Предисловие

В рукописи и корректуре мы просматривали одну из наиболее поучительных и интересных книг в Слове Божием - Книгу Исход.

Искупление кровью занимает там выдающееся место и характеризует всю эту книгу. Из нее вытекают Божий благословения, данные Своим искупленным в выражениях могущества, терпения Его любви и богатства Его благодати. Великий вопрос об отношении Израиля к Богу устанавливается кровью агнца, что окончательно изменяет их положение. Израиль, поставленный среди дверных косяков, помазанных кровью, является освобожденным Богом искупленным кровью народом.

Бог свят, а Израиль виновен, а потому между ними не могло существовать нормальных счастливых отношений, пока не совершился суд. Грех должен был быть осужден.

Когда-то между Богом и человеком существовала счастливая дружба благодаря невинности человека, но затем грех порвал эту связь, и ныне не может быть примирения помимо представленной нам полной картины праведного суда Божия над грехом Мы можем иметь жизнь только через смерть. Бог есть Бог святости, и Он должен осудить грех. Спасая грешника, Он осуждает его грех. Крест есть полное и совершенное выражение этого.

В прообразе это был великий вопрос, "вечером четырнадцатого дня первого месяца" (Исх. 12,6), а именно: Каким образом Бог может изъять от суда и принять под Свое благоволение тех, кого осуждает Его святость? На этот торжественный вопрос мог быть только один ответ, который бы удовлетворил требования Бога святости, и это - кровь Агнца, избранного Им самим "И увижу кровь, и пройду мимо вас " Это решало наиважнейший вопрос. Это был вопрос жизни или смерти - освобождения или осуждения. Помазанный дверной косяк был совершенным ответом на все требования о святости - это и удовлетворило все нужды собрания. Все теперь было исполнено: Бог прославлен, грех осужден и устранен, и Израиль спасен через Кровь Агнца.

Благословенная истина: Израиль теперь получил мир с Богом, и он становится народом спасенным, защищенным и счастливым, хотя продолжает пребывать в Египте, в стране смерти и осуждения. Бог теперь уже взял на себя обязательства избавить Израиль - какой это чудный прообраз полной безопасности для всех, кто уповает на кровь Христа. Они мирно и беспечно вкушали испеченного агнца, когда "в полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской; от первенца Фараона, сидевшего на престоле своем, до первенца узника, находившегося в темнице, и все первородное из скота. И встал Фараон ночью сам и все рабы его, и весь Египет; и сделался великий вопль во всей земле Египетской, ибо не было дома, где не было бы мертвеца" (12,29.30). "У всех же сынов Израилевых ни на человека, ни на скот не пошевелит пес языком своим, дабы вы знали, какое различие делает Господь между Египтянами и между Израильтянами" (11,7).

Но некоторые могут спросить: почему необходима такая разница? Израильтяне были такими же грешниками как египтяне. Правда, в этом отношении не было никакой разницы. Но в прообразе суд Божий над грехом был выражен в смерти непорочного агнца. Кровь на перекладине и на обоих косяках служила доказательством этого. Она возглашала громким голосом, что агнец заклан, выкуп уплачен, узник освобожден, правосудие удовлетворено, и час полного освобождения Израиля наступил. Это кровь произвела разницу и ничто иное. "Потому что все согрешили и лишены славы Божией" (Рим. 3,23).

Но какая разница! Одни - божественно защищены от меча суда, другие - бессильны и поражены им. Одни - пируют среди богатств благодати, другие - обречены вкушать горечь чаши гнева. Поражающий ангел входил в каждый дом, не окропленный кровью, по всей земле Египетской; и первенец фараона на престоле, так же, как первенец узника в темнице, падали одновременно.

Ни звание, ни лета, ни высокое положение не спасали. День Божьего долготерпения окончился, и час Его суда наступил. Только одно руководило Ангелом Смерти в эту темную и ужасную ночь, и это было: где нет крови, там нет спасения.

Дорогой читатель, это так же верно теперь, как было верно тогда. Где нет крови, там нет спасения. "Без пролития крови не бывает прощения" (Евр. 9,22). Может ли какой-либо вопрос быть для вас теперь таким важным, как этот: защищен ли я Кровью Иисуса? О, стремитесь ли вы стать под защиту крови, которая была пролита на Голгофе? Там "Пасха наша, Христос, заклан за нас" (1 Кор. 5,7). Его кровь представлена покропленной на крышку ковчега (умилостивилище) сверху. Там око Божие вечно видит кровь нашего истинного пасхального Агнца. Имеете ли вы веру в эту драгоценную Кровь? Хотя и глубоко сознавая свою греховность и вину, можете ли вы искренно сказать: "Я глубоко уповаю на Кровь"? О, тогда вы можете быть вполне уверены, что вы в полной безопасности и имеете вечное спасение. Слово Божие вас убеждает в этом: "Увижу Кровь, и пройду мимо вас." "Мы имеем искупление Кровию Его, прощение грехов, по богатству благодати Его." А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровью Христовою" (Ефес. 1,7; 2,13). "Которого Бог предложит в жертву умилостивления в Крови Его через веру" (Рим. 3,25).

На Христа кто уповает,
Уже знает жребий свой:
Кровь Христа его спасает
И дает ему покой.

Но с другой стороны, если пренебрежительно отнестись к Крови Христа или презирать ее, то не может быть ни мира, ни спасения, ни безопасности. "Как мы избежим, вознерадев о толиком спасении" (Евр. 2,3). Если поражающий Ангел не видит крови, то он входит как судья, произносящий окончательный приговор над грехом. Каждый грех должен быть наказан или в личности грешника, или в его заместителе. Это глубоко торжественная истина. Но какое блаженство знать, что "Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных" (1 Петр. 3,18). "ибо незнавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом" (2 Кор. 5,21). Пренебрегать этим божественным заместительством и убежищем, которое оно обеспечивает - значит подвергать свою душу неумолимому суду Божию. Ни один грех, как бы ни был он мал, не может избегнуть суда или на Кресте Христа, или в огненном озере. О, каково бесценное значение той Крови, которая "очищает от всякого греха" и делает нас достаточно чистыми для неба.

После совершения искупления и божественного приготовления Израиль начинает свое путешествие. Но заметьте мимоходом, как они начинают. Раньше, чем сделать хотя бы один шаг, всякий вопрос между совестью и Богом уже божественно разрешен. Они прощены, оправданы и приняты со стороны Бога. А потому написано: "Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего" (Ос. 11,1). Какой чудный прообраз положения, в котором каждый истинный верующий начинает свой христианский путь! Он может не познать эту благословенную истину или иметь слабое представление о ней, как имел Израиль, но это не меняет факта. Бог действует, зная Свое родственное отношение к человеку и любовь, связанную с таковым. Мы видим это: в чудном избавлении Его возлюбленного народа у Чермного моря, в небесной манне, в воде из скалы и в столпе Его присутствия, который сопровождал их в их странствованиях. Он всегда все совершает по определению Своей любви и ценности Крови Иисуса.

Еще раз, дорогой читатель, позволь мне спросить: уверен ли ты, что находишься под верной защитой и в безопасном убежище, в благословенно укрытом месте Искупительной Крови?

Но теперь я должен оставить моего читателя, убедительно рекомендуя ему пройти через пустыню в обществе Бога и Его искупленных. Читатель убедится, что "Заметки" принесут ему большую пользу. Они передают истины, с удовольствием усваиваемые сердцем и принимаемые совестью и разумом. Пусть для многих послужат они оазисом в пустыне.

Путешествие окажется чрезвычайно полезным, если мы более узнаем о природном неверии собственных сердец и бесконечно пребывающей Божьей верности. Он никогда не переменится. Да будет благословенно Его Имя! А Кровь закланного Агнца никогда не теряет своих свойств.

Благословенный Агнец Божий,
Как драгоценна Кровь Твоя,
Какая сила в ней таится -
Ей от греха спасаюсь я!

Да признает Господь эти "Заметки" по Своей благости и использует их для Своего прославления и благословения многих душ.

A.M. г. Лондон

Писатель не может выпустить новое издание этой книги из печати, не написав несколько строк глубокой благодарности Господу за Его благодать, выраженную в использовании столь слабого средства для распространения Его истины и назидания Его народа. Да будет благословенно Его Имя, ибо когда Он возьмет в Свои руки брошюру или книгу, то Он может использовать таковую для достижения успешного осуществления Его благодатных намерений. Он может одеть духовной силой страницы и отдельные части, которые могут нам без Него казаться бессильными и незначительными. Да дарует Он Свое собственное благословение этому служению, дабы Имя Его прославилось и Ему была воздана вся хвала!

Дублин, апрель, 1862 г.
К. X. М.

С Божьей помощью мы намерены теперь приступить к изучению книги ИСХОД, сущность которой заключается в изложении предмета искупления человечества. Первые пять стихов по своему содержанию напоминают последние события предыдущей Книги. Прежде всего мы находим перечень имен избранников Божиих; затем Дух Божий рукой писателя сразу знакомит нас с фактами, составляющими предмет изучения этой книги.

Рассматривая книгу Бытия, мы видели, как поведение братьев Иосифа относительно последнего вызвало переселение семейства Иакова в Египет. Факт этот имеет для нас двоякое значение: прежде всего нам в нем открывается глубокое и поучительное отношение Израиля к Богу; затем обнаруживаются перед нами пути Божий по отношению к Израилю, и мы черпаем новую силу и бодрость, наблюдая за развитием благих намерений Божиих.

В вопросе поведения сынов Израилевых относительно Бога прежде всего нам приходится проследить, каков был конец того коварства, с которым братья поступили с тем, кто является поразительным прообразом Господа Иисуса. Невзирая на скорбь его души, сыновья Иакова предают его в руки необрезанных. Какие же последствия навлекают они на себя этим поступком? Они попадают в Египет, где им надлежало пройти через глубокие и тяжкие испытания, так просто, так трогательно описанные в последних главах книги Бытия. Но этим дело не ограничивается; долгие годы томления и скорби ожидают их потомство в стране, где был брошен в темницу Иосиф.

Но рука Божия вступилась в дело рук человеческих: извлекать добро из зла - таков путь Божий. Пусть продают Иосифа братья измаильтянам, измаильтяне - Потифару; пусть Потифар ввергает его в темницу: Иегова сильнее всех и всего; Иегова приводит в исполнение великие и чудные предначертания Свои. "И гнев человеческий обратится во славу Тебе" (Пс. 75,11). Наследники еще не были способны вступить во владение наследством; наследство еще не дается им. Суровая школа работы с кирпичами ожидала в Египте потомство Авраама; беззаконие аморреев должно было тем временем достигнуть своего крайнего предела среди "гор и долин" Обетованной Земли (см. Быт. 15,16 и Втор. 11,11).

Все это в высшей степени интересно и поучительно. При правлении Божием все "колеса" держатся одно за другим (Иез. 1,16). Бесконечно многообразны средства, применяемые Богом для исполнения неисследимых Его предначертаний. Жена Потифара, главный виночерпий фараона, сон фараона, сам фараон, темница, престол, узы, царский перстень, голод - все было в распоряжении Бога, все должно было содействовать выполнению Его великих планов. Христианину отрадно углубляться в размышления подобного рода; с глубоким интересом он погружается в размышления о творческой и промыслительной силе Божией, чтобы всюду отметить средства, которыми Бог, Премудрый и Всемогущий, приводит в исполнение и развивает предначертания искупительной Своей любви. Приходится, правда, встречать и следы змея, факты, носящие на себе глубокий и отчетливый отпечаток работы врага Бога и человека; попутно попадаются и вопросы, не поддающиеся никакому объяснению, превосходящие наше разумение; угнетение невинности, торжество зла как бы содействуют утверждению неверия скептиков, но истинная вера успокаивается уверенностью, что Судья всей земли не может поступить неправедно (Быт. 18,25). Она знает, что слепому неверию свойственно заблуждение, что тщетными окажутся все усилия исследовать пути Того, Кто Один лишь постигает их.

Благодарение Богу за утешение, за ободрение, которые исчерпывает душа из такого рода размышлений. Мы постоянно нуждаемся в них, живя в мире, где враг посеял столько зла, столько пагубной смуты, где злоба людская и страсти человеческие приносят столь горькие плоды; где путь верного ученика Христова настолько тернист, что, предоставленный самому себе, человек не может устоять на нем. Вера не сомневается, что за всеми событиями и обстоятельствами мирскими стоит Некто, Кого мир не видит и знать не хочет; твердая в своей уверенности, она спокойно говорит: "все хорошо" или "все будет хорошо".

Таковы мысли, вызываемые в нас чтением первых строк книги "Исход". "Мой совет состоится, и все, что Мне угодно, Я сделаю" (Ис. 46,10). Враг может противодействовать - Бог всегда окажется сильнее его; нам же надлежит с детской простотой доверяться Богу и благим предначертаниям Его. Неверие придает большее значение усилиям, которыми враг силится противиться осуществлению планов Божиих, чем всемогуществу Божию, наметившему Свои планы. Взгляд же веры покоится на могуществе Божием; вот что дает ей силу победы, дарует ей безмятежный мир; она имеет дело с Богом и верностью Божией, вовеки неизменною; она не основывается на мудрствованиях человеческих, на сильных влияниях мира сего, не полагает основания своего на зыбучем песке: она опирается на несокрушимую скалу вечного Слова Божия. Слово это становится святой оградой, безопасным прибежищем веры; что бы ни случилось, верующая душа остается сокрытой в этом тайнике силы. "И умер Иосиф и все братья его и весь род их " Но что же из этого? Могла ли смерть нанести ущерб предначертаниям живого Бога? Конечно, нет. Бог выжидал лишь наступления Своего часа, времени, благоприятного для того, чтобы все ухищрения вражьи обратить в пользу развития планов Своих.

"И восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа. И сказал народу своему: вот, народ сыновей Израилевых многочисленен и сильнее нас. Перехитрим же его, чтобы он не размножался; иначе, когда случится война, соединится и он с нашими неприятелями, и вооружится против нас, и выйдет из земли нашей" (ст. 8-10). Так рассуждает сердце, не наученное принимать Бога в расчет. Невозрожденное сердце не находит нужным считаться с Богом; поэтому, лишь только дело коснется Бога, все его рассуждения обращаются в ничто; вне Бога или независимо от Него планы и расчеты могут казаться вполне разумными, но стоит вступиться в дело Богу, и все безумие обнаружится.

Возможно ли ввиду всего этого так или иначе руководствоваться суждениями, видимая справедливость которых держится только на безусловном исключении Бога? Мыслящий так явно впадает в атеизм. Фараон был способен вполне точно определить ход дел человеческих: приращение народа, вероятность войны, возможность соединения израильтян с неприятелем, их бегство из страны Египетской; с невероятной прозорливостью он мог взвесить все обстоятельства; но ни на минуту не остановился он перед мыслью, что во всем этом могла бы действовать рука Божия. Приди ему на ум эта мысль, и все доводы его разлетелись бы в прах, обнаружилось бы безумие его планов.

Полезно всегда иметь в виду, что мудрствования человеческого неверия непременно исключают Бога; более этого: их правота, их сила основываются единственно на отрицании Бога. Вмешательство Божие наносит смертельный удар всякому скептицизму, всякому неверию. Если до явного проявления действия Божия они еще находят возможность превозноситься, выставлять напоказ свою предусмотрительность, то стоит проявиться малейшему отражению благодатного действия Божия, и тотчас же исчезают облекавшие их одежды, являя всю их духовную наготу.

Что касается царя Египетского, про него с достоверностью можно сказать, что он глубоко заблуждался, не зная ни силы Божией, ни вечных предначертаний Господних. Он не знал, что прежде всех веков, раньше, чем он получил дыхание жизни, Бог неизменным Словом и непреложною клятвою Своей удостоверил полное и славное освобождение того самого народа, который он, фараон, порывался стереть с лица земли. Ничего этого не видел фараон; все мысли, все планы его покоились на незнании великой истины, лежащей в основании всех истин, а именно - истинности существования Бога. В невежестве своем, своей мудростью и силою он надеялся предотвратить умножение народа, о котором Бог, сказал: "Умножая, умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря"; (Быт. 22,17). Вот почему все его планы, вся его мудрость оказались безумием.

В глубокое заблуждение впадает человек, не справляющийся с волей Божией. Рано или поздно Бог даст ему почувствовать всю непреложность Своих намерений; тогда все планы и расчеты его разлетятся в прах. Все, что человек предпринимает независимо от воли Божией, неминуемо рушится. Всякое дело человеческое, каким бы прочным, блестящим, привлекательным оно ни казалось, обречено сделаться добычею смерти, исчезнуть во мраке и безмолвии могилы: таков конец всякой славы, всякого величия человеческого. Печать смерти лежит на челе человека: ни один из его безосновательных планов не устоит. Все же, относящееся к Богу и предначертанное Им, пребывает, напротив, вовек. "Будет имя Его вовеки, доколе пребывает солнце, будет передаваться имя Его" (Пс. 71,17).

Поэтому безумен слабый смертный, восстающий против Предвечного Бога, "устремляющийся против Него с гордою выею" (Иов. 15,26). Царь Египетский не мог слабой своей рукой остановить размножение народа, составлявшего предмет вечных предначертаний Божиих, как он не мог остановить движение морских вод. И вот, когда он поставил над народом "начальников работ, чтобы изнуряли его тяжкими работами" (ст. 11), то "чем более изнуряли его, тем более он умножался" (ст. 12). Так и будет всегда. "Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им" (Пс. 2,4). Вечное посрамление падает на голову всякого человека и дьявола, кто решается противиться Богу, превозноситься перед Ним. Эта уверенность дает сердцу покой среди мира, дышащего злобою на Бога: не будь мы твердо уверены, что "и гнев человеческий обратится во славу Богу", как часто приводили бы нас в уныние обстоятельства и влияния мира сего! Но взоры наши, благодарение Богу, обращены "не на видимое, а на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно" (2 Кор. 4,18). Благодаря этой блаженной уверенности мы можем говорить: "Покорись Господу и надейся на Него. Не ревнуй успевающему в пути своем, человеку лукавнующему" (Пс. 36,7). Как удивительно подтвердились слова эти в рассказе, занимающем нас, как относительно притесняемых, так и относительно притеснителя! Что давало Израилю "видимое"? Гнев фараона, суровых начальников работ, изнурительный труд, безотрадное рабство, глину и кирпичи. А что невидимое возвращало в то же самое время? Вечные предначертания Божий, непреложное обетование Господа, приближающуюся зарю дня, в который Израиль будет спасен Иеговой, подобно "головне из огня". Чудный контраст! Одна лишь вера могла его усвоить; одна лишь вера могла перенести взоры бедного, теснимого отовсюду израильтянина от раскаленной печи египетской на зеленые пажити и роскошные виноградники земли Ханаанской. Одна лишь вера могла видеть людей, притесненных и обремененных тяжким трудом рабов, пользовавшихся особым вниманием, особым благоволением Неба.

Порядок вещей и до наших дней остается тот же: "Мы ходим верою, а не видением" (2 Кор. 5,7); "Еще не открылось, что будем" (1 Иоан. 3,2).

"Водворяясь в теле, мы устранены от Господа" (2 Кор. 5,6). Но фактически, живя в Египте, духом мы уже переносимся в небесный Ханаан. Вера укрепляет сердце в мире невидимом и небесном, возносит его над всем земным, над царством мрака и смерти. Да исполнит нас Господь детской верой, которая пребывает у чистого источника вечной истины и, напоенная потоками воды живой, восстанавливает утомленную душу и дарует человеку новую силу бодро продолжать свой путь к небесной родине.

В последних стихах этой главы мы находим поучение для себя в поступках Шифры и Фуи - женщин, боящихся Бога. Не страшась царского гнева, женщины эти решились не исполнять повеления Фараона; за это Бог "устроил дома их". "Я прославлю прославляющих Меня, а бесславящие Меня будут посрамлены" (1 Цар. 2,30). Да не изгладится пример этот из нашей памяти, дабы мы всегда сообразовывались с волей Божией во всех обстоятельствах жизни!

Эта часть книги Исход полна свидетельства о Божественной истине в трех ее проявлениях: силе сатаны, силе Бога и силе веры.

В последнем стихе предыдущей главы мы читаем: "Тогда Фараон всему народу своему повелел, говоря: всякого новорожденного у Евреев сына бросайте в реку. В этом сказалась сила сатаны. Река должна была сделаться могилой, смертью силился враг разрушить план Божий. Орудия, предназначенные Богом для выполнения его благих предначертаний испокон веков возбуждали к себе злобу змея. Так, в 4-й главе Бытия змей обращает особое внимание на Авеля, избранный сосуд Божий, посредством смерти стараясь устранить его со своего пути. В 37-й гл. Бытия в истории Иосифа снова перед нами открываются действия врага, прилагающего все усилия к тому, чтобы умертвить человека, избранного Богом для исполнения Его планов. Тоже мы видим в истреблении всего "царского племени" (2 Пар. 22), в умерщвлении младенцев Вифлеемских (Матф. 2); в смерти Христа (Матф. 27); во всех этих случаях враг старался смертью прервать течение действий Божиих.

Но, благодарение Богу, существует нечто сильнее смерти. Вся сфера действий Божиих, связанных с делом искупления, выходит за пределы владычества смерти. Когда вся сила сатаны истощается, начинает действовать Бог. Могила составляет конечный предел действий сатаны; затем начинается область действий Божиих. Блаженная истина! Сатана имеет власть над смертью; но Бог есть Бог живых; и Он создает жизнь, над которой смерть уже теряет свою силу, жизнь, посягать на которую сатана уже не может. Этот факт дает сладкое успокоение верующему сердцу и среди царства смерти; без содрогания следит оно за тем, как сатана развертывает перед ним всю свою силу; оно с доверием может ожидать могущественного вмешательства Бога, воскрешающего мертвых. Спокойно смотрит оно на могилу, только что скрывшую любимое им существо, получая из уст Того, Кто есть воскресение и жизнь, верное обетование славного бессмертия. Зная, что Бог неизмеримо сильнее сатаны, оно может в мире ожидать полного проявления державной силы Божией, черпая в ожидании этом победу и мир, присущие ей. Первые стихи этой главы дают нам чудный образец этой силы веры.

"Некто из племени Левиина пошел, и взял себе жену из того племени. Жена зачала и родила сына, и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца. Но не в силах долее скрывать его, взяла корзину из тростника и осмолила ее асфальтом и смолой; и, положивши в нее младенца, поставила в тростник у берега реки. А сестра его стала вдали наблюдать, что с ним будет" (ст. 1-4). С какой бы стороны мы этот факт ни рассматривали, он весьма интересен для нас. Вера, мы видим, побеждает здесь природу и смерть, открывая Богу воскресения простор действий в сфере, присущей Ему, и путем, Ему благоугодным. В том, что младенец оказался в положении, в сущности, угрожавшем его жизни, отразилась, конечно, и явная сила врага. Меч, конечно, пронзил сердце матери при виде любимого сына, обреченного на смерть. Но, если сатане дано было действовать, если плоть скорбела, за темною тучею скрывался Тот, Кто оживляет мертвых, освещая благодатными, живительными лучами обращенный к небу край мрачного облака; и вера не сомневалась в этом. "Верою Моисей, по рождении, три месяца скрываем был родителями своими, ибо видели они, что дитя прекрасно, и не устрашились царского повеления" (Евр. 11,23).

Благородный поступок дочери из племени Левиина заключает в себе святое повеление для нас. Ее "корзинка из тростника, осмоленная асфальтом и смолою", свидетельствовала о том, что она непоколебимо верила, что существовало нечто, что могло защитить этого "прекрасного младенца" от вод потопа Ноя, "проповедника правды". Была ли вообще "корзинка из тростника" лишь выдумкой человеческой, созданной природной предусмотрительностью и изобретательностью матери, лелеявшей в своем сердце дорогую, но казавшуюся столь несбыточной, надежду вырвать свое сокровище из неумолимых рук смерти? Не являлась ли эта "тростниковая корзина" скорее орудием милосердия, созданным верою и предназначенным пронести "прекрасного младенца" невредимым через грозные потоки смерти в убежище, заранее ему уготованное по соизволению Бога живого? Эта дочь из колена Левиина, склонившаяся над младенцем и изготовляющая по вере ларец из тростника, являет собою эмблему веры: дерзновенно возносясь над землей, царством смерти и запустения, вера с зоркостью орла пронизывает своим взором темное облако, окутывающее могилу, и предвидит последствия вечных советов Божиих, которые Иегова беспрепятственно развивает в сфере, куда не может более проникнуть ни одна стрела смерти. Опираясь на Скалу недосягаемую, вера прислушивается к шуму разбивающихся о подножие Скалы волн; и святым торжеством исполняется сердце.

Какую силу могло иметь царское повеление для души, небесно настроенной? Какое значение могло оно иметь для женщины, которая спокойно стояла пред "корзинкою из тростника", бестрепетно смотря в глаза смерти? Дух Святой открывает нам это: "Верою родители Моисея не устрашились царского повеления" (Евр. 11,23). Душа, хотя бы отчасти усвоившая себе, что значит общение с Богом, воскрешающим мертвых, не страшится ничего; присоединяясь к торжествующей речи апостола, она восклицает: "Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Жало же смерти - грех, а сила греха - закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!" (1 Кор. 15). Эти слова она может отнести к мученической смерти Авеля, к Иосифу, брошенному в ров, к Моисею в его тростниковой корзинке, к царскому племени, истребленному рукою Гофолии, к младенцам Вифлеемским, умерщвленным по приказанию жестокого царя Ирода; с особенною уверенностью может она произнести эти слова у гроба Начальника и Совершителя спасения нашего.

Но многие, может быть, не способны понять, каким образом изготовление "корзинки из тростника" могло быть делом веры. Многие, быть может, не способны идти дальше сестры Моисея, которая стояла "вдали, чтоб наблюдать, что с ним будет". В вопросе веры сестра Моисея, очевидно, не была на высоте его матери. И она, конечно, была полна глубокого интереса и нежного сострадания, которыми горели сердца Марии Магдалины и другой Марии, сидевших против гроба (Матф. 27,61). Но в женщине, решившейся доверить своего сына "корзинке", кроме этого глубокого интереса, этого нежного сострадания, было еще нечто высшее, нечто небесное. Она, правда, не стояла вдали, чтобы наблюдать, что было с ее ребенком, и, как это часто случается, нравственная высота ее веры могла показаться равнодушием; то было, однако, не равнодушие, а истинное величие, высокий уровень ее веры. Если ее материнская, природная любовь не могла удержать ее у двери гроба, сила веры возлагала на мать Моисея исполнение в присутствии Бога дела, неизмеримо высшего; ее вера должна была предоставить простор действиям Божиим; и Бог не замедлил проявить Свою силу.

"И вышла дочь Фараонова на реку мыться; а прислужницы ее ходили по берегу реки. Она увидела корзинку среди тростника, и послала рабыню свою взять ее. Открыла, и увидела младенца; и вот дитя плачет; и сжалилась над ним и сказала: это из еврейских детей" (ст. 5-6). Тихие звуки божественного ответа начинают уже долетать до слуха веры. Рука Божия начинает действовать. Пусть это вызывает насмешливую улыбку рационалиста, скептика, атеиста; вера также улыбается, но улыбка ее совершенно иная. Смех первых - смех презрения, которым они встречают мысль об очевидном вмешательстве Божием в столь незначительное обстоятельство, как прогулка царской дочери; улыбка веры - улыбка блаженная: она вызвана мыслью, что Бог принимает участие во всем, что ни случается в мире. И если в чем-либо очевидно сказалось вмешательство Божие, то, конечно, это в прогулке дочери фараоновой, хотя последняя нимало и не подозревала этого сама.

Открывать следы Божественного вмешательства в обстоятельства и события, в которых поверхностный наблюдатель не видит ничего, кроме слепого случая и жестокой судьбы, - одно из отраднейших занятий возрожденной души. Случается, что самое незначительное обстоятельство становится важным звеном в цепи событий, которыми Всемогущий содействует осуществлению великих Своих планов. Так, например, в Есф. 6,1, вы читаете, что один языческий царь страдал однажды бессонницей, - факт совершенно заурядный, как для него, так и для многих людей вообще; и однако это самое обстоятельство делается звеном длинной цепи намеченных Божиим Промыслом обстоятельств, ведущих к чудесному избавлению порабощенного потомства Израиля. То же можно утверждать и по отношению к дочери фараоновой, вышедшей на прогулку на берег реки. Она и не помышляла, что окажет содействие осуществлению плана Иеговы, Бога Израилева. Ей и в голову не могло прийти, что ребенок, который лежал в корзинке из тростника, был избранным орудием Божиим; что, по предопределению Бога, ему дано будет потрясти государственные основы Египетского царства! Однако это было именно так. Всемогущий силен как "гнев человеческий обратить во славу Себе", так и "укротить остаток гнева" (Пс. 75,11). "И сказала сестра его дочери Фараоновой: не сходить ли мне и не позвать ли к тебе кормилицу из Евреянок, чтобы она вскормила тебе младенца? Дочь Фараонова сказала ей: сходи. Девица пошла и призвала мать младенца. Дочь Фараонова сказала ей: возьми младенца сего, и вскорми его мне; я дам тебе плату. Женщина взяла младенца и кормила его. И вырос младенец, и она привела его к дочери Фараоновой, и он был у нее вместо сына, и нарекла ему имя: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его" (ст. 7-10). Так была вознаграждена вера матери Моисея: сатана посрамлен, чудная мудрость Божия явлена. Кто мог предвидеть, что тот, кто сказал: "Если будет сын, то умерщвляйте его", и еще "всякого новорожденного у Евреев сына бросайте в реку", воспитает при своем дворе одного из этих сыновей? И какого сына! Злоба сатаны обратилась на его же голову; фараона же, которого он намеревался сделать орудием для разрушения планов Божиих, Бог употребил для того, чтобы вырастить и воспитать Моисея; Моисей же должен был сделаться орудием Божиим для сокрушения могущества сатаны. Действительно "дивны судьбы Его, велика премудрость Его!" (Ис. 28,29). Отдадимся же с большею доверчивостью в руки Его! Тогда путь наш сделается светлым, и свидетельство наше - успешным.

При изучении жизни Моисея необходимо принимать в расчет две стороны его характера - характер личный и характер прообразный.

Личность Моисея представляет собою много поучительного для нас. Богу пришлось не только избрать Моисея, но также теми и другими средствами воспитывать его в течение долгого периода, включавшего в себя целые восемьдесят лет: первые сорок лет - в доме дочери фараоновой, вторые - "далеко в пустыне" (гл. 3,1). Наш ограниченный ум не может понять, почему Богу понадобилось целых восемьдесят лет для воспитания служителя Божия; но мысли Божий - не наши мысли. Бог знал, что именно столько времени было необходимо для подготовки к делу служения избранного Им сосуда. Если Бог берется кого-либо воспитывать, Он сообразуется со Своими требованиями и со святыми задачами поручаемого избраннику дела. Неопытным служителям Бог работы не поручает. Служителю Божию надлежит научиться многому, быть испытанному во всех отношениях, выдержать различные виды внутренней борьбы раньше, чем он делается действительно способным выступить на общественное поприще. Плоти это ненавистно: она предпочла бы действовать, а не поучаться в безмолвии; насколько ее влечет к себе слава человеческая, настолько же дисциплина Божия страшит ее. Но мы обязательно должны следовать по пути Божию. Напрасно будет плоть порываться действовать; Бог этого не желает: плоть должна быть разбита, уничтожена, отстранена, ей надлежит умереть. Если она горит желанием действовать, Бог, по верности и неизреченной мудрости Своей, направит обстоятельства так, что полное смятение, постыдное посрамление будет результатом этой деятельности плоти. Бог знает, как следует обращаться с плотью; Он знает, в какие рамки она должна быть заключена, где необходимо сдержать ее порывы. Насколько важно для нас войти в мысли Божий относительно нашего "я" и всего, стоящего в связи с нашей личной жизнью! Этим мы избежим многих заблуждений; наше хождение сделается твердым и возвышенным, наше настроение - мирным, наше служение Богу - успешным.

"Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим, сынам Израилевым, и увидел тяжкие работы их; и увидел, что Египтянин бьет одного Еврея из братьев его. Посмотревши туда и сюда, и видя, что нет никого, он убил Египтянина, и скрыл его в песке" (ст. 11-12). Поступок этот доказал ревностное желание Моисея прийти на помощь братьям его; но он имел ревность "не по рассуждению" (Рим. 10,2). Время, намеченное Богом для суда над Египтом и для освобождения Израиля, еще не наступило; мудрый служитель Божий всегда выжидает времен Божиих. "И научен был Моисей всей мудрости Египетской, и был силен в словах и делах"; и вот: "Он думает, поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение" (Деян. 7,22-28). Да, он действительно так думал. Но Моисей вступился за братьев своих преждевременно; неудивительно поэтому, что и падение было близко (А) и не только было неизбежно падение: подобная поспешность влечет за собой также неуверенность в действиях, отсутствие мира и святой беспристрастности при выполнении дела, начатого раньше срока, назначенного Богом. "Моисей посмотрел туда и сюда." Действуя с Богом и для Бога, всецело сообразуясь с мыслями Божьими, человек никогда не будет со страхом озираться кругом. Если бы час Божий настал и совесть Моисея свидетельствовала ему, что Бог поручает ему совершить суд над египтянином, если б он был уверен, что Бог с ним, он, конечно, не смотрел бы туда и сюда.

Поступок Моисея служит поучением для всякого служителя Божия. Им управляло два чувства: страх пред гневом человеческим и желание заслужить человеческое благоволение. Истинному служителю Божию должно быть безразлично, как к нему относятся люди. Какое значение имеет гнев или расположение простого смертного для того, кто облечен силою свыше на совершение подвига, кто живет в присутствии Божием? Для такого человека все земное имеет значение меньше, чем пылинка, попавшая на чашку весов. "Вот Я повелеваю тебе: будь тверд и мужественен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобой Господь Бог твой везде, куда ни пойдешь." (1 И.Нав. 1.9). "А ты препояшь чресла твои, и встань и скажи им все, что Я повелю тебе: не малодушествуй пред ними, чтоб Я не поразил тебя в глазах их. И вот, Я поставил тебя ныне укрепленным городом, и железным столбом, и медною стеною на всей этой земле, против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли сей. Они будут ратовать против тебя; но не превозмогут тебя; ибо Я с тобою, говорит Господь, чтоб избавлять тебя" (Иер. 1,17-19).

Став на эту высоту, служитель Христов не озирается больше по сторонам, не "смотрит туда и сюда"; он сообразуется с Божественной мудростью, заповедующей так: "Глаза твои пусть прямо смотрят, и ресницы твои да направлены будут прямо пред тобою" (Притч. 4,25). Божественная мудрость заповедает нам всегда поднимать наш взор к небесам и неуклонно взирать вперед. Если мы озираемся по сторонам, будь то из страха пред гневом человеческим или из желания приобрести расположение смертного, - все равно, - будем уверены, что нами управляют личные соображения; что мы отступаем от дела Божия: мы не имеем уверенности, что исполняемое нами дело поручено нам авторитетом Божиим, что мы совершаем его в присутствии Самого Бога, - два условия, без которых труд наш не может быть успешен. Великое множество людей, одни по неведению, другие по излишней самонадеянности, вступают, однако, в сферу деятельности, которой Бог для них вовсе не предназначил и для которой, естественно, они не были Им подготовлены; случается также, что люди эти являют подчас беспримерное хладнокровие, удивительное самообладание, повергающее в изумление всех, кто близко и беспристрастно может судить об их дарованиях и истинных достоинствах. Но вскоре эта привлекательная внешность уступает место действительности, нимало не противореча общему правилу, доказывающему, что никто не избавит человека от необходимости в сомнении и страхе озираться по сторонам, ничто, кроме уверенности, что дело ему поручено Самим Богом, что Бог пребывает с ним. Лишь при наличии этих двух условий человек совершенно освобождается от всех влияний человеческих, делается независимым от окружающих. Служение людям требует, безусловно, независимости от них; но кто сознает свое истинное положение пред Богом, тот умеет унизить себя, смиренно умывая ноги братьям своим.

Отвращая наш взгляд от человека и сосредоточивая его на едином верном и совершенном Служителе, мы никогда не замечаем, чтоб Он "смотрел туда и сюда" по очень простой причине: глаза Его никогда не останавливались на людях, покоясь всегда на Боге. Не страшась гнева человеческого, Он не искал и благоволения в очах людей. Никогда не открывал Он уст Своих с целью встретить одобрение окружающих; никогда не молчал, опасаясь их порицания: вот почему печать духовной высоты, святой твердости духа лежала на всяком слове, на всяком действии Его. К Нему лишь одному вполне применимо слово: "Лист его не вянет, и во всем, что он ни делает, успеет" (Пс. 1,3). Все, что Он ни совершал, совершал Он успешно, потому что Он все делал для Бога. Все Его поступки, все Его слова, движения, взоры, все мысли Его - все это, вместе взятое, представляло собою совокупность чудных плодов, вид которых радовал сердце Господа, благоухание которых возносилось к Нему. Никогда не приходилось Ему сомневаться в успешном окончании Своего дела, потому что он всегда действовал с Богом и для славы Его, во всем сообразуясь с волей Божией. Никогда Его личная воля, как бы божественно совершенна она ни была, не примешивалась к Его человеческим действиям на земле. Он мог сказать: "Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца" (Иоанн. 6,38). Поэтому Он и приносил плод Свой "во время свое". Он всегда делал угодное Богу (Иоанн. 8, 29), поэтому Ему никогда не приходилось чего-либо "страшиться", в чем-либо "раскаиваться" или неуверенно озираться по сторонам, "смотря туда и сюда".

В этом, как и во всех остальных случаях, благословенный Учитель являет Собою поразительный контраст с самыми верными, самыми выдающимися служителями Своими. Даже Моисею приходилось бояться; апостол Павел готов был пожалеть о своем поступке; (Исх. 2,14; 2 Кор. 7,8). Господу Иисусу ни бояться, ни раскаиваться никогда не случалось; Ему никогда не приходилось отступать назад, отрекаться от Своих слов или исправлять Свои мысли. Все в Нем дышало совершенством; все являло собою плод, принесенный "во время свое". Безмятежно, неуклонно неслось вперед течение Его жизни -святой, небесной. Воля Его вполне подчинялась воле Отца. Заблуждение свойственно самым лучшим, самым добросовестным из смертных; чем более, однако, мы научимся с помощью Божией умерщвлять нашу собственную волю, тем менее рискуем мы впадать в заблуждения. Блажен человек, идущий по стезям веры, по стезям искреннего и полного подчинения Христу!

Муж веры, Моисей, питался, проникался духом своего Учителя с необыкновенной твердостью, с поразительным постоянством следуя стопам Его. Правда, он сорока годами раньше определенного Богом срока пытался произвести суд над Египтом и освободить Израиль; во вдохновенном перечне, оставленном нам в Евр. 11, это заблуждение Моисея, однако, в расчет не принято: там выдвигается вперед лишь Божественный принцип, на котором зиждется все земное хождение Моисея. "Верою Моисей, пришедши в возраст, отказался называться сыном дочери Фараоновой; и лучше хотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное, греховное наслаждение; и поношение Христово почел большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища. Ибо он взирал на воздаяние. Верою он оставил Египет, не убоявшись гнева царского, ибо он, как бы видя Невидимого, был тверд" (Евр. 11,24-27).

Слова эти характеризуют с самой лучшей стороны хождение Моисея пред Богом. В таком именно свете являет обыкновенно Дух Святой ветхозаветных святых. Когда Дух дает жизнеописание человека, Он нам представляет его таким, как он есть, со всеми его заблуждениями и несовершенствами; но, характеризуя то же жизнеописание в Новом Завете, Дух Божий ограничивается только указаниями истинного принципа и конечного результата жизни этого человека. Так, хотя в книге Исход упоминается о том, что "Моисей посмотрел туда и сюда" из страха человеческого; что он "испугался и сказал: верно узнали об этом деле", что в конце концов Моисей даже убежал от фараона, в Послании к евреям мы, однако, читаем, что все, что Моисей делал, он делал верою, что он "не убоялся гнева царского", что он пребыл "тверд, как бы видя Невидимого".

Так будет и в тот день, когда придет Господь, "Который осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога" (1 Кор. 4.5). Утешительная, безмерно драгоценная истина для всякой искренней души, для всякого преданного Богу сердца! В сердце может быть много благих намерений, которые по тем или другим причинам рука наша не может привести в исполнение; все эти намерения обнаружатся, когда Господь придет. Благодарение Богу, даровавшему нам эту уверенность! Тайные намерения любви, преисполняющие преданное Богу сердце, несравненно драгоценнее в очах Господних, чем видимые дела, какими бы совершенными они ни были. Последние могут совершаться на виду у людей, могут заставить говорить о себе; первые радуют лишь сердце Иисуса и обнаружатся пред Богом и ангелами Его. О, если б сердца всех служителей Христовых были заняты исключительно прославлением своего Властелина, если б взоры их были неотступно устремлены на день возвращения Его!

Вникая в жизнь Моисея, мы видим, что вера повела его по пути, совершенно противоположному природным влечениям плоти, заставляя Моисея не только пренебречь всеми мирскими утехами, всеми преимуществами двора фараонова, но и отказаться от обширного поля деятельности, открывавшегося пред ним. Человеческий разум направил бы его совсем иначе; он побудил бы его воспользоваться своим влиянием при дворе во благо народу Божию, действовать в пользу этого народа, вместо того, чтоб страдать вместе с ним. По человеческому рассуждению, Промысел Божий, казалось, открывал перед Моисеем необыкновенно обширное, необыкновенно важное поле деятельности; и на самом деле, не поставила ли рука Божия Моисея в исключительно благоприятные условия? Благодаря чудесному вмешательству Божию и непостижимому сплетению обстоятельств, каждое из которых являло присутствие десницы Всемогущего и предвидеть которые не могла никакая прозорливость человеческая, дочь фараонова сделалась орудием спасения Моисея из воды; она вскормила и воспитала его; в ее доме научился он мудрости египетской и жил там, пока ему не "исполнилось сорок лет" (Деян. 7,23). Очевидно, что отречение Моисея при этих условиях от высокого, почетного положения, отведенного ему при дворе фараоновом, и влияния, с ним связанного, имело вид излишнего, неуместного рвения.

Так рассуждает наша ослепленная плоть; но вера мыслила иначе: плоть и вера постоянно враждуют между собою. Мнения их никогда не сходятся; меньше же всего сходятся они в понимании вопроса о так называемом "указании свыше". Плоть всегда будет искать в этих указаниях поощрения к следованию своим влечениям, тогда как вера открывает в каждом из них повод к самоотречению. Иона мог видеть во встрече с кораблем, отправлявшимся в Фарсис, явное указание Промысла Божия; на самом деле это являлось лишь дверью, которой пророк воспользовался, чтобы сойти с пути послушания Богу.

Конечно, христианину дано преимущество видеть во всем руку Отца и всегда слышать голос Его; но он не должен руководствоваться обстоятельствами. Христианин, сообразующийся с течением обстоятельств, подобен кораблю, пускающемуся в море без компаса и руля; он неизбежно делается игрушкою волн и ветра. Господь дает своему чаду обетование: "Око Мое над тобою" (Пс. 31.8), а также и предостережение: "Не будьте, как конь, как лошак несмысленный, которых челюсти нужно обуздать уздою и удилами, чтобы они покорялись тебе" (Пс. 31.9) Несравненно блаженнее для нас быть водимыми оком Отца нашего, чем уздою и удилами обстоятельств; мы знаем также, как часто выражение "Указание свыше" употребляется в обыденной жизни в смысле влияния обстоятельств.

Сила веры проявляется именно в том, что человек постоянно отказывается и удаляется от подобных мнимых "указаний свыше". Так было и с Моисеем. "Верою он отказался называться сыном дочери Фараоновой", "верою оставил он Египет". Если б он судил по внешности, он смотрел бы на почести, предлагаемые ему, как на видимый дар Промысла Божия, и остался бы при дворе фараона, где, казалось, рука Божия открывала ему широкое поле деятельности. Но, живя верою, а не видением, он отказался от всего. Какой благородный пример для каждого из нас!

И, заметьте, что "большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища", Моисей почел не только поношение ради Христа, но "поношение Христово". "Злословия злословящих Тебя падают на Меня" (Пс. 68,10). Господь вполне отождествлялся с народом Своим. Оставляя недра Отчий, совлекая с Себя присущую Ему славу, сошел Он с неба; Он стал на место народа Своего; Он взял на Себя грехи мира и за них понес наказание на кресте. Такова была Его добровольная жертва; Он не ограничился тем, что действовал за нас, но отождествил Себя с нами, таким путем избавляя нас от всего, что могло свидетельствовать против нас.

Таким образом, мы видим, до какой степени Моисей своим сочувственным отношением к народу Божию входил в мысли и чувства Христовы. Живя среди всей роскоши, всего блеска и славы дома фараонова, среди всевозможных "греховных наслаждений" и "сокровищ египетских", он имел полную возможность пользоваться всем этим; мог жить и умереть в изобилии, пользуясь с начала до конца своего жизненного пути благоволением царским; но это не значило бы жить "по вере", сообразовываться со страданиями Христовыми. С высоты положения, которое он занимал, Моисей видел своих братьев, падавших под тяжким бременем возложенного на них труда; верою он понял, что ему надлежало быть с ними. Да, с ними в их поношении, с ними в их рабстве, их печалях, их унижении! Будь Моисей движим одним только чувством сердечного участия, филантропии или патриотизма, он употребил бы все свое личное влияние при дворе в пользу своих братьев; ему удалось бы даже, может быть, уговорить фараона облегчить труд, которым он их обременял; удалось бы улучшить их тяжелое положение, склонив фараона на уступки; но не такой путь избирает сердце, живущее общением со Христом; подобные полумеры не удовлетворяют его. Не удовлетворился ими и Моисей. И вот, следуя неудержимому влечению сердца, он отдал всего себя: телом, душой и духом устремился он на подмогу своим угнетенным братьям, предпочитая "страдать с народом Божиим". Действуя так, - и это особенно важно - Моисей действовал "по вере".

Взвесь все это, дорогой читатель; мы не должны довольствоваться желанием добра народу Божию, желанием действовать в его пользу или располагать к нему сердца людей, мы призваны всецело отождествляться с ним, какие бы преследования, какое бы презрение ни выпадали на его долю. Великодушное и любящее сердце находит, правда, некоторое удовлетворение, открыто заступаясь за христианство, но это еще не значит отождествляться с христианами и страдать со Христом. Быть покровителем и быть мучеником - не одно и то же; разница между этими двумя положениями проведена во всех книгах Священного Писания. Богобоязненный Авдий оказал заступничество свидетелям Божиим (3 Цар. 18, 3-4). Илия был настолько расположен к Даниилу, что провел ради него без сна целую ночь; но сам Даниил эту же самую ночь провел в качестве свидетеля истины во рву львином (Дан. 6,18). Никодим решился вступиться за Христа, но более основательное познание Учителя заставило бы его отождествиться с Ним.

Все это имеет важное практическое значение в приложении к нашей жизни. Господь Иисус не имеет нужды в покровителях; Он ищет Себе соратников. Нам открыта истина о Нем не для того, чтобы мы делались ее заступниками на земле, но чтобы пребывали в общении с Ним, сущим на небесах. Ценою всего, что только могла придумать Его любовь, Он отождествился с нами. Это вовсе не вменялось Ему в обязанность; Он мог бы никогда не покидать "недр Отчих"; но в таком случае каким образом достиг бы нас, погибших и достойных мук ада грешников, могучий поток Божественной любви, заливавший Его сердце? Отождествление Его с нами могло совершиться лишь при условии полнейшего самоотвержения с Его стороны. Да будет благословенно вовеки святое имя Его. Он добровольно отрекся от всего. "Он дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония, и очистить Себя народ особенный, ревностный к добрым делам" (Тит. 2,14). Он не захотел один наслаждаться славою Своею; Его исполненное любви сердце жаждало сделать "многих сыновей" участниками этой славы. "Отче! - говорил Он, - которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира" (Иоан. 17,24). Вот каковы были мысли Христа относительно народа Его; и мы видели, насколько Моисей всем сердцем своим разделял эти мысли. Глубоко проникнутый духом своего Учителя, он проявил дух этот в добровольном отречении от своей собственной личности и в полном отождествлении себя с народом Божиим. В следующей главе мы остановимся на особенностях личного характера и на делах этого великого служителя Божия; здесь мы рассматриваем его как прообраз Господа Иисуса. Согласно словам Втор. 18,15: "Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой - его слушайте" (сравн. Деян. 7,37). Моисей представляет собою прообраз Христа. Усматривая в Моисее прообраз Христа, мы, следовательно, не руководствуемся мыслями человеческими, а придерживаемся ясно выраженного и для нас преднамеренно оставленного учения Священного Писания, которое в последних стихах 2-й главы книги Исход представляет нам две стороны этого прообраза: прежде всего (Исх. 2,14; Деян. 7,27-28) его отвержение Израилем; затем его союз с дочерью священника Мадиамского, Сепфорою (ст. 21-22). Оба эти обстоятельства уже были нами затронуты в истории Иосифа, который, по отвержении его братьями, женился на египтянке. Отвержение Христа Израилем и его союз с Церковью прообразно представлены как в истории Иосифа, так и в истории Моисея; но изображены эти факты с двух разных сторон. В истории Иосифа прорывается наружу несомненно враждебное отношение к его личности; в истории Моисея дело идет скорее об отвержении взятого им на себя дела. Об Иосифе написано: "Возненавидели его и не могли говорить с ним дружелюбно." Моисею же говорили: "Кто поставил тебя судъею и начальником над нами?" Первый, одним словом, был ненавидим личной ненавистью; второй - открыто отвержен.

То же относится и к изображению великой тайны Церкви в жизни этих двух ветхозаветных святых. Асенефа представляет собою совершенно иной фазис Церкви, нежели Сепфора. Асенефа вступает в брачный союз с Иосифом во время его славного возвышения, Сепфора же разделяет с Моисеем все трудности его уединенной жизни в пустыне (сравн. Быт. 41,41-45 с Исх. 2,15; 3,1). Как Иосиф, так и Моисей - оба были отвержены братьями своими в эпоху их вступления в союз с дочерьми земли чужой; но первый был в то время правителем страны Египетской, второй же пас стада в "далекой пустыне".

Рассматриваем ли мы Христа, явленного в славе, или же скрытого взору мира, Церковь в обоих случаях остается тесно связанной с Ним. И подобно тому, как мир не видит теперь Его Самого, он не может понять тайну и тела Его, составляющего одно с Ним. "Мир потому не знает нас, что не познал Его" (1 Иоан. 3,1). Вскоре Христос явится во славе Своей, и Церковь явится с Ним. "Когда же явится Христос, жизнь наша, тогда и вы явитесь с Ним, во славе" (Кол 3,4); и еще: "Славу, которую Ты дал Мне, Я дал им; да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня" (Иоан. 17,22-23). [В Иоан 17,21-23, идет речь о двух видах единства. Ответственность за соблюдение первого рода единства была возложена на Церковь, нимало ее не оправдавшую. Второе единство соблюдается Самим Богом и будет Им непременно явлено в день славы. Внимательно перечитывая эти слова Священного Писания, читатель легко убедится в этой разнице как относительно характера, так и относительно последствий этих двух видов единства.]

