свидетельствуют журналы, так часто перелистываемые нами, и Библия, часто покрытая пылью? Не говорят ли ясно подобные факты сами за себя? Не значит ли это пренебрегать "небесною манною" в погоне за "огурцами и луком Египта"?

Необходимо поразмыслить обо всем этом, и поразмыслить серьезно. Да поможет нам Господь жить по духу, чтобы Христос всегда был вожделенным уделом сердец наших. Если б Израиль в пустыне всегда ходил пред Богом, он никогда не мог бы сказать: "Душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших." Манна эта должна была бы вполне их удовлетворять. То же применимо и к нам: если мы действительно ходим пред Богом в пустыне мира сего, души наши будут довольствоваться уделом, даруемым им Богом, удел же этот Христос, "Господь с неба". Имея Его своим уделом можем ли мы в чем-либо нуждаться? Не насыщает ли Он сердца, преданного Богу? Не наполняет ли Он небес славою Своею? Не к Нему ли несутся хвалебные песни ангелов, не Ему ли воздают они славу и честь? Не Он ли является единственной великой целью вечных советов и намерений Божиих? Развитие неисследимых путей Божиих выходит далеко за пределы вечности.

Что можем мы ответить на все эти вопросы? Что можем мы ответить, как не "ДА", произнося это слово от чистого сердца, без малейшего колебания или сомнения? И что же? Возможно ли, что этот Возлюбленный Сын Божий, Личность Которого облечена глубокой и таинственной святостью, пути Которого сияют возвышенной славой, характер Которого являет Божественность и невыразимую красоту, возможно ли, что Он не удовлетворяет нашего сердца? Неужели нам этого недостаточно? Нужно ли нам газетными статьями и всякого рода легким чтением заполнять пустоту сердец? Предпочитаем ли мы Христу то или другое греховное развлечение?

Увы! Грустно, что нам приходится упоминать обо всем этом. Это весьма прискорбный факт; это, однако, необходимо; и мы обращаемся к читателю с прямым вопросом: Считаешь ли ты Христа действительно неспособным удовлетворить твое сердце? Ощущаешь ли ты нужды, всецело восполнить которые Он не может? Если это так, состояние твоей души крайне опасно; тебе необходимо подумать над этим вопросом, и подумать над ним серьезно. Смирись пред Богом, искренне осуждая себя. Излей пред Ним свое сердце. Скажи Ему все. Сознайся пред Ним, как низко ты пал, как далеко ты от Него ушел; потому что это, несомненно, так, раз Помазанник Божий не удовлетворяет жажды твоего сердца. Исповедуй все это Богу и не успокаивайся, пока снова не вступишь в полное и радостное общение с Ним в Возлюбленном Его Сыне.

Но нам необходимо вернуться к нашей главе; и прежде всего мы обратим внимание читателя на выражение, заключающее в себе важное предостережение для нас: "Пришельцы между ними стали обнаруживать прихоти; а с ними и сыны Израилевы сидели и плакали." Ничто не приносит столько вреда делу Христову или душе, принадлежащей Ему, как сближение с людьми с неясными, смешанными понятиями и мыслями. Гораздо безопаснее иметь дело с заведомыми и явными врагами. Сатане это хорошо известно, и он всегда прилагает все усилия к тому, чтобы заставить народ Божий сближаться с людьми, не имеющими определенных взглядов, и, чтобы, с другой стороны, ввести неясные понятия и неискренность людей в среду тех, которые более или менее стремятся следовать путем отделения от мира. В Новом Завете мы часто встречаем намеки на существование этого вида зла. Об этом пророчески говорят Евангелия, об этом же свидетельствуют исторические факты, изложенные в Деяниях и Посланиях апостолов. Так в Матф. 13 речь идет о пшенице и о плевелах. Далее, в Деяниях, мы встречаем людей, примешивавшихся к Церкви и походивших на "пришельцев", о которых повествует Числ. 11. Находим мы, наконец, в Посланиях и указание апостола на чуждый Церкви элемент, примешанный к ней усилиями врага, старающегося исказить свидетельство Божие и смутить души чад Божиих. Так апостол Павел говорит о "вкравшихся лжебратиях" (Гал. 2,4). Апостол Иуда также говорит о "некоторых людях, вкравшихся" в среду верных Богу чад Его (ст. 4).

Все это показывает нам, как необходимо народу Божию бодрствовать; и не только бодрствовать, но и пребывать в безусловной зависимости от Господа, Который Один силен оберечь этот народ от присоединения к нему элементов, для него чуждых, и оградить его от столкновения с людьми с неустойчивыми понятиями и с характером, вызывающим подозрение в их искренности. "Пришельцы" непременно начнут "обнаруживать прихоти", и народ Божий, находящийся в соприкосновении с ними, подвергается великой опасности утратить свою простоту и пресытиться "небесною манною". Ему необходимо прежде всего иметь решимость принадлежать Христу и быть полностью преданным Ему Самому и делу Его. Когда общество верующих научается ходить пред лицом Божиим с сердцем, нераздельно преданным Христу и всецело отделенным от лукавого нынешнего века, тогда не приходится уже так сильно опасаться вторжения в среду его людей, в духовности которых следует сомневаться, хотя сатана будет всегда стараться исказить свидетельство Божие, вводя в среду верных служителей Божиих людей лицемерных. Вкрадываясь в эту среду, эти люди своими извращенными путями бесславят имя Господне. Сатана прекрасно знал, чего добивался, побуждая пришельцев проникнуть в среду общества Израилева. Последствия этого смешения обнаружились не сразу. Народ был выведен из Египта простертою над ним мышцею Иеговы; он невредимо прошел чрез воды Чермного моря, воспев на его берегу победоносную песнь.

Казалось, их ожидало блестящее и полное надежд будущее; но к ним примешались "пришельцы", и влияние присутствия последних на Израиль не замедлило обнаружиться.

Так всегда случается в жизни народа Божия. Во все времена религиозного пробуждения мы можем заметить в нем присутствие зародышей упадка, сперва скрытых потоком преизобильной благодати и силы Божией, но выступающих наружу, как только этот поток начинает идти на убыль.

Это весьма серьезные вопросы; они требуют очень большой бдительности; они применимы как к отдельным личностям, так и ко всему обществу Божию. В первые минуты, в дни нашей духовной юности, поток Божественной благодати настолько обилен благословениями Божиими, что многое может остаться не осужденным нами; и, однако, в сущности, все это уже семена, посеянные в землю рукою врага, к известному времени созревающие и приносящие свой плод. Из этого делается очевидным, что христианским Церквям и отдельным христианам следует всегда бодрствовать, не позволяя врагу нанести вред нашей душе. Когда сердце действительно принадлежит Христу, все, несомненно, кончится для нас благоприятно. Господь наш многомилостив; Он печется о нас и ограждает нас от тысячи вражьих сетей. Да научит Он нас доверять Ему и прославлять Его!

Но мы научаемся еще и многому другому из этой содержательной части Слова Божия. Мы не только становимся свидетелями падения общества Израилева: мы видим и колебание веры самого Моисея, изнемогающего под тяжелым бременем возложенной на него ответственности. "И сказал Моисей Господу: для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка, в землю, которую Ты с клятвою обещал отцам его? Откуда мне взять мяса, чтобы дать всему народу сему? Ибо они плачут предо мною и говорят: дай нам есть мяса. Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня. Когда Ты так поступаешь со мною, то лучше умертви меня, если я нашел милость пред очами Твоими, чтобы мне не видеть бедствия моего."

Поистине удивительная речь! Мы далеки от желания хотя бы на минуту останавливаться на падениях и на немощах такого верного Господу и дорогого Его сердцу служителя, как Моисей. Совсем не таково наше намерение. Нам совершенно не подобает осуждать поступки и слова того, о ком Дух Святой засвидетельствовал, что человек этот был "верен во всем доме" Божием (Евр. 3,2). Подобно всем ветхозаветным святым, Моисей занял место в рядах "достигших совершенства духов праведников" (Евр. 12,23), и всякий раз, как имя его упоминается в Новом Завете, ему воздается честь как "драгоценному сосуду" благодати Божией.

Мы, однако, не можем не остановиться на событии, повествуемом нам вдохновенной Книгой, событии, описанном самим Моисеем. В Новом Завете, правда, не упоминается - и это так отрадно для нас - об ошибках и падениях народа Божия, случавшихся в ветхозаветные времена; но Ветхий Завет повествует о них, тем не менее, с самой большой точностью; с какой же целью делает он это? Для нашего назидания. "Все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду" (Рим. 15,4).

" Какое же поучение заключается для нас во вспышке безграничного отчаяния, о которой нам повествует Числ. 11,11-15? Мы узнаем из этого факта по крайней мере то, что пребывание в пустыне обнаруживает недостатки, таящиеся в лучших из нас. Здесь выходит наружу зло, живущее в нашем сердце. А так как книга Числа является преимущественно Книгой жизни в пустыне, нам приходится ожидать именно в ней повествование о падениях и немощах всякого рода. Дух Божий записал в ней все с большой точностью. Он показывает нам людей такими, как они есть; и хотя бы сам Моисей "погрешил устами своими", и его грех отмечен в предостережение и наставление нам. Моисей был человеком "подобным нам"; и вот в рассматриваемый нами период его жизни он впадает в ошибку под бременем страшной ответственности, лежащей на нем.

Некоторые, быть может, скажут: "Это и не удивительно; бремя его было непосильно для человека." Но вопрос заключается в следующем: было бы оно непосильно для рамен Божиих? Действительно ли Моисей один был призван нести это бремя? Не был ли живой Бог с ним, и не довольно ли было Моисею этого? Не все ли равно, благоугодно ли было Богу действовать чрез одного человека или чрез десять тысяч людей? В Нем Одном обитает полнота могущества, премудрости и благости. Он есть источник всякого благословения; для веры безразлично, существует ли один, или же тысяча один проводник Божественной полноты.

Здесь нам приходится отметить чудный нравственный принцип, применимый ко всем служителям Христовым: им очень важно помнить, что, если Господь облекает человека ответственностью, Он делает его и способным занимать дарованное ему положение; Он же и поддерживает его. Конечно, совершенно иначе обстоит дело с человеком, который, не получив на то приказания Божия, по своей воле хочет взяться за какое-либо дело или занять какое-либо ответственное место. В этом случае мы непременно должны рано или поздно ожидать полного крушения его деятельности. Но когда Сам Бог ставит человека в какое-либо положение, Он одаряет его способностью выполнять свое назначение. Он никогда не посылает воина на войну наудачу; нам только следует во всем ожидать Его указаний. Это остается справедливым во всех случаях жизни. Мы никогда не упадем, если возлагаем все наши упования на Одного Бога живого. Мы никогда не будем испытывать жажды, черпая воду из живого источника. Наши малые источники скоро иссякнут; но Господь наш Иисус Христос говорит, что, если "кто верует в Него, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой" (Иоан. 7,38).

Это великий урок для странников в пустыне. Для того, чтобы с успехом идти вперед, нам необходимо усвоить себе все это. Если б Моисей научился этому, он никогда не произнес бы слов: "Откуда мне взять мяса, чтобы дать всему народу сему?" Он остановил бы свой взор исключительно на Одном Боге. Он понял бы, что сам он - только орудие в руках Бога, источники помощи Которого бесчисленны. Моисей, конечно, не мог найти в пустыне достаточного количества пищи для великого множества народа; пищи этой не хватило бы даже и на один день.

Но Иегова может восполнить нужды всех живущих на земле, и восполнить их навек.

Действительно ли мы верим этому? Не приходится ли нам иногда в этом сомневаться? Не думаем ли мы иногда, что нам как бы поручено идти навстречу нужде вместо того, чтобы предоставить ее Богу? И следует ли после этого удивляться, что мы так часто унываем, колеблемся и падаем? Конечно, Моисей имел основание сказать: "Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня." Одно только сердце могло вынести подобную тяжесть: то было сердце Возлюбленного Господа, Который, когда израильтяне изнемогали от работы у обжигательных египетских печей, пришел их избавить, и Который, искупив их от руки вражьей, поставил Святилище пребывания Своего среди них. Он, и только Он, мог "нести их". Только Его исполненное любви сердце и Его могущественная рука могли совершить это дело; если б Моисей полностью сознавал всю силу этой истины, он не сказал бы, не мог бы сказать: "Когда Ты так поступаешь со мною, то лучше умертви меня, если я нашел милость пред очами Твоими, чтобы мне не видеть бедствия моего" (ст. 15).

То был поистине мрачный час в жизни выдающегося служителя Божия. Это отчасти напоминает нам пророка Илию, когда он сел под можжевеловым кустом, прося Господа "взять душу его" (3 Цар. 19,4). Не отрадно ли после всего этого встретить обоих этих мужей вместе на горе Преображения! Это замечательным образом доказывает нам, что мысли Божий - не наши мысли, и что пути Божий - не наши пути. Бог приготовил для Моисея и Илии нечто лучшее в сравнении с тем, чего они сами для себя желали. Он, благодарение Ему, по богатству благодати Своей, заглушает голос всякого нашего страха, и там, где немощные сердца наши ожидают встретить смерть и бедствие, Он дарует жизнь, победу и славу.

Мы не можем, однако, не видеть, что, отказываясь занять особенное по ответственности положение, Моисей этим отрекался и от высших почестей, терял и святое преимущество. Это делается для нас очевидным из следующих слов: "И сказал Господь Моисею: собери Мне семьдесят мужей из старейшин Израилевых, которых ты знаешь, что они старейшины и надзиратели его, и возьми их к скинии собрания, чтоб они стали там с тобою. Я сойду, и буду говорить там с тобою, и возьму от Духа, который на тебе, и возложу на них, чтобы они несли с тобою бремя народа, а не один ты носил" (ст. 16-17).

Увеличивало ли избрание семидесяти мужей силу Моисея? Никакой новой духовной силы это, конечно, не давало ввиду того, что в конце концов это была все та же сила Духа Божия, уже почившая на Моисее. В сущности, на месте одного Моисея теперь появлялось семьдесят мужей; но увеличение числа людей не приносило увеличения духовной силы. Это прибавление людей уменьшало количество работы Моисея; но оно же умаляло и его почет. Вместо того, чтобы быть единым орудием Божиим, он с этих пор делался одним из многих орудий, действовавших вместе. Можно сказать, что Моисей, как верный служитель Божий, не искал почестей для самого себя, что он скорее жаждал работать в тени, идти путем незаметным и скромным. Это несомненно; но это, однако, не имеет отношения к рассматриваемому нами вопросу. Как мы вскоре увидим, Моисей был "кротчайший" на земле человек; и мы не хотим даже допустить, что простой смертный мог поступить в подобных обстоятельствах лучше Моисея. Тем не менее нам необходимо извлечь великий практический урок из изучаемой нами главы. Лучший из людей пал; из случая, рассказанного в Числ. 11, для нас становится вполне ясно, что Моисей в это время не пребывал на высоте безмятежной веры. Он, казалось, в эту минуту утратил полное равновесие души, состояние, несомненно, присущее людям, центром мыслей которых является исключительно Бог живой. Мы приходим к этому заключению не только видя, что Моисей поколебался в вере под бременем ответственности, но и на основании следующих слов: "Народу же скажи: очиститесь к завтрашнему дню, и будете есть мясо. Так как вы плакали в слух Господа и говорили: кто накормит нас мясом? Хорошо нам было в Египте, - то и даст вам Господь мясо, и будете есть. Не один день будете есть, не два дня, не пять дней, не десять дней и не двадцать дней: но целый месяц, пока не пойдет оно из ноздрей ваших и не сделается для вас отвратительным, за то, что вы презрели Господа, который среди вас, и плакали пред Ним, говоря: "для чего было нам выходить из Египта? И сказал Моисей: шестьсот тысяч пеших в народе сем, среди которого я нахожусь; а Ты говоришь: Я дам им мясо, и будут есть целый месяц. Заколоть ли всех овец и волов, чтоб им было довольно? Или вся рыба морская соберется, чтобы удовлетворить их? И сказал Господь Моисею: Разве рука Господня коротка? Ныне ты увидишь, сбудется ли слово Мое к тебе, или нет" (ст. 18-23).

Во всем этом мы видим работу духа неверия, всегда стремящегося ограничить силу Святого Израилева. Всемогущий Бог, Владыка неба и земли, Творец Вселенной от одного ее края до другого, не мог ли накормить мясом шестьсот тысяч пеших в народе? Увы! Именно в этом отношении и согрешаем мы все так непростительно. Мы недостаточно проникаемся истиной, что имеем дело с Богом живым. Вера ожидает действий Божиих; никаких затруднений для нее не существует; с презрительной насмешкой относится она к невозможности. Для веры Бог является великим ответом на всякий вопрос, великим решением всякого затруднения. Вера все поручает Богу; потому вере полностью безразлично, иметь ли дело с шестьюстами тысячами или с шестьюстами миллионами людей; она знает, что присутствия Божия достаточно для восполнения всякой нужды. В Одном Боге все источники ее. Неверие говорит: Как то или другое возможно? Оно всюду ставит вопрос "как"; вера же на десять тысяч раз предложенный ей вопрос "как" отвечает одним знаменательным словом: слово это - БОГ.

"Моисей вышел, и сказал народу слова Господни, и собрал семьдесят мужей из старейшин народа, и поставил их около скинии. И сошел Господь в облаке, и говорил с ним, и взял от Духа, который на нем, и дал семидесяти мужам старейшинам. И когда почил на них Дух, они стали пророчествовать, но потом перестали" (ст. 24-25).

Истинная тайна успеха всякого служения заключается в духовной силе. Это не гений, не разум, не энергия человека, это - сила Духа Божия. Что было справедливо во дни Моисея, осталось таковым же и в наши дни. "Не воинством и не силою, но Духом Моим, говорил Господь Саваоф" (Зах. 4,6). Все служители Божий должны всегда это помнить. Это поддерживает их сердце и сообщает постоянную свежесть их служению. Слуга Божий, находящийся в постоянной зависимости от Духа Святого, никогда не может остаться без плода. Если человек рассчитывает на свои личные дарования, он скоро докажет свою несостоятельность. Ненужными окажутся его таланты, его большая начитанность или его обширные познания; если Дух Святой не есть источник и сила его служения, последнее рано или поздно утратит свою свежесть и свою действенность.

Как важно поэтому, чтобы люди, отдающие свои силы на служение Церкви или на проповедь, постоянно опирались исключительно на силу Духа Святого! Он зна-ет, в чем нуждаются души, и может удовлетворить их. Но необходимо доверяться Богу, прибегать к Его помощи. Бесполезно было бы опираться частью на себя, частью на Духа Божия. Если у нас есть хотя бы малейшая самоуверенность, это не замедлит обнаружиться. Мы должны всецело отрешиться от самих себя, если хотим сделаться сосудами Духа Святого.

Из этого, конечно, не следует, - надо ли нам это доказывать? - что мы не должны иметь святой ревности в порученном нам деле; это не исключает, конечно, и необходимости тщательного изучения Слова Божия, а также всякого рода духовных опытов, испытаний, борьбы и искушений для души. Напротив. Мы уверены, что, чем более будем мы всецело с сознанием нашей личной беспомощности опираться на великую силу Святого Духа, с тем большею тщательностью, с тем большим рвением мы будем изучать Книгу Божию и испытывать свое сердце. Человек впал бы в прискорбное заблуждение, если б, ссылаясь на свою мнимую зависимость от Духа Святого, он нашел это уважительной причиной для пренебрежительного отношения к изучению с молитвою Писаний или к заботе о состоянии своей души. "О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден" (1 Тим. 4,15).

Но пусть, однако, всякий помнит, что Дух Святой есть неиссякаемый и живой источник всякого служения Богу. Он Один лишь может дать свежесть и Божественную полноту сокровищам, скрытым в Слове Божием и, по безграничности небесного могущества Своего, применить их к насущным нуждам души. Здесь речь идет не о возвещении новых истин, а только об освещении Духом Святым Слова и о действии Духа Святого на духовное и нравственное состояние народа Божия. Вот истинная задача служения. Человек сотни раз может передавать какое-либо место Писаний одним и тем же лицам, и всякий раз он может вносить духовную свежесть в свое благовествование о Христе. Человек может также, напротив, всячески изощрять свой ум для представления того или другого текста Писания в новом освещении, с новой точки зрения; и несмотря на это, в его проповеди может не оказаться решительно никакой силы Христовой, решительно никакой духовности.

Все это применимо как к проповеднику, так и к учителю, и к пастырю Церкви. Человек может быть призван возвещать Евангелие в каком-либо месте в течение многих лет, и, случается, что его мучит мысль, что он должен все тем же слушателям говорить все о том же из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год. И вот он в смущении начинает стремиться к новизне, к свежести и разнообразию. Его быть может, влечет в другое место, где его ожидают новые проповеднические темы, новые слушатели. Истины, высказанные нами в предыдущих наших размышлениях, должны помочь подобным людям вспомнить, что Христос есть единственная необъятная тема для проповеди. Дух Святой есть сила, развивающая эту тему; бедные же грешники - это люди, нуждающиеся в развитии пред ними великой этой темы. Личность Христа никогда не утрачивает своей новизны; сила Духа Святого всегда сохраняет свою свежесть; состояние и судьба души всегда полны интереса. Также хорошо для проповедника всякий раз вспоминать, когда он приступает к проповеди, что души, к которым он обращается, не знают сути Евангельского учения, что поэтому он должен говорить, как бы в первый раз обращаясь к своим слушателям и считая, что они его еще как бы ни разу не слышали. И в самом деле, возвещение евангельских истин, в Божественном смысле этих слов, не есть бесплодное изложение одного евангельского учения, не есть особого рода скучная своею рутиною речь. Это далеко не так: проповедовать Евангелие - значит доверительно раскрывать сердце Божие, Личность и дело Христа, и раскрывать все это чрез посредство пребывающей с нами силы Духа Святого, силы, черпаемой в неистощимых сокровищницах Священного Писания и питаемой им.

Проповедникам никогда не следует этого забывать; тогда не важно будет, проповедует ли один человек или проповедуют семьдесят человек, возвещает ли тот же самый человек Евангелие в одном и том же месте пятьдесят лет подряд или он его проповедует в пятидесяти разных местах в течение одного и того же года. В случае, имевшем место в жизни Моисея и описанном нам в этой главе, количество силы не прибавилось, но духовная сила, дарованная ему одному, распределилась между семидесятью старейшинами. Бог может совершить Свое дело чрез посредство одного человека и посредством семидесяти; если же Бог не действует, и семьдесят человек не сделают больше одного. Необыкновенно важно всегда сознавать в душе присутствие Божие. Это истинный источник силы и свежести духа, как для проповедника, так и для учителя, и для всякого иного служителя Божия. Когда человек может сказать: "Все мои источники в Боге", ему не приходится задумываться о сфере своей деятельности или о способностях для ее выполнения. Но когда этого нет, человек, естественно, желает разделить с другими свой труд и свою ответственность. Вспомним, как в начале книги Исход Моисей тяготился необходимостью идти в Египет в непосредственной зависимости от Бога, и как он обрадовался присоединению к нему Аарона. Так бывает и с нами. Мы любим все осязаемое, все очевидное для глаза. Нам кажется трудным взирать на Невидимого. И, однако, тростник, на который мы часто думаем опереться, оказывается "надломленной тростью", которая прокалывает нам руку (Ис. 36,6). Аарон для Моисея был обильным источником всякого рода бедствий; люди, которых в безумии своем мы считаем для себя необходимыми помощниками, часто делаются для нас лишь помехою. Да научит нас Господь покоиться в Боге живом с искренним сердцем и с непоколебимой доверчивостью к Нему!

Прежде, чем окончить эту главу, мы отметим, как удивительно духовно пошел Моисей навстречу обстоятельствам, в которые он сам себя поставил. Одно дело - стремиться свергнуть с себя бремя возложенной на нас ответственности и работы; другое - благодушно и с истинным смирением относиться к тем, которые призваны разделить с нами наш труд. Это две совершенно разные вещи, в чем мы часто можем убедиться.

В изображенной нам здесь сцене Моисей обнаруживает трогательную, особенно присущую ему кротость. "Двое из мужей оставались в стане; одному имя Елдад, а другому имя Модад; но и на них почил Дух, и они пророчествовали в стане. И прибежал отрок, и донес Моисею, и сказал: Елдад и Модад пророчествуют в стане. В ответ на это Иисус, сын Навин, служитель Моисея, один из избранных его, сказал: господин мой Моисей! запрети им. Но Моисей сказал ему: не ревнуешь ли ты за меня? о, если бы все в народе Господнем были пророками, когда бы Господь послал Духа Святого на них"! (ст. 26-29)

Это необыкновенно возвышенно. Моисею был совершенно чужд презренный дух ревности, не желающей допустить к славе кого-либо другого, кроме самого себя С помощью Божией Моисей был способен радоваться всякому проявлению истинно духовной силы, где бы и в ком бы она ни проявлялась. Он хорошо знал, что два эти человека могли пророчествовать только силою Духа Божия; где бы сила эта ни проявлялась, ему ли, Моисею, следовало ее заглушать или ей противиться?

Побольше бы проявлялось подобного духа и среди нас! Да поможет нам Господь к этому стремиться! Да поможет Он нам искренне радоваться верности служения чад Божиих, хотя бы мы были различных с ними взглядов, хотя бы мы не имели много общего с ними в наших понятиях и нашем развитии. Ничего нет ненавистнее духа мелочной зависти и ревности, не позволяющих человеку интересоваться ничем, кроме своей работы. Мы можем быть уверены, что, когда Христос действует в сердцах наших, мы можем выйти из самих себя, духом объять все обширное поле деятельности Благословенного Учителя нашего и любить всех возлюбленных работников Его; мы тогда будем способны от души радоваться преуспеянию дела Божия, чрез кого бы оно ни совершалось. Человек, сердце которого полно Христом, будет иметь возможность сказать, и сказать вполне искренне: "Только бы совершалось дело Божие, только бы прославлялся Христос, только бы спасались души, только бы насыщалось и пребывало в сохранности стадо Господне, - не все ли мне равно, кто именно совершает это дело!"

Желательно пребывать в таком настроении духа; оно составляет полный контраст с узостью и эгоизмом, которые ищут лишь такой работы, которая дает возможность нашему "я" занять первенствующее место. Да освободит нас Господь от всего этого, и да даст Он нам желание достичь состояния души, которое было присуще Моисею, когда он говорил: "Не ревнуешь ли ты за меня? О, если бы все в народе Господнем были пророками, когда бы Господь послал Духа Своего на них!"

Заключительная часть нашей главы представляет нам жалкую и роковую неумеренность, с которою народ набросился на то, чего желало их сердце. "И Он исполнил прошение их, но послал язву на души их" (Пс. 105,15). Они получили желанную пищу, но она сделалась для них источником смерти Они хотели получить мяса; но вместе с ним пришел на них гнев Божий. Это очень знаменательно. Да даст нам Господь внимательно отнестись к этому предостережению! Наше жалкое сердце полно суетных и нечистых желаний. Небесная манна не удовлетворяет его. Оно жаждет иного. Бог часто исполняет наши желания Зато нас тогда ожидают ослабление духовных сил, бесплодие и суд Божий. Да будут же, Господи, сердца наши всегда преданы только Тебе Одному! Да будешь Ты вожделенным уделом душ наших во все время нашего странствования по пустыне мира сего, доколе мы не узрим Тебя во славе Твоей!

Краткая часть нашей книги, к обозрению которой мы в данную минуту приступаем, может быть рассмотрена с двух различных сторон: прежде всего она богата прообразами, а затем имеет и духовный, применимый к жизни смысл.

Брачный союз Моисея с женщиной-язычницей является для нас прообразом великой и чудной тайны соединения Церкви со Христом, ее Главою. Мы уже останавливались на этой мысли при изучении книги Исход, но здесь мы встречаем ее в новом освещении, как факт, вызывающий враждебное отношение к Моисею со стороны Аарона и Мариам. Высшие проявления благости Божией вызывают неудовольствие людей, придающих особенно большое значение родственным связям и прирожденным преимуществам. По свидетельству Нового Завета мы знаем, что именно распространение действия благодати Божией на язычников вызвало самую жестокую ненависть к ним евреев. Последним нежелательно было это распространение благодати; они не хотели верить возможности спасения язычников, не хотели даже об этом и слышать. В 11-й главе Послания к римлянам об этом замечательно ясно говорится в том месте, где апостол высказывается о язычниках таким образом: "Как и вы некогда были непослушны Богу, а ныне помилованы, по непослушанию их, так и они (иудеи) теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы" (ст. 30-31, ср. с греч. текст).

Все это прообразно представлено нам в истории Моисея. Он прежде всего пришел к Израилю, к братьям своим по плоти; но в неверии своем они отвергли его. Они оттолкнули его от себя и не захотели признать его. По высшим предначертаниям Божиим это послужило средством для оказания милости чужеземной язычнице, потому что именно в период отвержения Моисея Израилем он вступил в мистический и прообразный союз с женщиной-язычницей, союз, против которого восстали по свидетельству изучаемой нами главы Мариам и Аарон Сопротивление их навлекло на них суд Божий. Мариам была поражена проказою, сделалась нечистою, пока Господь не помиловал ее по ходатайству того же самого человека, на которого она восстала.

Это вполне законченный и поистине удивительный прообраз Иудеи не поверили славной истине милосердия Божия, готового излиться на язычников; вот почему гнев Божий и пал на них. Но впоследствии они вступят на почву полной благодати, на которой уже стоят язычники. Это в высшей степени унизительно для тех, которые мечтали устоять на почве обетования и национальных преимуществ; но таково решение непреложной премудрости Божией, премудрости, одна мысль о которой влагает в уста апостола славный гимн хвалы: "О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки. Аминь" (Рим. 11,33-36).

Таков прообразный смысл нашей главы. Посмотрим теперь, каково ее нравственное, применимое к практической жизни, значение "И упрекали Мариам и Аарон Моисея за жену Ефиоплянку, которую он взял; ибо он взял за себя Ефиоплянку. И сказали: одному ли Моисею говорил Господь? не говорил ли Он и нам? И услышал сие Господь. Моисей же был человек кротчайший из всех людей на земле. И сказал Господь внезапно Моисею и Аарону и Мариам: выйдите вы трое к скинии собрания. И вышли все трое. И сошел Господь в облачном столбе, и стал у входа скинии, и позвал Аарона и Мариам, и вышли они оба. И сказал: слушайте слова Мои: если бывает у вас пророк Господень, то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним; но не так с рабом Моим Моисеем; он верен во всем дому Моем. Устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях; и образ Господа он видит; как же вы убоялись упрекать раба Моего, Моисея? И воспламенился гнев Господа на них, и Он отошел. И облако отошло от скинии, и вот, Мариам покрылась проказою, как снегом" (ст. 1-10).

Нельзя безнаказанно восставать на служителя Господня. Мы должны быть уверены, что рано или поздно Бог за это накажет. В случае, описанном нам в этой главе, Божественный суд немедленно и беспощадно поразил Мариам. Аарон и Мариам впали в большую ошибку, оказали явное сопротивление, восстав на того, кого Бог так необыкновенно возвысил, на кого Он возложил выполнение Божественной задачи и кто притом же в деле, за которое на него сетовали Мариам и Аарон, действовал полностью согласно славной тайне, скрытой в предвечной мысли Господа, - союзу Христа и Церкви.

Но и вообще восставать на служителей Божиих, даже самых немощных и незначительных, - непростительное заблуждение. Если слуга Божий поступает неверно, если он находится в заблуждении, если он совершил что-либо неугодное Богу, Сам Господь произведет над ним суд Свой; но братья его пусть не берут на себя судить его, чтобы не оказалось, что они, подобно Мариам в ущерб для самих себя вмешиваются не в свое дело.

Иногда становится страшно, когда слышишь, как многие позволяют себе говорить и писать против служителей Христовых. Последние, конечно, могут подавать к этому повод; они могут впадать в заблуждения или проявлять неугодное Богу настроение и поступать не согласно Духу Святому; и все-таки человек, дурно отзывающийся о возлюбленных служителях Божиих, впадает в тяжелый грех. Нам необходимо проникнуться важностью и торжественностью слов: "Как вы не убоялись упрекать раба Моего?"

Да убережет нас Господь, по милости Своей, от этого зла! Будем остерегаться впадать в то, что Его столь оскорбляет, т.е. не будем восставать на тех, кто дорог Его сердцу. Нет ни одного члена в народе Божием, в котором не было бы ничего доброго; следует только добросовестно постараться открыть его достоинства. Будем помышлять только о добром, сосредоточимся на этом; будем всячески утверждать и развивать добро. Если, с другой стороны, мы не могли подметить ничего доброго в нашем брате и соучастнике в нашем служении Богу; если глаз наш открыл в нем одни только недостатки; если нам не удалось отыскать искру жизни в груде пепла, драгоценный самородок среди ненужного сора; если мы нашли в нем только одни проявления плоти, - с любовью и состраданием покроем нашего брата завесою молчания, или же заговорим о нем лишь пред престолом благодати.

Есть что-то необыкновенно трогательное в поведении Моисея в сцене, происходящей на наших глазах. Он оказывается удивительно кротким человеком не только по отношению к Елдаду и Модаду, но и в несравненно более затруднительном случае - относительно Мариам и Аарона. В первом случае, вместо того, чтобы проявить зависть к тем, которые призваны разделить с ним его достоинство и ответственность, он радуется их работе и высказывает желание, чтобы весь народ Божий получил это святое преимущество. Во втором случае, вместо того, чтобы держать в сердце гнев на своего брата и на свою сестру, он готов за них же ходатайствовать пред Господом. "И сказал Аарон Моисею: господин мой! не поставь нам в грех, что мы поступили глупо и согрешили; не попусти, чтоб она была, как мертворожденный младенец, у которого, когда он выходит из чрева матери своей, истлела уже половина тела. И возопил Моисей к Господу, говоря: Боже, исцели ее!" (ст. 11-13).

Здесь Моисей является исполненным духа Своего Учителя и заступается за тех, которые так жестоко восставали против него. То была победа, победа человека кроткого, победа благодати. Человек, знающий подобающее ему место в присутствии Божием, может оставить без внимания всякое злоречие. Он им не огорчен, хотя и опечален за произносящих его. Он может им все простить. Он не обидчив, не упорствует в своем мнении, не занят самим собой. Он знает, что никто не может ему дать положение ниже чем то, которого он заслуживает; поэтому, если кто-либо говорит против него, он может смиренно склонить голову и идти своим путем, вручая самого себя и дело свое Тому, суд Которого нелицеприятен и Который непременно воздаст каждому по делам его.

Таково истинное достоинство. Да поможет нам Господь лучше усвоить это себе! Тогда мы не будем так легко негодовать на тех, которым вздумается с презрением отзываться о нас и о нашем деле; больше того: тогда мы будем способны вознести горячую молитву Богу за врагов наших, низводя этим путем благословения на них и на наши собственные души.

В последних строках, заканчивающих эту главу, заключается подтверждение прообразного значения этой главы, уже отмеченного нами. "И сказал Господь Моисею: если бы отец ее плюнул ей в лицо, то не должна ли была бы она стыдиться семь дней? Итак пусть будет она в заключении семь дней вне стана, а после опять возвратится. И пробыла Мариам в заключении вне стана семь дней, и народ не отправлялся в путь, доколе не возвратилась Мариам. И после сего народ двинулся из Асирофа, и остановился в пустыне Фаран" (ст. 14-15; Гл. 13,1). Мариам, пребывавшая семь дней в заключении вне стана, может считаться прообразом настоящего положения народа Израильского, который отвергнут Богом по причине непримиримого сопротивления, оказанного им Божественным намерениям милосердия по отношению к язычникам. Но когда "семь дней" заключения придут к концу, Израиль вернется на почву царственной благодати Божией, даруемой ему благодаря заступничеству Христову.

"И сказал Господь Моисею, говоря: Пошли от себя людей, чтобы они высмотрели землю Ханаанскую, которую Я даю сынам Израилевым; по одному человеку из колена отцов их пошлите, главных из них. И послал их Моисей из пустыни Фаран, по повелению Господню, и все они мужи главные у сынов Израилевых" (ст. 2-4).

Чтобы полностью усвоить себе предыдущее повеление Божие, мы должны сопоставить его с одним местом Второзакония, где Моисей, перечисляя факты чудесной истории народа Израильского в пустыне, припоминает одно необыкновенно важное и поучительное обстоятельство. "И отправились мы от Хорива, и шли по всей этой великой и страшной пустыне, которую вы видели, по пути к горе Аморрейской, как повелел Господь, Бог наш, и пришли в Кадес-Варни. И сказал я вам: вы пришли к горе Аморрейской, которую Господь, Бог наш, дает нам. Вот, Господь, Бог твой, отдает тебе землю сию, иди, возьми ее во владение, как говорил тебе Господь, Бог отцов твоих, не бойся и не ужасайся. Но вы все подошли ко мне и сказали: пошлем пред собою людей, чтоб они исследовали нам землю, и принесли нам известие о дороге, по которой идти нам, и о городах, в которые идти нам" (Втор. 1,19-22). Здесь пред нами раскрывается нравственная сторона описанного в Числ. 13,3 факта. Очевидно, что Господь дал повеление относительно посылки соглядатаев, сообразуясь с нравственным состоянием народа. Если б они руководились одною верой, они последовали бы исполненным духовной мощи словам Моисея: "Вот, Господь, Бог твой, отдает тебе землю сию: иди и возьми ее во владение, как говорил тебе Господь, Бог отцов твоих: не бойся и не ужасайся."' В чудном изречении этом ни слова не говорится о соглядатаях. Нуждается ли в соглядатаях вера, когда она имеет слово и присутствие Бога живого? Раз Бог-Иегова даровал им землю, следовало постараться ею овладеть. И разве Бог уже не отдал им эту землю во владение? Конечно, Он дал ее им; и не только ее дал, но еще и описал им природу и характер этой страны в следующих красноречивых выражениях: "Ибо Господь, Бог твой, ведет тебя в землю добрую, землю, где потоки вод, источники и озера выходят из долин и гор; в землю, где пшеница, ячмень, виноградные лозы, смоковницы и гранатовые деревья; в землю, где масляничные деревья и мед; в землю, в которой без скудости будешь есть хлеб твой, и ни в чем не будешь иметь недостатка, в землю, в которой камни - железо, и из гор которой будешь высекать медь" (Втор. 8,7-10).

Неужели всего этого было мало для Израиля? Не должны ли были израильтяне довольствоваться свидетельством Божиим? Не смотрел ли Бог землю вместо них? Не довольно ли им было того, что Господь сказал о ней? К чему было посылать еще соглядатаев высматривать землю? Было бы какое-либо место "от Дана до Вирсавии", неизвестное Богу? Не Сам ли Бог, по предвечным предначертаниям Своим, избрал эту землю для семени Авраама, друга Своего, предназначив ему владеть этой страною? Не были ли ведомы Ему все затруднения, ожидавшие народ Его? И не был ли Он в силах преодолеть их? Зачем же "все они подошли и сказали: пошлем пред собою людей, чтобы они исследовали нам землю и принесли нам известие"?

Читатель, слова эти обращаются прямо к нашим сердцам. Они открывают и полностью обнаруживают наше душевное состояние. Не нам дано безучастно осуждать пути Израиля в пустыне, подмечать его ошибки и падения. Мы должны во всем этом видеть прообразы, представленные нам для назидания нашего. Это маяки, зажженные для нас заботливой дружеской рукой, с целью оградить нас от опасных мелей, зыбучих песков и утесов, встречающихся на нашем пути и угрожающих нашей безопасности. Именно в этом духе, мы в этом нимало не сомневаемся, нам следует читать каждую страницу истории Израиля, если мы хотим открыть в ней заключенное для нас Богом назидание.

Но, может быть, читателю вздумается обратиться ко мне с вопросом: "Но разве Господь не дал Израилю вполне определенного приказания послать соглядатаев? Что же было предосудительного со стороны Израиля в том, что он их послал?" В Числ. 13 Моисей действительно приказал послать соглядатаев, но это было последствием нравственного состояния народа, как об этом свидетельствует Втор. 1. Мы не можем составить себе ясного представления о Числ. 13, не сопоставляя этого места с Втор. 1, проливающим на него свет. Мы совершенно ясно видим из Втор. 1,22, что мысль послать соглядатаев возникла в сердце Израиля. Бог видел духовное состояние народа и дал повеление, сообразное с ним.

Если читатель откроет первые страницы Первой книги Царств, он найдет там нечто подобное и в деле избрания царя. Господь повелел Самуилу послушаться народа и поставить им царя (1 Цар. 8,22). Сделал ли Он это потому, что одобрял их намерение? Конечно, нет; напротив, Он вполне определенно сказал, что этим Израиль положительно отверг Его Самого. Почему же Он приказывает Самуилу избрать царя? Повеление было дано по причине низкого уровня нравственного состояния Израиля. Они устали пребывать в полной зависимости от невидимой руки; они мечтали подчиняться руке видимой, плотской. Они желали походить на окружавшие их народы, желали иметь царя, который "выходил бы пред ними" и сражался бы за них. И что же? Бог исполнил желание их сердца; но очень скоро им пришлось убедиться в безумии их желания. Царь их пал очень низко, и они из горького опыта должны были узнать, что значит оставлять Бога живого, чтобы опираться на произвольно выбранную ими "надломленную трость".

То же, видим мы, случается и в вопросе о соглядатаях. План послать соглядатаев был, без всякого сомнения, плодом неверия. Человек искренний и доверяющийся Богу никогда бы этого не вздумал. Неужели же мы будем посылать простых смертных исследовать землю, которую в милосердии Своем даровал нам Бог, землю, которую Он нам так точно и всесторонне описал? Да не будет этого. Скажем лучше в сердце своем: "С нас довольно того, что земля эта - дар Божий; как всякий дар Божий, она должна быть прекрасна. Слова Бога живого довольно для сердец наших; нам не нужны соглядатаи; мы не ищем свидетельства человеческого, чтобы подтвердить им слово Бога Всемогущего. Он дал, Он сказал; и этого нам довольно."

Но - увы! - сыны Израилевы не были в состоянии так рассуждать. Они желали послать в землю соглядатаев. Они нуждались в них; их сердце требовало соглядатаев; это желание таилось в самой глубине их души; Иегове было известно это; и вот Он дает повеление, непосредственно зависящее от состояния духа народа.