Таково высокое и святое положение Церкви. Она составляет одно с Тем, Который отвержен миром, но занимает в то же время престол величия на небесах. Пострадав на кресте, Господь Иисус сделался поручителем ее, дабы она могла разделить с Ним как унижение, так и грядущую славу. Да проникнутся все, входящие в состав столь славного сонма, более глубоким сознанием разумного служения, приличествующего им, и характера, в который им следует облечься здесь, на земле. С какой горячностью, с какой энергией отозвались бы тогда все дети Божий на любовь, которой Бог возлюбил их; с какой благодарностью встретили бы они спасение, им дарованное, приняли бы высокое звание, в которое Богу угодно было облечь их! Поведение христианина должно всегда являться естественным последствием высокого положения чада Божия, это положение не должно сводиться к вынужденным обетам и действиям, согласным с законом Божиим. Поведение должно быть естественным плодом определенного, осуществленного верою положения, но никак не плодом личных усилий человека для достижения этого положения "делами закона". Все истинно верующие суть часть Невесты Христовой; поэтому их сердца должны гореть ко Христу любовью, присущей данному положению. Это отношение не основано на чувствах, напротив: чувства проистекают из существующего уже положения. Да проявится это, Господи, во всем возлюбленном народе Твоем, искупленном Твоею Кровию!

Займемся теперь снова личной жизнью Моисея, и прежде всего остановимся на знаменательном периоде его существования, проведенном в уединении, периоде, включившем в себя не менее сорока лучших, если можно так выразиться, лет его жизненного пути. По великой благости, мудрости и верности Своей Господь отделил Своего избранного служителя от среды, окружавшей его, увлек его в пустыню, чтобы там, вдали от взоров и мыслей человеческих, непосредственно влиять на него. Моисей нуждался в этом. Он провел уже, правда, сорок лет в доме фараона; но хотя пребывание при дворе фараона и принесло Моисею несомненную пользу, но что было все это в сравнении с тем, чему он научился в пустыне? Его присутствие в доме фараона могло оказаться полезным для него; пребывание же в пустыне было просто необходимо. Ничто не может сравниться с тайным общением с Богом, с воспитанием, полученным в Его школе и под Его руководством. Вся мудрость Египетская не могла сделать Моисея способным к служению, к которому он предназначался. Он мог добиться блестящих успехов в школах египетских, вынести из них драгоценные познания, прославиться затем выдающейся литературной деятельностью; все это могло исполнить его сердце гордостью и тщеславием. Он мог быть награжден всеми учеными степенями и в то же время нуждаться в изучении азбучных истин школы Божией. Потому что мудрость и наука человеческая, как бы они сами по себе ценны ни были, не могут ни одного человека сделать служителем Божьим, не могут сообщить кому бы то ни было качества, необходимые для Божественного служения. Благодаря им невозрожденный человек может выдвинуться в глазах людей; но человек, которого Богу благоугодно иметь в своем распоряжении, должен обладать особенными качествами, приобретаемыми лишь в тихом уединении пред лицом Божиим.

Все служители Божий должны были на опыте убедиться в справедливости изложенной нами истины; Моисей - на Хориве, Илия - у потока Хорафа, Иезекииль - у реки Ховары, апостол Павел - в Аравии, Иоанн - на острове Патмос. Все они служат замечательными примерами громадного значения уединения с Богом. Перенося же наш взгляд на Божественного Служителя, мы видим, что Он провел в уединении в десять раз больше времени, чем на общественном служении. Обладавший всеми сокровищами разума и ведения, безусловно умевший управлять Своей волей, Он провел, однако, тридцать лет в скромном доме бедного назаретского плотника, прежде чем приступил к общественному служению. Но и по вступлении Его на общественное поприще, как мы видим, Он часто удалялся далеко от взоров человеческих, ища услады в тихом и благоговейном общении с Богом.

Но как же возможно в таком случае, спросят, быть может, многие, пополнить чувствительный пробел в рядах работников Божиих, если каждый из них нуждается в столь продолжительной подготовке наедине с Богом? Это не наше дело: это дело Учителя; Он силен найти работников; Он же умеет и воспитать их. Это не дело человеческое. Один Бог может выдвигать и готовить служителей; и если Он воспитывает такого человека столь долгое время, значит, Он находит это необходимым, потому что мы знаем, что, если б такова была воля Его, Он мог бы в один миг совершить все это дело. Одно очевидно: всех своих служителей Бог долгое время держит наедине с Собою, иной раз до, иной раз после их вступления на общественную деятельность; без этой дисциплины, без тайной подготовки этой мы навсегда останемся бесплодными и поверхностными теоретиками. Тот, кто вступает на общественное служение, предварительно не взвесив себя на весах святилища, не испытав самого себя в присутствии Божием, подобен кораблю, поднимающему паруса, но забывшему взять надлежащий балласт; при первом порыве ветра такой корабль ожидает гибель. В человеке же, прошедшем различные классы школы Божией, напротив чувствуются глубина, солидность, постоянство - качества, неразделимые с характером истинного служителя Божия. Поэтому, видя Моисея по достижении им сорокалетнего возраста отрезанным от всех почестей, от всей придворной роскоши, и уведенным на целые сорок лет в уединение пустыни, мы невольно ожидаем от него из ряда вон выходящего подвига. И мы не разочаровываемся! Тот человек, которого воспитывает Бог, только он может почитаться воспитанным, и никто иной. Недоступно человеку приготовить оружие для служения Богу, ибо рука человеческая не обладает способностью приготовлять сосуды, "благопотребные Владыке" (2 Тим. 2,21). Бог, который употребляет в дело сосуд, только Он один может совершить это. Здесь мы имеем чудный пример способа его приготовления. Итак, "Моисей пас овец у Иофора, тестя своего, священника Мадиамского. Однажды провел он стадо далеко в пустыню, и пришел к горе Божией, Хориву" (гл. 3,1) Какая существенная перемена произошла в жизни Моисея! В Быт. 46,34 мы видели, что "мерзость для египтян всякий пастух овец". И что же? Моисей, "наученный всей мудрости Египетской", от двора царя Египетского перенесен теперь в пустыню; там, у дальней горы, пасет он стада овец, там ожидает его и школа Божия. Это, конечно, выходило за пределы человеческого понимания (2 Цар. 7,19), противоречило естественному ходу обстоятельств; это был путь, непонятный для плоти и крови. Моисей постиг всю глубину мудрости египетской, воспользовался редкими преимуществами, которые в этом отношении дал ему двор; казалось бы, образование его было блестяще закончено. Не естественно ли было ожидать встретить в столь благоприятно выглядящем человеке не только солидное, разностороннее образование, но и особенную утонченность приемов, обращающую в легкую задачу какое бы то ни было призвание? Разум человеческий отказывается понять, как человек, столь богато одаренный, столь образованный, может быть призван оставить высокое положение свое, чтоб идти пасти в глуши, за горою, стада овец; взяться за занятие, разбивавшее в прах всю его гордость, всю его славу, доказывающее всем и каждому, как мало цены имеют преимущества человеческие в глазах Божиих; более того, занятие, доказывавшее, что все они, "как сор" в глазах Бога и в глазах всех, побывавших в Его школе (Фил. 3,8).

Существует великая разница между учением человеческим и учением Божественным: первое задается целью облагородить и возвысить плоть, второе начинает с того, что "иссушает" и отстраняет эту плоть (Ис. 40,6-8; 1 Петр. 1,24). Напрасно вы будете прилагать все усилия к тому, чтобы облагородить, воспитать плотского человека; никогда не сделать вам из него человека духовного. "Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух" (Иоанн. 3,6). "Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно" (1 Кор. 2,14). Если какой-либо плотской человек мог надеяться совершать служение Богу, это был, конечно, Моисей: он был "велик", был "учен", был "силен в словах и делах", (Деян. 7,22) и тем не менее в далекой пустыне ему пришлось учиться тому, чего ему не могли дать никакие школы египетские. Апостол Павел в Аравии научился несравненно большему, чем у ног Гамалиила. [Да не подумает читатель, что, говоря так, мы руководствуемся желанием обесценить в каком бы то ни было отношении истинно полезное образование, оспаривать необходимость посильного развития умственных способностей. Не таково наше намерение. Всякий отец пусть позаботится сообщить уму своего ребенка все полезные знания; пусть научит его всему, что может впоследствии найти применение в служении Небесному Учителю. Но да остережется он обременять его изучением чего-либо, что ему придется отложить в сторону при вступлении в христианскую жизнь; да остережется он вводить его с образовательной целью в область, выйти из которой умственно свежим и чистым нельзя; насколько безумно было бы запереть своего сына на десять лет в рудник с целью доставить ему ясное представление о свете и тенях, настолько же безрассудно было бы посвящать его ум во все тайны безбожной мифологии, чтоб сделать его способным понимать слова Божий или подготовить его достойно пасти стадо Христово.] Нет учителя, подобного Богу, и необходимо, чтобы все, желающие учиться у Него, оставались наедине с Ним. Именно в пустыне преподаны были Моисею познания самые драгоценные, самые глубокие, самые существенные и прочные; туда, в пустыню, должен также идти всякий, желающий получить надлежащую подготовку для служения Богу.

И тебе, дорогой читатель, да даст Господь испытать на личном опыте, что значит пребывать "далеко в пустыне", на том святом месте, где плоть повержена в прах, где возвеличен Один Бог. Там получают себе верную оценку люди и вещи, мир и мое собственное "я", обстоятельства и влияния мирские. Там и нигде более найдете вы священные весы, божественно точные и правильно взвешивающие как все, что внутри вас, так и все, вас окружающее. Там все является в истинном свете; там нет ложных прикрас, там молчат тщеславные притязания. Враг души человеческой лишен там власти придавать мнимый блеск окружающему. Там все действительность; сердце там получает верное суждение обо всем; возносясь над землею, оно освобождается от влияния лихорадочной деятельности мира сего. Ошеломляющий шум, беспокойство и смятение Египта не достигают этого места; отсутствует там и суета торгового и денежного мира; тщеславию нет туда доступа; стремление стяжать преходящие лавры мира сего, жажда золота там неведомы. Глаза не омрачены горькою завистью; сердце не превозносится гордостью; похвалы человеческие, порицания людские теряют всякое значение. Одним словом, отстранено все, кроме тишины и света присутствия Божия; среди полного безмолвия там звучит голос Бога; сердце наслаждается светом, проникается мыслями Его. Таково место, куда должны бежать все, желающие трудиться с пользою. Да познает же всякий, призванный вступать на поприще общественного служения, что значит дышать атмосферой этого святого места. Это уменьшило бы число бесплодных усилий угодить Богу, сделало бы служение Господу более действенным, во славу Христа.

Посмотрим теперь, что видел и слышал Моисей "далеко в пустыне". Как мы уже сказали, там он научился истинам, далеко превосходящим разум величайших египетских мудрецов. Уму человеческому может казаться, что такой человек, как Моисей, лишь терял время, оставаясь сорок лет в пустыне, где пас стада овец. Но в пустыне Моисей был с Богом; время же, проведенное с Богом, никогда не теряется даром. Каждому из нас полезно дать себе отчет, что для служителя Христова существует нечто более важное, чем его деятельность. Человек, находящийся постоянно в действии, рискует действовать слишком много. Такой человек должен внимательно поразмыслить о знаменательном изречении единого совершенного Служителя: "Господь Бог дал Мне язык мудрых, чтоб Я мог словом подкреплять изнемогающего; каждое утро Он пробуждает, пробуждает ухо Мое, чтоб Я слушал, подобно учащимся" (Ис. 50,4). Служитель Божий должен "прислушиваться" к голосу Божию, - это важная часть его служения; ему надлежит постоянно пребывать в тишине пред лицом Божиим, дабы знать, какое дело ему поручается. Ухо и язык тесно связаны между собою, и если при решении духовных и нравственных вопросов ухо остается закрытым, язык же не связан, человек легко может произносить много безрассудных слов. "Итак, братья мои, возлюбленные, всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова" (Иак. 1,19). Это столь умное увещание основано на двух фактах: прежде всего на том, что всякое даяние благое даруется нам свыше, а затем на том, что сердца наши всегда исполнены зла, готового вырваться наружу. Поэтому ухо да будет открыто для слышания, язык же обуздан; редкая, чудная, наука! - наука, в которой Моисей добился громадных успехов, находясь "далеко в пустыне", и которая открывается всякому, расположенному вступить в ту же школу.

"И явился ему Ангел Господен в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: пойду, и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает" (ст. 2-3). Действительно, "великое явление" - куст "горит и не сгорает!" Никогда не увидал бы чего-либо подобного Моисей при дворе фараона. Но это "великое явление" выражало еще и благость Божию, сохранившую избранных Божиих невредимыми "в огне" египетском. И Иегова являет Себя в горящем терновом кусте. Но как куст не сгорал, так точно и они, ибо Бог был там. "Господь сил с нами, Бог Иакова заступник наш" (Пс. 45-8). Вот где сила и безопасность, победа и мир! Бог с нами, Бог в нас и Бог за нас: другого ничего нам и не надо!

Глубоко поучительным и интересным способом благоугодно было Иегове открыться здесь Моисею. Бог желал поручить ему вывести народ из Египта, дабы затем прибыть и обитать среди этого народа в земле Ханаанской; и вот Господь говорит Моисею из куста. Чудный, верный, знаменательный символ Иеговы, обитающего среди избранного и искупленного народа Его! "Бог наш есть огонь поедающий!" (Евр. 12,29). Поедающий не нас, а все, что в нас или в окружающем нас несовместимо с Его святостью, а следовательно, и препятствует осуществлению нашего истинного, нашего вечного блаженства. "Откровения Твои несомненно верны. Дому Твоему, Господи, принадлежит святость на долгие дни" (Пс. 92,5).

Во многих случаях как в Ветхом, так и в Новом Завете, Бог являл Себя "огнем поедающим". Так, в Лев. 10 огонь пожирает Надава и Авиуда. Иегова обитал среди народа Своего, и Он желал держать народ этот в условиях, достойных Его присутствия. Иначе Он поступать не мог. Ради Своей славы, ради блага избранных Своих Он не мог допустить в них чего-либо, несовместимого с чистотою присутствия Своего. Жилищу Божию подобает святость.

Так же, когда дело коснулось греха Ахана (1 Нав. 7), мы видим, что Иегова не может поощрять зло Своим присутствием, в какую бы форму это зло ни облеклось, каким бы скрытым оно ни оставалось. Иегова был "огонь поедающий"; поэтому Он должен был искоренять все, что могло запятнать собрание, в котором Он обитал. Преступно и безумно силится человек совместить присутствие Божие с неосужденным им злом.

То же поучение черпаем мы и из примера Анании и Сапфиры (Деян. 5). Бог, Дух Святой, обитал в Церкви не как влияние, но как Божественное Лицо, и неправда не могла иметь место там, где присутствует Бог. Церковь была и остается жилищем Бога; Ему подобает управлять ею и творить в ней суд. Люди склонны уживаться с обманом, завистью и лицемерием; для Бога это немыслимо. Если мы хотим, чтобы Бог шел с нами, мы должны испытывать пути наши; иначе Он Сам начнет испытывать их вместо нас (см. 1 Кор. 11,29-32). В каждом из указанных нами случаев, как и во многих других, которые мы легко могли бы привести, мы проникаемся необыкновенною силою многозначительных слов: "Дому Твоему, Господи, принадлежит святость на долгие дни" (Пс. 92,5). На всякого, постигшего всю глубину этой истины, она всегда произведет нравственное действие, подобное тому, которое испытал на Себе Моисей: "Не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих; ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая" (ст. 5). Место присутствия Божия - место святое; не сняв обуви, нельзя ступить на него. Бог, обитающий среди народа Своего, сообщает собранию характер святости, делающейся основанием всякого рода святой любви, всякой святой действительности. Характер свой жилище заимствует от Живущего в нем. Применение этого принципа к Церкви, которая есть в настоящее время жилище Бога Духом Святым, имеет важное жизненное значение. Бог Духом Своим обитает в каждом отдельном члене Церкви, и таким образом, каждому человеку в отдельности Он сообщает характер святости - это непреложная истина; также верно и то, что Бог обитает в собрании и что, следовательно, все собрание должно быть запечатлено святостью. Центр, вокруг которого собраны все члены, - Сам Христос, Христос живой, побеждающий, прославленный. Сила, собирающая их воедино, ничто другое, как Бог Дух Святой; Господь же, Бог Всемогущий, обитает в них и ходит среди них (см. Матф. 18,20; 1 Кор. 6,19; 3,16-17; Еф. 2,21-22). Если такова святость, таково достоинство, принадлежащее жилищу Божию, ничто нечистое ни в теории, ни в жизни не может быть терпимо здесь. Всякий, имеющий отношение к этому жилищу, да проникнется важностью и непреложностью слов: "Место, на котором ты стоишь, есть земля святая". - "Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог" (1 Кор. 3,17). Слова эти заслуживают самого серьезного внимания со стороны всякого члена собрания Божия, со стороны всякого "живого камня", составляющего часть святого храма Его! Да научимся мы, снимая предварительно обувь с ног наших, лишь затем уже вступать во дворы храма Иеговы!

Как бы то ни было, видения горы Хорива являют как благость Божию к Израилю, так и святость Его. Если святость Бога бесконечна, бесконечна также и благодать Его; если способ, которым Бог открылся Моисею, являл первую, то самый факт Его явления Моисею свидетельствовал о второй. Бог снизошел до нас, потому что Он благ; но, снизойдя до нас, Он должен был открыть святость Свою. "И сказал: Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. Моисей закрыл лицо свое, потому что боялся воззреть на Бога" (ст. 6). Плоть всегда принуждена скрываться в присутствии Божием; и когда мы, предварительно сняв обувь с ног наших и с закрытым лицом, предстанем пред Господом, т.е. приведем свою душу в состояние, столь характерно выраженное этими подготовительными действиями, мы ставим себя в условия, делающие нас способными внимать тихому голосу благодати Божией. Когда человек занимает место, подобающее ему, Бог может заговорить с ним языком истинного милосердия.

"И сказал Господь: Я увидел страдания народа Моего в Египте, и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его, и иду избавить его от руки Египтян, и вывести его из земли сей в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед... И вот, уже вопль сынов Израилевых дошел до Меня, и Я увижу угнетение, каким угнетают их Египтяне" (ст. 7-9). Благодать Бога Авраама и потомства Авраамова, благодать полная, безусловная, человеком незаслуженная, проявляется здесь во всем свое блеске; здесь нет места условным "если" и "но"; нет места каким бы то ни было обетам, решениям и соглашениям подзаконного человеческого духа. Бог снизошел, дабы явить Самого Себя во всей великой благодати Своей, дабы всецело довести до конца дело спасения, привести в исполнение обетование, дарованное Им Аврааму и возобновленное Исааку и Иакову. Он снизошел, чтобы посмотреть, находятся ли действительно лица, которым принадлежали эти обетования, в условиях, делающих их способными к принятию Его спасения; они нуждались в Его спасении, и этого было достаточно. Бог взвесил все притеснения, под гнетом которых они изнывали; Он воззрел на скорби их, на их слезы, вздохи, их тяжкое рабство, ибо, благодарение Ему, Он исчисляет вздохи народа Своего, "собирает в Свои сосуды слезы их" (Пс. 55,9); не достоинства, не заслуги их влекут к себе Его сердце. Он решил посетить их не потому, что надеялся найти в них что-либо доброе, а потому что Он знал, что такое сам по себе человек. Словом, истинная причина милостивого вмешательства Иеговы в тяжелое положение Его народа нам указана следующими словами: "Я Бог Авраама" и "Я увидел страдания народа Моего".

Эти слова выражают основной принцип путей Божиих. Бог в своих действиях всегда сообразуется с тем, что Он есть. ["Я есмь Сущий" - обеспечивает все для Моего Народа.] Иегова, очевидно, не оставит народа Своего среди печей для обжигания египетских кирпичей, не оставит его под ударами начальников фараона. Это был Его народ. И Он желал всегда поступать с этим народом по достоинству Своему. Тот факт, что Израиль был народом Иеговы, предметом Его любви и избрания, предметом непреложных Его обетовании, пояснял все. Ничто не могло воспрепятствовать явному проявлению благодати Божией относительно тех, которые, согласно предвечным Его предначертаниям, должны были вступить во владение землею Ханаанскою. Бог шел освободить их, и никакие силы земли и ада не могли удержать их в плену египетском, хотя бы на один час сверх определенного Богом времени. Бог мог видеть в Египте и действительно видел в нем школу, а в фараоне - учителя для воспитания Израиля; но как только дело это было Им выполнено, учитель и школа отстранялись, и народ Его получал избавление "рукою крепкою и мышцею простертою".

Таков двоякий характер откровения, полученного Моисеем на горе Хориве. Святость и благодать являлись ему в том, что он видел и слышал. Эти два элемента включены, как мы знаем, во все пути, во все действия благословенного Бога, составляя характерную их черту; должны бы они быть характерной чертой и всех путей чад Божиих, которые тем или другим образом выступают за Бога или вступают в завет с Ним. Всякий верный служитель Божий посылается из непосредственного присутствия Божия со всей благодатью, всею святостью, там обитающими; он призван являть святость и обилие благодати, чтобы на земле отражались эти две характерные черты естества Божия - святость и благодать; для этого ему необходимо не только побывать в присутствии Божием - необходимо постоянно пребывать в духе пред лицом Божиим. Вот истинный залог благоуспешного служения Богу! Чтобы иметь возможность с успехом открыто выступать за Бога, необходимо втайне пребывать с Ним. Мне непременно надлежит пребывать в сокровенном святилище Его присутствия, иначе бесплодным окажется все мое служение.

Многие упускают это из виду; потому труд их и безуспешен. Мы склонны выходить из торжественной тишины присутствия Божия, увлекаясь суетливою деятельностью служения и возбуждением, которое влекут за собою наши отношения с людьми. Необходимо тщательно наблюдать за собою в этом отношении. Если мы утратим это святое настроение духа, образно представленное здесь в "снимании с ног обуви", то все служение наше вскоре сделается бессмысленным и бесполезным. Если мы допускаем, чтобы наша деятельность стала между нашим сердцем и нашим Небесным Учителем, деятельность эта потеряет все свое значение. Только когда сердце занято столь пленительными для него совершенствами Христа, только тогда служение рук наших благоугодно Ему и прославляет имя Его. Поэтому лишь тот способен явить другому Христа благоговейно, могущественно, живо, кто сам в глубине души своей питается Христом. Правда, всякий может произнести проповедь, сказать речь, читать молитвы, писать книги и всячески видимым образом чтить Христа; но это не есть служение Ему. Человек, желающий явить Христа другому, должен быть занят Христом лично для себя.

Блажен человек, трудящийся в этих условиях, каков бы ни был видимый успех его работы, как бы люди ни относились к ней. Потому что даже если б работа эта и не привлекала внимания окружающих, не оказывала на них очевидного действия и не производила ощутимого результата, во Христе подобный человек в любом случае имеет тихое и блаженное убежище, верный удел, отнять который у него никто не может. Напротив, человек, надеющийся видеть плоды своего служения, придающий особенное значение радости, доставляемой ему его работою, вниманию, с которым прислушиваются к его слову, и интересу, который он возбуждает, походит на водопровод, несущий воду другим и не сохраняющий для себя ничего, кроме ржавчины. Жалкое положение! И, однако, именно в таком положении неизбежно находятся все служители Божий, занятые более своей работою и результатами ее, чем Небесным Учителем и славой Его. Мы должны строго испытывать себя в этом отношении. Сердце лукаво, и враг хитер; поэтому следует обратить серьезное внимание на слова увещания: "Трезвитесь, бодрствуйте" (1 Петр, 5,8). Когда душа дает себе отчет, каким великим множеством самых разнообразных искушений изобилует путь служителя Христова, тогда она начинает понимать, как ей необходимо много и часто пребывать наедине с Богом - вот где тайник ее блаженства, ее безопасности! Когда мы начинаем, совершаем и доканчиваем дело у ног своего Небесного Наставника, тогда лишь служение наше становится действенным.

Из всего нами сказанного читателю делается очевидным, что это воздух, которым дышится "в пустыне", воздух необыкновенно здоровый для всякого служителя Христова. Хорив - вот исходный пункт для всех, кого Бог высылает работать на Него. На Хориве научился Моисей "снимать обувь с ног своих" и "закрывать лицо" в присутствии Божием; сорок лет тому назад он принялся было за дело; но этот поступок его был преждевременен. Из пустыни, с горы Божией, из среды огненного куста, донесся до слуха служителя Божия зов: "Пойди: Я пошлю тебя к Фараону; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых" (ст. 10). Авторитетно звучало слово Говорившего. Быть посланным Богом и идти самозванно - две разные вещи; очевидно, Моисей не созрел еще для служения, когда начал действовать впервые. Если сорок лет такой дисциплины понадобились для его подготовки, как мог бы начать он свое служение раньше? Это было невозможно. Он должен был быть научен и послан Богом. Так бывает со всяким, кто вступает на путь служения и свидетельства о Христе. Да запечатлеются, милостью Божией, эти святые уроки глубоко в наших сердцах, дабы все дела наши носили на себе отпечаток властной авторитетности и одобрения Небесного Учителя.

И не только этому учимся мы у подножия горы Хорив. Душе отрадно пребывать здесь. "Хорошо нам здесь быть!" (Матф. 17,4). Место присутствия Божия всегда есть место духовных упражнений - здесь сердце должно непременно раскрыться пред Богом. Свет, озаряющий это святое убежище, обнаруживает все скрытое; а в этом мы так сильно нуждаемся среди тщеславных происков, которыми изобилует жизнь, при наличии в нас самих духа гордости и самодовольства.

Казалось бы, когда Моисей получил приказание Божие, ему следовало ответить: "Вот я", или: "Говори, Господи, ибо слышит раб Твой." Но нет, Богу приходилось еще довести Моисея до этого. Воспоминание о первой его ошибке вселило, конечно, в него недоверие к самому себе; действуя в чем бы то ни было помимо Бога, мы теряем уверенность, даже когда Бог посылает нас. "Моисей сказал Богу: кто я, чтобы мне идти к Фараону и вывести из Египта сынов Израилевых?" (ст. 11). Здесь Моисей нимало не похож на человека, который сорок лет тому назад "подумал, поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение" (Деян. 7,25). Таков человек! То слишком скор, то слишком медлителен на действия! Всему этому научился Моисей с того дня, как поразил египтянина; он добился успехов в познании самого себя, и это познание сделало его недоверчивым и боязливым. Но Моисей, это ясно, не доверял и Богу. Если я смотрю только на самого себя, я не сделаю ничего; если же я взираю на Христа, то "я могу все". Поэтому, когда под влиянием недоверия и страха Моисей ответил: "Кто я?", Бог ему возразил: "Я буду с тобою" (ст. 12). Это должно было удовлетворить Моисея. Если Бог со мною, что мне до того, кто я и что я из себя представляю? Когда Бог говорит: "Я пошлю тебя" и "Я буду с тобою", служителю Божию обильно сообщаются Божественная авторитетность и сила; поэтому он вполне может успокоиться и радостно спешить туда, куда его посылает Бог. Но Моисей опять вопрошает, потому что сердце человеческое полно вопросов. "И сказал Моисей Богу: вот я приду к сынам Израилевым и скажу им: Бог отцов наших послал меня к вам. А они скажут мне: как Ему имя? Что сказать им?" (ст. 13). Странно видеть, что сердце человеческое рассуждает и вопрошает вместо того, чтобы безусловно подчиниться Богу; но еще удивительнее то, что благодать Божия терпит все эти рассуждения и отвечает на все эти вопросы, из которых, таким образом, каждый обнаруживает новую сторону этой благодати. "Бог сказал Моисею: "Я есмь Сущий (Иегова). И сказал: Так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам" (ст. 14). Имя, которое дает себе в этом случае Бог, глубоко знаменательно. Проследив в Священном Писании различные имена, которыми себя называет Бог, мы видим, что все они находятся в тесной связи с различными нуждами тех, за кого Бог действовал. Он именует себя: "Иегова-Ире" ("Господь усмотрит" - Быт. 22,8); "Иегова Нисси" ("Господь - знамя мое" - Исх. 17,15); "Иегова Цидкеню" ("Господь - оправдание наше" - Иер. 33,16); "Иегова Шалом" ("Господь мира" - Суд. 6,2), смотря по тому, в чем именно нуждается народ Его; принятое же Им имя: "Я есмь сущий" ("Иегова") заключает в себе все остальные. Иегова, принимая это имя, снабдил народ свой как бы банковским чеком, который можно оплатить какой угодно суммой. Он называет Себя "Я есмь Сущий", и вере остается только сообщить свою нужду в соразмерности с этим великим неисчерпаемым Именем. Бог есть единственное значение всего и человечество может рассчитывать на Него во всех своих нуждах. Если нам нужна жизнь, Христос говорит: "Я есмь жизнь". Если нам нужна праведность, Он есть "Господь - наша праведность". Если нам необходим мир: Он "наш мир". Если мы нуждаемся в премудрости, освящении и искуплении - Он сделался всем для нас. Мы можем путешествовать по всему пространству человеческой нужды, чтобы получить понятие об удивительной глубине и полноте Его обожаемого и полного глубины имени "Я есмь сущий".

Блажен человек, призванный ходить в общении с Тем, Кто носит подобное имя. Мы странствуем в пустыне, встречая в ней всякого рода испытания, огорчения и трудности; но пока нам дано во всякое время и во всех обстоятельствах прибегать за помощью к Тому, Кто являет нам Свою многостороннюю благодать, вполне соответствующую всем нуждам, всей немощи нашей, нам не приходится бояться пустыни. Бог собирался провести через пустыню Свой народ, открывая Свое драгоценное и всеобъемлющее имя Моисею; и хотя верующий Духом Святым имеет право взывать: "Авва, Отче", он не лишен права пребывать в общении с Богом, столь многоразлично явившим Самого Себя. Имя "Бог", например, представляет Бога действующим в единстве Его собственного естества, являет вечное могущество Его и Его Божество в делах творения. "Господом Богом" именует Он Себя, вступая в завет с человеком. Далее, "Богом Всемогущим" является Он рабу Своему Аврааму, чтоб подтвердить данное Им Аврааму обетование относительно семени его. "Иеговою" он является Израилю, освобождая его из страны Египетской и направляя его путь в землю Ханаанскую.

Так "многократно и многообразно говорил издревле Бог отцам в пророках" (Евр. 1,1). Верующий, принявший Духа усыновления, может сказать: "Отец мой так Себя явил, так говорил, так действовал."

Ничего нет поучительнее и важнее в отношении практического применения в жизни изучения этих великих имен, под которыми являет Себя в разных случаях Бог. Имена эти всегда стоят в тесной нравственной связи с обстоятельствами, при которых они обнаружились; но имя "Я есмь сущий" (Иегова) выражает высоту и глубину, широту и долготу, превосходящие всякое человеческое разумение.

Важно также отметить, что это имя Бог принимает только по отношению к Своему народу. Он не именует Себя так, обращаясь к фараону. Говоря с ним, он принимает величественное и внушительное имя "Господа Бога евреев", являя этим Свою связь именно с тем народом, который фараон старался стереть с лица земли. Этого было достаточно, чтобы показать фараону весь ужас его положения пред Богом. Имя "Я есмь Сущий" мало сказало бы слуху необразованному, не внесло бы сознания Божественного присутствия в неверующее сердце. Когда Бог, явленный во плоти, обратился к неверовавшим в Бога иудеям со словами: "Прежде, нежели был Авраам, Я есмь" (Иоан. 8, 58), они подняли камни, собирались ими побить Сына Божия. Только истинно верующая душа может в известной степени испытать могущество и оценить всю силу несравненного имени: "Я есмь Сущий".

Такая душа может радоваться слыша из уст благословенного Господа Иисуса такие изречения, как например: "Я есмь хлеб жизни", "Я есмь свет миру", "Я есмь добрый пастырь", "Я есмь воскресение и жизнь", "Я есмь путь и истина и жизнь", "Я есмь истинная лоза", "Я есмь Альфа и Омега", "Я есмь светлая и утренняя звезда". Одним словом, Он может взять каждое божественное имя, полное превосходства и красоты, и поставить перед ним "Я есмь"; и в этом человек найдет Иисуса, Которым он будет восхищаться, Которого будет обожать и Которому будет поклоняться.

В имени "Я есмь Сущий" есть необычайная привлекательность и такая широта, которую невозможно выразить человеческим языком. Каждый верующий может найти в нем то, что соответствует его собственной духовной нужде, каковой бы она ни была. Нет никакого закоулка на пути христианина в пустыне, нет ни одного душевного переживания, нет ни одного явления в его состоянии, к которому нельзя было бы применить это звание по той простой причине, что ко всему, что бы он ни пожелал, можно поставить надпись "Я есмь Сущий" и найти все это в Иисусе. Как бы немощна, как бы робка душа ни была, имя это заключает в себе невыразимо сладкое для нее благословение. Но хотя Бог приказал Моисею такие слова: "Сущий послал меня к вам" сказать избранному народу Своему, имя это, если мы его рассмотрим по отношению к неверности пред Богом, исполнено бесконечной глубины, дышит действительностью. Если человек, еще не покаявшийся пред Богом в грехах своих, задумается на минуту над чудным именем этим, он невольно спросит самого себя: "Каково же мое положение пред Тем, Кто зовется: "Я есмь Сущий?" Если Он действительно существует, что Он представляет Собою для меня?" Я не хочу лишить этот торжественный вопрос его силы, отвечая на него сам; но да проникнется, милостию Божиею, совесть моего читателя этим вопросом; потому что совесть должна быть испытана в этом отношении.

Я не могу докончить эту главу, не обратив внимания моего читателя на важное приказание Божие, заключающееся в 15-м стихе: "И сказал еще Бог Моисею: так скажи сынам Израилевым: Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам. "Вот имя мое на веки, и памятование обо Мне из рода в род". Эти слова содержат в себе важную истину, которую, по-видимому, склонны забывать многие христиане, а именно, что союз Бога с Израилем - союз вечный. И теперь Он тот же Бог Израилев, как и тогда, когда Он посетил народ этот в Египте. Более того: и теперь Бог, без всякого сомнения, занимается им не менее, чем в то время; но выражается это иначе. Слово его ясно и непреложно: "Вот имя Мое навеки". Бог не говорит: "Имя Мое пребудет здесь временно, до тех пор, пока Израильтяне не будут такими, какими они должны быть"; нет, но "Вот имя Мое на веки. И памятование обо мне из рода в род". Читатель должен взвесить все это. "Не отверг Бог народа Своего, который он наперед знал" (Римл. 11,2). Послушные или непокорные, собранные воедино или рассеянные, явленные пред лицом народов земли или скрытые от их глаз, сыны Израилевы остаются народом Его.

Они - народ Его, и Бог есть Бог их. Повеление, выраженное в 15-м стихе занимающей нас главы, неопровержимо. Исповедующая церковь не имеет никаких причин опровергать те отношения, которые Бог определил сохранить навеки. Будем остерегаться небрежно относиться к этому вескому слову - "навеки". Если мы говорим, что слово "навеки" по отношению к Израилю не имеет значения, то какое доказательство его непреложности мы имеем, когда слово применяется к нам? Непростительно, если Церковь не знает завета, который Бог называет заветом "вечным". Остережемся пренебрегать торжественным заявлением этим: "Вот имя Мое на веки" Бог желает сказать именно то, что Он говорит; и вскоре пред лицом всех народов земли Он докажет, что завет Ertf с Израилем вечен. "Дары и призвание Божие непреложны" (Римл. 11,29). "Сущий" объявил, что Он Бог Израилев на веки; и все язычники должны будут прийти к познанию этой истины и преклониться пред ней, а также и осознать, что непостижимы пути Божий относительно них, язычников, что все судьбы их так или иначе связаны с этим возлюбленным Богом народом, теперь, правда, судимым и рассеянным.

"Когда Всевышний давал уделы народам, и расселял сынов человеческих: тогда поставил пределы народов по числу сынов Израилевых. Ибо часть Господа народ Его; Иаков наследственный удел Его" (Вт. 32,8-9). Сказанное Богом утратило ли значение свое? Отверг ли Иегова "наследственный удел Свой"? Взгляд любви Его не покоится ли еще на рассеянных коленах народа Израилева, давно потерянных из виду людьми? Стены Иерусалима не всегда ли пред Ним? Прах Иерусалимский не драгоценен ли еще в очах Его? Чтоб ответить на все эти вопросы, пришлось бы привести великое множество изречений Ветхого и Нового Завета; но здесь не место подробно разбирать этот вопрос. Заканчивая главу эту, напомню только, что христианский мир не должен пребывать в неведении тайны, "что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников; и так весь Израиль спасется" (Рим. 11,25-26).

Нам необходимо остановиться у горы Хорив, "далеко в пустыне", чтоб глубже проникнуться сознанием неверия человека и поразительной, безграничной благости Божией.

"И отвечал Моисей и сказал: а если они не поверят мне и не послушают голоса моего, и скажут: "Не явился тебе Господь"? - Как трудно победить неверие сердца человеческого, и с каким трудом доверяется человек Богу! Соглашается на все, только не на это. Самый слабый тростник, видимый глазом человека, кажется ему прочнее, заслуживает его доверия больше, чем невидимая "Твердыня вечная" (Ис. 26,4). Плоть человеческая склонна пользоваться любым человеческим источником, утолять свою жажду из разбитых водоемов, только бы ей не пришлось пребывать у скрытого источника "воды живой" (Иер. 2,13; и 17,13).

Казалось бы, все, что видел и слышал Моисей, давно должно было бы положить конец всем его страхам. Объятый пламенем, но несгорающий куст; беспримерное великодушие благости Божией; великие, драгоценные имена Божий; Божественное повеление; уверенность в присутствии Божием - все это, вместе взятое, должно было изгнать всякий страх и наполнить сердце твердою уверенностью. Но Моисей продолжал еще вопрошать, и Бог отвечает ему еще и еще; и, как мы это уже отметили, каждый новый вопрос обнаруживает новое доказательство благости Божией. "И сказал ему Господь: Что это в руке у тебя? Он отвечал: Жезл" (ст. 2). Господь желал обратить в Свое орудие Моисея таким, каким он был, и употребить в дело то, что он держал в своей руке. Жезл, которым Моисей пас стада овец Иофора, должен был сделаться орудием избавления Божия и наказания земли Египетской; этот же жезл проложит в море стезю искупленному народу Иеговы; он же изведет из скалы воду для утоления в пустыне жажды истомленных полчищ Израилевых. Бог употребляет слабейшие орудия для приведения в исполнение Своих славнейших намерений. "Жезл", "труба юбилейная" (1,Нав. 6,5) "ячменный хлеб" (Суд. 7,13). "кувшин воды" (3 Цар. 19,6), "праща" (1 Цар. 17,50) - все, одним словом, может в руке Божией послужить к осуществлению предпринятого Им дела. Люди полагают, что великие результаты достигаются великими средствами, но не таковы пути Божий. Бог пользуется "червяком" наравне с "палящим солнцем", "растением" наравне со "знойным восточным ветром" (см. Ион. 4).

Но Моисею следовало научиться многому как относительно жезла, так и относительно руки, в которую жезл был вложен. Ему следовало учиться, народу же - убедиться в его посланничестве. "Господь сказал: брось его на землю, он бросил его на землю, и жезл превратился в змея, и Моисей побежал от него. И сказал Господь Моисею: простри руку твою и возьми его за хвост. Он простер руку свою и взял его; и он стал жезлом в руке его. Это для того, чтобы поверили, что явился тебе Господь, Бог отцов их, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова." Жезл превратился в змея, так что Моисей побежал от него, но по повелению Иеговы он взял змея за хвост, и тот снова стал жезлом. Ничто не могло ярче выразить мысль о могуществе сатаны, обращенном против него самого; доказательство этому мы находим во многих путях Божиих и в самом Моисее. Змей находится в полной власти Христа; когда же он дойдет до крайних пределов своей безумной деятельности, он будет низвержен в озеро огненное, чтобы пожинать там в течение всей вечности плоды дел рук своих. "Змей древний", "клеветник" и "противник" будет навек сокрушен жезлом Помазанника Божия (Откр. 12,9-10).

"Еще сказал ему Господь: положи руку твою к себе в пазуху. И он положил руку свою к себе в пазуху. Вынул ее, и вот, рука его побелела от проказы, как снег. Еще сказал: положи опять руку твою к себе в пазуху. И он положил руку свою к себе в пазуху. И вынул ее из пазухи своей, и вот, она опять стала такою же, как тело его" (ст. 6-7). Рука, покрытая проказой, и очищение этой проказы представляют собою несравненное действие греха и путь, которым грех был снят искупительным делом Христа. Положенная за пазуху здоровая рука покрывается проказою; рука же, покрытая проказою, будучи положеной за пазуху, делается здоровою. Проказа, как известно, есть прообраз греха; грех вошел в мир с первым человеком и был снят вторым. "Как смерть через человека, так и через человека и воскресение мертвых" (1 Кор. 15,21). Грехопадение произошло через человека - через человека же совершилось и искупление; через человека нанесено Богу оскорбление - через человека же даровано и прощение; через человека пришел грех, - через человека пришла и праведность; через человека вошла в мир смерть, через человека же смерть потеряла свою силу, и воцарилась жизнь, праведность и слава. Так не только змей будет побежден и постыжен, но будет совершенно уничтожен и стерт всякий след его низкого и преступного дела; все это совершит искупительная жертва Того, кто "явился, чтобы разрушить дела дьявола" (1 Иоан. 3,8).

"Если они не поверят тебе и не послушают голоса первого знамения, то поверят голосу знамения другого. Если же не поверят и двум сим знамениям, и не послушают голоса твоего, то возьми воды из реки; и вылей на сушу; и вода, взятая из реки, сделается кровью на суше" (ст. 8-9). В этом выразительном, торжественном символе сказались последствия, которые влечет за собою нежелание следовать голосу Божию. Это знамение должно было быть явлено в случае, если б Израиль не послушался голоса двух первых знамений; для Израиля это было знамение, для Египта же - одна из казней (сравн. Исх. 7,17). Но сердце Моисея не было еще, однако, удовлетворено. "И сказал Моисей Господу: о, Господи! человек я не речистый; и таков был и вчера, и третьего дня, и когда Ты начал говорить с рабом Твоим; я тяжело говорю и косноязычен" (ст. 10). Какое постыдное малодушие! Лишь великое долготерпение Иеговы могло его перенести. Неужели же, в самом деле, сказав: "Я буду с тобою", Бог этим не обеспечивал все дальнейшие нужды Своего служителя; если последний нуждался в красноречии, разве Сущий не был с ним? Красноречие, мудрость, могущество, энергия - не заключалось ли все в этом неисчерпаемом богатстве? "Господь сказал: кто дал уста человеку? кто делает немым, или глухим, или зрячим, или слепым, не я ли, Господь? Итак, пойди; и Я буду при устах твоих и научу тебя, что тебе говорить" (ст. 11-12). Чудная, неизреченная благость Божия, благость, достойная Бога! Нет равного Господу Богу нашему, долготерпеливым милосердием Своим преодолевающему все затруднения наши и восполняющему все нужды, всю немощь нашу: "Я, Господь" - слова эти должны были раз навсегда заставить замолчать наши плотские сердца. Но, увы! трудно водворить тишину в наших сердцах: снова и снова раздаются их рассуждения, нарушающие наш мир и бесславящие Того, Кто Сам являет душам нашим всю полноту Своего естества, дабы мы восполняли из этой полноты нужды наши.

Важно для нас помнить, что когда Господь с нами, наши нужды и наши немощи дают Ему случай проявлять многостороннюю благодать Свою и великое Свое долготерпение. Вспомни это Моисей, отсутствие красноречия не смущало бы его. Апостол Павел научился говорить: "Гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа; ибо, когда я немощен, тогда силен" (2 Кор. 12,9-10). Вот речь человека, вынесшего много познания из школы Христа. Это опыт человека, который нимало не задумался бы над недостатком красноречия, потому что в драгоценной благодати Господа Иисуса Он нашел ответ на все свои нужды, каковы бы они ни были.

Познание этой истины должно было бы освободить Моисея от недоверия и робости, угнетавших его. Уверенность в том, что в милосердии Своем Господь обещал быть при устах его, должна была бы его успокоить в вопросе о недостатке красноречия. Дав уста человеку, Он мог, несомненно, когда в этом являлась нужда, исполнить их самым непобедимым красноречием. Для веры все это является простым, естественным фактом; но, увы! - жалкое неверующее сердце несравненно больше рассчитывает на красноречивые уста, чем на Бога, их создавшего. Факт этот явился бы необъяснимым для нас, если б мы не знали основных свойств природного сердца. Сердце это неспособно доверяться Богу; отсюда возникает унизительный недостаток доверия к Богу живому, столь присущий даже чадам Божиим, если они хотя сколько-нибудь поддаются плоти. Так и в примере, нас занимающем, мы видим, что Моисей еще продолжает колебаться: "Моисей сказал: Господи, пошли другого, кого можешь послать" (ст. 13). Таким образом, он фактически отказывался от славного преимущества быть единственным вестником Иеговы для Израиля и фараона.

Всем нам известно, как драгоценно смирение, которое производит в нашем сердце Бог. "Облекитесь смиренномудрием" - таково божественное приказание; смирение, несомненно, более всего приличествует нам и украшает жалкого грешника. Но отказаться занять место, указываемое нам Богом, или идти по следам, которые нам указывает Он, - это уже не смирение. Не было, очевидно, смирением и то, что удерживало Моисея, потому что "гнев Господень возгорелся против Моисея"; не одна только немощь руководила им. Пока чувство это носило характер робости, как оно неуместно в этом случае ни было, Бог, в бесконечном милосердии Своем, переносил его и отвечал на него повторением обетовании Своих; но когда чувство это перешло в неверие и медлительность сердца, праведный гнев Иеговы возгорелся на Моисея; и вместо того, чтобы сделаться единственным свидетелем Божиим и единым орудием избавления Израиля, Моисей должен был разделить это преимущество с другими. Ничто так не бесславит Бога и ничто так не опасно для души нашей, как ложное смирение. Когда, ссылаясь на недостаток некоторых способностей и некоторых свойств, мы отказываемся занять место, которое, по благости Своей, Бог указывает нам, в нас говорит не смирение, потому что, имей мы в самих себе свидетельство, что обладаем этими качествами, мы сочли бы себя вправе рассчитывать на это место. Если бы, например, Моисей владел той мерой красноречия, которая казалась ему достаточной для совершения своего служения, мы думаем, что он без малейшего колебания последовал бы призыву Божию. Но вопрос в том, в какой именно мере красноречия нуждался Моисей; и отвечая на этот вопрос, мы вынуждены сознаться, что никакого красноречия человеческого не хватило бы на это дело - тогда как с Богом наименее красноречивый человек делается могущественным вестником Божиим.

Это имеет важное практическое значение. Неверие есть ничто иное, как гордость, не имеющая ничего общего со смирением. Оно отказывается верить Богу лишь потому, что в своем "я" не находит основания для этой веры. Если из-за того, что я вижу в себе, я отказываюсь верить тому, что говорит Бог, я представляю Бога лживым (1 Иоан. 5,10). Если я отказываюсь верить свидетельству о любви Божией, не находя себя достойным этой любви, я делаю Бога лжецом, я обнаруживаю гордость, присущую моему сердцу. Одна лишь мысль, что я заслуживаю чего-либо, кроме ада, доказала бы глубокое незнание моего собственного положения и требований, предъявляемых мне Богом; отказываясь занять место, уготованное мне искупительною любовью во имя принесенной Христом на кресте жертвы, я делаю Бога лжецом, я умаляю значение крестной смерти Христовой.

Здесь вопрос идет совсем не о месте, которое заслуживаю я, но о месте, заслуженном Христом, Христос занял на кресте место грешника, дабы грешник мог занять место во славе с Ним. Христос понес на себе то, что заслуживал грешник, дабы все, заслуженное Христом, сделалось уделом грешника. Свое "я", таким образом, всецело отстранено; вот истинное смирение. Никто не может быть действительно смиренным, пока он не достигнет небесной стороны креста; там его ожидают Божественная жизнь, Божественная праведность и Благодать. Человек в таком случае раз и навсегда уже покончил с самим собою; он уже не ищет и не мнит найти в себе что-либо доброе, угодное Богу: он питается и насыщается богатствами Другого. Он в духе уже присоединяется к голосу тех, которые вовеки будут оглашать небеса хвалою своею, воспевая: "Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу" (Пс. 113,9).

Не нам, конечно, осуждать ошибки и немощи такого верного служителя Божия, каким был Моисей; Он заслужил одобрение Самого Господа; о нем мы читаем, что "он верен во всем доме Его, как служитель, для засвидетельствования того, что надлежало возвестить" (Евр. 3,5). Но, если мы не должны на слабостях этих останавливаться с чувством внутреннего удовлетворения, говоря себе, что в подобных же обстоятельствах мы действовали бы иначе, мы призваны, тем не менее, из всего, о чем нам повествует Священное Писание, извлечь святые уроки, преподать нам которые оно, несомненно, собирается. Мы должны научиться испытывать самих себя, всецело доверяться Богу и отстранять наше собственное "я", дабы Бог мог действовать в нас, через нас и за нас. Вот тайна истинного могущества!

Мы видели, что по своей собственной вине Моисей потерял преимущество быть единственным орудием Иеговы в славном деле, порученном ему. Но это еще не все. "Гнев Господен возгорелся на Моисея; и Он сказал: Разве нет у тебя Аарона, брата, Левитянина? Я знаю, что он может говорить, и вот, он выйдет навстречу тебе и, увидев тебя, возрадуется в сердце своем. Ты будешь ему говорить и влагать слова в уста его; Я буду при устах твоих и при устах его, и буду учить вас, что вам делать. И будет говорить он вместо тебя к народу. Итак, он будет твоими устами; а ты будешь ему вместо Бога. И жезл сей возьми в руку твою: им ты будешь творить знамения" (ст. 14-17). Это изречение является для нас источником многих драгоценных поучений. Мы видели, как страшился и сомневался Моисей, несмотря на все обетования, все удостоверения, полученные им по богатству благости Божией. И вот, хотя Моисей, в сущности, не выиграл ничего в смысле наличной силы; хотя в устах Аарона не было ни больше могущества, ни больше достоинства, чем в его собственных устах; хотя ему же, Моисею, пришлось, в конце концов, влагать слова в уста Аарона, мы видим, что Моисей соглашается пуститься в путь с той минуты, как только он может рассчитывать на присутствие и содействие смертного, такого же жалкого и слабого, как и он сам; когда же до этого Иегова много раз повторял, что Он будет с Моисеем, Моисей не решался послушаться голоса Божия.

Дорогой читатель, не зеркало ли это, в котором отражается твое, отражается мое сердце? Мы все склонны рассчитывать на все, что угодно, только не на Бога живого. Найдя опору и покровительство в человеке смертном, подобном нам, мы дерзновенно и безбоязненно идем вперед; имея же пред собою свет благоволения Божия, ободряющий нас, и могущество десницы Всесильного, поддерживающее нас, мы приходим в колебание, трепет, сомнение... Это должно бы глубоко смирить нас пред Господом и преисполнить желанием познать Его лучше, дабы мы научились доверяться Ему беззаветно и твердо идти вперед, Одного Его имея своим источником и уделом.

Сообщество брата, бесспорно, очень драгоценно. "Двоим лучше, нежели одному", (Екл. 4,9), как для работы, так и для отдыха, и для борьбы. Господь Иисус посылал учеников Своих "по два" (Марк. 6.7), потому что соединенные силы всегда лучше единичных; и однако, если наше личное знакомство с Богом и наш личный опыт не делают нас уверенными в присутствии Его, сообщая нам способность ходить, если понадобится, и в одиночестве, присутствие брата не принесет нам ни малейшей пользы. Удивительно, что Аарон, помощь которого была так желательна Моисею, этот же Аарон и сделал впоследствии золотого тельца (Исх. 32,21). Как часто мы видим, что человек, присутствие которого казалось таким необходимым для нашего успеха и для нашего благоденствия, оказывается впоследствии источником глубокого огорчения для сердец наших. Никогда не будем этого забывать.

Как бы то ни было, Моисей, наконец, повинуется; но раньше, чем оказаться годным к уготованному ему делу, ему приходится еще пройти через прискорбный опыт: Бог рукою своею должен положить печать смерти на плоть Моисея. "Далеко в пустыне" Моисей научился весьма многому; но многому он должен был научиться еще и "дорогою на ночлег" (ст. 24). Нелегко сделаться служителем Божиим; обыкновенное воспитание не может подготовить человека для этого. Плоть должна быть умерщвлена и остаться в состоянии смерти. "Мы сами в себе имели приговор к смерти для того, чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых" (2 Кор. 1,9). Всякий, желающий получить благословение в служении, должен на опыте познать, что значит иметь смертный приговор в себе. Прежде чем вступить на свое служение, Моисей должен был на собственном опыте научиться этому пути. Ему предстояло обратиться к фараону с торжественным поручением Божиим. "Так говорит Господь: Израиль есть сын Мой, первенец Мой. Я говорю тебе: отпусти сына Моего, чтобы он совершил мне служение; а если не отпустишь, то вот, Я убью сына твоего, первенца твоего" (ст. 22-23). Вот какое известие нес Моисей фараону, - весть о смерти и суде; для Израиля же Моисей являлся вестником жизни и спасения. Но не забудем, что тот, кто хочет нести другим весть о смерти и суде, о жизни и спасении от Бога, должен сначала в душе своей осуществить всю силу этих слов. В самом начале Моисей прообразно является нам обреченным на смерть; но это еще не значит умереть в самом себе. Поэтому мы читаем: "Дорогою на ночлег случилось, что встретил его Господь, и хотел умертвить его. Тогда Сепфора, взявши каменный нож, обрезала крайнюю плоть сына своего, и, бросив к ногам его, сказала: ты жених крови у меня. И отошел от него Господь. Тогда сказала она: жених крови - по обрезанию" (ст. 24-26). Это вводит нас в глубокую тайну личной и семейной жизни Моисея. Очевидно, что до этой самой минуты сердце Сепфоры отказывалось от приложения "ножа" к предмету ее плотской привязанности; она не признавала знака, налагавшегося на плоть всякого члена Израиля Божия. Она не знала, что ее союз с Моисеем был союзом, обрекавшим плоть на смерть; она сторонилась креста. Это было вполне естественно с ее стороны; но и Моисей уступил ей в этом случае; это освещает таинственное событие "по дороге на ночлег". Если Сепфора откажется обрезать сына, Иегова наложит руку Свою на ее мужа; если Моисей не решится оскорбить чувства своей жены, Иегова будет искать случая "умертвить его". Приговор смерти должен запечатлеть плоть; и если мы будем избегать этого в одном отношении, мы подвергнемся тому же с другой стороны.

Сепфора, как нами уже было отмечено, является интересным и поучительным прообразом Церкви. Она вступила в союз с Моисеем во время его отвержения; описанное же нами событие открывает нам, что Церковь получила познание о Христе, с Которым она соединена воедино "кровию" Его. Пить Его чашу и креститься Его крещением - вот ее преимущество. Распятая с Ним, она должна сообразовываться со смертью Его; должна умерщвлять земную плоть свою; должна всякий день брать свой крест и идти за Ним. Ее отношение ко Христу основано на пролитой крови и проявление могущества этого отношения, естественно, влечет за собою смерть плоти. "И вы имеете полноту в Нем, Который есть глава всякого начальства и власти; в Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым; бывши погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совокресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых" (Кол. 2,10-12). Срав. Кол. гл. 4,12.

Таково учение о положении Церкви Христовой, учение, исполненное славных преимуществ как для самой Церкви, так и для каждого из членов, составляющих ее: прощение грехов, оправдание, принятие Богом, вечное спасение, полное общение со Христом во всей Его славе, - все это принадлежит Церкви. "Совершенны в Нем". Что можно прибавить "совершенному"? "Философию", "предания человеческие", "начатки учений мирских?", "пищу и питие", "праздники, новомесячия, субботы", "постановления: "не прикасайся", "не вкушай", "не дотрагивайся"? "Заповеди и учения человеческие"? "Дни, месяцы, времена и годы"? (см. Кол. 2). Может ли что-либо из этого или все это, вместе взятое, прибавить хотя бы самую малую йоту тому, кто Богом назван "совершенным"! Это то же, что задаваться вопросом, не следует ли человеку приложить руку свою для окончательного усовершенствования того, что Бог сотворил в течение шести дней и что Сам Он назвал "весьма хорошим"?

Не следует также рассматривать это совершенство как состояние, которого христианин должен достигать, до которого он еще не дошел, но которого ему надлежит домогаться со всем постоянством, причем ему нельзя быть уверенным в достижении его и в час смерти и суда пред престолом Божиим. Совершенство этого рода составляет удел всякого чада Божия, хотя бы самого немощного, наименее мудрого и опытного. Наименьший из святых включен в число тех, обращаясь к которым апостол говорит: "Вы совершенны". Все дети Божий "совершенны во Христе." Апостол Павел говорит: "Вы будете"', "быть может вы уже совершенны", "надейтесь, что вы будете", "молитесь, чтобы сделаться совершенными"; нет, силою Духа Святого он прямо и безусловно утверждает: "вы совершенны"¹. Вот точка отправления христианина: делать целью то, что Бог определил быть исходной точкой - значит искажать все учение.

"Но, - возразят мне за это, - не исполнены ли мы всякого рода грехами, недостатками, несовершенствами?" Это, конечно, не подлежит никакому сомнению. "Если говорим, что не имеем греха, - обманываем самих себя, и истины нет в нас" (1 Иоан. 1,8). Есть грех в нас, но не на нас.' Перед Богом мы стоим не сами по себе, но во Христе. В Нем "мы совершенны". Бог видит христианина во Христе, со Христом: вот неизменное состояние и наше вечное положение как христиан. "Совлечение греховного тела плоти" совершено "обрезанием Христовым" (Кол. 2,11), христианин уже не живет во плоти (Римл. 7,5; 8,9), хотя плоть еще живет в нем; могуществом новой вечной жизни он соединен со Христом, и жизнь эта нераздельно связана с Божественной праведностью, которой верующая душа облечена пред Богом. Господь Иисус уничтожил все, бывшее против христианина, и приблизил последнего к Богу, низводя на него благоволение Божие, которым Он пользуется Сам. Словом, Христос - праведность наша (1 Кор. 1,30; 2 Кор. 5,21). Это полагает конец всем вопрошениям, разбивает все возражения, разрешает все сомнения: "ибо и Освящающий и освящаемые, все - от Единого" (Евр. 2,11).

Весь этот ряд истин истекает из типа отношений, которым нам был представлен союз Моисея с Сепфо-рою. Теперь мы на время уходим из пустыни, не забывая, однако, великих уроков и святых впечатлений, нами там полученных и столь важных для каждого служителя Христова и всякого вестника Бога Живого. Все, желающие служить Богу и удостоиться Его благословений, будь то великим делом проповеди или же каким-либо другим видом служения в доме Божием, который есть Церковь, должны непременно проникнуться драгоценными поучениями, полученными Моисеем у подножия горы Хорив и "ночью, на ночлеге".

Если бы событиям, только что рассмотренным нами, было отведено место, подобающее им, нам не приходилось бы видеть столько людей, бегущих туда, куда их никто не посылал, не приходилось бы встречать столько лиц, берущих на себя занятия, которые для них не предназначались. Все, задающиеся мыслью посвятить себя проповеди, учительству, увещаниям или другому какому-либо делу, должны серьезно испытать себя, действительно ли они для этого дела приготовлены, научены и посланы Богом. Иначе дело их не будет ни признано Богом, не будет и благословением для людей, и чем скорее они от него откажутся, тем будет лучше, как для них самих, так и для тех, на которых они хотели возложить бремя следовать их словам. Никогда придуманное человеком служение не окажется уместным в священной ограде Церкви Божией. Необходимо, чтобы всякий служитель был одарен, научен и послан Богом.

"И Господь сказал Аарону: пойди навстречу Моисею в пустыню. И он пошел, и встретился с ним при горе Божией, и поцеловал его. И пересказал Моисей Аарону все слова Господа, который Его послал, и все знамения, которые Он заповедал" (ст. 27-28). Эта чудная сцена братского единения и нежной любви представляет поразительный контраст со многими другими сценами, происходившими впоследствии между двумя этими людьми во время их странствования через пустыню. Сорок лет жизни в пустыне должны были существенно изменить как людей, так и порядок вещей. Поэтому отрадно остановиться на некоторое время на начале вступления верующей души на ее служение, когда суровая действительность жизни в пустыне не успела еще сдерживающим образом повлиять на живую и великодушную отзывчивость сердца; когда обманы, испорченность и лицемерие мира не заглушили еще доверчивости сердца и не вселили холодной подозрительности в нравственном отношении ко всем и ко всему.

Долгие годы опыта, увы, часто приводят именно к этому грустному результату. Но блажен тот, кто, хотя и имел случай открытыми глазами, в свете, более ярком, чем свет земной, увидеть всю немощь плоти человеческой, черпает в Боге силу неуклонно идти вперед по пути служения. Кто знает все глубины, все лукавство сердца человеческого так, как их знал Иисус? "Он знал всех, и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке: ибо Сам знал, что в человеке." Он так хорошо понимал человека, что не мог "вверять Себя ему" (Иоан. 2,24-25). Он не мог доверять тому, что о себе засвидетельствуют люди, не мог одобрять их притязательную самоуверенность. И несмотря на это, кто был так исполнен благости, как Он? Кто был так нежен, так любящ, так отзывчив, так сострадателен? Сердцем, понимающим каждого, Он мог страдать за каждого. Вполне давая себе отчет в испорченности людей, Он не держался вдали от нужд человеческих. Он ходил с места на место, творя добро. Почему? Потому ли, быть может, что Он считал искренними всех, теснившихся вокруг Него? Нет, но потому, что "Бог был с Ним" (Деян. 10,38). Вот пример, предлагаемый нам Богом. Последуем за ним, даже если при этом нам придется на каждом шагу нашем попирать свое "я" со всеми ему присущими интересами.

Кому желательно приобрести эту мудрость, это познание природы человеческой, эту опытность, которые способны лишь заставить человека замкнуться в непроницаемую броню холодного эгоизма и недоверчиво и мрачно смотреть на людей? Побуждения небесного свойства и высшего характера к такому результату вести не могут. Бог дает мудрость; но это не мудрость, закрывающая сердце для нужд человеческих и делающая его глухим к воплям страдания мира. Она дает нам познание человеческой природы; но это познание не делает нас пристрастными к тому, что мы ложно называем "нашим". Бог дает опытность; но опытность эта не делает нас недоверчивыми ко всем, за исключением нас самих. Если мы следуем по стопам Господа Иисуса, если мы проникаемся благим Его духом и проявляем Его; если, одним словом, мы можем сказать: "Для меня жизнь - Христос", тогда, вполне зная мир, через который мы проходим, вступая в сношения с людьми и зная, чего нам следует от них ожидать, мы можем милостью Божией являть Христа в обстоятельствах, в которые мы поставлены Богом. Мотивы наших действий, предметы, вдохновляющие нас, все находятся на небесах, там, где пребывает Тот, Который "вчера, сегодня и во веки Тот же" (Евр. 13,8). Сердце возлюбленного и великого служителя Божия, в истории которого мы уже почерпнули столько истинных и полезных уроков, находило именно там, на небесах, благодать и силу, позволившие ему мужественно перенести тяжелые и разнообразные испытания жизни в пустыне. И не боясь впасть в ошибку, мы можем утверждать, что в конце своего земного поприща, несмотря на страдания и борьбу, длившиеся сорок лет, Моисей мог и на горе Ор поцеловать своего брата с той же любовью, с которою он это сделал при первой его встрече с Аароном на "горе Божией". Встречи эти произошли, правда, при совершенно различной обстановке. На "горе Божией" братья встретились, поцеловались и вместе двинулись в путь для исполнения возложенного на них божественного поручения. На горе Ор они встретились по повелению Иеговы (Числ. 20,25), причем Моисею надлежало снять с брата своего священные одежды и быть свидетелем того, что Аарон "приложился к народу своему", - за то, что он впал в ошибку, в которой участвовал и сам Моисей. Обстоятельства изменяются; люди могут также меняться по отношению друг к другу; но в Боге "нет изменения и ни тени перемен" (Иак. 1,17).

"И пошел Моисей с Аароном, и собрали они всех старейшин сынов Израилевых; и пересказал Аарон все слова, которые говорил Господь Моисею, и сделал Моисей знамения перед глазами народа. И поверил народ. И услышали, что Господь посетил сынов Израилевых, и увидел страдание их; и преклонились они, и поклонились" (ст. 29-31). Когда в дело вступает Бог, все преграды должны пасть. Моисей сказал: "Они не поверят"; но дело шло не о том, поверят ли они ему, а поверят ли они Богу. Почитающий себя лишь посланником Божиим может спокойно ожидать принятия возложенного на него свидетельства; и эта блаженная уверенность никоим образом не умаляет нежной и любящей заботливости его относительно тех, к кому он обращается; напротив! Она предохраняет его от смятения духа, которое способно только помешать человеку передать свидетельство твердое, возвышенное, настоятельное. Посланный Божий всегда должен помнить, что поручение, выполняемое им, есть поручение Божие. Когда Захария сказал Ангелу: "По чему я узнаю это?" - смутил ли этот вопрос последнего? Нисколько; он сказал ему в ответ: "Я Гавриил, предстоящий пред Богом и послан говорить с тобою и благовестить тебе сие" (Лук. 1,18-19). Сомнения смертного не оказывают никакого влияния на чувство благоговения пред поручением, которое дано ангелу. "Возможно ли, - как бы говорит он, - сомневаться, когда от престола небесного величия Божия послан вестник к тебе?" Так должен идти и в таком духе должен выполнять свое поручение всякий вестник Божий.

Первое свидание с фараоном, казалось, не обещало ничего хорошего. Страх лишиться народа Израильского заставил его еще более стеснить его свободу и охранять его с удвоенною тщательностью. Всякий раз, как полагается предел силе сатаны, ярость его вырастает. Так было и когда Моисей и Аарон пошли освобождать Израиль. Любовь Избавителя готова угасить пламя раскаленной печи; но пока этого не случилось, печь раскаляется еще сильнее, и ярость пламени все увеличивается. Дьявол не любит выпускать на свободу ни одного из тех, кого он держал в своей ужасной власти. Он и есть тот "сильный, с оружием в руке, охраняющий дом свой, о котором говорит евангелист Лука (11,21-22) и "имение" которого, пока он его охраняет, находится "в безопасности". Но, благодарение Богу, есть Некто, "сильнейший его", Который "возьмет все оружие его, на которое он надеялся" и "разделит похищенное у него" между блаженными наследниками своей вечной любви.

После сего Моисей и Аарон пришли к фараону и сказали: "Так говорит Господь, Бог Израилев: отпусти народ Мой, чтоб он совершил мне праздник в пустыне" (гл. 5,1). Таково было обращение Иеговы к фараону. Он требовал полного освобождения Израиля, потому что Израиль был Его народ, и Он желал, чтобы этот народ совершил Ему праздник в пустыне. Бог не удовлетворяется ничем, кроме полного освобождения избранных Своих от ига рабства. "Развяжите его, пусть идет" (Иоан. 11,44), - вот великий девиз милостивых путей Божиих по отношению к тем, которые, хотя они еще и томятся в рабстве силою сатаны, тем не менее призваны сделаться наследниками жизни вечной.

Рассматривая сынов Израилевых, живущих среди раскаленных печей для обжигания кирпичей египетских, мы имеем пред своими глазами живое представление условий жизни во плоти всякого потомка Адама. Они безнадежно томились под тяжким игом врага, не имея силы от него освободиться. Одно лишь упоминание о свободе заставило притеснителей надеть двойные цепи на пленников, удвоить непосильное бремя, возложенное на них. Необходимо было ожидать помощи извне. Но откуда она могла прийти? Где можно было взять выкуп? Где была сила, разбивающая оковы? А если бы она у Израиля и оказалась, где найти силу воли, которая решила бы выполнить дело избавления и принялась бы за него? Увы! Ни изнутри, ни извне не было у Израиля надежды на избавление. Бедному народу оставалось лишь одно: обращать свой взор вверх. Бог был его прибежищем: у Него были могущество и сил; Он мог и выкупом и силою освободить Израиль от врага. В Иегове, и в Иегове одном, было спасение несчастного угнетенного народа.

Так оно всегда и бывает. "Нет ни в ком ином спасения; ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись" (Деян. 4,12). Грешник порабощен господином, который деспотически властвует над ним. Он "предан греху" (Римл. 7,14), повинуется сатане в похотях его, томится в узах неправды, в узах страстей и наклонностей своих; он "немощен" (Римл. 5,6), "не имеет надежды", он "безбожник в мире" (Еф. 2,12). В такие условия поставлен грешник. Как же может он освободить самого себя? Будучи рабом другого, все, что он ни делает, он делает в качестве раба. Его мысли, его слова, его поступки - суть мысли, слова и поступки раба. Даже, если б он плакал и вздыхал о свободе, вопли и воздыхания его были бы лишь новым доказательством его неволи. Он может бороться за свободу; но самые усилия его, хотя и свидетельствующие о его жажде свободы, несомненно, являют его рабство.

Но вопрос идет не только об условиях, в которые поставлен грешник; сама природа его крайне испорчена и всецело подчинена власти сатаны. Поэтому грешник не только должен быть введен в новое положение; ему следует получить и новую природу. Природа и положение соответствуют друг другу. Если б грешнику и удалось улучшить положение, в котором он находится, к чему бы это привело, если природа его оставалась бы неисправимо порочной? Человек родовитый может, конечно, принять к себе в дом и усыновить нищего, может передать ему и наследство, и богатство, и дворянство; но не в его власти передать ему благородство природы; поэтому природный нищий никогда не будет себя чувствовать счастливым в своем новом положении. Природа должна соответствовать положению; положение же должно соответствовать способностям, желаниям, стремлениям и вкусам природы Божией, учить нас, что верующая душа вводится в положение совершенно новое; что она выходит из своего прежнего положения виновности и осуждения и переносится в состояние полного и вечного оправдания. Положение, в котором ее теперь видит Бог, связано для нее не только с полным прощением грехов, но и с такими преимуществами, при которых даже бесконечная святость не видит в ней ни пятна ни порока. Человек извлечен из первичного своего положения виновности перед Богом и навеки поставлен в новое положение полного и безусловного оправдания. Это произошло не от некоторого изменения его прежнего положения, потому что "кривое не может сделаться прямым" (Еккл. 1,15). "Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс - пятна свои?" (Иер. 13,23). Ничто так не противоречит основной истине Евангелия, как теория постепенного улучшения положения грешника. Рожденному в определенных условиях, ему надлежит "родиться вновь", чтобы перейти в другие условия. Он может пытаться улучшить свою природу; может давать себе обещания исправиться в будущем; начать новую страницу жизни; изменит образ жизни, но это не выведет его из прежнего состояния грешника; он может сделаться так называемым "религиозным" человеком; может пробовать молиться; может внешне исполнять все обряды и являть внешние знаки нравственного обновления; все это, однако, ничего решительно не меняет в его действительном положении перед Богом.

То же можно сказать и относительно природы. Как может человек изменить свою природу? Он может ее подвергнуть ряду болезненных операций; может делать попытки ее укротить, подвергнуть дисциплине; и все-таки природа остается все той же. "Рожденное от плоти есть плоть" (Иоан. 3, 6). Человек нуждается в новой природе, как он нуждается и в новом положении. Но как приобрести эту новую природу? "Веруя свидетельству Бога о Сыне Его." Тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови, не от хотения плоти, не от хотения мужа, но от Бога родились" (Иоан. 1,12-13). Мы узнаем из этого, что верующие во имя Единородного Сына Божия получают дар "жизни вечной". "Верующий в Сына имеет жизнь вечную" (Иоан. 3,36). "Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь" (Иоан. 5,24). "Сия же есть жизнь вечна", да знают Тебя, Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Иоанн. 17,3). "Свидетельство сие состоит в том, что Бог даровал нам жизнь вечную, и сия жизнь в Сыне Его. Имеющий Сына Божия имеет жизнь: не имеющий Сына Божия не имеет жизни" (1 Иоан. 5,11-12).

Таково учение Священного Писания относительно важного вопроса о природном состоянии грешника. Но каким же путем и на каком основании вводится верующий в положение Божественного оправдания и становится причастным к Божественному естеству? Эта великая перемена зависит от благословенной истины: "Иисус умер и воскрес" (1 Фесс. 4,14). Господь Иисус пришел из недр любви Отчей, от престола славы; от жилища света; Он сошел в греховный мир в подобии плоти греховной; во всех отношениях проявив и прославив Бога всеми действиями земной Своей жизни, Он умер на кресте, неся на Себе все бремя беззаконий народа Своего. Таким образом Он дал Божественное удовлетворение всему, что было или могло быть против нас. "Он возвеличил и прославил закон" (Ис. 42,21); затем Он понес на Себе "клятву за грех" и был распят на кресте. Всякое требование было Им удовлетворено, все враги - приведены в смятение, все преграды разрушены. Милость и истина встретились, правда и мир облобызались (Пс. 84,11). Правосудие Божие было удовлетворено, а потому бесконечная любовь Божия теперь могла свободно изливаться в сокрушенные сердца грешников, вселяя в них покой и радость. Между тем как вода и кровь, истекшая из прободенного ребра распятого Христа, идут навстречу всем нуждам виновной, но сознающей свой грех совести. Господь Иисус вместо нас вознесен был на кресте; Он сделался Заступником нашим. Он умер "за грехи наши, Праведник за неправедных" (1 Петр. 3,18). - "Он сделался для нас жертвою за грех" (2 Кор. 5,21). Он стал наряду с беззаконниками, был погребен и, все выполнив, воскрес из мертвых. Итак, ничто больше не восстает против верующего: он соединен со Христом и облечен праведностью Его. Мы "поступаем в мире сем, как Он" (1 Иоан. 4,17).

Вот что дает совести прочный, устойчивый мир. Если из положения виноватых мы перешли в положение оправданных; если Бог нас видит только во Христе и через Христа, полный мир делается нашим уделом. "Оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа" (Римл. 5,1). Кровь Христа сняла с верующей души ее вину, уплатила за нее тяготивший ее долг и в присутствии святости, которой "несвойственно глядеть на злодеяния" (Авв. 1,13), облекла ее в белую одежду.

Но верующий нашел не только мир с Богом; он сделался еще и чадом Божиим, так что ему силою Духа Святого теперь дано наслаждаться общением с Отцом и Сыном. Крест следует рассматривать с двух сторон: прежде всего он удовлетворяет всем требованиям Бога и славы Его; затем он является выражением любви Божией. Рассматривая наши грехи с одной, и права Бога, Судьи моего, с другой стороны, мы видим, что крест удовлетворил все эти права. Бог-Судья через крест был удовлетворен и прославлен. Но это еще не все: Бог не только предъявляет Свои права; сердце Его горит любовью; и крест Господа Иисуса являет грешнику всю трогательность, всю убедительность этой любви; грешник получает способность питаться этой любовью и пребывать в общении с Источником, из Которого она истекает. "Потому что и Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, Праведник за неправедных" (1 Петр. 3,18). Итак, мы не только перешли в другое положение, но приведены к Самому Богу и сделались причастниками новой природы, способной наслаждаться общением с Ним. "Хвалимся Богом через Господа нашего Иисуса Христа, посредством Которого мы получили ныне примирение" (Римл. 5,11).

Какою силою, какою красотою дышит весть освобождения: "Отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне праздник в пустыне"! (гл. 5,1). "Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу" (Лук. 4,18-19). Благая весть Евангелия возвещает освобождение от всякого ига, от всякого рабства. Мир и свобода - вот дары, как это и возвестил Бог, приносимые Евангелием принимающим его с верою.

Заметьте, что говорится: "Чтобы он совершил Мне праздник в пустыне." Если сыны Израилевы освобождались от власти фараона, им предстояло тотчас же сделаться рабами Бога. Многозначительная перемена! Вместо того, чтобы изнемогать под ударами начальников фараона, им дано было совершать праздник в присутствии Иеговы; и хотя для этого надлежало из Египта перейти в пустыню, присутствие Божие должно было сопровождать их туда; и если пустыня была печальна и дика, она вела в Ханаан. В планы Божий входило празднование Израилем великого праздника Господня в пустыне, и для этого они должны были "быть отпущены" из Египта.

Но фараон вовсе не был расположен послушаться приказания Божия. "Кто такой Господь, чтобы я послушался голоса Его и отпустил Израиля?" (ст. 2). Слова эти как нельзя лучше выражают истинное нравственное состояние фараона, его невежество и упорное непослушание. Одно всегда сопровождается другим. Душа, постигшая блаженство познания Бога, убеждается, что это познание есть жизнь вечная (Иоан. 17,3), жизнь же есть сила; сила дает возможность действовать. Очевидно, что не имеющий жизни действовать не может; поэтому безумно, налагая на человека те или другие действия, надеяться через них произвести в нем то, что одно только и может заставить его действовать.

Далее фараон и самого себя не знал больше, чем Бога. Он не знал, что он лишь жалкий червь земной, призванный возвестить славу Того, знать Которого он не считал нужным (Исх. 9,16; Римл. 9,17). "Они сказали: Бог Евреев призвал нас. Отпусти нас в пустыню на три дня пути, принести жертву Господу, Богу нашему, чтобы Он не поразил нас язвою или мечом. И сказал им царь Египетский; для чего вы, Моисей и Аарон, отвлекаете народ от дел его? Ступайте на свою работу... дать им больше работы, чтобы они работали и не занимались пустыми речами" (ст. 3-9).

Как ясно обнаруживаются во всем этом тайные изгибы человеческого сердца! Какая полная неспособность войти в мысли Божий! Все предъявленные Богом права, все Божественные откровения - все это фараон считает "пустыми речами". Что было ему за дело до "трех дней пути" или до "праздника Иеговы в пустыне"? Как мог он понять необходимость подобного путешествия, характер и цель подобного праздника? Носить на себе тяжести и делать кирпичи - это дело было ему знакомо; это были очевидные факты доступной ему реальной жизни; все же, что относилось к Богу, к Его служению и почитанию, казалось ему какой-то несуществующей химерой, вымышленной людьми, искавшими предлога освободиться от суровых требований жизни.

Так часто случается и с великими и мудрыми мира сего, которые всегда готовы почитать безумием и суетой свидетельства Божий. Прислушайтесь, например, к оценке, которую сделал "достопочтенный Фест" великому вопросу, о котором спорили Апостол Павел и иудеи. "Они имели некоторые споры с ним (Павлом) об их богопочитании и о каком-то Иисусе умершем, о Котором Павел утверждал, что Он жив!" (Деян. 25,19). Увы! Как мало понимал Фест то, что говорил! Как мало понимал он, что важно было установить мертв или жив Иисус! Он и не подозревал, какое важное значение имел этот вопрос как для него самого, так и для друзей его, Агриппы и Вереники; но это не изменяло самого факта; как они, так и сам он, теперь познакомились с этим вопросом поближе, хотя во дни преходящей славы земной они считали его суеверием, недостойным внимания разумных людей и способным занимать лишь поврежденный рассудок ясновидящих энтузиастов. Да, великий вопрос, определяющий судьбу всякого чада Адама, вопрос, обусловливающий собою настоящее и будущее положение Церкви и мира; с которым связаны все намерения Божий, казался Фесту лишь ненужным суеверием!

Так было и с фараоном. Он ничего не знал о "Иегове", "Боге Израиля", о великом "Я есмь Сущий"; потому и слова Моисея и Аарона о принесении Богу жертвы он счел "речами пустыми". Для невежественного разума человеческого интересы Божий всегда кажутся суетными, ненужными и безрассудными. Имя Божие входит в программу религиозного формализма, но Сам Бог остается непознанным. Его драгоценное имя, заключающее в себе для верующей души все, желаемое ею, все ей потребное, для неверующего ума лишено всякого значения, всякой силы и красоты; поэтому все, относящееся к Богу и указывающее на Него, Его слова, Его намерения, мысли и пути считаются "речами пустыми".

Но приближается время, когда все это изменится. Судилище Христово, бедствия, грядущие на вселенную, волны огненного озера не будут "речами пустыми".

Конечно, нет; и люди, милостью Божией почитающие все это действительностью, должны приложить все усилия к пробуждению в этом отношении тех, которые подобно фараону, считают "изготовление кирпичей" единственным делом, достойным занимать мысли и время человека, единственной жизненной необходимостью!

Увы! Как часто даже и христиане живут в области видимого, в области земли и природного естества, теряя, таким образом, глубокое, неизменное и ясное сознание действительности Божественного и небесного. Нам надлежит пребывать более в области веры, в области небесной, в сфере "обновленной твари". Тогда мы будем на все смотреть глазами Божьими; будем мыслить о небе и земле, как о них мыслит Бог, и вся жизнь наша сделается возвышеннее, бескорыстнее, сделается чуждой земле и интересам земным.

Но превратности понимания фараоном возложенного на него поручения не были для Моисея главным испытанием. Служитель Христов, сердце которого полностью отдано Богу, не должен страшиться прослыть в глазах мирских людей мечтательным энтузиастом. Они смотрят на человека веры с точки зрения, не допускающей другого суждения. Чем вернее служит христианин своему Небесному Учителю, чем более идет по Его стопам, чем больше преображается в Его образ, тем легче он будет сочтен сынами земли сей "безумным". Это суждение мира не должно ни огорчать служителя Божия, ни подрывать мужества его. Бесконечно тяжелее для него, однако, если служение или свидетельство его неверно понимается, отвергается или не принимается теми, кому оно предназначено. В этом случае служителю Божию следует непрестанно пребывать наедине с Богом, проникаясь мыслями Его; следует жить силою общения с Ним, дабы находить поддержку для следования по Его пути, для неуклонного выполнения возложенной Им задачи. Если среди столь тяжелых обстоятельств человек не вполне убежден, что совершаемое им дело поручено ему свыше, если он не сознает присутствия Божия с собою, служение его не может благоуспешно идти вперед.

Не имей Моисей этой могущественной поддержки свыше, разве мог он отнестись спокойно к словам, с которыми обратились к нему надзиратели сынов Израилевых, приведенные в отчаяние увеличением притеснений со стороны фараона. "Да видит и судит вас Господь за то, что вы сделали нас ненавистными в глазах Фараона и рабов его, и дали им меч в руки, чтобы убить нас" (ст. 20-21). Они имели полное основание упрекать Моисея, и Моисей это сознавал, потому что тут же обратился к Господу, говоря: "Господи, для чего Ты подвергнул такому бедствию народ сей, для чего послал меня? Ибо, с того времени, как я пришел к Фараону, и стал говорить именем Твоим, он начал хуже поступать с народом сим; избавить же, - Ты не избавил народа Твоего" (ст. 22-23). В ту же минуту, когда избавление казалось наиболее близким, положение вещей сделалось отчаянным; и в природе самый темный час ночи часто непосредственно предшествует утренней заре. Так будет и в последние дни истории Израиля. Час наиболее мрачный и смятение самое ужасное будут предшествовать внезапному появлению "Солнца правды" (Мал. 4,1-2), приносящего исцеление в лучах Своих, дабы уврачевать раз и навсегда "рану дочери народа" Своего (Иер. 6,14; 8,11).

Невольно возникает вопрос, насколько слова Моисея: "для чего?", произнесенные им, по свидетельству вышеприведенного текста, доказывали действенность его веры и мертвенность его воли? Как бы то ни было, Бог не вменяет в вину Моисею возглас "для чего?", вырвавшийся в минуту сильного огорчения. Ответ Божий дышит благостью: "Теперь увидишь ты, что Я сделаю с Фараоном, по действию руки крепкой он отпустит их; по действию руки крепкой даже выгонит их из земли своей (гл. 6,1). Особенный отпечаток благости лежит на словах этих. Вместо того, чтобы осудить непочтительность Моисея, который позволил себе рассуждать о неисповедимых путях Того, Кто именует Себя "Сущим", этот Бог, вовеки милостивый, желает поддержать смущенный дух огорченного служителя Своего, открывая ему Свои последующие действия. Это было достойно Бога, от Которого нисходит всякое деяние благое и всякий дар совершенный, Который дает все щедрою рукою, "без упреков" (Иак. 1,5-17). - "Он знает состав наш, помнит, что мы персть" (Пс. 102,14).

И не только этими Своими действиями, но в Себе Самом, в имени и характере Своем, хочет Бог сделаться утешением и радостью всякого сердца; в этом и заключается для человека блаженство полное, Божественное, вечное. Когда сердце обретает в Боге Самом поддержку, в которой оно нуждается, когда оно может найти "крепкую башню" в имени Его, когда в характере Божием оно черпает все, для себя потребное, тогда оно действительно возносится над всем земным: тогда оно отвращается от лживых обещаний, которыми старается привлечь его к себе мир, ценит по достоинству все почести земные, получить которые домогается человечество. Познавшее Бога сердце не только может сказать, глядя на мир: "Все суета"; оно уже научилось и обращаться непосредственно к Богу со словами: "Все источники мои в Тебе" (Пс. 86,7).

"Итак, скажи сынам Израилевым: Я Господь, и выведу вас из-под ига Египтян, и избавлю от рабства их, и спасу вас мышцею простертою и судами великими. И приму вас Себе в народ, и буду вам Богом, и вы узнаете, что Я Господь Бог ваш, изведший вас из-под ига Египетского. И введу вас в ту землю, о которой Я, подняв руку Мою, клялся дать ее Аврааму, Исааку и Иакову, и дам вам ее в благодати полной, даровой, преизобильной. Бог являет Себя сердцам избранных Своих, как Господь, действующий в них, за них, и с ними, дабы проявить славу Свою. Какими бы слабыми и жалкими они ни были, Он пришел, чтобы явить Свою славу, доказать Свою благость и всю силу могущества Своего в полном их избавлении.

Слава его и их спасение были тесно связаны между собою. Впоследствии все это было им воспомянуто: "Не потому, чтобы вы были многочисленнее всех народов принял Вас Господь и избрал вас; ибо вы были малочис-леннее всех народов; но потому, что любит вас Господь, и для того, чтобы сохранить клятву, которую Он клялся отцам вашим, вывел вас Господь рукою крепкою, и освободил тебя из дома рабства, из рук Фараона, царя Египетского" (Втор. 7,7-8).

Ничто так не успокаивает и не укрепляет боязливое и трепещущее сердце, как твердая уверенность, что Бог взялся спасти нас такими, как мы есть, и вполне зная, что мы такое; и какое бы новое зло Он в нас ни открыл, ничто не может умалить Его безмерную любовь к нам ил" изменить характер этой любви. "Возлюбив Своих, сущих в мире, до конца возлюбил их" (Иоан. 13,1). Кого Он любит, Он любит до конца, любовью неизменною; это служит для нас источником невыразимой радости. Бог знал, что мы такое; Он ведал все худшие стороны нашего природного естества, по любви Своей к нам даруя нам Сына Своего. Он знал, в чем мы имели нужду, и восполнил эту нужду. Он знал размер нашего долга и уплатил за нас этот долг. Он знал, что необходимо для нашего избавления и совершил все это. Требования Его собственной славы нуждались в удовлетворении; и Он удовлетворил их. Все - дело рук Его. Вот на каком основании Он и говорил Израилю: "Избавлю вас"; "Введу вас"; "Сделаю вас Своим народом"; "Дам вам землю"; "Я есмь сущий" (Иегова). Все это Он желал совершить ради Самого Себя; и до тех пор, пока эта великая истина не будет нами полностью усвоена, пока она не будет принята в душу силою Духа Святого, душа не может обрести прочного мира. Нельзя иметь радостное сердце и спокойную совесть, пока не существует познания и веры, что все Божественные права получили Божественное удовлетворение.

Конец этой главы заключает в себе перечень "начальников поколений" семейств Израилевых. Перечень этот важен тем, что показывает нам, что Бог делал исчисление принадлежащих Ему людей, хотя они еще и не были освобождены от рук врага. Израиль был народом Божиим, и Бог делает здесь исчисление людей, по праву принадлежавших Ему. Какая удивительная благость! Сосредоточить Свой интерес на тех, которые несли на себе постыдное рабство Египта, - вот действие, достойное Бога! Творец миров, окруженный ангелами не падшими, но готовыми ежеминутно исполнять волю Его (Пс. 102,21), снизошел на землю, дабы избрать Себе рабов, с именем которых Ему благоугодно было связать Свое имя. Он появился среди раскаленных печей египетских и увидел там народ, стенавший под ударами бича притеснителя; тогда раздалось Его памятное слово: "Отпусти народ Мой." И сказав это, Он приступил к исчислению его, как бы говоря: "Это все избранные Мои; посмотрим, сколько их, чтобы никто из них не оказался забытым." "Из праха подъемлет Он бедного, из брения возвышает нищего, посаждая с вельможами, и престол славы дает им в наследие" (1 Цар. 2,8).

Эти пять глав составляют отдельную часть книги Исход; по содержанию своему они распадаются на три главных раздела: десять казней от руки Иеговы, сопротивление Ианния и Иамврия и четыре возражения фараона.

Вся земля Египетская была потрясена последовательными ударами жезла Божия. Все, начиная с монарха, владевшего престолом, до последней служанки, работавшей при жерновах, должны были испытать на себе ужасное бремя этого жезла. "Послал Моисея, раба Своего, Аарона, которого избрал. Они показали между ними слова знамений Его и чудеса Его на земле Хамовой. Послал тьму и сделал мрак, и не воспротивились слову Его.

Переложил воду их в кровь и уморил рыбу их. Земля их произвела множество жаб даже в спальне царей их. Он сказал, и пришли разные насекомые, скнипы во все пределы их. Вместо дождя послал на них град, палящий огонь на землю их, и побил виноград их, и сокрушил дерева в пределах их. Сказал, и пришла саранча, и гусеницы без числа; и съели плоды на полях. И поразил всякого первенца на земле их, начатки всей силы их" (Пс. 104,26-36). Здесь псалмопевец в сжатом виде описывает нам ужасные казни, которые упорством своего сердца фараон навлек на свою землю и свой народ. Этот надменный монарх дерзнул сопротивляться непреклонной воле Всевышнего Бога; вследствие чего рассудок его помрачился и сердце ожесточилось. "Но Господь ожесточил сердце Фараона, и он не послушал их, как и говорил Господь Моисею: Завтра встань рано, и явись перед лицо Фараона, и скажи ему: Так говорит Господь, Бог евреев: отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне служение. Ибо в этот раз Я пошлю все язвы Мои в сердце твое, и на рабов твоих, и на народ твой, дабы ты узнал, что нет подобного Мне на всей земле. Так как Я простер руку Мою, и поразил бы тебя и народ твой язвой, и ты истреблен был бы с земли. Но для того Я сохранил тебя, чтобы показать на тебе силу Мою, и чтобы возвещено было имя Мое по всей земле" (гл. 9,12-16).

При виде фараона и действий его мы невольно переносимся к страшным событиям Откровения, которые последний притеснитель народа Божия навлекает на себя, причем как на его царство, так и на него самого изливается семь чаш гнева Всемогущего. По изволению Бога и предначертаниям Его Израиль должен был занять первое место на земле; всякий, решающий восставать против этого намерения Божия, оспаривая это первенство у Израиля, будет устранен с пути. Благодать Божия должна излиться на ею избранных; и всякий, кому вздумается воздвигнуть преграду этой благодати, должен быть "уничтожен"; будь это Египет, Вавилон или "зверь, который был, и нет его, и явится" (Откр. 17,8) - это безразлично. Божественное могущество откроет путь Божественной благодати, и вечное проклятие ляжет на всех противящихся этому. Из века в век будут они вкушать горький плод своего возмущения против Иеговы, Бога евреев. Он сказал народу своему: "Ни одно орудие, сделанное против тебя, не будет успешно" (Ис. 54,17), и Его непоколебимая верность, несомненно, исполнит то, что обещала Его бесконечная благость. Поэтому когда фараон железной рукою пробовал удержать в Египте Израиль Божий, чаши Божественного гнева излились на него; мрак, болезни и опустошение постигли всю землю Египетскую. То же ожидает последнего и великого притеснителя, когда он, подымаясь из страшной бездны, со всей силой сатанинскою захочет своей "ногою гордыни" наступить на избранных Божиих и стереть с лица земли тех, на которых лежит благоволение Божие. Престол его будет разрушен, царство будет опустошено семью последними судами, и сам он ввержен будет в конце концов уже не в Чермное море, а в "озеро огненное и серное" (Откр. 17,8; 20,10).

Ни одна мелочь из того, что Бог обещал Аврааму, Исааку и Иакову, не останется невыполненной, Бог исполнит все. Несмотря ни на какие усилия противника, Бог помнит Свои обетования и не преминет выполнить их. Все Его обетования, "да" и "аминь" - во Христе Иисусе (2 Кор. 1,20). Множество династий восставало и возвышалось в мире сем; престолы созидались на развалинах древней славы Иерусалима; царства то временно процветали, то падали; властолюбивые повелители земные сражались за обладание "Обетованной землей", все это было, но относительно Палестины Иегова сказал: "Землю не должно продавать навсегда; ибо Моя земля" (Лев. 25,23). Никто, таким образом, кроме Иеговы, не будет окончательно обладать этой землею; и он передаст ее во владение семени Авраама. Это извлечение из Писания руководит течением наших мыслей как по поводу этого вопроса, так и во всех других. Земля Ханаанская принадлежит потомству Авраамову, и потомство Авраама предназначено для земли Ханаанской; поэтому никогда никакая сила ни земли, ни ада не может посягнуть на предопределенное Богом. Предвечный Бог связал Себя этим словом; кровь вечного завета пролилась в подтверждение его. Кто силен уничтожить его? "Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (Матф. 24,35). О, Иерусалим, действительно "нет подобного Богу Израилеву, который по небесам принесся на помощь тебе, и во славе Своей на облаках. Прибежище твое Бог древний, и ты под мышцами вечными. Он прогонит врагов от лица твоего и скажет: "истребляй!" Израиль живет безопасно, один; око Иакова видит перед собою землю обильную, хлебом и вином, и небеса его каплют росу. Блажен ты, Израиль! кто подобен тебе, народ, хранимый Господом, Который есть щит, охраняющий тебя, и меч славы твоей? Враги твои раболепствуют тебе, и ты попираешь выи их" (Втор. 33,26-29).

Далее мы рассмотрим сопротивление, которое волхвы Египетские Ианний и Иамврий оказали Моисею. Имена этих древних противников истины Божией остались бы нам неизвестными, если бы они не были названы Духом Святым в связи с "временами тяжкими", о наступлении которых апостол Павел предупреждает возлюбленного сына Тимофея. Важно, чтобы христианин-читатель уяснил себе истинный характер сопротивления, оказанного волхвами Моисею, слова, обращенные по этому поводу апостолом Павлом к Тимофею, проливают яркий свет на этот вопрос. Слова эти исполнены глубокой торжественности.

"Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержанны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Таковых удаляйся. К сим принадлежат те, которые вкрадываются в дома и обольщают женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины. Как Ианний и Иамврий противились Моисею, так и сии противятся истине, люди развращенные умом, невежды в вере. Но они не много успеют, ибо их безумие обнаружится пред всеми, как и с теми случилось" (2 Тим. 3,1-9).

Характер этого сопротивления истине особенно опасен. Ианний и Иамврий противодействовали Моисею только тем, что они, насколько это было в их власти, повторяли чудеса, которые творил Моисей. Мы не видим, чтобы они приписывали обману и злой силе действия Моисея; они скорее старались только сгладить влияние чудес Божиих на совесть, совершая то же самое. Что делал Моисей, могли сделать и они, так что в конце концов не оказывалось никакой разницы. Одно другого стоило. Чудо остается чудом. Совершая чудеса, Моисей этим надеялся вывести народ из Египта; они теми же чудесами старались удержать народ в своей стране: все, таким образом, сводилось к тому же самому.

Это доказывает нам, что самое преступное сопротивление свидетельству Божию оказывают те, которые, подражая действиям истины, "имеют лишь вид благочестия, силы же его отрекаются" (2 Тим. 3,5). Люди эти могут подражать другим во всех поступках и привычках, говорить их языком, видимо разделять их мнения. Истинный христианин из любви ко Христу дает пропитание голодному, одежду - неимущему; посещает больных; распространяет слово Божие и духовные книги, молится, поет гимны, защищает и проповедует евангельские истины; то же может внешне исполнять и формалист; такой именно облик, заметим себе это, и будет иметь сопротивление истине "в последние дни"; в этом сказывается дух Ианния и Иамврия. Как важно понять эту серьезную истину! Как важно помнить, что как Ианний и Иамврий противились Моисею, таким же образом эти себялюбцы, привязанные к миру и удовольствиям мирским, "противятся истине". Без показного "благочестия" они обойтись не могут; но, принимая вид благочестия, уважаемого миром, они ненавидят его силу, потому что сила эта требует самоотвержения. "Сила благочестия" требует признания прав Божиих, водворения Его Царства в сердце и, как следствие всего этого, проявления этого в характере и во всей жизни; но все это чуждо формалисту. Сила благочестия несовместима ни с одним недостатком, поименованным в вышеприведенных словах Послания к Тимофею; вид же благочестия, хотя и скрывает эти недостатки, уживается с ними и не уничтожает их; это соответствует вкусам формалиста. Он не стремится к тому, чтобы его желания были подчинены его воле, удовольствия уступали место долгу; чтобы страсти его были побеждены, привязанности - возвышенны, сердце - очищено. Ему хочется иметь религии именно столько, сколько полагается иметь, чтобы извлечь наибольшую пользу из мира настоящего и из мира будущего. Он не знает, что значит отказываться от благ настоящего мира ради грядущих благ мира будущего.

Перебирая все виды противодействия сатаны истине Божией, мы убеждаемся, что в его систему входило постоянно противиться этой истине прежде всего насилием, открыто на нее нападая; затем, когда этот способ борьбы оказывался безуспешным, искажая ее подражанием. Так, прежде всего, сатана постарался умертвить Моисея (гл. 2,15); когда же это ему не удалось, он попробовал подражать ему.

Так всегда бывало и с истиной, врученной Церкви Божией. Первые усилия сатаны выразились во взрыве негодования со стороны первосвященников и старейшин иудейских, в судебных процессах, заточениях, использовании меча. Но в вышеприведенных словах Второго Послания к Тимофею обо всем этом уже нет и речи.

Открытая борьба уступает место оружию более тонкому, более опасному - наружному благочестию, форме без внутреннего содержания, подражанию человеческому. Вместо того, чтобы преследовать врага с мечом в руке, сатана прикрывается мантией лицемерия. Он делает вид, что исповедует то и сочувствуют тому, что некогда опровергал и преследовал; и это дает ему поразительный успех. Отталкивающие приемы нравственного зла, испокон веков и до сих пор осквернявшие страницы истории человечества, не встречаются уже там, где их принято видеть, не скрываются в мрачных убежищах людской злобы, а тщательно прячутся под мантией холодной, бессильной и потерявшей свое влияние религии; это одно из сильнейших орудий сатаны.

Вполне естественно, что человек как существо падшее и порочное исполнен эгоизма, алчности, тщеславия; гордости; что он охотнее служит страстям, чем Богу; но факт, что все это скрывается под личиной "благочестия" доказывает особенный прием, употребляемый сатаною для сопротивления истине в последние дни. Что человек открыто обнаруживает свои пороки, свои постыдные похоти и страсти, составляющие неизбежные последствия его отдаленности от Источника истинной святости и бесконечной чистоты, - это вполне естественно, потому что таким останется человек до конца своего существования. Но когда, с другой стороны, святым именем Господа Иисуса злоупотребляют люди коварные и пылающие ненавистью друг ко другу; когда святые принципы уступают место безнравственной жизни; когда ясно выступают наружу пороки, характеризующие язычников и представленные нам в Послании к римлянам, и все это кроется под видом благочестия - тогда действительно приходится сказать, что это ужасные признаки последних дней, сопротивление Ианния и Иамврия.

Но только три чуда, сотворенные служителями Бога живого и истинного, удалось сделать и волхвам Египетским: они превратили жезлы свои в змей (гл. 7,12), обратили воду в кровь (гл. 7,22) и вывели жаб на землю Египетскую; (гл. 8,7) но когда дело дошло до четвертого знамения, требовавшего наличия творческой силы, проявления жизни, свидетельствующей об уничтожении природы человеческой, волхвы были пристыжены и вынуждены сознаться: "Это перст Божий" (гл. 8,16-19). То же случится и со всеми противниками истины в последние дни. Все, что они делают, делают они непосредственною силою сатаны, когда это не выходит из пределов его власти. Они неуклонно преследуют цель противиться истине.

Три знамения, которые "Ианний и Иамврий" имели силу выполнить, запечатлены силою сатаны, смертью и нечистотою, - они произвели змей, кровь и жаб. Этим путем "противились они Моисею"; также и теперь "противятся люди истине" и ее нравственному воздействию на совесть. Ничто так не ослабляет влияния истины на сердце, как факт, что люди, совершенно ею не руководящиеся, одинаково поступают с ее приверженцами. Таков план действия сатаны в данную минуту. Он старается дать всем людям христианский облик. Ему хочется внушить нам, что мы окружены "миром христианским"; но этот "христианский мир" проникнут духом подражания, не только не возвещающим истины, но, по плану врага истины, мир этот и создан им для противодействия очищающему и освящающему влиянию истины.

Словом, служитель Христов, свидетель истины, окружен со всех сторон духом "Ианния и Иамврия", ему необходимо иметь это в виду, отдавать себе отчет, с каким злом призван он бороться; пусть он не забывает, что мир, окружающий его, представляет собою лишь недостойную пародию настоящего творения Божия, созданную не мановением волшебной палочки общеизвестного злого чародея, а стараниями лжеисповедников, имеющих "вид благочестия, но силы его отрекшихся"; людей, видимо поступающих хорошо и справедливо, но не носящих в сердце своем ни жизни Христовой, ни любви Божией, людей, совесть которых не тронута силою Слова Божия.

"Но, - прибавляет Апостол, - они не много успеют, ибо их безумие обнаружится пред всеми, как и с теми случилось." И действительно, "безумие" Ианния и Иамврия обнаружилось пред всеми, когда они оказались не только неспособными подражать дальнейшим чудесам Моисея и Аарона, но и на глазах всех были поражены судами Божиими. Это очень убедительный пример. Также выйдет наружу безумие всех людей, лишь внешне чтущих Бога. Им не только не удастся довести до конца подражание Божественной жизни и силе свыше, но на них еще обрушатся и суды Божий за то, что они отвергли истину и противились ей.

Не скрыто ли во всем этом глубокое поучение для исповедующих наружное благочестие? Это несомненный факт; и все эти примеры должны бы пробудить сознание могущества жизни Божией в каждой душе, глубоко затронуть каждое сердце и заставить каждого из нас тщательно себя испытать, чтобы убедиться, служим ли мы истине, ходим ли мы в силе благочестия, или же, быть может, лишь задерживаем ее распространение и уменьшаем оказываемое ею действие, имея лишь вид этого благочестия? Действие силы благочестия сказывается в факте, что мы "пребываем в том, чему были научены" (2 Тим. 3,14). Пребывать в этом могут лишь наученные Богом, лишь силою Духа Божия черпающие живую воду Божественного учения из чистого источника Божия.