"И послал их Моисей высмотреть землю Ханаанскую, и сказал им: пойдите в эту южную страну, и взойдите на гору; и осмотрите землю, какова она, и народ, живущий на ней, силен ли он или слаб, малочислен ли он или многочислен? И какова земля, на которой он живет, хороша ли она или худа? и каковы города, в которых он живет, в шатрах ли он живет, или в укреплениях? И какова земля, тучна ли она или тоща? есть ли на ней дерева или нет? Будьте смелы, и возьмите от плодов земли. Было же это ко времени созревания винограда. Они пошли, и высмотрели землю от пустыни Син даже до Рехова близ Емафа... И пришли к долине Есхол, и срезали там виноградную ветвь с одною кистью ягод, и понесли ее на шесте двое; взяли также гранатовых яблоков и смоков. Место сие назвали долиною Есхол, [Виноградная кисть.] по причине виноградной кисти, которую срезали там сыны Израилевы. И, высмотрев землю, возвратились они через сорок дней. И пошли, и пришли к Моисею и Аарону и ко всему обществу сынов Израилевых в пустыне Фаран, в Кадес, и принесли им и всему обществу ответ, и показали им плоды земли. И рассказывали ему и говорили: мы ходили в землю, в которую ты посылал нас; в ней подлинно течет молоко и мед, и вот плоды ее" (ст. 18-28).

Это было полным подтверждением того, что Господь сказал о земле; двенадцать человек свидетельствовали о том, что в земле течет молоко и мед; они своими собственными глазами убедились в прекрасном качестве ее плодов. Двенадцать человек действительно побывали в земле Ханаанской; они употребили сорок дней, чтобы изучить ее в разных ее частях, пили воду из ее источников и питались все это время ее плодами. К какому же заключению с точки зрения веры все это привело? К тому простому выводу, что Рука, введшая в землю двенадцать человек, могла ввести туда и все общество.

Но увы! Народ не руководствовался верою, мрачное и тяжелое чувство неверия управляло им; и сами соглядатаи, люди, посланные в Обетованную землю с целью ободрить народ и убедить его смело идти вперед, все они, кроме двух блестящих исключений, пребывали в неверии, бесславящем Бога. Одним словом, поведение всего народа было сплошной ошибкой. Конец главы только обнаружил истинное состояние сердца Израиля. Неверие взяло вверх. Свидетельство было достаточно ясно: "Мы ходили в землю, в которую ты послал нас; в ней подлинно течет молоко и мед, и вот плоды ее." Итак, со стороны Божией было даровано решительно все. Земля оказалась именно такою, какою Бог ее заранее описал Израилю; сами соглядатаи убедились в этом; но послушаем их дальнейшие слова: "Но народ, живущий на земле той, силен, и города укрепленные, весьма большие; и сынов Енаковых мы видели там" (ст. 29).

Как только человек начинает высказывать свои мысли, как только неверие оказывает на него свое действие, непременно найдется какое-либо возражение, какое-либо "но". Не уповавшие на силу Божию соглядатаи увидели трудности, заметили большие города, высокие стены и исполинов, живущих в них. Все это они видели; Иеговы же они не видели. Они охотнее смотрели на видимое, чем на невидимое. Глаза их не были обращены к невидимому Помощнику. Конечно, слов нет, города были большие, но Бог был больше укрепленных городов; стены были высокие, но Бог был выше их; исполины были сильны, но Бог был сильнее всех и всего.

Так рассуждает вера. С мыслью о Боге она подходит к затруднениям; вера начинает с Бога. Неверие, напротив, видит пред собою прежде всего затруднения, а потом уже Бога; оно начинает с трудностей. В этом и заключается различие между верою и неверием. Это не значит, что мы должны быть полностью бесчувственными к затруднениям, не значит, что мы должны быть беспечными. Вера не есть ни отсутствие чувствительности, ни беспечность. Есть много легкомысленных людей, которые, видимо, руководятся в своей жизни правилом всегда отыскивать хорошую сторону вещей. Это не значит жить верою. Вера встречает трудности лицом к лицу; она прекрасно видит всю затруднительность того или иного положения. Невежество, равнодушие и беспечность - не свойства веры; но в чем же ее тайна? ВЕРА ИМЕЕТ ДЕЛО С БОГОМ ЖИВЫМ. Она на Него смотрит, на Него опирается. Для нее Бог составляет все. В этом заключается великая разгадка ее могущества. Она имеет спокойное и глубокое убеждение, что для Бога Всемогущего никогда не встретится стены, слишком высокой, города, слишком большого, исполина, слишком сильного. Словом, одна только вера отводит Богу место, приличествующее Ему; только она возносит душу над всеми внешними условиями жизни, какого бы характера они ни были. Именно эту драгоценную веру высказал Халев, говоря: "Пойдем, и завладеем ею, потому что мы можем одолеть ее" (ст. 31). Таков истинный отголосок живой веры, прославляющей Бога и ни во что ставящей все видимое.

Но увы! Преобладающая часть соглядатаев имела не больше живой веры, чем те люди, которые их послали; и одна верующая душа принуждена была замолчать пред свидетельством десяти неверующих. "А те, которые ходили с ним, говорили: не можем мы идти против народа сего, ибо он сильнее нас" (ст. 32). Речь неверия была полностью противоположна речи веры. Последняя, взирая на Бога, говорила: "Мы можем одолеть." Неверие, останавливая свой взор на трудностях, говорит: "Мы не можем совершить" этого. Как было тогда, так оно есть и теперь. Взгляд веры, просветленный присутствием Божиим, не видит трудностей. Глаза неверия заняты рассмотрением внешних вещей; поэтому они не различают Бога. Вера имеет дело с Богом; с ней все становится светло и легко. Неверие исключает Бога и делает все темным и трудным.

"И распускали худую молву о земле, которую они осматривали, между сынами Израилевыми, говоря: земля, которую проходили мы для осмотра, есть земля, поядающая живущих на ней, и весь народ, который видели мы среди ее, люди великорослые. Там видели мы и исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода; и мы были в глазах наших пред ними, как саранча; такими же были мы и в глазах их" (ст. 33-34). О Боге ни слова. Он совершенно забыт. Если б они подумали о Нем, если б они сравнили с Ним исполинов, тогда не имело бы никакого значения, что из себя представляли они сами, саранчу или людей. Но в постыдном неверии своем они дерзнули сопоставить Бога Израилева с саранчой.

Замечательно, что, когда действует неверие, характерной чертою его является исключение Бога. Это оказывается верным во все века, во всех странах и во всех обстоятельствах. В этом отношении не имеется исключений. Неверие может заниматься всякого рода человеческими делами, может обсуждать их и приходить к тому или другому заключению: но все его суждения и все его умозаключения основаны на исключении Бога. Сила его доводов зависит от исключения Бога и от отдаления человека от Него. Дайте место Богу, и все рассуждения неверия исчезают, разлетаясь в прах. Так и в описываемом нами событии - какой ответ дает вера на все возражения, делаемые десятью неверующими соглядатаями? Ответ ее заключается в одном, все умиротворяющем и не допускающем никаких возражений слове, - слово это: БОГ!

Читатель, известны ли тебе сила и значение этого благословенного ответа? Знаешь ли ты Бога? Наполняет ли Он всю твою душу? Дает ли это ответ на все твои вопросы? Решает ли это все твои трудности? Известна ли тебе вся сила ежедневного хождения пред Богом живым? Ведомо ли тебе отрадное чувство уверенности, что ты можешь покоиться в Нем среди всех перемен и случайностей этой скоротечной жизни? Если это не так, позволь убедительно тебя просить ни часу более не оставаться в твоем теперешнем положении. Путь открыт. В лице Господа Иисуса Христа Бог открылся нам, как Помощник, Покров и Заступник всякой нуждающейся в поддержке души. Взирай на Него теперь, именно теперь, "когда можно найти Его; призывай Его, когда Он близко" (Ис. 55,6) - "Всякий, призывающий имя Господне, спасется", и "всякий верующий в Него не постыдится".

Если, милостью Божией, ты признаешь Бога своим Спасителем, своим Отцом, старайся же прославлять Его во всех путях твоих чистым и полным доверием к Нему во всем. Да будет Он густою завесою, скрывающей от глаз твоих все окружающие тебя трудности; тогда, несмотря на всякого рода трудные обстоятельства жизни, душа твоя пребудет в безмятежном мире.

"И подняло все общество вопль, и плакал народ во всю ту ночь" (ст. 1). Надо ли нам удивляться этому? Что можно было ожидать от народа, видевшего пред собою только сильных исполинов, высокие стены и большие города? К чему, кроме вздохов и слез, было способно общество, считавшее себя "саранчой" пред этими непреодолимыми, по его мнению, затруднениями, не имевшее ни малейшего сознания Божественной силы, которая могла сделать их победителями всего? Полное неверие овладело всем обществом Божиим. Мрачные облака леденящего неверия окружали их. Бог был совершенно исключен. Ни один луч света не освещал мрака, сгустившегося над ними. Они были заняты собою и своими затруднениями вместо того, чтоб быть занятыми Богом и Его помощью. Что же оставалось им, как не плакать и не сетовать?

Как не похоже было настоящее настроение народа на чувства, одушевлявшие его по описанию Исх. 15. Тогда их взоры были обращены исключительно на Иегову; потому они и могли воспеть победную песнь: "Ты ведешь милостью Твоею народ сей, который Ты избавил; провожаешь силою Твоею в жилище святыни Твоей. Услышали народы, и трепещут; ужас объял жителей Филистимских. Тогда смутились князья Эдомовы, трепет объял вождей Моавитских, уныли все жители Ханаана. Да нападет на них страх и ужас" (ст. 13-16).

Вместо этого теперь трепет объял Израиль, и ужас напал на него: картина резко изменилась. Уныние, трепет и ужас овладевают уже не врагами израильтян, а ими самими. И почему же это так? Потому что в Числ. 14 Тот, Кто сосредоточил на Себе все упование их, совершенно ими исключен. В этом вся разница. В первом случае все совершается верою, во втором действует неверие.

"От величия мышцы Твоей да онемеют они, как камень, доколе проходит народ Твой, Господи, доколе проходит сей народ, который Ты приобрел. Введи его и насади его на горе достояния Твоего, на месте, которое Ты соделал жилищем Себе, Господи, во святилище, которое создали руки Твои, Владыка! Господь будет царствовать во веки и в вечность" (Исх. 15,16-18). О, как не похожи эти возгласы торжества на рыдания и отступнические сетования Числ. 14! В Исх. 15 ни слова не упоминается ни о сынах Енаковых, ни о высоких стенах, ни о саранче. Речь идет только об Иегове, о могущественной деснице Его, о Его силе, о Его достоянии, о Его жилище, о Его милостях к искупленному Его народу. О жителях же Ханаана говорится, что они в унынии, объяты страхом и ужасом, что они обращаются в бегство пред Израилем.

Возвращаясь к Числ. 14, мы с грустью видим как раз противоположное. Превозносится сила сынов Енаковых. Стены вышиною с башню и города исполинов, окруженные грозными укреплениями, угнетают сознание Израиля; но мы не слышим ни слова о их всесильном Избавителе. С одной стороны видны затруднения, с другой - саранча; и невольно напрашивается вопрос: Возможно ли, что из победителей, воспевших хвалебный гимн Богу на берегу Чермного моря, они превратились в потерявших веру в Бога отступников Кадеса?

Увы! Это так; и в этом для нас заключается серьезный и святой урок. Когда события пустыни проходят пред нашими глазами, мы должны все время иметь в виду слова, говорящие нам, что все, случавшееся с Израилем, имело для нас прообразное значение; и что все это "описано в наставлении нам, достигшим последних веков" (1 Кор. 10,11). Разве не склонны и мы, подобно Израилю, смотреть больше на окружающие нас опасности, чем на Возлюбленного Господа, взявшегося провести нас чрез них и в полной сохранности водворить нас в вечное Свое царство; Почему же мы иногда унываем? Почему мы сетуем на те или другие обстоятельства нашей жизни? Почему от нас легче услышать слова неудовольствия и нетерпения, чем хвалу и благодарность Господу? Только потому, что мы позволяем обстоятельствам скрывать от нас Бога вместо того, чтобы делать Его единственным покровом глаз наших и единым упованием сердец наших.

Наконец, зададим себе вопрос, почему мы не стремимся занять наше положение народа небесного? Почему не стараемся мы овладеть тем, что нам даровано как христианам, - овладеть духовным и небесным наследием, приобретенным для нас Христом, уже вошедшим в него в качестве Предтечи? Ответ на все это заключается в одном слове: по неверию нашему.

Относительно Израиля богодухновенное Слово говорит, что "они не могли войти (в Ханаан) за неверие" (Евр. 3,19). То же относится и к нам. По неверию мы не можем войти в наше небесное наследие, по неверию мы не можем в повседневной нашей жизни овладеть дарованным нам уделом; не можем изо дня в день ходить, как подобает ходить небесному народу, не имеющему на земле ни места, ни имени, ни удела, не имеющему на земле никакого призвания, кроме обязанности проходить чрез пустыню мира сего как странники и пришельцы, идя по стопам Того, Который покинул этот мир раньше нас, воссев на престоле Своем на небесах. Вследствие слабости нашей веры видимое приобретает большее значение для сердца нашего, чем невидимое. Да умножит Дух Святой веру нашу; да подкрепит Он души наши и да руководит нами во всем, дабы мы оказались не только говорящими, но и живущими жизнью небесною, по великой милости Призвавшего.

"И роптали на Моисея и Аарона все сыны Израилевы, и все общество сказало им: о, если бы мы умерли в земле Египетской, или умерли бы в пустыне сей! И для чего Господь ведет нас в землю сию, чтобы мы пали от меча? Жены наши и дети наши достанутся в добычу врагам. Не лучше ли нам возвратиться в Египет? И сказали друг другу: поставим себе начальника, и возвратимся в Египет" (ст. 2-4).

Два прискорбных периода неверия обнаруживаются в истории Израиля в пустыне - один на горе Хорив, другой - в Кадесе. При горе Хорив они сделали себе тельца и сказали: "Вот, Бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!" (Исх. 32,4). В Кадесе они собираются избрать себе начальника, чтобы вернуться в Египет. При горе Хорив ими руководило суеверие неверия. В Кадесе обнаружилась своевольная независимость неверия; нам не приходится, конечно, удивляться, что те, которые могли подумать, что телец вывел их из земли Египетской, захотели найти вождя, который довел бы их обратно. Халев является во всем этом блестящим исключением. Для него не существовало ни смерти в пустыне, ни возвращения в Египет, а открывался лишь свободный доступ в Обетованную землю под покровом несокрушимого щита Иеговы.

"И Иисус, сын Навин, и Халев, сын Иефониин, из осматривавших землю, разодрали одежды свои, и сказали всему обществу сынов Израилевых: земля, которую мы проходили для осмотра, очень, очень хороша Если Господь милостив к нам, то введет нас в землю сию, и даст нам ее, - эту землю, в которой течет молоко и мед. Только против Господа не восставайте, и не бойтесь народа земли сей; ибо он достанется нам на съедение, защиты у них не стало; а с нами Господь, не бойтесь их. И сказало все общество: побить их камнями"! (ст. 6-10).

За что именно израильтяне хотели побить их камнями? Быть может, за произнесенную ими ложь? Или за богохульство и какое-либо тяжкое преступление? Нет, Израиль восстал на них за мужество и ревность, которые они показали, свидетельствуя об истине. Они посланы были осмотреть землю и с точностью донести народу о всем, ими виденном. Они свято выполнили это; и что же? "Сказало все общество: побить их камнями!" Народ не любил слышать правду, как ее не любят в мире и теперь. Правда никогда не пользуется популярностью. Для нее нет места ни в мире, ни в сердце человеческом. Всевозможные виды заблуждения и лжи излюбленны миром; правда же не принимается им никогда. Иисус Навин и Халев должны были в свое время испытать то, чему призваны научиться истинные свидетели Божий всех эпох, а именно: их ожидает сопротивление и ненависть со стороны большинства окружающих их. Шестьсот голосов поднялись против двух людей, говоривших правду и веровавших в силу Божию! Так это было; так это есть и будет продолжаться до наступления славного часа, когда "земля наполнится ведением Господа, как воды наполняют море" (Ис. 11,9).

Насколько же важно, подобно Иисусу Навину и Халеву, ясно и беспристрастно свидетельствовать о полноте истины Божией! Как важно поддерживать Божественную истину относительно удела и наследия святых! Мы всегда склонны искажать истину, умалять ее, отрекаться от нее, понижать ее значение. Поэтому так несказанно важно для нас в душе нашей хранить силу Божественной истины, хотя бы в слабой мере вторя словам: "Мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели" (Иоан. 3,11). Иисус Навин и Халев не только вошли в Обетованную землю, но они ее исходили в разных направлениях в присутствии Божием. Они осмотрели ее с точки зрения веры. Они знали, что земля эта принадлежит им согласно предначертанию Божию; что, будучи даром Божиим, она являлась желанным уделом для них; что они непременно силою Божией овладеют ею. То были люди, исполненные веры, мужества и силы.

Блаженные люди! Они жили во свете лица Его, тогда как все общество пребывало в глубоком мраке своего неверия. Какая противоположность!

Это доказывает нам, какая разница существует даже и между отдельными чадами Божиими. Постоянно встречаются люди, которые, несомненно, принадлежат к числу детей Божиих, но не могут, однако, усвоить себе откровение Божие, относящееся к их положению и к их наследию, как искупленных Божиих. Они всегда исполнены сомнений и страха, всегда окружены мглою неверия и видят пред собою мрачную сторону жизни. Души эти постоянно смотрят на самих себя, на свои обстоятельства и затруднения. Никогда они не чувствуют себя спокойными и счастливыми, никогда не являют радостного доверия к Богу и мужества в борьбе, столь приличествующих христианину и столь прославляющих Бога.

Все это - в высшей степени прискорбные факты, которых не должно существовать для христианина; мы можем быть полностью уверены, что здесь скрывается важная ошибка, скрывается нечто решительно греховное для христианина. Христианину надлежит всегда чувствовать себя мирным и счастливым; всегда, что бы ни случилось, он должен быть готов возносить хвалу Богу. Его радость не зависит от него самого и от проходимого им поприща - она изливается на него от престола Бога живого и не поддается никакому человеческому влиянию. Он всегда может восклицать: "Бог мой - источник всех радостей моих." Это чудное преимущество, дарованное Господом самым немощным чадам Божиим. Но именно в этом отношении мы, к сожалению, и оказываемся неверными Богу. Мы отвращаем свой взгляд от Бога, чтобы устремить его на самих себя или на внешние обстоятельства, на наши скорби и на наши трудности; тогда все становится мрачным, тогда слышатся жалобы, неудовольствие и ропот. Это совершенно несвойственно христианству. Это действие неверия, неверия мрачного, производящего в нас смерть, бесславящего Бога и удручающего сердце. "Дал нам Бог духа не боязни, но силы, и любви, и целомудрия" (2 Тим. 1,7). Такие слова подобают духовно уравновешенному "Халеву" - слова, обращенные к тому, чье сердце изнемогало под бременем окружавших его трудностей и опасностей. Дух Божий наполняет душу истинного чада Божия святою бодростью. Он возносит ее над холодной и туманной средой, окружающей ее, вводя ее в область ослепительного света, в область, где "неведомы грозы и бури".

"Но слава Господня явилась в скинии собрания всем сынам Израилевым. И сказал Господь Моисею: доколе будет раздражать Меня народ сей? И доколе будет он не верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди его? Поражу его язвою, и истреблю его, и произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его" (ст. 10-12).

Какая знаменательная минута в жизни Моисея! Плоть могла воспользоваться единственным представлявшимся ей случаем. Никогда, ни раньше, ни после этого, мы не видели, чтобы подобного рода дверь открывалась пред простым смертным. Враг и его собственное сердце могли сказать Моисею: "Вот благоприятная для тебя минута. Тебе предлагают сделаться родоначальником и основателем великого и могущественного народа, и предлагает тебе это Сам Бог Иегова. Ты этого не искал. Это тебе предложено Богом живым, и было бы донельзя безумно с твоей стороны отказаться от этого предложения."

Но, читатель, Моисей не был себялюбив. Он был слишком проникнут духом Христовым, чтобы стремиться к приобретению влияния в этом мире. Не было в нем ни светского тщеславия, ни личных желаний. Он искал только славы Божией и блага народа своего; для достижения этой цели он, милостью Божией, готов был принести в жертву и самого себя, и свои личные интересы. Послушайте, какой чудный ответ он дает. Вместо того, чтобы прельститься обетованием, заключавшимся в словах: "Произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его"; вместо того, чтобы жадно воспользоваться единственным в мире случаем создать себе громкую славу и личное счастье, он совершенно стушевывается: ответ его дышит благороднейшим бескорыстием: "Но Моисей сказал Господу: услышат Египтяне, из среды которых Ты силою Твоею вывел народ сей, и скажут жителям земли сей, которые слышали, что Ты, Господь, находишься среди народа сего, и что Ты, Господь, даешь им видеть Себя лицом к лицу, и облако Твое стоит над ними, и Ты идешь пред ними днем в столпе облачном, а ночью в столпе огненном; и если Ты истребишь народ сей, как одного человека, то народы, которые слышали славу Твою, скажут: "Господь не мог ввести народ сей в землю, которую Он с клятвою обещал ему, а потому и погубил его в пустыне" (ст. 13-16).

Моисей высказывает здесь замечательно чистое воззрение. Он всецело занят славою Господа. Ему нестерпима мысль, что блеск этой славы может быть омрачен в глазах необрезанных язычников. Для чего ему делаться родоначальником и основателем народа? Какое значение имел для него факт, что миллионы людей будущего будут почитать его за знаменитого своего предка, если вся эта личная слава, все это личное величие должны быть приобретены ценою хотя бы одного луча Божественной славы? Долой эту мысль! Пусть лучше имя Моисея забудется навеки! Так рассуждал он во дни поклонения золотому тельцу, это же он был готов повторить и во дни странствования Израиля в пустыне с Господом во главе. Как ни велики были суеверие и непокорность народа-отступника, сердце Моисея жило исключительно для славы Божией; ее следует охранять больше всего на свете. Что бы ни случилось, чего бы это ни стоило, славу Божию следует блюсти неприкосновенно. Моисей сознавал, что ничто не могло быть прочным, если основание не лежало на строгом соблюдении славы Бога Израилева. Мысль возвыситься за счет славы Божией была нестерпима для сердца этого благословенного служителя Божия. Он не мог допустить, чтоб Имя, столь чтимое им, было хулимо язычниками, или чтоб можно было сказать: "Господь не мог."

Бескорыстное сердце Моисея наполняли еще и другие думы: он думал о народе Божием. Он любил его и пекся о судьбе его. Слава Иеговы занимала, конечно, первое место; затем возникал вопрос и о благе Израиля. "Итак, - прибавляет он, - да возвеличится сила Господня, как Ты сказал, говоря: Господь долготерпелив и многомилостив, прощающий беззакония и преступления, и не оставляющий без наказания, но наказывающий беззаконие отцов в детях до третьего и четвертого рода. Прости грех народу сему по великой милости Твоей, как Ты прощал народ сей от Египта доселе" (ст. 17-19).

Как поразительно возвышенна эта молитва! Здесь совершенно все: порядок, тон и дух этого моления. Прежде всего и больше всего сказывается в этих словах великая заботливость Моисея о славе Господней. Славу Божию следует оберегать со всех сторон. Но затем именно на принципе соблюдения Божественной славы Моисей основывает свое прошение о помиловании народа Божия. Оба этих факта самым трогательным образом связаны в заступнической молитве Моисея: "Да возвеличится сила Господня." Каким путем? Путем суда и разрушения? Нет, нет: тем, что "Господь долготерпелив." Какая глубокая мысль! Сила Божия, сказывающаяся в долготерпении, в прощении! Как это несказанно драгоценно! В каком глубоком общении с Богом находился в эту минуту Моисей, как открыты были ему сердце и мысли Божий, если он мог говорить таким образом! И как отличается он от Илии, вооружавшего на горе Хориве Бога против Израиля! Легко решить, который из этих двух выдающихся мужей Божиих более согласовывался с мыслью и духом Христа. "Прости грех народу сему по великой милости Твоей." Слова эти были благоугодны Господу, Который любит миловать. "И сказал Господь Моисею: прощаю по слову твоему." А затем Он прибавляет: "Но жив Я, и славы Господней полна вся земля" (ст. 20-21).

Читатель должен особо заметить два этих выражения. Они не допускают ни противоречия, ни исключения. "Прощаю." И: "Славы Господней полна вся земля." Ничто никоим образом не могло умалить значения этих двух великих фактов. Прощение даровано; и слава воссияет на всей земле. Никакая сила земли, ада, людей или бесов не может посягнуть на Божественную непреложность двух этих драгоценных фактов. Израиль возрадуется полному прощению со стороны своего Бога, и вся земля восторжествует в скинии славы Его.

Но за милостью следует справедливость.

Никогда не следует забывать этого; не следует смешивать двух этих понятий. Вся Книга Божия отмечает явную разницу между милостью и справедливым действием власти; и нигде это не обнаруживается, быть может, очевиднее, чем в описываемом нам случае. Милость принесет прощение; милость же наполнит всю землю благословенными лучами славы Божией; но прислушайтесь к зловещему гулу суда Божия, раздающемуся в грозных словах: "Все, которые видели славу Мою и знамения Мои, сделанные Мною в Египте и в пустыне, и искушали Меня уже десять раз, и не слушали гласа Моего, не увидят земли, которую Я с клятвою обещал отцам их; все, раздражавшие Меня, не увидят ее. Но раба Моего, Халева, за то, что в нем был иной дух, и он совершенно повиновался Мне, введу в землю, в которую он ходил, и семя его наследует ее. Амаликитяне и Хананеи живут в долине; завтра обратитесь и идите в пустыню к Чермному морю" (ст. 22-25).

Все это очень знаменательно. Вместо того, чтобы довериться Богу и бодро идти вперед по направлению к Обетованной земле, оставаясь в непосредственной зависимости от руки Всемогущего, израильтяне возроптали по неверию своему; они пренебрегли богатствами желанной земли, и вот они вынуждены были снова вернуться в "великую и страшную" пустыню. "И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря: Доколе злому обществу сему роптать на Меня? Ропот сынов Израилевых, которым они ропщут на Меня, Я слышу. Скажи им: живу Я, говорит Господь, как говорили вы в слух Мне, так и сделаю вам. В пустыне сей падут тела ваши, и все вы, исчисленные, сколько вас числом, от двадцати лет и выше, которые роптали на Меня, не войдете в землю, на которой Я, подъемля руку Мою, клялся поселить вас, кроме Халева, сына Иефонниина, и Иисуса, сына Навина. Детей ваших, о которых вы говорили, что они достанутся в добычу врагам, Я введу туда, и они узнают землю, которую вы презрели; а ваши трупы падут в пустыне сей. А сыны ваши будут кочевать в пустыне сорок лет, и будут нести наказание за блудодейство ваше, доколе не погибнут все тела ваши в пустыне. По числу сорока дней, в которые вы осматривали землю, вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет, год за день, дабы вы познали, что значит быть оставленным Мною. Я, Господь, говорю, и так и сделаю со всем сим злым обществом, восставшим против Меня: в пустыне сей все они погибнут и перемрут" (ст. 26-35).

Таковы были плоды неверия; и таково было воздействие власти Божией на народ, навлекший на себя Его гнев своим ропотом и упорством своего сердца.

Важно отметить, что неверие помешало Израилю войти в Ханаанскую землю в описываемом нам случае. Богодухновенные пояснительные слова Евр. 3,19 рассеивают какие бы то ни было сомнения в этом отношении: "Итак видим, что они не могли войти за неверие". Можно было бы, пожалуй, сказать, что не пришло еще время вступления Израиля в землю Ханаанскую, что "мера беззаконий Аморреев еще не наполнилась" (Быт. 15,16). Но не по этим причинам отказался Израиль перейти чрез Иордан. Ему были неизвестны беззакония Аморреев; о них он даже и не помышлял. Свидетельство Священного Писания необыкновенно ясно говорит об этом: "Они не могли войти", - не по причине недостатка беззаконий аморре-ев, не потому, что для этого еще не пришло время, а просто "за неверие". Им следовало войти в землю. Это вменялось им в обязанность; они навлекли на себя суд "Божий, не сделав этого. Дорога была открыта пред ними. Суждение веры, высказанное верным Богу Халевом, было ясно и определенно. "Пойдем, и завладеем ею, потому что мы можем одолеть ее." Они могли выполнить это в тот час, равно как и во всякое другое время, потому что Тот, Кто даровал им эту землю, делал их также способными войти в нее и завладеть ею. Мы должны всегда иметь в виду, что ответственность человека основывается на том, что ему открыто, а не на том, что скрыто от него. Израилю следовало дерзновенно идти вперед и завладеть страною; суд Божий постиг его за ослушание. Тела израильтян должны были пасть и быть погребенными в пустыне, потому что у них не оказалось веры для вступления в дарованную им Богом землю.

Не служит ли это знаменательным уроком для нас? Почему мы, христиане, так мало осуществляем в нашей жизни наше небесное призвание? Мы избавлены от суда Божия кровью Агнца; мы избавлены от века сего смертью Христа; но верою и духом мы не переходим воды Иорданские; мы не занимаем верою удела духовного наследия нашего. Обыкновенно думают, что Иордан есть образ смерти и конца нашей природной жизни в этом мире. В некотором смысле это совершенно справедливо.

Но как же случилось, что когда Израиль перешел Иордан, ему пришлось вступить в борьбу? Нам не предстоит, конечно, никакой борьбы, когда мы действительно достигнем неба. Души почивших верою во Христе не ведут борьбы на небе. Всякая борьба для них окончилась. Они пребывают в покое. Они ожидают дня воскресения, но ожидают его в покое, а не в борьбе.

Это доказывает, что Иордан изображает собою иной прообраз, нежели конец нашей личной жизни в этом мире. Мы должны рассматривать его, как великий прообраз смерти Христовой; Чермное море и кровь Пасхального агнца являются прообразами той же смерти Христовой, представляя нам при этом другую ее сторону. Кровь агнца укрыла Израиль от суда Божия, постигшего Египет. Воды Чермного моря освободили Израиль от Египта и власти его. Но израильтянам надлежало еще пройти чрез Иордан, надлежало вступить в Обетованную землю и утвердиться в ней пред лицом всех врагов своих. Они должны были сражаться за всякую пядь земли Ханаанской.

Какое значение имеет для нас последнее обстоятельство? Призваны ли мы сражаться за небо? Когда христианин засыпает, и дух его переходит в иной мир, чтобы пребывать со Христом в раю, идет ли еще речь о борьбе? Конечно, нет. Чему же мы должны научиться из перехода Израиля чрез Иордан и из его войн в Ханаане? Только следующему: Господь Иисус умер; Он оставил мир сей; Он не только умер за грехи наши, но и порвал все узы, приковывавшие нас к этому миру, так что мы умерли для мира, как мы умерли для греха и для закона. С Божией точки зрения и по суждению веры мы покончили все счеты с миром, как с ним покончил всякий умерший человек. Мы призваны почитать себя мертвыми для мира и живыми для Бога Иисусом Христом, Господом нашим. Мы живем силою новой жизни, сообщаемой нам единением со Христом воскресшим. Мы принадлежим к небу; и, пребывая в положении людей небесных, мы призваны сражаться "против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных" в сфере, нам принадлежащей, но из которой они еще не были изгнаны. Если мы довольствуемся тем, что поступаем "по обычаю человеческому" (1 Кор. 3,3), живем, как живут люди мира сего, смущаемся при виде Иордана; если мы готовы жить жизнью людей земных, не стремясь к нашему небесному уделу, к нашему небесному положению, тогда нам будет совершенно непонятна борьба, описанная в Ефес. 6,12. Только стараясь здесь, на земле, вести жизнь народа небесного, мы поймем смысл борьбы, прообразно представленной нам войнами Израиля в Ханаане. На небе у нас борьбы не будет; но если уже на земле мы хотим жить жизнью небесной, если мы стремимся вести себя, "как люди, умершие для мира и живущие в Том, Кто ради них вошел в леденящие воды Иордана, конечно, нам предстоит борьба. Сатана употребит все усилия, чтобы помешать нам жить силою нашей небесной жизни; это-то и вызывает с нашей стороны борьбу. Он будет стараться заставить нас жить, как живут прочие люди, почитающие себя земными, как граждане этого мира, оспаривающие друг у друга свои права, дорожащие своим положением в свете, своим знанием. Таким путем сатана заставит нас жизнью нашей опровергать великую и основную христианскую истину, что мы умерли со Христом и воскресли в Нем.

Если читатель углубится в чтение Ефес. 6, он увидит, как разбирает этот вопрос богодухновенный писатель: "Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его; облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней дьявольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего примите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой, и, все преодолевши, устоять" (ст. 10-13).

Такова настоящая борьба христианина. Здесь не идет речь о вожделениях плоти или о привлекательности мира, хотя и всего этого нам, конечно, следует остерегаться; здесь говорится о "кознях дьявольских". Речь идет не о силе, раз и навсегда сокрушенной, а о лукавых ухищрениях и сатанинских сетях, которыми дьявол старается не дать христианам войти в их небесное положение и овладеть их небесным наследием.

Мы мало заботимся о способе ведения этой борьбы. Мы не стараемся "достигать" того, ради чего мы сами "были достигнуты Христом". Многие из нас довольствуются тем, что знают, что они избавлены от суда Божия кровью Агнца. Мы не усваиваем себе глубокого прообразного значения Чермного моря и Иордана; в применении к жизни мы не осуществляем их духовного прообразного значения. Мы живем по "обычаю человеческому", за что именно апостол порицал коринфян. Мы живем и поступаем, как бы принадлежа к миру сему, тогда как Писание учит нас и крещение наше выражает тот факт, что мы умерли для мира, как умер для него Господь Иисус, и что мы "совоскресли с Ним верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых" (Кол. 2,12).

Дух Святой да поможет нам осуществить все это! Да представит Он нам всю привлекательность драгоценных плодов небесного отечества, во Христе принадлежащего нам, и да укрепит Он нас могуществом Своим в душе нашей, дабы мы с упованием на Бога могли перейти Иордан и дерзновенно вступить в наш духовный Ханаан! Мы живем несравненно ниже уровня присущих нам как христианам преимуществ. Мы позволяем видимому миру лишать нас пользования невидимыми благами. Да дарует же нам Господь более крепкую веру, дабы усвоить себе все, что Он нам так щедро даровал во Христе!

Будем дальше рассматривать изучаемую нами главу. "И те, которых посылал Моисей для осмотрения земли, и которые, возвратившись, возмутили против него все сие общество, распуская худую молву о земле, сии, распустившие худую молву о земле, умерли, быв поражены пред Господом. Только Иисус, сын Навин, и Халев, сын Иефонниин, остались живы из тех мужей, которые ходили осматривать землю" (ст. 36-38). Не удивительно ли, что во всем этом огромном обществе, включавшем в себя шестьсот тысяч человек, не считая женщин и детей, оказалось не более двух мужей, веровавших в Бога живого? Мы, конечно, говорим не о Моисее, а о самом обществе. Все общество, кроме двух выдающихся исключений, было погружено в неверие. Они не верили, что Бог введет их в желанную землю; они, напротив, думали, что Бог привел их в пустыню, чтобы там умертвить их; и мы можем с уверенностью сказать, что они и пожали плоды своего прискорбного неверия. Десять лживых соглядатаев были "поражены смертью", тысячи же народа, поверившие их лжесвидетельству, должны были возвратиться в пустыню, чтобы блуждать в ней, умереть в ней и быть в ней же погребенными.

Иисус Навин и Халев одни не сошли с благословенной почвы веры в Бога живого, веры, наполняющей сердце мужеством и радостным доверием к Богу. Относительно них мы можем сказать, что они получили по вере своей. Бог всегда воздает должное вере, которую Он вселил в душу человека. Это Его собственный дар, и дар этот - мы благоговейно отмечаем это - Бог благословляет, где бы Он его ни нашел. Иисус Навин и Халев только могуществом веры могли противостать неудержимым потокам окружавшего их неверия. Они сохранили свое упование на Бога, несмотря ни на какие трудности; потому и Бог увенчал Своим благословением их веру, и в то время, как трупы их братьев тлели в песчаной пустыне, их ноги вступили на холмы, покрытые виноградниками, и на плодородные равнины Обетованной земли. Десять соглядатаев твердили, что Бог вывел их из Египта, чтобы умертвить их в пустыне; предсказанная ими самими участь действительно постигла их. Иисус и Халев утверждали, что Бог силен ввести их в землю; и они получили по слову своему.

Здесь мы встречаемся с весьма важным принципом: "По вере вашей да будет нам" (Матф. 9-29). Будем помнить: Бог благоволил к вере. Он любит, чтобы Ему верили; Он не устыдит доверяющихся Ему. Неверие наше, напротив, Его огорчает. Неверие раздражает Бога, бесславит Его и погружает душу во мрак и смерть. Сомневаться в словах Бога живого, не могущего изречь неправду, великий грех. Дьявол вселяет в душу все подобные сомнения. Он злорадствует, когда ему удается поколебать в душе доверие к Богу; но он не имеет силы над душою, которая беззаветно верит Богу Его раскаленные стрелы никогда не могут достичь того, кто находится под ограждением щита веры. Блажен человек, живущий жизнью детского доверия к Богу! Сердце его полностью удовлетворено, уста его полны хвалы и благодарения. Это доверие рассеивает всякое облако, всякую мглу; оно освещает путь наш светом присутствия Отца нашего. Неверие, с другой стороны, наполняет сердце всякого рода сомнениями, сосредоточивает нас на самих себе, омрачает нашу стезю, делает нас несчастными. Сердце Халева было озарено радостным доверием к Богу, тогда как сердца его братьев изнемогали под гнетом сетований и горького ропота. Этого всегда следует ожидать. Если мы хотим быть счастливыми, мы должны быть заняты Богом и Его делом. Стоит нам только сосредоточить свой интерес на самих себе и на окружающем нас, и весь наш покой исчезнет. Откройте Лук. 1. Что сделало священника Захарию немым? Неверие. Что наполняло сердце и отверзало уста Девы Марии и Елизаветы? Вера. Вот вся разница. Захария мог бы вторить хвалебным песням благочестивых женщин, если б мрачное сомнение не сомкнуло его уст. Какая картина! Какой урок для нас! Да поможет нам Господь с большею простотою доверяться Ему! Да будем мы чужды всякому духу сомнения! Да научит нас Господь среди неверующего мира оказаться сильными в вере, прославляющей Бога нашего!

Заключительная часть нашей главы преподает нам и другое поучение; прислушаемся к нему внимательно: "И сказал Моисей слова сии пред всеми сынами Израилевыми, и народ сильно опечалился. И, вставши рано поутру, пошли на вершину горы, говоря: вот, мы пойдем на то место, о котором сказал Господь; ибо мы согрешили. Моисей сказал: для чего вы преступаете повеление Господне? Это будет безуспешно. Не ходите, ибо нет среди вас Господа; чтобы не поразили вас враги ваши. Ибо Амаликитяне и Хананеи там пред вами, и вы падете от меча, потому что вы отступили от Господа, и не будет с вами Господа. Но они дерзнули подняться на вершину горы; ковчег же завета Господня и Моисей не оставляли стана. И сошли Амаликитяне и Хананеи, живущие на горе той, и разбили их, и гнали их до Хормы" (ст. 39-45). Как много противоречий в сердце человеческом! Когда их увещевали с твердою верою в Бога войти в землю и овладеть ею, они отступили и отказались идти вперед. Они тогда пали на лица свои и плакали вместо того, чтоб войти в землю и овладеть ею. Тщетно пытался благочестивый Халев доказать им, что Господь возведет их на гору наследия Своего, чтобы там утвердить их навеки, что Он силен совершить это; они не хотели идти вперед, потому что не могли довериться Господу. Теперь же вместо того, чтобы покорно склонить голову и подчиниться приказаниям Божиим, они порываются подняться на вершину горы, в превозношении ума своего доверяя лишь своим собственным силам.

Как бесполезно было - увы! - решаться идти вперед, не имея с собою Бога живого. Без Него они были бессильны совершить что бы то ни было. Когда они могли идти с Ним, они побоялись амаликитян; теперь же, хотя и оставленные Богом, они упорствуют в своем решении сразиться с тем же самым народом: "Вот, мы пойдем на то место, о котором сказал Господь." Это было легче сказать, нежели выполнить. Израиль, лишенный помощи Божией, не мог устоять пред амаликитянами. Замечательно при этом, что, когда Израиль отказывается действовать в силе веры, когда он поддается влиянию неверия, бесславящего Бога, тогда Моисей указывает народу на трудности, на которые они прежде сами же ссылались, чтобы не покориться Богу. "Амаликитяне и Хананеи там пред вами."' Это в высшей степени поучительно. Своим неверием они удалили от себя Бога; поэтому, очевидно, теперь речь шла только об Израиле и о хананеях. Вера поставила бы вопрос в зависимость от Бога и от хананеев. Именно так смотрели на этот вопрос Иисус Навин и Халев, говоря: "Если Господь милостив к нам, то введет нас в землю сию и даст нам ее - эту землю, в которой течет молоко и мед. Только против Господа не восставайте, и не бойтесь народа земли сей; ибо он достанется нам на съедение, защиты у него не стало; а с нами Господь, - не бойтесь их!"

В этом заключалась тайна успеха. Присутствие Господа среди народа Его обеспечивает ему победу над всеми врагами его. Но если Бог не с ними, они уподобляются воде, пролитой на землю. Десять неверных соглядатаев говорили, что израильтяне казались саранчой пред исполинами.

Теперь Моисей ссылается на их же слова, говоря им, что саранче не стоит даже и меряться силами с исполинами. Если, с одной стороны, справедливы слова: "По вере вашей да будет вам", то, с другой стороны, верны и слова: "По неверию вашему да будет вам."

Но, по гордости своей, народ упорствовал, приписывая себе силу, которой он на самом деле не имел. Да, жалок человек, дерзающий идти вперед своими собственными силами! Какое поражение, какое смятение ожидают его! Так всегда должно случаться. В неверии своем народ забывал Бога; Бог, со Своей стороны, предоставлял народ в жертву его суетному превозношению ума. Они не хотели ходить верою пред Богом; Бог же не желал сопутствовать им в неверии их. "Ковчег же завета Господня и Моисей не оставляли стана." Они двинулись в путь без Бога: потому-то и пришлось им обратиться в бегство пред лицом врага.