Такие исповедники, благодарение Богу, в большом количестве встречаются во всех деноминациях исповедующей Церкви. Всюду рассеяны люди, совесть которых была омыта искупительною кровью Агнца Божия (Иоан. 1,29), сердце которых вполне предано Богу, которые живут живою надеждою и блаженной уверенностью однажды увидеть Его таким, каков Он есть, и навеки преобразиться в образе Его. Мысль о таких душах бодрит и радует сердце. Несказанно отрадно быть в общении с теми, которые сознательно живут наполняющей их надеждой и дают себе отчет в том, какое место они занимают перед Богом. Да умножит Господь число их, да проявится всюду в эти последние дни сила благочестия, дабы проявилось должное свидетельство о великом имени Того, Кто достоин всякой хвалы!

Нам остается, в-третьих, рассмотреть еще четыре способа, которыми фараон надеялся воспрепятствовать полному освобождению народа Божия и его выходу из Египта. Первое предложение его мы находим в гл. 8, ст. 25: "И призвал Фараон Моисея и Аарона и сказал: пойдите, принесите жертву Богу вашему в сей земле." Излишне было бы напоминать, сопротивляются ли волхвы, ставит ли преграды фараон, в сущности руководит всем этим сатана; очевидно, что предложение, внушенное фараону сатаною, сводилось к тому, чтобы помешать прославлению имени Иеговы, связанному с полным избавлением народа Божия от власти египетской. Очевидно, что принеси народ жертву, оставаясь в Египте, слава Божия не была бы явлена. В этом случае израильтяне стали бы на тот же уровень, как и египтяне, и Иегову низвели бы на уровень богов египетских. Всякий египтянин мог бы тогда сказать израильтянину: "Не вижу, какая же разница между нами: у вас - свое богопоклонение, а у нас - свое: в чем же разница?"

Люди находят вполне естественным и необходимым, чтобы всякий человек исповедовал религию; какую - это безразлично. Главное, чтобы они были искренни и не вмешивались в религиозные воззрения своего соседа; все остальное не имеет значения. Таковы мысли человеческие относительно того, что они называют "религией"; но очевидно, что здесь не идет дело о прославлении имени Иисуса. Враг всегда будет противиться желанию христианина отделиться от мира; сердцу человеческому это непонятно. Сердце может мечтать о религиозности, потому что совесть свидетельствует о том, что человек виновен перед Богом, но сердце, тем не менее мечтает и о дружбе с миром. Сердце желало бы "принести жертву Богу в сей земле", и когда человек облекается светской религией, отказываясь от мысли "выйти за стан" и отделиться от мира, цель сатаны достигнута. Испокон веков все старания его клонятся к тому, чтобы имя Божие не было прославлено на земле; с этим же намерением он внушил и фараону слова: "Пойдите, принесите жертву Богу вашему в сей земле"! Если бы согласились они на такое предложение, какое это было бы тогда полное унижение свидетельства! Народ Божий в Египте и Самого Бога этого народа приравнили к идолам египетским! Какое ужасное кощунство!

Читатель, необходимо зрело поразмыслить обо всем этом. Попытка врага заставить Израиль принести жертву Богу в Египте обнаруживает мотив несравненно более глубокий, чем это нам кажется с первого взгляда.

Враг торжествовал бы, если бы когда-либо при каких угодно обстоятельствах ему удалось получить хотя бы тень одобрения Божия по отношению к религии мира. Он ничего не имеет против такого рода религии. "Религия мира" является таким же послушным орудием в его руке, как и все другие средства; потому сатана много приобретает всякий раз, как ему удается внушить христианину доверие к светской религиозности. Ничто не возбуждает в мире такого негодования, как Божественный принцип отделения от развращенного нынешнего мира, - это несомненный, общеизвестный факт. Вас оставят в покое относительно ваших дел, вашего учения, ваших верований; но если вы вздумаете хоть сколько-нибудь придерживаться Божественных повелений: "Таковых удаляйся" (2 Тим. 3,5) и "выйдите из среды их и отделитесь", (2 Кор. 6,17), вы неизбежно встретите самое упорное сопротивление. Чем это объясняется? Единственно тем, что отделенные от показной религии мира христиане становятся верными свидетелями Христа, которыми они никогда не сделались бы, живя в дружбе с миром.

Между религией человеческой и Христом существует великая разница. Бедный индус, погруженный во мрак неведения, также имеет свою религию, но не имеет ровно никакого понятия о Христе. Апостол не говорит: "Если есть какое утешение в религии" (Фил. 2,1), хотя последователи всякой религии непременно находят в ней известное утешение. Нет, апостол Павел нашел себе утешение во Христе, испытав всю бесполезность светской религии, какой бы внушительной и прекрасной она ни казалась (ср. Гал. 1,13-14; Фил. 4-11).

Дух Божий говорит, правда, о "благочестии чистом и непорочном", но невозрожденный человек не имеет в нем участия: как может он участвовать в том, что "чисто и непорочно"? Эта религия - религия небесная; она - источник всякой чистоты, всякого совершенства; она дается "Богом Отцом" в распоряжение новой, возрожденной природе, которой сделались причастными все верующие в Сына Божия (Иоан. 1,12-13; Иак. 1,18; 1 Петр. 1,23; 1 Иоан. 5,1). Она находит себе выражение, с одной стороны, в деятельной любви, с другой - в личной святости, понуждающей "призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира" (Иак. 1,27).

Если вы просмотрите перечень истинных плодов христианства, вы убедитесь, что все они подходят под одну из этих категорий; интересно отметить, что как в Исх. 8, так и в Иак. 1,отделение от мира представляется нераздельным с истинным служением Богу. Ничто, запятнанное соприкосновением с миром, с "лукавым веком сим", не может заслужить благоволения Бога, получить от Него название чистого и непорочного. "Выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому, и Я приму вас; и буду вам Отцом, и вы будете Моими сынами и дочерями, говорит Господь Вседержитель" (2 Кор. 6,17-18).

В земле Египетской не было такого места, на котором Иегова мог соединится с искупленным народом Своим; освободиться от Египта для Израиля значило отделиться от него. Бог сказал: "Я иду избавить его" (Исх. 3,8). и ничто другое не могло ни удовлетворить Бога, ни прославить Его. Спасение, оставлявшее народ в Египте, не могло быть спасением Божиим. Не забудем также, что как в освобождении Израиля, так и в истреблении фараона Иегова руководствовался Своим намерением "возвестить имя Свое по всей земле" (Исх. 9,16). Каким образом было бы возвещено имя Его, каким образом был бы явлен образ Божий, если бы народ Его согласился принести Ему жертву в Египте? Это не было бы свидетельством о Боге, это дало бы превратное понятие об Иегове. Для полного и верного засвидетельствования истинных свойств характера Иеговы необходимо было и полное освобождение, и полное отделение Израиля от Египта; так и теперь лишь при условии полного отделения от развращенного века сего христиане, всецело принадлежащие Сыну Божию, могут верно и открыто свидетельствовать о Нем. Такова о них воля Божия; для этого-то и отдал Себя на смерть Христос, как мы и читаем: "благодать Вам и мир от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа, Который отдал Себя Самого за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века, по воле Бога и Отца нашего, Ему слава во веки веков. Аминь" (Гал. 1,3-5).

Галаты начали проявлять благочестие плотское и светское; благочестие показное, заключавшееся в соблюдении "дней, времен и годов"; и вот, в самом начале своего Послания, апостол напоминает им, что для того именно и отдал Себя Самого на смерть Господь Иисус Христос, чтобы избавить их от всего этого.

Народу Божию надлежит отделиться от всех других народов, и не потому, чтобы он отличался большей личной святостью по сравнению с другими народами, но потому, что он - народ Его, и для того, чтобы он отвечал всем требованиям, которые ему в милосердии Своем предъявляет Бог, вступая в сношения с ним и связывая его с именем Своим. Народ, продолжающий жить среди нечестия и развращения египетского, неспособен быть свидетелем Бога Святого; так и теперь всякий, придерживающийся испорченной религии сего мира, показного лицемерного благочестия, не может быть сильным и верным свидетелем Христа распятого и воскресшего.

Замечателен ответ, который дает Моисей на первое предложение фараона: "Но Моисей сказал: нельзя сего сделать; ибо отвратительно для Египтян жертвоприношение наше Господу, Богу нашему; если мы отвратительную для Египтян жертву станем приносить в глазах их, то не побьют ли нас камнями? Мы пойдем в пустыню, на три дня пути, и принесем жертву Господу, Богу нашему, как он скажет нам" (гл. 8,26-27). "Три дня пути" - вот действительное отделение от Египта. Ничто меньшее не могло удовлетворить веру. Израиль силою воскресения должен был быть отдален от страны смерти и мрака. Раньше, чем израильтяне смогут принести жертву, подобающую Богу, надо, чтобы Чермное море отделило искупленных Божиих от земли Египетской. Оставаясь в Египте, израильтяне были бы вынуждены принести Богу в жертву то, что было связано с отвратительным для них языческим жертвоприношением египтян. [Выражение "отвратительно" относится к предметам египетского идолослужения.] Это было невозможно. В Египте нельзя было иметь ни скинии собрания, ни храма, ни, жертвенника. Во всей стране Египетской не нашлось для этого места. И действительно, как мы это впоследствии увидим, лишь когда весь Израиль достиг берега Чермного моря со стороны земли Ханаанской, лишь тогда раздался его первый хвалебный гимн, прославлявший уже совершившийся факт его освобождения. Только вполне уяснив себе место, которое даровано ему смертью и воскресением Господа Иисуса, христианин может поклоняться Богу в истине, благоуспешно служить Ему, сделаться истинным и верным свидетелем Его.

Здесь не идет речь о том, приняла ли душа спасение Божие, и спасена ли она уже поэтому. Большинство детей Божиих вовсе не понимает, что лично им принесли смерть Христа и воскресение Его. Они не проникнуты сознанием драгоценной истины, что смерть Христова раз и навсегда уничтожила их грехи (Евр. 9,26), что они сделались блаженными участниками жизни воскресения, с грехом никак не совместимой. Христос понес на себе проклятие за нас не потому, что, как этому некоторые учат, Он родился под проклятием нарушенного закона, а потому, что Он был "вознесен на древо", пригвожден ко кресту (ср. внимательно Второзак. 21,23; Гал. 3,13). Мы находились под проклятием, потому что жили в грехах или преступали закон Божий; но Христос как человек совершенный возвеличивший и прославивший закон (Ис. 42,21) именно тем, что Он всецело ему подчинился, понес на себе проклятие, будучи пригвожден ко кресту. Так в жизни своей Он возвеличил закон Божий; в смерти же Своей Он "сделался за нас клятвою". Поэтому для верующего нет теперь ни греха, ни проклятия, ни гнева, ни осуждения; и хотя ему и надлежит явиться пред судилище Христово, суд будет для него настолько же благоприятен, насколько теперь отраден для него престол благодати. Суд установит лишь его действительное положение, возвестив, что ничто не говорит против него; Бог оправдал его, возвел его в это высокое положение. Он представляет собою результат работы Божией. Когда он находился в состоянии смерти и осуждения, Бог достиг его и сделал его таким, каким Он желал его видеть. Сам Судья изгладил следы всех грехов его и сделался праведностью его; потому суд не может оказаться неблагоприятным для него; напротив, именно на суде будет торжественно, во всеуслышание, возвещено небу, земле и аду, что всякий, омывший грехи свои в крови Агнца, является очищенным, как только Бог может очищать (см. Иоан. 5, 24; Римл. 8,1; 2 Кор. 5,10-11; Еф. 2,10). Все, что следовало сделать, сделал сам Бог; и, конечно, Он не осудит сделанное Им Самим. Праведность предъявляла свои требования, - Бог удовлетворил их; все было Им выполнено в совершенстве. Свет Судилища окажется достаточно ярким, чтобы рассеять все тени, все облака, которые могли бы затмить несравненную славу и вечный подвиг, связанные с крестом, чтобы явить верующего вполне "чистым" (Иоан. 13,10; 15,3; Еф. 5,27).

Только те из детей Божиих, которые не усвоили себе в простоте веры этих основных истин, лишают себя этим блаженного мира, теряют духовное равновесие, постоянно переходят от духовного настроения к настроению земному, и наоборот. Всякое сомнение, возникающее в сердце христианина, бесславит слово Божие и жертву Христову. Сомнения и страх овладевают христианином потому, что он, даже ныне, не пребывает во свете, который воссияет от Судилища. И все же все то, о чем многим приходится плакать - колебания и неуверенность, в сущности, последствия маловажного значения потому, что затрагивают лишь их личные переживания. Отражение же, произведенное на их поклонение Богу, их служение и свидетельство, оказывается гораздо более серьезного свойства потому, что касается славы Господней. Но, увы! Слава Божия вообще мало принимается в расчет, потому что обыкновенно для большинства заурядных христиан личное их спасение составляет главный интерес их жизни; конечную ее цель. Мы склонны считать главным то, что касается нас самих, и неглавным, второстепенным почитать все, относящееся к прославлению Христа в нас и через нас.

Весьма важно отдать себе отчет, что истина, наполняющая блаженной уверенностью наше сердце, делает наше служение разумным, наше упование - приятным Богу, а наше свидетельство о Нем - действенным. В 1 Кор. 15 апостол указывает на смерть и воскресение Христа как на великую основу всех благ. "Напоминаю вам, братья, Евангелие, которое благовествовал вам, которое вы приняли, в котором и утвердились, которым и спасаетесь, если преподанное удерживаете так, как я благовествовал вам, если только не тщетно уверовали. Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был и что воскрес в третий день по Писанию" (ст. 1-4). Такова евангельская весть! Христос умерший и воскресший - вот основание спасения. Он был "предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего" (Рим. 4,25). Видя глазами веры Иисуса, распятого на кресте и восседающего затем на престоле славы, мы исполняемся безмятежным миром, сердце наше становится свободным. Мы бросаем взгляд на могилу - и вот, она пуста; обращаем его вверх, на престол - и находим его занятым; это дает нам силу радостно продолжать наш путь. Господь Иисус через жертву на кресте обратил все во благо народу своему; это доказывается тем, что теперь Он восседает одесную престола Божия. Христос воскресший - вот вечное свидетельство о навеки совершенном искуплении; а если искупление - неопровержимый факт, мир христианина является истинной и неоспоримой действительностью. Не мы установили мир, и никогда не могли мы этого сделать; напротив, всякое усилие с нашей стороны в этом направлении явилось бы лишь вещим подтверждением того, что мы были нарушителями мира. Но Христос, примиряя все кровью креста Своего, воссел на небесах, торжествуя над всяким врагом. Через Него Бог возвещает благовестив мира. Слово Божие приносит мир этот; и душа, принимающая Евангелие, обретает мир, мир пред лицом Божиим, потому что Христос есть ее мир (см. Деян. 10,36; Рим. 5,1; Еф. 2,14; Кол. 1,20). Таким образом, Бог не только удовлетворил требованиям славы Своей, но, совершая это, открыл путь, которым бесконечная любовь Его может достичь самого преступного из всего преступного семени Адамова.

Далее, в применении к жизненной практике, крест Христов не только снял с верующей души грехи, но и порвал навеки узы, приковавшие его к миру, и благодаря этому человек может смотреть на мир, как на нечто распятое, и сам является распятым в глазах мира. Таково взаимное положение верующей души и мира. Они распяты один другим. Суд, которым мир осудил Христа, выразился в том положении, которое мир отвел Христу. Миру пришлось выбрать между Христом и убийцей. Он выпустил на свободу убийцу и распял Христа между двумя разбойниками. И если верующая душа идет по следам Христа, если она проникается Его духом и проявляет Его, она также займет в мире место, которое мир отвел Христу; и, таким образом, она поймет, что она распята со Христом не только пред лицом Божиим, но и принуждена будет считаться с этим фактом во всем хождении своем, и в повседневном своем пути.

Но, порывая таким образом узы, связывавшие христианина с миром, воскресение делает верующую душу звеном новой цепи, вводит ее в новое положение. Если на кресте оказался суд мира по отношению ко Христу, в воскресении мы видим суд Божий, постигший мир. Мир осудил Христа, но "Бог превознес Его" (Фил. 2,9). Человек отвел для Него место самое низкое, Бог дал Ему место самое высокое; а ввиду того, что верующий занимает в глазах Божиих место во Христе, он призван разделить со Христом место, отведенное Ему миром, и может, со своей стороны, видеть мир распятым для себя. Если, таким образом, мир распят на одном кресте, а верующий - на другом, великая пропасть разделяет их. И если пропасть эта существует теоретически, необходимо, чтобы она существовала и в жизни. Мир и христианин по-настоящему не должны иметь ничего общего; христианин, не отрекающийся от своего Господа и Учителя, действительно не имеет ничего общего с миром. Христианин настолько не верен Христу, насколько он связан интересами мира.

Все это очень ясно; но, дорогой читатель, какое же мы должны занимать место по отношению к миру? Нам надлежит из него выйти и выйти всецело. Мы умерли для мира и живы со Христом. Мы участники одновременно и Его отвержения на земле, и Его принятия на небе: и радость нашего принятия Христом заставляет нас почитать за ничто испытания, связанные с нашим отвержением. Знать, что я отвержен землею, и в то же время не иметь уверенности, что мне уготовано место и наследие на небесах, было бы для меня невыносимо; но, когда взор души пленен славою небесною, земное теряет свою цену. Меня, быть может, спросят: "Что такое мир?" Трудно подобрать выражение столь неопределенное и неясное, как "мир" или "светскость", потому что в общем мы склонны видеть начало светскости не в своей, а в чужой жизни. Слово Божие, однако, совершенно верно определяет, что такое мир, характеризуя его словами: он "не от Отца" (1 Иоан. 2,15-16). Итак, чем теснее будет мое общение с Отцом, тем более будет у меня понимания относительно того, что такое мир. Так учит Бог. Чем более вы живете любовью Отца, тем более будете вы отвращаться от мира. Но кто же открывает нам Отца? Сын Его. И Сын совершает это силою Духа Святого. Поэтому, чем более силою Духа Святого, мною не угашенного, я сумею воспринимать даруемое мне Сыном откровение в Отце, тем вернее будет моя оценка мира. По мере того, как Царствие Божие устанавливается в сердце, становится верным и суждение человека относительно светскости. Что такое мир - определить нельзя; мир, по меткому замечанию кого-то, носит на себе всевозможные оттенки, начиная с белого и кончая самым густым черным цветом. Вы не можете провести грани и сказать: "здесь начинается мир"; но тонкая и святая чуткость Божественной природы сразу ощутит присутствие мира; мы должны лишь ходить в могуществе этой природы, тогда мы будем чужды светскости всякого рода. "Поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти" (Гал. 5,16). Ходите с Богом, и вы не будете следовать течению мира. Тут бесполезны всякие холодные рассуждения, всякие строгие правила. Нам нужна божественная сила. Мы должны усвоить для себя духовное применение и смысл "трех дней пути в пустыне", отделяющих нас не только от печей для обжигания кирпичей и от начальников работ, но и от храмов, и от жертвенников египетских.

Второе возражение фараона в значительной степени по своему характеру и цели сходно с первым его предложением: "И сказал Фараон: я отпущу вас принести жертву Господу, Богу вашему, в пустыне, только не уходите далеко. Помолитесь обо мне" (гл. 8,28). Не имея возможности удержать израильтян в Египте, он прилагал все старания к тому, чтобы удержать их по крайней мере близ пределов земли Египетской с целью влиять на них всевозможными обычаями своей страны. В этом случае оставалась надежда, что народ еще вернется в Египет, и свидетельство его о Боге будет изглажено еще скорее, чем если бы он никогда не выходил из Египта. Люди, видимо отделяющиеся от мира и снова возвращающиеся в него, наносят делу Христову ущерб несравненно больший, чем если бы они совсем не выходили из мира; потому что они на деле признают, что, испытав Божественное, они пришли к заключению, что земное лучше и больше их удовлетворяет. Это еще не все. Нравственное воздействие истины на совесть людей мира сего значительно ослабляется теми, которые некогда находили нужным выйти из мира, а затем возвращались к покинутым ими интересам. Конечно, все это еще не дает права кому бы то ни было отвергать истину Божию, потому что всякий ответственен за себя самого и сам ответит пред Богом. Но, тем не менее, такого рода факты дурно влияют на окружающих. "Ибо, если, избегши скверны мира через познание Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, опять запутываются в них, побеждаются ими, то последнее бывает для таковых хуже первого. Лучше бы им не познать пути правды, нежели познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди" (2 Петр. 2,20-21).

Поэтому, если нет твердого намерения выйти из мира всецело, лучше остаться на своем месте. Врагу это было известно; отсюда истекает его второе предложение. Близкое соседство как нельзя лучше благоприятствует его намерениям. Люди, не умеющие поставить себя в определенное положение, всегда слабы и непоследовательны; и влияние их, каково бы оно ни было, всегда вредно сказывается на других.

Важно заметить, что во всех этих предложениях фараона сатана преследовал одну и ту же цель: помешать Израилю воздать славу Богу, что могло быть сделано лишь "в пустыне на три дня пути". Тогда они действительно "удалились бы"; это значило в действительности гораздо дальше, чем фараон предполагал: выйти из района его преследований. Какое счастье, если люди, заявляющие, что они уходят из пределов Египетских, по духу своего понимания и в смысле возвышенности характера действительно далеко уходят от Египта; о, если бы в кресте и могиле Христа они усматривали границу между самими собою и миром! Природная энергия не способна довести человека до этого. Псалмопевец мог сказать: "Не входи в суд с рабом Твоим, потому что не оправдается перед Тобою ни один из живущих" (Пс. 142,2). То же можно утверждать и по отношению к истинному и действительному отделению от мира. Ни один живущий для себя самого человек не может этого осуществить. Только "умерший со Христом" и "совоскресший с ним верою в силу Бога" (Кол. 2,12) может быть "оправдан перед Богом и отделен от мира. Вот что значит "удалиться". Так удаляются от мира все, почитающие себя христианами и называющиеся так! Тогда светильник их горел бы постоянным светом; их свидетельство издавало бы отчетливый звук; их хождение было бы возвышенно, их опыт - богат и глубок: мир их был бы, как река; их чувства были бы небесными, и их одежды - чистыми. А главное, имя Господа Иисуса прославлялось бы ими силою Духа Святого по воле их Бога Отца.

Третье предложение фараона заслуживает особенного нашего внимания: "и возвратили Моисея и Аарона к Фараону, и Фараон сказал им: кто же и кто пойдет? И сказал Моисей: пойдем с малолетними нашими и стариками нашими, с сыновьями нашими и дочерями нашими, и с овцами нашими и с волами нашими пойдем; ибо у нас праздник Господу. Фараон сказал им: пусть будет так, Господь с вами! Я готов отпустить вас: но зачем же с детьми? Видите, у вас худое намерение. Нет: пойдите одни мужчины и совершите служение Господу, так как вы сего просили. И выгнали их от Фараона" (гл. 10,8-11). Здесь, мы видим, враг старается нанести смертельный удар прославлению Израилем имени Божия. Родители в пустыне, а дети в Египте - какая несообразность! Это было бы неполное освобождение, бесполезное для Израиля, бесславное для Бога Израилева. Этого нельзя было допустить. Если бы дети остались в Египте, и про родителей нельзя было бы сказать, что они вышли из Египта; ведь дети представляли собой часть их самих. В этом случае о них можно было бы сказать, что они отчасти служили Иегове, а отчасти же -фараону. Но Бог не может что бы то ни было делить с фараоном; Ему требовалось или все, или ничего. В этом кроется важное поучение для христианских родителей. Примем же серьезно к сердцу этот пример. Нам дано блаженное преимущество в вопросе о детях наших: рассчитывать на Бога и "воспитывать их в учении и наставлении Господнем" (Еф. 6,4). Мы не должны удовлетворяться для детей наших меньшим, чем удовлетворяемся сами.

Четвертое и последнее возражение фараона касалось крупного и мелкого скота. "Фараон призвал Моисея и сказал: пойдите, совершите служение Господу, пусть только останется мелкий и крупный скот ваш, а дети ваши пусть идут с вами" (гл. 10,24). С какой последовательностью отстаивал в лице фараона сатана у Израиля всякую пядь земли, выводившую его из Египта! Прежде всего он старается удержать его в своей стране; затем уговаривает его поселиться по соседству с этой страной; далее надеется удержать в Египте часть народа; когда же все три эти попытки кончаются полной неудачей, он соглашается отпустить народ, отняв у него всякую возможность совершить жертвоприношение Богу. Не имея возможности задержать служителей Божиих, он силится вырвать из их рук орудие их служения и таким путем достигнуть своей цели. Раз ему не удалось уговорить их принести жертву Богу в земле Египетской, он хотел бы отнять у них жертвенных животных и лишь тогда отпустить их на свободу.

Ответ, который дает Моисей на это последнее предложение фараона, воочию являет высшие права Иеговы относительно Его народа и относительно всего, принадлежащего Его народу: "но Моисей сказал: дай также в руки наши жертвы и всесожжения, чтобы принести Господу, Богу нашему. Пусть пойдут и стада наши с нами, не останется ни копыта; ибо из них мы возьмем на жертву Господу, Богу нашему; но доколе не придем туда, мы не знаем, что принести в жертву Господу" (гл. 10,25-26). Только когда по вере, простой и детской, чадо Божие осуществляет высокое положение, ему дарованное смертью и воскресением Христа, только тогда может оно хотя бы отчасти дает себе отчет, какие права имеет на него Бог. "Доколе не придем туда, мы не знаем, что принести в жертву Господу"; Израиль не мог узнать ни своих обязанностей, ни требований Божиих, пока он не совершил трехдневного пути в пустыне. Душная атмосфера развращенного Египта мешала ему видеть это. Необходимо усвоить себе всю суть искупления для того, чтобы проникнуться полным и верным сознанием свой ответственности. Все это исполнено совершенства, дышит дивной красотой! "Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении" (Иоан. 7,17). Силою смерти и воскресения мы должны всецело выйти из Египта; тогда, и только тогда поймем мы, что такое служение Богу. Лишь когда мы вступаем верою в то "пространное место" (Пс. 30:9), в которое вводит нас драгоценная кровь Христова; когда, открытыми глазами вглядываясь в окружающее нас, мы созерцаем различные глубокие и чудные последствия любви, искупившей нас; когда мы долго и внимательно останавливаемся на личности Того, Кто ввел нас в это место, Кто обогатил нас всеми этими дарами, тогда присоединяемся мы к словам поэта:

"Не останется ни копыта" - благородные слова! В Египте нет места ничему, принадлежащему искупленным Божиим; Богу подобает владеть всем; "телом, душою и духом"; все, что имеем, принадлежит Ему. "Вы не свои, ибо вы куплены дорогою ценой" (1 Кор. 6,19-20); посвятить себя и все, что мы имеем, Господу, Которому мы принадлежим и Которому мы призваны служить, - вот блаженное преимущество наше. Здесь нет и тени духа подзаконности. Слова: "доколе мы не придем туда" предохраняют нас от этого ужасного зла. Мы прошли по пустыне "три дня", и лишь тогда раздалось и достигло нас слово о жертвоприношении; тогда лишь мы получили полное и неоспоримое право на жизнь воскресения и вечной праведности: мы вышли из страны смерти и мрака; мы введены в присутствие Божие и потому можем в силе дарованной нам жизни, в сфере облекшей нас праведности пребывать в блаженном общении с Богом; служение становится, таким образом, радостью нашей. В сердце нет ни одного чувства, не принадлежащего Господу; во всем стаде нет ни одного жертвенного животного, слишком драгоценного для жертвенника Его. Чем ближе мы будем пребывать к Богу, чем теснее будет наше общение с Ним, тем более пищей и питием нашим станет творение воли Божией. Верующая душа высшим своим преимуществом почитает возможность служить Богу. Она радуется всякому проявлению, всякому проблеску новой, божественной природы своего сердца. Она слагает с себя бремя тяжкое и неудобоносимое. "Распадается ярмо от тука" (Ис. 10,27); бремя ее навсегда снято с нее кровью Христа; и вот, искупленная, обновленная и освобожденная, она бодро идет вперед в силу утешительных и вливающих в сердце мужество слов: "Отпусти народ Мой." [Мы рассмотрим содержание 11-й главы в связи с безопасным положением Израиля, укрытого под сенью крови пасхального агнца.]

"И сказал Господь Моисею: еще одну казнь я наведу на Фараона и на Египтян; после того он отпустит вас отсюда. Когда же он будет отпускать, с поспешностью будет гнать вас отсюда" (гл. 11,1). Иегове приходится нанести еще более жестокий удар упорному монарху и его стране, чтобы, наконец, заставить его отпустить счастливых избранников Его неизреченной благости.

Напрасно человек упорствует и восстает на Бога; Бог может, конечно, сломить и стереть в порошок самое упорное сердце, сокрушить и обратить в прах самый надменный дух. Он "силен смирить ходящих гордо" (Дан. 4,34). Человек волен себя чем-либо почитать; он волен высоко поднимать свою голову, воображая себе, что он сам себе господин. Жалкий безумец! Как мало знает он свой истинный характер, свое истинное положение! Он легко обращается в орудие и раба сатаны, ставящего препятствия намерениям Божиим. Самый блестящий ум, высший гений, непреодолимая энергия, не стоящие под непосредственным управлением Духа Божия, являются лишь орудиями сатаны для осуществления его злых намерений. Никто сам себе не господин; каждым из нас управляет или Христос, или сатана. Фараон мог считать себя независимым; на самом же деле он был лишь орудием в руках другого. Сатана скрывался за его престолом и вследствие сопротивления, оказанного фараоном намерениям Божиим, он справедливо был отдан под ожесточающее и ослепляющее влияние господина, им самим для себя избранного.

Это поясняет нам выражение, часто повторяющееся в первых главах этой книги: "Но Господь ожесточил сердце Фараона" (гл. 9,12). Очень полезно каждому из нас понять ясный и несомненный смысл этого выражения. Человек, отвергающий свет этого свидетельства Божия, справедливо предоставляется ожесточению и ослеплению сердца; Бог предоставляет его самому себе; тогда выступает сатана, очень скоро увлекающий его в погибель. Фараону дано было много света, чтобы доказать ему все безумие, всю непоследовательность избранного им пути, когда он всячески старался удержать в Египте тех, которых Бог приказал ему отпустить. Но ему доставляло удовольствие противиться Богу; вот почему Бог предоставил его самому себе и сделал его знамением для возвещения славы Своей "по всей земле". Это отвергают лишь те, которые руководятся желанием вступать в пререкания с Богом, "противиться Вседержителю" (Иов. 15,25), навлекая этим погибель на свои бессмертные души.

Иногда Бог дает людям то, что соответствует истинному стремлению их сердца:"... за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду (2 Фес. 2,11-12). Если люди не принимают предлагаемой им истины, им придется иметь дело с ложью; если они отрекаются от Христа, они впадают в руки сатаны; если они отказываются от неба, ад сделается уделом их. [С язычниками Бог поступает совершенно иначе (Рим 1), чем с людьми, отвергающими Евангелие (2 Фее 2,10-12). Относительно первых сказано " как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму", что же касается вторых, о них в слове Божием говорится, что "они не приняли любви истины для своего спасения, и за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду". Язычники не принимают свидетельства всего видимого мира о силе Божией и вследствие этого предоставлены самим себе. Отвергающие же Евангелие не хотят яркого света, исходящего от Христа, поэтому им и посылает Бог "действие заблуждения". Это очень важно для переживаемого нами времени, когда так много дано людям света и так много встречается показного благочестия.] Что может возразить на это неверующий? Ему придется прежде всего доказать, что все люди, к которым, по справедливости, так отнесся Бог, действовали так или иначе согласно имевшемуся у них свету; что фараон, например, поступал хотя бы отчасти по свету, который имел; также и многие другие. Люди, не разумеющие путей Божиих относительно тех, кто отвергает истину, непременно обязаны доказать это. Чадо же Божие в простоте сердца признает праведными все непостижимые пути Божий, и если оно и не найдет ответа на трудные вопросы, предлагаемые ему неверием, оно вполне успокаивается, повторяя себе слова: "Судия всей земли поступит ли неправосудно"? (Быт. 18,25). В подобном разрешении мнимого затруднения скрывается несравненно более истинной мудрости, нежели в самом тонком рассуждении, потому что сердце, любящее "спорить с Богом" (Рим. 9,20), никогда не удовлетворится доводами человеческими.

Богу принадлежит право ниспровергать все гордые мудрствования человеческие, разрушать тонкие ухищрения ума человеческого. Он может наложить печать смерти на всю природу во всех ее прекраснейших проявлениях. "Человекам однажды положено умереть" (Евр 9,27). Никого не минует этот приговор. Человек может всячески стараться скрыть свое унижение; с геройским мужеством проходить по долине смертной тени; давать несообразно славные названия последним жалким дням своего земного поприща; освещать ложным светом свое ложе смерти; украшать погребальное шествие и могилу всевозможным блеском, великолепием и славой; воздвигать над тленными останками величественный памятник, на котором резцом увековечена повесть о падении человечества; все это он может сделать, но смерть остается смертью, и он не в силах ни отсрочить ее хотя бы на одну минуту, ни обратить ее во что-либо другое, чем то, что она есть, а именно "возмездие за грех" (Рим. 6,23).

На эти мысли нас навели первые стихи 11-й главы: "Еще одну казнь Я наведу...!" Знаменательное слово! Оно налагало печать смертного приговора на всех первенцев египетских, на "начатки всей силы их" (Пс. 104,36). "Сказал Моисей: так говорит Господь: в полночь я пройду посреди Египта. И умрет всякий первенец в земле Египетской, от первенца Фараона, который сидит на престоле своем, до первенца рабыни, которая при жерновах, и все первородное из скота. И будет вопль великий по всей земле Египетской, какого не бывало и какого не будет более" (Исх. 11,4-6). Такова должна была быть последняя казнь; смерть во всяком доме; "У всех же сынов Израилевых ни на человека, ни на скот не пошевелит пес языком своим, дабы вы знали, какое различие делает Господь между Египтянами и между Израильтянами". Один лишь Господь может "делать различие" между избранными Своими и другими, Ему не принадлежащими. Нам не дано право кому-либо сказать: "Остановись, не подходи ко мне, потому что я свят для тебя" (Ис. 65,5); это речь фарисея. Но когда Бог "делает различие", мы обязаны уяснить себе, в чем оно заключается; в случае, который мы теперь рассматриваем, оно, как мы видим, было прямым вопросом о жизни или смерти. Вот великое различие, делаемое Богом. Он проводит разграничительную полосу; на одном ее конце - "жизнь", на другом - "смерть". Многие из первенцев египетских могли быть так же прекрасны, так же привлекательны, как первенцы Израилевы; могли быть даже привлекательнее их; но Израиль имел жизнь и свет, исходившие из вечных намерений любви Бога-Искупителя и запечатленные, как мы сейчас увидим, кровью Агнца. Вот как блаженно было положение Израиля; с другой же стороны, на всем пространстве земли Египетской, как у монарха на престоле, так и в доме раба, мелющего на жерновах, всюду царила смерть, всюду раздавались вопли отчаяния, вызванные страшным ударом жезла Иеговы. Бог может смирить надменность духа человеческого; Он может "гнев человеческий обратить во славу Себе", может и "укротить остаток гнева" (Пс. 75,11). "И придут все рабы твои сии ко Мне, и поклонятся Мне, говоря: "выйди ты и весь народ, которым ты предводительствуешь." После сего Я и выйду" (гл. 11,8). Бог исполнит свои предначертания. Намерения милосердия Его должны во что было ни стало осуществиться; жестокое посрамление ожидает всех, противящихся Богу. "Славьте Господа, ибо Он благ, ибо во век милость Его... поразил Египет в первенцах его, ибо во век милость Его; и вывел Израиля из среды его, ибо во век милость Его; рукою крепкою и мышцею простертую, ибо во век милость Его" (Пс. 135,1,10,11,12).

"И сказал Господь Моисею и Аарону в земле Египетской, говоря: Месяц сей да будет у вас началом месяцев; первым да будет он у вас между месяцами года" (гл. 12,1-2). Здесь идет речь о знаменательной перемене, введенной в исчислении времени. Обыкновенный гражданский год проходил своим чередом; и вдруг Иегова прервал его течение ради народа своего, этим давая ему понять, что народ вступал в новую эру жизни с Богом. Предыдущая история Израиля в счет больше не принималась; искупление должно было сделаться первым шагом новой реальной жизни.

Это открывает нам очевидную истину, что познание полного спасения и прочного, устойчивого мира ради драгоценной крови Агнца переносит человека в новую обстановку и становится для него началом его новой жизни с Богом. До сих пор, по суду Божию и выражению Писания, он "был мертв по преступлениям и грехам своим", "был отчужден от жизни Божией" (Еф. 2:1; 4:18). Вся его жизнь являлась до сих пор пустым пространством, хотя бы в глазах человека она и представляла собою широкое поприще известной миру деятельности. Все, что пленит сердце человека мира сего - почет, богатства, удовольствия, утехи жизни - все это в свете суда Божия и на весах святилища Господня оказывается, в сущности, совершенной пустотой, ничтожеством, недостойным быть занесенным в повествование Духа Святого. "Не верующий в Сына не увидит жизни" (Иоан. 3,36). Люди руководствуются желанием "познакомиться с жизнью", погружаясь в общественную жизнь и путешествуя всюду и везде с целью увидеть все, что только можно увидеть; они забывают, что единственное верное и действительное средство получить жизнь - это "верить в Сына Божия".

Но люди судят иначе. Они представляют себе, что "настоящая жизнь" кончается, лишь только человек делается христианином не только по имени и на словах; слово Божие, между тем, учит нас, что только с этой минуты мы и начинаем жить и вкушать счастье. "Имеющий Сына Божия имеет жизнь" (1 Иоан. 5,12). И еще: "блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты" (Пс. 31,1). Жизнь и блаженство наше заключаются во Христе Одном. Вне Его - все смерть и мрак, как бы привлекательно видимое ни было; таково суждение Священного Писания. Только тогда, когда густое покрывало неверия снимается с нашего сердца, когда глазами веры мы видим обагренного кровью Агнца, возносящего на "проклятое дерево" все тяжкое бремя наших беззаконий, лишь только тогда мы вступаем на стезю жизни и становимся участниками чаши Божественного блаженства. Жизнь эта начинается у подножья Креста и течет в славную вечность; счастье с каждым днем становится глубже и чище, с каждым днем все более и более покоится в Боге и Христе, пока мы, наконец, не войдем в его настоящую область - в присутствие Бога и Агнца. Искать жизнь и счастье каким-либо другим путем так же безумно, как приступать к выделке кирпичей, не имея соломы.

Надо признаться, что враг душ человеческих умеет представить мимолетную земную жизнь в таком выгодном, ярком свете, что человек готов ему верить, что в ней все - золото. Ему удается устроить не один марионеточный театр, вызывающий восторг беспечной и легковерной толпы, которая упускает из виду, что закулисными нитями управляет сатана и что его цель направлена к удалению душ от Христа и увлечению их в гибель вечную. Вне Христа ничего нет ни верного, ни устойчивого, ни удовлетворительного. Вне Его - "все суета и томление духа" (Еккл. 2,17). В Нем Одном сокрыта радость истинная и вечная, и лишь когда мы начинаем жить в Нем, от Него, с Ним и для Него, мы вступаем в настоящую жизнь. "Месяц сей да будет у вас началом месяцев; первым да будет он у вас между месяцами года." Время, проведенное около печей для обжигания кирпича и у котлов с египетским мясом, в расчет не принимается; оно вычеркивается из жизни Израиля с этого самого дня; только воспоминание о нем должно возбуждать и усиливать в Израиле сознание того, что для него сотворила Божественная благодать.

"Скажите всему обществу Израильтян: в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый одного Агнца по семействам, по Агнцу на семейство... Агнец должен у вас быть без порока, мужского пола, однолетний; возьмите его от овец или от коз. И пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца; тогда пусть заколет его все собрание общества Израильского вечером" (ст. 3-6). Так совершилось искупление народа, основанное на крови Агнца по вечному предначертанию Божию, здесь мы узнаем, что именно сообщало этому искуплению его божественную непоколебимость. Искупление было первой мыслью Бога; раньше, чем был вызван к существованию мир, чем появился сатана и грех, раньше, чем раздался голос Божий и, прерывая вековое молчание, вызвал к бытию миры, уже существовали великие намерения любви Божией; но тварь никогда не может участвовать в осуществлении советов Божиих. Все преимущества, все благословения, вся слава созданной твари держались послушанием одного человека; как только послушание исчезало, рушилось и блаженство всей твари. Но попытка сатаны смутить тварь и причинить ей вред лишь открыла путь проявлению глубочайших намерений Божиих в искуплении.

Эта чудная истина иносказательно представлена нам в том факте, что Агнец сохранялся "с десятого до четырнадцатого дня" месяца. Агнец этот был, несомненно, прообразом Христа, что особенно ясно указывается в следующем изречении: "Пасха наша, Христос, заклан за нас" (1 Кор. 5,7). "Зная, что не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас" (1 Пет. 1:18-20).

От начала веков все намерения Божий относились ко Христу, и никакое усилие врага не могло изменить этого; напротив, все его усилия лишь способствовали проявлению непостижимой мудрости и непоколебимой твердости предначертаний Божиих. Если Агнец "без пятна и порока" был "предназначен еще прежде создания мира", то дело искупления, значит, еще до создания мира уже было в мыслях Божиих. Благословенному Богу не пришлось придумывать способ, которым Он мог уничтожить следы ужасного зла, внесенного в мир врагом; нет, из неисследимого тайника чудных предначертаний Своих Ему только стоило явить истину относительно Агнца без порока, предназначенного от вечности и "явившегося в последние времена" для нас.

Выходя из рук Творца, молодой и чистый мир не имел нужды в крови Агнца; все его явления, все его части носили на себе дивный отпечаток божественной руки, неоспоримые доказательства "вечной силы Его и божества" (Рим. 1,20). Но когда "одним человеком (Рим. 5,12) грех вошел в мир", тогда была открыта мысль об искуплении кровью Христовой - самая глубокая, самая совершенная, самая славная из когда-либо существовавших мыслей. Эта удивительная истина проявилась прежде всего среди глубокого мрака, окружавшего наших прародителей при их изгнании из Эдемского сада; лучи ее стали пробиваться в прообразах и тенях постановлений закона Моисеева; во всем своем блеске она обнаружилась, когда "во плоти явился" (1 Тим. 3,16) "Восток свыше" (Лук. 1,78), а многозначительные и славные последствия этой истины осуществятся тогда, когда великое множество людей в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих предстанет пред престолом Бога и Агнца, и весь мир успокоится под сенью скипетра мира Сына Давидова.

Итак, Агнец, хранимый с десятого до четырнадцатого дня, прообразно представляет нам Христа, предназначенного Богом от вечности, но явленного нам в последнее время. Вечное намерение Бога во Христе делается основанием мира верующей души. Ничто другое не могло бы дать этот мир. Дело идет о времени, предшествовавшем творению мира, началу веков и грехопадению на земле, так что все это никак не могло повлиять на основание нашего мира. Выражение "предназначенного еще прежде создания мира" переносит нас в неизгладимую глубину веков и показывает нам Бога, предначертывающего Свои планы любви и искупления, всецело основанные на искупительной силе непорочного и драгоценного Агнца. Христос всегда был первой мыслью Отца; поэтому как только Бог начинает говорить и действовать, Он всегда в соответствующем прообразе представляет нам Того, Кто занимал высшее место в советах и сердце Его; и, исследуя богодухновенные письмена, мы видим, что всякий обряд, всякая церемония, всякий обычай и всякое жертвоприношение заранее указывали на "Агнца Божия", Который берет на себя грех мира" (Иоан. 29,36); особенно явственно указывает на Него праздник "Пасхи". Пасхальный агнец со всеми обстоятельствами, с ним связанными, представляет собою один из типичнейших и поучительнейших прообразов Писаний.

При исследовании 12-й главы книги Исход мы встречаемся с одним собранием общества израильского и одной жертвой. "Пусть заколет все собрание общества Израильского вечером" (ст. 6). Здесь отмечается (и это вполне понятно) не число семейств, каждое со своим агнцем, а все собрание общества и один агнец. Всякое семейство являлось лишь местным, частным выражением всего общества, собранного вокруг агнца, подобно тому, как вся Церковь Христова собрана Духом Святым во имя Иисуса; всякая ее часть, где бы она ни собиралась, является местным выражением этой церкви.

"И пусть возьмут от крови его и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его. Пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими травами пусть съедят его. Не ешьте от него недопеченного или сваренного в воде, но ешьте испеченное на огне, голову с ногами и внутренностями" (ст. 7-9). Пасхальный агнец представляется нам с двух различных сторон: как основание мира и как центр единения. Кровь на перекладине дверей обеспечивала Израилю мир. "И увижу кровь и пройду мимо вас" (ст. 13). Достаточно было Израилю стать под защиту крови кропления, и мир становился его уделом, и Ангел-губитель не прикасался к нему. Смерть должна была сделать свое страшное дело в стране Египетской. "Человекам положено однажды умереть" (Евр. 9,27). Но в великом милосердии Своем Бог нашел жертву без пятна и порока: она заменяла Израиль и на нее падал смертный приговор. Так требование славы Божией и нужды Израиля находили себе удовлетворение в одном и том же: в крови агнца. Кровь на наружных косяках домов показывала, что все было предусмотрено, потому что Бог Сам взялся выполнить это дело; вследствие этого полный мир царил и внутри, в сердце. Всякая тень сомнения в сердце израильтянина явилась бы бесславием для основания мира, для крови искупления.

Конечно, всякий, находившийся за помазанной кровью кропления дверью, непременно сознавал, что если бы он получил должное возмездие за свой грех, меч губителя неминуемо поразил бы и его; но заслуженную им казнь понес агнец. Это составляло незыблемое основание мира. Осуждение, ожидавшее его, пало на жертву, предусмотренную Богом; и, веря в это, он мог мирно вкушать трапезу в своем доме. Иметь малейшее сомнение - значило уже делать Бога лжецом, потому что Он сказал: "Увижу кровь, и пройду мимо." Этого было достаточно. Речь шла не о личной заслуге: я совершенно исключалось из этого вопроса. Все, защищенные этой кровью, были в безопасности. Спасение не только их ожидало - они уже были спасены. Им не приходилось жить надеждою на спасение или молиться о спасении; авторитет слова, передающийся из поколения в поколение, делал непреложным фактом для них спасение. Они не были спасены лишь отчасти, чтобы подвергнуться некоторому осуждению; нет, они были спасены полностью. Кровь агнца и слово Иеговы составляли основание мира Израиля в ту ужасную ночь, когда смерть поражала всех первенцев египетских. Если бы один волос с головы пропал у израильтянина, этот факт опроверг бы слова Иеговы, обесценил бы значение крови агнца.

Очень важно иметь ясное представление о том, что составляет основание мира грешника в присутствии Божием. К совершенному Христом делу людьми прибавляется столько, что неуверенность и мрак вселяются во многие души. Они не признают относительно себя безусловности искупления кровью Христа. Они как бы пребывают в неведении относительно того, что полное прощение грехов основано на очевидном факте совершенного искупления, факте, подтвержденном на глазах всей мыслящей твари воскресением из мертвых Того, Кто поручился за грешников. Они знают, что нельзя спастись иначе, как кровью Христа, но это знают и бесы; пользы от этого, однако, им нет никакой. Они не знают того, что именно так необходимо для нас: не знают, что мы спасены. Израиль не только знал, что кровь служила ему защитою; он знал, что сам он в безопасности. И почему в безопасности? Потому ли, что он это чувствовал, это заслужил или так думал? Нисколько; но потому, что Бог сказал: "Увижу кровь, и пройду мимо вас." Он покоился на свидетельстве Божием; он верил тому, что сказал Бог, потому что Бог сказал это. "Принявший Его свидетельство, сим запечатлел, что Бог истинен" (Иоан. 3,33).

Заметь, дорогой читатель: не на своих собственных мыслях, не на своих чувствах, не на опыте своем основывал Израиль свою веру в пролитую за него кровь. Это значило бы строить свой дом на песке. Мысли и чувства могли быть глубокими или поверхностными; глубокие или поверхностные, они не оказывали никакого влияния на его мир. Бог не сказал: "Когда вы увидите кровь и придадите ей подобающее значение, Я пройду мимо вас." Этого было бы достаточно, чтобы погрузить израильтянина в самое глубокое отчаяние относительно его собственной участи, потому что душа человеческая не способна оценить достойным образом значение драгоценной крови Агнца. Факт, что взор Иеговы покоился на искупительной крови, уверенность израильтянина, что Бог знает цену этой крови - вот что давало ему мир. "Увижу кровь!" - вот в чем сердце обретало покой. Кровь была вне дома, на косяках и перекладине дверей, и израильтянин, находившийся дома, не мог ее видеть; но Бог видел кровь, и этого было достаточно.

Все вышесказанное легко применимо к вопросу о мире грешника. Пролив в полное оставление грехов драгоценную Свою кровь, Господь Иисус внес эту кровь в присутствие Божие; кровью кропления было освящено все; свидетельство Божие указывает верующему грешнику, что все необходимое для него совершилось, но совершилось не благодаря тому, что он сумел оценить кровь, а благодаря самой этой крови, столь драгоценной в глазах Божиих, что ради нее, и только ради нее, Бог по справедливости может простить всякий грех и признать грешника всецело оправданным во Христе. Как мог бы человек обладать неизменным миром, если бы мир его стоял в зависимости от делаемой им оценки крови? Как бы высоко ни оценил эту кровь ум человеческий, оценка эта будет куда неизмеримо ниже ее Божественной цены; поэтому если наш мир должен был зависеть от верного определения нами его цены, мы не могли бы наслаждаться устойчивым и неизменным миром более, чем если бы искали этот мир в "делах закона" (Рим. 9,32; Гал. 2,16; 3,10). Необходимо, чтобы только в одной крови было заложено непоколебимое основание мира; иначе мы его никогда не обретем. Примешивать к значению этой крови нашу собственную оценку - это значит разрушать все домостроительство христианства совершенно так же, как если бы повели грешника к подножию горы Синайской и поставили бы его в зависимость от ветхозаветных дел. Или жертва, принесенная Христом, достаточна, или нет. Если она достаточна, к чему ведут все эти сомнения и страхи? Словами уст наших мы свидетельствуем, что дело окончено; сомнения же и страхи сердца доказывают, что в действительности это не так. Все сомневающиеся в полученном ими прощении грехов, полном и вечном, отрицают по отношению к себе совершившийся факт и превосходство жертвы Христовой.

Но есть огромное число людей, которые устрашились бы мысли открыто и сознательно подвергнуть сомнению действенность жертвы Христа, и которые, тем не менее, лишены мира свыше. Эти люди говорят, что они вполне убеждены, что кровь Христа с избытком покрывает все нужды грешника, но не знают, находятся ли они под действием этой крови; не уверены, имеют ли они истинную веру. Многие благочестивые души находятся в этом грустном положении. Они заняты своими чувствами и своей верой вместо того, чтобы быть занятыми кровью Христа и словом Божиим; они смотрят, одним словом, внутрь и на самих себя, тогда как им надлежит взирать помимо себя, на Христа. Это не вера, а потому нет у них и мира. Израильтянин, нашедший защиту под сенью крови кропления, мог бы преподать этим душам полезный урок. Он был спасен не ценою, которую он лично придавал крови, а единственно этой кровью. Конечно, он не мог не ценить этой крови, не мог размышлять о силе ее; но Бог не сказал: "Когда Я увижу, что вы цените кровь, я пройду мимо вас"; но "Я увижу кровь, и пройду мимо вас". Кровь со всей своей ценою, с божественной действительностью своей, представлялась Израилю; и если бы вопрос своей безопасности Израиль поставил в зависимость не только от крови, но и от вкушения опресноков, этим он сделал бы Бога лжецом и дерзнул бы отрицать непреложную действительность дарованного Богом орудия.

Мы всегда склонны в себе самих или в своих действиях искать чего-либо, могущего наряду с кровью Христовой составить основание нашего мира. В этом важном пункте у многих христиан замечается прискорбный пробел света и понимания, что и доказывается сомнениями и страхами, которыми многие из нас страдают. Мы гораздо охотнее видим основание нашего мира в плодах духа в нас самих, чем в деле Христа за нас. Вскоре мы будем иметь случай увидеть, какое место в христианстве занимает работа Духа Святого; но нигде в Священном Писании она не представляется основой нашего мира. Дух Святой не установил мира; мир установил Христос; не сказано, что Дух Святой - мир наш, но сказано, что мир наш - Христос; Бог не послал "благовествовать мир через Духа Святого, но возвестил мир "через Иисуса Христа" (Деян. 10,36; Еф. 2,14; Кол. 1,20). Эта разница необыкновенно проста и очевидна. Кровью Христа мы обрели мир, полное оправдание, божественную праведность; кровь же очищает совесть; она же вводит нас в Святое Святых, дает Богу праведному возможность принять верующего грешника, а нам дает право на получение всех радостей, всех почестей, всей славы неба (см. Рим. 3,24-26; 5,9; Еф. 2,13-18; Кол. 1,20-22; Евр. 9,14; 10,19; 1 Петр. 1,19; 2,24; 1 Иоан. 1,7; Откр. 7,14-17).

Да не помыслит никто, что, желая показать великое значение драгоценной крови Христовой в глазах Божиих, я делаю это с намерением умалить существенную важность действий Духа Святого. Сохрани меня Бог! Дух Святой открывает нам Христа, дает нам познания о Христе, вводит нас в блаженное общение с Ним, питает нас Им; Он свидетельствует о Христе, берет от Христа и открывает это нам. Он - сила общения, печать, свидетель, залог, помазание. Словом, благословенные действия Духа исполнены первостепенной важности. Без Него мы не можем ничего ни видеть, ни слышать, ни чувствовать, ни испытывать на опыте, ни являть Христа, ни пользоваться Им. Учение о действиях Духа ясно изложено в Писании; оно понимается и принимается всяким верным и изучающим Слово Божие христианином.

И тем не менее работа Духа Святого не есть основание мира; иначе мы не могли бы обрести прочный и незыблемый мир раньше пришествия Христа ввиду того, что работа Духа только тогда будет закончена, а теперь Дух все еще продолжает Свое дело в верующей душе. "Он ходатайствует за нее воздыханиями неизреченными" (Рим. 8,26). Он силится преобразить нас в образ, нам предназначенный, образ во всех отношениях сходный с образом Сына; Он - единый источник всякого нашего благого желания, всякого святого стремления, всякого чистого чувства, Божественного опыта, святого убеждения; но естественно, что работа Его достигнет в нас полноты, лишь когда мы покинем этот мир, чтобы быть со Христом во славе Его, как раб Авраама закончил ему порученное дело, лишь приведя Ревекку к Исааку.

Иначе обстоит вопрос с делом Христа ради нас. Оно безусловно и раз и навсегда выполнено. Христос мог сказать: "Я совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить" (Иоан. 17,4). И еще: "Совершилось!" (Иоан. 19,30). Но Дух Святой еще не может сказать, что Он завершил Свое дело. Как истинный наместник Христа на земле, Он еще работает среди различных враждебных Богу влияний, окружающих сферу Его действий; Он работает в сердцах детей Божиих, дабы опытом и на практике довести их до высшего уровня великого Примера, образу Которого им надлежит уподобиться. Но Он никогда не ставит мир, испытываемый душою пред лицом Божиим, в зависимость от совершаемого Им в душе дела. Духу Святому поручено возвещать об Иисусе; он не говорит о Себе. "От Моего возьмет, - говорит Христос, - и возвестит вам" (Иоан. 16,13-14). Если, таким образом, мы лишь чрез помазание Духа усваиваем себе основание мира и если Дух сам о Себе никогда не говорит, то очевидно, что Он указывает нам на дело Христово, как на основание, на котором навек покоится душа; более этого: ради этого дела Христова Дух Святой вселяется в душу верующего и могущественно действует в ней. Он не есть наше право доступа, хотя через Него мы и познаем это право, и Он дает нам способность понимать Его и наслаждаться Им.

Таким образом, Пасхальный Агнец, служивший основанием мира для Израиля, является замечательным и чудным прообразом Христа как основания мира верующей души. Ничего не следовало прибавлять к крови на перекладине двери, ничего не приходится добавлять и к пролитой искупительной крови. Опресноки и горькие травы были также нужны; но они не имели никакого отношения к основанию мира. Они представляли собою потребность домашнего обихода, являлись характеризующими знаками совершавшейся в доме трапезы: основанием же всего была единственно кровь Агнца. Она спасала Израиль от смерти и вела его к жизни, свету и миру. Она составляла связь между Богом и Его искупленным народом. Ответственность, которую несли на себе по отношению к Богу израильтяне в качестве принадлежащего Богу и навек искупленного народа, также составляла одно из его преимуществ, но обязанности эти не связывали израильтян с Богом, а являлись лишь следствием их связи с Богом.

Я хочу также напомнить читателю, что жизнь послушания Христа не считается в Священном Писании причиной даруемого нам прощения; лишь крестная смерть Христова открыла нам доступ к любви Божией. Если бы Христос до сих пор ходил по городам, "благотворя и исцеляя всех" (Деян. 10,38), завеса в храме оставалась бы еще в целости и преграждала бы еще и сегодня свободный доступ к Богу. Смерть Христова "разодрала надвое сверху до низу" эту таинственную завесу (Марк. 15,38). Ранами Его, а не Его жизнью послушания мы исцелились (Ис. 53,5; 1 Петр. 2,24); раны эти получил Он именно на кресте. Его собственные слова, произнесенные Им в течение Его благословенной жизни, вполне уясняют нам смысл изречения: "Крещением должен я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится" (Лук. 12,50). К чему относятся эти слова, как не к смерти крестной, в которой совершилось Его крещение и которая открыла Его любви путь, по которому она свободно могла излиться на преступных Адамовых сынов? Далее Он говорит: "если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно" (Иоан. 12,24). Это драгоценное "пшеничное зерно" - Он Сам; хотя Он и принял на Себя подобие плоти, Он остался бы навек Один, если бы смертью "на проклятом древе" (Гал. 3,13) Он не удалил с пути все, что мешало Ему соединиться со Своим народом в воскресении Его. "Если умрет, принесет много плода."

Читатель хорошо сделает, приложив много труда к выяснению этого серьезного и важного вопроса. По отношению к нему всегда следует иметь в виду два факта: что соединиться со Христом можно только путем воскресения; и что Христос только на кресте пострадал за грехи. Не следует воображать себе, что Христос соединил нас с собою воплощением - это было невозможно. Как могла наша греховная плоть соединиться этим путем со Христом? Тело смерти должно было подвергнуться истреблению смертью; грех должен был быть снят: слава Божия требовала этого; сила вражья должна была быть сокрушена. Как могло все это осуществиться иначе, как посредством подчинения драгоценного и непорочного Агнца Божия смерти крестной? "Надлежало, чтобы Тот, для Которого все и от Которого все, приводящего многих сынов в славу, Вождя спасения их совершил чрез страдания" (Евр. 2,10). "Се, изгоняю бесов и совершаю исцеление сегодня и завтра, и в третий день кончу" (Лук. 13,32). Выражение "совершил чрез страдания" не относится ко Христу в отвлеченном смысле: как Сын Божий, Он от начала веков представлял Собою полное совершенство; совершенством был Он и как человек. Но как "Вождь спасения", как "приводящий многих сынов в славу", "как приносящий много плода", как приобретающий Себе народ искупленный, Он должен был достичь совершенства, все окончить в "третий день". Один спустился Он в "страшный ров, в тинистое болото"; но тотчас же "поставил ноги Свои на камне" воскресения и приобрел "многих сынов" (Пс. 39,2-4). Один сражался Он в битве; но как могущественный победитель наделяет Он затем богатой добычей Своей, плодами Своей победы всех, окружающих Его, дабы мы воспользовались и вовек наслаждались ими.

Не следует также смотреть на крест Христов, как на одну из принадлежностей жизни христианина, исполненной искупающих грехи страданий. Крест был единым и великим актом, искупающим грех. "Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо" (1 Петр. 2,24). Он вознес их именно на крест, Он не отнес их ни в ясли, ни в пустыню, ни в сад Гефсиманский - Он вознес их единственно "на древо". Нигде Он не соприкоснулся с грехом, кроме креста; и на кресте Он склонил главу и испустил дух под бременем всей совокупности грехов народа Своего. Нигде также не поразила Его десница Иеговы, кроме креста; здесь же Иегова скрыл от Него лицо Свое, потому что Он "сделался жертвою за грех" (2 Кор. 5,21).

Это течение мыслей, выходящих одна из другой, и места Писания, откуда они взяты, помогут, быть может, читателю осуществить могущественное действие слов: "Когда Я увижу кровь, пройду мимо вас." Агнец должен был, конечно, быть непорочным, чтобы вынести на себе взгляд святых очей Иеговы. Но если бы кровь не была пролита, Иегова не мог бы пройти мимо беззаконий народа, потому что "без пролития крови не бывает прощения" (Евр. 9,22). Вопрос этот мы более всесторонне изучим с Божьей помощью в прообразах книги Левит; он заслуживает полного внимания всех, искренне любящих Господа Иисуса Христа.

Рассмотрим теперь Пасху с другой точки зрения, т.е. как центр, вокруг которого было в мирном, святом, блаженном единении духа собрано общество Израилево. Израиль, спасенный кровью - это одно; а Израиль, вкушающий Агнца, - это нечто совсем другое. Израильтяне были спасены единственно чрез кровь; собраны они были, очевидно, вокруг закланного агнца. Мы не случайно разделяем эти два факта. Кровь Христа есть одновременно основание и нашего отношения к Богу, и нашего отношения друг к другу. Пред Богом и друг пред другом мы являемся омытыми кровью Агнца. Вне полного искупления этой кровью не может быть общения ни с Богом, ни с церковью Божией. Все верующие собраны Духом Святым вокруг Христа, живущего на небесах. Мы, соединенные с живым небесным Вождем, пришли к "живому камню" (1 Петр. 2,4). Он - наш центр. Обретя мир посредством Его крови, мы признаем Его великим центром нашего соединения, звеном, нас связывающим.

"Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Матф. 18,20). Собирает только Дух Святой; Христос составляет единственный центр, вокруг которого мы собраны; и церковь, собранная таким образом, должна носить на себе печать святости, дабы Господь, Бог наш, мог обитать среди нас. Дух Святой может собирать только вокруг Христа, и Он не может собирать в систему, в наименование, в доктрину или устав. Он собирает вокруг Одного определенного Лица, и это Лицо - Христос, прославленный на небе. Этот факт сообщает особый характер церкви Божией. Людей могут соединять ими самими избранные предметы, центры и основы; но когда это совершает Дух Святой, Он делает это на основании уже совершенного искупления, вокруг Христа и с целью создать святое жилище Богу (1 Кор. 3,16-17; 6,19; Еф. 2,21-22; 1 Петр. 2,4-5).

Теперь нам предстоит подробно рассмотреть в отдельности принципы, олицетворенные праздником Пасхи. Собранное под защитою крови общество Израилево должно было иметь устройство, достойное Иеговы. Чтобы избежать суда, не требовалось, как мы видели, ничего, кроме искупительной крови; но для установления общения, которое создавалось под защитою крови, требовалось нечто, чем безнаказанно пренебрегать было нельзя.

Прежде всего мы читаем: "Пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и горькими травами пусть съедят его. Не ешьте от него недопеченного или сваренного в воде; но ешьте испеченное на огне, голову с ногами и внутренностями" (ст. 8-9). Агнец, вокруг которого было собрано общество Израилево, и которого оно вкушало при праздновании Пасхи, был испечен и подвержен действию огня. Здесь мы видим "Христа, нашу Пасху" (1 Кор. 5,7), Самого Себя подвергающего действию огня святости и суда Божия, встретивших в Нем совершенство. Он мог сказать: "Ты испытал сердце Мое, посетил Меня ночью, искусил Меня и ничего не нашел; от мыслей Моих не отступают уста Мои" (Пс. 16,3). Все в Нем было совершенно; пламя испытало Его и не открывало в Нем никакой примеси. "Голова, ноги и внутренности", т.е. тайник Его разума, Его видимое хождение и все мотивы, им управляющие, все подвергалось действию огня, и все оказалось совершенным. Способ, которым должно было испечь агнца, также был очень знаменателен, как вообще знаменательны все подробности постановлений Божиих.

"Не ешьте от него недопеченного или сваренного на воде". Если бы агнец вкушался в этом виде, он не был бы выражением великой и драгоценной истины, прообразом которой он по плану Божию являлся; а именно наш Пасхальный Агнец должен был перенести на кресте огонь праведного суда Иеговы. Мы не только находимся под вечной защитой крови Агнца, но верою мы питаемся Самим Агнцем. Многие из нас не дают себе в этом отчета. Мы склонны довольствоваться совершенным для нас Христом спасением, не стремясь пребывать в святом общении с Ним. Его любящее сердце не может довольствоваться этим. Он приблизил нас к себе, чтобы мы могли пользоваться Им, питаться Им и радоваться в Нем. Он представляется нам как перенесший на Себе всю ярость пламенного гнева Божия, дабы сделаться в этом виде пищею искупленных наших душ.

Но как же следовало вкушать этого агнца? "С пресным хлебом и с горькими травами". Закваска всюду в Писании служит эмблемой зла. Нигде: ни в Ветхом, ни в Новом Завете не представляет она собою чего-либо чистого, святого или доброго. Также и в этой главе "праздник опресноков" является прообразом действительного отделения от зла, отделения, проистекающего из того факта, что мы кровью Агнца омыты от грехов наших; отделения, составляющего непременное следствие нашего соучастия в страданиях Его. Испеченного Агнца можно было вкушать только с пресным хлебом. Самая малая доза того, что является типичным олицетворением зла, разрушила бы духовный характер всего постановления Божия. Как можем мы внести что-либо злое в наше общение со Христом, страдающим за грехи мира? Это невозможно. Все, силою Духа Святого постигшие значение креста, этой же силою удалят, конечно, и всякую закваску из своей среды. "Пасха наша, Христос, заклан за нас. Посему станем праздновать не со старой закваскою, не с закваскою порока и лукавства, но с опресноками чистоты и истины" (1 Кор. 5,7-8). Праздник, о котором идет речь, в этом изречении соответствует жизнью и поведением Церкви ветхозаветному празднику опресноков. Последний продолжался "семь дней"; и вся Церковь, и всякий христианин в отдельности призваны свято ходить на земле в течение семи дней, т.е. в течение всего периода своего земного существования, и все это является следствием факта, что они омыты кровью Христа и участвуют в страданиях Его.

Израиль избегал закваски не для того, чтобы спастись, а потому, что он уже был спасен; и если он не заботился об удалении закваски, хотя и впадал в существенную ошибку, но, однако, от этого не лишался защиты крови: он только терял общение с жертвенником и всем обществом собрания. "Семь дней не должно быть закваски в домах ваших; ибо кто будет есть квасное, душа та истреблена будет из общества Израильтян, - пришелец ли то, или природный житель земли той" (ст. 19). "Истреблению" израильтянина из общества соответствует для христианина нарушение общения с Богом, когда он позволяет себе что-либо несовместимое со святостью присутствия Божия. Бог не может терпеть зла. Одна нечистая мысль уже лишает душу общения с Господом; и пока пятно, нанесенное этой мыслью, не снято исповеданием греха, основанным на ходатайстве Христа, общение с Ним восстановлено быть не может (см. 1 Иоан. 1,5-10; сравн. Пс. 31,3-5). Христианин, сердце которого искренне радуется, что это так, всегда может "славить память святыни" Божией (Пс. 29,4; 96,12). Он ни на волос не хотел бы уменьшить меру святости Бога. Великою радостью для него является факт хождения рука об руку с Тем, Кто не терпит ни малейшего атома "закваски" в Своем присутствии.

Благодарение Богу за то, что мы знаем, что ничто не может порвать связи, которые связывают с Богом верующую душу. Мы спасены "спасением вечным в Господе"; не условным спасением, а "спасением вечным" (Ис. 45,17). Но спасение и общение - вещи разные. Есть много спасенных душ, хотя они этого не знают; есть много и душ, которые не пользуются плодами своего спасения Я не могу чувствовать себя счастливым под защитой помазанной кровью кропления перекладины дверей, если у меня в доме есть закваска. Это аксиома (несомненная истина) христианской жизни. Да будет она записана в сердцах наших! Хотя святость жизни и не есть основание нашего спасения, она нераздельно связана с нашей радостью спасения. Не отсутствие закваски в хлебе, а кровь агнца спасла израильтянина; но употребление квасного хлеба также лишило бы его общения с Богом. Что же касается христианина, то его спасает не святость жизни, а кровь Христова; однако, если он терпит в себе зло в мысли, слове или действии, он не будет иметь истинной радости спасения и истинного общения с самим Агнцем.

В этом, я не сомневаюсь, кроется причина духовной засухи и отсутствия истинного и постоянного мира в сердцах детей Божиих. Они не хранят святости, не соблюдают "праздника опресноков" (Исх. 23,15). Кровь виднеется на перекладине дверей, но закваска, находящаяся в их домах, мешает им пользоваться защитой, оказываемой им кровью. Одобрение, которое мы высказываем злу, нарушает наше общение, хотя оно и не порывает уз, вечно соединяющих нас с Богом. Принадлежащие к обществу Божию члены должны быть святы; они освободились не только от вины и последствий греха, но и от греховных привычек, от силы греха и любви к нему. Факт освобождения Израиля кровью Пасхального агнца возлагал на него обязанность удалить из своего дома закваску. Не впадая в противоречие с волею Божией, израильтяне не могли говорить: "Теперь, когда мы спасены, мы можем делать, что угодно". Никак! Спасенные благодатью, они спасены были для святости. Душа, могущая хвалиться доступностью Божественной благодати и совершенством искупления во Христе Иисусе и в то же время "живущая во грехе" (Римл. 6,1), явно доказывает, что она не понимает на благодати, ни искупления.

Благодать не только спасает душу спасением вечным: она еще сообщает душе природу, находящую радость во всем, что Божие, потому что она Божественна. Мы делаемся причастными Божескому естеству, которое впадать в грех не может, будучи рожденным от Бога. Ходить в силе Божеского естества - значит истинно соблюдать праздник опресноков. В новом естестве нет ни "старой закваски", ни "закваски порока и лукавства", потому что оно исходит от Бога, а Бог свят и "Бог есть любовь" (1 Иоан. 4,8). Поэтому очевидно, что мы освобождаемся от закваски не для того, чтобы улучшить нашу неисправимо порочную ветхую природу; делаем это также не с целью получить новую природу, а потому, что мы уже имеем последнюю. Мы имеем жизнь, и в могуществе этой жизни попираем зло. Лишь когда мы свободны от вины греха, мы можем понять и проявить истинное могущество святости; напрасно было бы пытаться сделать это другим путем. Соблюдать праздник опресноков можно лишь находясь под защитою крови.

Таким же нравственным значением, такою же типичностью исполнен и второй прообраз, сопровождавший вкушение опресноков; мы говорим о "горьких травах". Мы не можем участвовать в страданиях Христовых, не проникнувшись воспоминанием, что именно привело Его к этим страданиям; и это воспоминание о том, неминуемо должно проявить в нас дух смиренный и сокрушенный, настроение, изображенное при праздновании Пасхи "горькими травами". Если испеченный на огне агнец представляет Христа, несущего на себе ярость гнева Божия на кресте, горькие травы обозначают сознание, которым проникнута верующая душа, сознание того, что "Христос пострадал за нас"': "Наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились" (Ис. 53,5). При той постыдной беспечности, которая присуща нашим сердцам, нам необходимо глубоко вникнуть в значение "горьких" трав. Кто может прочесть Псалмы 6, 21, 37, 68, 87 и 108, не усвоив себе хотя бы отчасти значения хлеба без закваски, опресноков с горькими травами? Повседневная святость жизни, соединенная с глубокой покорностью души, - вот последствия истинного соучастия в страданиях Христовых; потому что нравственное зло и легкомыслие не могут устоять пред лицом этих страданий.

Но, спросят, быть может, некоторые, не находит ли душа глубокую радость в мысли, что Христос понес на Себе грехи наши; что Он вместо нас испил до дна чашу праведного гнева Божия? Несомненно, что в этом заключается основание нашей радости. Но можем ли мы хотя бы на одну минуту забыть, что Христос пострадал за наши грехи! Можем ли мы выпустить из виду эту покоряющую душу истину, что Агнец Божий склонил главу Свою под бременем прегрешений наших? Конечно, нет. Мы должны вкушать нашего Агнца с горькими травами, которые представляют собой, разумеется, не слезы бесполезной и поверхностной сентиментальности, а правдивый, глубокий опыт души, с духовным пониманием и могуществом усвоившей себе смысл и жизненное значение креста.

Обращая наши взгляды на крест, мы открываем в нем то, что изглаживает все наши беззакония, и душа наполняется миром и радостью. Но крест также полностью устраняет действия плоти; он есть "распивание плоти", смерть "ветхого человека" (см. Рим. 6,6; Гал. 2,20; 6,14; Кол. 2,11). Это приведет к практическим результатам, весьма "горьким" для плоти, заставит нас отречься от самих себя, умерщвлять земные члены наши (Кол. 3,5); считать свое "я" мертвым для греха (Рим. 6,11). Все это может казаться очень страшным, но человек, проникший внутрь дома, на двери которого была положена кровь кропления, иначе думает об этом. Травы, горечь которых почувствовали бы египтяне, входили в состав праздника освобождения Израиля. Люди, искупленные кровью Агнца, познавшие сладость общения с Ним, считают для себя "праздником" необходимость отвергать зло и почитать плоть мертвою.

"Не оставляйте от него до утра; но оставшее от него до утра сожгите на огне" (ст. 10). Это повеление показывает нам, что общение не должно было никоим образом отделяться от жертвы, на которой это общение было основано. Сердце постоянно должно помнить, что истинное общение нераздельно связано с совершенным искуплением. Думать, что общение с Богом возможно на каком-либо другом основании, значит воображать себе, что Бог может иметь общение со злом, которое в нас; думать же, что возможно иметь духовное общение с человеком на другом основании, - это значит образовать не Божий союз, от которого нельзя ожидать ничего другого, кроме замешательства и несправедливости. Все, одним словом, должно основываться на крови и быть с нею непосредственно связанным. Вот прямое значение этого постановления, требовавшего, чтобы пасхальный агнец полностью съедался в ночь пролития его крови. Общение духа не должно отделяться от того, на чем оно основано.

Какую чудную картину являет нам собою общество Израиля, укрывавшееся под защитою крови, мирно вкушающее испеченного агнца с опресноками и горькими травами! Не приходилось страшиться суда, страшиться гнева Иеговы, опасаться справедливого возмездия, в полночь, как внезапно налетевшая буря, постигшего Египет. За косяками дверей, окропленных кровью, все дышало глубоким миром. Ничто не угрожало израильтянам извне; ничто не могло смутить их внутри их домов кроме закваски, которая оказалась смертельным ударом для их безмятежного мира, для их великого счастья. Какой прообраз для Церкви! Какой прообраз для христианина! Да поможет нам Господь проникнуться его глубоким значением и в смирении души сообразоваться с ним!

Не только одному этому научает нас ветхозаветное установление Пасхи. Мы рассмотрели положение Израиля и пищу Израиля; остановимся теперь на одежде Израиля.

"Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью; это Пасха Господня" (ст. 11). Израильтяне должны были вкушать Пасху, как народ, готовый оставить страну смерти и мрака, гнева и суда, чтобы направиться в страну Обетованную, к наследию, предназначенному им. Кровь, предохранявшая их от судьбы, постигшей египетских первенцев, была также и основанием их избавления от рабства египетского; и теперь им следовало пуститься в путь и идти рука об руку с Богом к стране, текущей молоком и медом. Они еще, правда, не перешли Чермного моря; не прошли еще "пути трех дней" в пустыне; но в принципе они уже были искупленным народом, народом отделенным, народом пришлым, чаявшим освобождения и томившимся в рабстве; и вся одежда их должна была сообразовываться с их настоящим положением и с ожидавшею их будущностью. "Препоясанные чресла" Израиля обозначали резкое и решительное отделение его от всего его окружающего и его подготовленность к служению. "Ноги, обутые в обувь", свидетельствовали о готовности Израиля покинуть окружающую его обстановку; "посох же" в руке был выразительной эмблемой народа-странника, нашедшего для себя опору вне себя. Да будут все эти отличительные черты народа Божия все более и более проявляться в каждом из членов его искупленной семьи!

Дорогой читатель, "будем заботиться об этом" (1 Тим. 4,15). Милостью Божией мы испытали на себе освящающее действие крови Иисуса; поэтому мы имеем преимущество питаться благословенным Господом, погружаться в Его "неисследимые богатства", "участвовать в страданиях Его, сообразуясь смерти Его" (Фил. 3,10) Будем же и мы вкушать опресноки с горькими травами; да будут и наши чресла препоясаны, ноги обуты в обувь, да будут и посохи в руках наших. Да будем и мы, одним словом, для всякого, видящего нас, народом, запечатленным святостью, народом, распятым для мира, народом бодрствующим и деятельным, народом, заведомо идущим навстречу Богу, к славе, предназначенной Царству Его. Да проникнемся мы, милостью Божией, таким серьезным сознанием глубины и могущества всего этого, чтобы все эти истины не были для нас лишь теориями, нас бесполезным знанием и бесплодным исследованием Писаний, а сделались действительностью живой, Божественной, на опыте испытанной и проявленной в жизни нашей во славу имени Божия.

Мы закончим эту главу рассмотрением стихов 43-49. Эти стихи показывают нам, что в то время как всякий истинный израильтянин имел преимущество вкушать Пасху, ни одному необрезанному пришельцу не дано было участвовать в ее праздновании. "Никакой иноплеменник не должен есть ее... Все общество Израиля должно совершать ее." Празднованию Пасхи должно было предшествовать обрезание. Другими словами, плоть наша должна подпасть под смертный приговор раньше, чем мы становимся способными питаться Христом сознательно и разумно, как основанием мира нашего, или же как центром единения друг с другом. Крест есть осуществление смысла, заключавшегося в обрезании, в этом Божественном знаке завета Божия с евреями и совлечения греховной плоти (ср. Кол. 2,11-12). Чтобы войти в число искупленных израильтян, требовалось обрезание; обрезание перешло в реальность во Христе. Христиане, осуществившие всю действительность смерти могуществом жизни в Нем и жизни, в них пребывающей, почитают себя мертвыми, и они верою совлекли с себя греховное тело; они распяты со Христом; и сила Самого Бога, действовавшая во Христе, создают в них жизнь Христову. "Если же поселится у тебя пришелец, и захочет совершить Пасху Господню, то обрежь у него всех мужского пола, и тогда пусть приступят к совершению ее, и будет как природный житель земли; а никакой необрезанный не должен есть ее." - "Живущие по плоти Богу угодить не могут" (Рим. 8,8).

Установление обрезания составляло великую разделительную грань между Израилем Божиим и всеми народами земли; и крест Господа Иисуса составляет черту отделения между Церковью и миром. Какое значение имеют личные преимущества или положение человека? Пока пришелец не прошел чрез обрезание плоти, он не имел части с Израилем. Обрезанный нищий был ближе к Богу, чем необрезанный царь. Так и теперь нельзя участвовать в радости искупленных Божиих минуя крест Иисуса Христа; крест этот уничтожает все личные достоинства, сглаживает все различия и соединяет всех искупленных в один великий сонм поклонников Божиих, омытых кровью Христа. Крест представляет собой ограду столь высокую, оборонительную стену столь непроницаемую, что ни один атом земли или плоти не может чрез нее проникнуть, чтобы приметаться к "новой твари". Все от Бога, примирившего нас с собою (2 Кор. 5,18).

Не только отделение Израиля от всех иноплеменников нашло себе очевидное выражение в празднике Пасхи; в ней прообразно представлено было и единство Израиля. "В одном доме должно есть ее; не выносите мяса вон из дома, и костей ее не сокрушайте" (ст. 46). Трудно было бы найти образ прекраснее только что разобранного нами, в котором так ярко отразилось бы единство "одного тела и одного духа" (Еф. 4,4). Церковь Божия -одна. Такою Бог ее видит и такою ее соблюдает, и такою же явит ее пред лицом Ангелов, людей и демонов, вопреки всему, что препятствовало обнаружению этого святого единства. Благодарение Богу, единство Церкви охраняется Им Самим, как хранилось Им тело Его возлюбленного Сына на кресте; да, единство Церкви охраняется Богом также, как и ее оправдание, ее принятие и ее вечная безопасность. Несмотря на жестокосердие и грубый нрав римских воинов, Бог нашел средство для выполнения относившегося ко Христу слова: "Кость Его да не сокрушится", и еще: "Он хранит все кости Его; ни одна из них не сокрушится" (ст. 46; Числ. 9,12; Пс. 33,21; Иоан. 19,36). Таким образом, вопреки всем враждебным влиянием, из века в век восстававшим на Церковь, Бог хранит Церковь Свою: тело Христово одно, и таковым оно останется до конца (ср. Матф. 16,18; Иоан. 11,52; 1 Кор. 1,12; 12.4-27; Еф. 1,22-23; 2,14-22; 4.3-16; 5,22-23; Отк. 22,17). "Одно тело и один дух"; так оно и есть уже на земле. Блаженны те, которые верою усвоили себе эту драгоценную истину и применяют ее в жизни в эти последние дни, несмотря на препятствия, подчас почти непреодолимые, встречаемые ими на пути. Бог знает и почтит верных слуг Своих.

Да избавит нас Господь от духа неверия, побуждающего нас судить по взгляду очей наших, вместо того, чтобы все испытывать в свете неизменного Слова Божия!

Первые стихи этой главы ясно и определенно указывают нам, что преданность Богу и личная святость составляют плоть Божественной любви в сердцах возлюбленных Богом искупленных Его. Посвящение первенцев и празднование Праздника опресноков здесь непосредственно следуют за освобождением народа из земли Египетской. "Освяти мне каждого первенца, разверзающего всякие ложесна между сынами Израилевыми, от человека до скота: Мои они. И сказал Моисей народу: помните сей день, в который вышли вы из Египта, из дома рабства: ибо рукою крепкою вывел вас Господь оттоле; и не ешьте квасного." И еще: "Семь дней ешь пресный хлеб, и в седьмой день - праздник Господу. Пресный хлеб должно есть семь дней; и не должно находиться у тебя квасного хлеба, и не должно находиться у тебя квасного во всех пределах твоих" (ст. 2, 3, 6, 7).

Причина этих постановлений указана в дальнейших стихах: "И объяви в день тот сыну твоему, говоря: это ради того, что Господь сделал со мною, когда я вышел из Египта" (ст. 8). И далее: "И когда после спросит тебя сын твой, говоря: это что? то скажи ему: "Рукою крепкою вывел нас Господь из Египта, из дома рабства. Ибо, когда Фараон упорствовал отпустить нас, Господь умертвил всех первенцев в земле Египетской, от первенца человеческого до первенца из скота: посему я приношу в жертву Господу все, разверзающее ложесна, мужского пола, и всякого первенца из сынов моих выкупаю" (ст. 14,15).

Чем более мы будем познавать силою Духа Святого глубину искупления в Иисусе Христе, тем решительнее будет наша жизнь отделения, тем послушнее Богу будет наше сердце. Ничего нет непроизводительнее усилия приобрести то или другое, пока дело искупления не проникнет в наше сознание. Все, что мы делаем, мы должны делать на основании того, что совершил для нас Господь, а никак не с целью получить что-либо от Него. Усилия, которые мы прилагаем к тому, чтобы приобрести жизнь и мир, показывают, что мы еще чужды могуществу крови; напротив, святые плоды усвоенного нами искупления способствуют хвале Искупившего нас. "Благодатью вы спасены чрез веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился. Ибо мы Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять" (Еф. 2,8-10). Бог уже приготовил путь добрых дел, дабы мы шли этим путем, и, по милости Своей, Он же делает нас способными идти по нему. Мы настолько можем идти этим путем, насколько мы постигли спасение. В противном случае мы имели бы возможность хвалиться; принимая же в расчет, что как мы сами, так и путь, по которому мы следуем, все - дело рук Божиих, мы теряем всякий повод хвалиться чем бы то ни было (Рим. 3,27; 1 Кор. 27-31).

Истинное христианство есть лишь проявление жизни Христовой, рожденной в нас действием Духа Святого по предвечным предначертаниям высшей благости Господней; и все дела, совершенные нами до рождения в нас этой жизни, являются "делами мертвыми", от которых совести нашей надлежит очиститься (Евр. 9.14). Выражение "дела мертвые" обозначает все дела, творимые людьми с целью приобретения жизни. Кто ищет жизнь, очевидно, ее еще не имеет; нельзя, конечно, отрицать искренности этого искания, но сама эта искренность еще очевиднее свидетельствует о том, что он не имеет сознания, что нашел то, чего искал. Итак, всякое дело, совершаемое с целью приобретения жизни, есть дело мертвое, потому что оно совершается помимо жизни Христовой, единой истинной жизни, единого источника, дающего начало добрым делам. И, заметьте это, здесь не идет речь о "дурных делах"; такими делами никто и не подумал бы приобретать себе жизнь. Напротив; но человек, мы видим, постоянно прибегает к "делам мертвым", чтобы облегчить совесть, подавленную сознанием "дел порочных". Божественное же откровение показывает нам, что совесть нуждается в очищении как от тех, так и от других дел этого рода.

Относительно праведности мы читаем, что "вся праведность наша, как запачканная одежда (Ис. 64,6). Не сказано, что только все беззакония наши, как "запачканная одежда". Этого никто не решился бы оспаривать. Но нам необходимо убедиться, что лучшие плоды, приносимые нами под видом благочестия и праведности, на страницах вечной истины представлены "делами мертвыми" и "запачканною одеждою". Усилия, которые мы делаем для получения жизни, только лишний раз свидетельствуют о том, что мы мертвы; сами усилия наши достичь праведности доказывают, что мы облечены "одеждою запачканной". Лишь вступив в истинное и настоящее владение вечной жизнью и Божественной праведностью, мы можем идти путем добрых дел, уготованных нам Богом. Мертвые дела и запачканная одежда не встречаются на этом пути. Только лишь "искупленные от Господа" (Ис. 62,12) могут идти этой дорогой. Только искупленный Израиль мог совершать праздник опресноков и посвящать своих первенцев Иегове. Мы уже познакомились с первым из этих постановлений; второе изобилует не менее поучительными подробностями.

Ангел-истребитель прошел по стране Египетской, чтобы умертвить всех первенцев, но первенцы Израиля избежали смерти благодаря приготовленному Богом заместителю. Вследствие этого израильские первенцы представляются нам здесь народом живым, посвященным Богу. Спасенные кровью Агнца, они получают преимущество посвятить свою искупленную жизнь Тому, Кто их искупил. Только как выкупленные имели они жизнь. Только благодать Божия отличила их от других и дала им место в Его присутствии, как живым. Им нечем было хвалиться, потому что здесь мы видим, что по своим заслугам и личной оценке они стояли наравне с нечистым и негодным животным. "Всякого из ослов, разверзающего, заменяй агнцем: а если не заменишь, выкупи его и каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай" (ст. 13). Было два разряда животных: животные чистые и животные нечистые; человек был причислен ко вторым. Агнец делался ответственным за животное нечистое; если осленок не заменялся агнцем, следовало выкупить его; человек, за которого не был внесен выкуп, приравнивался к нечистым животным, не имевшим никакой цены. Какая унизительная картина для человека, остающегося в своем природном естестве! О, если бы жалкие, но гордые сердца наши прониклись глубоким сознанием этой истины! Тогда мы более радовались бы при мысли о блаженном преимуществе быть омытыми от беззаконий наших в крови Агнца и освобожденными от унижения нашего, навеки схороненного во гробу, в котором погребен был наш Поручитель.

Христос был Агнец, Агнец без пятна и порока. Мы были запятнаны грехом; но да будет вовеки благословенно святое имя Его! Он занял наше место, на кресте сделался жертвою за грех и получил возмездие грешника. На кресте Он претерпел то, что мы должны были испытывать в течение всех веков. Там и в то время Он принял на Себя все, что нас ожидало, дабы мы могли раз навсегда войти в пользование тем, что Он заслужил. Он получил следовавшее нам возмездие, дабы мы получили заслуженное Им. Непорочный, Он временно занял место беззаконников, Праведный - место нечестивых, дабы беззаконники навек могли занять место Того, Кто был непорочен. Таким образом, по природному естеству нашему низведенные до уровня нечистого животного, каким в Ветхом Завете почитался осленок, по благодати мы имеем своим Представителем на небесах Христа, воскресшего и прославленного. Поразительная разница! Славу человеческую Он повергает в прах и в то же время возвеличивает сокровища искупительной любви. Он заставляет умолкну суетную и тщеславную речь человеческую и влагает в уста наши хвалебную песнь Богу и Агнцу, песнь, которая не умолкнет на небесах во веки веков. [Интересно видеть, что по природе мы причислены к нечистому животному, а по благодати мы соединены со Христом, Агнцем без пятна и порока. Ничто не может быть ниже места нашего, которое принадлежит нам по природе, и ничто не может быть выше того места, которое принадлежит нам по благодати. Посмотрите, например, на осла невыкупленного, которому должно сломить шею (см. 13 ст. в англ, переводе). Вот какова цена неискупленного человека. Смотрите на драгоценную кровь Христа; вот чего стоит искупленный человек. "Итак, Он для вас верующих драгоценность" (1 Петра 2,7) и все участники, омытые кровью Христа - Его драгоценности. Как Он, живой камень, так и они - живые камни, как Он - драгоценный камень, так и они - драгоценные камни. Они получают жизнь и ценность от Него и в Нем. Они, как и Он; каждый камень в строении драгоценен, потому что искуплен не меньшей ценой, как кровь Агнца. Да познает народ Божий с большей полнотой свое место и преимущество во Христе.]

С какой силою припоминаются нам здесь памятные слова апостола: "Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним, зная, что Христос, воскресши из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога. Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашим. Итак да не царствует грех в смертном нашем теле, чтобы вам повиноваться ему в похотях его; и не передавайте членов ваших греху в орудия неправды, но представьте себя Богу, как оживших из мертвых, и члены ваши Богу в орудия праведности. Грех не должен над вами господствовать "ибо вы не под законом, но под благодатью" (Рим. 6,8-14). Мы не только искуплены от власти смерти и гроба, но и соединены с Тем, Который искупил нас ценою своей жизни, чтобы силою Духа Святого мы посвятили служению Ему нашу новую жизнь со всеми ее возможностями, дабы имя Его прославилось в нас по воле Бога и Отца нашего.

В последних стихах 13-й главы мы находим чудный и трогательный пример сострадания, которым горит сердце Господа по отношению к народу Его. "Ибо Он знает состав наш, помнит, что мы - персть" (Пс. 102,14). Искупив Израиль и вступив в завет с ним, Иегова, по бесконечной и неисследимой благодати Своей, взялся выполнить все нужды и немощи народа Своего. Не все ли было равно, что израильтяне из себя представляли и в чем они нуждались, когда Тот, Кто именуется "Я есмь сущий", всюду ходил с ними? Из Египта Он ввел их в Ханаан; и теперь мы видим, Он готовил подходящий для них путь. "Когда же Фараон отпустил народ, Бог не повел его по дороге земли Филистимской, потому что она близка; ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, увидев войну, и не возвратился в Египет. И обвел Бог народ дорогою пустынною к Чермному морю" (ст. 17-18).

По благодати и великодушию Своему Господь устраивает обстоятельства таким образом, что в начале своего нового поприща искупленные Его не встречают на своем пути тяжелых испытаний, которые могли бы подорвать их энергию и заставить их обратиться вспять. "Пустынная дорога" была гораздо длиннее дороги по земле Филистимской; но Бог имел в виду преподать Своему народу много важных уроков, выучить которые они могли лишь в пустыне. Факт этот припоминается впоследствии в следующем изречении: "Помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его или нет" (Втор. 8,2-4). Никогда не извлек бы Израиль столь драгоценных уроков из путешествия по стране Филистимской. На этом пути израильтяне с первого же дня могли бы узнать, что такое война; на "пустынной дороге" они познали, что такое плоть со всей ее испорченностью, неверием, сопротивлением Богу. Но Тот, Кто носит имя "Я есмь сущий", был там, а в Нем были с ними и Его долготерпеливая благодать, и Его неизреченная мудрость, и Его бесконечное могущество; лишь Он Один мог усмотреть их насущные нужды. Лишь Он Один может вынести вид глубокого тайника человеческого сердца открытого пред Ним. Обнаружение тайных помышлений моего сердца в присутствии кого бы ни было, кроме Божественной благодати, повергло бы меня лишь в полное отчаяние. Сердце человеческое - это ад в миниатюре. Какое безграничное блаженство кроется в уверенности, что существует избавление от этих ужасных глубин!

"И двинулись сыны Израилевы из Сокхофа, и расположились станом в Ефаме, в конце пустыни. Господь же шел перед ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью" (ст. 20-22). Иегова не только избрал для Своего народа дорогу, но и Сам сошел с неба, чтобы сопровождать их и приходить им на помощь в нуждах их. Он не только вывел народ целым и невредимым за пределы земли Египетской, но Сам как бы воссел на колесницу Свою, дабы вести Израиль чрез все превратности его странствования по пустыне. Так действовала божественная благодать. Израильтяне, будучи избавлены от печи Египетской, затем не были предоставлены самим себе, чтобы самим пролагать себе трудный путь к земле Ханаанской. Бог знал, что им предстоял путь тяжелый и опасный, что на пути этом их ожидали змеи и скорпионы, западни и затруднения, засуха и бесплодие пустыни; и - да будет благословенно имя Его! - Он не хотел оставить их одних. Он желал сопутствовать им, разделяя все их трудности и опасности; более того: "Он шел пред ними." Он был их вождем, их славой, их защитой; Он избавлял их от всякого рода страха. Зачем огорчали они Его жестокосердием своим? Если бы они ходили смиренно, доверяясь Ему и довольствуясь Им, все их странствование с начала до конца сделалось бы победоносным шествием. Когда во главе их шел Сам Иегова, ничто не могло замедлить их пути из Египта в Ханаан. Он привел бы их на гору наследия, по обетованию Своему и по могуществу десницы Своей посадил бы их там; Он не допустил бы, чтобы в стране Ханаанской уцелел хотя бы один природный ее житель, могущий сделаться "терном" для Израиля. Так оно и будет вскоре, когда Иегова во второй раз приложит Свою руку к освобождению Своего народа от всех притеснителей его. Да ускорит Господь наступление этого времени!

"Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах видят дела Господа и чудеса Его в пучине" (Пс. 106,23-24).

Как это верно! И однако как склонно трусливое сердце наше отступать пред "большими водами"!

Мы предпочитаем оставаться на небольшой глубине, а потому и лишаем себя возможности видеть дела и чудеса нашего Бога; потому что они видны и познаются лишь в морской пучине.

В день испытания и бедствия познает душа великое и несказанное блаженство, заключающееся в возможности полагаться на Бога. Если бы все в жизни шло гладко, этого не случилось бы. Не тогда, когда лодка скользит по поверхности спокойного озера, ощущается действительное присутствие Учителя: к этому сознанию приходят, когда ревет буря и волны покрывают судно. Господь не обещает вести нас по пути, свободному от всякого рода испытаний и невзгод; напротив, он предупреждает нас, что и то, и другое вскоре нас ожидает; но Он обещает быть с нами среди всех трудностей нашего пути, и это гораздо желательнее, чем отсутствие всяких опасностей. Лучше осуществлять присутствие Божие в испытании, чем не проходить чрез испытание вообще и не иметь этого чудного опыта. Испытать на деле, что сердце Божие горит сочувствием к нам блаженнее, чем испытать могущество Его руки, поднятой для защиты нашей. Присутствие Господина среди верных слуг Его, проходящих чрез огненные испытания, было драгоценнее, чем если бы сила Его полностью предохранила их от этой раскаленной печи (Дан. 3). Часто мы хотели бы не испытывать никаких препятствий на нашем пути, но в этом случае мы много потеряли бы. Никогда так не ценно присутствие Божие, как именно в минуты величайших затруднений.

Это испытали на себе израильтяне в обстоятельствах, описанных в рассматриваемой нами главе. Они стоят пред страшным, непреодолимым затруднением. Они призваны "производить дела на больших водах", "мудрость их исчезает" (Пс. 106,27). Фараон, раскаиваясь, что отпустил их из своей страны, готовится сделать отчаянное усилие, чтобы заставить их вернуться назад. "Фараон запряг колесницу свою, и народ свой взял с собою. И взял шестьсот колесниц отборных, и все колесницы Египетские, и начальников над всеми нами. - Фараон приблизился, и сыны Израилевы оглянулись, и вот, Египтяне идут за ними: и весьма устрашились и возопили сыны Израилевы к Господу" (ст. 6-10). Страшное испытание ожидало сынов Израиля; испытание, среди которого оказалось бы тщетным всякое усилие человеческое. Пытаться остановить прилив в океане соломинкой было бы равносильно попытке народа своими силами выйти из этого затруднения. Перед ними лежало море; позади них находились полчища фараоновы, вокруг них - горы; и все это было допущено и предназначено для них Богом! Бог избрал место, где сыны Израилевы должны были расположиться станом "при Пи-Гахирофе, между Мигдолом и между морем, пред Вал-Цефоном". Итак, сам Бог допустил то, что фараон настигал их. Допустил для чего? Для того, чтобы явить Самого Себя в спасении народа Своего и в полном поражении врага этого народа. "Разделил Чермное море, ибо во век милость Его; и провел Израиля посреди его, ибо во век милость Его; и низверг Фараона и войско его в море Чермное, ибо во век милость Его" (Пс. 135,13-15).

Среди всех испытаний, постигавших в пустыне искупленных Божиих, не было ни одного, пределы которого не были бы тщательно определены рукою всеобъемлющей Премудрости и бесконечной Любви. Особенное значение и влияние каждого из этих испытаний были заранее точно исчислены. Все "Пи-Гахирофы" и "Мигдолы" распределены так, что расположение их находилось в непосредственной связи с духовным состоянием народа, ведомого чрез все извилины и лабиринты пустыни, а также и с проявлением истинного характера Божия. Неверие часто вопрошает: почему это так, а не иначе? Господь знает почему; и Он без сомнения откроет, почему то или другое случается всякий раз, когда это откровение будет содействовать Его славе и благу народа Его. Не спрашиваем ли мы у Него, зачем и с какой целью мы поставлены в те или другие обстоятельства? Не стараемся ли мы дознаться причины, по которой переносим то или другое испытание? Насколько блаженнее было бы для нас в покорном смирении склонить голову со словами: "все хорошо" и "все будет хорошо"! Когда Бог усматривает наше положение, мы можем быть уверены, что оно для нас является мудро избранным и спасительным; даже когда, по безумию нашему, мы выбираем себе положение по своему произволу, Бог, по милосердию Своему, исправляет и безумие наше, устраивая обстоятельства, которые мы сами на себя навлекли, так, что они содействуют нашему духовному благу.

Именно находясь в величайших затруднениях и испытаниях, дети Божий получают преимущество видеть наилучшие проявления характера и дел Божиих; вот почему Бог часто посылает им испытания, дабы особенно ярко являть Самого Себя. Он мог провести Израиль чрез Чермное море и сделать невозможным преследование его полчищами фараона раньше, чем последний двинулся из Египта; но этим путем имя Его не прославилось бы так величественно, не был бы приведен в полное смятение враг, на котором Он хотел "показать славу Свою" (ст. 17). Слишком часто выпускаем мы из виду эту великую истину; вследствие этого нам и недостает мужества в день испытания. Если бы всякое безвыходное положение мы считали лишь случаем, дающим Богу возможность явить всепокрывающую полноту Божественной благодати по отношению к нам, наши души сохранили бы свое равновесие, и мы могли бы прославлять Бога и среди самых глубоких вод.

Ропот израильтян в рассматриваемом нами случае может нас удивить и казаться нам непонятным; но чем более мы познаем глубину порочных наших сердец, тем большее сходство откроем мы между собою и этим народом. Казалось, они забыли столь недавнее проявление могущества Божия по отношению к ним. Они видели богов египетских посрамленными, силу Египта - сокрушенной жезлом Иеговы. Видели, как десница Его расторгла железные узы египетского рабства, как она угасила пламя печи египетской. Все это они видели, и, несмотря на это, при первом же появлении темной тучи на горизонте их доверие исчезает: мужество оставляет их; они предаются ропоту неверия, говоря Моисею: "Разве нет гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыне? что это ты сделал с нами, выведши нас из Египта? - Ибо лучше быть нам в рабстве у Египтян, нежели умереть в пустыне" (ст. 11-12). Слепое неверие способно только заблуждаться и осуждать пути Божий. Таково неверие всех веков: "Когда-нибудь попаду я в руки Саула, и нет для меня ничего лучшего, как убежать в землю Филистимскую" (1 Цар. 27,1). А между тем обстоятельства изменились. Саул был убит на горе Гелвуе, и престол Давида утвердился навек. Неверие побудило также Илию Фесвитянина в минуту отчаяния бежать от гневных угроз Иезавели. И что же случилось? Иезавель была выброшена из окна. Илия же был в огненной колеснице восхищен на небо (4 Цар. 9,30-37).

То же случилось и с народом Израильским в первую минуту постигшего его испытания. Он думал, что Иегова действительно путем столь неимоверных усилий освободил его от рабства Египетского лишь с целью погубить его в пустыне; израильтяне способны были поверить, что кровь Пасхального агнца вырвала их из рук смерти лишь для того, чтобы похоронить их в пустыне. Так всегда рассуждает неверие; оно заставляет нас ставить Бога в зависимость от затруднения вместо того, чтобы рассматривать затруднения в присутствии Божием. Вера возносится над всякого рода трудностями и с высоты, на которой она пребывает, она видит Бога во всей Его верности, в Его любви и могуществе. Верующая душа имеет преимущество постоянно пребывать в присутствии Божием; ее вела туда кровь Господа Иисуса, и она должна отвращаться от всего, отвлекающего ее. Место, уготованное ей в присутствии Божием, она никогда потерять не может ввиду того, что Христос, Начальник и Заместитель ее, занимает его вместо нее. Но и не теряя самого места, она может лишиться радости, блаженного опыта и силы, связанных с присутствием Божиим. Всякий раз, когда затруднения становятся между душою и Господом, душа, очевидно, теряет ощущение присутствия Божия и унывает при виде возникших пред нею затруднений; так туча, вставшая между нами и солнцем, мешает нам некоторое время радоваться его лучам. Туча не мешает солнцу сиять; она только лишает нас возможности им пользоваться. Так случается и с нами, когда мы позволяем жизненным испытаниям, горестям и затруднениям лишать наши души блестящих лучей, исходящих от лица Отца нашего, неизменно являющего свет Свой в Иисусе Христе. Для Бога нет трудностей слишком больших; более этого: чем больше затруднения, тем более имеет Он возможности явить Свой истинный характер как Бог всеблагий и всемогущий. Конечно, положение Израиля, описанное в первых стихах этой главы, было большим испытанием для него, угнетало плоть и кровь; но Владыка неба и земли был с ним, и сынам Израилевым надлежало лишь покоиться на Нем.