Так всегда и бывает. Совершенно бесполезно считать себя сильным, рассчитывать на себя, придавать самому себе значение. Ничего нет хуже гордости и самоуверенности. Если Бог не пребывает с нами, мы подобны утренней росе, исчезающей на заре. Но мы должны сами, из личного своего опыта убедиться в этом. Мы должны заглянуть в глубину своей души, чтобы осознать нашу полную несостоятельность. Пустыня со всеми связанными с ней событиями и с тысячами переживаемых в ней событий приводит нас к этому выводу. Там мы узнаем, что такое плоть: там полностью обнаруживается наше природное естество - во всех его видах и проявлениях: то оно оказывается исполненным малодушного неверия, то оно дышит ложной самоуверенностью. В Кадесе плоть отказывается следовать приказанию идти вперед; в Хорме она настойчиво выступает вперед вопреки повелению остаться на месте. Так изобилует крайними противоречиями наша испорченная природа, действующая изо дня в день и в тебе, и во мне, читатель.

Но еще одному следует, возлюбленный читатель, научиться нам с тобой прежде, чем мы покинем Хорму; нам следует помнить, что несказанно трудно смиренно и терпеливо идти путем, на который мы вступили вследствие нашего падения. По своему неверию Израиль отказался войти в Обетованную землю, и Господь по предвечным предначертаниям Своим был вынужден вернуть их в пустыню, где они и странствовали в течение сорока лет. Но израильтяне не захотели покориться Господу. Они оказали Богу сопротивление Они не хотели подчиниться игу, которое на них возлагалось.

Как часто это случается и с нами! Мы падаем, мы заблуждаемся; мы ставим себя по своей же вине в затруднительное положение: и вот вместо того, чтобы покорно вернуться тогда под крепкую руку Божию, вместо того, чтобы с кротостью и сокрушением духа ходить пред Богом, мы становимся упорными и непокорными; мы вступаем в борьбу с обстоятельствами вместо того, чтобы осудить самих себя; и, в упорстве своего сердца, мы стараемся выйти из окружающих нас трудностей вместо того, чтобы принимать их из руки Божией как справедливое и прямое последствие нашего собственного поведения. Надменный ум рано или поздно должен быть унижен Если в нас не оказывается веры для овладения Обетованной землей, нам надлежит со смиренным и сокрушенным сердцем оставаться в пустыне.

Но, благодарение Богу, Он пребывает с нами в наших странствованиях по пустыне, тогда как, идя путем гордости и превозношения ума нашего, мы лишаем себя Его присутствия. Иегова отказался сопутствовать Израилю при его своевольном восхождении на гору Аморрейскую; и однако, по великому долготерпению Своему, Он был готов вернуться к ним, чтобы сопровождать их во всех их путях в пустыне. Если Израиль не хотел войти в Ханаан с Иеговой, Иегове благоугодно было пребывать с Израилем в пустыне Ничего нет выше сказавшейся в этом благости Божией. Если б Бог поступал с ними по заслугам их, Ему следовало, по меньшей мере, предоставить их в пустыне самим себе. Но, да будет вечная хвала великому Его имени, Бог не поступает с нами по грехам нашим и не воздает нам по беззакониям нашим. Мысли Его - не мысли наши, и пути Его - не пути наши. Несмотря на все неверие, всю неблагодарность, все вызывающее поведение Израиля по отношению к Иегове, несмотря на то, что возвращение в пустыню было плодом их собственной ошибки, по безмерному милосердию Своему, по Своей долготерпеливой любви, Иегова, однако, вернулся к ним, дабы сопутствовать им в их странствованиях по пустыне в течение долгих и грустных сорока лет.

Являя нам сущность человека, пустыня являет нам также и существо Божие; показывает она еще и что такое вера; потому что Иисус Навин и Халев должны были вернуться со всем обществом неверных Богу своих братьев в пустыню и пробыть там сорок лет вдали от дарованного им Богом наследия, хотя они лично и были готовы милостью Божией вступить в Обетованную страну. Это могло показаться по отношению к ним большой несправедливостью. Плоть могла находить непонятным, почему эти два мужа веры пострадали за неверие других. Но вера умеет ожидать с терпением. Да и как могли бы Иисус Навин и Халев жаловаться на продолжительность пути, когда они видели готовность Иеговы разделить его трудности с ними? Это было невозможно. Они охотно соглашались ожидать дня, назначенного Богом, потому что вера никогда не спешит. Вера служителей Божиих могла найти себе твердую опору в благодатной поддержке со стороны их Учителя.

Вступительные слова этой главы особенно резко отличаются от сопоставленного с ними содержания предыдущей главы. Там все кажется мрачным и безнадежным. Моисей вынужден был сказать: "Не ходите, ибо нет среди вас Господа; - чтобы не поразили вас враги ваши." Господь же сказал им: "Живу Я: как говорили вы в слух Мне, так и сделаю вам. В пустыне сей падут тела ваши... не войдете в землю, на которой Я, подъемля руку Мою, клялся поселить вас... Ваши трупы падут в пустыне сей."

Вот что читаем мы в 14-й главе. Глава 15-я продолжает повествование, как будто ничего особенного не случилось, как будто все было ясно, спокойно и определенно, как это и должно всегда быть в присутствии Божием. Мы читаем слова: "И сказал Господь Моисею, говоря: Объяви сынам Израилевым и скажи им: Когда вы войдете в землю вашего жительства, которую Я даю вам", и т.д. Это одно из замечательнейших мест этой чудной книги. В самом деле, слов более характерных не встречается не только в книге Числа, но и во всем Слове Божием. Великому уроку научаемся мы из чтения грозного приговора: "Вы не войдете в землю!" Мы, наконец, прониклись сознанием, к которому приходим с таким трудом - сознанием полной несостоятельности человека: "Всякая плоть, как трава."

Когда, с другой стороны, мы читаем слова, подобные следующим: "Когда вы войдете в землю вашего жительства, которую Я даю вам", - какой драгоценный урок извлекаем мы из них? Конечно, то, что мы узнаем, что спасение наше от Господа. С одной стороны, мы узнаем о падении человека, с другой - о верности Божьей. Рассматривая вопрос с человеческой точки зрения, мы читаем приговор: "Не войдете в землю". Подходя же к нему с точки зрения Божией, мы можем, перевернув фразу, сказать: "Конечно, вы в нее войдете."

Мы видим подтверждение этой мысли в событии, описываемом в этой главе, равно как и во всей богодухновенной Книге во всей ее совокупности. Человек падает, но Бог остается верен. Человек все портит, а Бог все исправляет. "Невозможное человекам возможно Богу" (Лук. 18,27). Необходимо ли нам просмотреть все части Книги Божией, чтобы убедиться в этом и чтобы это доказать? Надо ли нам напоминать читателю историю Адама в раю? Или историю Ноя после потопа, или историю Израиля в пустыне, его историю в земле Ханаанской, во дни судей Израилевых и священнического служения левитов? Надо ли нам останавливаться на ошибках человека в служении пророческом, священническом и царском? Надо ли нам упоминать о падении Церкви, на которую возложена ответственность являть совершенство Христа на земле? Не согрешает ли человек всегда и во всем? Увы, это так!

Это одна сторона картины - сторона мрачная и унизительная. Но, благодарение Богу, рядом с нею существует и сторона светлая, поощряющая желание человека исправить совершенное им зло. Если мы встречаем слово: "Вы не войдете", то существует и слово: "Конечно, вы войдете." И почему это так? Потому что Христос взялся совершить дело искупления, и в Нем, несомненно, заключается все, необходимое для славы Божией и для благословления человека. Вечное предначертание Божие состоит в том, чтобы соделать "Христа Начальником всего". Не существует ничего, испорченного "первым" человеком и не исправленного "вторым". Господь есть Глава новой твари, Наследник всех обетовании, дарованных Аврааму, Исааку и Иакову относительно Обетованной земли, Наследник всех обетовании, данных Давиду касательно престола. Владычество на раменах Его. Он облечется в грядущую славу. Он - Пророк, Первосвященник, Царь; Христос, одним словом, восстанавливает все, утраченное Адамом; и Он творит более того, что когда-либо было достоянием Адама. Потому что, с какой бы стороны мы ни смотрели на Адама и на дела его, мы всюду читаем приговор: "Вы не войдете!" Вы не останетесь в раю, вы не сохраните своей власти, вы не наследуете обетования, вы не войдете в землю, не займете престола, не войдете в Царство!

Когда же, с другой стороны, мы взираем на "второго Адама" и на дело, совершенное Им, весь ряд предыдущих отрицаний сразу уничтожается. Отрицание "не" должно раз и навсегда исчезнуть из этих фраз, потому что "во Христе Иисусе все обетования "да" и "аминь", во славу Божию, чрез нас". Слово "не" не существует, когда дело идет о Христе. Тогда на все можно говорить "да" -все предусмотрено и определено Богом; а потому Господь и запечатлел сердца всех верующих печатью Своею, печатью Духа Своего. "Ибо Сын Божий Иисус Христос, проповеданный у вас нами, мною и Силуаном и Тимофеем, не был "да" и "нет", но в Нем было "да", - ибо все обетования Божий в Нем "да" и в Нем "аминь", - в славу Божию чрез нас. Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши" (2 Кор. 1,19-22).

Таким образом, первые строки 15-й главы книги Числа следует рассматривать в духе всей Книги Божией.

Они представляют собою часть всей истории, повествующей о путях Божиих по отношению к человеку в мире сем. Израильтяне потеряли всякое право на землю. Они заслужили только то, чтобы трупы их пали в пустыне. Но тем не менее великая и драгоценная благость Божия настолько обширна, что Бог мог говорить им об их вступлении в землю и давать им указания относительно их поселения там.

Ничто так благотворно не влияет на душу, ничто так ее не подкрепляет, как проявление милосердия Божия. Бог стоит выше падения и греха человека. Ни одно обетование Божие не может оказаться неисполненным. Могло ли недостойное поведение семени Авраамова в пустыне уничтожить вечное предначертание Божие или помешать осуществлению безусловно неизменного и непреложного обетования, данного отцам? Этого быть не могло. Если поколение, выведенное Богом из Египта, отказывалось идти в Ханаан, Иегова мог даже из камней создать семя тому, по отношению к которому должно было исполниться обетование. Это поможет нам объяснить себе первую фразу нашей главы, сила и красота которой особенно поражают нас при сопоставлении ее с унизительными фактами 14-й главы. В ней солнце Израиля как бы заходит среди темных и грозных туч; в 15-й главе оно снова появляется в лучезарном своем сиянии, возвещая и утверждая великую истину, что "дары и призвание Божие непреложны" (Рим. 11,29). Бог никогда не берет назад Своих даров и Своего призвания; поэтому хотя бы нечестивый народ тысячу раз возмущался и роптал против Бога, Господь все же исполнит Свои обетования.

Именно в этом и заключается Божественный плод веры всех времен; это и есть верная и тихая пристань для души среди крушения всех планов и замыслов человеческих. Все распадается в руках человека; Бог пребывает во Христе вовеки. Бог воскресил Христа из мертвых, и все, верующие в Него, утверждены на совершенно новом основании: они введены в общение с превознесенным и преславным Главою, и общению этому не будет конца. Эта чудная связь никогда не может порваться. Все покоится на основании, поколебать которое не могут ни силы земли, ни силы ада.

Читатель, умеешь ли ты применять все это к себе? Удостоверился ли ты в свете присутствия Божия, что ты действительно потерял все; что ты потерпел неудачу во всех отношениях, что ты ничего не можешь привести в свое оправдание? Пробовал ли ты применить лично к себе два выражения, на которых мы останавливались, а именно: "вы не войдете" и "вы войдете"? Проникся ли ты силою слов: "Погубил ты себя... только во Мне опора твоя"? (Ос. 13,9). Пришел ли ты, одним словом, к Иисусу как грешник падший, виновный, сам по себе погибший; обрел ли ты в Нем искупление, мир и прощение?

Остановись, дорогой друг, обдумай серьезно все только что тобою прочитанное. Мы ни на минуту не упускаем из виду, что задались мыслью не только писать "Толкование на книгу Числа. Мы также имеем в виду и душу читателя. Мы должны выполнить наш великий долг по отношению к нему; поэтому мы считаем себя обязанными время от времени отрываться от страниц изучаемой нами книги, чтобы обратиться к сердцу и совести читателя с настоятельной просьбой, если он еще не отдал своего сердца Господу, или он еще не решился следовать за Ним, чтобы он отложил в сторону нашу книгу, дабы определенно ответить на серьезный вопрос относительно нынешнего состояния его души и ожидающей ее вечной участи. Пред этим вопросом бледнеет все остальное. Какое значение имеют все твои замыслы, твои предприятия, начинающиеся на этой земле, на ней же совершающиеся и заканчивающиеся, по сравнению с вечностью и со спасением бессмертной твоей души? Все это только пыль, напрасно отягощающая чашу весов. "Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" (Матф. 16,26).

Возлюбленный читатель, во имя самых насущных нужд, присущих душе человека, мы умоляем тебя не прерывать этих размышлений, прежде чем ты не решишься бесповоротно отдать свое сердце Христу. Именем великой любви Божией, именем креста и страданий Христовых, именем могущественного свидетельства Духа Святого, во имя дивного величия вечности, которой нет конца, во имя бесконечной цены твоей бессмертной души, во имя всех радостей неба, во имя всех ужасов ада, именем этих семи важных доводов мы умоляем тебя прийти к Господу Иисусу. Не рассуждай! Не вступай в споры! Не возражай ничего! Приди; приди теперь же, таков, как ты есть, - приди со всеми твоими грехами, со всей твоей немощью; с твоей до сих пор неразумно проведенною жизнью; с обвиняющим тебя сознанием отвергнутых тобою милостей Божиих, с целым рядом даров свыше, которыми ты злоупотребил, благоприятных случаев, которые ты упустил; приди к Господу Иисусу, готовому с любовью принять тебя в Свои открытые объятия; к Господу Иисусу, показывающему тебе на Свои раны, являющие всю действенность Его искупительной крестной смерти; Он предлагает тебе всецело довериться Ему, обещая тебе, что ты ни в коем случае не будешь постыжен. Дух Божий да даст тебе именно в эту минуту услышать зов Господа, и да не оставит Он тебя в покое, пока ты не обратишься к Богу, не придешь ко Христу, не примиришься с Господом и не будешь запечатлен обетованным Духом Святым!

Возвратимся теперь к нашей главе.

Ничего нельзя себе представить поучительнее описываемого нам здесь случая. Говорится об обетах, о жертвах, о вине возлияния, обо всем, связанном с торжеством высшей благодати Божией, ослепительно сияющей в первом стихе. Это прекрасный пример, поразительный символ будущего величия народа Израильского. Это напоминает нам удивительные видения, описанием которых заканчивается Книга пророка Иезекииля. О неверии, о ропоте, о возмущении Израиля более не идет речи; они преданы забвению. Бог остается верным вечным предначертаниям Своим и уже предвкушает то время, когда народ Его принесет Ему жертву по правде и воздаст Ему свои обеты; время, когда воцарение Господа наполнит радостью их сердца (Иез. 43,3-12).

Заметим поразительную особенность этой главы: место, отведенное в ней "пришельцу". "И если будет между вами жить пришелец, или кто бы ни был среди вас в роды ваши, и принесет жертву в приятное благоухание Господу: то и он должен делать так, как вы делаете. Для вас, общество Господне, и для пришельца, живущего у вас, устав один, устав вечный в роды ваши: что вы, то и пришелец да будет пред Господом. Закон один и одни права да будут для вас и для пришельца, живущего у вас" (ст. 14-16).

Какое место даровано пришельцу! Какой урок для Израиля! Какая славная страница в жизни Моисея, этого возлюбленного служителя Божия! Пришелец приравнен к Израилю: "что вы, то и пришелец да будет"; и далее прибавляется: "пред Господом". В Исх. 12,48 мы читаем: "Если же поселится у тебя пришелец, и захочет совершить Пасху Господу, то обрежь у него всех мужеского пола, и тогда пусть он приступит к совершению ее." Но в Числ. 15 об обрезании совсем не упоминается. Почему же? Могло ли быть выпущено из виду важное постановление подобного рода? Нет, но мы полагаем, что это обстоятельство имеет очень серьезное значение. Израиль не выполнил ни одного из возложенных на него обязательств. Мятежный род должен был быть отстранен и уничтожен; но вечный совет благости Божией живет вовеки, и все Божий обетования исполняются. "Весь Израиль спасется"; он овладеет Обетованной землей; он принесет Господу "чистые" жертвы; он воздаст Господу свои обеты и вкусит радости Царствия Божия. На основании чего все это совершится? На основании благодати Божией. На основании этой же благодати здесь отводится место и "пришельцу ; и не только ему отводится место, но и говорится: "что вы, то и пришелец да будет пред Господом."

Может быть, евреи и не захотят с этим согласиться. В этом случае им следует изучить Числ. 13, и 14. Затем, вынеся из этих глав спасительный для себя урок, пусть они займутся рассмотрением 15-й главы; мы уверены, что после этого они не решатся оспаривать факт принятия Богом "пришельца"; им придется признать самих себя должниками той же благодати Божией, дать себе отчет, что милосердие, оказанное им, может быть оказано и пришельцу; тогда они с радостью пойдут вместе с "пришельцем" утолять свою жажду у источника спасения, отверзтого безмерной благостью Бога Иаковлева.

Поучение, черпаемое нами из этой части нашей книги, не напоминает ли нам чудесного плана предначертаний Господа, развертывающегося перед нами в Рим. 9-11, и особенно удивительного заключительного слова указанных нами глав: "Ибо дары и призвание Божие непреложны. Как и вы (пришельцы) некогда были непослушны Богу, так и они теперь непослушны для помилования вас (т.е. для помилования язычников), чтобы и сами они были помилованы (т.е. чтобы и они вступили на почву милосердия Божия, подобно "пришельцу"). Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать (евреев и языческие народы - Израиль и пришельца). О, бездна богатства и премудрости, и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава вовеки. Аминь" (Рим. 11,29-36).

В 22-31 стихах нашей главы мы находим описание постановлений, относящихся к грехам, совершенным по ошибке, и к грехам сознательным; между теми и другими следует отметить существенную разницу. Благодать и милосердие Божие предусмотрели все, потребное для изглаживания грехов первой категории. Смерть Христа представлена в этой части главы с обеих присущих ей сторон; а именно, здесь мы встречаем жертву всесожжения и жертву за грех; другими словами, мы видим пред собою прообразное изображение этой смерти по отношению к Богу и по отношению к нам; далее нам представлены здесь вся цена, все благоухание жизни Христа и совершенство Его служения в этом мире как Человека. Во всесожжении мы видим искупление, как плод преданности сердца Христова Богу, видим, с каким благоволением Бог относится к этой жертве. В жертве за грех дело искупления представлено как восполнение нужд грешника, являя в то же время всю ненавистность греха в очах Божиих. Взятые вместе, обе эти жертвы прообразно изображают искупительную смерть Христа во всей ее полноте. Далее, в хлебном приношении изображается совершенная жизнь Христа и действительность Его человеческого естества, проявленные Им во всех подробностях Его хождения и Его служения в мире сем. Возлияние является прообразом полной отдачи Христом Самого Себя Богу.

Мы не будем теперь указывать на богатые и дивные поучения, сокрытые в различных категориях жертв, изображенных в этой главе. Мы советуем читателю, желающему более подробно изучить этот вопрос, прочесть стр. 1-150 "Толкования на книгу Левит". Здесь мы даем только краткий перечень значений всех вышеупомянутых жертв; вдаваться в более подробное толкование их значило бы повторять уже раз написанное нами.

Мы только прибавим, что права Божий требуют, чтобы мы не оставляли без внимания и грехов, совершенных нами по ошибке. Мы, быть может, склонны говорить или, по крайней мере, думать, что подобными грехами можно пренебрегать. Бог, однако, этого не думает. Святость Его не может быть приравнена к уровню нашего понимания. Благодать дала выкуп за грехи, совершенные по ошибке, потому что святость требует, чтобы и эти грехи были осуждены и исповеданы Богу. Всякое искреннее сердце прославит Бога за это. Что сталось бы с нами, если б принятые благодатию меры не оказались достаточными для удовлетворения прав Божественной святости? Конечно, они не могли бы оказаться действенными, если б не превосходили уровня нашего разумения.

И, однако, как часто, к сожалению, христиане оправдывают себя своим неведением или же неведением своим объясняют допущение в своей жизни всякого рода ошибок и заблуждений.

В подобных случаях приходится себя спрашивать: почему же, собственно, нам неизвестно, чего от нас требует Христос и какие права Он на нас имеет? Предположим, что нам представляется какой-либо вопрос, требующий определенного решения с нашей стороны и заставляющий нас действовать в известном направлении; и вот, оправдываясь своим незнанием, как нам следует поступить, мы уклоняемся от действия. Хорошо ли мы в данном случае поступаем? К чему это приводит? Снимает ли это с нас ответственность? Допустит ли Бог, чтобы мы совершенно избегли этим путем необходимости так или иначе решить это дело? Нет, будем уверены, что Он этого не сделает. Почему мы не понимаем, что от нас требуется? Приложили ли мы всю нашу энергию, пустили ли мы в ход все данные нам в руки средства, употребили ли мы все усилия к тому, чтобы доискаться самой сущности вопроса и найти его правильное решение? Будем помнить, что именно этого требуют от нас правда и святость христианской жизни; не будем удовлетворяться чем-либо меньшим. Мы не можем отрицать, что если бы речь шла об удовлетворении в большей или меньшей мере наших собственных интересов, о славе нашего имени, нашей репутации или о нашем благосостоянии, ничто не помешало бы нам всесторонним образом уяснить себе этот вопрос. Мы не ссылались бы в этом случае на наше неведение. Мы не замедлили бы собрать все необходимые для нас сведения. Мы сделали бы все возможное, чтобы ознакомиться с мельчайшими подробностями дела, со всем, что говорит за и что говорит против того или другого решения, чтобы здраво рассудить, как следует поступить в данном случае.

Не так ли, читатель? Почему же мы оправдываемся незнанием, как только речь заходит о правах Христа? Не доказывает ли это, что, когда дело касается лично нас, мы исполняемся рвения, энергии, воодушевления; когда же речь идет о Христе, мы оказываемся равнодушными, ленивыми, небрежными. Увы! Это унизительная для нас истина. Да поможет нам Господь сознаться в этом и почувствовать все наше унижение! Дух Божий да соделает нас более осмотрительными в делах, касающихся Господа нашего Иисуса Христа. Да умаляется с каждым днем все более и более значение для нас нашего "я" и интересов, связанных с ним, Христос же и Его интересы да приобретают все большую и большую цену в глазах наших. Да проникнутся сердца наши святою, возложенной на нас Богом, обязанностью внимательно исследовать все вопросы, затрагивающие хотя бы в малой мере славу нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа. Не будем позволять себе говорить, думать или действовать так, чтобы можно было подумать, что мы равнодушны к делу и славе Его. Да предохранит нас по великой милости Своей Господь от этого! Будем почитать за ничто все, лично касающееся нас; права же Христа да останутся неприкосновенными для нас.

Все, что мы только что высказали по отношению к неведению с нашей стороны, мы высказали, сознавая нашу ответственность пред истиной Божией и пред душою читателя. Мы сознаем великую важность этого вопроса. Мы полагаем, что мы часто называем неведением то, что, в сущности, заслуживает названия равнодушия. Это очень грустно. Если Бог наш, по безграничной благости Своей, предусмотрел все, необходимое для искупления даже и грехов неведения, это, конечно, не дает нам права в равнодушии сердца нашего объяснять неведением то, относительно чего нам дарованы полностью понятные мельчайшие указания; мы не пользуемся ими лишь по недостатку нашей ревности в служении Богу.

Мы не остановились бы, быть может, так надолго на этом вопросе, если б всякий день все больше и больше не проникались убеждением, что мы, христиане, подошли к серьезному моменту нашей истории. Мы вовсе не хотим видеть все в черном свете. Мы считаем для себя великим преимуществом возможность пребывать в радостном доверии к Богу и иметь наше сердце и ум исполненными мира Божия, превосходящего разумение наше. "Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия" (2 Тим. 1,7).

Мы, однако, находим возможность закрыть глаза, чтоб не видеть поразительного факта: права Христовы, значение истины и авторитет Священного Писания с каждым днем, с каждой неделей и с каждым годом все более и более умаляются. Мы думаем, что приближается время, когда будет оказываться терпимость ко всему, кроме истины Божией. Ввиду этого нам надлежит наблюдать за тем, чтобы Слово Божие занимало присущее ему место в сердцах наших, и чтобы совесть всегда и во всем руководствовалась его святым авторитетом. Чувствительная совесть - это одно из драгоценнейших сокровищ, которые следует носить в своем сердце; чувствительною я называю совесть, всегда сообразующуюся с указаниями Слова Божия, всегда беспрекословно исполняющую его требования. Когда совесть так благословенно настроена, мы имеем в руках силу, способную оказать свое направляющее действие на все наше поведение и на весь наш характер. Совесть можно сравнить с регулятором карманных часов. Может случиться, что стрелки часов идут неверно; но пока регулятор управляет движением часов, всегда есть возможность исправить движение стрелок. Если же эта сила не действует, весь механизм часов приходит в расстройство. То же случается и с совестью. Пока она силою Духа Святого чувствительна к действию на нее Священного Писания, до тех пор наличествует регулирующая ее сила, определенная и правильная; но если совесть становится беспечной, бесчувственной и порочной, если она отказывается внимать словам: "Так повелел Господь", тогда весьма мало надежды оказаться на должной духовной высоте. Тогда человек попадает в положение, подобное тому, которое описывается нам в нашей главе: "Если же кто из туземцев или из пришельцев сделает что дерзкою рукою, то он хулит Господа: истребится душа та из народа своего. Ибо слово Господне он презрел и заповедь Его нарушил: истребится душа та; грех ее на ней" (ст. 30-31).

Это уже грех не по неведению, а добровольный, совершенный дерзкою рукою грех; неумолимый суд Божий постигнет его. "Непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство" (1 Цар. 15,23). Это знаменательные слова, слова, раздавшиеся в минуту наибольшего развития силы воли человеческой. Люди называют доказательством зрелости человека твердость его силы воли; Писание же учит нас как раз противоположному. Две великие основы человеческого совершенства, полной духовной зрелости - это зависимость от Бога и послушание Ему. По мере того, как человек их утрачивает, он утрачивает и настроение духа, подобающее ему. Поэтому, когда наши взоры переносятся на Того, Кто был единственным совершенством на земле, на Человека Христа Иисуса, две эти отличительные черты явственно выступают и достигают своего полного развития во всей Его жизни с ее начала до конца. Этот Возлюбленный Раб Божий никогда ни на минуту не выходил из положения полной зависимости и безусловной подчиненности Богу. Если б мы захотели попробовать доказать эту истину, мы нашли бы данные для этого на каждой странице Евангелия. Возьмем хотя бы повествование об искушении Христа в пустыне; оно рисует нам пример Его святой жизни. "Написано" - вот неизменный ответ Господа Иисуса искусителю. Ни рассуждений, ни доводов, ни вопрошаний. Он жил Словом Божиим. Он побеждал сатану, твердо сохраняя единственное истинное положение человека - положение зависимости от Бога и послушания Ему. Он находил возможным всецело зависеть от Бога; Он желал подчиняться Ему. Какой вред мог причинить Ему в подобном положении сатана? Он не мог сделать Ему решительно ничего.

Вот Кому мы призваны подражать! Получив жизнь Христову, мы должны жить в постоянной зависимости от Бога, в неизменном послушании Ему. Это и значит "жить по духу". Это и значит идти безопасною и блаженною стезею христианина. Независимость и непослушание возникают вместе. Они совершенно противны христианскому духу. Они свойственны первому человеку, Адаму; зависимость же и послушание являются отличительными чертами "второго Адама". В саду Едемском Адаму захотелось сделаться независимым от Бога. Он не довольствовался быть человеком, не довольствовался занимать подобающее ему место и пребывать в духе, подобающем ему как человеку; он вышел из повиновения Творцу. Вот в чем и заключается тайна падения человека: взглянем ли мы на падение человека до потопа или на его падение после потопа, при соблюдении человеком закона, или при нарушении этого закона: на падение язычников, евреев, турок, или на падение людей, именующих себя христианами, - всюду мы встречаем одно и то же: отчужденность от Бога и непослушание Ему. И каким представлен нам человек в конце его земного существования? "Царем, поступающим по своему произволу" (Дан. 11,36), и "беззаконником" (2 Фес. 2,8).

Да поможет нам Господь в духе смирения и послушания взвесить все это. Бог сказал: "Вот, на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим" (Ис. 66,2). Да поразят эти слова слух наш и да запечатлятся они в сердцах наших, дабы душа наша всегда взывала к Господу, говоря: "Да не впадет раб Твой, Господи, в грехи, совершаемые дерзкою рукою, и да не возобладают они мною!" [Нам хочется особенно напомнить юным читателям, что предохранить нас от совершения грехов "по ошибке" может, главным образом, изучение Слова Божия; послушание же Слову Божию должно удержать нас от того, чтобы дерзкою рукою делать что-либо, неугодное Богу. Все мы, особенно же молодые наши братья, должны это помнить. Молодые христиане особенно склонны следовать общему течению, заражаясь духом лукавого века сего. Отсюда происходят: независимость, упорство, возмущение против старших, непокорность родителям, упрямство, высокомерие, требовательность, превозношение ума, убеждение, что молодежь умнее стариков; все это ненавистно в очах Божиих и совершенно расходится с христианским духом. Нам хочется с любовью обратиться к нашим молодым читателям, убедительно прося их остерегаться всего этого и пребывать в смирении. Пусть они помнят, что "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (Иак. 4,6).]

Нам остается еще рассмотреть случай осквернения одним из членов общества Божия субботы, а также остановиться на постановлении относительно "кистей на краях одежд".

"Когда сыны Израилевы были в пустыне, нашли человека, собиравшего дрова в день субботы. И привели его нашедшие его собирающим дрова к Моисею и Аарону и ко всему обществу. И посадили его под стражу, потому что не было еще определено, что должно с ним сделать. И сказал Господь Моисею: должен умереть человек сей; пусть побьет его камнями все общество вне стана. И вывело его все общество вон из стана, и побили его камнями, и он умер, как повелел Господь Моисею" (ст. 32-36).

То был грех, совершенный "дерзкою рукою"; в этом случае человек открыто нарушил ясно и определенно выраженную заповедь Божию. Это и значит совершать грех "дерзкою рукою"; это и есть грех, не заслуживающий прощения. Нельзя ссылаться на неведение, когда Божественное повеление выражено вполне определенно. Но почему же, спросят, быть может, некоторые, следовало заключить этого человека под стражу? Потому что, хотя повеление было дано, нарушение его не было предусмотрено, а потому не было обозначено и наказание за него. Говоря человеческим языком, Бог-Иегова не ожидал, что человек окажется столь безумным, что решится нарушить покой, предписанный Богом. Ввиду этого не было предусмотрено и наказание за это. Нам не надо, конечно, напоминать, что Бог при самом начале дела уже ведает его конец; в данном случае Он, однако, преднамеренно не дал указаний для подобного случая, выжидая действий человека. Увы! Нарушение заповеди Божией не замедлило наступить, потому что человек способен на все. Он не дорожит покоем Божиим. Зажигать огонь в день субботний не только значило явно нарушать закон; это действие доказывало и полное разногласие с мыслью Законодателя, потому что этим путем в день покоя производилась работа, представлявшая особо поразительный прообраз суда. Огонь служит во всей Библии эмблемой суда, а потому возжигание огня было несовместимо с покоем субботы. Не оставалось, таким образом, ничего другого, как применить суд к человеку, нарушившему субботу, потому что, "что посеет человек, то и пожнет" (Гал. 6,7).

"И сказал Господь Моисею, говоря: Объяви сынам Израилевым и скажи им, чтоб они делали себе кисти на краях одежд своих в роды их, и в кисти, которые на краях, вставляли нити из голубой шерсти. И будут они в кистях у вас для того, чтобы вы, смотря на них, вспоминали все заповеди Господни, и исполняли их, и не ходили вслед сердца вашего и очей ваших, которые влекут вас к блудодейству, чтобы вы помнили и исполняли все заповеди Мои, и были святы пред Богом вашим. Я Господь, Бог ваш, который вывел вас из земли Египетской, чтоб быть вашим Богом: Я Господь, Бог ваш" (ст. 37-41).

Богу Израилеву было угодно, чтобы народ Его постоянно помнил Его святые повеления. Поэтому Израилю было поведено носить на одеждах "нити из голубой шерсти": таким образом, цвет неба, окаймлявший их одежды, должен был всегда напоминать их уму и сердцу о Слове Божием. Всякий раз, когда израильтянин видел пред собою эти голубые нити, он должен был возносить мысль свою к Богу-Иегове и от всего сердца подчиняться Его постановлениям.

Таково было практическое значение "нитей из голубой шерсти". Но, вспоминая 5-й стих Матф. 23, мы видим, во что обратил человек соблюдение этого Божественного постановления. "Все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди; расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих." Таким образом, именно то, что было установлено с целью напоминать им об Иегове и приучать их к смиренному послушанию драгоценному Слову Божию, было обращено ими в средство самопрославления и увеличения их религиозной гордости. "Все дела свои делают с тем, чтобы видели их люди." Серьезно вдумаемся во все это. Будем остерегаться то, что должно служить средством для достижения благ небесных, обращать в орудие прославления человеческого; будем остерегаться тем, что должно вести нас к смиренному повиновению Богу, пользоваться, как случаем для возвеличения нашей личности.

Содержание главы, только что рассмотренной нами, является как бы отступлением среди повествования, рисующего нам жизнь Израиля в пустыне; исключение составляет краткое описание нарушения одним израильтянином покоя субботы. Эта глава переносит нас в грядущие времена, когда, несмотря на все свои грехи и на все свое безумие, несмотря на свой ропот и на свое возмущение против Бога, Израиль овладеет землею Ханаанскою и вознесет жертвы правды и хвалебные гимны Богу спасения своего. Мы видели, как Иегова покрыл прощением неверие и непослушание Своего народа (гл. 13-14), заранее прообразно изображая нам полное и окончательное осуществление вечных предначертаний Своих и обетовании, дарованных Им Аврааму, Исааку и Иакову.

Глава 16-я излагает дальнейшую историю пустыни, историю грустную и постыдную по отношению к человеку, и в то же время блестящую и благословенную с точки зрения неистощимого терпения и безграничной благости Божией. В этом для нас заключаются два великих поучения. Мы здесь узнаем, что такое человек, но также узнаем и что такое Бог. Эти две истины неразрывно связаны на страницах книги Числа. Так в главе 14-й пред нами возникает образ человека и его путей. В 15-й главе мы видим пред собою Бога и Его пути. Заметим, в этой, 16-й, главе мы снова возвращаемся к истории человека и путей его. Да поможет нам Господь воспользоваться глубоким и серьезным назиданием, преподанным нам этим двойным уроком!

"Корей, сын Иссаара, сын Каафов, сын Левиин, и Дафан, и Авирон, сыны Елиава, и Авнан, сын Фалефа, сыны Рувимовы, восстали на Моисея, и с ними из сынов Израилевых двести пятьдесят мужей, начальники общества, призываемые на собрания, люди именитые. И собрались против Моисея и Аарона, и сказали им: полно вам; все общество, все святы, и среди их Господь! Почему же вы ставите себя выше народа Господня?" (ст. 1-3).

Здесь мы доходим до происшедшего в Израиле случая, именуемого Святым Духом устами апостола Иуды "упорством Корея" (ст. 11). Возмущение приписывается Корею как зачинщику мятежа. Он, по-видимому, пользовался известным авторитетом, благодаря чему ему удалось сгруппировать вокруг себя большое число "начальников, призываемых на собрание, людей именитых". Возмущение, одним словом, было весьма серьезное и значительное; и мы хорошо сделаем, внимательно остановясь на источнике и характере этого восстания.

Минута, когда дух недружелюбия овладевает членами какого-либо общества - всегда минута, особенно критическая: потому что если этот дух не подчиняется авторитету Божию, начинается брожение, приводящее к самым пагубным последствиям. Во всяком обществе существует сопротивление власти; достаточно, чтобы появился один человек беспокойного и властолюбивого характера, чтобы воздействовать на враждебно настроенных членов общества, и еле-еле тлевший огонек вмиг раздувается во всепожирающее пламя. Существуют сотни и тысячи людей, всегда готовых объединиться под знаменем восстания, когда это знамя поднято, но, однако, неспособных лично поднять это знамя: на это у них не хватит ни силы, ни мужества. Сатана не сделает в подобном случае своим орудием первого встречного. Для этого ему нужен человек хитрый, ловкий и энергичный; человек, обладающий нравственной силой, могущий оказать влияние на умы окружающих его ближних, человек с железной волей в деле преследования своих целей. Сатана наделяет, конечно, всеми этими способностями людей, употребляемых им для его дьявольских планов. Как бы то ни было, мы знаем, и это не подлежит сомнению, что великие вожди всевозможных восстаний всегда были людьми выдающегося ума, способные по своему произволу управлять изменчивой в своем настроении толпой, подобно океану подверженной влиянию всех бурь и непогод. Такого рода люди умеют возбудить страсти народа, чтобы затем сделать его орудием достижения своих целей. Самым действенным рычагом возмущения, возбуждаемого ими в народных массах, служит вопрос о принадлежащих им правах и о свободе. Если только им удается внушить народам, что их свободе угрожает опасность или что права их отданы на попрание, они могут быть уверены, что им легко будет собрать вокруг себя большое число беспокойных умов и создать грозные волнения в общественной жизни.

Так было и с Кореем и его приверженцами. Они сумели уверить народ, что Моисей и Аарон поработили братьев своих и посягают на их права и преимущества как членов святого общества Божия, в котором, по их мнению, все должны быть равны, и где все пользовались одинаковыми правами.

"Полно вам" (по англ, переводу Библии: "Вы берете на себя слишком много") - вот обвинение, предъявленное кротчайшему человеку на земле. Но в чем же выразилось властолюбие Моисея? Самый поверхностный обзор действий этого возлюбленного служителя Божия оказался бы достаточным, чтобы убедить беспристрастного читателя, что Моисей не только был далек от желания достичь всякого рода почестей и ответственных положений, но что он проявил излишнюю готовность отказываться от них, когда они ему предлагались; он даже изнемогал под их бременем. Поэтому человек, решавшийся обвинять Моисея в желании брать на себя слишком многое, прямо доказывал этим полное свое непонимание истинного духа и настоящего характера этого человека. Человек, который мог сказать Иисусу Навину: "Не ревнуешь ли ты за меня? О, если бы все в народе Господнем были пророками, когда бы Господь послал Духа Своего на них!" - неспособен был придавать значение своей личности.

Но если, с другой стороны, Бог выделяет, призывает и ставит человека в особенно высокое положение, если Он приспособляет Им "избранный сосуд" к совершению какого-либо определенного служения, как можно в таком случае оспаривать и порицать дарованные ему Господом способности и служение; к чему это ведет? Нет ничего бессмысленнее этого. "Не может человек ничего принимать на себя, если не будет дано ему с неба" (Иоан. 3,27). В таком случае человеку бесполезно добиваться какой-либо власти или силы; все его усилия окажутся тщетными. Рано или поздно тщеславию человеческому бывает положен конец; устоит лишь благоугодное Господу.

Корей и его сообщники спорили, таким образом, с Самим Богом; не на Моисея и Аарона восставали они. Первые были призваны Богом занимать известное место, выполнять известное дело; и горе им, если б они от этого отказались, потому что не сами они избрали себе это место, и не произвольно взялись они за это дело: они были посвящены на это Богом. Это делало вопрос ясным и очевидным для всякого: но нашлись души непокорные и мятежные, занятые самими собою и старавшиеся ради своего собственного возвышения повредить истинным служителям Божиим. В этом всегда заключается стремление зачинщиков восстания и неудовольствий. Главная цель состоит в желании выдвинуться вперед. Они громко и складно говорят о правах и преимуществах, присущих всему народу Божию; на самом же деле они мечтают занять положение, для которого не имеют надлежащей подготовки, и воспользоваться преимуществами, на которые они не имеют никаких прав.

Сущность дела, собственно говоря, донельзя проста. Если Бог поручит кому-либо занимать то или другое положение, выполнять то или иное дело, кто дерзнет этому противоречить? Всякий да останется при своем деле и да выполняет его; всякий да сохраняет место, ему предназначенное. Нет ничего безумнее попытки занять чужое место или исполнять дело, порученное другому. Мы в этом уже убедились при изучении нами 3-й и 4-й главы этой книги. Это остается неизменной истиной. Корею было поручено одно дело, Моисею - другое. Почему же один завидовал другому? Было бы настолько же безумно обвинять солнце, луну и звезды в присвоении дарованной им Богом задачи освещать Вселенную, как и упрекать во властолюбии служителя, наделенного дарами Христовыми и несущего на себе ответственность возложенного на него служения.

Этот принцип имеет важное значение для каждого большого и малого христианского общества, в каких бы обстоятельствах ни приходилось сообща работать его членам. Мы заблуждались бы, думая, что все члены тела Христова призваны занимать выдающееся положение, или что всякий член может сам избрать себе место в теле. Это всецело и безусловно зависит от определения воли Божией.

Этому нас ясно учит 1 Кор. 12,14-18: "Тело же не из одного члена, но из многих. Если нога скажет: "я не принадлежу к телу, потому что я не рука", то неужели она потому не принадлежит к телу? И если ухо скажет: "я не принадлежу к телу, потому что я не глаз", то неужели оно потому не принадлежит к телу? Если все тело - глаз, то где слух? Если все слух, то где обаяние? Но Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно."

Вот единственный истинный источник различных служений в Церкви Божией, в теле Христовом. "Бог расположил члены."

Не человек создал положение своему брату; еще менее человек создал себе положение сам. Существует только Божественный порядок, или же отсутствие всякого порядка; создание человеком положения самому себе есть ничто иное, как незаконное присвоение себе Божественных прав.

Рассматривая этот вопрос в свете чудного назидания, заключающегося в 1 Кор. 12, что сказали бы мы, если б ноги обвиняли руки или если б уши обвиняли глаза в присвоении себе слишком большого значения? Не показалось ли бы нам это крайне смешным?