А между тем как скоро, дорогой читатель, мы теряем мужество в минуту испытания! Чувства, о которых мы говорим, приятны для нашего уха, кажутся прекрасными на бумаге и, благодарение Богу, полны Божественной истины; но суть в том, чтобы применять их на практике при всяком благоприятном случае. Лишь применение их в жизни дает им настоящую силу, доказывает заключающееся в них блаженство. "Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно" (Иоан. 7,17).

"Но Моисей сказал народу: не бойся, стойте, и увидите спасение Господне, которое Он соделает вам ныне; ибо Египтян, которых видите вы ныне, более не увидите во веки. Господь будет поборать за вас, а вы будете спокойны" (ст. 13-14). "Быть спокойным!"- вот первое действие веры пред лицом испытания. Для плоти и крови это невозможно. Кто сколько-нибудь познал неуравновешенность человеческого сердца в испытаниях и трудностях, которые оно предвидит, понимает, чего стоит решимость "быть спокойным".

Плоть всегда порывается действовать; она бросается в разные стороны, хочет принимать участие в деле; но как она ни старается оправдать и возвысить свои действия, давая им пышное и избитое название "применения к делу законных средств", все, что она ни делает, является лишь прямым и очевидным плодом неверия, всегда исключающего Бога и всегда страшащегося темных туч, созданных его собственным воображением. Неверие создает или преувеличивает затруднения, которые, в сущности, только подымают вокруг нас облака пыли, мешающие нам видеть спасение Господне. Вера, напротив, возносит душу над всеми затруднениями, направляя ее взоры на Самого Бога и давая нам способность действительно пребывать спокойными.

Мы ничего не выигрываем своими усилиями, своим тревожным беспокойством. "Не можешь ни одного волоса сделать белым или черным". "Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть" (Матф. 5,36; 6,27). Что мог сделать Израиль, стоявший лицом к лицу с Чермным морем? Мог ли он иссушить море? Мог ли уравнять горы, уничтожить полчища Египетские? Неопреодолимые стены трудностей окружали его; при виде их плоть могла лишь содрогаться и сознавать свое полное бессилие. Но для Бога именно теперь наступила минута действия. Когда неверие отстранено, Бог может проявить Свою силу; но чтобы увидеть Его действия в их истинном свете, необходимо быть спокойными. Всякое движение плоти, каковы бы ни были его действие и значение, является серьезным препятствием, не дающим нам видеть вмешательство Божие в нашу жизнь, мешающим нам радоваться ему.

Это случается с нами на всех этапах нашей истории. Так бывает с нами, когда, сознавая себя грешниками под гнетом греха, тяготящего нашу совесть, мы склонны прибегнуть к нашим собственным делам; этим путем мы также надеемся найти облегчение и своим страданиям. А между тем именно в этом случае нам следует "быть спокойными", дабы увидеть "спасение Божие". Потому что как мы можем участовать в делах искупления греха? Можем ли мы вознестись с сыном Божиим на кресте? Можем ли последовать за Ним в "страшный ров", в "тинистое болото?" (Пс. 39,3). Можем ли мы сами проложить путь к вечной скале, на которую Он вознесся воскресением Своим? Всякий искренний человек сочтет подобную мысль величайшим кощунством. В искуплении Бог действует Один; нам же лишь приходиться быть спокойными и смотреть на спасение Божие. Самый факт, что это спасение Божие, уже свидетельствует о том, что оно совершается помимо человека.

При нашем вступлении на поприще христианской жизни основа остается все той же. Во всяком новом затруднении, великом и малом, мы докажем свою мудрость, оставаясь в покое, отказываясь от своих собственных действий и ища себе успокоение в спасении Божием. Не следует нам также вдаваться и в определение степени сложности возникающих затруднений; мы не можем сказать, что между нами возникают затруднения легкие, пред которыми мы можем устоять, тогда как другие непременно требуют вмешательства руки Божией. Нет, все они превосходят нашу силу. Мы столь же бессильны изменить цвет одного волоса, как и передвинуть гору с одного места на другое; создать былинку в поле или сотворить гору. Все эти вещи одинаково недоступны для нас; все они одинаково подчинены силе Божией. Итак, нам остается только с полным доверием отдаться в руки Того, "Кто приклоняется (одинаково в обоих случаях), чтобы призирать на небо и на землю" (Пс. 112,6). Иногда мы победоносно проходим чрез величайшие испытания, между тем как иной раз мы теряем мужество, мы дрожим, мы слабеем при самых обыденных затруднениях. Почему так бывает? Потому что в важных испытаниях мы бываем вынуждены возложить наше бремя на Господа, тогда как в трудностях менее значительных мы в безумии пробуем нести их сами. Христианин сам по себе, если б мог только сознавать это, все получает из неистощимого источника - Им одинаково принимается золотая монета или перышко.

"Господь будет поборать за вас, а вы будете спокойны" (ст. 14). Блаженная уверенность, способная успокоить дух пред лицом серьезнейших затруднений и величайших опасностей! Господь не только становится между нами и нашими грехами, но еще и между нами и обстоятельствами, среди которых мы живем. В первом случае Он дает мир нашей совести; во втором - нашему сердцу. Что это две вещи совершенно разные, известно всякому возрожденному христианину. Многие христиане имеют мир в совести, не имея его в сердце. Благодатию и верою они познали, что Христос с драгоценною кровью искупления стоит между ними и их грехами; но они не умеют в простоте души видеть Христа, исполненного Божественной мудрости, любви и силы, стоящего между ними и обстоятельствами, в которые они поставлены. Все это налагает значительный отпечаток на весь склад их души, а также и на характер их свидетельства. Ничто так не содействует прославлению имени Иисуса, как это спокойное состояние духа, вытекающее из сознания, что Христос стоит между нами и всем, что могло бы сделаться источником беспокойства для сердца нашего.

"Твердого духом Ты хранишь в совершенном мире; ибо на Тебя уповает он" (Ис. 26,3).

"Но, - возразят многие, - разве нам следует ничего не делать?" Другой вопрос может послужить ответом на это; а именно: "что можем мы сделать"? "Все, действительно познавшие себя, ответят: "Ничего!" Итак, если мы ничего не можем сделать, не лучше ли нам совсем отказаться от действий? Если Господь действует за нас, не лучше ли нам отойти в сторону? Неужели же мы побежим пред Ним? Неужели дерзнем вмешаться в сферу Его действий и встанем Ему поперек дороги? Бесполезно, чтобы двое действовали там, где Один способен сделать все. Никто конечно, не вздумает зажечь свечу в полдень с целью увеличить ослепительное сияние солнца. И, однако, поступивший так мог бы считаться мудрым в сравнении с тем, кто думает помогать Богу своею неразумною деятельностью.

Когда в великой милости Своей Бог открывает пред человеком дорогу, вера может идти по ней; оставляя путь человеческий, вера избирает путь Божий. "И сказал Господь Моисею: Что ты вопиешь ко мне? Скажи сынам Израилевым, чтобы они шли" (ст. 15). Только научившись быть спокойными, сможем мы действительно идти вперед; иначе все наши усилия обнаружат лишь наше безумие и наше бессилие. Поэтому истинно мудр тот, кто "остается спокойным", и какое затруднение, какое безвыходное положение ни постигало бы его, он ожидает единственно Бога, Который не замедлит, конечно, открыть пред нами путь; и тогда мы пойдем по нему мирно и уверенно. Когда Бог открывает пред нами путь, произвольно нами избранный, он будет путем сомнений и мучительных колебаний. Невозрожденный может идти по своему собственному пути, по-видимому, твердо и неуклонно; но одной из отличительных особенностей нового человека является его неуверенность в себе самом рядом с уверенностью в Боге, Который усматривает все. Когда своими собственными глазами мы видим спасение Божие, мы делаемся способными идти по этому пути; но мы никогда не научимся ясно различать его пред собою прежде, чем не убедимся в бесполезности наших собственных жалких усилий.

Особенной силой и красотою дышат слова: "увидите спасение Господне"! Сам факт, что мы призваны видеть спасение Господне, уже говорит за то, что спасение это -спасение полное. Он открывает нам, что спасение совершено и явлено Богом, чтобы мы его видели и им пользовались. Спасение не является делом отчасти человеческим, отчасти Божиим; потому что иначе оно не могло бы называться "спасением Божиим" (ср. Лук. 3-6; Деян. 28,28). Чтобы быть спасением Божиим, оно должно быть полностью чуждо характеру человеческому; усилия же человеческие способны лишь затмить вид спасения Божия.

"Скажи сынам Израилевым, чтобы они шли". Похоже, что сам Моисей не знает, что ему делать; потому что Господь спрашивает его: "Что ты вопиешь ко мне?" Моисей мог сказать народу: "Остановитесь и смотрите на спасение Господне", между тем, как его дух выражает свои переживания перед Богом глубоким воплем. Во всяком случае, бесполезно вопиять, когда следует выжидать; но именно так поступаем мы, - пробуем идти, когда следовало бы остановиться, и останавливаемся, когда надо идти вперед. Израильтяне действительно могли спрашивать себя: "Куда нам идти"? Непреодолимое препятствие, казалось, преграждало им путь. Как перейти море? Вот в чем было затруднение. Никогда плоть не могла решить этого вопроса; но мы можем быть вполне уверены, что никогда Бог не дает приказания, не давая в то же время и силы его выполнить. Сердце может устрашиться повеления Божия, но душа, наученная благодатью повиноваться Богу, получает свыше силу для повиновения. Человек, которому Христос велел простереть свою сухую руку, естественно, мог спросить: "Как могу я вытянуть сухую руку?" - но он ничего не спросил, потому что вместе с повелением из того же самого источника дана была ему и сила повиноваться (ср. Лук. 6:8).

Так и для Израиля повеление двинуться в путь сопровождалось открытием пред ним дороги. "А ты подними жезл твой и простри руку твою на море, и раздели его, и пройдут сыны Израилевы среди моря по суше" (ст. 16). То был путь веры. Рука Божия открывает путь, чтобы мы могли сделать на нем первый шаг; больше этого вера не требует. Бог никогда не направляет двух шагов сразу. Нам следует сделать один шаг; затем мы получим указание, как сделать второй шаг; и, таким образом, сердце наше сохранится в постоянной зависимости от Бога. "Верою перешли они Чермное море, как по суше." (Евр. 11,29). Конечно, море не сразу на всем своем поперечном протяжении разделилось надвое: Богу угодно было вести свой народ "верою", а не "видением". Для того, чтобы пуститься в путь, видный на всем протяжении, веры не требуется; вера нужна, когда виден один лишь первый шаг. По мере того, как Израиль шел вперед, море открывалось, так что каждый новый его шаг зависел от Бога. Таков был путь, по которому ведомы были рукою Иеговы искупленные Его. Они шли среди мрачных вод смерти, и что же? - "Воды были им стеною по правую и по левую сторону", и они шли, как по суше (ст. 22).

Египтяне не могли следовать за ними по этому пути. Они, однако, пошли по нему, видя, что путь этот был открыт: они руководствовались видением, а не верою. "На что покусившись, Египтяне потонули" (Евр. 11,29). Поражение и смятение ожидает человека, который берется за дело, совершить которое может одна лишь вера. Путь, по которому призвана идти вера, не должен быть попираем плотью. "Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия", (1 Кор. 15,50); не могут они также ходить путями Божиими. Вера представляет собою характерный принцип Царствия Божия, и одна она делает нас способными ходить путями Божиими. "Без веры угодить Богу невозможно" (Евр. 11,6). Бог несказанно прославляется, когда мы идем с Ним, так сказать, с завязанными глазами, потому что этим мы доказываем, что доверяем Его зрению больше, чем своему собственному. Зная, что Бог смотрит на меня, я, конечно, могу закрыть глаза и в святой уверенности бодро идти вперед. В делах человеческих известно, что если сторож или часовой стоит на часах, окружающие могут спать спокойно. Насколько спокойней можем мы отдыхать, зная, что Тот, Который "не дремлет и не спит", видит нас и окружает нас десницею Своею (Пс. 120,4)?

"И двинулся Ангел Божий, шедший пред станом Израильтян, и пошел позади их; двинулся и столп облачный от лица их, и стал позади их; и вошел в средину между станом Египетским и между станом Израильтян, и был облаком и мраком для одних и освещал ночь для других; и не сблизились одни с другими во всю ночь" (ст. 19-20). Иегова встал как раз между Израилем и его неприятелем; Он сделался защитою израильтян. Раньше, чем фараон мог дотронуться до одного волоса на голове израильтянина, он должен был перешагнуть чрез самое знамя Всемогущего; более этого - чрез Самого Всемогущего. Бог всегда становится между Своим народом и его врагом; так что "ни одно орудие, сделанное против него, не будет успешно" (Ис. 54,17). Бог встал между нами и грехами нашими; мы пользуемся преимуществом видеть Его стоящим между нами и всяким человеком, всяким обстоятельством, восстающим на нас; только это дает нам одновременно как мир сердца, так и мир совести. Напрасно будет христианин тревожно и тщательно разыскивать свои грехи; он больше их не найдет. Почему? Потому что Бог стоит между ним и его грехами. "Бросил все грехи наши за хребет Свой" (Ис. 38,17), в то же время освещая нас, примиренных с Ним, светом лица Своего.

Таким же образом напрасно будет христианин искать возникшие на его пути затруднения; он не найдет их, потому что Бог стоит между ним и его трудностями. Если бы вместо того, чтобы останавливаться на своих грехах и своих затруднениях, взор наш мог быть устремлен на Христа, более чем одна чаша страданий миновала бы нас; темный час сделался бы светом для нас. Но всякий день мы приходим к рискованному заключению, что большую часть наших испытаний и наших огорчений приносят нам наши несвоевременные опасения и воображаемое горе, существующие лишь в нашем больном духе, пораженном недугом неверия. Да испытает же читатель мой, что значит иметь благодатный мир совести и сердца, даруемый сознанием, что Христос во всей своей полноте стоит между ним и всеми его грехами, всеми его невзгодами.

Величественное и вместе с тем поучительное зрелище представлял собою двоякий вид "столпа", описанного в этой главе. "Он был облаком и мраком" для египтян; для израильтян же он "освещал путь ночью". Какое удивительное сходство с крестом нашего Господа Иисуса Христа! Крест также имеет два значения. Он составляет основание мира верующей души и в то же время налагает печать осуждения на виновный пред Богом мир. Кровь, очищающая совесть верующего и дающая ему полный мир, осуждает эту землю и довершает ее грех. Совершенное Сыном Божиим дело искупления, совлекающее с мира укрывшее его покрывало и лишающее его всякого предлога к извинению, облекает Церковь славными ризами праведности и насполняет ее уста непрестанною хвалой. Агнец, Который во гневе Своем поразит ужасом все племена, все народы земные, Тот же Агнец нежной рукою Своей всегда будет водить сонм искупленных Кровью Его по злачным пажитям у вод тихих (ср. Откр. 6,15-17 с 7,13-17).

Конец этой главы показывает нам Израиль, с торжеством вступающий на противоположный берег Чермно-го моря, и полчища фараона, погибшие в волнах того же моря. Этот факт доказывал очевидную неосновательность как опасений израильтян, так и надменных речей египтян. Славное дело Иеговы уничтожило и те, и другие. Те же воды, которые послужили охранною стеною для искупленных Иеговы, сделались могилою фараону; ищущие верою находят путь, по которому можно идти; другие же находят там могилу. Эта знаменательная истина, которая нимало не опровергает факта, что, покусившись перейти Чермное море, фараон открыто и решительно противился воле Божией; так всегда будут постыжены все, подражающие делам веры. Блаженны те, которые хотя бы с трудом могут ходить верою! Они идут стезею неизреченных благословений Божиих, стезею, испещренною, быть может, их ошибками и немощами, но начатой в Боге, продолжаенной в Боге и оконченной в Нем. Проникнемся же сознанием Божественной действительности, спокойной возвышенности и святой независимости этого пути.

Прежде, чем расстаться с этой изобилующей поучениями частью книги Исход, мы хотим вспомнить слова апостола Павла, относящиеся к столпу и морю. "Не хочу оставить вас, братья, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все пошли сквозь море" (1 Кор. 10,1-2). В этих словах заключается глубокое и драгоценное поучение для христианина, потому что апостол продолжает, говоря: "А это были образы для нас" (ст. 6), научая нас таким образом своим Божественным авторитетом видеть "в столпе и море" тип крещения Израиля; и действительно, это знаменательный и назидательный прообраз. Получив это крещение, израильтяне начали свое странствование по пустыне, между тем, как Тот, Чье имя - "любовь", уготовал для них и "духовную пищу", и "духовное питие" в пустыне. Другими словами, они явились типом народа, мертвого для Египта и всего, имевшего отношение к Египту. Столп укрывал их от врагов их; море отделяло от Египта; таким же образом укрывает крест и нас от всего, что могло бы восстать против нас: мы перенесены на ту сторону могилы Иисуса; отсюда начинается наше странствование по пустыне мира сего; здесь мы начинаем вкушать манну небесную, пить воду, истекающую из "духовного камня", направляя наш страннический путь к земле покоя, обетованной нам Богом.

Замечу здесь, что необходимо понять разницу, существующую между переходом чрез Чермное море и переходом чрез Иордан. И то, и другое событие осуществились в смерти Христа. Но первое из них представляло собою отделение от Египта, второе же - вступление в землю Ханаанскую. Крестом Христовым верующие не только отделены от лукавого века сего, но Бог их еще и вывел обновленными из гроба Христа, "воскресил с Ним и посадил на небесах во Христе Иисусе" (Еф. 2,6-7). Итак, хотя и живущие еще среди Египта, христиане по духовному своему опыту находятся теперь в пустыне и в то же время энергией веры перенесены в небеса, где Христос пребывает одесную Отца. Верующий не только получил прощение всех своих грехов, но он еще и фактически соединен со Христом, вознесшимся на небеса по воскресении Своем; он не только спасен Христом, но и навек соединен с Ним. Ничто меньше не удовлетворяло бы Его предначертаний относительно Церкви.

Понятно ли тебе все это, читатель? Веруешь ли ты этому? Осуществляешь ли это? Являешь ли силу всего этого? Слава благодати Божией, соделавшей все это непреложной истиной и достоянием всякого члена тела Христова, будь он глаз или ухо, рука или нога этого теда - все равно! Истинность этого зависит, таким образом, не от того, проявляем ли мы это в жизни своей, от того, что мы осуществляем или понимаем, а от "драгоценной крови Христа", изгладившей все наши грехи и положившей основание выполнению всех предначертаний Божиих относительно нас. В этом заключается покой для всякого сердца сокрушенного и для всякой грехом обремененной совести.

Эта глава начинается чудным хвалебным гимном, воспетым Израилем на берегу Чермного моря, когда он увидел "руку великую, которую явил Господь над Египтянами" (гл. 14,31). До сих пор нам не приходилось еще слышать хвалебного гимна; не было и речи о нем. Мы слышали крик глубокого отчаяния народа, обремененного непосильною работой у печей для обжигания кирпичей в Египте; слышали вопль его неверия, когда Израиль был окружен затруднениями, на его взгляд непреодолимыми; гимн хвалы еще не раздавался в наших ушах. Лишь тогда, когда спасенный Господом сонм искупленных его стал лицом к лицу с неопровержимыми доказательствами избавления Божия, лишь тогда раздались торжествующие звуки хвалебного гимна. Только пройдя чрез крещение "в облаке и море", только видя египтян мертвыми на берегу моря" (гл. 14,30), израильтяне могли воспеть гимн победы: шестьсот тысяч голосов возносили хвалу Богу. Воды Чермного моря отделяли их от Египта; на берегу стоял Израиль, искупленный Богом народ; потому-то и могли они прославлять имя Иеговы.

И в этом отношении, как и во всяком другом, они служили "образом для нас". Чтобы приближаться к Богу с чистыми руками, чтобы разумно служить Ему, мы должны проникнуться всей силой спасения Божия, спасения, даруемого смертью и воскресением Христа. Иначе душа останется в томительном сомнении и колебании, которые в ней вызывают неспособность понять всю цену искупления, совершенного Иисусом Христом. Недостаточно признать, что спасение заключается только во Христе, и ником другом; это совсем еще не то, что мы осуществляем, верою усваивая характер и основание этого спасения и считая его своим достоянием. Дух Божий совершенно ясно открывает в Писании, что в смерти и воскресении Церковь соединена со Христом; более того - что Христос, воскресший и воссевший одесную Бога, есть залог принятия Богом Церкви, Которой уготовано место в небесах. Когда человек имеет эту уверенность -всякое сомнение, всякое колебание отпадает само собой. Как может христианин оставаться в области сомнений, зная, что Заступник, "Иисус Христос, Праведник" постоянно ходатайствует за него пред престолом Божиим? (1 Иоан. 2,1). Самый слабый член Церкви Божией имеет преимущество знать, что вместо него пострадал на кресте Христос и что все его грехи были исповеданы, выстраданы, осуждены и искуплены на этом кресте. Вот божественная истина, осуществляя которую верою, мы получаем мир; без признания же этой истины пребывать в мире невозможно. Можно тщательно соблюдать все постановления закона, все обязанности и обряды религии; но ничто всецело не освобождает душу и совесть от сознания греха, кроме уверенности, что грех осужден во Христе, сделавшемся жертвою за грех, во Христе, вознесенном на древо (ср. Евр. 9,26; 10,1-18). Если грех "раз навсегда" был таким образом осужден, вопрос о грехе делается для верующей души вопросом, навек решенным Богом. А что грех был таким образом осужден, доказывает нам воскресение нашего Поручителя. "Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек; к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить; и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицом Его" (Еккл. 3,14).

Считая все это непреложной истиной по отношению к Церкви, взятой во всей ее совокупности, многие, однако, не решаются приложить это к себе. Они охотно присоединяются к словам псалмопевца: "Как благ Бог к Израилю, к чистым сердцем! А я..." и т.д. (Пс. 72,1-2). Вместо того, чтобы смотреть на Христа, распятого и воскресшего, они смотрят на самих себя. Они более принимают в расчет свои способности, чем свои преимущества; таким образом, они остаются в состоянии плачевной неуверенности и, следовательно, не могут занять место в рядах блаженных и разумных служителей Божиих; они более заняты своими личными взглядами на Христа, чем Самим Христом. Они молятся о спасении вместо того, чтобы сознательно пользоваться уже дарованным им спасением. Они смотрят на свое несовершенство, отвращая свой взор от совершенного Христом искупления.

Прислушиваясь ко всем оттенкам хвалебного гимна 15-й гл. кн. Исход, мы нигде не встречаем в нем чего-либо относящегося к своему личному "я", к человеческим действиям, словам, чувствам и плодам: все, от начала до конца, относится только к Иегове. Моисей начинает так: "Пою Господу, ибо Он высоко превознесся; коня и всадника его ввергнул в море." Эти слова свидетельствуют об общем духе всего гимна; с начала до конца в песне говорится о свойствах и действиях Иеговы. В 14-й главе сердце народа как бы было стеснено тяжелым стечением обстоятельств; но в 15-й главе бремя снято, и сердце народа свободно изливается в сладком гимне хвалы. "Я" забыто; обстоятельства отошли на второй план. Виден лишь Один, лишь Сам Господь с характером и путями, присущими Ему. Израиль мог сказать: "Ты возвеселил меня, Господи, творением Твоим; я восхищаюсь делами рук Твоих" (Пс. 91,5). Вот истинное поклонение. Когда мы теряем сознание нашего "я" со всем, к нему относящимся, когда один Христос наполняет сердца наши, тогда мы способны поклоняться Господу, как это Ему подобает. Жажда поклонения возникает не вследствие усилий плотской набожности, не внешнее, номинальное благочестие возжигает в душе пламя благоугодного Богу поклонения Ему. Пусть сердце будет занято Личностью Христа, и хвалебные гимны неудержимо вознесутся из него к Богу. Взгляды обращены на Него, а значит, и сердце в благоговении склоняется пред Ним. Созерцая поклонение воинов небесных, окружающих престол Бога и Агнца, мы замечаем, что оно всегда бывает вызвано какой-либо особенностью Божественного совершенства или путей Божиих. Так должно быть в Церкви; и если это не так, то происходит это оттого, что мы придаем значение вещам, не имеющим ничего общего с областью полного света и полного блаженства. Во всяком истинном поклонении Сам Бог одновременно является предметом, сущностью и силою воздаваемого поклонения.

Таким образом, глава, рассматриваемая нами, представляет собою чудный образец гимна хвалы. Это песнь искупленного народа, прославляющего Того, Кто его искупил: "Господь крепость моя и слава моя; Бог отца моего, и превознесу Его. Господь муж брани, Иегова имя Ему. - Десница Твоя, Господи, прославилась силою; десница Твоя, Господи, сразила врага. - Кто, как Ты, Господи, между богами? Кто, как Ты, величественен святостию, досточтим хвалами, творец чудес? Ты простер десницу Твою; поглотила их земля. Ты ведешь милостию Твоею народ сей, который Ты избавил; провождаешь силою Твоею в жилище святыни Твоей. - Господь будет царствовать во веки и в вечности." Какую обширную сферу охватывает этот гимн! Он начинается искуплением" и кончается славой; начинается крестом и кончается наступлением Царства Божия. Он подобен роскошной радуге, один конец которой погружен в "страдания", другой же - "в последующую за ними славу" (1 Петр. 1,11). В нем речь идет исключительно об Иегове. Это излияние души, вызванное созерцанием Бога милосердия и славы, созерцанием чудных дел Его.

Вместе с тем гимн указывает и на уже наступившее осуществление намерения Божия: "Ты провожаешь его силою Твоею в жилище святыни Твоей" (ст. 13). Хотя Израиль успел еще только едва вступить на пустынный берег моря, он был прав, говоря так. Его песнь не была выражением неверной, ни на чем не основанной надежды. Нет; когда душа занята только Богом, она может погрузиться в полноту Его благодати, согреться светом, исходящим от лица Его и радоваться неисчислимым сокровищам Его милосердия и благости. Пред нею открывается безоблачная перспектива; возносясь на незыблемую скалу, куда ее возвела любовь Бога спасения, соединенная со Христом воскресшим, она видит пред собою необъятную сферу планов и намерений Божиих, созерцает несравненный блеск славы, которую Бог приготовил для всех, омывших и убеливших одежды свои в крови Агнца.

Это объясняет особенную прелесть, возвышенность и полноту всех гимнов хвалы, встречаемых в Священном Писании. Творение отстранено на второй план; Бог составляет единую цель, и Один наполняет Собою всю сферу, открывающуюся взору души. Там нет места человеку, его чувствам и опыту; потому и хвала может звучать непрестанно. Как отличаются эти песни от песен, наполненных выражением наших нужд, наших немощей, нашей несостоятельности, песен, так часто звучащих в устах христиан! Когда мы смотрим на себя, наши гимны никогда не будут торжествующими и духовными. В самих себе мы непременно открываем что-либо, препятствующее нашему поклонению Богу. Многие христиане считают особенным преимуществом пребывание в состоянии постоянного сомнения, вечной неуверенности; их песнопения носят характерную окраску их внутреннего состояния.Эти люди, как бы искренни и благочестивы они ни были, никогда еще на личном своем опыте не осознали истинной причины поклонения Богу. Они еще не покончили с самими собою; они еще не перешли моря, не заняли еще силою воскресения на противоположном берегу место народа, получившего духовное крещение; так или иначе они еще заняты собою: их собственное "я" еще не распято, еще не отдано раз и навсегда в руки Божий.

Дух Святой да даст всем детям Божиим более полное, более соответствующее их положению и преимуществам понимание, открывая им, что омытые в крови Христовой от грехов своих, они приобрели в глазах Божиих бесконечное и полное благоволение, изливающееся прежде всего на Христа, как на воскресшую и прославленную Главу Его Церкви. Сомнения и страх должны быть чужды детям Божиим, потому что их Божественный поручитель отнял у них всякую тень повода для сомнения или страха. Они вступили за завесу храма. Им дано "дерзновение входить в святилище посредством крови Иисуса Христа" (Евр. 10,19). Приличествует ли сомнение или страх святому месту? Не очевидно ли, что всякий сомневающийся не признает, в сущности, совершенства дела Христова, того дела, которое Бог засвидетельствовал пред всем творением, воскресив Христа из мертвых? Христос не мог выйти из гроба, пока не исчезнет опасность каких-либо сомнений или страхов для Его народа. Христианину, таким образом, даровано чудное преимущество - всегда пребывать в радости полного спасения. Сам Бог сделался "его спасением"; ему остается только пользоваться плодами дела, совершенного для него, и жить для славы Божией, ожидая времени, когда "Иегова будет царствовать вовеки и в вечности" (ст. 18).

На одно место песни Моисея и сынов Израилевых мне хочется обратить особенное внимание читателя: "Он Бог мой, и прославлю Его" (ст. 2). Достойно замечания то, что в минуту, когда сердце было залито радостью искупления, Моисей высказывает желание "прославить Бога" (в подлиннике выражение: "прославить Бога" означает также "приготовить Богу жилище"). Поразмысли об этом слове, читатель-христианин! Мысль о Боге, обитающем среди людей, встречается во всем Священном Писании, начиная 15-ю главой Исхода и кончая Откровением. Послушайте речь сердца, преданного Богу: "Не войду в шатер дома моего, не взойду на ложе мое, не дам сна очам моим и веждам моим дремания, доколе не найду места Господу, жилище Сильному Иакова" (Пс. 131,3-5). И далее: "Ревность по доме Твоем снедает меня" (Пс. 68,10; Иоан. 2,17). Я не буду дальше развивать здесь эту мысль, но мне хотелось бы заинтересовать ею дорогого читателя, чтобы он сам с молитвою изучил этот вопрос, рассмотрев все касающиеся его места Священного Писания, начиная с начала Божественной Книги и кончая следующим благословенным и утешительным обетованием: "Се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом и Сам Бог с ними будет Богом их; и отрет Бог всякую слезу с очей их" (Откр. 21,3-4).

"И повел Моисей Израильтян от Чермного моря, и они вступили в пустыню Сур; и шли они три дня по пустыне, и не находили воды" (ст. 22). Испытывая на личном опыте, что такое жизнь в пустыне, мы обязательно проходим чрез мытарства, которые должны доказать нам, до какой степени мы знаем Бога и наше собственное сердце. Начало нашего христианского поприща всегда сопровождается духовною свежестью и избытком радости, которые, однако, вскоре умеряются иссушающим действием ветра пустыни; тогда, если глубокое сознание того, что такое Бог, не преобладает над всеми нашими остальными мыслями, мы бываем близки к отчаянию, готовы "обратиться сердцами нашими к Египту" (Деян. 7,39). Дисциплина пустыни необходима не для получения права на вступление в землю Ханаанскую, а для познания Бога и нашего собственного сердца, для того, чтобы мы прониклись мыслью о силе нашей связи с Богом и сделались способными наслаждаться Ханааном, когда мы туда действительно войдем (см. Втор. 8,2-5).

Свежая и роскошная зелень весны с особенной, ей одной присущей прелестью, проходит скоро, еще до наступления палящего летнего зноя; но теплота, иссушающая это молодое и свежее убранство весны, благотворным свои действием вызывает к существованию сладкие и спелые плоды осени. То же случается и в христианской жизни; потому что всякому известно наличие поразительной и поучительной аналогии между принципами, характеризующими царство благодати; и то, и другое является делом рук того же Бога.

Мы видим Израиль в трех положениях: в Египте, в пустыне и в земле Ханаанской. В каждом из этих положений он служит прообразом для нас; но мы занимаем сразу все эти три положения. Эта мысль может показаться парадоксальной, но оно так. Мы находимся в Египте среди природы и мира, вполне отвечающих стремлениям нашего сердца. Но настолько, насколько благодатию Бога мы призваны к общению с Сыном Его, Иисусом Христом, и согласно чувствованиям и вкусам новой природы, от Него полученной, мы выведены из Египта [Есть великая разница между Египтом и Вавилоном, что весьма важно усвоить. Египет был тем, из чего вышел Израиль, а Вавилон указывает на то, куда они впоследствии были переселены (сравните Амос. 5: 25-27 Деян. апост. 7,42, 43) Египет представляет из себя то, что человек сделал из мира, а Вавилон представляет из себя то, что сатана сделал из исповедующей церкви; отсюда мы окружены не только обстоятельствами Египта, но также и моральными принципами Вавилона.

Это придает нашим дням значение, которое Дух Божий определяет "тяжкие" - "трудные". Это требует особенной энергии Духа Божия, духовного подчинения авторитету слова, дабы мы могли бороться с соединенным влиянием Египта и с духом и принципами Вавилона. Первое испытывает естественное желание сердца, между тем как последнее присоединяется и имеет отношение к религиозной стороне нашей природы, чем и держит цепко в руках сердце человеческое. Человек - религиозное существо, способное подвергаться влиянию, которое возникает от музыки, скульптуры, искусства и торжественных обрядов и церемоний. Когда это имеет отношение к полному удовлетворению нужд человека, со всеми удобствами и роскошью жизни, только могучая сила слова Божия и Духа может удержать человека верным Христу.

И вот, вы заметьте, что есть чрезвычайная разница между судьбами Египта и судьбами Вавилона. Гл. 19 Исайи указывает на те благословения, которые уготованы Египту. Она заканчивается так: "И поразит Господь Египет; поразит и исцелит; они обратятся к Господу, и Он услышит их, и исцелит их. В тот день из Египта в Ассирию будет большая дорога, и будет приходить Ассир в Египет, а Египтяне в Ассирию; и Египтяне вместе с Ассириянами будут служить Господу. В тот день Израиль будет третьим с Египтом и Ассириею; благословение будет посреди земли, которую благословит Господь Саваоф, говоря: благословен народ Мой - Египтяне, и дело рук Моих - Ассирияне, и наследие Мое - Израиль".

Большая разница с концом истории Вавилона, если рассматривать его в буквальном смысле или как духовную систему. "И сделаю его владением ежей и болотом, и вымету его метлою истребительною, говорит Господь Саваоф" (Исайя 14,23), "Не заселится никогда и в роды родов не будет жителей в нем" (Исайя 13,20). Так вот о Вавилоне, не думая буквально, а взирая на него с мистической и духовной точки зрения, мы читаем его судьбы в Откровении гл 18, которая вся посвящена описанию Вавилона и заканчивается таким образом, ст. 21: "И один сильный Ангел взял камень, подобный большому жернову", и поверг в море, говоря: с таким стремлением повержен будет Вавилон, великий город, и уже не будет его."

С какой необычайной торжественностью должны достигнуть слуха всех, кто каким-нибудь способом связан с Вавилоном, т.е. с лживой профессиональной церковью (Откр. 18,4). "Выйди от нея, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ея и не подвергнуться язвам ея." Сила Духа Святого обязательно будет действовать или проявит себя в известной форме, а вражеское намерение всегда таково: лишить профессиональную церковь силы, направляя ее держаться внешней формы, подражая ей, когда Дух и жизнь уже исчезли. Таким образом, создается духовный Вавилон. Камни, из которых построен город - это безжизненные исповедники, а глина и известь, которыми связываются камни, это "имеющие вид благочестия, а силы его отрекшиеся". О, мой возлюбленный читатель, будем же полностью, ясно и со вниманием понимать это!], т.е. из мира, со всем ему присущим естеством; и это дает нам познать, что такое пустыня, или, другими словами, переносит нас, как это доказывает опыт, в пустыню. Божественная природа воздыхает, пламенно желая изменения окружающей нас обстановки, тяготея к атмосфере более чистой и возвышенной, и давая нам чувствовать, что в духовном смысле Египет является для нас пустынею.

Кроме того, соединенные в глазах Божиих навеки с Тем, Который победоносно вошел в небеса небес, воссев одесную величия Божия, мы имеем преимущество знать, что верою мы "посажены с Ним" на небесах (Еф. 2.6). И потому, телом пребывая в Египте, опытом нашим мы, однако, пребываем в пустыне; вера же вводит наш дух в то же время в Ханаан, давая нам способность питаться "произведениями Ханаана", т.е. Христом; не только Христом, сошедшим на землю, но и Христом, вознесшимся на небеса и во славе воссевшим одесную Бога.

Последние стихи 15-й главы представляют нам жизнь Израиля в пустыне. До сих пор все шло благоприятно для Израиля. Страшные суды постигли Египет, Израиля же они не коснулись; полчища египетские умерли на берегу моря; Израиль торжествовал. Все шло как нельзя лучше, но вдруг - увы! Видимые обстоятельства изменились; песни хвалы уступили место словам ропота: "Пришли в Мерру, и не могли пить воды в Мерре, ибо она были горькая, почему и наречено тому месту имя: Мерра [Горечь]. И возроптал народ на Моисея, говоря: "Что нам пить"? (гл. 15,23-24). И еще: "И возроптало все общество сынов Израилевых на Моисея и Аарона в пустыне. И сказали им сыны Израилевы: о, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы все собрание это уморить голодом" (гл. 16,2-3).

Вот испытания пустыни: "Что нам есть? И что нам пить?" Воды Мерры испытали сердце Израиля и обнаружили его мятежный дух; но Иегова доказал, что нет горечи, которой Он не мог бы смягчить действием благодати Своей. "Моисей возопил к Господу, и Господь показал ему дерево, и он бросил его в воду, и вода сделалась сладкою. Там Бог дал народу устав и закон, и там испытывал его" (ст. 25). Это "дерево" является чудным прообразом Того, Который, по бесконечной благодати Божией, был ввергнут в горькие воды смерти, дабы навеки лишить эти воды горечи. Воистину мы можем сказать: "Горечь смерти прошла", - нам дарована вечная сладость воскресения.

26-й стих показывает нам всю важность значения первого периода пребывания в пустыне искупленных Иеговы. В этом периоде человек легко впадает в беспокойство духа, в нетерпение и ропот. Единственный способ предохранить себя от этого - это устремить свои взоры на Иисуса, "взирать на Иисуса" (Евр. 12,2). Он всегда, благодарение Ему, проявляет себя, как того требуют нужды народа Его; и души, Ему принадлежащие, вместо того, чтобы сетовать на обстоятельства, в которые они поставлены, должны были видеть в них лишь повод для того, чтобы постоянно взывать к Господу. Таким образом, пустыня дает нам возможность познать сущность Бога. В этой школе мы знакомимся с долготерпеливою Его благодатью и обилием Его источников. "Около сорока лет времени питал их в пустыне" (Деян. 13,18). Духовно настроенный человек всегда будет держаться того мнения, что великое преимущество - встретить на своем пути горькие воды; он тогда становится свидетелем того, что Господь отнимает их горечь. "Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам" (Рим. 5,3-5).

Но наряду с "Меррами" в пустыне бывают и "Елимы", наряду с горькими водами - оазисы с источниками и финиковыми пальмами. "И пришли в Елим; там было двенадцать источников воды и семьдесят финиковых дерев; и расположились там станом при водах" (ст. 27). Господь, в великой благости и нежной любви Своей, уготовляет зеленые пажити на пути странствующего в пустыне народа Своего, и хотя это только редкие оазисы, они освежают дух и оживляют сердце путников. Пребывание в Елиме могло успокоить сердце израильтян и прекратить их ропот. Чудная тень финиковых пальм и освежающие воды источников пришлись как нельзя более кстати для Израиля после испытания в Мерре, и они прообразно представляют собою великие преимущества служения, поручаемого Богом Его народу на земле. Числа "двенадцать" и "семьдесят" находятся в тесной связи с этим служением.

Но Елим не был Ханааном. Источники вод и пальмы были лишь предвкушением блаженной страны, расположенной за пределами бесплодной пустыни, в которую только что вступили искупленные. Израиль мог, конечно, утолить там жажду и укрыться от палящего зноя, но это были воды и тень пустыни; они могли лишь временно освежить и подкрепить народ на его пути к Ханаану. Таково же и назначение служения в Церкви; оно является источником, восполняющим наши нужды, освежением, подкреплением и поддержкою для душ наших, "доколе мы все придем в единство веры... в меру полного возраста Христова" (Еф. 4,13).

"И двинулись из Елима, и пришло все общество сынов Израилевых в пустыню Син, что между Елимом и между Синаем, в пятнадцатый день второго месяца по выходе их из земли Египетской" (ст. 1). Важно отметить, в каком удивительном положении представляется нам в этой главе Израиль; он еще, конечно, в пустыне, а именно "между Елимом и между Синаем". Первое было местом, где они только что убедились в утешающих источниках Божественного служения; последнее же было местом, где они всецело отошли от основания, дарованной им неограниченной благодати, и поставили сами себя в зависимость от дел. В этих фактах "пустыня Син" описана как особенно интересная часть путешествия народа израильского. Особенности этой пустыни и последствия пребывания в ней так же ясно представлены, как и любое из мест по всему их пути. Сыны израилевы являются здесь предметом той же благодати, которая вывела их из земли египетской. Этим объясняется, почему Бог немедленно спешит им на помощь, преклоняя Свое ухо к их ропоту. Когда Бог действует в силе Своей благодати, нет границ Его милости; благословения, от Него истекающие, льются непрерывно. Только подставив себя под закон, человек теряет все, потому что тогда Бог позволяет ему на опыте познать, чего он может требовать на основании своих собственных дел.

Посещая и искупая народ Свой, выводя его затем из земли Египетской, Бог, конечно, не намеревался поразить его в пустыне смертью от голода и жажды. Сыны Израилевы не должны были сомневаться в этом. Им следовало довериться Богу и жить в тесном общении с Любовью, столь славным путем избавившей их от ужасов египетского рабства. Им следовало помнить, что несравненно лучше жить в пустыне с Богом, чем с фараоном среди печей для обжигания кирпичей. Но нет: сердце человеческое с большим трудом верит любви Божией, чистой и совершенной; оно охотнее доверяется сатане, чем Богу (ср. Быт. 3,1-6). Всмотритесь на одну минуту во все страдания, скорби и унижения, которые навлек на себя человек, послушавшись голоса сатаны; и несмотря на это, вы никогда не услышите, чтобы он жаловался на трудность служения ему или высказывал желание освободиться из-под его власти. Незаметно, чтобы человек тяготился игом сатаны или устал ему служить. Всякий день пожинает он горькие плоды, выросшие на поле, которое сатана открыл пред человеком, и всякий день продолжает он сеять то же самое семя, продолжает все ту же работу.

Совершенно иначе относится человек к Богу. Вступив на путь Божий, мы готовы при первом же намеке на испытание или затруднение роптать и возмущаться; происходит это от отсутствия в нас духа благодарности и доверия к Богу. Вид одного легкого лишения изглаживает в нас память о тысяче полученных благодеяний. Мы получили даром "прощение грехов" (Еф. 1,7; Кол. 1,14); мы "облагодатствованы в Возлюбленном" (Еф. 1,6); мы соделались наследниками Божиими и сонаследниками Христу; мы живем в ожидании вечной славы, к тому же путь, ведущий нас чрез пустыню, усеян бесчисленными милостями; и, однако, стоит только появиться на нашем горизонте облаку, величиною не более нашей руки, облаку, которое изольет, быть может, обилие благословений на нашу голову - и мы забываем многие милости, уже дарованные нам. Мысль эта должна бы повергать нас в глубокое смирение в присутствии Божием. Как отличался от нас в этом, как и во всех остальных отношениях, благословенный Иисус Христос, великий пример нам!

Смотрите: вот Он, истинный Израиль, в пустыне, окруженный дикими зверями; в течение сорока дней не принимает Он никакой пищи. Роптал ли Он? Жаловался ли Он на Свою долю? Желал ли Он перенестись в другие обстоятельства? Нет; Бог был частью наследия и чаши Его (Пс. 15). И потому, когда искуситель приступил к Нему, предлагая предоставить Ему земные блага, славу, отличия, почести мирские, Он отказался от всего и продолжал пребывать в положении полной зависимости от Бога и слепого повиновения Слову Его. Он не желал получить хлеб от кого-либо помимо Бога; и только от Бога Он ожидал славу.

Не то было с Израилем по плоти! Не успели сыны Израилевы почувствовать мучения голода, как они уже "возроптали в пустыне на Моисея и на Аарона". По-видимому, они забыли, что Сам Иегова освободил их, потому что говорили: "вывели вы нас в эту пустыню", и еще: "роптал народ на Моисея, говоря: зачем ты вывел нас из Египта уморить жаждою нас, и детей наших и стада наши?" (гл. 17,3). Так при всяком удобном случае обнаруживали они раздражительность и неудовбльствие, доказывая этим, как мало ощущали они присутствие их всемогущего и милосердного Избавителя, как мало умели опираться на Его руку.

Ничто так не бесславит Бога, как ропот тех, которые ему принадлежат. Апостол Павел в духе ропота видит особенное доказательство испорченности язычников, которые "познавши Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили" (Рим. 1,21). Затем он указывает практическое последствие их греха; они "осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце". Сердце человека, не питающего чувства благодарности к Богу в своей душе, вскоре "омрачится". Так и Израиль утратил сознание, что он в руках Божиих; поэтому, как и следовало ожидать, он вовлечен был в еще густейший мрак, и впоследствии мы услышим его безумные слова: "Для чего Господь ведет нас в землю сию, чтобы мы пали от меча? Жены наши и дети наши достанутся в добычу врагам" (Числ. 14,3). Так падает все ниже и ниже душа, потерявшая общение с Богом. Она начинает с того, что утрачивает сознание своего пребывания в руках Божиих и благословения, с этим связанного, а кончает тем, что считает пребывание в руках Божиих несчастием для себя. Грустный результат отступления от пути Божия!

Но пока Израиль еще пребывал предметом благодати, Бог, как нам об этом чудным образом свидетельствует эта глава, отвечает на нужды его: "И сказал Господь Моисею: Вот Я одождю вам хлеб с неба" (ст. 4). Окутанные облаком ледяного неверия, они говорили: "О, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта!" (ст. 3). Бог между тем посылает Израилю "хлеб с неба". Благословенная разница! Как не похожи "котлы с мясом" и "хлеб" египетский на манну небесную и "хлеб ангельский." Первые принадлежали земле, последний - небу.

Но эта небесная пища была пробным камнем для испытания духовного настроения Израиля, как написано: "Чтобы Мне испытать его, будет ли он поступать по закону Моему, или нет!" (ст. 4). Чтобы сердце могло довольствоваться и наслаждаться "хлебом с неба", оно должно вполне освободиться от влияний египетских. И действительно, израильтяне, как мы знаем, не оценили его, "отнеслись к нему с презрением, называя его "негодною пищею". Они мечтали о мясе, доказывая этим, как мало сердце их освободилось от Египта, как мало оно жаждало поступать по закону Господню. Сердцем они возвратились в Египет. Но вместо того, чтобы туда вернуться, они были впоследствии перенесены "далее Вавилона" (Деян. 7,39-43). В этом скрывается серьезный урок для христиан. Если, избавленные от настоящего лукавого века, искупленные Божий не ходят пред Богом с благодарными сердцами, довольствуясь тем, что Бог для них уготовил в пустыне, они подвергаются опасности попасть в сети Вавилона. Необходимо иметь небесные стремления для того, чтобы питаться хлебом с неба. Плоть не может удовлетвориться подобной пищей; она всегда тоскует по Египту; поэтому ее следует держать в подчинении и порабощении. Мы, христиане, "крестившиеся во Христа Иисуса", погребенные с Ним крещением в смерть и в Нем совоскресшие верою в силу Бога (Рим. 6,3; Кол. 2,12), мы имеем преимущество питаться Христом, как "хлебом жизни, сшедшим с небес" (Иоан. 6,48-51). Христос есть наша пища в пустыне, Христос пред нами Духом Святым предначертан в Слове Божием; духовное питие наше - Дух Святой, посланный нам Христом, за нас пораженным смертью; так вода истекала из скалы, пораженной ударом жезла. Вот наше чудное наследие в пустыне этого мира.

Но, чтобы суметь оценить это наследие, наше сердце должно отвращаться от всего, составляющего часть настоящего лукавого века, от всего, отвечающего нашим человеческим, плотским вкусам. Сердце светское, ум плотской не искали бы Христа в Писании и не удовлетворились бы Им, если бы они его там и нашли. Манна была так чиста, так нежна, что не терпела ни малейшего соприкосновения с землей; она падала с росой (ст. 13-16; Числ. 11,9) и собирать ее надлежало рано поутру, до наступления дневного зноя (ст. 21). Каждый израильтянин поэтому должен был встать рано, чтобы запастись своей насущной пищей. Так и теперь народу Божию надлежит во всякое утро собирать свежую небесную манну; вчерашняя манна не годится сегодня, а сегодняшняя - на завтра. Мы должны всякий день питаться Христом, силой, обновленной Духом Святым, иначе наш духовный рост будет задержан. Христос, кроме того, должен составлять первый интерес нашей жизни. Мы должны искать общения с Ним "с раннего утра", пока земные посторонние интересы не завладели нашими слабыми сердцами. Многие из нас, увы! - упускают это из виду. Мы отводим Христу в нашем сердце второстепенное место, вследствие чего и бываем немощными и бесплодными; враг, всегда бодрствующий, пользуется нашим духовным нерадением, чтобы лишить нас благословения и силы, получаемых от питания Христом. Новая жизнь может в сердце верующего поддерживаться и питаться только Христом. "Как послал Меня живой Отец, и Я живу Отцом, так и ядущий Меня жить будет Мною" (Иоан. 6,57).

Благодать Господа Иисуса Христа, сошедшего с небес для того, чтобы соделаться пищею народа Своего, имеет несказанную цену для обновленной души; но, чтобы воспользоваться всеми богатствами, сокрытыми во Христе, мы должны почувствовать, что мы находимся в пустыне, отделены для Бога силой совершенного искупления. Если я хожу с Богом в пустыне, я буду насыщен пищей, которую Он мне дарует, т.е. Христом, сошедшим с небес. "Сушеные зерна" и "произведения земли Ханаанской" указывают на то, что мы имеем во Христе, вознесшемся на небо и сидящем во славе. Он есть насущная пища тех, которые верою знают, что воскрешены с Ним и посажены на небесах во Христе Иисусе (Еф. 2,6). В своей жизни и повседневном своем опыте в пустыне народ Божий нуждается в манне, т.е. во Христе, сошедшем с небес. Как народ, чуждый миру сему, как странники, мы имеем нужду во Христе, чуждом этой земле; как народ, в духе уже вознесенный на небеса, мы имеем Христа, сидящего во славе на небесах. Это показывает разницу, существующую между "манной" в пустыне и "произведениями земли Ханаанской" (Кн. Иисуса Навина, гл. 5,11). Здесь идет речь не об искуплении; мы имеем его в крови, пролитой на кресте, и нигде более. Речь идет лишь о пище, уготованной Богом для Его народа сообразно с различными положениями, в которых этот народ находится: борется ли он в пустыне мира или же в духе вступает во владение небесным наследием - все равно.