Члены эти занимают, правда, бесспорно важное положение в теле. Но почему это так? Потому что Бог расположил их, "как Ему было угодно". И что же они делают, занимая это важное место? Дело, порученное им Богом. С какою целью? Для пользы всего тела. В теле не существует ни одного члена, какое бы скромное назначение он ни имел, который не извлекал бы пользы из хорошо выполненных назначений более важных членов тела. С другой стороны, выдающийся член тела пользуется хорошо выполненной работой самого незначительного члена. Лишите глаза способности видеть, и от этого пострадает все тело. Стоит нарушить работу самого незначительного члена тела, и это неизбежно отразится на его самом важном члене.

Ввиду этого, весь вопрос заключается не в том, много или мало мы работаем, а в том, чтобы исполнять именно дело, порученное нам, чтобы занимать место, действительно принадлежащее нам. Дружное сотрудничество всех членов, по мере способности каждого из них, сообщает крепость всему телу. Если эта великая истина остается не понятой нами и не примененной к делу, возраст тела не только не будет увеличиваться, но непременно остановится; Дух Святой будет унижен и оскорблен; высшие права Христа отвергнуты; Богу нанесено бесславие. Всякий христианин призван сообразоваться с этим Божественным принципом и идти вразрез с тем, что его умаляет или отрицает.

Христианин обязан всегда подчиняться мысли, выраженной в откровении Божием. Ссылаться на обстоятельства, чтобы оправдать совершаемое нами зло, или пренебрегать какою бы то ни было истиной Божией - значит клеветать на Божественный авторитет, делая Бога виновником нашего непослушания. Мы затронули этот вопрос ввиду его связи с главою, к дальнейшему рассмотрению которой мы теперь приступаем.

Когда Моисей, истинный служитель Божий, услышал мятежные речи Корея и сообщников его, он "пал на лицо свое". В Исх. 14 мы видели этого возлюбленного служителя Божия поверженным ниц, когда ему следовало мужественно стоять. Но здесь он не мог ничего сделать лучше и действеннее. Никогда не следует вступать в пререкания с людьми недовольными и беспокойными: лучше всего оставить их в руках Божиих, потому что, в сущности, они имеют дело именно с Богом. Если Бог ставит человека в известное положение, или поручает ему определенное дело, окружающие же начинают порицать его за послушание Богу, тогда они, в сущности, вступают в пререкания с Самим Богом, Который в премудрости Своей сумеет положить этому конец. Эта истина наполняет святой тишиной и нравственным удовлетворением душу служителя Господня всякий раз, как дух зависти и неустройства восстает на него. Совершенно невозможно занять ответственное место в рядах служителей Божиих или быть особенно благословенным орудием в руках Господа и в то же время избежать нападок со стороны несговорчивых и недовольных людей, не могущих допустить, чтоб кто-либо стоял выше их самих. В ответ на их обвинения лучше всего в смирении и сознании своего ничтожества склониться пред Господом, спокойно выжидая, чтобы улеглись волны возмущения.

"Моисей, услышав это, пал на лицо свое и сказал Корею и всем сообщникам его, говоря: завтра покажет Господь, кто Его, и кто свят, чтобы приблизить его к Себе; и кого Он изберет, того и приблизит к Себе. Вот, что сделайте: Корей и все сообщники его, возьмите себе кадильницы, и завтра положите в них огня, и всыпьте в них курения пред Господом; и кого изберет Господь, тот и будет свят. Полно вам, сыны Левиины!" (ст. 4-7).

Это значило - вручить дело в могущественные руки. Выше всего Моисей ставит непреложные права Божий. "Господь покажет" (не Моисей покажет), и "Господь изберет". О себе или об Аароне Моисей не говорит ни слова. Все решение вопроса всецело теперь зависит от указания и выбора Господа. Двести пятьдесят мятежников поставлены лицом к лицу с Богом живым. Они призваны предстать пред Ним с курящимися кадильницами в руках, дабы все дело было рассмотрено и окончательно решено великим судом, подчиниться которому придется беспрекословно. Моисей и Аарон, очевидно, не могли иметь в суде решающего голоса, будучи заинтересованными в этом деле лицами. Потому Моисей и хотел, чтобы обе стороны предстали пред Господом и чтобы спорный вопрос был рассмотрен и решен в присутствии Божием.

Моисеем в данном случае руководили истинное смирение, истинная премудрость. Когда люди стремятся занять какое-либо почетное положение, всегда следует дать им попробовать занять его и удовлетворить этим свое сердце; ждать придется недолго, и место, занять которое они так жаждали, окажется местом их полного поражения, их жалкого посрамления. Мы часто встречаем людей, завидующих той или иной деятельности и мечтающих ею заняться. Пусть они испробуют это; они могут быть уверены, что их ожидает падение, что они с позором и в смятении сердца должны будут от этого отказаться. Господь, несомненно, поразит их смятением. Тому же, на кого устремлены завистливые взгляды, лучше всего будет пасть на лицо свое пред Богом и предоставить Ему решить вопрос, поднятый недовольными мятежниками.

"И сказал Моисей Корею: послушайте, сыны Левин: Неужели мало вам того, что Бог Израилев отделил вас от общества Израильского и приблизил вас к Себе, чтобы вы исполняли службы при скинии Господней и стояли пред обществом, служа для них? Он приблизил тебя, и с тобою всех братьев твоих, сынов Левин, и вы домогаетесь еще и священства? Итак ты и все твое общество собрались против Господа. Что Аарон, что вы ропщете на него?" (ст. 8-11).

Здесь пред нами открывается истинная причина этого заговора. Мы видим, кто стоял в его главе и чего добивался зачинщик мятежа. Моисей обращается к Корею и обвиняет его в желании оспаривать право священства. Читателю непременно следует ясно усвоить себе этот вопрос с точки зрения Священного Писания. Ему надо понять, что из себя представлял Корей, в чем заключался его замысел и что составляло желанную цель его беспокойных происков.

Только составив себе ясное представление обо всем этом, читатель может понять всю силу и истинный смысл выражения, употребленного апостолом Иудой по отношению к Корею, называющего его "упорным".

Кто же был Корей? Он был Левит и как таковой призван был служить Богу и учить народ. "Учат законам Твоим Иакова, и заповедям Твоим - Израиля" (Втор. 33,10). "Бог Израилев отделил вас от общества Израильского и приблизил вас к Себе, чтобы вы исполняли службы при скинии Господней и стояли пред обществом, служа для них". Вот, кто был Корей и какова была сфера его деятельности. Но чего же он добивался? Священства. "Вы домогаетесь еще и священства."

Поверхностный наблюдатель мог даже и не заметить, что Корей домогался чего-либо лично для себя. По-видимому, он отстаивал только права всего общества Божия. Но Моисей, наученный Духом Божиим, изобличает этого человека и показывает, что под видом заслуживающих полного внимания доводов он дерзновенно домогался права священства лично для себя. Очень важно отметить этот факт. В большинстве случаев люди, во всеуслышание провозглашающие свободу, права и преимущества народа Божия, на самом деле ищут своего собственного возвышения и своих личных выгод. Не довольствуясь своим делом, они мечтают о месте, им не подобающем. Это не всегда бывает заметно окружающим; но рано или поздно Бог, несомненно, выведет это наружу, потому что Ему принадлежит оценка действий человеческих. Ничто так не отталкивает, как желание человека выдвинуться вперед среди членов общества Божия. Это неизбежно влечет за собою разочарование и неудачу. Быть найденным на своем месте верно выполняющим порученное Богом дело - вот что важно для всякого из нас; и чем скромнее, чем спокойнее и проще человек себя держит, тем это лучше для него.

Корей не следовал этому простому и спасительному принципу. Не довольствуясь положением и служением, дарованными ему Богом, он стремился к тому, на что не имел ни малейшего права. Он мечтал о священстве. Грех его заключался в восстании против первосвященника Божия. В этом-то и сказалось "упорство Корея".

Этот факт, встречающийся в жизни Корея, часто остается непонятым, и проступок, совершенный им, часто неправильно вменяется людям, старающимся пустить в оборот какой-либо дар, действительно порученный им Главою Церкви. Такое суждение является крайне безосновательным. Возьмем, например, человека, которому Господь, положим, дал дар проповедничества. Можем ли мы обвинять его в грехе Корея, если ввиду получения им этого дара он идет проповедовать Евангелие? Должен он проповедовать или нет? Не обязывают ли его к этому дар Божий и признание Божие? Превышает ли свою власть человек, принимающийся в подобных условиях за проповедь?

То же применимо и к пастырям и учителям Церкви. Впадает ли пастырь в грех Корея, употребляя в дело отличительный дар, дарованный ему Главою Церкви? Не дар ли Божий делает человека служителем Церкви? Почему при этом условии и не сделаться ему пастырем или учителем? Не ясно ли для всякого непредубежденного человека, для человека, руководящегося Словом Божиим, что только обладание даром, ниспосланным свыше, может сделать кого-либо служителем Божиим? Не очевидно ли, с другой стороны, что чем бы человек ни обладал, если ему не даровано этого дара Главою Церкви, он и не есть служитель ее? Непонятно, как можно сомневаться в вопросах, столь очевидных.

Мы говорим здесь - этого не следует забывать - о специальных дарах для служения в Церкви. Всякому члену тела Христова, конечно, поручено какое-либо служение, какое-либо дело. Всякий вдумчивый христианин поймет это. Созидание тела есть не плод действий лишь нескольких выдающихся лиц, а работа всех членов, каждого согласно положению, занимаемому им; об этом говорится в Ефес. 4,15-16: "Дабы мы... истинною любовью все возвращали в Того, Который есть глава, Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви."

Все это удивительно просто и понятно. Что же касается особых служений, служений евангелиста, пастыря Церкви, пророка или учителя, то эти служения даются Одним лишь Христом. Только наличие в человеке присущих этим служениям способностей и даров делает из него служителя Церкви (Ефес. 4,11-12; 1 Кор. 12,11). С другой стороны, никакое воспитание, никакие существующие в мире человеческие учреждения не могут сделать из человека достойного проповедника, пастыря или учителя, если он не получит на это особого дара от Главы Церкви. Мы, кажется, достаточно доказали читателю, что совершенно безосновательно обличать в грехе Корея людей, если они развивают в себе дары, полученные ими от великого Главы Церкви. Они, напротив, впали бы в серьезный грех, если б они не пользовались этими дарами. Но существует великая разница между служением Богу и священством. Корей не стремился сделаться служителем Божиим; он уже был им. Он мечтал сделаться священником; на это он не имел права. Священство было предоставлено только Аарону и семейству его; всякая попытка человека, не входившего в круг этой семьи, приносить жертвоприношения Богу или выполнять какие-либо другие священнические обязанности являлась дерзким посягательством на принадлежавшие Аарону права. Аарон являлся прообразом нашего великого Первосвященника, восшедшего на небеса - Иисуса, Сына Божия. Небеса составляют сферу Его служения. "Если бы Он оставался на земле, то не был бы и священником" (Евр. 8,4). "Господь наш воссиял из колена Иудина, о котором Моисей ничего не сказал относительно священства" (Евр. 7,14).

Остальная часть изучаемой нами главы является поразительным и наглядным доказательством суда Божия, постигшего Корея и его приверженцев. Господь необыкновенно быстро решает вопрос, поднятый мятежниками.

Одно уже описание действий Божиих в этом случае наводит на нас невыразимый страх. А что же должны были пережить очевидцы этого события? Земля разверзла уста свои и поглотила трех главных зачинщиков возмущения: "и вышел огонь от Господа, и пожрал тех двести пятьдесят мужей, которые принесли курение" (ст. 35).

"И сказал Моисей: из сего узнаете, что Господь послал меня делать все дела сии, а не по своему произволу я делаю сие: Если они умрут, как умирают все люди и постигнет их такое наказание, какое постигнет всех людей, то не Господь послал меня. А если Господь сотворит необычайное, и земля разверзнет уста свои и поглотит их и все, что у них, и они живые сойдут в преисподнюю, то знайте, что люди сии презрели Господа" (ст. 28-30).

Этими словами Моисей доказывает, что он считал заинтересованными в решении этого вопроса только Иегову и мятежников. Он лично может обратиться к суду Божию, может все дело поручить Богу. В этом-то и заключается весь секрет нравственной силы служителя Божия. Человек, который не ищет себя, человек, с начала до конца стремящийся исключительно к славе Божией, может с доверием к Богу ожидать разрешения всякого затруднения. Но для этого око его должно быть чисто, сердце - искренне, намерение - свято. Тщеславные стремления, зависть и превозношение ума не могут устоять, когда земля разверзает уста свои: огонь Господень пожирает все нечистое. Пока все спокойно, нетрудно приписывать себе то или другое значение, хвалиться тем или другим, говорить громкие слова. Но стоит появиться Богу и Его праведному суду, и все тотчас же изменяется.

"Лишь только он сказал слова сии, расселась земля под ними. И разверзла земля уста свои, и поглотила их и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество. И сошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю, и покрыла их земля; и погибли они из среды общества. И все Израильтяне, которые были вокруг их, побежали при их вопле, дабы, говорили они, и нас не поглотила земля" (ст. 31-34).

Действительно, "страшно впасть в руки Бога живого" (Евр. 10,31). "Страшен Бог в великом сонме святых, страшен Он для всех окружающих Его" (Пс. 88,8). "Бог наш есть огнь поядающий" (Евр. 127 29). Насколько благоразумнее поступил бы Корей, удовлетворившись своим столь почетным служением в качестве левита! Будучи сыном Каафовым, он был обязан хранить драгоценнейшую утварь святилища. Но он домогался священства, и это довело его до падения.

Но это не все. Лишь только, поглотив мятежников, земля закрыла уста свои, вышел еще и "огонь от Господа, и пожрал тех двести пятьдесят мужей, которые принесли курение" (ст. 35). То было потрясающее зрелище, то было проявление беспощадного суда Божия, карающего гордость и притязания человека. Человек напрасно пытается возмущаться против Бога, потому что Бог "гордым противится, а смиренным дает благодать". Безумно, что червь земной дерзает спорить с Богом Всемогущим!

Если б Корей и его сообщники пребывали в смирении и подчинении Богу, если б они довольствовались положением, определенным им Богом, каким бы скромным или блестящим это положение ни было, они заслужили бы благоволение Божие и не повергли бы в ужас и скорбь души братьев своих. Будучи ничем, они приписывали себе мнимые заслуги; за то их и постигла гибель. Когда Господь берет бразды правления в Свои руки, гордость неминуемо влечет за собою кару Божию. Проникнемся же при изучении 16-й главы более глубоким сознанием великого значения "смиренного и сокрушенного духа". Мы живем в эпоху, когда человек все более и более стремится возвыситься. "Excelsior"! [Все выше и выше!] - вот любимый девиз нашего времени. Но придаем ли мы этому выражению его истинный смысл? "Возвышающий сам себя унижен будет" (Лук. 18,14). Если мы хотим руководствоваться принципом, применяемым в Царствии Божием, то увидим, что единственный способ возвыситься заключается в унижении своей личности. Тот, Кто в настоящее время занимает высшее место на небесах, добровольно занимал самое скромное место на земле (Фил. 2,5-11).

Вот пример для нас, христиан; вот также Божественное средство избавиться от гордости и тщеславия, овладевающих людьми мира сего. Несказанно грустно видеть, что люди, считающие себя последователями Того, Кто был "кроток и смирен сердцем", оказываются людьми тщеславными, гордыми, нетерпеливыми, людьми, лишенными мира Божия. Исследовать свое сердце в присутствии Божием, а также часто оставаться наедине с Богом - вот что помогает нам избавиться от гордости и самомнения. Да даст нам Господь познать всю силу общения с Ним в глубине нашей души! Господь, в милосердии Своем, да соделает нас действительно смиренными во всех путях наших, и да поможет Он нам в простоте души опираться только на Него и не придавать самим себе никакого значения.

Заключительная часть нашей главы поразительным образом показывает нам на неисправимую испорченность невозрожденного сердца. Казалось бы, можно было ожидать, что после потрясающих событий, происшедших на глазах всего общества, израильтяне извлекут из всего этого глубокие и прочные назидания. После того, что народ видел, как земля разверзла "уста свои", после того, как он слышал отчаянные крики поглощенных бездною мятежников, видел, как сошел с неба огонь, во мгновение ока истребивший двести пятьдесят именитых членов общества; после того, как народ был свидетелем суда Божия и столь явного проявления могущества и величия Иеговы, он, казалось бы, должен был впредь мирно и смиренно ходить пред Богом своим; голоса неудовольствия и возмущения, казалось бы, никогда больше не могли раздаваться в их шатрах.

Увы! Самые знаменательные факты часто проходят бесследно для человека. Плоть не поддается исцелению. Эта истина подтверждается на каждой странице Книги Божией. Она обнаруживается и в последних строках 16-й главы: "На другой день." Подумайте! Не прошло еще ни года, ни месяца; не прошло даже еще и недели после страшных событий, только что описанных нам, "на другой день все общество (уже не только несколько непокорных мятежников, но и все общество) сынов Израилевых возроптало на Моисея и Аарона, и говорило: вы умертвили народ Господень. И когда собралось общество против Моисея и Аарона, они обратились к скинии собрания, и вот, облако покрыло ее, и явилась слава Господня; и пришел Моисей и Аарон к скинии собрания. И сказал Господь Моисею, говоря: Отсторонитесь от общества сего, и Я погублю их во мгновение. Но они пали на лица свои" (ст. 41-45).

Моисею приходится снова ходатайствовать за народ. Полное и мгновенное истребление снова угрожает всему обществу Божию. Все кажется безнадежным. Долготерпение Божие, видимо, приходило к концу; меч суда готов пасть на все общество; но вот мятежники и народ находят себе заступников как раз в представителях священства, которыми они пренебрегали; те самые люди, которых они только что называли виновниками смерти народа Господня, являются орудиями Божиими для спасения их жизни.

"И сказал Моисей Аарону: возьми кадильницу, и положи в нее огня с жертвенника и всыпь курения, и неси скорее к обществу, и заступи их: ибо вышел гнев от Господа, и началось поражение. И взял Аарон, как сказал Моисей, и побежал в среду общества, и вот, уже началось поражение в народе. И он положил курения, и заступил народ. Стал он между мертвыми и живыми, и поражение прекратилось" (ст. 46-48).

Священники, столь презираемые обществом, теперь могли сделаться орудием спасения мятежного и упорного народа. Описываемая нам здесь картина несказанно трогательна. Аарон, первосвященник Божий, стоит между мертвыми и живыми; дым благовонного курения его кадильницы восходит к престолу Божию - поразительный прообраз Того, Кто, будучи больше Аарона и соделавшись Сам искупительною жертвою за грехи Своего народа, всегда стоит пред Богом в благоухании совершенства Своей Личности и Своего подвига. Только священники могли вести народ чрез пустыню. Они являлись богатым и истинным источником Божественной благодати. Представительству священников за него пред Богом народ был обязан тем, что его миновали справедливые последствия его мятежного ропота. Если бы Господь поступал с ним согласно принципу праведного суда Своего, Ему следовало бы произнести слово: "Предоставь Мне все дело, и Я погублю их во мгновение ока."

Таково действие неподкупного и непоколебимого правосудия. Правосудие требует немедленного истребления. Полное и совершенное избавление есть славное и характерное действие благодати Божией, благодати, "воцарившейся чрез праведность" (Рим. 5,21). Если б Бог поступил с народом Своим только по правосудию, имя Его не было бы полностью прославлено; потому что Его имени кроме правосудия свойственно еще являть любовь, милосердие, благость, милость, долготерпение, глубокое и неистощимое сострадание. Ни одно из этих свойств, однако, не обнаружилось бы, если б народ был истреблен Богом в мгновение ока; имя Иеговы не было бы полностью прославлено и возвещено. "Ради имени Моего отлагал гнев Мой, и ради славы Моей удерживал Себя от истребления тебя... Ради Себя, ради Себя Самого делаю это, - ибо какое было бы нарекание на имя Мое! славы Моей не дам иному" (Ис. 48,9,11).

Как чудно, что Господь чрез нас, для нас и в нас действует для прославления имени Своего! Удивительно также, что слава Его особенно воссияет и полностью обнаружится только в выполнении Им великих предначертаний Его сердца, являющих Его "Богом Праведным и Спасителем". Драгоценное для погибшего грешника Имя! Оно заключает в себе все, потребное человеку в его временной земной жизни и в вечности. Оно исторгает его из глубины его греховности, делающей его достойным ада; оно проносит его чрез всякого рода борьбу, чрез искушения и скорби пустыни; ведет его, наконец, в небеса, в светлую и благословенную обитель, в которую не может проникнуть грех и где исчезает всякая скорбь.

Эти две главы представляют собою особый раздел, в котором описаны происхождение, ответственность и преимущества священства - этого Божественного постановления. "Никто сам собою не приемлет этой чести, но призываемый Богом, как и Аарон" (Евр. 5,4). Это ясно выражено и в 17-й главе. "И сказал Господь Моисею, говоря: Скажи сынам Израилевым, и возьми у них по жезлу от колена, от всех начальников их по коленам, двенадцать жезлов, и каждого имя напиши на жезле его. Имя Аарона напиши на жезле Левиином: ибо один жезл от начальника колена их должны они дать. И положи их в скинии собрания, пред ковчегом откровения, где являюсь Я вам. И кого Я изберу, того жезл расцветет; и так Я успокою ропот сынов Израилевых, которым они ропщут на вас. И сказал Моисей сынам Израилевым, и дали ему все начальники их, от каждого начальника по жезлу, по коленам их двенадцать жезлов, и жезл Ааронов был среди жезлов их" (ст. 1-6).

Какой несравненной мудростью дышит это повеление! Выбор совершенно изъят из рук человеческих и поставлен так, как его и надлежало поставить, - в зависимость от одного Бога живого! Не человек определял себе положение, и не человек создавал положение своему ближнему; Бог утверждал человека, Им же избранного, на служение, Им же Самим установленное. Одним словом, вопрос отдавался на решение Самому Богу, вследствие чего всякий ропот раз и навсегда прекращался, и никто уже не мог обвинять первосвященника Божия в присвоении себе лишних прав. Воля человеческая совершенно не принималась в расчет в этом серьезном постановлении. Двенадцать жезлов в одинаковых условиях были положены пред лицом Господним. Человек устранялся, предоставляя действовать Богу. Человеческое вмешательство здесь было исключено. В глубине святилища, вдали от всех человеческих мыслей должно было появиться Божие решение великого вопроса о священстве; после этого решения вопрос этот уже более никогда не мог возобновиться. "И положил Моисей жезлы пред лицом Господа, в скинии откровения. На другой день вошел Моисей в скинию откровения, и вот, жезл Ааронов, от дома Левиина, расцвел, пустил почки, дал цвет и принес миндали" (ст. 7-8). Чудный, поразительный прообраз Того, Кто должен был "открыться Сыном Божиим в силе, по духу святыни, чрез воскресение из мертвых" (Рим. 1,4). Итак, все двенадцать жезлов были в одинаковых условиях: ни в одном из них не было ни малейших признаков жизни; но вот действовать начинает Бог, Бог живой; и могуществом, присущим Ему, Он вызывает жизнь в жезле Аароновом: жезл покрывается чудными плодами жизни воскресения.

Кто дерзнет отрицать этот факт? Рационалисты могут его оспаривать и подымать тысячу вопросов. Вера же устремляет свой взгляд на жезл, покрытый плодами, открывая в нем привлекательный образ "новой твари", где "все новое" (2 Кор. 5,17). Неверие может вступать в спор, доказывая фактическую невозможность того, чтобы жезл, сухое дерево, дал почки и принес плод в течение одной ночи. Для неверующих, для скептиков, для рационалистов это кажется невозможным. Почему? Потому что они отовсюду исключают Бога. Запомним это: неверие постоянно исключает Бога. Оно руководствуется своими собственными суждениями, и, погружаясь в беспросветный мрак, из них же выводит свои заключения. Ни один луч света не проникает в сферу действия неверия. Оно отвращается от единственного Источника света, предоставляя душе погрузиться в бездну смертной тени и непроницаемой тьмы.

Юный читатель хорошо сделает, если серьезно вдумается в этот важный вопрос и основательно взвесит его. Пусть он всесторонне и спокойно рассмотрит эту отличительную сторону неверия, философии, рационализма или скептицизма.

Неверие с начала и до конца всюду исключает Бога. Неверующая душа взирает на чудо появления почек, цветения и принесения плода жезлом Аарона, насмешливо и дерзко вопрошая: "Каким образом это могло случиться?" Именно таков путь, избираемый неверующим человеком: он может задать десять тысяч вопросов, разрешить же он не может ни одного из них. Он внушает вам мысль сомневаться во всем и ни во что не верит сам.

Неверие исходит от сатаны, который первый создал всякого рода вопросы, создает их и теперь, и будет это делать до конца. Он возбуждает в сердце всевозможные сомнения и вопрошания, ввергая этим путем души в глубокий мрак. Если ему удается возбудить в сердце хотя бы одно вопрошание сомнения, он уже достигает своей цели. Но он бессилен смутить душу, всецело уповающую на Бога и уверенную, что БОГ СУЩЕСТВУЕТ и что БОГ СКАЗАЛ то или другое. Вот благородный ответ веры на все вопрошания неверия, вот Божественное решение всех затруднений, возникающих на почве неверия. Вера всегда дает место Тому, Которого неверие всегда исключает. Вера принимает в мыслях своих в расчет Бога; неверие не сообразуется с Его существованием.

Нашему читателю, особенно если он - юноша, мы скажем: Если Господь что-либо сказал, принимай Его слово без возражения. Если ты допустишь хотя бы одно сомнение, сатана вскоре поработит тебя. Единственным орудием против него служит твердое и неизменное слово: "Написано." Какая будет польза человеку, если он вступит с сатаною в спор относительно своего опыта, своих чувств и своих жизненных выводов? Мы должны твердо и неизменно стоять на одном: Бог существует, Бог "говорил нам" (Евр. 1,2). Сатана не может противостоять этому вескому и неоспоримому доводу, уничтожающему все остальные, приводящему сатану в смущение и вскоре обращающему его в бегство.

Все это находит себе вящее подтверждение в искушении, постигшем нашего Господа. По своему обыкновению, враг приближается к Возлюбленному Сыну Божию, стараясь вселить к Его душу сомнение словами: "Если Ты Сын Божий." Отвечает ли ему Господь словами: "Я знаю, что Я Сын Божий; Я получил это свидетельство с отверз того неба и от Духа Святого, на Меня нисшедшего, помазание Которого пребывает на Мне; Я чувствую, верю и испытываю на опыте, что Я Сын Божий"? Нет, Господу Иисусу этим не удалось бы оттолкнуть от Себя искусителя; "Написано," - вот ответ, три раза повторенный Человеком послушным и покорным Богу; таков же должен быть и наш ответ сатане, если мы, в свою очередь, хотим торжествовать над ним.

Поэтому, если по поводу жезла Ааронова кто-либо спрашивает: как могло случиться подобное чудо? Это противоречит законам природы; как Бог мог нарушить принципы, установленные физическими законами? Ответ веры исполнен трогательной простоты: Бог может совершить все, благоугодное Ему. Вызвавший миры к существованию может в одно мгновение дать почки, цветы и плоды сухому дереву. Предоставьте действовать Богу, Богу истинному и живому, и все сделается удивительно простым и ясным. Устраните действие Божие, и тотчас же наступят мрак и смятение. Желать подчинить Всемогущего Творца обширной Вселенной каким-либо законам природы или физическим принципам - значит впадать в богохульство. Это почти такое же преступление, как совершенно отрицать Его существование. Трудно решить, что хуже - быть ли атеистом, всецело отрицающим существование Бога, или же рационалистом, утверждающим, что Бог не силен творить все, благоугодное Ему.

Мы сознаем, что очень важно уяснить себе действительные причины возникновения всякого рода мнимо примиряющих противоречия теорий. Человек до такой степени занят созиданием разных систем и нахождением вытекающих из них выводов и суждений, что он совершенно устраняет свидетельство Священных Писаний и исключает Бога из Его собственного создания. Молодые люди должны быть предупреждены о существовании этой опасности. Необходимо доказать им великую разницу, существующую между научными фактами и умозаключениями ученых. Факт остается фактом, в какой бы области он ни встречался, - в геологии, в астрономии или в какой-либо иной отрасли науки: другое дело - суждения, умозаключения и человеческие системы. Писание никогда не оспаривает очевидных, подтвержденных наукою фактов: суждения же ученых в большинстве случаев стоят в противоречии с Писаниями. Как грустно, что существуют такого рода люди! Мы никогда не должны упускать случая осудить всякое проявление неверия, открыто присоединяясь к возгласу апостола: "Бог верен, а всякий человек лжив" (Рим. 3,4).

Отведем Священным Писаниям первое место в сердце и уме нашем. Будем преклоняться с полною покорностью сердца не пред словами: "Так учат отцы", "так говорят ученые", но пред словами: "Так говорит Господь", "так написано". Только это даст нам силу противостать захватывающему действию потока неверия, грозящему подорвать основы религиозных мыслей и чувств всего христианского мира.

Приступим снова к изучению нашей главы: "И вынес Моисей все жезлы от лица Господня ко всем сынам Израилевым. И увидели они это и взяли каждый свой жезл. И сказал Господь Моисею: положи опять жезл Ааронов пред ковчегом откровения на сохранение, в знамение для непокорных, чтобы прекратился ропот их на Меня, и они не умирали. Моисей сделал это; как повелел ему Господь, так он и сделал" (ст. 9-11).

Итак, вопрос был разрешен Богом. Священство основывается на всемогущей благодати Бога, извлекающего жизнь из смерти. Вот источник священства. Бесполезно было бы взять один из одиннадцати сухих жезлов и сделать его символом священнического служения. Никакая человеческая сила в мире не могла бы внести жизнь в сухое мертвое дерево или сделать жезл проводником благословений для души. И во всей совокупности одиннадцати жезлов не нашлось ни одной почки, ни одного цветка. Там, где оказалось наличие драгоценных доказательств животворящей силы, свежие следы Божественных благословений и жизни, там, где нашлись благоухающие плоды благодати Божией, там, только там, таился источник священнического служения, способного вести чрез пустыню народ, не только нуждавшийся в помощи всякого рода, но и народ недовольный, и народ мятежный.

Почему жезл Моисеев не был положен с двенадцатью другими жезлами пред лицом Господним? По весьма простой причине. Жезл Моисеев был знаком силы и власти. Жезл же Ааронов был знаком благодати, животворящей мертвых и называющей "несуществующее, как существующее" (Рим. 14,17).

Но силы и власти не было достаточно, чтобы вести народ чрез пустыню. Сила могла подавить восстание; авторитет власти мог поразить смертью грешника; но общество, состоявшее из беспомощных, жалких и грешных мужчин, женщин и детей, больше всего нуждалось в благодати Божией. Благодать, которая могла сухое дерево заставить принести плод, могла также и вести Израиль чрез пустыню. Только имея в виду покрывшийся почками жезл Ааронов, Иегова мог сказать: "Чтоб прекратился ропот их на Меня, и они не умирали." Жезл власти мог уничтожить роптавших, жезл благодати мог прекратить сам ропот.

Читатель с интересом и пользою для себя может прочесть начало Евр. 9, имеющей отношение к жезлу Ааронову. Апостол, упоминая о ковчеге откровения, говорит: "Где были золотой сосуд с манною, жезл Ааронов расцветший и скрижали завета" (ст. 4). Жезл и манна были предусмотренными Божественной благодатью средствами восполнения нужд Израиля в пустыне. В 3 Цар. 8,9 мы, однако, читаем: "В ковчеге ничего не было, кроме двух каменных скрижалей, которые положил туда Моисей на Хориве, когда Господь заключил завет с сынами Израилевыми, по исшествии их из земли Египетской." Странствования по пустыне пришли к концу; слава царствования Соломонова осияла всю страну; тогда расцветший жезл и манна оказались ненужными. Лишь заповеди Божий остаются основанием правосудия Бога среди народа Его.

Драгоценная истина! Да постарается читатель достойно оценить все ее глубокое и благословенное значение! Да усвоит он себе разницу, существовавшую между жезлом Моисеевым и жезлом Аароновым! Первый выполнял одному ему порученное дело в другие времена и среди другой обстановки. Страна Египетская, как мы видели, стонала под тяжкими ударами этого жезла. По мановению этого же жезла казни одна за другою поражали обреченную на разрушение местность. Жезл этот разделил воды морские: то был жезл силы и власти, неспособный, однако, прекратить ропот сынов Израилевых и вести народ чрез пустыню. Совершить это могла только благодать, благодать чистая, свободная, небесная, прообразно изображенная прорастанием жезла Ааронова.

Этот кусок сухого мертвого дерева был верным отражением природного естества всякого израильтянина и каждого из нас. Ни сока, ни жизни, ни силы. Можно только спросить: Что может из него выйти? Решительно ничего, если б в дело не вступилась благодать Божия, всюду вносящая свою животворную силу. Так было с Израилем в пустыне; то же применимо и к нам в настоящее время. Как израильтяне были ведомы изо дня в день? Какую поддержку они получали в немощи и нужде? Каким путем они получали прощение за все свое безумие, за все свои грехи? Ответ на все это заключается в расцветшем жезле Аароновом. Сухое и мертвое дерево было выражением природного состояния сердца. Почки, цветы и плоды обозначали живую и животворящую благодать Божию, лежавшую в основание священнического служения, которое одно могло вести общество чрез пустыню.

Так обстоит дело и в наши дни: всякое служение в Церкви Божией есть плод благодати Божией, дар Христа, Главы Церкви, как это утверждает и апостол Павел в Послании к Галатам, говоря о самом себе: "Апостол, избранный не человеками и не чрез человека, но Иисусом Христом и Богом Отцом, воскресившим Его из мертвых" (гл. 1,1).

Это есть единственный, не забудем этого, источник, дающий начало всякому служению; последнее не создается человеком. Человек волен собирать куски сухого дерева, обрабатывать его и придавать ему любую форму. Но к чему все это ведет? Для доказательства Божественности служения необходимо появление хотя бы одного цветка на сухом дереве. Если этого нет, о каком живом служении Богу может идти речь? Только присутствие в человеке дара Христова делает его служителем Божиим. Если человек не получил от Христа этого дара, он и не служитель Его. Одним словом, всякий служитель Божий поставляется Богом, а не человеком.

Вполне ли это ясно читателю? Или, быть может, эта истина еще не осияла его сердца? В таком случае, мы советуем ему отречься от своих предвзятых мыслей, откуда бы они ни исходили. Пусть он возьмет Новый Завет и изучит в непосредственном присутствии Божием 1 Кор. 12 и 14, а также и Ефес. 4,7-12. Здесь он найдет ясные указания относительно служения Богу; он узнает, что все истинные служители Божий - апостолы, пророки, учители, пастыри и евангелисты - все они от Господа; все они утверждаются Христом, Превознесенным Главой Церкви. Если человек не получил на служение дара Христова, он и не служитель Божий. Всякий член тела имеет свое, порученное ему дело. Созидание тела совершается совместными трудами всех членов, как выдающихся, так и никому не известных. Все от Господа.

Не следует смешивать духовные дары, которыми наделены служители церкви, и служение или обязанности, выполняемые ими в какой-либо местной церкви. Апостолы или ими уполномоченные на это ученики избирали, мы видим, пресвитеров и дьяконов; но здесь речь не шла о наличии особенного дара Божия. Некоторые из них, быть может, и были одарены какими-либо дарами свыше; но апостолы избрали их не для служения Церкви с этими дарами, а только для выполнения тех или иных обязанностей в местной церкви. Духовные же дары, исходящие от Главы Церкви, ничего не имели общего с местным служением телу Христову.

Весьма важно полностью уяснить себе разницу между духовным даром, даруемым Богом для служения в Церкви Божией, и несением обязанностей в местной церкви. Оба этих вида служения часто смешиваются; вследствие этого служение в церкви остается непонятым, члены же церкви остаются в неведении относительно занимаемого ими в церкви места и их обязанностей. Во всем Новом Завете мы нигде не находим указаний, чтобы человеческое вмешательство или человеческий авторитет имели какое-либо значение в избрании или созидании духовных даров, необходимых для служения церкви. [В Деян. 6,2-6. мы читаем об избрании дьяконов следующее: "Итак, братия, выберите из среды себе семь человек изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости: их поставим на эту службу." Братьям позволено было выбрать людей ввиду того, что они давали для этого денежные средства. Но ставил их на это служение Бог, чрез посредство апостолов. Это относилось к утверждению дьяконов, заведовавших хозяйственными нуждами церкви. Что же касается служения евангелистов, пастырей и учителей, то оно совсем не зависело от человеческого выбора или авторитета, полностью завися от дара Христова.]

Благодарение Богу за то, что служители Его Церкви избираются "не человеками и не чрез человека, но Иисусом Христом и Богом Отцом, воскресившим Его из мертвых" (Гал. 1,1). - "Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно (1 Кор. 12,18). - "Каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова. Посему и сказано: Восшед на высоту, пленил плен и дар дары человекам... И Он поставил одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для создания тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (Ефес. 4,7,8,11-15).

Здесь все служения поставлены на одно и том же основание, начиная с апостолов и кончая евангелистами и учителями. Все они дарованы Главою Церкви; будучи врученными известным людям, они делают последних ответственными прежде всего пред Главою Церкви, находящимся на небесах, затем пред членами ее, живущими на земле. Мысль, что человек, получивший дар свыше, избирается на служение человеческим авторитетам, оскорбительна для величия Божия; Аарон, обладавший расцветшим жезлом, был поставлен на свое первосвященническое служение Богом, а не людьми. Аарон был призван к этому Богом, и этого было достаточно. И теперь все, получившие Божественный дар служения, призываются к нему Богом и к нему должны применяться полученные ими духовные дарования.

Служение, его источник, сила и ответственность - все зависит от Бога. Мы не думаем, чтобы с нами не согласились все, основывающиеся исключительно на Слове Божием. Всякий служитель Божий, какими бы духовными дарами он ни обладал, должен иметь возможность сказать: "Бог поставил меня на служение". Но да не выдает себя за служителя Божия человек, не получивший духовных даров от Бога.

Таковы отличительные черты служения Божия и священства. Источник и того и другого - Божественный источник. Истинное основание и того и другого наглядно представлено нам в расцветшем жезле. Аарон мог сказать: "Бог даровал мне священнические права": затем, если б от него потребовали доказательств справедливости его слов, он указал бы на покрытый плодами жезл. Апостол Павел также мог сказать: "Бог избрал меня на служение Себе", и, если б у него потребовали наглядно доказать это, он указал бы на тысячи видимых плодов своего живого служения Богу. В большей или меньшей мере так должно быть обставлено и всякое служение Богу. Служение не должно выражаться только в словах и в свидетельстве уст наших; оно должно проявляться фактически. Бог не признает служения только на словах; Он благоволит к служению в силе Духа Святого.

Прежде, чем закончить рассмотрение этого вопроса, мы считаем необходимым указать читателю существенную разницу, существующую между служением Богу и священством. Грех Корея заключался в следующем: не довольствуясь служением Богу, он стремился получить священнические права.

Благословенное учение Нового Завета называет священниками всех верующих. "Вы - род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет" (1 Петр. 2, 9). "Который (т.е. Христос) есть свидетель верный, первенец из мертвых и владыка царей земных; Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею, и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков! Аминь" (Откр. 1,5-6). "Итак будем чрез Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы, то есть, плод уст, прославляющих имя Его. Не забывайте также благотворения и общительности, ибо таковые жертвы благоугодны Богу" (Евр. 13,15-16). "Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам чрез завесу, то есть, плоть Свою, и имея великого Священника над домом Божиим, да приступаем с искренним сердцем, с полною верою" (Евр. 10,19-22).

Странно должно было звучать в ушах благочестивых евреев, воспитанных в соблюдении постановлений Моисеевых законов, приглашение входить в место, в которое мог входить один раз в году только израильский первосвященник, и мог входить туда на одну лишь минуту. Как удивительно им было узнать, что они должны приносить жертвы, должны исполнять поручаемые священникам обязанности! Все это казалось таким необъяснимым в их глазах фактом! Но в этом мы убеждаемся, основываясь на Священных Писаниях, а не на мыслях человеческих. Все христиане не названы в вышеприведенных местах Нового Завета апостолами, пророками, учителями или евангелистами; но все они "священники Бога". В этом смысле самый малый член Церкви - священник Бога, наравне с апостолами Петром, Павлом, Иоанном и Иаковом. Мы не имеем здесь в виду духовных способностей и нравственной силы, а говорим лишь о положении, которое даровано всем верующим во имя Крови Христа. Последние строки 17-й главы доказывают, с какою удивительною быстротою человек переходит от одного настроения к другому. "И сказали сыны Израилевы Моисею: вот, мы умираем, погибаем, все погибаем! Всякий, приближающийся к скинии Господней, умирает: не придется ли всем нам умереть?" (ст. 12-13). В предыдущей главе мы видели дерзкое высокомерие и гордость в присутствии величия Иеговы там, где израильтянам следовало бы пребывать в глубоком смирении. Здесь пред нами обнаруживаются страх и недоверие руководствующихся законом людей в присутствии Божественной благодати и благословений, связанных с ней. Так случается всегда. Невозрожденной природе человека непонятны ни святость, ни благодать. Т6 раздаются слова: "Все общество, все святы"; то оно в следующую же минуту сменяется воплем: "Вот мы умираем, погибаем, все погибаем"! Природное, плотское естество превозносится, когда ему следовало бы смиряться, и оказывает недоверие там, где ему надлежало бы доверяться.

И, однако, все это, по неизреченной благости Божией, дает нам случай с пользою для души наших понять святую ответственность, а также и драгоценные преимущества священства. Какое великое милосердие являет Господь, - и в этом сказывается присущий Ему характер, - употребляя заблуждения народа Своего для того, чтобы открыть ему всю глубину Своих путей! Извлекать добро из зла, из "ядущего ядомое и из сильного - сладкое" (Суд. 14,14) - одно из преимуществ Божиих. Таким образом, "упорство Корея" делается источником обильных поучений, заключающихся в расцветшем жезле; слова же Израиля, приводимые нам в последних строках 17-й главы, побудили Господа дать точный перечень всех священнических обязанностей Аарона. На рассмотрение этого вопроса мы теперь и обращаем внимание читателя.