Какой поразительный прообраз представляет собою Израиль в пустыне! Позади его был Египет, впереди - Ханаан, а вокруг него - пески пустыни, тогда как сам он был призван ежедневно ожидать своей пищи с неба. В пустыне не было ни одной травки, ни одной капли воды для народа Божия, в Одном Иегове заключалось наследие искупленных. Христиане ничего не имеют в этом мире; жизнь их, будучи небесной, требует и поддержки исключительно с неба. Хотя и живя в мире, они, однако, не от мира сего, потому что Христос избрал их от мира. Небесный народ, рожденный свыше, они шествуют к своей родине, подкрепляясь пищей, получаемой с неба; путь их направлен на небо. Слава ожидает их только там. Совершенно бесполезно было бы оборачиваться назад, на Египет; там нет и тени славы. "Они оглянулись к пустыне, и вот слава Господня явилась в облаке" (ст. 10). Колесница Божия направилась в пустыню, и все, желавшие пребывать в общении с Ним, должны были также оставаться в пустыне; и если они там оставались, манна небесная должна была служить им пищею и ничто кроме манны.

Манна представляла собою странное питательное вещество, пищу, которую не сумел бы оценить, понять и вкушать египтянин; но те, которые получили крещение в "облаке и море" (1 Кор. 10,2), могли, если они ходили согласно с положением, данным им этим крещением, оценить эту манну и насыщаться ею. То же относится и к истинно верующей душе. Человек мирской не понимает, как живет душа верующая. Жизнь ее и пища, поддерживающая эту жизнь - и то, и другое ускользает от самого проницательного глаза человека мира сего. Христос есть жизнь верующей души - она живет Христом. Верою она питается благодатными сокровищами Того, Кто, будучи "сущим над всем Богом" (Рим. 9,5), "принял образ раба, сделавшись подобным человекам" (Фил. 2,7). Верующая душа идет за Ним всюду - от недр Отчих до креста, от креста до престола, открывая в Нем, в каждом периоде Его поприща и в каждом периоде Его жизни, драгоценную для нового человека пищу. Фактически, живя в Египте, христианин духом находится в пустыне бесплодной и сухой, ничего не могущей дать обновленному духу; и если, к сожалению, душа открывает в ней пищу, рост ее духовной жизни от этого страдает. Единственная пища, созданная для нас Богом - это манна, и истинно верующая душа должна бы постоянно питаться ею.

Как прискорбно видеть, что христиане ищут благ мира сего! Это ясно доказывает, что им "приелась" манна небесная, что они считают ее "негодной пищею". Они служат тому, что им надлежало бы умерщвлять. Сила новой жизни всегда связана с совлечением "ветхого человека с делами его" (Кол. 3,9); и чем больше это совлечение, тем больше становится и желание "питаться" хлебом, который укрепляет сердце человека (Пс. 103,15). Как в отношении физическом: чем больше человек затрачивает физических сил, тем лучше становится его аппетит; так и в духовной жизни - чем более мы пускаем в ход наши обновленные способности, тем большую ощущаем потребность питаться Христом всякий день. Для нас важно знать, что мы имеем во Христе жизнь, связанную с полным прощением грехов и принятием нас Богом; но необходимо проникнуться и сознанием необходимости пребывать в постоянном общении с Ним, делая Его единственной пищей наших душ. Многие люди говорят, что нашли прощение грехов и мир во Христе, а между тем питаются массой вещей, не имеющих никакого отношения ко Христу. Они омрачают свой ум чтением журналов и современной легкомысленной и нелепой литературы. Найдут ли они там Христа? Таким ли путем питает Дух Святой душу Христом? Это ли чистая роса, на которую падает небесная манна, предназначенная служить пищей искупленных Божиих в пустыне? Увы! Нет; это грубая пища, приходящаяся по вкусу плотскому уму. Поэтому, если я встречу человека, называющего себя христианином и в то же время пренебрегающего чтением Библии и находящего, однако, время для другого чтения, отдающего лучшие часы дня чтению газет и других книг, во всяком случае, легкомысленных, а часто и прямо вредных, мне нетрудно будет угадать истинное состояние его души; я уверен, что такой христианин не может быть христианином духовным, что он, конечно, не питается Христом, не живет для Христа и свидетельства о Нем.

Если бы израильтянин забыл рано утром, до наступления зноя, собрать известное количество хлеба, уготованного ему милостью Божией, он вскоре лишился бы сил, необходимых ему для продолжения пути. Так и нам следует делать Христа центром нашей души, если мы не хотим, чтобы уровень нашей духовной жизни понизился. Чувства и мысли наши по отношению к Христу не могут составлять духовную пищу нашу, потому что и чувства, и мысли эти меняются и подвержены тысячам колебаний. Христос был хлебом жизни вчера; Христос должен быть хлебом и сегодня, и вовеки. Нельзя также питаться отчасти Христом, отчасти чем-либо другим. Так как Один лишь Христос есть жизнь, то и "жить" можно только Одним Христом; и как мы ничего не можем примешать к источнику жизни, так ничего нельзя примешивать и к силе, ее поддерживающей.

Подобно тому, как Израиль питался "произведениями земли" (Иис. Нав. 5,12), верою в духе и мы можем уже теперь питаться Христом воскресшим и прославленным, вознесшимся на небо по совершении Им дела искупления. Больше этого: мы еще знаем, что, когда искупленные Господа войдут в области славы, покоя и бессмертия, лежащие по ту сторону Иордана, они перестанут вкушать пищу пустыни; но они не потеряют общения с Христом и воспоминания о том, чем Он был для них в пустыне.

Бог желал, чтобы среди меда и молока земли Ханаанской Израиль не забыл о том, что его поддерживало в течение сорокалетнего пребывания в пустыне: "Вот, что повелел Господь: наполните манною гомор для хранения в роды ваши, дабы видели хлеб, которым Я питал вас в пустыне, когда вывел вас из земли Египетской. - И поставил его Аарон пред ковчегом свидетельства для хранения, как повелел Господь Моисею" (ст. 32, 34). Чудный памятник верности Божией! Бог не дал им погибнуть от голода в пустыне, как того опасались безумные и малодушные сердца их; он одолжил им хлеб с неба, питал их хлебом ангельским, окружил их заботами нежной матери, являл им Свое долготерпение, носил их на орлиных крыльях; и если бы они не отпали от Его благодати, Он навеки осуществил бы для них обетования, дарованные их отцам. Сосуд с манною, включающий в себя дневное пропитание, потому что он вмещал в себе гомор, и поставленный пред ковчегом Господним, служит для нас поучительным прообразом. В этом сосуде манна предохранена была от всякой порчи; он был памятником верности Бога в вопросе восполнения Им нужд избавленных от руки врага.

Не то было, когда человек собирал манну для самого себя; тогда манна подвергалась порче весьма скоро. Мы откажемся от мысли заранее запасаться духовной пищей, если поймем сущность нашего положения пред Богом; нам даровано преимущество питаться Христом изо дня в день, питаться Им, как сошедшим с небес, чтобы дать жизнь миру. Но если кто-либо, забывая свое положение, захочет собрать пищу на следующий день, т.е. не применить к настоящей своей нужде истины Божией, не воспользоваться ею для восстановления своих сил, эта истина, конечно, утратит для нас свою силу. Познать истину - задача очень серьезная, потому что всякое положение истины, которое мы считаем нами усвоенным, мы призваны проводить в жизнь. Бог не желает делать из нас теоретиков. Часто приходится бояться за людей, которые в молитвах или каким-либо иным способом выражают свою горячую преданность Богу; становится страшно при мысли, хватит ли у этих людей духовной силы, когда пробьет час испытания, выполнить то, что они исповедовали устами.

Разум не должен идти впереди совести и душевных стремлений - это очень опасно. От этого многие повидимому делают сразу громадные успехи в духовной жизни, пока не дойдут до известной границы; - дойдя до нее, они внезапно останавливаются и возвращаются вспять. Они похожи на израильтянина, собравшего более положенного на всякий день количества манны. Израильтянин этот мог казаться благоразумнее других; на самом же деле всякое лишнее зерно не только оказывалось ненужным, но еще и подвергалось порче (ст. 20). Так и христианин должен пускать в оборот то, что у него есть; он должен питаться Христом, потому что душа его имеет нужду в Нем и жаждет служить Ему теперь же. Только вере и настоящим нуждам души открываются характер и пути Божий, совершенство и красота Христова, а также живая и глубокая истина Писания. По мере того, что мы будем пользоваться тем, что имеем, нам прибавится еще больше. Жизнь христианина должна быть практична, и в этом отношении мы часто являем свою несостоятельность. Часто случается, что люди, особенно преуспевающие в теории, медлительны в применении теории к практике и опыту, потому что ими, скорее, руководит разум, а не сердце и совесть. Нам никогда не следовало бы забывать, что христианство - не кодекс (сборник) мнений и взглядов, не система догматов; прежде всего оно - Божественная действительность, нечто личное, применимое к практике, могущественное, проявляющееся во всех событиях и обстоятельствах нашей повседневной жизни, распространяющее свое освящающее действие на характер и поведение человека и вносящее небесное настроение во все наши отношения с окружающим миром, отношения, определенные нам Богом. Словом, христианство есть то, что истекает из факта нашего соединения со Христом, Которым занято наше сердце. Таково христианство! Можно помимо общения с Иисусом обладать верными взглядами, разумными мыслями, святыми правилами жизни; но всякое исповедование веры без Христа непременно окажется ненужной, бесплодной и мертвой буквой.

Читатель-христианин, поразмысли хорошенько об этом; ты не только спасен Христом: вся жизнь твоя зависит от Него. Ищи Его с раннего утра; ищи Его Одного. Когда что-либо привлекает твое внимание, спроси себя: "Даст ли мне это общение со Христом? Получит ли сердце мое чрез это новое познание о Христе, сблизит ли это меня с Ним?" Если ответ будет отрицательный, нимало не колеблясь, откажись от интересующего тебя предмета; да, откажись от него, каким бы привлекательным на вид он тебе ни казался, чьим бы авторитетным одобрением он ни пользовался. Если ты действительно хочешь подвигаться вперед в жизни божественной, хочешь преуспеть в духовном отношении, получить личное познание о Христе, серьезно обсуди для себя этот вопрос. Сделай Христа ежедневной своей пищей. Собирай каждый день падающую росою манну, питайся ею, утоляя ею голод, вызываемый в тебе бдительным хождением с Богом в пустыне. Да подкрепит тебя на все это силою Духа Святого преизобильная благодать Божия. [Читатель вынесет благословение, внимательно прочитав Иоан 6. в связи с вопросом о манне Пред приближением Пасхи Иисус кормит великое множество народа, затем удаляется на гору, чтобы остаться Одному. Оттуда Он идет помогать Своим ученикам, находящимся в опасности на море. Затем Он дает откровение о Себе и деле Своем, и говорит, каким образом Он отдаст плоть Свою за жизнь мира, и что никто, не идущий Его плоти и не пьющий Его крови, не получит жизни. Далее Он предупреждает, что идет туда, где был прежде, и говорит о живительной силе Духа Святого. Это действительно богатая и всеобъемлющая глава, в которой духовный читатель найдет истину для утешения и наставления своей души.]

Есть в этой главе еще вопрос, о котором мы упомянем: это учреждение субботы в связи с манной и с положением Израиля, рисуемым в этой главе. Со 2-й гл. Бытия и до 16-й гл. Исхода этот вопрос не затрагивается. Это очень знаменательно. Мы находим там рассказы о жертвоприношении Авеля, о хождении Еноха пред Богом, о проповеди Ноя, призвании Авраама, о всех подробностях жизни Исаака, Иакова и Иосифа; но о субботе нигде ничего не говорится до той минуты, когда, мы видим, Израиль становится народом, вступающим в завет с Богом, и народом поэтому теперь уже ответственным. Суббота была прервана в саду Едемском и вновь была установлена для Израиля в пустыне. Но увы! Человек не любит покоя Божия. "Некоторые из народа вышли в седьмой день собирать, и не нашли. И сказал Господь Моисею: долго ли будете вы уклоняться от соблюдения заповедей Моих и законов Моих? Смотрите, Господь дал вам субботу, посему Он и дает в шестой день хлеба на два дня: оставайтесь каждый у себя, никто не выходи от места своего в седьмой день" (ст. 27-29). Бог желал, чтобы народ Его делил с Ним сладкий отдых; Он хотел дать народу покой, пищу, питие и в пустыне, но сердце человека не расположено отдыхать с Богом. Израильтяне умели вспоминать время, когда они "сидели у котлов с мясом" в земле Египетской; но они не могли оценить благословенную возможность сидеть каждый в шатре своем, деля вместе с Богом "покой святой субботы и питаясь небесной манной".

И, заметьте, суббота здесь представлена, как дар Божий. "Господь дал вам субботу" (ст. 29). Дальше в этой книге мы читаем, что празднование субботы было вменено в закон, несоблюдение которого угрожало проклятием и судом. Но чтобы падший человек ни получал - будь то благословение или проклятие, преимущество или закон - плоть его остается испорченной; он не может ни отдыхать с Богом, ни работать для Бога. Если Бог трудится и готовит ему покой, он не желает соблюдать этого покоя; если Бог приказывает ему работать, он не хочет заниматься делами, которые Бог ему предлагает. Таков человек. Он не любит Бога. Он будет злоупотреблять названием субботы, чтобы превозносить самого себя, или же для доказательства своего благочестия; 16-я гл. Исхода показывает нам, что он не умеет считать субботу Божию даром свыше; в 15-й главе Числ. 32-36 мы видим, что он не умеет ее хранить как закон.

Суббота, мы знаем, так же, как и манна, была прообразом. Сама по себе суббота являлась благословением, милостию со стороны Бога любви и благодати, желавшего установлением одного дня отдыха после шести дней труда смягчить труд и облегчить работу на земле, проклятой за грех человека. С какой бы стороны мы ни рассматривали вопрос установления субботы, она всегда исполнена благословений, как и относительно животного мира. И если христиане хранят "первый день недели", "день Господен", соблюдая его так, как его следует соблюдать, день этот также полон благословений. "Суббота для человека" (Марк. 2,27); и хотя человек никогда не хранил ее так, как этого желал Господь, это нимало не уменьшает красоты, которою блещет это постановление, нимало не лишает этот день значения прообраза вечного покоя, остающегося для народа Божия, или же тени того блага, которым уже теперь живет вера в лице и деле воскресшего Христа.

Да не подумает читатель, что пишущий эти слова в каком бы то ни было отношении хочет умалить значение дня, благостью Божией выделенного из совокупности других дней и предназначенного для отдыха человека и всякой живой твари; еще меньше склонен он отнимать место, отведенное в Ноэом Завете дню Господню; он очень далек от этой мысли. Как человек, он слишком ценит первый из этих дней, а как христианин, слишком чтит последний из них, чтобы говорить или писать что-либо, умаляющее цену того или другого. Он только просит не решать заранее вопроса, а беспристрастно взвесить на весах Священного Писания все мысли, высказанные здесь, и тогда уже составить свое суждение об этом вопросе. Если Господь позволит, мы еще возвратимся к этому вопросу. Да даст Он нам способность более ценить покой, уготованный нам Богом во Христе; и, отдыхая в Нем, как в нашем покое, будем питаться Им, как сокровенною манною" (Откр. 2,17), хранимой в "Святом Святых", в силе воскресения, в память того, что для нас совершил Бог, в бесконечной благодати Своей снизошедший на землю, дабы мы могли ради величия Христа пребывать в Его присутствии, постоянно питаясь неизреченными сокровищами Его.

"И двинулось все общество сынов Израилевых из пустыни Син в путь свой, по повелению Господню; и расположилось станом в Рефидиме, и не было воды пить народу. И укорял народ Моисея, и говорили: дайте нам воды пить. И сказал им Моисей; что вы укоряете меня? Что искушаете Господа?" (ст. 1-2). Если бы нам не была хотя бн,отчасти знакома столь унизительная испорченность нашего собственного жалкого сердца, мы встали бы в тупик перед удивительным бесчувствием израильтян к благости, верности и могущественным действиям Иеговы. Они только что видели, как ниспал с неба хлеб, насытивший в пустыне шестьсот тысяч человек, и вот они уже готовы побить камнями Моисея, обвиняя его в том, что он привел их в пустыню, чтоб там уморить их жаждою. Только одна преизобильная благодать Божия превышает размеры неисправимого неверия человеческого сердца. Только эта благодать сильна поддержать душу, терзаемую все возрастающим сознанием своей природной испорченности, неизбежно обнаруживаемой обстоятельствами нашей жизни. Если бы израильтяне были сразу перенесены из Египта в Ханаан, они не дали бы столько прискорбных доказательств истинной природы сердца человеческого и не сделались бы, следовательно, такими поучительными прообразами для нас. Но сорокалетний период времени, проведенный ими в странствованиях по пустыне, является для нас источником обильного назидания. Между прочим, он открывает нам неизменную склонность человеческого сердца не доверять Богу. Человек готов прибегнуть ко всему, кроме Бога. Он предпочитает опираться на непрочные основы человеческих источников чаще, чем на руку Бога всемогущего, премудрого и всеблагого; достаточно маленького облачка, чтобы скрыть от него свет лица Божия. Таким образом, сердце человека заслуживает названия "лукавого и неверного", всегда готового "отступить от Бога живого" (Евр. 3,12).

Интересно отметить два вопроса, вызываемых неверием, в этой и предыдущей главах. Это все те же вопросы, которые ежедневно звучат внутри нас и вокруг нас: "Что нам есть или что нам пить?" (Матф. 6,31) А за этим следует не поднятый даже Израилем вопрос: "Во что нам одеться?" Все это вопрошания пустыни: "Что? Где? Как?" На каждое из них вера имеет один и тот же короткий и решительный ответ: Бог! Драгоценный, удовлетворительный ответ! Да даст Господь как пишущему, так и читающему эти слова в большей мере ощутить Его силу и полноту! Находясь в испытании, мы, конечно, должны помнить, что "нас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит нам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы мы могли перенести" (1 Кор. 10,13). Всякий раз, когда нас постигает испытание, будем уверены, что нам дан и выход из него, что от нас требуется только воля сокрушенная и око чистое, чтобы уметь понять, в чем заключается выход из испытания.

"Моисей возопил к Господу и сказал: что мне делать с народом сим? еще немного и побьют меня камнями. И сказал Господь Моисею: пройди перед народом, и возьми с собой некоторых из старейшин Израильских, и жезл твой, которым ты ударил по воде, возьми в руку твою и пойди; вот Я стану пред тобою там на скале в Хориве; и ты ударишь в скалу, и пойдет из нее вода, и будет пить народ. И сделал так Моисей в глазах старейшин Израильских" (ст. 4-6). Таким образом, нужда встречена проявлением дивной благодати Божией. Воды, видим мы, текут из скалы, пораженной ударом Моисея, - чудный прообраз Духа, являющегося плодом принесенной Христом жертвы. Глава 16 дала нам прообраз Христа, сошедшего с небес, чтобы дать миру жизнь; в 17-й главе мы встречаем прообраз Духа Святого, излитого на верующих по окончании Христом Своего дела. "Пили из духовного последующего камня; камень же был Христос" (1 Кор. 10,4). Но кто мог напиться воды прежде, чем Моисей ударил в скалу? Израиль мог смотреть на скалу и умереть от жажды, глядя на нее; потому что скала, не пораженная жезлом Божиим, не могла утолить жажду Израиля. Это совершенно понятно. Господь Иисус был средоточием и основанием всех намерений любви и милосердия Божия. Через него должны были прийти благословения на человека. Из Агнца Божия должны были, излиться потоки благодати; но для этого Агнцу должно было пострадать; крестная смерть должны была сделаться совершившимся фактом. Когда Христос, Вечная Скала, был поражен рукою Иеговы, тогда открылись все источники вечной любви, и грешники получили чрез свидетельство Духа Святого .приглашение "пить досыта", брать воду жизни даром. "Дар Святого Духа" (Деян. 1,2,38) есть последствие совершенного Христом на кресте спасения. "Обетование Отца" (Лук. 24,49) не могло исполниться, пока Христос не воссел одесную величия на небесах, исполнив всякую правду, прославив закон, понесши всю ярость гнева Божия за грех, разрушив власть смерти и отняв победу у гроба. Совершив все это, Он, "восшед на высоту, пленил плен и дал дары человекам" (Пс. 67,19). "А "восшел" что означает, как не то, что Он и нисходил прежде в преисподние места земли? Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все" (Еф. 4,8-10).

Вот вечное и твердое основание мира, счастья и славы Церкви. Пока по скале не ударили жезлом, источник был закрыт, и человек изнемогал. Какая рук" человеческая могла добыть воду из твердой скалы? Какая человеческая праведность имела власть снять все препоны, задержавшие течение Божественной любви? Здесь сказалась несостоятельность, неспособность человека. Ни действиями, ни словами, ни чувствами своими он не мог дать Богу повод послать в мир Духа Святого. Но, благодарение Богу, то, чего не мог совершить человек, то совершил Бог: Христос выполнил дело; истинная Скала была поражена, и из нее истекли потоки воды живой; и не может утолить жажду вода высохшая. "Вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную" (Иоан. 4,14). И еще: "В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей; кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой." Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него; ибо еще не было на них Духа Святого, потому что Иисус еще не был прославлен" (Иоан. 7,37-39; ср. также Деян. 19,2).

Итак, подобно тому, как в манне мы нашли прообраз Христа, так и в воде, истекающей из скалы, Бог дает нам прообраз Духа Святого. "Если бы ты знала дар Божий (т.е. Христа, пришедшего во благодати)... ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую", т.е. Духа Святого (Иоан. 4,10).

Вот чему научается духовно настроенный человек при виде скалы, пораженной ударом жезла: название, данное тому месту, где был представлен этот прообраз, является вечным памятником неверия человеческого. "И нарек месту тому имя: Масса и Мерива, (искушение и укорение) по причине укорения сынов Израилевых, и потому, что они искушали Господа, говоря: есть ли Господь среди нас, или нет?" (ст. 7). После стольких уверений, после стольких явных доказательств присутствия Иеговы задавать такой вопрос могло только глубокое неверие, укоренившееся в сердце человеческом. Это действительно значило "искушать Иегову"; то же самое сделали иудеи в дни пребывания среди них Христа: они искушали Его, требуя от Него знамения с неба. Вера никогда так не поступает: она верит присутствию Божию и наслаждается им, основываясь не на знамении, а на познании, полученном от Самого Бога. Она знает, что Бог пребывает с нами, дабы мы покоились в этом сознании; и она покоится в нем. Даруй нам, Господи, более простое доверие к Тебе!

В этой главе заключается прообраз, особенно для нас интересный. "И пришли Амаликитяне, и воевали с Израильтянами в Рефидиме. Моисей сказал Иисусу: выбери нам мужей, и пойди, сразись с Амаликитянами: завтра я стану на вершину холма и жезл Божий будет в руке моей" (ст. 8-9). Получение дара Духа Святого сопровождается борьбою. Свет сталкивается с тьмою и борется с нею. Там, где царит мрак, борьба отсутствует; возникновение малейшей борьбы возвещает присутствие света. "Плоть желает противного духу, и дух - противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы" (Гал. 5,17). То же открывается нам и в изучаемой нами главе: скала получила удар жезла, воды истекают из скалы, и сейчас же вслед за этим, читаем мы, "пришли Амаликитяне и сражались с Израильтянами".

В первый раз пришлось Израилю предстать пред лицом внешнего врага. До сих пор, как мы это видели из 14-й главы, Господь сражался за Израиль: "Господь будет поборать за вас, и вы будете спокойны." Но здесь говорится: "выбери нам мужей". Теперь Бог будет сражаться в лице Израиля, как прежде Он сражался за Израиль. Мы знаем, что существует также великая разница между борьбою Христа за нас и борьбою Духа Святого в нас. Первая, благодарение Богу, окончена. Победа одержана, и мир, славный и вечный, сделался непреложным достоянием нашим. Борьба второго рода, напротив, продолжается еще и в настоящее время.

Фараон и Амалик олицетворяют собою два различных мирских влияния или две различные власти. Фараон представляет собою силу, противящуюся освобождению Израиля из Египта; Амалик является типом препятствий, задерживающих хождение Израиля в пустыне с Богом. Фараон прибегал к помощи Египта, чтобы помешать Израилю служить Богу; он олицетворяет, таким образом, сатану, пользующегося "настоящим лукавым веком" (Гал. 1,4), чтобы нанести вред народу Божию. Амалик является для нас типом плоти; он был внуком Исава, который предпочел чечевичную похлебку своему первородству (Быт. 36,12). Он первый восстал на Израиль после полученного последним крещения "в облаке и море" (1 Кор. 10,2). [Эти факты ясно свидетельствуют об его характере.] Мы знаем также, что Саул был отвергнут Богом и лишен Царства Израильского за то, что не захотел истребить Амалика (1 Цар. 15). Далее мы видим, что Аман был последним амаликитянином, о котором говорится в Писании (Есф. 3,1). [Он был повешен за свое злое покушение на семя Израилево.] Ни один амаликитянин не имел доступа в общество народа Божия; наконец, в главе, рассматриваемой нами, Господь объявляет, что "брань у Господа против Амалика из рода в род" (ср. также Втор. 25,17-19).

Из всех этих фактов мы видим, что Амалик олицетворяет собою плотскую природу христианина. Совпадение войны, объявленной Амаликом Израилю, с водою, исшедшею из скалы, очень знаменательно и поучительно и вполне соответствует борьбе, которую верующей душе приходится вести со своей испорченной природой, борьбе, возникшей, как мы знаем, под влиянием новой природы, оживотворенной Духом Святым. Борьба начинается у Израиля не раньше, чем он вступает в обладание плодами искупления, вкушает "духовную пищу и пьет духовное питие" (1 Кор. 10,3-4). До встречи с Амаликом Израиль бездействовал. Не израильтяне сражались с фараоном и сокрушили могущество египетское, порвав узы своего рабства, не они разделили море и потопили в водах его фараона и его полчища; не они добыли себе хлеб с неба и воду из скалы; но теперь им предстоит сразиться с Амаликом. Все предыдущие сражения происходили между Иеговой и врагом Израиля. Израильтянам следовало только "оставаться спокойными", созерцать державную силу торжества простертой десницы Иеговы и пользоваться плодами победы. Иегова сражался за них; теперь Он сражается в них и чрез них.

То же случается и в Церкви Божией. Победы, на которых основываются ее мир и ее вечное блаженство, одержаны были исключительно Христом, боровшимся за нее. Один был Он как на кресте, так и в могиле. Стадо было рассеяно: как оно могло иметь участие во всем этом? Как оно могло победить сатану, вынести гнев Божий или лишить смерть ее жала? Все это было не по силам грешникам, но не превосходило силы Того, Кто шел спасать их, и Кто Один мог вынести на раменах Своих бремя всех их грехов и смертию Своею навеки сбросить эту тяжелую ношу за хребет Свой; ради совершенного Сыном дела искупления Дух Святой, исходящий от Отца, может обитать теперь как во всей Церкви, так в отдельности и в каждом ее члене.

И вот, когда Дух Святой сотворит Себе в нас обитель благодаря смерти и воскресению Христа, тогда-то и начинается в нас борьба. Христос боролся за нас; Дух Святой борется в нас. Самый факт, что мы воспользовались этим первым и драгоценным плодом победы, ставит нас в неприязненные отношения с врагом. Но прежде, чем мы доходим до поля сражения, мы уже делаемся победителями - и в этом заключается наше утешение и поощрение для нас. Христианин идет на брань с песнею: "Благодарение Богу, даровавшему нам победу Иисусом Христом!" (1 Кор. 15,57). И потому мы "бежим не так, как на неверное, бьемся не так, чтобы только бить воздух": мы стремимся "усмирять и порабощать тело наше" (1 Кор. 9,26-27). Мы "все сие преодолеваем силою возлюбившего нас" (Рим. 8,37). Благодать, которою мы живем, отнимает у плоти власть над нами (Рим. 6). Если закон есть "сила греха" (1 Кор. 15,56), благодать являет бессилие закона. Закон дает греху власть над нами: благодать дарует нам силу побеждает грех.

"Моисей сказал Иисусу: выбери нам мужей, и пойди, сразись с Амаликитянами. Завтра я стану на вершине холма, и жезл Божий будет в руке моей. И сделал Иисус, как сказал ему Моисей, и пошел сразиться с Амаликитянами; а Моисей и Аарон и Ор взошли на вершину холма. И когда Моисей поднимал руки свои, одолевал Израиль, а когда опускал руки свои, одолевал Амалик. Но руки Моисеевы отяжелели; и тогда взяли камень и подложили под него, и он сел на нем. Аарон же и Ор поддерживали руки его, один с одной, а другой с другой стороны. И были руки его подняты до захождения солнца. И низложил Иисус Амалика и народ его острием меча" (ст. 9-13). Здесь есть два различных факта: сражение и заступничество. Христос ходатайствует на небе за нас, между тем как Дух Святой могущественно подвизается в нас. Эти два факта идут рука об руку: по мере того, что верою мы осуществляем могущество заступничества Христа за нас, мы одерживаем победу над порочной природой нашей.

Некоторые люди склонны отрицать наличие борьбы христианина с плотью, считая возрождение полным изменением и обновлением ветхого человека. Согласно этому принципу христианину не приходится ни с чем бороться. Если ветхое естество мое обновлено, с чем же могу я бороться? Ни с чем. Во мне уже не существует плоти, потому что моя ветхая природа заменена новою, и никакая внешняя сила не может на меня посягнуть, потому что она не имеет значения в моих глазах. Мир, по этой теории, не имеет значения в моих глазах, прелести для тех, чья природа кого изменилась; сатана лишен возможности и орудий воздействия на них. Всем приверженцам этой ложной и пагубной теории следует напомнить, что они упускают из виду место, которое Амалик занимает в истории народа Божия. Если бы израильтяне вообразили себе, что когда полчища фараоновы были уничтожены, борьба с врагами прекратилась навсегда, они сильно смутились бы при нападении на них Амалика. Именно тогда-то и начинается для них борьба. То же относится и к верующей душе, потому что "все это происходило с ними, как образы и описано в наставление нам, достигшим последних веков" (1 Кор. 10,11). Но для человека, ветхая природа которого заменена новою, нет нужды в "образах, примерах и наставлении". Такому человеку не нужно обилия благодати, уготованной Богом в Царстве Его для подданных Его.

Писание ясно указывает нам, что верующий носит Амалика в себе самом, т.е. имеет "плоть ветхого человека, помышления плотские" (Рим. 6,6; 8,7; Гал. 5,17). Ощущая в себе самом движение ветхого своего естества, христианин, однако, не должен сомневаться, что он христианин; это не только делает его несчастным, но и отнимает от него выгодное положение пред лицом врага. Плоть живет в верующем и будет жить в нем до конца его земной жизни. Дух Святой вполне признает ее существование, как это доказывают многие места Нового Завета. В Рим. 6,12 говорится: "да не царствует грех в смертном вашем теле." Если бы плоть не существовала у христианина, бесполезно было бы и давать эту заповедь. Если бы грех не жил в нас, неуместно было бы напоминание, что он не должен в нас царствовать. Живет ли в нас грех, или же он царствует в теле нашем - две разные вещи; в христианине грех живет, в безбожнике он царствует.

Однако, несмотря на то, что грех живет в нас, нам дано властвовать над ним. "Грех не должен над вами господствовать, ибо вы не под законом, но под благодатию" (Рим. 6,14). Благодать, снявшая с нас грех на кресте пролитою кровию, обеспечивает нам победу и дает нам уже в настоящую минуту силу господствовать над грехом, живущим в нас. Мы умерли для греха; поэтому он не имеет никакой власти над нами. "Умерший освободился от греха" (Рим. 6,7). Знаем, "что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам уже не быть рабами греху" (Рим. 6,6). "И низложил Иисус Амалика и народ его острием меча". Победа была полная, и знамя Иеговы осеняло победоносную рать; на нем значились чудные слова поощрения: "Иегова Нисси" ("Господь - знамя мое"). Уверенность в победе должна быть столь же твердой, как и уверенность в прощении, так как и та, и другая основаны на великом факте смерти и воскресения Иисуса. В силу этих двух фактов христианин обладает очищенной совестью и способностью побеждать грех. Смерть Христа стала поручительством пред Богом за все грехи наши, воскресение же Его становится источником силы для всех перипетий борьбы, к которой мы затем призваны. Он умер за нас, и теперь живет в нас. Смерть Христова дарует нам мир; жизнь Его сообщает нам силу.

Важно отметить разницу между Моисеем на холме и Христом на престоле небес. Руки великого Ходатая нашего никогда не могут устать; Его заступничество никогда не прекращается. "Он всегда жив, чтобы ходатайствовать за нас" (Евр. 7,25). Его ходатайство вечно и могущественно. Вознесенный на небеса, силою правды Божией Он поступает с нами согласно тому, что Он есть, и согласно бесконечному совершенству выполненного Им дела. Руки Его никогда не могут отяжелеть; никому не придется поддерживать их. Его всесильное заступничество основано на совершенстве принесенной Им жертвы. Он представляет нас Богу облеченными в Его собственные совершенства, так что, несмотря на ощущаемую нами потребность в прахе лежать пред Ним и сознавать всю несостоятельность нашу, Дух Святой являет нас такими, какими мы сделались во Христе, и свидетельствует о том, чем Христос сделался для нас. "Мы не по плоти живем, а по духу" (Рим. 8,9). По нашему фактическому положению мы пребываем в теле; но на самом деле мы не живем больше по плоти. Плоть еще существует в нас, но мы живем не по плоти, потому что живем со Христом.

В заключение заметим, что Моисей имел с собою на холме "жезл Божий", которым он ударял в скалу. Этот жезл был символом или выражением могущества Божия, проявляющегося равно как в искуплении, так и в ходатайстве на нас. Когда дело искупления было закончено, Христос воссел на небесах и ниспослал Духа Святого, дабы вселиться в Церковь Божию; дело Христа и дело Духа Святого неразрывно связаны между собою. В каждом из них отражается сила Божия.

Мы подходим к концу самой выдающейся части книги Исход. Бог по великой милости Своей посетил и искупил народ Свой; Он вывел его из Египта и освободил его: сначала от руки фараона, затем - от Амалика. Мы могли, кроме того, в манне видеть прообраз Христа, сошедшего с небес; в скале мы видели прообраз Христа, пораженного смертью за Свой народ; затем, согласно чудной последовательности Писаний, мы встретим картину грядущей славы, на фоне которой выступают: еврейский народ, язычники (народ вообще) и Церковь Божия.

В период отвержения Моисея братьями его он был уведен в пустыню и там получил жену, разделявшую его отвержение; начало этой книги показало нам характер отношений между Моисеем и его женою. Для нее он был "жених крови". Это именно то, чем Христос является для Церкви. Союз Церкви с Ним основан на Его смерти и воскресении; и Церковь призвана быть соучастницей Его страданий. Мы знаем, что Церковь была собрана в период неверия Израиля и отвержения Христа; и когда она включит в себя всех намеченных Богом членов, когда "войдет полное число язычников" (Рим. 11,25) тогда Израиль снова появится на сцене.

Так было и с Сепфорою, и с древним Израилем. Моисей удалил Сепфору в то время, когда устраивал судьбу Израиля; и когда последний был объявлен народом окончательно свободным, сказано, что "взял Иофор, тесть Моисеев, Сепфору, жену Моисееву, пред тем возвращенную, и двух сынов ее, из которых имя одному Гирсам, потому что, говорил Моисей: я пришелец в земле чужой; а другому имя Елиезер, потому что говорил он, Бог отца моего был мне помощником, и избавил меня от меча Фараонова. И пришел Иофор, тесть Моисея, с сыновьями его и женою его к Моисею в пустыню, где он расположился станом у горы Божией. И дал знать Моисею: я, тесть твой, Иофор, иду к тебе, и жена твоя, и два сына ее с нею. Моисей вышел навстречу тестю своему, и поклонился, и целовал его, и после взаимного приветствия они вошли в шатер. И рассказал Моисей тестю своему о всем, что сделал Господь с Фараоном и с Египтянами за Израиля, и о всех трудностях, какие встретили их на пути, и как избавил его из руки Египтян. И сказал Иофор: благословен Господь, который избавил народ сей из-под власти Египтян. Ныне узнал я, что Господь велик паче всех богов, в том самом, чем они превозносились над Израильтянами. И принес Иофор, тесть Моисеев, всесожжение и жертвы Богу: и пришел Аарон и все старейшины Израилевы есть хлеба с тестем Моисеевым пред Богом" (ст. 2-12).

Это глубоко поучительная картина. Все общество торжественно собрано пред лицом Иеговы: язычник приносит жертвоприношение, и в довершение всего сюда же приводится жена освободителя с детьми, дарованными ей Богом. Одним словом, здесь мы находим поразительно точный прообраз будущего Царствия Божия. "Господь дает благодать и славу" (Пс. 83,12). Предыдущие страницы дали нам картину многочисленных действий благодати; здесь Дух Святой рисует пред нашими глазами чудную картину "славы" и прообразно представляет нам различные сферы, в которых проявится эта слава. Писание отмечает иудеев, еллинов и Церковь Божию (ср. 1 Кор. 10,32); важно усвоить себе это разделение, чтобы истина предстала пред нами во всей своей полноте, открываемой нам Богом в Писании. Это разделение отмечается в Слове Божием как в этой главе, так и всюду, где говорится о служении апостола Павла домостроительству Божию; различие это будет существовать и в весь период тысячелетия. Всякий духовно настроенный христианин, изучающий Слово Божие, непременно отведет этим фактам подобающее им место.

В Послании к ефесянам апостол Павел особенно подчеркивает факт, что тайна Церкви не была открыта поколениям прежних веков, как она была возвещена ему (Еф. 3 ср. с Кол. 1,25-28). И хотя она не была открыта миру непосредственно, но все же она была так или иначе представлена в прообразах; таковыми, например, являются брак Иосифа с египтянкою, Моисея с ефиоплянкой. Прообраз или тень истины многим, конечно, отличается от прямого и положительного откровения этой истины. Великая тайна церкви оставалась сокрытою, пока ее не открыл Христос из среды небесной славы Савлу, родом из Тарса. Таким образом, души, ищущие полного откровения этой истины в законе, пророках или псалмах, занимаются бесплодной работой; но все, проникнутые истинным духом Послания к ефесянам в этом вопросе, с глубоким интересом и с пользою для души своей могут проследить прообразные тени этой истины в Писаниях Ветхого Завета.

В начале этой главы перед нами рисуется сцена, составляющая часть тысячелетия. Все горизонты славы открыты пред нашими глазами. Иудеи являются здесь великим свидетелем на земле единства, верности, милосердия и могущества Иеговы. Таковым народ еврейский был в прежних веках, таков он теперь, таким останется и навек. Еллины читают в книге Божией описание путей Божиих относительно евреев; оттуда они узнают чудную историю этого народа, выделенного из- среды других, "народа страшного от начала и доныне", они видят падение престолов и царств; пред ними потрясены до основания устои многочисленных народов; все должны отступать на второй план, уступая первенство народу, на который обращено благоволение Иеговы. "Ныне узнал я, -восклицает язычник, - что Господь велик паче всех богов, в том самом, чем они превозносились над Израильтянами" (ст. 11); вот к какому убеждению приходит язычник, когда пред ним открываются чудные страницы истории еврейского народа.

В лице Сепфоры является вся совокупность Церкви Божией, в лице сыновей Сепфоры - ее отдельные составляющие в теснейшей связи с ее Избавителем. Доказательством этого служат слова апостола: "Я говорю вам, как рассудительным; сами рассудите о том, что говорю" (1 Кор. 10,15). Нельзя основывать учение на прообразе; но раз учение уже открыто нам, можно с точностью уловить все его прообразы и с пользою изучить их. Духовное чутье необходимо, конечно, как для понимания учения, так и для различения прообраза. "Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия", потому что он почитает это безумием, и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно" (1 Кор. 2,14). Начиная с 13-ого стиха и до конца главы говорится об избрании начальников, которые должны были помогать Моисею в делах, касавшихся народа Божия. Это сделано по совету Иофора, опасавшегося, чтобы Моисей не изнемог от слишком обширной деятельности; полезно сопоставить этот факт с отделением "на служение" семидесяти мужей, о которых идет речь в книге Числа; изнемогающий под бременем тяготящей его ответственности, изливая горечь своей души, Моисей говорит там Господу: "Для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка, в землю, которую Ты с клятвою обещал отцам его? - Я один не могу нести, всего народа сего: потому что он тяжел для меня. Когда Ты так поступаешь со мною, то лучше умертви меня, если я нашел милость пред очами Твоими, чтобы мне не видеть бедствия моего" (Числ. 11,11-15).

Здесь, очевидно, Моисей отказывается от почетного места, дарованного ему Богом. Если Господу было угодно сделать его единым орудием управления всем обществом, не оказывал ли ему Господь этим тем большую почесть, тем большее благоволение? Ответственность, правда, была бесконечно велика, но вера сознала бы, что силы Божией хватит на все. Но Моисей потерял мужество: (как ни был велик этот служитель Божий) он сказал: Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня. Он не был тяжел для Бога, и Бог нес народ Свой; Моисей был только орудием. Моисей мог, пожалуй, сказать и про свой жезл, что жезл его нес народ; потому что в руке Божией сам Моисей был не более, чем жезл в его собственной руке. Этим постоянно погрешают служители Божий, и погрешают тем больше, что ошибка их имеет вид смирения. Отказываясь от большой ответственности, человек как бы не доверяет самому себе и этим доказывает глубокое смирение духа; но нам важно установить лишь одно: возложил ли Бог на нас эту ответственность? Если это действительно так, то, конечно, Бог будет с нами, чтобы помочь нам ее нести: а с Ним мы можем перенести все. С Ним не кажется тяжелой и гора; без него же нас тяготит уже своей тяжестью и перо. Если человек, руководимый тщеславными мыслями своими, выступает вперед и возлагает на себя бремя, которое Бог никогда не поручал ему нести, и таким образом берется за дело, на которое Бог его никогда не готовил, человек этот, мы можем быть уверены, изнеможет под тяжестью этого бремени; но если Бог Сам возлагает что-либо на человека, Бог укрепит и сделает его способным нести это бремя.

Покидая место, определенное нам Богом, мы никогда не докажем этим нашего смирения: напротив, оставаться на своем посту в простой детской зависимости от Бога - вот глубокое смирение. Отстраняясь от служения, ссылаясь на свою к нему неспособность, мы ясно доказываем этим, что мы заняты самими собою. Бог не призывает нас к служению на основании нашей способности, но руководствуясь Своей способностью совершит все; поэтому я не должен отказываться от служения или свидетельствования об истине, страшась связанной с ними ответственности; это доказало бы, что я исключительно занят самим собою или исполнен недоверия к Богу. Вся сила принадлежит Богу; действует ли эта сила чрез одного или чрез семьдесят человек, не все ли равно? Сила эта все та же; но если человек отказывается от поручения, возлагаемого на него, тем хуже для него самого. Бог никогда не хочет насильно заставить занимать почетное место того, кто не умеет довериться Ему и не жаждет получить от Него поддержку. Мы всегда довольны оставить отведенное нам почетное место и снизойти до положения, куда нас влечет наше жалкое неверие.

Это случилось и с Моисеем: он жаловался на возложенное на него бремя; и бремя было немедленно снято; но вместе с бременем он потерял и великую почесть, связанную с несением этого бремени. "И сказал Господь Моисею: собери Мне семьдесят мужей из старейшин Израилевых, которых ты знаешь, что они - старейшины и надзиратели его, и возьми их к скинии собрания, чтобы они стали там с тобою. Я сойду и буду говорить там с тобою, и возьму от Духа, который на тебе, и возложу на них, чтобы они несли с тобою бремя народа, а не один ты носил" (Числ. 11,16-17). Новой силы ниоткуда не притекает: тот же Дух обитал как в одном человеке, так и в семидесяти. Семьдесят человек не имели сами по себе больше значения и заслуг, чем один. "Дух животворит: плоть не пользует нимало" (Иоан. 6,63). Этот шаг Моисея не прибавил ему силы, но много отнял у него в смысле славы.

В последней части той же главы Чисел Моисей произносит слова неверия, вызывающие строгое порицание со стороны Иеговы: "Разве рука Господня коротка? Ныне ты увидишь, сбудется ли Слово Мое тебе или нет?" (Числ. 11,23). Сравнивая 11-й стих с 15-м и 21-й с 23-м, мы открываем между ними явную и торжественную связь. Кто отстраняется от ответственности по причине своей собственной слабости, тот рискует вызвать сомнение относительно полноты и обилия источников Божиих. Вся эта сцена исполнена драгоценного назидания для всякого служителя Христова, искушаемого мыслью одиночества и считающего себя обремененным работою. Пусть он помнит, что там, где действует Дух Святой, одно орудие так же хорошо и действенно, как и семьдесят орудий; а там, где действия Божия нет, и семьдесят орудий имеют не больше значения, чем одно из hhxv Все зависит от силы Духа Святого. С Ним один человек может все сделать, все вынести, все претерпеть; без Него бессильны и семьдесят человек. Одинокому служителю Божию следует помнить, что при наличии присутствия и могущества Духа Святого он не имеет права тяготиться своими обязанностями или жаждать уменьшения их количества; это сознание утешит и укрепит его усталое сердце. Если Бог делает человеку честь, давая ему много дела, да радуется этот человек и да воздержится он от сетования; ропща, он легко может лишиться этой чести. Богу нетрудно найти Себе орудия. Он мог из камней воздвигнуть детей Аврааму; из этих же камней может Он воздвигнуть и нужных работников для исполнения Своего славного дела.

О, если бы сердце наше жаждало служить Ему! Сердце терпеливое, смиренное, преданное, свободное от самого себя! Сердце, готовое служить вместе с другими и служить одно; сердце, исполненное любовью ко Христу, находящее радость, высшую для себя радость, в служении Богу, в какой бы области то ни было, каков бы ни был характер этого служения. Дух Святой да насадит в сердцах наших более глубокое чувство превосходства и ценности имени Иисуса, и да даст нам силу с большею энергией и с большею преданностью отвечать на неизменную любовь Его сердца!

Мы подходим к знаменательному периоду истории Израиля. Народ был доведен до подножия горы, "осязаемой и пылающей огнем" (Евр. 12,18). Тень славы тысячелетия, показанная нам в предыдущей главе, исчезла. Это живое изображение царства, освещенное на минуту лучами солнца, стушевалось, уступая место тяжелым тучам, собирающимся вокруг "осязаемой горы", где Израиль, ослепленный духом близорукой и безумной подзаконности, променял завет благодати Иеговы на завет дел человеческих. Роковой шаг! Шаг, повлекший за собою самые пагубные последствия. До сих пор, как мы видели, ни один враг не мог устоять пред Израилем; ни одно препятствие не в силах было задержать его победоносного шествия. Полчища фараоновы были уничтожены; Амалик и его сподвижники были проведены чрез строй: все возвещало победу, потому что Бог вступился за народ Свой ради обетовании, дарованных Им Аврааму, Исааку и Иакову.

В начале главы Иегова самым трогательным образом напоминает вкратце все, сделанное Им для Израиля: "Так скажи дому Иаковлеву и возвести сынам Израилевым: Вы видели, что Я сделал Египтянам, и как Я носил вас как бы на орлиных крыльях, и принес вас к Себе. Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов: ибо Моя вся земля; а вы будете у Меня царством священников и народом святым" (ст. 3-6). Заметьте: Иегова говорит: "Глас Мой" и "завет Мой". Что ж возвещал этот "глас"? Чего требовал этот "завет"? Пришел ли Иегова, чтоб вменить им в обязанность исполнение законов строгого и неумолимого законодателя? Напротив, Иегова пришел, чтобы добиться свободы для пленных, чтобы сделаться их убежищем от разрушительного меча, чтобы уготовить путь Своим искупленным, чтобы низвести с неба хлеб и воду из скалы. Вот что вполне отчетливо возвещал Израилю глас милосердного Иеговы до той минуты, когда народ "стал у подошвы горы".

Завет Иеговы был заветом одной лишь благодати. Он не ставил никаких условий, ничего не требовал, не возлагал на Израиль ни ига, ни бремени, когда "Бог славы явился Аврааму" (Деян. 7,2). В Уре Халдейском он не обратился к Аврааму со словами: "делай это" и "не делай того". Нет, такая речь не свойственна Богу. Он более предпочитает возлагать "чистый кидар" на голову грешника, чем "железное ярмо на шею его" (Зах. 3,5; Втор. 28,48). Он обратился к Аврааму со словами: "Я дам тебе." Землею Ханаанской нельзя было овладеть чрез посредство дел человеческих; она могла быть лишь даром благодати Божией. И в начале этой книги, книги Исход, мы видим, что, во исполнение обетования, дарованного Им потомству Авраама, Бог в милосердии Своем посещает народ Свой. Положение, в котором Иегова нашел это потомство, не послужило препятствием для исполнения намерений благодати, ввиду того, что кровь 'Агнца давала Богу полное основание и возможность осуществить обещанное. Очевидно, что Иегова не обещал дать потомству Авраама землю Ханаанскую ради заслуг, ожидаемых Им от этого потомства; это совершенно изменило бы истинный дух обетования: в этом случае Бог заключал бы договор, а не давал бы обетования; "Аврааму Бог даровал (наследство) по обетованию", а не по взаимному с ним договору (Гал. 3).

Вот почему в начале этой главы Иегова напоминает Своему народу о милостях, уже оказанных ему; в то же время Бог возвещает ему, что для него сделает и далее, если только Израиль будет оставаться послушным гласу небесной благодати и пребывать в завете благодати. "Будете Моим уделом из всех народов." При каких условиях могли израильтяне быть этим уделом Иеговы? С трудом ли, идя по пути собственной праведности и подзаконности? Проклятия, следовавшие за нарушением закона, нарушением, которое случилось даже раньше, чем они этот закон получили, способны ли были сделать их наследием Божиим? Конечно, нет. Как могли они достичь этого славного положения? Спокойно оставаясь в положении, в котором Иегова видел их с неба, заставив воскликнуть возлюбившего неправедную мзду пророка: "Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль! Расстилаются они как долины, как сады при реке, как алойные дерева, насаженные Господом, как кедры при водах. Польется вода из ведер его, и семя его будет, как великие воды, превзойдет Агага царь его и возвысится царство его. Бог вывел его из Египта, быстрота единорога у него, пожирает народы, враждебные ему, раздробляет кости их и стрелами своими разит врага" (Числ. 24,5-8).

Израиль, однако, не готов был занять это блаженное положение. Вместо того, чтобы радоваться "святому обетованию" Божию, он дерзнул дать Богу обязательство, какого еще никогда не смели произнести человеческие уста. "И весь народ отвечал единогласно, говоря: все, что сказал Господь, исполним." (ст. 8). Израильтяне даже не говорят: "Надеемся исполнить" или "постараемся исполнить", слова, в которых сказалось бы хотя бы некоторое недоверие к самим себе. Вполне определенно они говорят: "мы исполним". Так говорили не только отдельные честолюбцы, исполненные самомнения и выделявшиеся этим из всего общества; нет, "весь народ ответил единогласно."" Они единодушно отвергли святое обетование, святой завет.