"И сказал Господь Аарону: ты и сыны твои и дом отца твоего с тобою понесете на себе грех за небрежность во святилище; и ты и сыны твои с тобою понесете на себе грех за неисправность в священстве вашем. Также и братьев твоих, колено Левиино, племя отца твоего, возьми себе; пусть они будут при тебе и служат тебе; а ты и сыны твои с тобою будете при скинии откровения. Пусть они отправляют службу тебе и службу по всей скинии; только чтобы не приступали к вещам святилища и к жертвеннику, дабы не умереть и им и вам. Пусть они будут при тебе и отправляют службу в скинии собрания, все работы по скинии; а посторонний не должен приближаться к вам. Так отправляйте службу во святилище и при жертвеннике, дабы не было впредь гнева на сынов Израилевых. Ибо братьев ваших, Левитов, Я взял от сынов Израилевых, и дал их вам, в дар Господу, для отправления службы при скинии собрания. И ты и сыны твои с тобою наблюдайте священство ваше во всем, что принадлежит жертвеннику и что внутри за завесою, и служите; вам даю Я в дар службу священства, а посторонний, приступивший, предан будет смерти" (гл. 18,1-7).

Здесь мы находим Божественный ответ на вопрос, поднятый сынами Израилевыми: "Придется ли всем нам умереть?" - "Нет", - отвечает на это Бог благодати и милосердия. Почему? Потому что Аарон и сыны Его с ним будут "отправлять службу во святилище и при жертвеннике, дабы не было впредь гнева на сынов Израилевых." Этим путем народ был доведен до сознания, что священство, которое он так презирал и против которого он так восстал, оно-то и отвращало гнев Божий от Израиля.

Необходимо тщательно отметить факт, что сыны Аароновы и племя отца его разделяли с Аароном его ответственность и его святые преимущества. Левиты были дарованы в распоряжение Аарона для служения при скинии откровения. Они должны были служить под начальством Аарона, главы священнического рода. Это служит прекрасным уроком для христиан нашего времени. Все мы должны помнить, что всякое служение, разумное и благоугодное Господу, связано со смиренным подчинением авторитету и указаниям нашего великого Первосвященника. "Также и братьев твоих, колено Левиино, племя отца твоего, возьми себе: Пусть они будут при тебе и служат тебе". Это налагает особый отпечаток на все обязанности левитского служения. Целое племя работников Божиих было предоставлено в распоряжение первосвященника и пребывало в полной зависимости от него. Все они находились под его непосредственным управлением и надзором. Так должно быть и теперь со всеми работниками Божиими. Всякое христианское служение должно согласоваться с волею нашего великого небесного Первосвященника, свято подчиняясь Его авторитету; иначе теряется весь смысл этого служения. Можно много работать, иметь обширную деятельность; но если сердце не занято Христом, если Его авторитет и указания не управляют нашею деятельностью, вся она окажется бесполезной и беспощадной.

С другой стороны, самая скромная работа, самое незначительное дело, совершенные пред лицом Христа, в связи с прославлением имени Его имеют свою цену в очах Божиих и непременно получат свою награду. Какую бодрость, какое утешение вливает это сознание в сердце всякого ревностного служителя Божия! Левиты должны были следовать указаниям Аарона. Христиане должны сообразовываться с волею Христа. Мы ответственны пред Ним. Нам надлежит работать в дружном согласии с нашими братьями, надлежит в страхе Божием повиноваться друг другу. Мы далеки от мысли, одобряющей гордую независимость или какое-либо несогласие, нарушающее радость и сердечное общение с братьями нашими при совершении порученного нам дела. Все левиты были связаны с Аароном при исполнении своих обязанностей, а следовательно, они были связаны, и между собой. Они должны были работать сообща. Если б один из левитов отказался работать со своими братьями, он этим отделился бы от Аарона. Быть может и встречались левиты, обижавшиеся на поведение своих братьев и говорившие: "Я не могу больше работать с братьями моими. Буду работать один. Я могу служить Богу, могу повиноваться Аарону, но я должен держаться вдали от братьев моих, так как я не могу разделять их взгляды на дело Божие". Если и встречались подобные суждения отдельных левитов, мы легко убеждаемся в их неправильности. Подобные поступки вносили в работу левитов беспорядок и смятение. Все призывались работать сообща, как ни различны при этом были отдельные обязанности каждого.

Не будем забывать, что существовали многие разновидности работы, но все левиты без исключения должны были работать под руководством Аарона. Индивидуальная ответственность каждого соединялась со стройной гармоничностью общего труда. Мы всячески готовы поощрить единство в работе для Господа; но общность интересов не должна идти в ущерб личной ответственности отдельной личности, не должна становиться между работником и его Господом. Церковь Божия представляет собою весьма широкое поле деятельности для всякого рода работников Господа. Мы не должны подводить их под один общий знаменатель, не должны ограничивать разнообразие даров служителей Христовых, наделяя их отведенными нами участками обрабатываемой нивы. При подобных условиях нельзя ждать благословения Божия. Самое сердечное единство при наличии крайнего разнообразия отдельных призваний наступит тогда, когда все вместе и каждый из нас в отдельности будет помнить, что все мы призваны сообща служить Господу Иисусу Христу.

Вот великая тайна успеха. Все вместе под руководством Христа: да поможет нам Господь держаться этого правила! Это заставит нас признавать и ценить особенности работы другого, хотя бы и не сходной с нашей собственной работой; это же предохранит нас и от чувства гордости по поводу порученного нам служения, заставляя нас сознавать, что все мы лишь работники одной и той же великой нивы; сознавать, что великая цель, к осуществлению которой стремится сердце нашего Учителя, может быть достигнута лишь при том условии, чтобы всякий работник Божий выполнял отведенную ему Богом часть работы, и выполнял ее в полном согласии со всеми прочими делателями нивы Божией.

Некоторые христиане обнаруживают пагубную склонность обесценивать всякую сферу деятельности, не похожую на их служение. Будем тщательно остерегаться этого. Если б все шли по одной полосе поля, откуда взялась бы чудная разновидность, присущая делу Божию и работникам Господним в мире сем? Дело не только в особенностях того или другого служения, а также и в том, как это служение выполняется каждым работником. Можно встретить двух проповедников, в одинаковой мере горящих желанием приобрести для Христа души грешников; в сущности, они возвещают одну и ту же истину, но они могут при этом совершенно различно подходить к одной и той же цели. Этого всегда следует ожидать. То же применимо и ко всем остальным отраслям христианского служения. Не следовало бы делать ничего, не стоящего в прямой зависимости от Христа и не согласного с Его повелениями. Все, совершаемое на этом основании, будет совершаться сообща и в согласии со всеми служителями Христовыми, ходящими по путям Божиим.

Возвращаясь теперь к сынам Аароновым, мы остановимся на рассмотрении обилия благословений, дарованных им благодатию Божиею, и чудных обязанностей, выпавших на их долю.

"И сказал Господь Аарону: вот, Я поручаю тебе наблюдать за возношениями Мне; от всего, посвящаемого сынами Израилевыми, Я дал тебе и сынам твоим, ради священства вашего, уставом вечным. Вот, что принадлежит тебе из святынь великих, из сожигаемого: всякое приношение их хлебное, и всякая жертва их за грех, и всякая жертва их повинности, что они принесут Мне. Это великая святыня тебе и сынам твоим. На святейшем месте ешьте это: все мужеского пола могут есть. Это святынею да будет для тебя" (ст. 8-10).

Здесь мы видим пред собою другую сторону прообраза народа Божия. Здесь израильтяне представлены нам не работниками, трудящимися на ниве Божией, а поклонниками Бога, не левитами, а священниками. Все верующие души, все дети Божий суть священники Бога. Мы уже рассмотрели этот вопрос и привели различные изречения Священного Писания, его освещающие. Мы имеем "Первосвященника великого, прошедшего небеса", потому что, "если бы Он оставался на земле, то не был бы и священником" (Ср. Евр. 4,14 и 8,4) "Господь наш воссиял из колена Иудина, о котором Моисей ничего не сказал относительно священства." Многие места Священного Писания указывают нам на совершенное Христом дело искупления. "Но Христос, Первосвященник будущих благ, пришед с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть, не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление" (Евр. 9,11-12). Далее, в 10-й главе, мы читаем: "Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых". И еще: "Грехов их и беззаконий их не воспомяну более. А где прощение грехов, там не нужно приношение за них" (ст. 14,17-18).

Вышеприведенные изречения решают великий вопрос о священстве и о жертве за грех. Христианину следует уяснить себе этот вопрос, лежащий в основе истинного христианства. Он требует глубокого и серьезного внимания к себе со стороны всех, желающих ходить во свете спасения Божия и пребывать в приличествующем христианину положении.

Конечно, никто не может приближаться к святому Богу, если не имеет уверенности, что грехи его прощены, если совесть его еще не была очищена покаянием, если душа его пребывает в неизвестности, смущении и страхе. Чтобы с дерзновением входить во святилище Божие, мы должны сознавать, что для нас сделала Кровь Христова; мы должны знать, что мы соделаны "священниками Богу", что искупительною Кровию Христа мы стали "близкими Богу. "Ему, возлюбившему нас и омывающему нас от грехов наших Кровию Своею, и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков! Аминь" (Откр. 1,5-6) "Но вы род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в уделе, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет". И еще: "И сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом" (1 Петр. 2,5, 9). "Итак будем чрез Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы, то есть, плод уст, прославляющих имя Его. Не забывайте также благодарения и общительности, ибо таковые жертвы благоугодны Богу" (Евр. 13,15-16).

Здесь мы находим две большие категории духовных жертв, которые мы имеем право приносить Богу, как священники его: жертву хвалы Богу и жертву благодарения ближним. Всякий христианин, как бы молод, неопытен или необразован он ни был, легко это поймет. Найдется ли кто-либо среди семьи Божией, среди священнического рода великого нашего Первосвященника, не могущий от всего сердца сказать: "Благодарение и хвала Господу!" И есть ли между нами человек, не могущий протянуть руку помощи ближнему своему? Вот в чем заключается священническое служение, служение, присущее всем истинным христианам. Духовная сила бывает, конечно, не одинакова, но священническое служение одинаково присуще всем чадам Божиим.

В Числ. 18 мы находим полное описание всех преимуществ, дарованных Аарону и роду его и прообразно изображающих священнический удел христиан. Нельзя читать это описание без того, чтобы не представлять себе чудного удела, дарованного нам. "Вот, что принадлежит тебе... всякое приношение их хлебное, и всякая жертва их за грех, и всякая жертва их повинности, что они принесут Мне. Это великая святыня тебе и сынам твоим. На святейшем месте ешьте это; все мужеского пола могут есть. Это святынею да будет для тебя".

Только наличие известной доли духовного понимания дает возможность проникнуться всею глубиною значения этого чудного постановления: питаться жертвою за грех и жертвою повинности значит, в прообразном смысле, отождествляться с грехом другого. Это святое призвание. Не всякий способен в духе поставить себя на место совершившего грех.

Тем более немыслимо, чтобы человек мог, полностью отождествляясь с согрешающим братом своим, этим искупить его грех. Излишне говорить, что совершить это, и совершить навек, мог только Единородный Сын Божий; хвала и слава имени Его!

Человеку дано, однако, взять на себя грех брата своего и в духе принести его Господу, как если бы это был его собственный грех. Это прообразно представлено в лице сына Ааронова, вкушающего от жертвы греха на святом месте. На это имели право только сыны Аарона. "Все мужеского пола могут есть." [В общем смысле понятие "сын" представляет собою мысль Божию, а "дочь" - представление ума человеческого. "Мужеский пол" представляет собою дар Божий; "женщина" - усвоение и проявление в нас этого дара.] Это высшая степень священнического служения. "На святейшем месте ешьте это". Необходимо пребывать в тесном единении со Христом, чтобы усвоить себе духовный смысл и применение всех этих ветхозаветных образов. Это составляет святое и блаженное преимущество верующей души, познаваемое ею лишь в непосредственном присутствии Божием. Наше сердце свидетельствует нам, как мало мы все это еще постигли. Мы обыкновенно склонны осуждать брата, когда он впадает в грех, беспощадно и сурово относиться к его проступку, смотреть на его грех как на нечто, нисколько нас не касающееся. Поступая так, мы, к сожалению, уклоняемся от наших священнических обязанностей; мы как бы отказываемся вкушать жертву за грех на святом месте. Плодом милосердия Божия является возможность до такой степени отождествлять себя с заблуждающимся нашим братом, что мы становимся способными проникнуться сознанием его греха, как если бы он был нашим грехом, и в духе принести его Господу. Это высшая степень священнического служения, которая требует большой духовности и общения со Христом. Только истинно духовно настроенная душа может действительно оценить это. Увы! как мало духовно настроенных людей существует среди нас. "Братия! если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным. Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов" (Гал. 6,1-2). Господь да поможет нам выполнить этот благословенный "закон". Как мало он походит на то, что живет в нашем сердце! Как осуждает он наше жестокосердие, наш эгоизм! Будем же подражать Христу как в этом, так и во всех остальных отношениях.

Существовали и другие священнические преимущества, менее возвышенного характера, чем только что рассмотренное нами служение. "И вот, что тебе из возношений даров их: все возношения сынов Израилевых Я дал тебе, и сынам твоим, и дочерям твоим с тобою, уставом вечным. Всякий чистый в доме твоем может есть это" (ст. 11). Дочери Аароновы не должны были есть от жертвы за грех или от жертвы повинности. Им дарованы были преимущества сообразно с ограничением их духовных дарований; но существовали обязанности, к выполнению которых они вовсе не допускались, преимущества, вовсе им не доступные, ответственность, нести которую они были не в силах. Несравненно легче принять участие в приношении всесожжения другого, нежели взять на себя его грех. Последнее действие требует известной доли священнической силы, прообразно воплощенной в "сынах", а никак не в "дочерях" Аароновых. Мы должны быть готовы встречать различные способности среди членов священнического рода. Все мы, благодарение Богу, стоим на одном основании; все мы пользуемся одним и тем же положением, одним и тем же отношением к Богу; но наши способности различны: и хотя всем нам надлежит стремиться достигать высшей степени священнического служения, мы не вправе приписывать себе то, чего мы, в сущности, не имеем.

В 11-м стихе мы находим вполне определенное указание. Для того, чтобы пользоваться священническими преимуществами, для того, чтобы питаться священническою пищею, мы должны быть "чисты", очищены драгоценною кровью Христа, примененною к нашей совести, очищены применением чрез посредство Духа Святого Слова Божия к нашим привычкам, к нашим отношениям с окружающими и к нашим путям. Когда мы "чисты" в этом смысле, каковы бы ни были наши способности, благодать Божия усматривает обилие пищи, насыщающей наши души. Вслушайтесь в следующие слова: "Все лучшее из елея и все лучшее из винограда и хлеба, начатки их, которые они дают Господу, Я отдал тебе. Все первые произведения земли их, которые они принесут Господу, да будут твоими. Всякий чистый в доме твоем может есть это" (ст. 12-13).

Эти слова дают нам ясное представление о богатых дарах, выпадавших на долю людей, соделавшихся священниками Богу. Они получали лучшую часть и начатки всех произведений земли Господней. Они получали "вино, которое веселит сердце человека, и елей, от которого блистает лицо его, и хлеб, который укрепляет сердце человека" (Пс. 103,15).

Каким прообразом удела верующей души во Христе служит все это: вино и масло выжимались из винограда и оливок; зерна пшеницы перемалывались и обращались в муку; и все это составляло пищу и поддержку священников Божиих; Тот, Кого изображали эти прообразы, по бесконечной благости Своей, претерпел мучения и смерть, дабы плотью и кровью Своею даровать жизнь, силу и радость искупленным Своим. Он, драгоценное "пшеничное зерно", "пал в землю" и умер, дабы мы могли обрести жизнь; сок живой лозы наполнил собою чашу спасения, которую мы теперь пьем и из которой всегда будем пить в присутствии Божием.

В чем же мы нуждаемся, если не в большем умении пользоваться богатством и великою ценою нашего удела во Христе распятом, воскресшем и прославленном? Мы можем от сердца сказать: "Мы имеем все, и имеем с избытком." Бог даровал нам все, что можно было нам дать, все, что Он имел лучшего. Он призвал нас разделить с Ним святую трапезу, Он дал нам возможность насыщаться "утучненным тельцом". Он дал нам хотя бы в слабой мере осуществить в наших сердцах поражающие наш слух чудные слова: "Станем есть и веселиться" (Лук. 15,23).

Как отрадно думать, что ничто не могло удовлетворить жажду сердца Божия, пока народ Его не оказался собранным вокруг Него Самого, дабы питаться тем, что составляло Его пищу. "Наше общение - с Отцом м Сыном Его Иисусом Христом" (1 Иоан. 1,3). Что большее могла сотворить для нас всесильная любовь Божия? И для кого же совершил Он все это? Для тех, которые были мертвы по грехам и преступлениям своим, для отчужденных от Него людей, для врагов, для мятежных грешников, для отверженных язычников, стоявших далеко от Него, живших без надежды и без Бога в мире, для людей, не заслуживающих ничего, кроме вечного пламени ада. Дивная милость Божия! Неизмеримая глубина милосердия Господня! Безмерно драгоценна, можем мы прибавить, Божественная жертва, переносящая погибших грешников в благословенное положение священников Божиих и предварительно совлекающая с них запятнанные грехом одежды, дабы привести нас в присутствие Божие очищенными, облеченными в ризы спасения и увенчанными праведностью Христа, во славу имени Его. Да научит нас Господь прославлять Его! Да хвалят Его сердца наши, и да прославляет Его наша жизнь! Постараемся научиться пользоваться нашим местом и нашим священническим уделом. Нет для нас на этой земле ничего лучше, ничего возвышеннее принесения Богу чрез Иисуса Христа плода уст, прославляющих имя Его. В этом будет заключаться часть нашего вечного служения на небе, когда мы будем пребывать там с благословенным Спасителем нашим, "нас возлюбившим и предавшим Себя за нас".

В 14-19-м стихах мы находим постановления касательно "первенцев из людей и первородного из скота". Заметим здесь, что человек поставлен наряду и на одном уровне с нечистыми животными. И те, и другие требовали за себя выкуп. Нечистое животное не заслуживало благоволения Божия; не заслуживал его и человек, не искупленный ценою жертвенной крови. Чистое животное не требовало выкупа. Оно могло быть приносимо в жертву Богу и составляло пищу всего священнического дома, как сынов, так и дочерей Аароновых. Во всем этом мы имеем пред собою прообраз Христа, на Котором покоится полное благоволение Божие. Чудная мысль! Именно это даровал Господь нам, Его священническому роду, желая навеки соделаться нашею пищею, нашим светом, нашей радостью, нашим "всем во всем". В этой главе, как и во всех остальных, - читатель это, конечно, заметил, - каждая отдельная мысль выделяется словами: "И сказал Господь Моисею" или "Аарону". Так 20-23-й стихи указывают нам, что священники и левиты, служители и работники Божий, не должны были иметь земельного удела среди сынов Израилевых; они должны были находиться в непосредственной зависимости от Одного Бога, вникавшего во все потребности их жизни и восполнявшего все их нужды. Несказанно блаженное положение! Ничего нельзя представить себе привлекательнее изображаемой здесь нам картины. Сыны Израилевы должны были приносить жертвы свои и полагать их к ногам Иеговы, Который, по бесконечной благости Своей, приказывал Своим служителям собирать все эти принесенные Ему драгоценные дары, плод сердечной преданности народа Богу, и с благодарным сердцем питаться ими в Его присутствии. Так создавался круг благословений Господних: Бог усматривал все нужды народа Своего: последний имел преимущество разделить с священниками и Левитами обильные плоды щедрот Божиих; священникам же и Левитам давалось право приносить в жертву Богу дары, ими же полученные от Бога.

Здесь Божественно все, и все это служит поразительным прообразом того, что мы должны были бы всегда осуществлять в Церкви Божией на земле. Как мы это уже заметили, народ Божий представлен в этой Книге с трех различных сторон; мы встречаем среди него воинов, работников и служителей или поклонников Иеговы. Все эти три вида служения Богу связаны с постоянным пребыванием в безусловной зависимости от Бога живого. В нашей борьбе, в нашей работе, в нашем благоговейном поклонении Богу мы зависим от Бога: "Все наши источники в Нем." Чего же нам еще недостает? Неужели мы будем еще обращаться к помощи человеческой и к источникам мира сего? Сохрани нас, Господи, от этого! Единственною великою целью нашей жизни да будет стремление доказать во всех наших жизненных обстоятельствах, равно как и в развитии нашего характера, и во всякой части совершаемой нами работы, что Бог полностью удовлетворяет наши сердца.

Прискорбно видеть, что народ Божий и служители Христовы ожидают себе от мира средств к существованию или дрожат пред мыслию, что эти средства могут иссякнуть. Разве мы можем представить себе, чтобы Церковь Божия в эпоху Апостола Павла рассчитывала на поддержку со стороны Римского правительства для содержания своих епископов, своих духовных учителей и евангелистов? Нет, дорогой читатель; во всех своих нуждах Церковь взирала на своего Божественного Главу, пребывающего на небесах, и на Духа Святого, пребывающего на земле. Почему же дело не обстоит так же и теперь? Мир всегда остается миром; Церковь же, будучи не от мира, не должна была бы искать золота и серебра мира сего. Бог позаботится о народе Своем и о служителях Своих; только бы они доверялись Ему. Мы уверены, что дар Божий приносит Церкви больше благословения, чем дар государства. В этом для христианина не может быть никакого сомнения.

Да поможет Господь всем искупленным и всем служителям Своим серьезно взвесить все эти истины в своем сердце! Да даст нам Господь милость исповедовать нашею жизнью пред лицом нечестивого, безбожного мира, что живой Бог с избытком восполняет все наши нужды!

Здесь пред нами раскрывается одна из важнейших частей книги Числа. В ней содержится очень назидательное и знаменательное постановление о принесении в жертву "рыжей телицы". В семи первых главах книги Левит мы находим полное изложение учения о жертве; и, однако, там вовсе не упоминается о принесении в жертву "рыжей телицы". Почему? О чем свидетельствует факт, что это чудное постановление описано исключительно только в этой книге, и о нем больше нигде нет речи? Мы полагаем, что этот факт дает нам новое и поразительное доказательство отличительного характера изучаемой нами книги. "Рыжая телица" представляет собою характерный прообраз жертвы в пустыне. Она была предусмотрена Богом при принесении жертвы во очищение от всякой нечистоты, встречавшейся на пути. Она прообразно изображает Христа как умилостивление за грехи, и Христа, отвечающего на все нужды, встречающиеся нам в наших странствованиях среди развращенного мира на пути в нашу небесную отчизну. Ввиду этого рисуемый здесь прообраз исполнен для нас назидания; он открывает нам одну из драгоценнейших истин. Дух Святой, изображающий нам этот прообраз, да поможет понять его значение и воспользоваться им на благо души нашей!

"И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря: Вот устав закона, который заповедал Господь, говоря: скажи сынам Израилевым, пусть приведут тебе рыжую телицу без порока, у которой нет недостатка, и на которой не было ярма" (ст. 1-2).

Взирая взором веры на Господа Иисуса, мы видим в Нем не только Того, Личность Которого не имела ни пятна, ни порока, но и Того, Кто никогда не нес на Себе ига греха. Дух Святой всегда ревностно оберегает славу Христову, стараясь представить нашей душе все совершенство, все великолепие этой славы. Поэтому всякий образ, представляющий нам Христа, носит на себе отпечаток этого стремления Духа Святого. Рассматривая прообраз, изображенный "рыжею телицею", мы узнаем, что благословенный наш Спаситель не только по человеческому Своему естеству, был чист и непорочен; но что чистота и полное отсутствие соприкосновения с грехом отмечались и в Его рождении, и в Его семейных отношениях. Никогда иго беззакония не обременяло Его святого сердца. Говоря об "иге Своем" (Матф. 11,29). Он имел в виду иго беспрекословного повиновения во всем Отцу. Только это иго нес Он на Себе, и нес его от самых яслей, в которых Он, слабый Младенец, покоился, и до креста, на который Он был вознесен как жертва за грех мира.

Если Он вознесся на крест, чтобы искупить грехи наши и положить основание для нашего очищения от всякого греха, Он совершил это, как Святой Божий, ни разу во всю Свою жизнь не обременивший Себя игом греха. Он был "без греха"; безгрешный, Он был вполне способен совершить великий и славный подвиг искупления мира. "Приведут... рыжую телицу без порока, у которой нет недостатка, и на которой не было ярма". Необходимо также отметить и проникнуться сознанием силы слов "у которой" и слов "на которой". Два этих выражения употреблены Духом Святым, чтобы показать совершенство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, Который обладал не только внутренней чистотою, но не носил на Себе и видимых следов греха. Ни Личность Его, ни привязанности Его нимало не соприкасались с грехом или смертью. Он действительно полностью вошел в наши обстоятельства и в наше положение; но в Нем не было греха; иго греха не тяготело на Нем.

"И отдайте ее Елеазару священнику, и выведет ее вон из стана, и заколют ее при нем" (ст. 3).

Священник и жертва являются для нас двойным прообразом Личности Христа. Он был одновременно и жертвою, и священником. В Свои священнические обязанности Он, однако, вступил лишь по принесении Им Себя в жертву. Это объясняет выражение конца 3-го стиха: "и заколют ее при нем." Смерть Христа произошла на земле; ввиду этого она не могла быть представлена священнодействием, потому что сферою служения Великого Первосвященника является не земля, а небо. В Послании к евреям апостол излагает нам вывод, к которому его приводят серьезные исследования этого вопроса, выражаясь так: "Мы имеем такого Первосвященника, Который возсел одесную престола величия на небесах, и есть священнодействователь святилища и скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек. Всякий первосвященник поставляется для приношения даров и жертв; а потому нужно было, чтобы и Сей также имел, что принесть. Если бы Он оставался на земле, то не был бы и священником, потому что здесь такие священники, которые по закону приносят дары" (Евр. 8,1-4). "Но Христос, Первосвященник будущих благ, пришед с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть, не такового устроения, и не с кровию козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление". "Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроения, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лицо Божие" (гл. 9,11-12.24) "Он же, принесши одну жертву за грехи, навсегда возсел одесную Бога" (гл. 10,12).

Сопоставленные с Числ. 19,3, изречения эти нам дают два указания, а именно: мы узнаем из них, что смерть Христова не представлена нам, как отдельное и свойственное Его священническому служению действие, и кро-ме того, что сферою этого служения является небо, а не земля. Мы не высказываем каких-либо новых мыслей; эти истины уже были давно установлены многими христианскими писателями; но важно отмечать все, содействующее доказательству совершенства и Божественной точности Священного Писания. Истина, изображенная яркими красками на вдохновенных страницах Нового Завета, оказывается сокрытой в одном из постановлений или обрядов Ветхого Завета; это глубоко интересный для нас факт. Подобные открытия всегда особенно радуют ученика Христова, приглашающего сердце к изучению Слова Божия. Истина, где бы мы ее ни открывали, конечно, остается все той же, но если, ясно явленная нам в Новом Завете, она одновременно с этим оказывается и прообразно представленной в ветхозаветных Писаниях, этим не только подтверждается непреложность самой истины, но вместе с тем обнаруживается и доказывается единство всех частей Библии.

Нужно также обратить внимание и на место, где жертва умирала. "Выведет ее вон из стана." Не только приноситель жертвы и жертва здесь полностью отождествлены и представляют собою один и тот же прообраз Христа, но еще и прибавлены слова: "И заколют ее при нем" - потому что принесение крови Христа не могло быть представлено в виде священнодействия. Подобная поразительная точность может встретиться только в Книге, всякая строка которой исходит от Самого Бога. Если б было только написано: "Он заколет ее", оказалось бы противоречие между Числ. 19 и Посланием к евреям; теперь же обнаруживается чудное согласование всех частей Книги. Да поможет Господь уразуметь это согласование и воспользоваться им! На самом деле Господь Иисус, мы знаем, пострадал вне врат: "Иисус, дабы освятить людей кровию Своею, пострадал вне врат" (Евр. 13,12).

Он полностью отделился от мира, и, находясь за станом, оттуда обращает к нашим сердцам Свой голос. Не следует ли нам особенно серьезно отметить место, на котором умер Господь Иисус? Можем ли мы согласиться насыщаться благословенными последствиями Его смерти, не стремясь в то же время иметь с Ним общение в отражении Его? Нет, "выйдем к Нему за стан, нося Его поругание" (Евр. 13,13). Великая сила скрывается в этих словах. Они должны побудить нашей нравственной и духовной сути стремиться к более тесному отождествлению себя с нашим отверженным Спасителем. Каким путем? Он умирает вне врат; неужели же мы будем пользоваться благими результатами Его смерти, оставаясь в то же время в стане и не нося поругания Его? Неужели мы будем стараться приобрести себе жилище, место, имя, положение в мире, отвергшем нашего Спасителя и Учителя? Неужели мы захотим благоденствовать в мире, и сегодня так же ненавидящем Возлюбленного нашего Господа, Которому мы обязаны нашим теперешним и вечным блаженством? Будем ли мы стремиться к почестям, к положению, к богатству здесь, на земле, тогда как наш Учитель нашел на ней только ясли, крест и из любви уступленный Ему гроб для погребения? "Господь да избавит нас от подобной мысли? - таков должен быть крик нашего сердца. "Да не будет это так!" - таково должно быть свидетельство всей нашей жизни. Да поможет нам Господь всем сердцем отозваться на голос Духа Божия: "Выходите!"

Читатель, не будем забывать, что при рассмотрении смерти Христовой мы видим два факта: смерть приносимой жертвы и смерть мученика; жертву, приносимую за грех, и мученика за правду Божию, становящегося жертвою в руке человека. Христос пострадал за грех, дабы нам не пришлось за него отвечать. Да будет за это вечная хвала имени Господа Иисуса! Но и мы можем участвовать в Его страданиях, как мученика, пострадавшего за правду от руки человека. "Потому что вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него" (Фил. 1,29). Возможность страдать за Христа есть особенный дар Божий. Считаем ли мы ее действительно даром?

Рассматривая смерть Христа такою, какою она нам представлена в постановлении о принесении в жертву "рыжей телицы", мы видим пред собою не только прообраз полного уничтожения греха, но и осуждение нынешнего лукавого века. "Который (Господь Иисус Христос) отдал Себя Самого за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века, по воле Бога и Отца нашего" (Гал. 1,4). Здесь Бог соединяет воедино оба факта, и нам не следует никогда их разделять. Мы видим прежде всего осуждение греха, начиная от корня и кончая мельчайшими его разветвлениями; затем идет осуждение мира сего. Суд над грехом дает полный покой обремененной грехами совести, осуждение же мира освобождает сердце от пагубного влияния на него мирского соблазна, во всех разнообразных его проявлениях. Первое очищает совесть от всякого сознания своей виновности пред Богом; второе порывает узы, приковывающие сердце к миру.

Нам часто приходится встречать серьезно настроенные души, многократно испытавшие на себе обличающее и оживляющее действие Духа Святого, но еще не нашедшие покоя своей пробужденной совести во сознании безмерной цены искупительной смерти Христовой, навеки уничтожающей все их грехи и снимающей всякое пятно с их души и совести в присутствии Божием. Если именно таково состояние души читателя, ему следует вдуматься в начало приведенного нами стиха: "Он отдал Самого Себя за грехи наши." Это одно из благословеннейших изречений для не нашедшей еще мира души. Оно разрешает любой вопрос о наших грехах. Если Христос действительно отдал Самого Себя за мои грехи, мне остается только радоваться этой драгоценной истине, доказывающей, что грехи мои искуплены. Тот, Кто занял мое место, Кто взял на Себя мои грехи, Кто пострадал за меня, теперь воссел одесную Бога в славе небесной. Этого свидетельства мне вполне достаточно. Мои грехи навеки сняты с меня. Если б этого не было, Христос не находился бы там, где Он теперь пребывает. Венец славы, украшающий Его священное чело, доказывает, что мои грехи полностью искуплены; вследствие этого мир становится моим достоянием, мир полный и совершенный, каким его делает подвиг Христов.

Но не будем забывать, что смерть Христа, раз навсегда снявшая с нас грехи наши, избавила нас и от лукавого века сего. [Слово, употребленное в подлиннике Гал 1,4 имеет значение слова "вырвать силою", или из чего-либо "выхватывать".] Это две неразделимые вещи. Христос избавил меня не только от последствий моих грехов, но и от настоящей силы греха, и от требований и влияния на нас всей системы, известной в Писании под названием "мира". Все это сделается особенно ясным для нас после изучения нами нашей главы.

"И пусть возьмет Елиазар священник перстом своим крови ее, и кровию покропит к передней стороне скинии собрания семь раз" (ст. 4). Здесь мы видим пред собою прочное основание всякого рода истинного очищения. Представленный нам здесь прообраз относится только к "очищению тела" (Евр. 9,13). Но нам надлежит за прообразом видеть Того, Кого представляет этот прообраз, видеть не тень предмета, а само его тело. В семикратном кроплении кровию "рыжей телицы" в передней стороне скинии мы видим прообраз, представляющий искупительную кровь Христа как единственное место встречи Бога и совести грешника. Число "семь", как мы знаем, выражает собою Божественное совершенство. Здесь оно обозначает искупительную смерть Христа, во всем ее совершенстве представленную Богу и принятую Им. Все основывается на этом Божественном принципе. Кровь была пролита; затем, как выкуп за грех, она представлялась Богу святому. Все это, воспринятое верою, должно освобождать совесть от всякого сознания виновности пред Богом, от всякого страха осуждения. В очах Божиих имеет значение только совершенство искупительного дела Христова. Грех был полностью искуплен драгоценною кровию Христа. Верить этому - значит войти в полный покой совести.

Читатель должен заметить, что во всей этой столь содержательной главе нигде больше не упоминается о кроплении кровию. Это полностью согласуется с учением, изложенным апостолом в Евр. 9,10. Здесь мы находим лишь новое доказательство Божественной гармонии Писаний. Жертва Христова, заслуживающая полного благоволения Божия и обладающая Божественным совершенством, не должна повторяться. Действие ее Божественно и вечно. "Но Христос, Первосвященник будущих благ, нерукотворенною, то есть, не такового устроения, и не с кровию козлов и тельцов, но со Своею кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы чрез окропление освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то кольми паче кровь Христа, дабы чисто было тело, то кольми паче кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистить совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному" (Евр. 9,11-14). Заметьте силу выражений "однажды" и "вечное". Посмотрите, как отчетливо сказываются в них совершенство и Божественная сила жертвы Христовой. Кровь пролилась однажды, и действие ее сказалось раз навсегда. Помыслить о повторении этого великого подвига значило бы отрицать вечное и всеобъемлющее его значение и приравнивать кровь Христову к крови тельцов и козлов.

И еще: "Итак образы небесного должны были очищаться сими, самое же небесное лучшими сих жертвами. Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лицо Божие, и не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодне с чужою кровию; иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира. Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею" (Евр. 9,23-26). Итак, грех был уничтожен. Он фактически не может более не существовать и в то же время лежать на совести верующей души. Это ясно выражается 27-28-м стихами, заключающими вышеприведенную главу: "Как человекам положено однажды умереть, а потом суд, так и Христос, однажды принесши Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение".

Есть что-то необыкновенно трогательное в той тщательности, с которою Дух Святой обсуждает весь этот вопрос. Он излагает и развивает великую истину касательно совершенства жертвы, убеждая этим путем душу в справедливости этого факта и снимая с совести тяжелое бремя греха. Таково действие преизобильной благодати Божией; Господь не только совершил для нас вечное искупление: с великим долготерпением, с необыкновенною точностью Он изложил, обсудил и доказал нам эту истину в Слове Своем, так что не осталось места никакому возражению. Вслушаемся в некоторые из этих доводов, и да внесут они глубокий покой в сердце читателя.

"Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми же жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ними. Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, бывши очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов. Но жертвами каждогодне напоминается о грехах, ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи" (Евр. 10,1-4). Но то, чего не могла совершить кровь тельцов и козлов, то раз навсегда совершила кровь Господа Иисуса. Вся кровь, когда-либо приносившаяся на жертвенниках израильских, все миллионы жертв, закалавшихся по требованиям Моисеевых постановлений, не могли, в сущности, снять ни одного пятна с обремененной грехами совести, не могли Богу, святому и ненавидящему грех, дать право принять грешника. "Невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи". "Посему Христос, входя в мир, говорит... Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе. Тогда Я сказал: "вот, иду, как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже..." По сей то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа" (Евр. 10,5-10). Заметьте противоположность: Богу были неугодны бесчисленные жертвы, приносившиеся Ему по предписанию закона. Они не достигали той цели, которую Бог наметил выполнить по отношению к народу Своему, а именно: они не могли полностью освободить грешников от ига греха, не могли привести их к Господу в полном мире и с сознанием свободы в сердце. Именно это и совершил Господь Иисус одним приношением Своей драгоценной крови. Он выполнил волю Божию, и - вечная хвала Ему за это - Ему не предстоит еще раз совершать то же самое. Мы можем отказываться верить, что дело это уже выполнено Им, мы вольны не сознавать в нашей душе всей действительности этого дела, вольны не желать воспользоваться миром, присущим ему , или святою свободою, сопровождающею его; но дело искупления имеет неизменное значение пред Богом, и верою нашею мы можем усвоить его себе; доказывающие наличие этого дела доводы Духа Святого также существуют во всей своей силе и им свойственной ясности; ни мрачные внушения, делаемые нам сатаною, ни наши личные нечестивые рассуждения никогда не затмят славы всех этих истин. Они могут, конечно, лишить душу возможности пользоваться благодатью; часто, увы, они, действительно, лишают этого душу; но сама истина остается неизменною.

"И всякий священник ежедневно стоит в служении и многократно приносит одни и те же жертвы, которые не могут истребить грехов. Он же, принесши одну жертву за грехи, навсегда возсел одесную Бога, ожидая затем, доколе враги Его будут положены в подножие ног Его. Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых" (Евр. 10,11-14). Ради крови Христовой нам даровано полное искупление; и мы с уверенностью можем прибавить, что только ради этой крови наши души могут вкушать и осуществлять искупление. Никто не должен воображать себе, что он чтит дело Христа или ценит свидетельство Духа Божия касательно пролития и кропления кровью Христа, пока он отказывается признать полное и совершенное прощение грехов, возвещенное и предложенное ему кровью Христа. Мы не доказываем истинного благочестия или настоящей духовности отрицанием того, что совершила для нас во Христе благодать Божия и что являет нашим душам Дух Святой на страницах богодухновенной Книги.

Читатель-христианин, еще не испытавший на себе всей радости полной отдачи сердца Господу, не странно ли, что, когда Слово Божие являет нам Христа, сидящего одесную Бога по совершении Им дела искупления, мы, в сущности, не идем далее евреев, которые имели, однако, только земного священника, всякий день предстоявшего пред Богом и многократно приносившего все одни и те же жертвы? Мы же имеем Первосвященника Божественного, воссевшего на небесах навеки. У них был первосвященник земной, который при совершении возложенных на него священнических обязанностей не имел даже права садиться; и что же? в лучшем ли положении находимся мы по отношению к настроению нашего ума, по отношению к состоянию нашей души и нашей совести? Понятно ли отсутствие в нашей душе полного мира при наличии принесенной Христом жертвы, на которую мы можем уповать? Дух Святой, как мы это видели из различных изречений, взятых нами из Послания к евреям, не пренебрег ничем, могущим удовлетворить наши души в вопросе о полном уничтожении греха драгоценной кровью Христа. Почему же ты не можешь в эту минуту иметь полный и ненарушимый мир в своем сердце? Неужели кровь Господа Иисуса не соделала для тебя больше того, что кровь тельца совершала по отношению к верующему еврею?

Возможно, что читатель ответит нам следующее: "Я нимало не сомневаюсь в значении крови Господа Иисуса. Я верю, что она очищает от всякого греха. Я вполне верю, что души, всецело уповающие на эту кровь, обретают полное спасение и вечное блаженство. Трудность для меня заключается совсем не в этом. Меня мучит не вопрос о силе искупительной крови, - в ней я нимало не сомневаюсь: я, сомневаясь в моем личном причастии действию этой крови, в котором я не вполне уверен. Учение о спасении кровью Христа ясно, как день; но вопрос о моем участии в спасении, о применении ко мне этой крови окружен мраком неизвестности!"

Если именно таковы чувства читателя по отношению к этому вопросу, то это доказывает, что ему необходимо серьезно вдуматься в 4-й стих изучаемой нами главы книги Числа. Тогда читатель поймет, что истинное основание всякого рода очищения заключается именно в предъявлении Богу искупительной крови и в ее принятии Богом. Это очень ясная, но мало кем понятая истина. Необходимо, чтобы душа, еще не нашедшая мира, имела верное представление об этом вопросе. Так естественно, что мы более заняты скорее нашими мыслями и нашими чувствами по отношению к крови Христовой вместо того, чтобы заниматься вопросом о самой крови и мыслями Божиими касательно этой крови. Если искупительная кровь была внесена в присутствие Божие, если она была принята, если Бог прославил Самого Себя уничтожая грех, совесть, просвещенная Господом, может мирно покоиться в сознании, что все требования Божий удовлетворены; она видит, что этим путем соблюдены все интересы Божий, что создается чудесное место встречи святого Бога, ненавидящего грех, и жалкого грешника, и порабощенного грехом. К чему же еще примешивать сюда мой личный взгляд на кровь Христову, как будто дело искупления несовершенно и неполно без приложения к нему частицы моего "я", как бы мы это "я" ни называли, - своим участием, своим чувством, своим опытом, своей оценкой, или применением к себе силы искупительной крови? Почему нам не покоиться в Одном Христе? Это значит действительно поручать Ему все. Но с той минуты, как сердце наше озабочено вопросом о нашем личном интересе, с той минуты, как взгляд наш отрывается от Божественной Личности, являемой нам Богом и Духом Святым, мы обрекаем себя на духовный мрак и всякого рода затруднения; кроме того, вместо того, чтобы насыщаться совершенством дела Христова, наша душа мучается сознанием несовершенства своих жалких чувств.

Здесь, благодарение Богу, пред нами открывается прочное основание "очищения грехов" и полного умиротворения совести. Дело искупления завершено. Все выполнено. Тот, Кого прообразно представляла "рыжая телица", вкусил смерть. Он прошел чрез смерть, неся на Себе гнев и суд Бога праведного, дабы все, в простоте сердца доверяющиеся Ему, познали в глубине своей души всю силу Божественного очищения и полного мира. Мы очищены в совести нашей не мыслями нашими о крови Христа, но самою этою кровью. Следует особенно подчеркивать эту истину. Самому Господу было благоугодно даровать нам права, и права эти обретаются только в одной крови. Драгоценная кровь Господа Иисуса! Она дарует глубокий мир всякой душе, пребывающей в смятении, дабы она могла опираться исключительно на вечную, подаренную ей Богом силу. Почему так мало понятно учение об искупительной крови, почему оно так мало оценено? Почему человек продолжает упорствовать, видя в нем и приписывая ему нечто, ему не свойственное? Дух Святой да даст не покоящемуся еще в Боге читателю умиротворить и сердце, и совесть свою сознанием безмерной цены искупительной жертвы Агнца Божия.

Если кровь прообразно представляет собою смерть Христа, как единое и совершенное основание полного очищения от греха, в "пепле телицы" мы видим пред собою прообраз силы этой смерти в применении ее Духом Святым чрез посредство Слова Божия к сердцу нашему, дабы очистить нас от прегрешений, соделанных нами в нашей повседневной жизни. Это сообщает особенное совершенство и особенную красоту нашему прообразу, уже и без того столь поучительному. Бог не только усмотрел средство для очищения грехов прошлого, но имел в виду и грехи, нами совершаемые в настоящее время, дабы мы всегда могли пребывать в присутствии Божием ради совершенства выполненного Христом дела. Он хочет, чтобы, "всецело очищенные" Им, - мы вступали во дворы Его святилища, в священное преддверие присутствия Его. И не только Он видит нас очищенными от наших грехов: Он хочет, - благодарение Ему, - чтобы мы были проникнуты и глубоким сознанием дарованного нам Богом очищения. Ему благоугодно Духом Своим, чрез посредство Слова Своего, даровать нам и глубокое сознание чистоты пред лицом Его, дабы общение наше с Ним было полно и беспрепятственно. "Если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха" (1 Иоан. 1,7). Но если мы не ходим во свете, если мы об этом не заботимся и, в нерадении нашем, прикасаемся к нечистоте, каким путем можно восстановить общение с Господом? Только снятием с нас нечистоты. И как же это совершается? Применением к сердцу и совести нашей драгоценной истины смерти Христовой. Дух Святой заставляет нас осудить самих себя и напоминает сердцу нашему драгоценный факт, что Христос прошел чрез смерть за прегрешения, так часто легкомысленно совершаемые нами. Речь идет совсем не о новом кроплении кровью Христа, - об этом в Священном Писании нет и речи; весь вопрос сводится к напоминанию нам с новой силою Духом Святым о смерти Христовой.

"И сожгут телицу при его глазах... И пусть возьмет священник кедрового дерева и иссопа и нить из червленой шерсти, и бросить на сожигаемую телицу... И кто-нибудь чистый пусть соберет пепел телицы и положит вне стана на чистом месте, и будет он сохраняться для общества сынов Израилевых, для воды очистительной: это жертва за грех" (ст. 5-9).

Господь желает, чтобы чада Его были очищены от всякой неправды, чтобы они были отделены от лукавого века сего, где все подвержено смерти и тлению. Это отделение совершается действием на сердце Слова Божия, общением с Духом Святым. "Благодать вам и мир от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа, Который отдал Себя Самого за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века, по воле Бога и Отца нашего" (Гал. 1,3-4). И еще: "Ожидая блаженного упования и явления славы великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, Который дал Себя за нас, чтоб избавить нас от всякого беззакония и очистить Себе народ особенный, ревностный к добрым делам" (Тит. 2,13-14).

Удивительно, как тесно Дух Божий всегда связывает воедино полное освобождение совести от всякого сознания своей виновности пред Богом с избавлением сердца от влияния на него настоящего лукавого века. Мы должны, дорогой читатель, свято сохранять неприкосновенную неразрывность этой связи. Совершать это мы можем, конечно, только силою Духа Святого; но нам следует всеми силами стараться понять и провести в жизнь благословенную связь, существующую между смертью Христа, как искупительною жертвою за грех, и смертью Христа, влекущею за собою наше отделение от мира сего и дающею нам силу от него отречься. Многие чада Божий никогда не идут дальше первой истины, чаще же всего не постигают даже и ее. Большая же их часть вполне довольствуется сознанием прощения грехов ради искупительного дела Христова, не ощущая при этом, что они умерли для мира ради смерти Христа и своего отождествления с Ним в этой смерти.

Если рассматривая смерть "рыжей телицы", сожженной на жертвенном огне, мы взглянем на символическую группу пепла, что увидим мы в нем? Мы с уверенностью можем сказать: здесь мы находим прообраз наших грехов. Действительно, слава и благодарение Богу и Возлюбленному Сыну Его, мы видим, что наши грехи, наши беззакония, наши ошибки, наша глубокая греховность -все это обращено в пепел. Не видим ли мы и еще что-нибудь? Мы открываем здесь, несомненно, еще и прообраз нашего природного естества во всем его развитии, с начала до конца. Видим также еще и конец всей славы мира сего. Кедровое дерево и иссоп представляют нам всю картину развития нашего природного естества, начиная от самого простейшего его проявления и кончая самыми возвышенными его свойствами. "Говорил он (Соломон) о деревах, от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены" (3 Цар. 4,33).

"Червленая нить", по мнению всех, тщательно изучавших Писание, служит прообразом земного великолепия, мирского величия, славы мира сего, славы человеческой. В пепле, остававшемся после сожжения телицы, мы видим, следовательно, конец всякого мирского величия, всякой человеческой славы, видим отстранение плоти со всеми свойствами, присущими ей. Это делает особенно знаменательным факт сожигания телицы и выражает собою истину, мало кому известную и легко забываемую, даже когда она и известна, истину, возвещенную в памятных словах Апостола: "Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, Которым для меня мир распят, и я для мира" (Гал. 6,14).

Признавая крест Христов основанием освобождения от всех последствий наших грехов и нашего полного усыновления Богом, мы, однако, слишком склонны не признавать его и основанием нашего полного отделения от мира. Крест отделил нас, тем не менее, раз навсегда от всего, присущего миру, в котором мы живем. Уничтожены ли мои грехи? Да, уничтожены, и за это да будет благодарение Богу всякой благодати. Уничтожены в силу чего? В силу совершенства искупительной жертвы Христа, безмерно ценной в глазах Божиих. И точно в такой же мере мы находим чрез посредство креста и наше освобождение от настоящего лукавого века, от его обычаев, от его путей, его привычек и принципов. Верующий не имеет решительно ничего общего с этою землею с той минуты, как он ощущает значение и силу креста Господа Иисуса Христа. Этот крест обратил его в странника и пришельца в этом мире. Всякое преданное Богу сердце видит, что тень креста покрывает весь блеск, всякое тщеславие, все почести мира сего. Это-то и заставляло апостола Павла почитать за сор мир, его высшие преимущества, его самые привлекательные стороны, его блестящую славу. "Для меня мир распят, - говорит апостол, - и я для мира". Таков был апостол Павел; таковым должен быть и всякий христианин, пришелец на земле, гражданин неба; и ему надлежит быть таковым не только в принципе или в теории, но и фактически, на самом деле; потому что, насколько наше освобождение от власти ада не похоже на принцип или теорию, настолько же и наше отделение от настоящего лукавого века есть факт, ощущать который мы обязаны.

Почему же христианами больше не подчеркивается эта великая истина? Почему мы так мало способны увещевать друг друга, указывать друг другу на силу креста, отделяющую нашу душу от мира? Если мое сердце любит Господа Иисуса, я не буду искать себе места, удела или славы там, где Он нашел только крест, заслуженный злодеем. Дорогой читатель, мы не можем смотреть на этот вопрос иначе. Действительно ли ты любишь Христа? Было ли тронуто и привлечено к Нему удивительной Его к тебе любовью сердце твое? Если это так, не забудь,

что Он был отвержен миром. Ничего не изменилось до сих пор. Мир остается миром. Помни, что одна из особенно тонких уловок сатаны заключается в его стремлении заставить людей, обретших спасение во Христе, не признавать их отождествления с Ним в отношении Его отвержения миром и в тоже время пользоваться плодами совершенного на кресте искупления, благоденствуя, однако, в мире, вознесшем Христа на древо. Другими словами, сатана старается убедить людей, что мир девятнадцатого века нимало не похож на первый век нашей эры; что, появись Господь Иисус на земле теперь, к Нему отнеслись бы совершенно иначе, чем тогда; что мы живем не в языческом, а в христианском мире; и что все это составляет такую громадную разницу, что в настоящее время всякий христианин может делаться гражданином мира сего, пользоваться его славой, почетом и уделом в нем.

Но все это только ложь злого врага душ человеческих. Мир мог изменить свой наружный вид, но его природа остается все та же; его дух, его принципы не изменятся. Он так же искренна ненавидит Господа Иисуса, как в ту минуту, когда он восклицал: "Распни, распни Его!" (Лук. 23,21). Если мы судим о мире при свете креста Христова, мы придем к убеждению, что, как всегда, мир этот - мир злобный; что он ненавидит Бога и отвергает Христа. Да даст нам Господь уразуметь истину, прообразно представленную "пеплом рыжей телицы"! Это доказывает нам всю необходимость, все значение нашего отделения от мира и посвящения себя Христу. Да проникнется милостию Божиею этим сознанием весь народ Его в наше время торжества всякого рода лицемерия, светских интересов и показного благочестия.

Посмотрим теперь, что делалось с пеплом и к чему он предназначался. "Кто прикоснется к мертвому телу какого-либо человека, нечист будет семь дней. Он должен очистить себя сею водою в третий день и в седьмой день, и будет чист; если же он не очистит себя в третий и седьмой день, то не будет чист. Всякий, прикоснувшийся к мертвому телу какого-либо человека умершего и не очистивший себя, осквернит жилище Господа; истребится человек тот из среды Израиля; ибо он не окроплен очистительною водою, он нечист, еще нечистота его на нем" (ст. 11-13).

Иметь дело с Богом, изо дня в день ходить пред Его лицом среди развращенного и развращающего мира - вопрос очень серьезный. Бог не может терпеть никакой нечистоты в тех, среди которых Он благоволит жить и в которых Он обитает. Он может прощать и искуплять грехи; Он может исцелять, очищать и восстановлять; но Он не может терпеть существования в Своем народе не осужденного зла. Иначе Ему пришлось бы отречься от Свое/о имени и от самого Своего естества. Вот глубоко серьезная и в тоже время благословенная истина. Иметь дело с Тем, Чье присутствие требует и сообщает святость - радость для нас. Мы проходим чрез мир, в котором мы подвержены всякого рода пагубным влияниям. Нечистота сообщается нам не только от непосредственного прикосновения нашего "к умершему, к кости человеческой, или ко гробу". Все это, мы знаем, были лишь прообразы нравственной и духовной нечистоты, с которой мы можем столкнуться всякую минуту. Мы не сомневаемся, что трудно людям, тесно соприкасающимся с этим миром, не заразиться его нечистыми побуждениями. Поэтому-то для нас необходимо тщательно следить за всеми нашими привычками и привязанностями, чтобы не коснуться нечистоты, прерывающей наше общение с Богом. Он желает видеть нас не оскорбляющими Его святости.

"Будьте святы, ибо Я свят."

Но серьезный читатель, всей душой стремящийся к святости, может спросить: "Что же нам следует делать, если мы действительно так окружены пагубными влияниями мира и так склонны заражаться его нечистотой? Что делать, если с нечистыми руками и с совестью, осуждающею нас, мы не можем пребывать в общении с Богом?" Мы отвечаем: "Прежде всего наблюдайте за собою. Всецело и серьезно рассчитывайте на помощь Божию. Он верен и милосерден; Он - Бог, внимающий молитвам и отвечающий на них, Бог щедрый, дающий всем "просто и без упреков". Он "тем большую дает благодать". Нам дан незаполненный денежный чек, на котором вера может обозначить какую ей угодно сумму благодеяний. Жаждет ли твоя душа возрастать в духовной жизни, преуспевать в святости? В таком случае остерегайся даже хотя бы в течение одного часа находиться в соприкосновении с чем-либо, оскверняющим твои руки, соблазняющим твою совесть, оскорбляющим Духа Святого и нарушающим твое общение с Богом. Будь решителен. Не двоедушествуй. Немедленно откажись от всего нечистого; чего бы тебе это ни стоило, откажись от зла; чего бы ты ни лишился, отойди от него. Никакой светский интерес, никакая земная выгода не могут возместить утрату чистой совести, спокойного сердца и возможности пребывать в свете лица Отца твоего Небесного. Разве ты этого не сознаешь? Если да, проведи твое убеждение в жизнь.

Быть может, также возникнет вопрос: "Что же делать, если ты уже прикоснулся к нечистому? Как снять с себя эту нечистоту?" Вслушайся в прообразную речь Числ. 19: "Для нечистого пусть возьмут пепла той сожженной жертвы за грех, и нальют на него живой воды в сосуде; и пусть кто-нибудь чистый возьмет иссоп, и омочит его в воде, и окропит шатер и все сосуды и людей, которые находятся в нем, и прикоснувшегося к кости человеческой, или к убитому, или к умершему, или ко гробу. И пусть окропит чистый нечистого в третий и седьмой день, и очистит его в седьмой день. И вымоет он одежды свои, и омоет тело свое водою, и к вечеру будет чист" (ст. 17-19).

Очищение совершалось в третий день и в седьмой день, как это видно из 12-го и из 19-го стихов. Оба этих вида очищения были необходимы для снятия нечистоты, возникавшей от соприкосновения с различными формами смерти, описанными в вышеприведенных стихах. Что же обозначало это двоякое действие очищения? Чему это соответствует в нашем духовном состоянии? Смысл этого прообраза, конечно, следующий: если, по недостатку нашей осмотрительности или духовности, мы прикасаемся к чему-либо нечистому и заражаемся нечистотою, это может остаться незамеченным для нас; но Богу открыто все. Он заботится о нас и бодрствует над нами; Он не является по отношению к нам раздраженным судиею или строгим обвинителем; нет, Он - нежный Отец, не вменяющий нам греха нашего, потому что грех был уже давным-давно вменен Тому, Кто пострадал вместо нас.

Но Бог, однако, дает нам глубоко и живо проникнуться сознанием нашего греха. Он полностью обличит нас в совершенном нами зле; и тем явнее раскрывает Он нам нечистоту нашу, что Он не вменяет нам грехов наших. Дух Святой напоминает нам о грехе нашем, и это причиняет невыразимое страдание нашему сердцу. Это страдание может длиться некоторое время. Оно может продолжаться несколько минут, или же несколько дней, месяцев, даже лет. Мы знали одного молодого христианина, в течение трех лет мучившегося воспоминанием о совершенном им путешествии в обществе его светских друзей. Мы полагаем, что это обличающее действие Духа Святого представлено прообразным очищением в третий день. Дух Святой напоминает нам о грехе нашем; затем с помощью Слова Божия Он вызывает в душах наших представление о великом значении смерти Христовой, смывающей всякую нечистоту, которой мы так легко заражаемся. Это соответствует очищению седьмого дня; сознание великого значения смерти Христа смывает нечистоту и восстанавливает наше общение с Богом.

Необходимо помнить, что никаким иным способом мы не можем когда-либо избавиться от нечистоты. Мы можем стараться забыть известный нам грех, можем предоставлять времени труд изгладить его из нашей памяти. Это самое пагубное с нашей стороны отношение к состоянию нашей совести и к требованиям святого Бога. Это настолько же безумно, как и опасно, потому что Бог, по великой милости Своей, усмотрел верное средство для полного снятия с нас нечистоты, которую святой Бог видит в нас и осуждает; пока же нечистота не снята с нас, общение с Господом невозможно. "Если не умою тебя, не имеешь части со Мною" (Иоан. 13,8). Нарушение общения с Богом для христианина равносильно исключению члена из общества Израилева. Христианин никогда не может быть отлучен от Христа (Рим. 8,39), но одна греховная мысль может нарушить общение с Ним; поэтому необходимо осуждать и исповедовать всякую греховную мысль, чтобы нечистота была смыта и общение с Богом восстановилось. Дорогой читатель, мы должны хранить чистую совесть и соблюдать святость Божию; иначе мы не устоим в вере и потерпим урон. Да даст нам Господь ходить в мире и осмотрительности, да даст Он нам бодрствовать и молиться, пока мы не совлечем с себя наших греховных и смертных тел и не войдем в светлый и благословенный чертог, где неведомы грех, нечистота и смерть.

Ничто так не поражает нас при изучении постановлений и обрядов служения левитов, как ревность, с которою Бог Израилев бодрствовал над народом Своим, оберегая его от всякого вредного влияния. Око Его было над ними всегда, - днем и ночью, когда они бодрствовали и когда они спали, были дома и вне дома, в семье или в одиночестве. Он заботился об их пище, об их одежде, их привычках и их домашней обстановке. Он давал им подробные указания насчет того, что они могли или не могли есть, во что они могли или не могли одеваться. Он даже обозначал те предметы, к которым они могли прикасаться или которые они не могли употреблять. Он их поставил, одним словом, во вполне определенные рамки, оставаясь в которых, они легко избавились бы от потока нечистоты, окружавшей их со всех сторон.

Во всем этом явно сказывается святость Божия; но в этом выражается и благость Господа нашего. Если Божественная святость не допускала присутствия какой бы то ни было нечистоты среди народа Божия, благость Божия усматривала средство для полного очищения. Эти средства в рассматриваемой нами главе выражались в искупительной крови и в воде кропления. Драгоценные средства врачевания! Если б нам не были открыты неистощимые запасы Божественной благодати, справедливые требования святости Божией неминуемо погубили бы нас; постигнув же всю глубину благодати Божией, мы можем жить святостью Божиею. Израильтянин мог приходить в ужас от слов: "Кто прикоснется к мертвому телу какого-либо человека, нечисть будет семь дней." Или от слов: "Всякий, прикоснувшийся к мертвому телу какого-либо человека умершего и не очистивший себя, осквернит жилище Господа; истребится человек тот из среды Израиля." Подобные слова действительно могли устрашить сердце. Но "пепел сожженной телицы" и вода кропления служили напоминанием искупительной смерти Христовой и чрез посредство Духа Святого врачевали сердце: "Он должен очистить себя сею водою в третий день и в седьмой день, и будет чист; если же он не очистит себя в третий и седьмой день, то не будет чист" (ст. 12).

Речь шла не о принесении новой жертвы; Христос умер однажды раз навсегда. "Христос, воскресши из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Нами власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога" (Рим. 6,10-11). Мы, благодарение Богу, вкушаем плоды смерти Христовой; но, со всех сторон окруженные искушениями и соблазнами, ласкающими в нас еще живущую плоть, имея пред собою могущественного противника, всегда старающегося застать нас врасплох и заставить нас сойти с пути правды и чистоты, мы не могли бы ни минуты устоять, если б, по милосердию Своему, Бог не усмотрел всех наших нужд драгоценною смертью и могущественным ходатайством за нас Господа нашего Иисуса Христа. Кровь Христа не только очистила нас от всех грехов наших и примирила нас с Богом святым, но мы еще имеем и "Ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, Праведника". "Он всегда жив, чтобы ходатайствовать за нас". "Он может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу". Он всегда стоит за нас пред Богом. Он наш Заступник на небесах; Он держит нас в том положении и в том звании, которые даровала нам Его искупительная смерть. Дело наше никогда не может быть потеряно для нас при наличии такого Ходатая. Он должен был бы перестать жить раньше, чем мог бы погибнуть самый немощный из искупленных Его. Мы отождествляемся с Ним, а Он с нами.

Как должны бы, дорогой читатель, все эти милости Божий отразиться на наших сердцах и на жизни нашей? Как должна была бы влиять на наши души мысль о смерти жертвы и о превращении ее в пепел, о крови и о пепле, об искупительной жертве и о заступничестве за нас. Первосвященника и Ходатая нашего? Какое действие должна бы подобная мысль произвести на нашу совесть? Умалит ли она для нас значение греха? Даст ли она нам желание поверхностно и легкомысленно относиться к своим поступкам? Никогда! Мы уверены в одном: человек, в обилии благодати Божией видящий извинение для своего легкомысленного поведения и своего поверхностного отношения к греху, очень мало знаком или совсем даже не постиг истинной сути благодати, ее влияния и ее действия на сердце. Можем ли мы хотя бы на минуту представить себе, что пепел телицы или вода кропления могли побудить израильтянина легкомысленно относиться к своим поступкам? Конечно, нет. Напротив, существование такого средства для очищения от нечистоты должно было давать ему понять, как следовало остерегаться прикосновения к нечистоте. Груда пепла, положенная на чистом месте, представляла двоякое свидетельство: свидетельство о благости Божией и свидетельство о ненавистности греха. Пепел возвещал, что Бог не мог терпеть нечистоты среди народа Своего; но он возвещал и то, что Бог усмотрел средство для снятия нечистоты. Если святое учение о пролитии жертвенной крови, о пепле и о воде кропления понято и усвоено верующей душой, оно не может не высказывать святого страха по отношению к греху во всех его проявлениях. И мы можем прибавить к этому, что, кто однажды испытал на себе мучений оскверненной грехом совести, тот не может не остерегаться прикосновения к нечистому. Чистая совесть представляет собою слишком драгоценное сокровище, чтобы с нею легко было расставаться; нечистая совесть представляет собою слишком тяжелое бремя, чтобы легкомысленно обременять ею себя. Но, благодарение Богу, Он всецело усмотрел все наши нужды, желая этим сделать нас не легкомысленными, но осмотрительными. "Дети мои! сие пишу вам, чтобы вы не согрешили". Далее апостол прибавляет: "А если бы кто согрешил, то мы имеем Ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, Праведника: Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира" (1 Иоан. 2,1-2).

Отметим еще последние слова этой главы: "И да будет это для них уставом вечным. И кропивший очистительною водою пусть вымоет одежды свои; и прикоснувшийся к очистительной воде нечисть будет до вечера. И все, к чему прикоснется нечистый, будет нечисто; и прикоснувшийся человек нечист будет до вечера" (ст. 21-22). В 18-м стихе мы видели, что кропление нечистого очистительной водою производилось человеком чистым; здесь мы видим, что, окропляя нечистого, чистый человек заражался его нечистотою.

Сопоставляя оба эти факта, мы узнаем, что, как некто заметил, "человек, соприкасающийся с грехом другого человека, сам становится нечист, хотя бы прикосновение

к греху ближнего входило в его обязанность и совершалось с целью очищения ближнего от его греха; вина его, правда, не равняется вине человека, действительно согрешившего, но мы не можем прикасаться к греху, не оскверняясь им". Мы также узнаем, что для того, чтобы дать другому возможность испытать на себе очищающее действие дела Христова, мы должны испытать его сами. Тот, кто совершал кропление очистительной водой, должен был омыть свои одежды и самого себя водою; при соблюдении этого условия вечером он делался чистым (ст. 19). Да проникнутся наши души этим сознанием! Да даст нам Господь постоянно пребывать в чистоте, в которую нас ввел Христос и в которой нас держит Его первосвященническое служение! Не будем забывать, что прикосновение к греху оскверняет. Так было в древности при издании закона Моисеева, так оно есть и теперь.

"И пришли сыны Израилевы, все общество, в пустыню Син в первый месяц, и остановился народ в Кадесе, и умерла там Мариам, и погребена там" (ст. 1).

Глава, к рассмотрению которой мы приступаем, пред-ставляет нам типичный образец жизни и опыта в пустыне. Здесь постигают, мы видим, Моисея, служителя Божия, тяжелые испытания, которыми полна его жизнь. Прежде всего умирает Мариам. Исчезает та, чей голос радостно звучал среди блестящей обстановки, описанной нам в Исх. 15: хвалебный гимн ее тогда прославлял победу Израиля. Мариам хоронят в пустыне Кадес. Тимпан умолкает; пение сменяется безмолвием смерти. Мариам больше не будет заражать других святой радостью. В свое время она славилась своим пением; как нельзя более кстати она воспела чудный хвалебный гимн воскресения на берегу Чермного моря. Песнь ее возвещала основную великую истину искупления: "Пою Господа, ибо Он высоко превознесся; коня и всадника его ввергнул в море." Мысль была чудно усвоена. Хвала как нельзя больше гармонировала с радостным событием.

Теперь пророчица сходит со сцены; голос ропота сменяет гимн хвалы. Жизнь в пустыне становится утомительной. Испытания пустыни являют слабость человеческого естества; они обнаруживают сокровенные тайники сердца. Сорок лет утомления и труда вносят существенные изменения в народ. Нам редко случается встретить примеры христиан, сохраняющих духовную сочность и свежесть среди всех перипетий христианской жизни и борьбы. Факт этот должен бы был чаще встречаться в христианском мире; с нами должно было бы, в сущности, происходить как раз обратное; потому что большие испытания и серьезные затруднения, встречаемые нами в этом мире, дают нам лишь случай осуществлять то, что мы имеем в Боге. Он - хвала Ему - пользуется любой трудностью нашего жизненного поприща, чтобы явить нам Себя со всею нежностью, со всею кротостью неизменной Своей любви к нам. Ничто не может иссушить потоки милосердия, изливаемые на нас Богом живым; несмотря на всю нашу испорченность, Бог всегда останется тем же. Бог останется Богом, каковы бы ни были неверность и греховность человека.

Сознание, что мы имеем дело с Богом живым, служит для нас источником истинной радости, вливая в нас бодрость и новые силы. Что бы с нами ни случалось, Он вникает во все наши обстоятельства, с избытком удовлетворяя наши насущные нужды. Его благое долготерпение может снести все бесчисленные наши немощи, наши падения и наши заблуждения; сила Его проявляется в великой нашей немощи; верность Его никогда не пресекается; милость Его пребывает вовек. Друзья изменяют нам и покидают нас; узы самой нежной любви могут порваться в этом холодном и бессердечном мире; наши помощники оставляют нас; "Мариам и Аароны" умирают; но Бог пребывает вовеки. Вот настоящая причина истинного и прочного счастья христианина. Если сердце Бога живого исполнено благоволения к нам, если десница Его поддерживает нас, нам нечего страшиться. Если мы можем сказать: "Господь Пастырь наш", мы с уверенностью можем и прибавить: "Мы ни в чем не будем нуждаться".

Однако в пустыне нас ожидают скорби и испытания, и нам приходится их переживать. То же, по свидетельству разбираемой нами главы, случилось и с Израилем. Им приходится страдать от палящего степного ветра, и они встречают невзгоды воплями нетерпения и ропота. "И не было воды для общества, и собрались они против Моисея и Аарона. И возроптал народ на Моисея и сказал: о, если бы умерли тогда и мы, когда умерли братья наши пред Господом! Зачем вы привели общество Господне в эту пустыню, чтоб умереть здесь нам и скоту нашему? И для чего вывели вы нас из Египта, чтобы привести нас на это негодное место, где нельзя сеять, нет ни смоковниц, ни винограда, ни гранатовых яблоков, ни даже воды для питья?" (ст. 2-5).

Тяжелая минута в жизни Моисея! Трудно представить себе, что значит противостоять шестистам тысячам недовольных, быть вынужденным выслушивать их упреки и обвинения по поводу несчастий, постигших их по их же собственной вине, по их же неверию. В этом случае речь шла не только об испытании терпения; поэтому не следует удивляться, что возлюбленный и избранный служитель Божий не мог сам справиться с этими обстоятельствами. "И пошел Моисей и Аарон от народа ко входу скинии собрания, и пали на лица свои; и явилась им слава Господня" (ст. 6).

Трогательно видеть, как часто Моисей, повергаясь ниц, взывал к Господу. Как несказанно отрадно было, укрываясь от непокорных мятежников, прибегать к защите Того, помощь Которого сказывается во всех жизненных обстоятельствах. "Пали на лица свои, и явилась им слава Господня." Моисей и Аарон даже и не пытались отвечать на обвинения народа; "они ушли от народа", чтобы успокоиться в общении с Богом живым; Кто, кроме Бога всякой благодати, мог усмотреть все нужды жизни в пустыне? Недаром говорил Моисей в начале пути: "Если не пойдешь Ты Сам с нами, то и не выводи нас отсюда" (Исх. 33,15). Конечно, он был прав; эти его слова дышали мудростью. Присутствие Божие было единственным ответом на требования такого многочисленного общества; и этот ответ полностью удовлетворял все запросы. Сокровища Божий неистощимы. Бог никогда не оставляет в затруднении сердце, уповающее на Него. Не будем этого забывать. Бог любит, чтобы мы черпали из сокровищницы Его. Он никогда не утомляется идти навстречу всем нуждам народа Своего. Если б эти истины всегда были живы в сердцах наших, реже раздавались бы среди нас возгласы нетерпения и неудовольствия; чаще слышались бы тихие звуки благодарности и хвалы. Но, как мы уже неоднократно имели случай это заметить, жизнь в пустыне является для каждого из нас пробным камнем, обнаруживающим наше внутреннее настроение, а также, благодарение Богу, и то, что для нас сокрыто в Нем.

"И сказал Господь Моисею, говоря: Возьми жезл, и собери общество, ты и Аарон, брат твой, и скажите в глазах их скале, и она даст из себя воду; и так ты изведешь им воду из скалы, и напоишь общество и скот его. И взял Моисей жезл от лица Господа, как Он повелел ему. И собрали Моисей и Аарон народ к скале, и сказал он им: послушайте, непокорные, разве нам из этой скалы известь для вас воду? И поднял Моисей руку свою, и ударил в скалу жезлом своим дважды, и потекло много воды, и пило общество и скот его" (ст. 7-11).

В вышеприведенных изречениях внимание читателя обращено на два предмета - на "скалу" и на "жезл". Оба они прообразно представляют нам Христа; но каждый из них являет нам особую сторону Личности Христовой. В 1 Кор. 10,4 мы читаем: "Все пили из духовного последующего камня; камень же был Христос". Это факт вполне очевидный, действительный и не требующий содействия нашего воображения. "Камень был Христос", Христос, пострадавший за нас.

Далее, что касается "жезла", необходимо иметь в виду, что это не был жезл Моисеев, жезл власти и могущества. Этот жезл не подходил к данным обстоятельствам; он уже сделал свое дело; он уже извел однажды воду из скалы, и этого было довольно. Об этом нам повествуется в Исх. 17, где мы читаем: "И сказал Господь Моисею: пройди пред народом, и возьми с собою некоторых из старейшин Израильских, и жезл твой, которым ты ударил по воде, (см. Исх. 7,20) возьми в руку твою, и пойди. Вот, Я стану пред тобою там на скале в Хориве; и ты ударишь в скалу, и пойдет из нее вода, и будет пить народ. И сделал так Моисей в глазах старейшин Израильских" (Исх. 17,5-6).

Здесь нам явлен прообраз Христа, пораженного ради нас судом правосудия Божия. Читатель замечает выражение: "Жезл твой, которым ты ударил по воде." Почему здесь упоминается о том, что этим же жезлом Моисей однажды ударил по воде? Ответ на это дается в следующем стихе: "Ударил по воде речной пред глазами Фараона и пред глазами рабов его, и вся вода в реке превратилась в кровь" (Исх. 7,20). Тот же жезл, который превратил воды реки в кровь, должен был поразить ударом и "скалу, которая была Христос", дабы потоки жизни и обновления излились на нас. Удар по каменной скале, прообразно представлявший поражение смертью Христа, должен был быть однократным. Это действие не должно было повториться. "Зная, что Христос, воскресши из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога" (Рим. 6,9-10). "Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею... однажды принесши Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих" (Евр. 9,26-27). "Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, Праведник за неправедных" (1 Петр. 3,18).

Смерть Христа повториться не может; следовательно, Моисей напрасно ударил два раза своим жезлом в скалу, он вообще напрасно снова ударил по скале: ему было велено взять "жезл от лица Господа", (ст. 9) - жезл Ааронов, жезл первосвященника, и затем, не ударяя по скале, обратиться к ней со словами. По совершении дела искупления великий наш Первосвященник вошел в небеса, дабы там нас представлять пред лицом Божиим. Животворные воды духовного обновления изливаются с небес на нас ради уже однажды совершенного искупления и в связи с первосвященническим служением Христа, чудный прообраз которого мы видели в расцветшем жезле Аарона.

Таким образом, Моисей впал в первую ошибку, вторично ударив по скале, и еще в новую ошибку, ударив по ней жезлом своим (ст. 11). Но, если б он ударил в скалу и жезлом Аароновым, он этим, мы это легко поймем, испортил бы расцветшие на жезле цветы. Достаточно было произнести веденное Богом слово в присутствии жезла священнического, жезла благодати. Моисей не сумел этого понять, не сумел прославить Бога. Он "погрешил устами своими"; и вследствие этого ему не позволено было перейти Иордан. Его собственный жезл не мог провести народ чрез реку, потому что разве могла власть человеческого авторитета удержать мятежную толпу? Не позволено было перейти чрез Иордан и ему самому, потому что он не прославил Иегову пред глазами всего общества Израилева.

Иегова взял на Самого Себя заботу о Своей славе. Он явил ее народу Своему; несмотря на ропот Израиля, несмотря на заблуждения и ошибки Моисея, общество Господне увидело воду, истекшую из скалы, в которую ударили жезлом. Благодать Божия не только утолила жажду мятежного общества Израилева, но она, как мы в этом убеждаемся, удивительным образом сказалась и на Моисее (Втор. 34). Благость Божия вознесла Моисея на вершину горы Фасги и оттуда показала ему землю Ханаанскую. Та же благость заставила Иегову усмотреть для Его служителя место погребения и там похоронить его. Лучше было издали узреть Ханаанскую землю в общении с Богом, чем войти в нее с Израилем. Мы не должны, однако, забывать, что Моисей не мог войти в землю, потому что он "погрешил устами своими" (ст. 10). Бог, держащий бразды правления с Своей руке, не допустил Моисея войти в Ханаан; поступая с ним по благодати, Он возвел его на вершину холма. Эти два факта из истории Моисея ясно доказывают разницу, которая существует между благодатию и правосудием; - это вопрос глубоко интересный и весьма существенный для жизни. Благодать прощает и благословляет; но и справедливость делает свое дело. Будем всегда помнить: "что посеет человек, то и пожнет". Принцип этот встречается во всех путях Бога как Правителя Вселенной, и нет ничего величественнее этого факта; и тем не менее "благодать воцарилась чрез праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим" (Рим. 5,21).

В стихах 14-20 этой главы заключается описание переговоров Моисея с царем Едомским. Поучительно и интересно отметить разницу тона каждого из них и сравнить ее с рассказом, содержащимся в Быт. 32-33. Исав или Едом был враждебно настроен против Иакова; и хотя, благодаря непосредственному вмешательству Божию, ему не дано было притронуться ни к одному волосу головы брата, однако, с другой стороны, Израиль, потомство Иакова, поработившего себе Исава, не должно было, со своей стороны, вторгаться в пределы земли Едомской. "И народу дай повеление, и скажи: вы будете проходить пределы братьев ваших, сынов Исавовых, живущих на Сеире, и они убоятся вас; но остерегайтесь начинать с ними войну; ибо Я не дам вам земли их ни на стопу ноги, потому что гору Сеир Я дал во владение Исаву. Пищу покупайте у них за серебро, и ешьте; и воду покупайте у них за серебро, и пейте" (Втор. 2,4-6). Бог, не могший допустить, чтобы Исав нанес какой-либо вред Иакову (Быт. 33), не позволяет и Израилю причинить ущерб Едому.

Заключительная часть 20-й главы особенно трогательна. Мы не будем приводить ее здесь, но читатель хорошо сделает, сравнив ее со сценою, описанною в Исх. 4,1-17. Моисей в свое время считал необходимым присутствие с собой его брата; но впоследствии оно сделалось как бы терпением на его пути; в конце концов он получает от Бога повеление снять с Аарона его одежды, после чего его брат умирает. Все это очень поучительно, с какой бы стороны мы это событие ни исследовали, - относительно Моисея или же относительно Аарона. Этот вопрос мы уже рассматривали выше; поэтому мы не будем больше на нем останавливаться, но да запечатлеет Господь эти назидательные факты в глубине наших сердец!

Эта глава передает нам все подробности относительно известного и чудного повеления Божия воздвигнуть в пустыне медного змея, великий прообраз, представленный нам в Евангелии. "От горы Ор отправились они путем Чермного моря, чтобы миновать землю Едома. И стал малодушествовать народ на пути. И говорил народ против Бога и против Моисея: зачем вывели вы нас из Египта, чтоб умереть нам в пустыне? ибо здесь нет ни хлеба, ни воды, и душе нашей опротивела эта негодная пища" (ст. 4-5).

Увы! Все та же грустная история, все тот же "ропот пустыни". Приятно было бежать из Египта, когда ряд беспощадных казней Божиих обрушился на эту землю. Но теперь тяжелые страдания забыты, и в памяти восстает только воспоминание о мясе, рыбе и огурцах Египта. "Зачем вывели вы нас из Египта, чтобы умереть нам в пустыне? Ибо здесь нет ни хлеба, ни воды, и душе нашей опротивела эта негодная пища." Человек охотнее останется у котлов с мясом в стране смерти и мрака, чем пойдет с Богом в пустыню и будет питаться там хлебом небесным. Даже песок пустыни, по которому шел искупленный Богом народ, вещал славу Божию. Господь Сам шествовал по пустыне; зная мятежный нрав народа Своего, Он окружал его заботами Своими. Израилю следовало бы ответить покорностью и благодарностью на милость, заливавшую его. Но нет; довольно было первого испытания, чтобы заставить их воскликнуть: "Почему не умерли мы в Египте?"

Им пришлось, однако, вкусить горькие плоды их неудовольствия и ропота. "Послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ, и умерло множество народа из сынов Израилевых" (ст. 6). Змеи побудили их роптать; состояние, в котором они находились, когда змеи жалили их, нужно было открыть им истинный характер их неудовольствия. Если народ Божий не хочет радостно и смиренно ходить пред Богом своим, он узнает, что такое могущество сатаны, - могущество устрашающее, увы! - с какой бы стороны мы с ним ни сталкивались.

Жало змея привело Израиль к сознанию его греха. "И пришел народ к Моисею и сказал: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб Он удалил от нас змеев" (ст. 7). Настала минута, благоприятная для проявления всей силы благодати Божией. Всякая нужда человеческая дает случай проявиться благодати и милосердию Бога. С той минуты, как Израиль мог сказать: "Мы согрешили", благодать могла излиться на него; Бог мог начать действовать, и этого было довольно. Когда Израиль роптал, он получил в ответ уколы жал змеев. Как только Израиль исповедал грехи свои, на него излилась Божия благодать. В первом случае змей был орудием их страданий; во втором он становится орудием их восстановления и благословения. "И сказал Господь Моисею; сделай себе змея и выставь его на знамя, и ужаленный, взглянув на него, останется жив" (ст. 8). Изображение змея, причинившего вред, становилось проводником, по которому Божественная благодать теперь свободно изливалась на жалких израненных грешников. Дивный прообраз распятого на кресте Спасителя!

Многие чада Божий часто впадают в заблуждение, видя в Господе Иисусе больше Заступника, понесшего за нас гнев Божий, чем Того, чрез посредство Которого изливается на нас любовь Божия. Что Он вынес на Себе гнев Божий за грех мира, это неоспоримый факт; но это далеко не все. Он сошел на эту, пораженную проклятием Божиим, землю, чтобы принять смерть на древе, дабы смертью Своею открыть вечные источники любви Божией, изливающейся в сердца бедных грешников. Очень важно, чтобы грешник имел полностью верное представление о природе и характере Господа. Ничто не может довести грешника до состояния истинного счастья и истинной святости, кроме непоколебимого упования на любовь Божию и детской простоты в вопросе применения к себе этой любви. Первое усилие, употребленное змеем против невинного человека, было направлено на то, чтобы поколебать его упование на милосердие и любовь Бога, чтобы этим путем вселить в человека недовольство данным ему от Бога положением. Падение человека было непосредственным последствием его неуверенности в любви Божией. Поэтому спасение человека должно проистекать из веры в эту любовь, потому что Сын Божий Сам сказал: "Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную" (Иоан. 3,16).

В непосредственной связи с вышеприведенными словами находятся и слова нашего Господа, указывающие нам, что медный змей прообразно изображал именно Его. Как Сын Божий, посланный от Отца, Он был, несомненно, даром и выражением любви Божией к погибавшему миру. Но в этом случае Ему предстояло быть вознесенным на кресте во искупление греха мира, потому что по правосудию своему Божественная любовь не могла иначе удовлетворить нужды погибшего грешника. "Как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому (Иоан. 3,14). Все человечество испытало на себе последствия соприкосновения со смертельным ядом змея; но Бог всякой благодати усмотрел средство врачевания в лице Вознесенного на "проклятое древо" (Гал. 3,13); в настоящее время, чрез ниспосланного с небес Духа Святого, Бог призывает всех, пораженных змеем, обратить свой взор к Господу Иисусу, чтобы получить жизнь и мир. Христос есть великое орудие Божие, благодаря наличии которого грешникам возвещается полное и безвозмездное спасение, настолько гармонирующее со всеми свойствами характера Божия, что сатане ничего не остается на это возразить. Воскресение есть Божественное обеспечение крестного подвига, есть прославление Пострадавшего на кресте; верующая душа обретает полный покой по отношению к греху. Бог сосредоточивает на Господе Иисусе все благоволение Свое; видя же верующих сокрытыми в Нем, Бог также благоволит и к ним.

Орудие, посредством которого грешник обретает спа-сение Христово, есть вера. Ужаленный змеем израильтянин должен был только взглянуть, чтобы сохранить жизнь, взглянуть не на самого себя, не на свои раны, не на людей, его окружающих, а непосредственно и исключительно на дарованный Богом источник исцеления. Если он отказывался или медлил взглянуть на медного змея, ему оставалось только умереть. Он должен был пристально вглядываться в медного змея, поставленного так, что все могли видеть его. Никакой пользы не было тому, кто смотрел на что-либо иное, потому что повеление гласило: "Ужаленный, взглянув на него, останется жив." Ужаленный змеем израильтянин получал себе помощь исключительно чрез медного змея, потому что лишь это средство врачевания было предписано Богом.

То же теперь относится и к нам. Грешника призывают обратить свой духовный взор на Господа Иисуса. Ему не предписывается смотреть на что-либо иное; ни в чем ином спасения для него нет. Грешник призывается возносить свой взгляд исключительно на Спасителя, смерть и воскресение Которого составляют вечное основание всякого мира и всякой надежды. Бог удостоверяет, что "верующий в Него не погибнет, но имеет жизнь вечную". Это должно было бы успокоить всякую тревогу сердца и пробужденной совести. Бог удовлетворен; должны быть удовлетворены также и мы. Возбуждать сомнения - значит отрицать Слово Божие. С той минуты, как грешник может верою взглянуть на Господа Иисуса, грехи его исчезают. Кровь Иисуса изливается на совесть, омывает всякое пятно, удаляет всякую нечистоту, всякую неровность, врачует всякую рану; и все это происходит пред лицом святости Божией, не терпящей никакого греха.

Заметим при этом, что устремление своего взора на медного змея было личным делом каждого израильтянина. Всякий должен был смотреть лично на себя. Никому не было поручено спасти другого. Жизнь зависела от одного взгляда, от личной связи, от непосредственного и индивидуального соприкосновения с Божественным орудием.

И сегодня порядок вещей еще тот же. Каждый из нас должен лично для себя иметь дело с Господом Иисусом. Необходимо всякому лично верою вступить в общение с Христом; иначе нельзя обрести жизнь. "Когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив". Таково было в то время повеление Божие; такова же воля Божия и в наши дни, потому что, "как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому". Будем помнить два эти кратких слова "как" и "так"; они относятся ко всем особенностям прообраза и Христа, изображенного в этом прообразе.

Вера есть личное дело всякого; раскаяние - личное дело; спасение - личное дело. Правда, в христианском мире существуют духовное единство и общение; но с Христом мы должны иметь дело всякий лично для себя; и ходить пред лицом Божиим мы должны всякий за себя. Мы не можем ни получить чрез другого жизнь, ни жить верою другого. Существует, - мы особенно это подчеркиваем, - твердый принцип индивидуальности во всяком периоде жизни христианина.

Да поможет Господь читателю усвоить великое значение этого прообраза по отношению к себе; да применит каждый из нас лично к себе истину, сокрытую в одном из поразительнейших ветхозаветных прообразов, чтобы научиться с более глубокой и живой верой созерцать крест Христов, проникаясь благословенной, заключающейся в нем, тайной.

Мы закончим наши заметки об этой главе, обращая внимание читателя на стихи 16-18. "Отсюда отправились в Беер. Это тот колодезь, о котором Господь сказал Моисею: собери народ, и дам им воды. Тогда воспел Израиль песнь сию: наполняйся, колодезь, пойте ему; колодезь, который выкопали князья, вырыли вожди народа с законодателем жезлами своими."

Эти слова, приведенные именно в этот момент и в связи с предыдущим, исполнены глубокого значения. Ропот умолк; народ приближается к пределам Обетованной земли; бедствие, причиненное змеями, прекратилось; и вот не требуется ни посоха, ни удара в какой-либо камень, чтобы народ досыта утолял свою жажду. Хотя моавитяне и аммонитяне и окружают их, хотя могущество царя Сигона и преграждает им путь, Бог может открыть колодезь народу своему и наполнить, несмотря ни на что, его уста пением. Какого великого Бога имеем мы в Боге нашем! Как чудно размышлять о действиях и путях Его по отношению к Его народу во всех этих событиях среди пустыни! Да даст нам Господь с большею простотою доверяться Ему и изо дня в день жить в святой и радостной зависимости от Него! Вот истинная стезя мира и благословения.

Эти три главы составляют особую часть нашей книги, часть, удивительно поучительную по богатству и разнообразию своего содержания. Прежде всего мы встречаемся с корыстолюбивым пророком; затем мы читаем его чудные пророчества. В истории Валаама заключается нечто особенно прискорбное. Очевидно, он любил деньги, порок, - увы! - столь часто встречаемый в наши дни! Золото и серебро царя Валака представлялись слишком привлекательными для этого жалкого человека, чтобы он мог противостоять их влиянию. Сатана знал, с кем имел дело и чем можно было подкупить этого человека. Если б сердце Валаама было предано Богу, он скоро положил бы конец переговорам с Валаком; без малейшего колебания он дал бы ему решительный ответ. Но духовное состояние Валаама было неправильным; прежде всего, мы видим, он раздвоился в своих чувствах. Серд-це его хотело идти на зов Валака, потому что он мечтал о золоте и серебре; но в сердце его было и своего рода почитание Бога; под видом благочестия в era сердце таилось корыстолюбие. Он жаждал богатства, но желал получить его под благовидным предлогом служения Богу. Жалкий человек! Его имя занесено на вдохновенные страницы для увековечения страшного и грустного периода в истории падения человека. "Горе им, - читаем мы в Иуд. 1,11, - потому что идут путем Каиновым, предаются обольщению мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей." Апостол Петр также изображает Валаама типичным представителем падшего человечества, восстанавливая непривлекательные особенности его характера, свойственные людям, вызывающим к себе только презрение. Он говорит о тех, чьи "глаза исполнены любострастия и непрестанного греха; они прельщают неутвержденные души; сердце их приучено к любостяжанию; это сыны проклятия; оставивши прямой путь, они заблудились, идя по следам Валаама, сыны Восорова, который возлюбил мзду неправедную, он был облечен в своем беззаконии: бессловесная ослица, проговоривши человеческим голосом, остановила безумие пророка" (2 Петр. 2,14-16).

Эти слова достаточно ясно свидетельствуют об истинном характере и настроении Валаама. Его сердце любило деньги; он "возлюбил мзду неправедную", и история его была записана пером Духа Святого, чтобы служить важным предостережением всякому христианину, ограждая его от корыстолюбия, которое есть идолослужение. Пусть читатель вглядится в картину, нарисованную в Числ. 22. Пусть он изучит характеры двух главных действующих лиц: коварного царя и своевольного и алчного пророка. Мы не сомневаемся, что это заставит его осознать всю непривлекательность корыстолюбия и духовную опасность, которой мы подвергаемся, привязываясь к сокровищам мира сего; это же и убедит его, что блажен человек, постоянно пребывающий в страхе Божием.

Теперь рассмотрим чудные пророчества, произнесенные Валаамом в присутствии Валака, царя Моавитского.

Для нас в высшей степени интересно быть свидетелями сцены, происходящей на высотах Бааловых, вникнуть в смысл всего этого события и вслушаться в слова говорящих. Как мало подозревал Израиль о том, что происходило между Иеговой и врагом его! В ту минуту, когда они, быть может, роптали в шатрах своих, Бог прославлял их совершенство устами корыстолюбивого пророка. Валаку хотелось заставить Валаама проклясть Израиль; но, благодарение Богу, Он никому не позволяет проклинать народ Свой. Сам Он в тишине может во многом его обличать, но Он не допускает, чтобы кто-либо другой восставал против него. Ему Самому приходится, может быть, часто порицать его; но Он не предоставляет этого права другим.

Это вопрос огромной важности. Вся суть вопроса заключается не в том, что о народе Божием может думать враг, не в том, что может этот народ думать о себе сам, или что думает человек о ближнем своем; вопрос существенной важности заключается лишь в том, что думает Бог о народе Своем. Он в точности знает все, касающееся его, знает все, что он из себя представляет, все, что он делает, и все, что руководит его действиями. Ничто не ускользает от Его проницательного взора. Все сокровеннейшие тайны сердца, природного естества и жизни - все Ему известно. Ни Ангелы, ни люди, ни бесы не знают нас так, как знает нас Бог. Он знает нас в совершенстве; поэтому мы имеем дело с Ним Одним; мы можем сказать вместе с апостолом: "Если Бог за нас, кто против нас?" (Рим. 8-31). Бог видит нас, думает о нас, говорит о нас, действует по отношению к нам согласно с тем, что Он Сам для нас сотворил и написал, согласно с совершенством Своего собственного дела. Окружающие могут усматривать в нас много недостатков; что же касается нашего положения пред Богом, Бог видит нас только в совершенстве Христовом; мы "совершенны в Нем". Когда Бог смотрит на Свой народ, Он видит Свой собственный труд; славе имени Его и полноте спасения Его подобает, чтобы никто не мог найти хотя бы одно пятно в тех, которые Ему принадлежат, которых Он благодатью Своею соделал собственным народом Своим. Его характер, Его имя, Его слава и совершенство дела Его - все это проявляется в положении тех, которых Он привлек к Себе.

Вот почему, как только выступает на сцену враг или клеветник, Иегова принимает обвинение Сам на Себя, Сам же и отвечает на него; ответ Его всегда основан не на том, что из себя представляет народ сам по себе, но чем ему предназначил быть Бог по совершенству Своего собственного дела. Его Слава связана с искупленными Его и, защищая их, Он поддерживает славу Свою. Вот почему Он становится между ними и обвинителями их.

Слава Его требует, чтобы их видели во всей красоте, которою Он их облек. Если враг приходит, чтобы проклясть и обвинить народ Божий, Иегова отвечает ему, изливая богатый поток Своего вечного благоволения на тех, которых Он избрал Своею собственностью и которых Он навек поставил неповинными пред лицом Своим.

Все это удивительно ясно указывается в Зах. 3. Там, мы видим, враг также выступает вперед, чтобы противостать представителю народа Божия. Как же отвечает ему Бог? Очищая, облекая в ризы спасения и венчая милостью того, которого сатана желал бы проклясть и обвинить; и враг Божий оказывается вынужденным замолчать навек. Запятнанные одежды сняты, и тот, кто был "исторгнутой из огня головней", становится священником, на голову которого возложен "чистый кидар"; тот, который заслуживал пламени ада, теперь получает право пребывать во дворах дома Господня.

То же мы видим, и читая Книгу "Песни Песней". Там при виде невесты жених говорит ей: "Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!" (гл. 4,7). Говоря же о самой себе, невеста может только воскликнуть: "Черна я" (гл. 1,4-5). Также в Иоан. 13,10 Господь, видя пред Собою учеников Своих, говорит им: "Вы чисты", хотя несколько часов спустя один из них собирался отречься от Него и поклясться, что он не знает Его; вот как велика разница между нашим положением вне Христа и во Христе, - разница между нашим положением во Христе и нашим неустойчивым личным положением.

Должна ли славная истина о совершенстве нашего положения делать нас беспечными в нашей повседневной жизни? Эта мысль недопустима. Открывая нам, что наше положение прочно и совершенно во Христе, Дух Святой стремится этим самым возбудить в нас рвение к святости и совершенству нашей жизни. Вслушайтесь в дышащие силой слова вдохновенного апостола: "Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; о горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге; когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе. Итак умертвите земные члены ваши" (Кол. 3,1-5). Мы никогда не должны судить о нашем положении пред Богом по нашему духовному состоянию; напротив, мы должны судить о нашем духовном состоянии по нашему положению во Христе. Отказываться от этого положения, сообразуясь с нашим духовным состоянием, значит наносить смертельный удар всякому успеху христианской жизни.

Вышеизложенная истина находит себе неопровержимое подтверждение в четырех речах Валаама. Мы никогда не услыхали бы чудного пророчества об Израиле "с вершины скал" из уст "мужа с открытым оком", видевшего "видения Всемогущего", если б царь Валак не задумал проклясть его. Иегова, да будет слава Ему, легко может открыть человеку глаза на истинное положение вещей, как по отношению к народу Его, так и по отношению к оценке этого народа Им Самим. Бог удерживает за Самим Собою преимущество выразить Свои мысли по отношению к нему. Валак и Валаам со всеми "князьями Моавитскими" могут собираться вместе, чтобы услышать изрекаемые на Израиль проклятия и поношения; они могут строить "семь жертвенников" и возносить по одному тельцу и по одному овну на каждом из них; серебро и золото Валака могут прельщать алчную душу лжепророка; но и всем соединенным вместе усилиями земли и ада, людей и бесов не удастся навести хотя бы тень проклятия или обвинения на Израиль Божий. Как напрасно силился бы враг при сотворении Богом мира найти недочет в чудном создании Божием, Самим Богом названном "весьма хорошим", так напрасно стараться найти какое-либо обвинение против искупленных Божиих. Нет! Они красуются во всем совершенстве, в которое их облек Бог; но, чтобы увидеть их таковыми, нам следует подняться "на вершину скал"; следует иметь "открытое око", смотреть на них с Божией точки зрения, т.е. в "видении Всемогущего".

Бросив, таким образом, беглый взгляд на содержание этих замечательных глав, мы сделаем краткий обзор каждой из четырех речей в отдельности. Во всякой из них мы встречаем свою главную мысль, открываем одну преобладающую черту характера и обстоятельств жизни народа, виденного в "видении Всемогущего".

В первой из чудных речей Валаама вперед выступает решительное и полное отделение народа Божия от всех прочих племен земных: "Как прокляну я? Бог не проклинает его! Как изреку зло? Господь не изрекает на него зла. С вершины скал вижу я его, и с холмов смотрю на него: вот, народ живет отдельно, и между народами не числится. Кто исчислит песок Иакова и число четвертой части Израиля? Да умрет душа моя смертью праведников, и да будет кончина моя, как их!" (гл. 23,8-10). [Бедный Валаам! Жалкий человек! Он желал умереть "смертью праведников". Многие желают того же; но они забывают, что "чтобы умереть смертью праведников", надо и жить жизнью праведников, и являть ее другим. Многие, - увы! Таких людей великое множество, - хотели бы умереть смертью тех, жизнью которых они не жили. Многие хотели бы также овладеть серебром и золотом Валака, числясь в списках Израиля Божия. Несбыточная мысль, пагубное заблуждение! "Мы не можем служить Богу и маммоне."]

Здесь мы видим пред собою Израиль, избранный и отделенный Богом, чтобы быть народом отдельным и особенным, народом, который, согласно намерениям Божиим о нем, не должен был никогда и нигде смешиваться с прочими народами, или числиться вместе с ними. "Вот народ живет отдельно"; это указано вполне определенно. Это исполняется буквально на семени Авраама и справедливо для всех верующих и в настоящее время. Этот великий принцип влечет за собою важные практические последствия. Бог выделяет Свой народ не потому, что он лучше других народов, а ради святости Божией, которая должна отразиться и на народе Божием. Мы не будем дальше развивать эту мысль, предоставляя читателю самому основательно изучить ее при свете Слова Божия. "Народ живет отдельно, и между народами не числится."

Но если Иегове, по великой благости Его, благоугодно пребывать в единении с каким-либо народом; если Он именует его народом Своим, призывая его "отделиться" от мира и сиять для Бога своего среди живущих еще во "тьме и тени смертной", этот народ должен жить святою жизнью. Господь сделает его таким, каким Он желает его видеть, дабы он служил для хвалы великого и славного имени Его. Поэтому во второй своей речи пророк описывает не только отрицательное, но и положительное состояние народа: "Он произнес притчу свою, и сказал: встань, Валак, и послушай; внимай мне, сын Сепфоров. Бог не человек, чтоб Ему лгать, и не сын человеческий, чтоб Ему изменяться. Он ли скажет, и не сделает? будет говорить и не исполнит? Вот, благословлять начал я, ибо Он благословил, и я не могу изменить сего. Не видно бедствия (нечестия) в Иакове, и не заметно несчастия (развращенности) в Израиле; Господь, Бог его, с ним, и трубный царский звук у него. Бог вывел их из Египта, быстрота единорога у него. Нет волшебства в Иакове, и нет ворожбы в Израиле. В свое время скажут об Иакове и об Израиле: вот, что творит Бог! (Не Израиль творит это). Вот, народ, как львица, встает, и как лев поднимается; не ляжет, пока не съест добычи и не напьется крови убитых" (гл. 23,18-24).

Здесь мы действительно восходим на "вершину скал", скал высоких и в то же время непоколебимых. Это поистине "возвышенное место" (ст. 3): воздух здесь чист, кругозор - широк; отсюда народ Божий виден только "в видении Всемогущего", виден таким, каким его видит Господь - без пятна, без порока; вся его внутренняя неприглядность становится незаметной, потому что он облечен красотою Божиею. Согласно этой чудной речи благословение и безопасность Израиля зависят не от него самого, но от правосудия и верности Иеговы. "Бог не человек, чтоб Ему лгать, и не сын человеческий, чтоб Ему изменяться". Этот факт делает твердою почву, на которой стоит Израиль. Бог должен быть верен по отношению к Самому Себе. Есть ли какая-либо сила в мире, могущая помешать Ему сдержать Свое слово и Свою клятву? Конечно, нет. "Он благословил, и я не могу изменить этого". Бог не хочет, а сатана не может отменить благословение.

Итак, вопрос решен бесповоротно. Все предусмотрено и утверждено навек. В первой речи говорилось: "Бог не проклинает его." Теперь дело идет гораздо дальше. Каждый раз, как Валак возводит корыстолюбивого пророка на новое место, Иегова пользуется случаем, чтобы обнаружить пред ним новые привлекательные черты Своего народа и новые доказательства безопасности его положения. Он не только показывает, что это особенный народ, живущий отдельно; Он являет его народом оправданным, народом, среди которого живет Господь и раздаются хвалебные гимны. "Не видно бедствия (нечестия) в Израиле, и нечестия (беззакония) в Иакове!" Враг может возразить на это, что нечестие и развращенность не чужды этому народу. Да, но кто может заставить Иегову видеть их, когда ради славы имени Своего Ему благоугодно покрыть как бы густым облаком все ошибки народа Своего? Если Он "бросил их за хребет Свой", кто может снова восстановить их в памяти Его? "Бог оправдывает. Кто осуждает?" (Рим. 8,33-34). Бог видит народ свой настолько освобожденным от всего, что могло бы навлечь на него осуждение, что Он может утвердить жилище Свое среди них и внимать голосу их. Мы, таким образом, вправе воскликнуть: "Вот что творит Бог!" Это не то, что "творит Израиль". Валак и Валаам нашли бы, без сомнения, много поводов для низведения проклятия на Израиль, если б принималась в расчет вся его неверность. Благодарение Богу, народ Его живет тем, что Сам Бог сотворил для него; основание, которым он держится, так же непоколебимо, как престол Божий. "Если Бог за нас, кто против нас?" Если Бог стоит между нами и всеми нашими врагами, чего нам страшиться? Если Он берется заступаться за нас пред всяким нашим обвинителем, целый мир становится несомненным нашим уделом.

Царь Моавитский все еще надеялся и старался достичь своей цели; Валаам поступал, конечно, в том же духе, потому что они заключили между собою союз против Израиля Божия, как это сделают в будущем "зверь и лжепророк", которым предстоит восстать и сыграть впоследствии столь страшную роль по отношению к Израилю (Откр. 19). "Валаам увидел, что Господу угодно благословлять Израиля, и не пошел, как прежде, для волхвования, но обратился лицом своим к пустыне. И взглянул Валаам и увидел Израиля, стоявшего по коленам своим, и был на нем Дух Божий. И произнес он притчу свою, и сказал: говорит Валаам, сын Веоров, говорит муж с открытым оком, говорит слышащий слова Божий, который видит видения Всемогущего, падает, но открыты глаза его: Как прекрасны, шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль! Расстилаются они, как долины, как сады при реке, как алойные дерева, насажденные Господом, как кедры при водах. Польется вода из ведр его, и семя его будет, как великие воды... и возвысится царство его. Бог вывел его из Египта, быстрота единорога у него, пожирает народы, враждебные ему, (страшное предостережение Валаку!) раздробляет кости их и стрелами своими разит врага. Преклонился, лежит, как лев, и как львица; кто поднимет его? Благословляющий тебя благословен, и проклинающий тебя проклят!" (гл. 24,1-9).

"Все возвышеннее и возвышеннее" - вот девиз этого пророчества. Мы действительно можем воскликнуть: "Ехцелсиор, - выше, выше!" по мере того, как мы восходим на "вершину скал" и внимаем знаменательным изречениям лжепророка, вынужденного их произносить. Дело принимало все лучший для Израиля и худший для Валака оборот. Царь Валак должен был слышать все эти речи, должен был слышать не только нисходящие на Израиль благословения, но и постигшие его самого проклятия за то, что он хотел проклясть Израиль. Какое обилие благодати сказывается в третьем пророчестве! "Как прекрасны, шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль!" Если бы кто-либо пошел осмотреть эти шатры и эти жилища глазом человеческим, они могли показаться "черными, как шатры Кидарские". Но видимые в "видении Всемогущего", они оказывались "прекрасными"; тот, кто не видел их таковыми, нуждался в "открытом оке". Если я буду смотреть на детей Божиих "с вершины скал", я увижу их такими, какими их видит Бог, т.е. облеченными в красоту Христа, совершенными в Нем, облагодатствованными в Возлюбленном. Это даст мне возможность пребывать в единении и в общении с ними, не останавливаясь на их пятнах и недостатках, на их падениях и немощах. [Это, однако, не имеет никакого отношения к вопросу о духовной дисциплине в доме Божием. Мы призваны осуждать нравственное зло и заблуждения (1 Кор. 5,12-13).] Если же я не смотрю на них с этого "возвышенного места", с этой Божественной высоты, я непременно остановлю свой взгляд на каком-либо их недостатке, на какой-либо их слабости, которые неминуемо полностью нарушат мое общение с ними, или подорвут мою любовь к ним.

Что касается Израиля, в следующей же главе мы увидим, в какой ужасный грех он впал. Изменит ли это суждение Иеговы о нем? Конечно, нет. "Он не сын человеческий, чтобы Ему изменяться." Он осуждал и наказывал их за грехи их, потому что Он свят и не может в Своем присутствии терпеть что-либо, идущее вразрез с Его Божественным естеством; но Он никогда не мог изменить Свой взгляд на искупленных Своих. Он знал все, что касалось их; знал, что они представляли из себя и на что они способны; и тем не менее Он сказал: "Не видно ни нечестия в Израиле, ни беззакония в Иакове. Как прекрасны шатры твои, Иаков, и жилища твои, Израиль!"

Значит ли это, что Бог снисходил к грехам их? Сама эта мысль была бы богохульством. Он мог наказывать израильтян за их грехи; но лишь только их враг собирается проклясть их или обвинить, Бог становится их Заступником и говорит: "Я не вижу нечестия... Как прекрасны шатры твои!"

Читатель, думаешь ли ты, что подобное понимание вопроса о благодати Божией может довести нас до неразличения добра и зла? Мы далеки от этой мысли. Мы можем быть полностью уверены, что мы никогда не будем так ограждены от этого страшного зла, как когда мы дышим чистой и святой атмосферой "вершины скал", атмосферой "возвышенного места", с высоты которого народ Божий рассматривается не по своим достоинствам, а в совершенстве Христа, по оценке Божией, а не по оценке человеческой. Кроме того, единственным средством поднять уровень нравственности является наша вера в драгоценную и утешительную для нас истину, что Бог видит нас "совершенными во Христе".

В очах Иеговы не только "прекрасны шатры Израилевы", но и сам народ представлен нам оживотворяемым водами глубоких источников благодати и живого общения с Богом. "Расстилаются они, как долины, как сады при реке, как алойные дерева, насажденные Господом, как кедры при водах." Какая чудная картина! И всеми этими откровениями мы обязаны нечестивому союзу Валака и Валаама! Но это еще не все. Мы видим Израиль не только насыщающимся водами источников вечной благодати и вечного спасения; он, мы видим, сам становится проводником благословений для других. "Польется вода из ведр его". По непреложному предначертанию Божию двенадцать колен Израилевых должны сделаться центром обильного благословения для всех концов земли. Это мы узнаем из Иез. 47 и Зах. 14, - глав, развивающих удивительную красоту этих чудных пророческих речей. Читатель извлечет для себя большую духовную пользу, внимательно остановясь на этих и на других, подобных этим, главах; но да не впадет он в ложную систему неправильного применения к Церкви всех благословений, данных дому Израилеву, чтобы оставить последнему только проклятия за нарушенный им закон. Мы можем быть уверены, что Господь не одобрил подобного толкования Слова Его. Израиль возлюблен Богом "ради отцов своих"; "дары же и призвание Божие непреложны" (Рим. 11,29).

Мы закончим изучение этой главы беглым обзором последней речи Валаама. Валак пришел в полное негодование, услышав пророчество о блестящем будущем Израиля и об истреблении всех его врагов. "И воспламенился гнев Валака на Валаама, и всплеснул он руками своими, и сказал Валак Валааму: я призвал тебя проклясть врагов моих, а ты благословляешь их вот уже в третий раз. Итак беги в свое место: я хотел почтить тебя, но вот, Господь лишает тебя чести. И сказал Валаам Валаку: не говорил ли я послам твоим, которых ты присылал ко мне: Хотя бы давал мне Валак полный свой дом серебра и золота, не могу преступить повеления Господня, чтобы сделать что-либо доброе или худое по своему произволу: что скажет Господь, то и буду говорить? Итак, вот, я иду к народу своему; пойди, я возвещу тебе, что сделает народ сей с народом твоим в последствие времени (В этом была вся суть вопроса). И произнес притчу свою, и сказал: говорит Валаам, сын Веоров, говорит муж с открытым оком, говорит слышащий слова Божий, имеющий ведение от Всевышнего, который видит видения Всемогущего, падает, но открыты очи его. Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова, и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых" (гл. 24,10-17).

Эта речь дополняет смысл трех предыдущих пророчеств. Краеугольный камень полагается на великолепно выстроенное здание. Здесь все - благодать, все - слава. В первой речи Валаам указывает на полную отделенность народа; во второй - на полное оправдание его Господом; в третьей восхваляются его красота и избыток нравственной силы; в последней же мы достигаем самой "вершины" холмов, высшей точки скал и оттуда созерцаем обширные равнины славы, далеко расстилающиеся в беспредельном пространстве. Мы видим издали "Льва" колена Иудина; вот Он оглашает могучим звуком Своего голоса всю землю; подымается, сокрушает и уничтожает всех врагов Своих. Звезда Иакова восходит, и не зайдет уже вовек. Истинный "Давид" вступает на престол Отца Своего, Израиль овладевает землею, и все его враги поражены вечным позором и презрением.

Трудно представить себе что-либо величественнее этих речей; они тем замечательнее, что они раздаются как раз к концу странствования Израиля по пустыне, во время которого они много раз доказали, что они из себя представляли, какого они были духа, каковы были их способности и наклонности. Но Бог выше всего этого; ничто не может изменить любовь Его. Он до конца любит тех, которых возлюбил; поэтому союзу зверя и лжепророка (Откр. 19). в конце концов суждено разрушиться; получивший благословение Божие Израиль не мог подпасть под чье-либо проклятие. "И встал Валаам, и пошел обратно в свое место, а Валак также пошел своею дорогою."

Здесь пред нами открывается нечто новое, не похожее на предыдущее. Мы только что были на вершине горы Фасги, прислушиваясь там к словам свидетельства Божия об Израиле; там все было блеск, красота, чистота и мир. Но мы спускаемся в равнины Моавитские, и вот картина резко меняется. Там мы имели дело с Богом и Его мыслями; здесь мы имеем дело с народом и путями его. Какая противоположность! Это напоминает нам начало и конец 12-й гл.2 Послания к коринфянам. В первых стихах представлено истинное положение христианина; в последних - состояние, в которое может впасть христианин, если он не бодрствует. Одни показывают нам "человека во Христе", готового во всякую минуту его жизни быть "восхищенным в рай"; другие указывают нам святых Божиих, склонных впасть во всякого рода грехи и безумия.

То же можно сказать и об Израиле, видимом с "вершины скал", в "видении Всемогущего", и затем об Израиле, находящемся в равнинах Моавитских. В первом из этих случаев мы видим пред собою народ в его совершенстве, во втором - народ преступный. Пророчества Валаама свидетельствуют нам о взгляде Бога на первое из состояний Израиля; "копье Финееса" свидетельствует нам о суде Божием, постигающем беззакония Израиля. Бог никогда не изменит Своего решения дать предуготованное Им положение Своему народу; но Ему приходит-ся судить и наказывать его, когда хождение народа не соответствует этому положению. Его ревностная любовь желает, чтобы их внутреннее состояние согласовалось с их положением. Здесь, увы! сказываются плоды плоти. Люди предоставляют свободу своему природному естеству; тогда нашему Господу приходится пустить в ход жезл Своего правосудия, дабы положить конец злу, которое мы допустили в нашу жизнь.

Потерпев неудачу в своей попытке навести на Израиль проклятие, Валак старается склонить народ Божий совершить грех, надеясь этим путем достичь своей цели. "И прилепился Израиль к Ваал-Фегору. И воспламенился гнев Господень на Израиля. И сказал Господь Моисею: возьми всех начальников народа, и повесь их Господу перед солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева Господня" (ст. 3-4). Затем приводится замечательный рассказ о верности Финееса. "И сказал Господь Моисею, говоря: Финеес, сын Елеазара, сыны Аарона священника, отвратил ярость Мою от сынов Израилевых, возревновав по Мне среди их, и Я не истребил сынов Израилевых в ревности Моей. Посему скажи: вот, Я даю ему Мой завет мира. И будет он ему и потомству его по нем заветом священства вечного за то, что он показал ревность по Боге своем и заступил сынов Израилевых" (ст. 10-13).

Слава Божия и благо Израиля руководили поступком верного Богу Финееса. То была решительная минута. Он чувствовал, что следовало действовать вполне определенно. Не время было думать о ложной снисходительности. В истории народа Божия бывают времена, когда снисходительность по отношению к человеку становится неверностью по отношению к Богу; в такие минуты очень важно чутко прислушиваться к голосу Духа Святого. Поспешность, с которою действовал Финеес, спасла все общество и вконец разрушила все намерения врага; Финеес получил дар "священства вечного".

Вот назидание, содержащееся в этой краткой главе нашей книги. Да научит нас Дух Господа, Бога нашего, всегда ясно отдавать себе отчет в совершенстве нашего положения во Христе, дабы в нашей жизни в этом мире оказалось более последовательности.

Здесь говорится о втором исчислении сынов Израилевых, приближающихся теперь к пределам обетованной земли. Как грустно подумать, что из всех шестисот тысяч воинов, исчисленных в начале этой книги, только двое остались в живых - Иисус Навин и Халев. Тела всех прочих "пали в пустыне". Двое людей уцелели благодаря простоте их веры, заслуживавшей воздаяния от Господа.

Какой знаменательный, полный предостережения и поучения факт для каждого из нас! Неверие помешало первому поколению войти в землю Ханаанскую и было причиною их смерти в пустыне. На этом факте Дух Святой основывает самые убедительные увещания, самые настоятельные предостережения; подобных им больше нет во всей богодухновенной Книге. Прислушаемся к голосу Его! "Почему... смотрите, братия, чтобы не было в ком из вас сердца лукавого и неверного, дабы вам не отступить от Бога живого. Но наставляйте друг друга каждый день, доколе можно говорить: "ныне", чтобы кто из вас не ожесточился, обольстившись грехом; ибо мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца, доколе говорится: ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших, как во времена ропота. Ибо некоторые из слышавших возроптали; но не все, вышедшие из Египта с Моисеем. На кого же негодовал Он сорок лет? Не на согрешивших ли, которых кости пали в пустыне? Против кого же клялся, что не войдут в покой Его, как не против непокорных? Итак видим, что они не могли войти за неверие. Посему будем опасаться, чтобы, когда еще остается обетование войти в покой Его, не оказался кто из вас опоздавшим. Ибо и нам оно возвещено, как и тем; но не принесло им пользы слово слышанное, не растворенное верою слышавших" (Евр. 3,7-19; 4,1-2).

Вот в чем заключается вся сила: в Слове Божием, растворенном верою. Дивное сочетание! Только это может принести действительную пользу душе. Мы можем много слушать, много говорить, многое исповедовать; но истинное духовное могущество, преодолевающее трудности и побеждающее мир - это могущество есть ничто иное, как Слово Божие, растворенное верою. Слово это навеки утверждено на небесах; если оно утверждается верою и в сердцах наших, тогда создается Божественная нить, соединяющая нас с небом и со всем, относящимся к небу; насколько же наши сердца связаны с небом и со Христом, пребывающим там, настолько же мы жизнью нашею будем отделены от настоящего века и освобождены от влияния его на нас. Вера овладевает всем, что ей дарует Господь. Она проникает и за завесу; она пребывает твердою, видя Невидимого, как бы видимого; она занята миром невидимым и вечным; мир видимый и преходящий теряет для нее свое значение. Человек думает, что можно полагаться на блага мира сего; вера не полагается ни на что, кроме Бога и Слова Его. Вера внимает Слову Божию, утверждает его в глубине нашего сердца и сохраняет его там, как скрытое сокровище; только оно заслуживает название "сокровища". Счастливый его обладатель становится полностью независимым от мира. Он может не располагать богатствами бренного мира сего; но, если он богат верою, он обладает несказанными сокровищами, благами нетленными, "неисследимым богатством Христовым". Если ты хочешь поверить Богу на слово, поверить тому, что Он говорит, потому что это говорит именно Он, - а это и есть суть веры, - ты действительно будешь обладать сокровищем, делающим своего, обладателя всецело независимым от земли, где люди живут только видимым миром. Благом действительным и положительным вера считает только Слово Божие. Именно отсутствие этой благодатной веры и помешало Израилю войти в землю Ханаанскую; по этой же причине шестьсот тысяч человек умерли в пустыне. Отсутствие веры также держит тысячи детей Божиих в оковах рабства и мрака, тогда как им надлежало бы ходить во свете и в свободе; неверие же повергает их в уныние и печаль, тогда как им надлежало бы пребывать в радости и силе полного спасения Божия; по неверию они живут в страхе суда, тогда как им надлежало бы жить надеждою славы, - в сомнении, удастся ли им избежать меча Ангела -истребителя, тогда как им следовало бы насыщаться "туком земли Ханаанской".

Да изольет Господь на нас потоки света и истины, дабы научить детей Своих насыщаться от полноты их удела во Христе и дабы искупленные Его заняли свое истинное положение, положение верных Его свидетелей в ожидании славного дня Его пришествия.

Поведение дочерей Салпаада, представленное нам в начале этой главы, является знаменательной противоположностью неверия Израиля пред Богом, изображенной в предыдущей главе. Они, очевидно, не принадлежали к роду тех, которые всегда легко готовы сойти с почвы Божественных откровений, всегда готовы понизить уровень духовной жизни и легко отречься от преимуществ, даруемых Божией благодатью. Дочери Салпаадовы имели святую решимость верою ступить на "высоты земли" и с твердостью овладеть дарованным им от Бога наследием.

"И пришли дочери Салпаада, сына Хеферова, сына Галаадова, сына Махирова, сына Манассиина из поколения Манассии, сына Иосифа... И предстали пред Моисея и пред Елеазара, священника, и пред князей и пред все общество, у входа скинии собрания, и сказали: Отец наш умер в пустыне, и он не был в числе сообщников, собравшихся против Господа со скопищем Кореевым, но за свой грех умер, и сыновей у него не было. За что исчезать имени отца нашего из племени его, потому что нет у него сына? Дай нам удел среди братьев отца нашего" (ст. 1-4).

Это удивительно трогательное место Священного Писания. Отрадно для сердца читать эти слова в наше время, когда так мало значения придается участию и уделу народа Божия, когда такое множество людей живут изо дня в день и из года в год, нимало не заботясь о преимуществах, дарованных им милостью Божией. Грустно видеть беспечность и полное равнодушие, с которым многие верующие души относятся к таким важным вопросам, как положение, хождение и надежда христианина и Церкви Божией. Оставаться равнодушными к тому, что нам открыто о положении и участии, дарованных во Христе как Церкви, так и верующей душе лично, значит пренебрегать благодатью Божией и бесчестить Господа. Если, в великом милосердии Своем, Бог соблаговолил нам как христианам даровать драгоценные преимущества, не должны ли мы стараться узнать, в чем именно они заключаются? Не следует ли нам стараться применить их к себе в простоте детской веры? Достойно ли чтим мы Бога, достаточно ли мы ценим откровения Его, безразлично относясь к вопросам: слуги мы или дети Божий, имеем или не имеем мы Духа Святого, живущего в нас, под законом мы или же под благодатью, небесному или земному призванию мы следуем? Конечно, нет. Если что вполне определенно выражено в Писании, так это именно тот факт, что Бог благоволит к тем, которые ценят обилие Его любви к нам, пользуются этой любовью и радуются в Господе своем. Дочери Иосифовы, - мы можем назвать их так, - если мы смотрим на них с человеческой точки зрения, являются здесь пред нами слабыми, беззащитными сиротами. Смерть порвала видимую связь, соединявшую их, в прямом смысле этого слова, с народом Божиим. Соглашаются ли они, однако, равнодушно отказаться от этого? Безразлично ли для них иметь участие и удел наряду с народом Божиим, или же от всего этого отречься? Нет! Поведение этих замечательных женщин заслуживает изучения и подражания с нашей стороны, являя ревность, которая, - мы решаемся это утверждать, - радует сердце Божие. Они уверены, что для них существовал удел в обетованной земле; лишить этого наследия их не могли ни смерть, ни какое-либо иное событие, случившееся в пустыне. "За что исчезать имени отца нашего из племени его, потому что нет у него сына?" Смерть и отсутствие потомков мужеского пола не могли уничтожить благость Божию. Это было невозможно. "Дай нам удел среди братьев отца нашего."

Прекрасные слова, нашедшие прямой доступ к престолу и к сердцу Бога Израилева! Они также послужили одним из лучших свидетельств веры пред всем обществом Израилевым. Моисей застигнут врасплох. Моисей был истинный служитель Божий, служитель верный и угодный Богу; но в этой удивительной "Книге жизни в пустыне" возникают вопросы, разрешить которые Моисей не в силах; таков, например, случай с израильтянами, прикоснувшимися к мертвому телу и осквернившимися этим (гл. 9); таков и случай с дочерьми Салпаада.

"И представил Моисей дело их Господу. И сказал Господь Моисею: "Правду говорят дочери Салпаадовы; дай им наследственный удел среди братьев отца их, и передай им удел отца их" (ст. 5-7).

Вот славный ответ, вот торжество веры пред лицом всего общества Божия. Простая и мужественная вера никогда не останется без награды. Она прославляет Бога, и Бог ценит ее. И Ветхий и Новый Завет провозглашают великую истину: Бог благоволит к простой и мужественной вере, доверчиво пронимающей и твердо хранящей все, даруемое Богом; даже при наличии немощи человеческой, даже при виде смерти вера не соглашается поступиться хотя бы малейшей частицей дарованного Богом наследия. Хотя кости Салпаада уже давно покоились в прахе пустыни, хотя не оказалось ни одного потомка по мужеской линии для сохранения его имени, вера могла вознестись над всем этим и рассчитывать на Бога для выполнения всего, обещанного словом Его.

"Правду говорят дочери Салпаадовы." Так оно действительно и было. Слова их были словами веры; потому Господь и находил их справедливыми. Страшно пытаться ограничивать силу "Святого Израилева". Он любит, чтобы Ему верили, чтобы Им жили. Богатства Божий, которыми располагает вера, положительно неиссякаемы. Бог не может устыдить веру, равно как Он не может отречься от Самого Себя. Одно, что в этом мире может действительно порадовать и утешить сердце Божие, это вера, всецело уповающая на Бога; вера же, всецело доверяющая Ему, всегда Его любит, всегда Ему служит и непрестанно восхваляет Его. Итак, мы многим обязаны дочерям Салпаадовым. Они дают нам неоценимый урок, причем поведение их было еще и причиною откровения нам новой истины, которая должна была сделаться основанием устава Божия для всех грядущих поколений. "Если кто умрет, не имея сына, то передайте удел его дочери его" (ст. 8).

Здесь пред нами раскрывается великая мысль относительно получения наследства, которого, говоря человеческим языком, мы не узнали бы, если б вера и поведение этих замечательных женщин не явили его нам. Если б дочери Салпаада послушались голоса робости и неверия, если б они не решились пред лицом всего общества вступиться за свои права, тогда не только они лично потеряли бы свое наследие и благословение, но лишились бы своего удела и все дочери Израилевы, которые в последствие оказались бы в подобном же положении. Напротив, действуя в силе драгоценной веры, они сохранили свое наследство, приобрели благословение Божие и получили похвалу от Бога; их имена начертаны на богодухновенных страницах, и поведение их повлекло за собою постановление Божие, обязательное для всех грядущих поколений.

Таковы чудные последствия веры. Но мы должны, однако, иметь в виду, что нравственная опасность может угрожать и возвышенному настроению тех, которые научились жить верою. Будем тщательно остерегаться этой опасности. Этот факт особенно ясно обнаруживается в конце истории дочерей Салпаадовых (гл. 36,1-5): "Пришли главы семейств от племени сынов Галаада, сына Махирова, сына Манассиина, из племени сынов Иосифовых, и говорили пред Моисеем и пред князьями, главами поколений сынов Израилевых. И сказали: Господь повелел господину нашему дать землю в удел сынам Израилевым по жребию, и господину нашему повелено от Господа дать удел Салпаада, брата нашего, дочерям его. Если же они будут женами сынов которого-нибудь другого колена сынов Израилевых, то удел их отнимется от удела отцов наших и прибавится к уделу того колена, в котором они будут, и отнимется от доставшегося по жребию удела нашего. И даже когда будет у сынов Израилевых юбилей, тогда удел их прибавится к уделу того колена, в котором они будут, и от удела колена отцов наших отнимется удел их. И дал Моисей повеление сынам Израилевым, по слову Господню, и сказал: Правду говорит колено сынов Иосифовых."

"Отцы" дома Иосифова заслуживают такого же внимания, как и "дочери" его. Вера последних оказалась достойной подражания; но приходилось опасаться, чтоб в высоком положении, в которое их вознесла вера, они не забыли о правах других, уменьшая пределы наследия отцов своих. Этого не должно было случиться; поэтому отцы действовали вполне благоразумно. Мы должны поступать во всех отношениях осмотрительно, дабы хранить чистоту веры и прославлять Господа жизнью нашей.

"Вот, что заповедует Господь о дочерях Салпаадовых: они могут быть женами тех, кто понравится глазам их, только должны быть женами в племени колена отца своего. Чтобы удел сынов Израилевых не переходил из колена в колено; ибо каждый из сынов Израилевых должен быть привязан к уделу колена отцов своих... Как повелел Господь Моисею, так и сделали дочери Салпаадовы. И вышли дочери Салпаадовы... в замужество за сыновей дядей своих... и остался удел их в колене племени отца их" (гл. 36,6-12).

Таким путем были соблюдены интересы обеих сторон. Действия веры сообразуются с правосудием Божиим; личные права согласуются с правами общественными; и при всем этом слава Божия соблюдена настолько, что в день юбилея не оказалось никаких затруднений при разграничении земель Израилевых, пределы которых были точно обозначены постановлением Божиим.

Заключительная часть 27-й главы особенно знаменательна. В ней трогательным образом представлены властные действия Бога, Владыки мира: "И сказал Гос-подь Моисею: взойди на сию гору Аварим, и посмотри на землю, которую Я даю сынам Израилевым. И когда посмотришь на нее, приложись к народу своему и ты, как приложился Аарон, брат твой. Потому что вы не послушались повеления Моего в пустыне Син во время распри общества, чтоб явить пред глазами их святость Мою при водах Меривы" (ст. 12-14).

Моисей не перейдет Иордана. Он не только не может перевести чрез воды Иордана народ: он и сам не перейдет их.

Таково было решение правосудия Божия. Но, с другой стороны, мы здесь являемся свидетелями чудного сияния благодати Божией, видя, что рука Божия возводит Моисея на вершину холма, чтобы он оттуда увидел обетованную землю во всем ее великолепии, не только такою, какова она была впоследствии в руках Израиля, но какою ее первоначально даровал Бог народу Своему.

Это проявление благости и милосердия Господа нам указано еще яснее в конце книги Второзаконие, где нам также сказано, что Бог схоронил служителя Своего. Подобного этому факта не встречается в истории святых Божиих. Моисей "погрешил устами своими"; потому ему не было позволено перейти чрез Иордан. Таково было действие Бога - Правителя. Но Моисей был возведен на вершину Фасги, чтобы оттуда вместе с Иеговой обозреть все наследие Израиля; затем Иегова разверз землю и схоронил туда Моисея. Таково было действие благодати, всегда совершающей то, что " из ядущего выходит ядомое, и из сильного - сладкое" (Суд. 14,14). Как отрадно испытывать на себе действие подобного милосердия Божия! Да радуются этому все более и более сердца наши!

В заключение отметим удивительное беспристрастие, с которым Моисей ставит себе преемника. Этот святой служитель Божий всегда отличался полным бескорыстием. Черта редкая и прекрасная! Никогда, видели мы, не искал он своих личных выгод; напротив, при всяком представлявшемся ему благоприятном случае создать себе громкое имя или положение он всегда ясно доказывал, что слава Божия и благо народа так занимали и наполняли его сердце, что в нем не оставалось места для личных расчетов.

Такова и заключительная картина этой главы. Когда Моисей узнает, что он не перейдет Иордана, вместо того, чтобы сожалеть об этом лично для себя, он думает только об интересах общества. "И сказал Моисей Господу, говоря: Да поставит Господь, Бог духов всякой плоти, над обществом сим человека, который выходил бы пред ними и который входил бы пред ними, который выводил бы их и который приводил бы их, чтобы не оставалось общество Господне, как овцы, у которых нет пастыря" (ст. 15-17).

Как порадовали эти слова сердце Того, Который так горячо любил народ Свой и Который постоянно так нежно заботился о нем! Только бы нужды Израиля были усмотрены - вот единственная забота Моисея. Только бы совершалось дело Божие, каким работником, - это безразлично. Что же касается его самого и его личных интересов, все это Моисей спокойно может отдать в руки Бога, Который печется обо всем. Но сердце Моисея исполнено нежности к возлюбленному народу Божию, и, когда он видит, что Иисус Навин поставлен вождем Израиля, он готов войти в вечный покой. О, если б и среди нас более оказывалось служителей Божиих, горящих свойственным Моисею духом! Но, увы! нам приходится повторять слова апостола: "Все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу" (Фил. 2,21). Исполни же, Господи, наши сердца пламенным желанием всецело посвятить себя - дух, душу и тело, - чудному служению Твоему! Да научит нас Господь жить не для нас самих, но для Христа, умершего за нас; Он сошел на эту землю ради грехов наших, затем вознесся на небеса и теперь ходатайствует там за нас, даруя нам вечное спасение и вечную славу.

Эти главы следует читать вместе. Они составляют отдельную часть книги, часть весьма интересную и поучительную. Начало 28-й главы представляет краткий перечень содержания целого ряда глав этой книги: "И сказал Господь Моисею, говоря: Повели сынам Израилевым и скажи им: наблюдайте, чтобы приношение Мое, хлеб Мой в жертву Мне, в приятное благоухание Мне, приносимо было Мне в свое время" (ст. 1-3).

Эти слова дают читателю ключ к пониманию всей части этой книги. Все становится вполне ясным и простым. "Мое приношение", "Мой хлеб", "жертва Мне", "благоухание Мое". Все это нарочно подчеркнуто. Мы видим, что главной мыслью здесь является Христос по отношению к Богу. Это Христос, не только восполняющий наши нужды, - хотя он дивным путем восполняет и их, - это Христос, главным образом питающий и радующий сердце Божие. "Хлеб Божий" - удивительное выражение, над которым мы слишком мало задумываемся и которое мы слишком мало понимаем! Мы слишком склонны видеть во Христе только "Начальника и Совершителя" нашего спасения, посредством Которого мы получаем прощение и избавление от ада и Который для нас есть Источник всякого благословения Божия. Конечно, Он есть "Начальник спасения вечного для всех, Ему послушных". "Он вознес грехи наши телом Своим на древо". "Он умер, Праведный за неправедных, дабы привести нас к Богу". Он спасает нас от грехов наших, от их господства над нами в нашей повседневной жизни и от их последствий в будущем.

Все это так; потому-то жертве за грех и говорится в обеих подлежащих нашему рассмотрению главах, так же как и во многих других местах этой книги (см. гл. 28,15.22.30; 29,5.11.16.19.22.25.28.31.34.38). Более тринадцати раз здесь упоминается о жертве во искупление греха; и несмотря на это, ясно и очевидно, что грех и жертва за грех не составляют, однако, главной мысли этих глав. О них вовсе не упомянуто в приведенном нами выше стихе, несомненно, служащем ключом к содержанию двух этих глав; о них ни слова даже и не говорится до 15-го стиха 28-й главы.

Излишне распространяться о том, что жертва за грех имеет особенно важное значение ввиду того, что речь идет о человеке, человек же - существо греховное.

Невозможно было бы и помыслить о сближении человека с Богом, о его служении Богу или о его общении с Господом, не имея искупительной жертвы Христа, как единственного основания приближения человека к Богу. Сердце с радостью осуществляет это. Тайна драгоценной жертвы Христовой является источником вечной радости наших душ.

Сочтут ли нас приверженцами учения Созия [Это учение отвергает Божественность Христа.], потому что мы утверждаем, что во Христе и в Его драгоценной смерти заключается нечто большее, чем только взятие Им на Себя наших грехов и восполнение Им наших нужд? Надеемся, что это обвинение нас минует. Можно ли читать Числ. 28-29 и не убедиться в этом? Заметьте бросающийся в глаза факт, способный поразить даже ребенка: в двух этих главах заключается семьдесят стихов; и только в тринадцати из них упоминается о жертве за грех; остальные же пятьдесят семь стихов относятся исключительно к жертвам приятного благоухания.

Одним словом, здесь речь идет главным образом о благоволении Бога ко Христу. Утром и вечером, всякий день, из недели в неделю, в новомесячии и при наступлении начала и конца года пред нами предстает прообраз Христа, - благоухание и великое значение жертвы Христовой пред Богом. Правда, что грех наш, - хвала за то Богу и Господу Иисусу Христу, Единородному Сыну Его, -искуплен, осужден и изглажен навек; наши ошибки прощены, и наша вина снята с нас. Но кроме всего этого, - и в этом заключается главная суть вопроса, - сердце Божие удовлетворено, утешено и обрадовано Христом. Что изображал собою приносившийся в жертву утром и вечером агнец? Жертву за грех, или же всесожжение? Вот ответ на это: "И скажи им: вот жертва, которую вы должны приносить Господу: два агнца однолетних без порока на день, во всесожжение постоянное. Одного агнца приноси утром, а другого агнца приноси вечером. И в приношение хлебное приноси десятую часть ефы пшеничной муки, смешанной с четвертью гина выбитого елея. Это всесожжение постоянное, какое совершено было при горе Синае, в приятное благоухание, в жертву Господу" (ст. 3-6).

Что далее обозначали два агнца, приносившихся в жертву в субботу (ст. 9-10)? Была ли то жертва за грех, или же жертва всесожжения? О них говорится: "Это субботнее всесожжение в каждую субботу". Оно было двойное, потому что суббота была прообразом покоя, предстоящего народу Божию, времени, когда будет сделана полная, двусторонняя оценка жертвы Христовой. Характер этой жертвы донельзя очевиден; это был прообраз Христа, как благоухания Божия; таково главное значение всесожжения. Жертва за грех представляет дело Христа по отношению к нам. В ней идет речь о всей ненавистности греха; во всесожжении же выражаются бесценное значение и совершенство Христа по оценке Самого Бога.

То же следует отметить еще и при наступлении еврейских месяцев (ст. 11), в день Пасхи и опресноков (ст. 16-25), в праздник приношения первых плодов (ст. 26-31), в день юбилея (гл. 29,1-6), в праздник кущей (гл. 29,7-38).

При всех этих празднествах Христос, как приятное благоухание Богу, является преобладающею мыслию всех прообразов. Правда также, обязательно приносится и жертва за грех; но, как это особенно бросается в глаза, первое место отводится жертвам приятного благоухания Богу. Нельзя читать эту замечательную часть Священного Писания и не заметить при этом, какая разница существует между местом, занимаемым жертвою за грех, и местом, занимаемым всесожжением. При приношении первой жертвы говорится только о заклании "козла", тогда как для всесожжения берутся "четырнадцать агнцев, тринадцать тельцов" и т.д. Итак, особенно важное место на этих страницах отводится именно жертвам приятного благоухания.

Почему мы нашли необходимым так надолго остановиться на этом факте? Только для того, чтобы объяснить читателю истинный характер служения, которого Бог ожидает от нас и к которому Он благоволит. Благоволение Божие сосредоточивается на Христе; нам всегда следовало бы представлять Богу то, что радует Его сердце. Христос должен быть центром нашего служения Богу; так это и бывает, если мы даем Духу Святому управлять нами. Но часто - увы! - наше служение не может быть одобрено Богом. Как общественное, так и частное наше служение Богу часто бывает слабым, недостаточно серьезным; часто оно не проникнуто обилием радости в Духе Святом. Вместо того, чтобы быть занятыми Христом, мы заняты самими собою; Дух Святой вместо того, чтобы совершать дело Свое, т.е. "брать от Христа и давать это нам" (Иоан. 16,14), бывает вынужден заниматься нами, обличать нас, потому что наше хождение в мире сем неправильно пред Богом.

Все это в высшей степени прискорбные факты, требующие, чтоб мы серьезно относились к нашему служению Богу. Почему нашим общественным молитвам так часто недостает пламенной энергии, сосредоточенности и определенности? Почему песнопения и молитвы так часто бывают не тем, чем бы им следовало быть? Почему в нашем служении отсутствует то, что Бог называет "Своим хлебом", "жертвой приятного благоухания" Ему? Поглощенные заботою о себе самих, о своих нуждах и затруднениях, мы неспособны приносить Богу "хлеб", с благоволением принимаемый Им. Мы отнимаем от Него то, что принадлежит Ему и чего жаждет Его сердце.

Значит ли это, что мы должны забыть наши испытания, наши затруднения и наши нужды? Нет, но мы должны поручать их Господу. Он говорит нам, чтобы мы возложили на Него все заботы наши, ибо Он печется о нас. Не довольно ли нам этого приказания? Не следует ли нам полностью отрешиться от забот о себе самих, когда мы собираемся вместе пред Его лицом, чтобы принести Ему что-либо иное, не наше? Ведь не можем же мы, в самом деле, думать, что наши грехи, наши скорби и горести составляют материал, пригодный для жертвы Богу? Он, хвала Ему, Сам благоволит заботиться обо всем этом, но все это не может служить Ему жертвою благоухания.

Не следует ли нам стараться пребывать в состоянии души, делающем нас способными приносить Господу то, что Ему благоугодно называть "хлебом Своим"? Будем же постоянно заняты Христом, как приятным благоуханием Богу. Это не значит, что мы должны умалять значение жертвы за грех; нет, но будем помнить, что в Личности дивного Господа нашего Иисуса Христа заключается не только прощение наших грехов и спасение для душ наших. Всесожжение, хлебное приношение и возлияние представляют нам прообраз Христа, являют нам Его и как благовонное курение, и как пищу Божию, как радость сердца Отца. Приходится ли нам повторять, что Тот, Кто является приятным благоуханием Богу, одновременно есть и Спаситель, понесший на Себе проклятие за грехи наши? Это известный всякому христианину факт. Но мы очень склонны ограничивать значение жертвы Христовой, указывая на то, что Христос совершил для нас, и упуская из виду то, что Он есть лично для Бога. Дух Божий да откроет нам это посредством изучения двух этих глав.

В нашем "Толковании на книгу Левит" мы уже говорили о значении праздников и жертв, сообразуясь в этом отношении со светом, дарованным нам от Господа. Поэтому мы не находим нужным еще раз останавливаться здесь на этих вопросах.

Это краткая глава под видом прообразов представляет нам завет, заключенный Господом с народом Его. Главным образом здесь имеется в виду Израиль и говорится о его обетах и клятвах. Мужчина и женщина здесь поставлены в полностью противоположные условия: "Если кто даст обет Господу, или поклянется клятвою, положив зарок на душу свою, то он не должен нарушать слова своего, но должен исполнить все, что вышло из уст его" (ст. 3). Не так обстояло дело для женщины: "Если женщина даст обет Господу, и положит на себя зарок в доме отца своего, в юности своей; и услышит отец обет ее и зарок, который она положила на душу свою, и промолчит о том отец ее, то все обеты ее состоятся, и всякий зарок ее, который она положила на душу свою, состоится. Если же отец ее, услышав, запретит ей, то все обеты ее и зароки, которые она возложила на душу свою, не состоятся, и Господь простит ей, потому что запретил ей отец ее" (ст. 4-6). То же ограничение применялось и к замужней женщине. Ее муж мог утвердить или уничтожить все ее обеты или клятвы.

Таков был закон относительно обетов. Мужчина не мог отказаться от выполнения своих обетов. Он обязан был выполнить все, обещанное им. Что бы он ни обещал с клятвою, он обязан был свято и неприкосновенно это выполнять. Никакого другого выхода для него не было.

Мы знаем, Кто, по великой любви Своей, занял именно это положение, Кто добровольно взялся исполнить волю Божию, какова бы эта воля ни была. Мы знаем, Кто сказал: "Обеты Мои воздам Господу пред всем народом Его" (Пс. 115,9). То был "Человек Иисус Христос":

Он, взяв на Себя обеты, выполнил их в точности на славу Господу и на вечное благословение народу Своему. Он не мог нарушить обеты Свои. Мы слышим, как в невыразимом страдании души Он восклицает в саду Гефсиманском: "Если возможно, да минует Меня чаша сия!" (Матф. 26,39). Но нет, это было невозможно; Он взялся спасти человека; Ему надлежало пройти чрез глубокие и темные воды смерти, суда и гнева Божия; Он должен был столкнуться со всеми последствиями грехопадения человека. Ему надлежало принять крещение, и Он томился в его ожидании. Другими словами, Он должен был умереть, дабы смертью Своею снять препоны, мешавшие могучему потоку вечной любви Божией изливаться на народ Его. Хвала и вечная слава святому имени Его!

Под видом женщины, как замужней, так и незамужней, нам прообразно здесь представлен народ Израильский в двух положениях: под законом и под благодатью. Если мы рассматриваем народ Божий под властной десницей Иеговы, управляющего им, Иеговы, одновременно и "Отца", и "Супруга" народа Своего, (Ис. 54,5), мы видим, что Иегова "промолчал", слыша обеты Израиля; поэтому обеты и клятвы его не потеряли своей силы; потому еще и по сие время народ израильский несет на себе последствия нарушения данных им некогда обетов, испытывая на себе всю силу слов: "Лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнять" (Еккл. 5,4).

С другой стороны, рассматривая народ израильский с точки зрения благодати, мы видим, что "Отец" и "Супруг" его взял на Себя всю вину его, дабы даровать ему прощение и ввести его в Свое время в полноту благословений Своих; и это совершится не на основании исполненных народом обетов или клятв, а на основании благодати и милосердия Господа и во имя крови вечного завета. Как чудно всюду видеть прообраз Христа! Но есть центр и основание, начало и конец всех путей Божиих. Да будут всегда полны Им сердца наши! Да хвалят Его наши уста, и да прославляет Его жизнь наша! Любовь Его да даст нам желание жить для славы Его во все дни земной жизни нашей, пока мы не будем приняты в небесную обитель, чтобы вечно пребывать с Ним.

Мы указали здесь то, что, по нашему мнению, составляет главную мысль этой главы; но мы нимало не сомневаемся, что все это можно отнести также и к отдельным верующим душам; потому что и это место, подобно всем остальным частям Священного Писания, было написано для "нашего назидания". Христианину отрадно изучать все пути Божий, пути Его благодати и пути правосудия, Его пути по отношению к Израилю и по отношению к Церкви, по отношению ко всем детям Божиим, а также и к каждому из нас в отдельности.

Здесь мы имеем пред собою последний период общественной жизни Моисея, тогда как во Втор. 34 нам изображен конец его частной жизни. "И сказал Господь Моисею, говоря: Отмети Мадианитянам за сынов Израилевых, и после отойдешь к народу твоему. И сказал Моисей народу, говоря: вооружите из себя людей на войну, чтобы они пошли против Мадианитян, совершить мщение Господне над Мадианитянами; по тысяче из колена, от всех колен Израилевых пошлите на войну. И выделено из тысяч Израилевых, по тысяче из колена, двенадцать тысяч вооруженных на войну. И послал их Моисей на войну, по тысяче из колена, их и Финееса, сына Елеазара, священника, на войну, и в руке его священные сосуды и трубы для тревоги. И пошли войною на Мадиама, как повелел Господь Моисею, и убили всех мужеского пола" (ст. 1-7).

Это замечательное место Священного Писания. Господь говорит Моисею: "Отмсти Мадианитянам за сынов Израилевых".

Народ был введен в грех дочерьми Мадиама, действовавшими по совету Валаама, сына Веорова; израильтянам предстоит теперь очистить себя от всей нечистоты, которою они осквернили себя по неосмотрительности своей. Меч должен поразить Мадианитян; вся военная добыча Израиля должна подвергнуться очищению огнем или очистительною водою. Зло должно быть осуждено.

Эта война не была войною обыкновенною. В сущности, народ мог легко избежать ее. Это не была одна из обычных Ханаанских войн; она являлась только следствием их личной неверности пред Богом, результатом их нечестивой дружбы с необрезанными. Поэтому, хотя Иисус, сын Навин, уже сделался заместителем Моисея и вождем Израиля, мы не видим, чтобы он участвовал в этой войне. Напротив, предводительство войском здесь было поручено Финеесу, сыну Елеазара, священнику, который берет в поход "священные сосуды" и "серебряные трубы".

Все это очень характерно. Священник занимал первенствующее место в Израиле; священные сосуды были окружены почетом. Речь шла о снятии с народа нечистоты, возникшей от его сближения с врагом - язычником; поэтому на первом плане появляется не грозный военачальник с копьем и мечом, а священник с сосудами святилища. Конечно, в то же время действует и меч; но главная сила не в мече, а в священнике и священных сосудах. Священник же был именно тем человеком, который первым осудил зло, теперь требовавшее отмщения.

Все это ясно и в высшей степени назидательно. Мадианитяне представляют собою прообраз особого рода влияния, оказываемого миром на сердца детей Божиих, прообраз духовного ослепления и соблазна, посредством которых сатана старается помешать нам пользоваться нашим небесным уделом. Израилю не следовало сообщаться с Мадиамом; но, раз Израиль вступил по своему неразумению в общение с ним, ему необходимо было теперь сразиться с ним и окончательно истребить его.

В таком же положении находимся и мы, христиане.

Мы призваны проходить чрез мир сей, как "странники и пришельцы", не сближаясь с ним, являясь в нем лишь верными свидетелями благодати Христовой и сияя в нем, как светильники в темном месте.

Но - увы! - нам недостает этого строгого отделения от мира; мы вступаем в соглашение с ним; этим мы навлекаем на себя ненужные испытания, чрез это мы попадаем в затруднения всякого рода. Война с Мадиамом не была необходимою для Израиля. Он сам по своей вине навлек ее на себя. Но Бог беспредельно благ; поэтому Он и усмотрел особенные священные средства, благодаря которым израильтяне не только могли одолеть мадианитян, но и овладеть богатой военной добычей. По бесконечному милосердию Своему Бог извлекает добро из зла; Он даже позволяет Израилю принести Себе в дань часть отнятой у мадианитян добычи. Но зло должно быть бесповоротно осуждено. Все враги "мужеского пола" должны умереть; все те, которые были причастны злу, должны быть истреблены; огонь суда и очистительная вода должны, кроме того, совершить свое дело по отношению к добыче, и лишь только тогда может ее коснуться Бог или народ Его.

Да соделает нас Господь способными полностью отделиться от зла мира сего и следовать нашею небесною стезею к нашему нетленному наследию во Христе!

Описываемый в этой главе факт послужил поводом ко многим разногласиям. В понимании вопроса о поведении двух с половиною колен Израилевых мнения разделяются. Вправе они были или нет избрать себе удел по эту сторону Иордана, в соседстве с пустынею? О чем свидетельствовало их поведение в этом деле - о духовной их силе или о немощи? Как здраво рассудить этот вопрос?

Прежде всего следует уяснить себе, где, в сущности, находилось дарованное Богом Израилю наследие? Конечно, по ту сторону Иордана, в земле Ханаанской. Не достаточно ли этого было? Сердце искреннее и душа, мыслящая, чувствующая и на все взирающая с Божией точки зрения, могли ли задаться мыслию избрать себе какую-либо иную часть земли, кроме той, которая была намечена Самим Богом? Конечно, нет. Поэтому нам не приходится долго вдумываться в смысл этого факта. Избирая себе земли по эту сторону Иордана, Рувим, Гад и половина колена Манассиина доказали этим только свое неверие, впали в несомненную ошибку. Они руководствовались в своих действиях соображениями личными и мирскими, взглядом глаз своих, своими личными расчетами. Они осмотрели "землю Иазер и землю Галаад"; они оценили ее со стороны своих личных выгод, не принимая в расчет ни интересов Господа, ни воли Божией. Если б они взирали только на Бога, никогда не возник бы вопрос о поселении их по эту сторону Иордана.

Когда наше сердце не исполнено искреннего доверия к Богу, мы навлекаем на себя обстоятельства, связанные с возникновением всякого рода затруднений. Очень важно научиться милостию Божиею идти путем, не вызывающим никаких сомнений и недоразумений. Действовать так, чтобы не могло возникнуть никаких затруднений, -наше святое и блаженное преимущество. Чтобы действовать так, необходимо ходить пред Богом и во всем поведении нашем сообразовываться со Словом Его.

Не так поступили Рувим и Гад; это вполне очевидно выходит из всей этой главы. Они были люди двоедушные, люди, преследовавшие земные интересы; они искали своей выгоды, а не славы Божией. Если б сердца их искали воли Божией и славы Господней, ничто не заставило бы их выбрать себе удел вне назначенного Богом места.

План их не встретил, конечно, сочувствия со стороны Моисея. Суд Господень не позволял ему самому перейти Иордан, но сердце его переносилось в Обетованную землю. Мог ли он поэтому одобрить поведение людей, желавших остаться вне наследия Божия? Вера никогда не может довольствоваться тем, что не составляет истинного положения и истинного удела народа Божия. Чистое око и верное Богу сердце не могут находить себе удовлетворения вне данного Богом удела. Вот почему Моисей выразил свое неодобрение плану Рувима и Гада. Правда, впоследствии он смягчил свое осуждение и дал им свое согласие. Их обещание перейти чрез Иордан в полном вооружении для оказания помощи их братьям заслужило одобрение со стороны Моисея. Требовалось много самоотречения и энергии, чтобы оставить позади себя свои семьи и идти сражаться за Иорданом в пользу своих братьев. Но где же оставляли Рувим и Гад своих домашних? Вне пределов указанной Богом земли. Они лишали их места и участия в истинной земле Обетованной, в уделе, о котором Бог говорил Аврааму, Исааку и Иакову. И ради чего все это делалось? Ради хороших пастбищ для стад. Исключительно ради этого два с половиною колена оставляют свое место в пределах дарованной Богом народу израильскому земли.

Посмотрим же, к чему все это привело. В Иис. Нав. 22 мы встречаемся с первыми прискорбными последствиями недостойного поведения Рувима и Гада. Из страха, что их братья откажутся признать их частью народа Божия, они сооружают подле Иордана "жертвенник большой по виду". Что все это доказывает? Это доказывает, что им не следовало поселяться по эту сторону реки. Заметьте, какое впечатление произвело сооружение этого жертвенника на все общество Израилево. В первую минуту общество Божие увидело в этом желание Рувима и Гада отделиться от народа и отступить от Бога Израилева. "Когда услышали сие сыны Израилевы, то собралось все общество сынов Израилевых в Силом, чтоб идти против них войною. Впрочем сыны Израилевы прежде послали к сынам Рувимовым и к сынам Гадовым и к половине колена Манассиина в землю Галаадскую Финееса, сына Елеазара, священника, и с ним десять начальников, по начальнику поколения от всех колен Израилевых; каждый из них был начальником поколения в тысячах Израилевых. И пришли они к сынам Рувимовым и к сынам Годовым и к половине колена Манассиина в зем-лю Галаад, и говорили им, и сказали: "Так говорит все общество Господне" [Как будто бы два с половиною колена уже совершенно отпали от дома Израилева.]: что это за преступление сделали вы пред Богом Израилевым, отступив ныне от Господа, соорудив себе жертвенник и восстав ныне против Господа? Разве мало для нас беззакония Фегорова, от которого мы не очистились до сего дня, и за которое поражено было общество Господне? А вы отступаете сегодня от Господа! Сегодня вы восстаете против Господа, а завтра прогневается Господь на все общество Израилево. Если же земля вашего владения кажется вам нечистою, то перейдите в землю владения Господня, в которой находится скиния Господня, возьмите удел среди нас, но не восставайте против Господа, и против нас не восставайте, сооружая себе жертвенник, кроме жертвенника Господа Бога нашего" (ст. 12-19).

Все это серьезное недоразумение, все это возмущение, вся тревога эта были последствиями ошибки Рувима и Гада. Правда, данное ими разъяснение удовлетворяет братьев их. Но если б они не поставили себя в ложное положение, не понадобилось бы ни жертвенника, ни объяснений; не возникло бы и никакой тревоги.

Все зло произошло от их неверности пред Господом; необходимо уяснить себе все это и воспользоваться заключающимся в этом факте поучением. Вникая во все подробности этого дела и судя о нем по здравому смыслу и с духовной точки зрения, мы не можем не прийти к заключению, что два с половиною колена поступили неправильно, остановясь и поселяясь по эту сторону Иордана. Если б было необходимо привести дальнейшие подтверждения этого факта, мы нашли бы их в 3 Цар. 22,3, откуда мы узнаем, что именно эти три с половиною колена первыми и попали в руки врага.

Эта часть истории Израиля предупреждает нас, чтобы мы не отказывались от дарованных нам Богом преимуществ, удовлетворяясь благами мира сего; чтобы мы постоянно являли жизнью нашею смерть и воскресение, прообразно представленные Иорданом. [Есть, конечно, большое число вполне искренних христиан, которые не видят, однако, небесного призвания Церкви и не усваивают учения, изложенного апостолом в Послании к ефесянам, что не мешает им быть, по мере имеющегося у них света, ревностными, преданными Господу и искренними чадами Божиими; но мы уверены, что эти люди много теряют в смысле благословений Божиих и истинного служения Господу.]

Вот назидание, извлекаемое нами из этой главы. Следуя за Христом, очень важно решиться идти за Ним бесповоротно, потому что "человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих" (Иак. 1,8). Люди, считающие себя христианами и в то же время отрицающие свое небесное призвание, люди, поступающие по обычаям граждан мира сего, наносят великий ущерб делу Божию и свидетельству Христову. Они обращаются в послушные орудия в руках сатаны. Христианин нерешительный и двоедушный гораздо более непоследователен, чем искренний светский человек или настоящий атеист.

Непоследовательность христиан гораздо больше причиняет вреда делу Божию, чем всякого рода безнравственность. Это может показаться слишком смелой мыслью, но это вполне верно. Христиане, живущие только на границах земли Обетованной, дети Божий, преследующие смешанные интересы, более, чем кто-либо, вредят делу Христову и в то же время содействуют успеху врага Божия.

Погибающий мир нуждается в решительных, искренних и мужественных свидетелях Господа Иисуса Христа, все поведение которых указывает на их стремление в "высшему наследию", в людях, ревностных к делу Божию и чуждых интересам мирским.

Дорогой читатель, подумаем обо всем этом. Исследуем себя в присутствии Божием и отбросим от себя все, подрывающее полную отдачу сердца, души и тела Возлюбившему и Предавшему Себя за нас. Будем жить, милостью Божией, так, чтобы, говоря языком Иис. Нав. 22, нам не приходилось сооружать "жертвенник большой по виду" и только этим стараться доказать, что мы принадлежим к числу чад Божиих, доказать, Кому мы служим. Тогда все вокруг нас просветлеет, тогда все недоразумения прекратятся; наше свидетельство будет ясно, звук трубы сделается чистым и громким. Мир наш потечет, подобно спокойной реке, и всякий шаг нашей жизни, всякое спокойствие нашего характера послужат к "похвале" Того, Чье имя покоится на нас. Да исполнит Бог всякого милосердия сердце народа Своего в эти дни преступного равнодушия и поверхностного отношения к вере огнем святого самоотвержения, истинной преданности делу Христову и непоколебимой веры в Бога живого!

Первая из этих глав дает нам удивительно подробное описание остановок народа Божия в пустыне. Нельзя читать эту главу, не проникаясь глубоким сознанием любви и попечений Божиих, окружавших народ во время его странствования по пустыне. Иегове благоугодно было сохранить память о всех остановках бедного народа Своего, начиная с выхода его из Египта до его вступления в Обетованную землю чрез воды Иордана, начиная от страны смерти и мрака и кончая землею, текущею молоком и медом. "Бог твой... покровительствовал тебе во время путешествия твоего по великой пустыне сей; вот, сорок лет Господь, Бог твой, с тобою; ты ни в чем не терпел недостатка" (Втор. 2,7). Бог все время шествовал впереди их; Он был с ними, когда они отдыхали в пути; во всех их скорбях Он скорбел вместе с ними. Он заботился о них, как нежная кормилица,. Он не допускал, чтобы "одежда их ветшала", и чтобы нога их "пухла"; и Он описывает здесь весь путь, по которому их вела Его рука, заботливо отмечая один за другим все переходы этого удивительного странствования, все места, где они останавливались в пустыне. Благословенный путь! Дивный Вождь! Истомленному сердцу бедного странника отрадно знать, что всякий переход его путешествия по пустыне мира сего отмечен бесконечною любовью и непогрешимою святостью Бога. Он ведет народ Свой прямым путем к небесной родине; нет в его жизни ни одного обстоятельства, нет ни одной капли в чаше судьбы его, которые не были бы предусмотрены Самим Богом в связи с его настоящим безопасным положением во Христе и с его будущим блаженством. Да даст нам Господь одно лишь желание: с полной доверчивостью ходить изо дня в день с Ним, полностью отдавая себя и всех, нас окружающих, в Его руки! Вот истинный источник мира и благословения в течение всего пути. Когда же наше странствование по пустыне придет к концу, и мы дойдем до намеченного Богом места, Он возьмет нас к Себе, чтобы мы вечно были с Ним.

В 34-й главе обозначены границы наследия, точно указанные Самим Господом. Та же рука, которая руководила Израилем в пути, теперь определяет пределы его обитания в стране. Увы! они никогда не завладели землею в размерах, предначертанных Богом. Он дал им во владение всю землю, и дал им ее раз навсегда. Они же овладели лишь частью ее и только на время. Но, благодарение Богу, приближается час, когда семя Авраамово получит в полное и вечное владение чудное наследие, из которого оно в данную минуту изгнано. Иегова, несомненно, исполнит все обещания Свои и введет народ Свой во все обетования, дарованные ему вечным заветом, заветом, запечатленным кровью Агнца. Ни одна черта или ни одна мелочь из того, что сказал Бог, не останется невыполненной. Все обетования Его "Да" и "Аминь" во Христе Иисусе, Который вчера, сегодня и вовеки Тот же.

Первые строки этой поучительной главы свидетельствуют нам о трогательной заботливости Господа по отношению к Его служителям, левитам. Каждое колено Израилево имело преимущество, чтобы не сказать обязанность, предоставлять в распоряжение левитов известное число городов с предместьями их. "Всех городов, которые вы должны дать Левитам, будет сорок восемь городов, с полями при них. И когда будете давать города из владений сынов Израилевых, тогда из большего дайте более, из меньшего менее; каждое колено, смотря по уделу, какой получит, должно дать из городов своих Левитам" (ст. 7-8).

Удел левитов находился в непосредственной зависимости от Господа. Все наследие их, все участие их было в Одном Боге. Благословенное наследие! Драгоценный жребий! Для веры не могло существовать чего-либо лучшего. Блаженны могущие действительно сказать Господу: "Ты часть наследия моего и чаши моей". Бог заботился о служителях Своих и давал всему обществу Божию возможность вкусить святое преимущество, - потому что это в самом деле было великое преимущество, - позволяя ему разделить вместе с Ним заботы о нуждах тех, которые, оставив все, добровольно отдали себя на служение Ему.

Таким образом, мы узнаем, что сорок восемь городов с их предместьями были отведены левитам двенадцатью коленами Израилевыми; из этих городов левиты имели право выбрать шесть городов для убежища людей, неумышленно совершивших преступление. Благая предусмотрительность! Как прекрасно ее начало, и как высока ее цель!

Расположение городов убежища было следующим: три города к востоку, и три к западу от Иордана. Правы или неправы были Рувим и Гад, поселившись к востоку от этой важной границы, во всяком случае, Бог в милосердии Своем не хотел оставить убийцу беззащитным от мстителя за пролитую им кровь. Напротив, по любви Своей, Он желал, чтобы города, служившие убежищами для убийцы, были доступны ему. Всякий человек, которому угрожал меч мстителя, должен был иметь возможность укрыться в городе убежища. Эта предусмотрительность была достойна нашего Бога. Если убийца все-таки попадал в руки мстителя, это случалось не потому, что он им не воспользовался. Все нужные предосторожности были приняты; города имели свои названия и были известны каждому. Все было донельзя ясно, просто и легко. Таковы благие пути Божий.

Конечно, и мститель прилагал все усилия для достижения священного участка земли, - это было вполне естественно. Немыслимо, чтобы в Израиле нашелся человек, настолько ослепленный или лишенный здравого смысла, который с преступным равнодушным говорил бы себе: "Если мне суждено избежать мести, я ее избегу; всякие усилия излишни. Если же мне суждено не избежать опасности, я ее не избегу; к чему приведут в этом случае мои старания?" Нельзя представить себе, чтоб какой-либо убийца рассуждал так легкомысленно. Он прекрасно знал, что, настигни его кровный мститель, все его рассуждения оказались бы тщетными. Для сохранения жизни убийце оставалось только одно: избежать неминуемой кары, достигнув верной защиты за стенами города убежища. Зло не могло коснуться его там; он находился вне всякой опасности. Если б в пределах этого города мститель посмел коснуться одного волоса его головы, он нанес бы этим бесславие и бесчестие Божественному постановлению. Правда, приходилось быть осмотрительным. Ему не следовало выходить за пределы ворот города. Но в стенах города он находился в полнейшей безопасности; вне их опасность грозила ему отовсюду. Он не мог даже пойти навестить своих друзей. Он был изгнан из родного дома. Но это не был безнадежно осужденный преступник. Лишенный родного крова и близкой его сердцу среды, он ожидал смерти великого священника, которая возвращала ему полную свободу и восстанавливала его положение в народе.

Это постановление служит прообразом отношения Бога к Израилю. Этот народ осудил на смерть "Князя жизни"; необыкновенно важно узнать, как смотрит на них Господь. Как на убийц настоящих, или как на убийц невольных? Если они настоящие убийцы, для них нет больше убежища, нет надежды. Ни один преднамеренно совершивший преступление убийца не имел права укрыться в городе убежища. Вот закон, относящийся к данному случаю и изложенный в Иис. Нав. 20,1-6: "И сказал Господь Иисусу, говоря: Скажи сынам Израилевым: сделайте у себя города убежища, о которых Я говорил вам чрез Моисея, чтобы мог убегать туда убийца, убивший человека по ошибке, без умысла; пусть города сии будут у вас убежищем от мстящего за кровь. И кто убежит в один из городов сих, пусть станет у ворот города, и расскажет в слух старейшин города сего дело свое; и они примут его к себе в город, и дадут ему место, чтоб он жил у них. И когда погонится за ним мстящий за кровь, то они не должны выдавать в руки его убийцу, потому что он без умысла убил ближнего своего, не имел к нему ненависти ни вчера, ни третьего дня. Пусть он живет в этом городе, доколе не предстанет пред общество на суд, доколе не умрет великий священник, который будет в те дни. А потом пусть возвратится убийца, и пойдет в город свой и в дом свой, в город из которого он убежал." Для убийцы, совершившего преступление преднамеренно, закон был неумолим. "Убийцу должно предать смерти. Мститель за кровь сам может умертвить убийцу; лишь только встретит его, сам может умертвить его" (Числ. 35,18-19).

По неизреченной милости Божией Господь поступит с Израилем, как с невольным убийцей, а не как с заведомым преступником. "Отче, прости им, ибо не знают, что делают!" (Лук. 23,34). Эти многозначащие слова достигли слуха и сердца Бога Израилева. Они были услышаны и исполнены; действие их обнаружится в будущей истории дома Израилева. Око Божие теперь блюдет народ Израильский. Они изгнаны из дома отцов своих; но придет время, когда они будут снова возвращены в землю свою; это случится не ради смерти Великого нашего Священника: Он - да будет слава бессмертному имени Его - никогда не может умереть; нет, но Он покинет нынешнее место пребывания; Он явится Царем-Первосвященником, чтобы занять Свой престол. Тогда, но не раньше этого, Израиль возвратится в свою, теперь утраченную им, родину, в покинутое им свое наследие. Невольный убийца должен пробыть известное время вдали от своего дома; он не будет, однако, причислен к числу настоящих преступников, потому что совершил преступление по незнанию. "Помилован, - говорит апостол Павел, - потому, что так поступал по неведению, в неверии" (1 Тим. 1,13). "Впрочем я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению" (Деян. 3,17).

Эти слова в связи с драгоценным заступничеством Того, на Кого пал суд Божий, представляют Израиль пре-ступником, совершившим убийство без умысла, а не заведомым убийцею. Бог усмотрел убежище и защиту для возлюбленного народа Своего: в назначенное время искупленные Его возвратятся в свои, давно утраченные ими, жилища, в землю, которую Иегова навек дал Аврааму, другу Своему.

Именно таково, думаем мы, истинное назначение городов убежища. Если б мы захотели видеть в них прообраз Христа, как убежища верующей души, мы встретили бы много затруднений в этом отношении, ввиду того, что многие особенности этого прообраза скорее бы оказались в противоречии с этим пояснением, чем подтверждали бы его. Потому что прежде всего, как мы это узнаем из Иис. Нав. 20,1-6, убийца, укрывшийся в городе убежища, не избегал полностью суда над собою. Для всякого же, верующего в Господа Иисуса, нет и не может быть осуждения по той простой причине, что Христос понес на Себе осуждение вместо него. Человек, нечаянно убивший другого, если он решался выйти за ворота города, мог попасть в руки мстителя за кровь. Верующий же в Господа Иисуса никогда не может погибнуть; он пребывает в такой же безопасности, как и Сам Спаситель.

Вообще по отношению к невольному убийце вопрос шел только о временной безопасности, о теперешней жизни в мире сем. В вопросе же о верующем в Господа Иисуса речь идет о судьбе и о вечном его спасении в будущей жизни. Таким образом, во всякой подробности, видим мы, сказывается скорее резкое противоречие, чем сходство.

Полное сходство обнаруживается лишь в одном важном пункте: в наличии неотвратимой опасности и в насущной необходимости бежать, чтобы от нее укрыться. Если для убийцы безумно было хотя бы на минуту оставаться в нерешительности и медлить укрыться в предназначенном для его спасения городе, то насколько же безумнее поступает грешник, медля и не решаясь идти к Христу. Мститель мог и не настичь убийцу, находившегося вне городских стен; суд же Божий неминуемо постигает всякого, не укрывшегося во Христе, грешника. Если б малейшая преграда стояла между душою и Христом, грешник не мог бы избежать осуждения. Важное размышление! Пусть задумается над этим всякий, еще не переложивший на Христа бремя своих грехов. И пусть не найдет он себе покоя, пока не укроется в предлагаемом ему убежище, чтобы пребывать в надежде, даруемой ему Евангелием. Суд, суд неизбежный, неумолимый, беспощадный ожидает его. Ему приходится не только опасаться, что мститель может его настичь; нет, суд должен поразить всех, не сокрытых во Христе.

Читатель, если ты по своей беспечности еще не обратился к Богу с раскаянием в твоих грехах, и эта книга попадет тебе в руки, прислушайся к голосу, увещевающему тебя! Беги, спасай жизнь свою! Не медли, умоляю тебя! Медлить безумно; всякая минута дорога. Ты не знаешь часа, когда тебе придется покинуть этот мир и отойти в место, где для тебя не блеснет ни один луч хотя бы слабой надежды: это место - место вечной ночи, вечной скорби, вечного мучения.

Дорогой друг, в этих заключительных строках книги умоляю тебя: приди теперь же, таков, как ты есть, к Господу Иисусу; Он ждет тебя с распростертыми объятиями и с отверстым для тебя сердцем, чтобы принять тебя, укрыть тебя в Самом Себе; чтобы спасти тебя, чтобы излить на тебя всю полноту любви, горящей в Его сердце и явленной в имени и жертве Его. Бог, Отец вечности, непобедимою силою Своего, да побудит тебя сделать это теперь же. "Приидите ко Мне, - говорит исполненный любви Господь и Спаситель, - все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас." Чудные слова! Да запечатлеются они милостью Божией во многих изнемогающих сердцах!

Мы закончим здесь наши размышления об этой удивительной части Книги Божией [Глава 36-я была уже рассмотрена нами при изучении 27-й главы]; мы делаем это с глубоким сознанием богатства той сокровищницы, к которой мы старались подвести читателя; но мы сознаем также, как слабы и бедны были все заметки, сделанные нами. Мы верим, однако, что чрез посредство Духа Святого Бог живой просветит сердце и разум читателя познанием Своей драгоценной истины, чтобы укрепить его в служении Ему в эти лукавые дни, к прославлению имени Господа нашего Иисуса Христа, и дабы соблюсти истину во всей ее животворящей силе. Да соделает это Господь по богатству благодати Своей и ради любви Господа нашего Иисуса Христа!