Какой же был результат всего этого? С той минуты, как Израиль произнес обет, с той минуты, как он взялся исполнить закон, обстоятельства совершенно изменились. И сказал Господь Моисею: Вот Я приду к тебе в густом облаке... И проведи для народа черту со всех сторон, и скажи: берегитесь восходить на гору и прикасаться к подошве ее; всякий, кто прикоснется к горе, предан будет смерти" (ст. 9-12). Произошла существенная перемена. Сказавший: "Я носил вас как бы на орлиных крыльях и принес вас к Себе", облекается "густым облаком" и говорит: "Проведи для народа черту со всех сторон." Тихие звуки благодати сменились "громами и молниями пылающей огнем горы" (ст. 16). Ввиду чудесной благодати Божией человек дерзнул заговорить о своих жалких делах. Израильтяне сказали: "Мы исполним"; теперь им придется встать на некотором расстоянии от горы, и тогда будет видно, что они в состоянии выполнить. Бог в нравственном отношении отдаляется от Израиля, народ же охотно мирится с этим, потому что он исполнен страха и ужаса: и мы не должны этому удивляться: все, виденное им, было действительно ужасно, так ужасно, что и Моисей сказал: "Я в страхе и трепете" (Евр. 12,21). Кто мог вынести картину "огня пожирающего", истинное изображение Божественной святости? "Господь пришел от Синая, открылся им от Сеира, воссиял от горы Фарана, и шел со тьмами святых; одесную Его огнь закона" (Втор. 33,2). Выражение "огонь" в применении к закону выражает святость этого закона. "Бог наш есть огнь поядающий" (Евр. 12,29), не терпящий зла ни в мысли, ни в слове, ни в действии.

Израиль впал в роковую ошибку, говоря: "Мы исполним". Это значило взять на себя обязательство, выполнить которое он был неспособен, как бы он этого ни желал. Мы знаем слово: "Лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить" (Еккл. 5,4). Самая суть обета требует от человека способности его выполнить; но на что способен человек? Бессильный грешник, дающий обет Богу, подобен обанкротившемуся человеку, предъявляющему в банке чек, подписанный его именем. Дающий обет отвергает истину относительно своей человеческой природы и своего положения. Он разорен, что он может сделать сам? Лишенный всякой силы, он не может ни желать, ни делать что-либо доброе. Выполнил ли Израиль данные им обязательства? Исполнил ли он все, сказанное Господом? Золотой телец, разбитые скрижали, нарушение субботы, с презрением попранные постановления закона Божия, свидетели Божий, побитые камнями, Христос, отвергнутый и распятый, Дух Святой, которому люди противились, свидетельствуют об этом.

Читатель-христианин, не радуешься ли ты тому, что твое спасение основано не на твоих жалких обетах и несбыточных решениях, а на "однократном принесении тела Иисуса Христа" (Евр. 10,10)? Да, в этом заключается наша радость; она не может обмануть нас. Христос взял на себя все обеты наши и раз навсегда со славою выполнил их. Жизнь воскресения течет в членах тела Его и производит в них действия, вызвать которые требования закона не могут никогда. Он есть жизнь наша, Он и оправдание наше. Да сделается имя Его дорогим нашему сердцу, да наполнит и направит всю жизнь нашу дело Его! Посвящать служению Ему свои силы и быть Им употребленным - пусть это сделается пищею и питием нашим!

Я не закончу этой главы, не упомянув месте из книги Второзакония, которое многим может показаться непонятным, но всецело касается разбираемого нами вопроса: "Господь услышал слова ваши, как вы разговаривали со мною; и сказал мне Господь: Слышал Я слова народа сего, которые они говорили тебе; все, что ни говорили они, хорошо" (Втор. 5,28). Судя по этим словам, можно подумать, что Иегова как бы одобрил обет, произнесенный Израилем, но при чтении всей части этой главы, в связи со стихами 24-27, мы тотчас же увидим, что здесь речь идет совсем не об обете, а о страхе, испытанном Израилем вследствие данного им обета и в связи с ним. Они не могли вынести того, что было им возвещено. "Если мы еще услышим, - сказали они Моисею, - глас Господа, Бога нашего, то умрем. Ибо есть ли какая плоть, которая слышала бы глас Бога живого, говорящего из среды огня, как мы, и осталась жива? Приступи ты, и слушай все, что скажет тебе Господь, Бог наш, и пересказывай нам все, что будет говорить тебе Господь, Бог наш, и мы будем слушать и исполнять" (Втор. 5,25-27). Они исповедовали свою неспособность встретить Иегову в том странном облике, который Он должен был принять на Себя по причине их кичливой законности. Никоим образом Иегова не мог одобрить отвержения безусловной и неизменной благодати для замены ее непрочным основанием "дела закона".

Очень важно понять истинный характер и сущность нравственного закона, каким он представлен в этой главе. Человек склонен смешивать принципы закона с положениями благодати, вследствие чего ни закон, ни благодать не понимаются им, как следует; закон теряет свою суровую и непоколебимую величавость, благодать -свойственную ей Божественную привлекательность. Святые требования Бога остаются неудовлетворенными, и, таким образом, неестественная система, созданная людьми, пытающимися примирить закон с благодатью, не достигает цели и не удовлетворяет многих различных и глубоких потребностей грешной души. На самом деле закон и благодать не могут соединиться в одно целое, потому что на земле нет ничего более друг другу противоположного, чем закон и благодать. Закон есть выражение того, чем человек должен быть по сути; благодать показывает, что такое Бог. Как можно было бы согласовать их в одну систему? Как мог бы спастись грешник отчасти законом, отчасти благодатью? Это невозможно: он должен быть спасен или тем, или другим.

Иногда закон называли "выражением мысли Божией". Это совершенно неуместное название. Сказав, что закон есть выражение мысли Божией о том, чем человек должен быть, мы подошли бы ближе к истине. Человека, желающего видеть в десяти заповедях выражение мысли Божией, я спрашиваю: неужели же в мысли Божией нет ничего, кроме "делай это" и "не делай того"? Неужели в ней нет благодати, отсутствуют милосердие, благость? Неужели Бог не являет, что Он есть? Не откроет ли Он глубоких тайн любви, которой горит его сердце? Неужели характер Божий заключает в себя лишь неумолимые требования и строгие запреты? Если бы это было так, следовало бы сказать, что "Бог есть закон" вместо того, чтобы говорить: "Бог есть любовь"! Но, слава имени Его святому, в сердце Божием заключается несравненно больше того, что когда-либо могли выразить "десять заповедей", произнесенных на пылавшей огнем горе. Если я хочу узнать, что такое Бог, мне стоит лишь взглянуть на Христа, потому что "в Нем обитает вся полнота Божества телесно" (Кол. 2,9). "Закон дан через Моисея; благодать же и истина произошли через Иисуса Христа." И в законе непременно заключалась известная доля истины; он свидетельствовал о том, чем человек должен быть. Как все, исходящее от Бога, закон в своем роде представлял собою совершенство, совершенство по отношению к цели, с которой он был дарован; но цель эта никоим образом не заключалась в обнаружении природы и характера Бога относительно погибших грешников. Благодать и милосердие в законе отсутствовали. "Отверг-шийся закона Моисеева без милосердия наказывается смертью" (Евр. 10,28). "Исполнивший закон человек жив будет им" (Лев. 18,5; Римл. 10,5). "Проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в книге закона" (Втор. 27,26; Ср. Гал. 3,10). Это не благодать; благодать не приходится искать на горе Синайской. Там Иегова является в страшном величии, в густом облаке, из среды мрака, бури, грома и молнии. Не таковы обстоятельства, сопровождающие завет благодати и милости; но они вполне соответствовали завету истины и праведности; именно таким заветом и был закон.

В законе Бог указывает, чем должен быть человек, и проклинает его, если он не таков. Исследуя себя в свете закона, человек видит, что он является именно тем, что закон осуждает. Каким же образом человек может получить жизнь посредством закона? Закон обещает жизнь и праведность тем, которые соблюдают его; но с первой же минуты закон говорит, что мы пребываем в состоянии смерти, что мы беззаконники и с самого начала нуждаемся в том, что нам предписывает исполнять закон. Что же нам делать? Для того, чтобы выполнить требования закона, во мне должна быть жизнь; чтобы сделаться таким, каким меня хочет видеть закон, я должен обладать праведностью; если же у меня нет ни того, ни другого, я проклят; на самом же деле у меня нет ни того, ни другого. Но что же делать? Вот в чем вопрос! Пусть дадут на это ответ "желающие быть законоучителями" (1 Тим. 1,7); пусть дадут они ответ, удовлетворяющий пробужденную совесть, обремененную сознанием духовности и непреклонности закона и в то же время сознающую свою собственную плотскую природу, исправить которую невозможно.

Апостол учит нас, что "закон пришел после, и таким образом умножилось преступление" (Рим. 5,20): вот истинное назначение закона. Закон дан с целью показать, что "грех крайне грешен" (Рим. 7,13). Закон был своего рода безукоризненно чистым зеркалом, посланным с неба на землю с целью открыть человеку нравственную испорченность, которой он подвергся. Если я в неопрятном одеянии становлюсь перед зеркалом, зеркало обнаруживает и указывает мне недостатки моего платья, но, однако, не исправляет их. Прямой отвес, привешенный вдоль изгибающегося ствола, укажет мне все уродства дерева, ствола, но не выпрямит их. Если в темную ночь я выхожу с фонарем, свет его открывает мне все препятствия, все преграды, встречающиеся мне на пути, но не удаляет их с моей дороги. Конечно, ни зеркало, ни отвес, ни лампа не создают зла, которое они открывают; не создавая и не уничтожая его, они его лишь являют. То же относится и к закону: он не создает зла в сердце человека, но и не искореняет его оттуда; он только с неумолимой точностью обнажает его пред всеми.

"Что же скажем? - неужели от закона грех? Никак; но я узнал грех не иначе, чем посредством закона, ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай" (Рим. 7,7). Апостол не говорит, что человеку было бы незнакомо "пожелание". Нет; он говорит, что он не "понимал бы" пожелания. Пожелание жило в нем, но он не сознавал его, пока светильник Всемогущего (Иов. 29,3), освещающий все темные уголки сердца, не открыл таившегося в них зла. Так, находясь в темной комнате, человек может быть окружен беспорядком и пылью и не замечать их по причине темноты, в которую он погружен; но впустите туда луч света - и человек все увидит. Лучи ли солнца производят пыль? Конечно, нет; пыль существует; солнце лишь открывает ее и обнаруживает ее присутствие. Вот действия закона. Он исследует характер и состояние человека; он доказывает, что человек исполнен греха и навлекает на него проклятие; закон приходит, чтобы установить, что человек из себя представляет, и проклинает его, если он является пред ним не таким, каким закон предписывает ему быть.

Очевидно, поэтому человеку невозможно обрести жизнь и праведность посредством того, что может лишь проклинать; пока же духовное состояние грешника и характер закона не подвергнутся существенному изменению, закон может лишь проклинать грешника. Он неумолим; беспощадно карает наши немощи; искреннее, но несовершенное послушание не удовлетворяет его; удовлетворись он этим, он перестал бы быть тем, что он есть: "святым, праведным и добрым" (Рим. 7,12). Именно потому, что закон таков, грешник не может получить его посредством жизнь. Если бы грешник мог получить жизнь посредством него, закон оказался бы несовершенным, или человек должен был быть праведником, а не грешником. Безусловное совершенство закона являет упадок и безусловное осуждение человека и налагает на него свою печать. "Делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познается грех" (Рим. 3,20). Апостол не говорит: "ради закона совершается грех"; он говорит: "законом познается грех". - "И до закона грех был в мире; но грех не вменяется, когда нет закона" (Рим. 5,13). Грех существовал, но не было закона, признающего его "беззаконием". Если я говорю своему ребенку: "Не трогай этого ножа", самое мое запрещение уже свидетельствует о склонности его сердца делать, что ему заблагорассудится. Мое запрещение не создает этой склонности; оно ее лишь обнаруживает.

Апостол Иоанн говорит, что "грех есть беззаконие" (состояние или жизни вне закона) (1 Иоан. 3,4). Выражение "нарушение закона", которым в некоторых переводах Библии обозначено это слово, не представляет в точности мысли Духа Святого. Чтобы случилось "нарушение закона", необходимо предварительно предположить существование определенного правила или положения, по которому должна складываться жизнь; потому что "нарушать" значит преступать запретную черту. Таковы запрещения, предписываемые законом: "не убей", "не прелюбодействуй", "не укради". Предо мною закон или повеление; но в себе самом я открываю задатки, против которых именно и направлены эти запрещения; более того: самый факт, что мне запрещено убивать, показывает, что инстинкт убийства живет в моем природном естестве (ср. Рим. 3,15). Напрасно было бы запрещать мне что-либо делать, если бы во мне не было никакого поползновения сделать это; но откровение воли Божией относительно того, чем я должен, в сущности, быть, обнаруживает склонность моей воли быть тем, чем мне быть не должно. Это ясно и вполне согласуется с учением апостола по этому поводу.

И однако, многие люди, вполне сознающие, что мы не можем получить жизнь чрез закон, в то же время утверждают, что закон есть правило нашей жизни. Но апостол объявляет, что "все утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвою" (Гал. 3,10). Каково бы ни было их индивидуальное внутреннее состояние - это безразлично: если они стоят на почве закона, они непременно находятся под проклятием. Кто-нибудь, пожалуй, скажет: "Я человек возрожденный, я не подлежу проклятию"; но если возрождение не сводит человека с почвы закона, оно не может его также вывести и за пределы проклятия. Если христианин утверждается в законе, он неминуемо находится под проклятием закона. Какое дело закону до возрождения? О возрождении совсем нет и речи в этой, 20-й, главе Исхода. Закон предлагает человеку только один вопрос, вопрос категорический, серьезный и прямой; он спрашивает человека: "Таков ли ты, каким ты действительно должен быть?" Если получается отрицательный ответ, то закон может лишь поражать человека грозными проклятиями и смертью. А кто же сразу и глубоко сознается в душе своей, что он далеко не то, чем ему должно быть, не человек действительно возрожденный? Итак, если он под законом, он непременно и под проклятием. Закон не может ни понизить уровень своих требований, ни смешаться с благодатью. Люди, чувствующие невозможность возвыситься до уровня закона, стараются низвести закон до себя; но это тщетный труд. Закон остается тем, что он есть, во всей своей чистоте, во всем величии и суровой непреклонности; но какой же человек, будь он возрожден или нет, может обещать оказать подобное безусловное послушание? Скажут: "Мы совершенны во Христе." Это так: но это дано не законом, а благодатью; нельзя смешивать два эти завета. Писание пространно и ясно учит нас, что мы не оправданы законом; но закон не есть также и правило нашей жизни. Что может лишь проклинать, то никогда не может оправдывать; что может лишь поражать смертью, то не может сделаться руководящим правилом жизни. Так напрасно искал бы потерявший свое состояние человек в списке своих долгов средство для своего обогащения.

Чтение 15-й главы Деяний показывает нам, как относится Дух Святой ко всякой попытке поставить язычников в зависимость от закона как правила жизни. "Тогда восстали некоторые из фарисейской ереси уверовавшие и говорили, что должно обрезывать язычников и заповедывать соблюдать закон Моисеев" (ст. 5). Тягостное и мрачное постановление этих законников первых времен христианства представляло собою ничто иное, как шипение древнего змея. Но могущественное действие Святого Духа и единогласное мнение двенадцати апостолов и всей Церкви ответили на это в 7-8 ст. следующим: "По долгом рассуждении Петр, встав, сказал им: Мужи братия! Вы знаете, что Бог от дней первых избрал из нас меня, чтобы из уст моих язычники услышали слово Евангелия и уверовали." Услышали что? Требования и проклятия закона Моисеева? Нет, благодарение Богу, не такова была весть, которую апостол шел возвестить жалким, лишенным всякой силы грешникам; они должны были "услышать слово Евангелия и уверовать." Вот что согласовывалось с характером и естеством Божиим, и никак не Богом были посланы фарисеи, восставшие против Варнавы и Силы; они не возвещали благой вести, не возвещали мира; ноги их далеко не были прекрасны (Ис. 52,7) в очах Того, Который благоволит только к милосердию.

"Что же вы ныне, - продолжает апостол, - искушаете Бога, желая возложить на выи учеников иго, которого не могли понести ни отцы наши, ни мы?" (ст. 10). Слова эти дышат строгостью и значительностью. Бог не желал "возлагать иго на выи" тех, сердца которых освободились под действием Евангелия мира; Он предпочитал увещевать их твердо стоять в свободе Христовой и "не подчиняться снова игу рабства" (Гал. 5,1). Он не желал тех, которых Он принял в Свои объятия, отсылать к горе, осязаемой и наводящей ужас "тьмой, мраком и бурей" (Евр. 12). Как можем мы даже допустить мысль, что Бог хотел законом управлять теми, которых Он воспринял благодатью? "Мы веруем!" - говорит апостол Петр, - что благодатью Господа Иисуса Христа спасемся, как и они" (Деян. 15,11). Евреи, получившие закон, и язычники, его не получившие - и те, и другие получали теперь "спасение благодатью". И не только им надлежало "спастись благодатью"; им надлежало и твердо "стоять в благодати", и "возрастать в благодати" (Рим. 5,1-2; Гал. 5,1; 2 Петр. 3,18). Учить иначе значило искушать Бога. Фарисеи, таким образом, подрывали самые основы христианской веры; то же делают и все, стремящиеся поставить верующую душу в зависимость от закона. Нет зла и заблуждения более ненавистного в очах Господа, как под-законность. Прислушайтесь к словам резкого обличения и справедливого негодования, которые Дух Святой обращает к этим приверженцам закона: "О, если бы удалены были возмущающие вас!" (Гал. 5,12).

Могут ли измениться в этом отношении мысли Духа Святого? Не значит ли и теперь искушать Бога, возлагая иго закона на выю грешника? Поступаем ли мы по воле благодати Божией, внушая грешнику, что закон, читаемый ему, есть выражение мысли Божией относительно него? Пусть ответит на это читатель в свете 15-й главы Деяний и Послания к галатам. Не считая других мест Священного Писания, достаточно было бы и этих двух для того, чтобы доказать, что "слушание буквы" закона язычниками никогда не входило в планы Божий. Если бы Его намерение было таково, Он несомненно избрал бы кого-нибудь, чтобы внушить им это. Но нет; возвещая свой "страшный закон", Он сказал лишь одно: "Закон, если что говорит, обращается к состоящим под законом" (Рим. 3,19); даруя же кровью Агнца радостную весть, Бог говорит наречиями "всех народов под небесами". Он говорил так, что каждый слышал благую весть о благости Божией на собственном наречии, в котором родился (Деян. 2,1-11).

Возвещая с высоты Синая суровые требования завета дел, Бог обращался исключительно к одному народу; голос Его был слышен лишь в тесном кругу еврейского народа. Посылая же на проповедь Своих вестников спасения, воскресший Христос сказал им: "Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари" (Марк. 16,15; ср. Лук. 2,10). Могущественный поток благодати Божией, русло которого было приготовлено кровью Агнца, державною силою Духа Святого, должен был, минуя тесную ограду, включающую в себя Израиль, разлиться, покрывая собою весь мир, омраченный грехом. "Вся тварь" на "своем собственном наречии" должны была услышать весть мира, слово Евангельское, весть о спасении кровью креста. Желая, кроме того, дать нашим жалким, любящим подзаконие сердцам веское доказательство того, что не на горе Синайской открыл Бог тайну любви Своей, Дух Святой вложил в уста пророка, а затем и апостола слова: "Как прекрасны ноги благовествующих мир, благовествующих благое!" (Ис. 52,7; Рим. 10,15). О людях же, желавших быть учителями закона, тот же Дух сказал: "О, если бы удалены были возмущающие вас!"

Очевидно, что закон не является ни основанием жизни грешника, ни руководящим правилом жизни христианина. Христос - и то и другое. Он - наша жизнь и правило нашей жизни. Закон может лишь проклинать и казнить. Христос - наша жизнь и наша праведность; на кресте Он понес проклятие за нас. Он сошел туда, где пребывал грешник - в смерть и суд; и, смертью Своей освобождая нас от всего, что было или мокло быть против нас, Он в воскресении сделался источником жизни и основанием праведности для всех, верующих во имя Его.

Обладая, таким образом, в Нем жизнью и праведностью, мы призваны ходить в этом мире не только, как это нам предписывает закон, но и "поступить так, как Он поступал" (1 Иоан. 2,6). Совершенно излишним будет утверждать, что убийство, прелюбодеяние, кража - действия, несовместимые с христианской нравственностью. Но, согласуя свою жизнь с этими заповедями или со всеми десятью заповедями закона, достиг бы христианин тех драгоценных, тонких плодов духа, о которых нам говорит Послание к ефесянам? Довели бы десять заповедей вора до возможности не воровать, а работать, дабы иметь из чего уделить другому? Превратили бы они когда-либо вора в человека трудолюбивого и почтенного? Конечно, нет; закон говорит: "Не кради"; но говорит ли он также: "Иди и дай неимущему; иди, накорми врага своего, одень и благословляй его? Иди и служи любовью, делами милосердия сердцу, всегда искавшему случая повредить тебе"? Конечно, нет! И однако, руководствуясь законом, я мог ожидать от него лишь проклятия и смерти. Почему же это случается, когда христианская святость настолько выше закона? Случается ли это потому, что я слаб, закон же не дает мне никакой силы, не оказывает мне никакого милосердия? Закон требует силы от лишенного всякой силы, и проклинает его, если он силы не проявляет. Евангелие же дает силу ее не имеющему и благословляет его при проявлении этой силы. Закон ставит жизнь целью послушания. Евангелие дает жизнь как единственное истинное основание послушания.

Не желая более утомлять читателя приведением дальнейших доказательств, я прошу его ответить мне на вопрос, в каком месте Священного Писания он находит указание на закон как на руководящее правило жизни? Очевидно, апостол не имел в виду этой мысли, говоря: "Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь. Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию" (Гал. 6,15-16). По какому "правилу?" По закону? Нет, по правилу "новой твари". В 20-й главе Исхода ничего не говорится о "новой твари": эта глава, напротив, обращается к человеку, каков он есть по своей ветхой природе и испытывает его, чтобы узнать, что он в действительности может сделать. Если бы закон представлял собою правило, с которым христиане должны согласовывать свою жизнь, как мог бы апостол призывать благословение на живущих по совершенно иному правилу? Отчего он не говорит: "Тем, которые поступают по правилам десяти заповедей..."? Не доказывает ли также это место Писания, что существует более возвышенное правило, которым должна руководствоваться Церковь в своем хождении? Конечно, да. Хотя десять заповедей и составляют неотъемлемую часть богодухновенных книг, они никогда не могли сделаться правилом жизни для того, кто бесконечной благостью Божией был введен в новое творение и получил во Христе новую жизнь.

"Но, - спросят меня, - разве закон не представляет собою совершенства?" Закон несомненно совершенен, но что же из этого? Закон исполнен Божественного совершенства; больше того: именно по причине своего совершенства закон проклинает и поражает смертью всякого, кто, не будучи совершенным, старается устоять перед ним. "Закон духовен, а я плотян" (Рим. 7,14). Немыслимо даже составить себе ясное представление о совершенстве и духовности закона. Но оттого-то этот совершенный закон, соприкасаясь с падшим человечеством, этот духовный закон, встречаясь с "помышлениями плотскими", и может производить лишь гнев и вражду (Рим. 4,15; 8,7). Почему же это случается? По причине ли несовершенства закона? Напротив, потому что закон являет собой совершенство, а человек исполнен греха. Будь человек совершенным, он, сообразуясь с духовным своим совершенством, исполнил бы весь закон. Апостол учит нас, что хотя истинно верующие души и не избавлены еще от своей испорченной плотской природы, "оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, а по духу" (Рим. 8,4). "Любящий другого исполнил закон... Любовь не делает ближнему зла; итак, любовь есть исполнение закона" (Римл. 13,8-10; ср. Гал. 5,14, 22-23). Если я кого-либо люблю, я не посягну на его собственность; напротив, я приложу все силы к тому, чтобы сделать ему как можно больше добра. Все это вполне ясно и понятно для духовного человека и приводит в смущение тех, кто силится закон возвести в принцип жизни для грешника или в правило жизни для верующей души.

Соединенный в две великие заповеди, закон, мы видим, велит человеку любить Бога всею душою, всем разумом и всем сердцем своим, и ближнего своего, как самого себя. В этом заключается вся суть закона. Вот чего он требует; меньшим он не удовлетворяется. Но какое погибшее чадо Адамово когда-либо исполнило это требование закона? Какой человек решится утверждать, что он, таким образом, любит Бога и ближнего своего? "Помышления плотские (т.е. мысли, нам присущие от рождения) суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут" (Рим. 8,7). Человек ненавидит Бога и пути Его. Бог в лице Христа пришел в мир; Он открылся человеку не в подавляющем великолепии величия Своего, а явился со всей прелестью, со всем превосходством полной благодати и великодушной снисходительности. И к чему же это привело? Человек ненавидит Бога. "Теперь и видели, и возненавидели и Меня, и Отца Моего" (Иоан. 15,24). "Но, - возразят на это мне, - человек должен любить Бога." Конечно, и если он Бога не любит, он заслуживает смерти и вечной погибели. Но может ли закон произвести эту любовь в сердце человека? Задавался ли он этой целью? Нисколько, "ибо закон производит гнев"; "законом познается грех"; "закон дан после по причине преступлений" (Рим. 4,15; 3,20; Гал. 3,19). Закон открывает в человеке вражду по отношению к Богу; ничего не меняя, потому что это его не касается, закон предписывает человеку любить Бога всем сердцем и проклинает его, если он этого не делает. Изменение и улучшение естества человека не входило в планы закона; не мог он также дать человеку и силу удовлетворить свои требования. Он сказал: "Поступай так, и будешь жить." Он повелевал человеку любить Бога. Он не открывал, чем был Бог по отношению к человеку, даже к человеку преступному и погибшему; он лишь говорил человеку, чем он должен быть относительно Бога. Тяжелая, непосильная для человека задача! Закон не задавался целью явить всю могущественную привлекательность характера Божия, способную вызвать истинное сокрушение сердца человека пред Богом, могущую растопить ледяное сердце и возвышающую душу, преисполняя ее искренним и проникновенным благоговением. Нет: закон был беспрекословною заповедью, и вместо того, чтобы вызвать любовь, закон "производил гнев", не потому, что Бога не надлежало любить, а потому, что человек был грешен.

Далее: "Люби ближнего своего, как самого себя". Плотской человек любит ли своего ближнего, как себя самого? Этим ли принципом держатся торговые конторы, биржа, банки, рынки, ярмарки мира сего? Увы, нет! Человек не любит ближнего своего, как самого себя. Так должно было бы быть; и если бы настроение человека было духовно, это было бы возможно. Но человеку не свойственно это настроение, и если он "не родится свыше" (Иоан. 3,3.5) от Слова и Духа Божия, он не может ни "увидеть Царствия Божия, ни войти в него". Закон не может дать это новое рождение. Он убивает "ветхого человека", но не создает и не может создать "человека нового". Господь Иисус, мы знаем, соединяет в славной личности Своей и Бога, и нашего ближнего, потому что, согласно основной истине христианского учения, Он был "Бог, явившийся во плоти" (1 Тим. 3,16). Как же отнесся к Иисусу Человек? Возлюбил ли он Иисуса всем сердцем и как самого себя? Напротив: он распял Его между двумя разбойниками, отдав вору и убийце предпочтение пред Благословенным, благотворившим и исцелявшим всех (Деян. 10,38), пред Иисусом, снисшедшим из вечного жилища света и любви и служившим живым олицетворением этой любви и этого света; пред Господом, сердце Которого горело состраданием к нуждам человеческим, и рука Которого всегда была готова отереть слезы грешника, облегчить его страдания. Таким образом, созерцая крест Христов, мы видим пред собою неопровержимое доказательство истины, что соблюдение закона превышает силы природного человека.

После всех сделанных нами выводов интересно с духовной точки зрения посмотреть, каково было взаимное положение Бога и грешника, по свидетельству конца этой знаменательной главы. "И сказал Господь Моисею: так скажи сынам Израилевым:... Сделай Мне жертвенник из земли, и приноси на нем всесожжения твои и мирные жертвы твои, овец твоих и волов твоих; на всяком месте, где Я положу память имени Моего, Я приду к тебе и благословлю тебя. Если же будешь делать Мне жертвенник из камней, то не сооружай его из тесаных. Ибо, как скоро наложишь на них тесло твое, то осквернишь их. И не всходи по ступеням к жертвеннику Моему, дабы не открывалась при нем нагота твоя" (ст. 22-26).

Мы не видим, чтобы здесь человек занимал место кого-либо совершающего дела; нет, он пребывает в благоговейном поклонении Богу; и этим заканчивается эта глава. Факт этот ясно указывает, что Бог не считает гору Синай местом убежища для грешника: Синай не есть место, на котором Бог и человек могут встретиться. "На всяком месте, где Я положу память имени Моего, Я приду к тебе и благословлю тебя" И это место, где Иегова полагает память имени Своего, куда Он приходит, чтобы благословлять Свой народ, поклонников, угодных Ему. Как не похоже это место на ужасы пылающей в огне горы!

Но, кроме того, Бог желает встречать грешника на жертвеннике, сделанном из камней нетесаных, на который не приходится подыматься по ступеням, - желает встречать его на месте служения, сооружение которого не дает человеку никакого труда и приближаться к которому человеку легко. Камни, отесанные рукою человека, осквернили бы жертвенник; ступени открыли бы наготу человека. Чудный тип соединительного центра, на котором в настоящее время Бог встречается с грешником; центр этот есть Сын Божий, Иисус Христос, и искупительное дело Его; в Нем удовлетворяются все требования закона, праведности и совести. Во все времена и повсюду человек был склонен сооружать жертвенник своими усилиями и восходить на него по ступеням, им самим придуманным. "Осквернение" и "нагота" - вот что из всего этого выходило. "Вся праведность наша, как запачканная одежда; и все мы поблекли, как лист, и беззакония наши, как ветер, уносят нас" (Ис. 64,6). Кто дерзнет приблизиться к Богу в одежде "запачканной" или прийти на поклонение, не прикрыв "наготы" своей? Что может быть неуместнее мысли приближаться к Богу путем, неизбежно связанным с осквернением или наготой? А между тем всякий раз случается, что грешник своими собственными усилиями тщится проложить себе путь к Богу. Усилие это не только бесполезно, но и носит на себе печать осквернения и наготы. Бог так близко подошел к человеку, снизошел до такой глубины его падения, что человеку уже не приходится прибегать к орудию законности или восходить к Богу по ступеням собственной праведности; более этого: делая так, человек наносит осквернение святыне и обнаруживает свою наготу.

Таковы принципы, которыми Дух Святой заканчивает эту знаменательную часть богодухновенной Книги. Пусть же оставят они неизгладимые следы в сердцах наших; дабы мы яснее и полнее усвоили себе важную разницу, существующую между законом и благодатью.

Изучение этой части книги Исход исполняет сердце благоговением пред неизреченною мудростью и бесконечной благостью Божией. Мы делаемся способными составить себе некоторое представление о государстве, подчиненном законам, установленным Богом; и в то же время становимся свидетелями удивительной снисходительности Того, Кто, будучи великим Богом неба и земли, может, однако, снизойти до того, чтобы рассудить одного человека с другим по случаю смерти вола (22,10); одежды, отданной под залог (ст. 26); чтобы заботиться о потере рабом зуба (21,27). Кто подобен Господу, Богу нашему, соблаговоляющему обозревать небо и землю? Он управляет Вселенной; Он же заботится и об одежде одного из творений Своих. Он управляет полетом ангела; он же печется и о черве, ползающем по земле; Он управляет движением бесчисленных светил, движущихся в пространстве, и Он же отмечает гибель маленьких птичек.

Характер наказаний, представленных нам в 21-й главе, заключает в себе для нас двойной урок. Эти наказания и эти постановления дают нам двоякое свидетельство, двоякое указание и представляют две стороны той же картины. Они являют нам Бога и человека.

Что касается Бога, то Он, мы видим, дарует законы непреложной, нелицеприятной и полной справедливости. "Око за око; зуб за зуб; рука за руку; нога за ногу; обожжение за обожжение; рану за рану; ушиб за ушиб" (ст. 24-25). Таков был характер законов, уставов и наказаний, посредством которых Бог управлял Своим земным царством - Израилем. Он усмотрел все; Он определял права каждого во всех отношениях ; здесь не было никакого пристрастия, никакого лицеприятия, никакой разницы между богатым и бедным. Весы, на которых взвешивались права каждого, отличались Божественною точностью, так что никто не мог сетовать на неправильность суда. Незапятнанная риза правосудия не могла быть осквернена следами соблазна, испорченности и пристрастия. Десница и око Божественного Законодателя усматривали все, и Божественный Исполнитель закона с беспощадною строгостью казнил всякого виновного. Орудие правосудия поражало только голову преступника; душа же послушная безмятежно пользовалась всеми своими правами и преимуществами.

Далее, что касается человека, то приходится поражаться, вникая в эти законы, заключающимся в них хотя и косвенным, но несомненным откровениям страшной развращенности человеческой природы. Тот факт, что Иегове пришлось издавать законы, карающие те или другие преступления, доказывает, что человек способен бы их совершать; если бы эти преступления не существовали, если бы человек не склонен был совершать их, не нужны были бы и эти законы. Найдется большое число людей, которые, при чтении перечисленных в этих главах беззаконий, готовы воскликнуть вместе с Азаилом: "Что такое раб твой, пес, чтобы мог сделать такое большое дело?" (4 Цар. 8,13). Но говорящие так еще не погрузились в глубокие тайники своего сердца; потому что хотя действительно некоторые из запрещенных здесь преступлений ставят человека по привычкам и склонностям его сердца ниже пса, сами постановления эти, несомненно, доказывают, что самый развитой человек носит в себе зародыш самых темных, самых ужасных задатков. Для кого созданы были эти законы? Для человека? Были ли они нужны? Без всякого сомнения, да. Они были бы совершенно излишни, если бы человек вовсе не способен был на преступления, к которым они относятся. Но человек способен на все это; и таким образом он, мы видим, упал донельзя низко; природное естество его крайне испорчено, так что от подошвы ноги до темени головы нет у него морально здорового места.

Как могло бы существо, столь испорченное, безбоязненно пребывать в свете присутствия Божия? Как предстанет оно пред престолом Божиим, как вступит в Святое Святых и на "море стеклянное"? Как вступит чрез жемчужные ворота на улицу Нового Иерусалима из чистого золота (Откр. 4,6; 21,21)? Ответы на эти вопросы открывают нам чудеса любви, спасающей нас, и вечную силу крови Агнца. Как ни велико падение человека, любовь Божия неизмеримо больше, как ни чудовищно его преступление, кровь Христа вполне может его изгладить, как ни широка пропасть, отделяющая человека от Бога, крест проложил чрез нее путь. Бог снизошел до грешника, дабы излить на него бесконечную благость, навеки соединив его со Своим Единородным Сыном. Невольно мы восклицаем: "Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими" (1 Иоан. 3,1). Одна лишь любовь Божия могла исследовать всю глубину падения человека, и одна лишь кровь Христова могла превзойти ее. И вот самая глубина извращенности человека теперь славит любовь, постигшую ее; чудовищность преступления превозносит силу крови, могущую его изгладить. Самый безнадежный грешник, верующий в Иисуса, может радоваться, имея уверенность, что Бог его видит и объявляет, что он "чист" (Иоан. 13,10).

Вот двоякое поучение, извлекаемое нами из этих законов и постановлений, рассматриваемых в общей совокупности; и чем более мы изучаем их в отдельности, тем более поражаемся их совершенству и красоте. Возьмите, например, первое из этих постановлений, относящееся к еврейскому рабу.

"Если купишь раба Еврея, пусть он работает шесть лет; а в седьмой пусть выйдет на волю даром. Если он пришел один, пусть один и выйдет. А если он женатый, пусть выйдет с ним и жена его. Если же господин его дал ему жену, и она родила ему сынов или дочерей, то жена и дети ее пусть останутся у господина ее, а он выйдет один. Но если раб скажет: люблю господина моего, жену мою и детей моих; не пойду на волю, то пусть господин его приведет его пред богов (т.е. судей) и поставит его к двери, или к косяку; и проколет его господин его ухо шилом, и он останется рабом его вечно" (гл. 21,2-6). Слуга был совершенно свободен распорядиться, как ему угодно, относительно самого себя. Он исполнил все, что от него требовалось, и поэтому мог теперь идти, куда ему хотелось, сохраняя неприкосновенную свободу; но из любви к своему господину, к своей жене и детям он мог добровольно обречь себя на вечное рабство; и не только это: он мог еще пожелать и носить на своем теле печать этого рабства.

Проницательный читатель легко поймет, что все это прообразно относится к Господу Иисусу. В Нем мы имеем Того, Который до создания миров Вселенной пребывал в недрах Отчих, составляя вечную радость Отца; Он имел власть вечно пребывать в положении, присущем Ему, выходить из которого ничто Его не обязывало; ничто, кроме доводов, созданных и воодушевленных неизреченною любовью. Он горел такой любовью к Отцу, о намерениях и славе Которого шло дело; такою любовью к Церкви и к каждому из ее членов, спасти которых жаждал, что добровольно сошел на землю, уничижил Самого Себя, приняв образ раба и печать вечного рабства, оставаясь послушным до смерти и смерти крестной. Псалом 39,7 изображает нам это послушание Христа в словах: "Ты открыл Мне уши," словах, замененных в Евр. 10,5 выражением: "Ты уготовал Мне тело". Псалом 39-й является выражением послушания Христа Богу для совершения Его воли. "Тогда Я сказал: вот, иду; в свитке книжном написано о Мне: "Я желаю исполнить волю твою, Боже Мой, и закон Твой у меня в сердце." (Пс. 39,8-9). Он шел исполнить волю Божию, какова бы она ни была. Никогда не творил Он воли Своей, даже и призывая к Себе и спасая грешников, хотя несомненно, что все Его любящее сердце, все движения Его души принимали деятельное участие в этом славном деле. Тем не менее, и призывает к Себе, и спасает Он лишь в качестве исполнителя предначертаний Отца. "Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет, и приходящего ко Мне не изгоню вон; ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца. Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но все то воскресить в последний день" (Иоан. 6,37-39; ср. Матф. 20,23).

Положение раба, принятое Господом Иисусом, ясно представляется нам здесь. По неизреченной благодати Своей Он считает Себя обязанным принять всех, входящих в планы Божий; и не только принять, но и сохранить их во всех трудностях, во всех испытаниях их земного странствия, пребывать с ними в минуты смерти, когда она приходит, и воскресить их в последний день. В какой безопасности находится самый слабый член Церкви Божией! Он является предметом вечной заботы Божией; и Иисус соделан поручителем ее проявления. Иисус любит Отца, и мощная сила этой любви служит мерилом безопасности каждого из членов искупленной семьи. Спасение грешника, верующего во имя Сына Божия, является в некотором смысле лишь выражением любви Христа к Отцу. Если б мог погибнуть хотя бы один из верующих во имя Сына Божия, по какой бы причине это ни случилось, этот факт доказал бы, что Господь Иисус оказался неспособным исполнить волю Отца, что было бы кощунственной хулой на святое имя Его, которому да будет вся честь и все величие во веки веков!

Таким образом, в рабе еврейском мы открываем прообраз Христа в Его полном повиновении Отцу. Но это не одно повиновение. "Люблю жену мою и детей моих." -"Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистить банею водною, посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющей пятна или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна" (Еф. 5,25-27). Многие другие места Священного Писания представляют нам Христа подобно ветхозаветному еврейскому рабу, исполненного любовью к Церкви, как к Его телу, и к каждому отдельному ее члену. Особенно ясное указание на этот факт читатель найдет в Матф. 13., Иоан. 10 и 13. и Евр. 2.

Глубина любви Иисуса должна преисполнить сердца наши беззаветной преданностью Тому, Кто мог явить любовь столь чистую, столь совершенную, столь бескорыстную. Могли ли жена и дети раба не любить того, кто из желания остаться с ними раз и навсегда отказывается от своей свободы? Но что такое любовь, изображенная в ветхозаветном прообразе, в сравнении с любовью, сияющей в Самом Христе? Эта любовь, по словам апостола, "превосходит разумение" (Еф. 3,19). Любовь Христа побуждала Его помышлять о нас ранее сотворения веков, заставила Его посетить нас, когда для этого настал срок Божий, добровольно занять место у "косяка двери", пострадать за нас на кресте, дабы Он мог возвысить нас до Себя, сделать нас сонаследниками Своими в Своем Царстве и в вечной Своей славе.

Я зашел бы слишком далеко, занявшись подробным изложением других постановлений и наказаний, заключающихся в этих главах. [Мне хочется отметить раз и навсегда, что праздники, о которых идет речь в 23,14-19, и жертвы, о которых упоминается в 29-й гл, будут своевременно рассмотрены нами при изучении третьей книги Моисея, книги Левит.] В заключение только замечу, что невозможно читать эти главы и не испытывать чувства благоговения пред глубокой мудростью, святой справедливостью и в то же время нежной заботливостью, которыми дышат все эти повеления: они вселяют в сердце глубокую уверенность, что в главах этих раздается голос Бога, "единого истинного", "единого премудрого" Бога, полного бесконечной благодати.

Да возбудит же изучение вечного Слова Божия в сердцах наших благоговейное поклонение Тому, Чьи совершенные пути и славные действия сияют во всем своем блеске в этом Слове, на радость и в назидание кровью искупленного народа Его!

Глава эта начинается выражением, характеризующим собою весь дух закона Моисеева: "И Моисею сказал Он: взойди к Господу ты и Аарон, Надав и Авиуд, и семьдесят из старейшин Израилевых, и поклонитесь издали. Моисей один пусть приблизится к Господу; а они пусть не приближаются, и народ пусть не восходит с ним" (ст. 1-2). Нигде среди постановлений закона не находим мы драгоценных слов: "Придите, приблизьтесь!" Нет! Подобные слова не могли исходить от Синая, не могли раздаться из среды теней закона. Они могли быть произнесены лишь по ту сторону пустого гроба Иисуса, где кровь, пролитая на кресте, открывала взгляду веры безоблачное небо. Слово "издали"является характерным свойством закона, тогда как слово "придите" характеризует собою дух Евангелия. Находившийся под властью закона грешник никогда не мог исполнить дела, дававшего ему право приблизиться к Богу. Человек не исполнил закон, как он обязался это сделать; кровь "тельцов и козлов" (Лев. 16,18) не могла ни искупить его грех, ни дать мир его совести; поэтому ему следовало стоять "вдали." Данные человеком обеты были нарушены, и грех человека не был смыт; как мог человек при таких условиях приблизиться к Богу? Кровь десяти тысяч овнов не могла бы очистить одно пятно, омрачавшее его совесть, не могла вселить в его душу благодатного чувства близости к Богу.

Однако и "первый завет" (Евр. 9) утверждается кровью. Под горою Моисей поставил жертвенник и "двенадцать камней, по числу двенадцати колен Израилевых". И послал юношей из сынов Израилевых, и принесли они всесожжения, и заклали тельцов в мирную жертву Господу. Моисей, взяв половину крови, влил в чаши, а другою половиною окропил жертвенник. И взял Моисей крови, и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь заключил с вами о всех словах сих" (ст. 5-6; 8). Хотя, по свидетельству апостола, "невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи", кровь эта "освящала оскверненных, дабы чисто было тело"; (Евр. 10,4; 9,13) а как "тень будущих благ" (Евр. 10,1) она запечатлевала союз народа с Иеговой.

"Потом взошел Моисей и Аарон, Надав, Авиуд и семьдесят из старейшин Израилевых. И видели Бога Израилева; и под ногами Его нечто подобное работе из чистого сапфира и, как самое небо, ясное. И Он не простер руки Своей на избранных из сынов Израилевых. Они видели Бога, и ели, и пили" (ст. 9-11). То было явление "Бога Израилева" в свете и чистоте, в величии и святости, присущих Ему. То не было ни возвышение благоволения Отца, ни сладкие звуки Отцовского голоса, наполняющие сердце миром и доверием. Нет; "нечто подобное работе из чистого сапфира" являло чистоту и непреходящий свет, твердившие грешнику все одно и то же слово: "Оставайся вдали". Тем не менее, "они видели Бога, и ели, и пили", - трогательное доказательство как Божественного долготерпения и милосердия, так и могущества крови!

Рассматривая всю эту сцену как прообраз, мы черпаем в ней много благословения для своего сердца. Внизу - стан Израилев, вверху - свод из чистого сапфира; жертвенник же, воздвигнутый у подножия горы, указывает нам путь, идя по которому, грешник может, избавившись от испорченности своего человеческого естества, вознестись в присутствие Божие, дабы там мирно насыщаться благами Божиими, благоговейно склоняясь пред Господом. Кровь, пролитая на жертвеннике, давала человеку право созерцать славу Господню, вид которой пред глазами сынов Израилевых был, "как огонь поедающий" (ст. 17).

"Моисей вступил в средину облака и взошел на гору; и был Моисей на горе сорок дней и сорок ночей" (ст. 18). То было высокое и святое положение для Моисея. Он был отозван далеко от земли и всех дел земных. Отстраненный от влияния плоти, он остается наедине с Богом, дабы из уст Его услышать глубокие тайны о Христе и деле Его, какими нам их представляет скиния собрания в целом и во всех своих принадлежностях, исполненных столь глубокого значения и бывших "образами небесного" (Евр. 9,23). Бог прекрасно знал, к чему приведет завет дел человеческих; в символах же и прообразах Он являет Моисею Свои собственные мысли любви и Свои благие намерения, исполненные Христом и Им утвержденные.

Слава благодати Божией, изъявшей нас из дел завета! Слава Тому, Кто властною рукою заставил умолкнуть громы закона, поражавшие нас; Кто "Кровью завета вечного" (Евр. 13,20) угасил пламя горы Синайской, даровав нам мир, поколебать который не могут ни земля, ни ад. "Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших кровью Своею, и сделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков. Аминь" (Откр. 1,5-6).

Эта глава представляет собою одну из богатейших по содержанию рудных жил, полных неисчерпаемых сокровищ богодухновенных Писаний. Нам известно единственное орудие, которым можно работать в руднике подобного рода; орудие это - особое служение Духа Святого. Плоть здесь совершенно бессильна, разум слеп, воображение бесполезно; самый высший ум вместо того, чтобы освещать значение священных символов, скорее уподобляется летучей мыши, когда она, ослепленная солнечным светом, беспомощно ударяется о предметы, различить которые она не в силах. Отстранив влияние нашего разума и воображения, с искренним сердцем, чистым оком и духовными мыслями нам надлежит вступить в священную сень, дабы вблизи рассмотреть эти, полные глубокого значения подробности. Один Дух Святой может ввести нас в святую ограду дома Иеговы и раскрыть нашим душам истинную важность того, что представится нашему взору. Стараться объяснить эти истины при помощи не освященных способностей нашего разума было бы безумнее, чем пробовать исправить механизм часов щипцами и молотом кузнеца. "Образы небесного" (Евр. 9,23) не поддаются изучению плотского разума, как бы ни было велико его развитие; их следует рассматривать при сиянии небесного света. На земле нет света, способного выявить их красоту; Один лишь создавший прообразы может объяснить их смысл. Один лишь даровавший символы способен открыть их значение.

По мнению глаз человеческих, не замечается никакого определенного, последовательного плана в устройстве скинии завета, как нам его представляет Дух Святой; но на самом деле это совсем не так: удивительный порядок, точнейшая мера, определенность в самых мельчайших подробностях царят всюду. Главы 25 - 30 составляют совершенно особую часть книги Исход. Эта часть подразделяется, в свою очередь, на два раздела, первый из которых заканчивается 27-й главой (стих 19-й), второй же - концом 30-й главы. Первая начинается описанием медного жертвенника и двора скинии, где он стоял. Здесь мы находим прежде всего престол суда Иеговы, на котором Он восседает как Господь всей земли; затем мы подходим к месту, где Иегова встречал грешника в силу и ради совершенного искупительного жертвоприношения. Далее, во второй части, мы находим указания, каким образом человек приближается к Богу; каковы преимущества, почести и ответственность тех, которые в качестве священнослужителей имели доступ к присутствию Божию, имели право служить Богу и пребывать в отрадном общении с Ним. Всюду порядок - полный и чудный. Да иначе и быть не может - это порядок Божественный. Ковчег завета и медный жертвенник составляют как бы две противоположные предельные точки. Первый был престолом Божиим, основанным на "правосудии и правоте" (Пс. 88,15); последний был местом, к которому грешник мог приближаться, где "истина и милость" стояли пред лицом Иеговы. Человек не имел права свободно приближаться к ковчегу завета, дабы предстать пред Богом, потому что "еще не открыт был путь во святилище" (Евр. 9,8). Но Бог мог прийти к медному жертвеннику, чтобы там встретить человека, как грешника. "Правосудие и правота" не могли допустить грешника проникнуть во святилище; но "истина и милость" могли побудить Бога выйти оттуда не с блеском и великолепием, с которыми Он обыкновенно являл Себя среди "херувимов славы", этих таинственных носителей Его престола, а с благодатью и милосердием, иносказательно представленными нам в сосудах, принадлежащих скинии.

Вот это особенно ясно напоминает нам путь, которым шел Тот, Которого все эти образы изображали, Который есть самая сущность всех этих прообразных теней С вечного небесного престола Божия Он снизошел до глубины креста, воздвигнутого на Голгофе; имея славу неба, Он пришел принять позор креста, дабы получить право привести Свой искупленный, прощенный и облагодетельствованный народ к тому самому трону, откуда Он ради него же и пришел. Самим Собою и делом Своим Господь Иисус наполняет как все пространство, отделяющее престол Божий от праха смерти, так и пространство между прахом смерти и престолом Божиим (ср Еф. 9-10). В лице Его Бог, в неизреченной благодати Своей, снизошел к грешнику; в Нем, в совершенной праведности, грешник приведен к Богу. Весь путь, начиная с ковчега откровения и кончая медным жертвенником, был запечатлен любовью; и весь путь от самого медного жертвенника до ковчега откровения был окроплен кровью искупления; следуя по этому чудному пути, чадо Божие видит, что имя Иисуса значится на всем, что ни представляется его взору. Да сделается Имя это несказанно дорогим нашему сердцу!

Рассмотрим теперь эти главы в порядке их следования. Важно заметить, что Иегова начинает с того, что сообщает Моисею благое намерение, согласно которому Он желает воздвигнуть Себе святилище или святую обитель среди Своего народа; святилище, составленное из материалов, прообразно относящихся ко Христу и изображающих Христа, Его личность, Его дело, драгоценные плоды этого дела; именно такими эти материалы представляются при свете, силе и многоразличной благодати Духа Святого. Материалы эти являлись благовонным плодом благодати Божией - добровольные пожертвования преданных Богу душ. Иегова, которого "не вмещают небо и небо небес" (3 Цар. 8,27), тем не менее по благодати Своей соглашался обитать в шатре, построенном для Него людьми, горячо желавшими видеть Его пребывающим среди них. Шатер этот или скинию надлежит рассматривать с двух сторон, прежде всего как "образ небесного"; затем как прообраз, изображающий тело Христа. Различные материалы, составлявшие его, обозначатся пред нами по мере того, что мы будем подвигаться в нашем изучении. Мы остановимся теперь на трех исполненных важного значения принадлежностях скинии, описанных в этой главе: на ковчеге, столе и светильнике. Ковчег завета занимает первое место в Божественных указаниях Моисею; знаменательно также и положение, отведенное ему в скинии. Помещенный за завесою святилища, в Святом Святых, он служил основанием престола Иеговы. Уже само его название открывает нашей душе его важное значение: назначенение ковчега заключается в том, чтобы в полной неприкосновенности сохранить то, что в него вложено. Именно в ковчеге Ной, его семейство и представители всякого рода твари из животного мира нашли себе безопасное убежище среди вод и волн суда Божия, потопивших землю. Тростниковая корзинка, [Слово, употребленное в Исх 2,3, - одно и то же, что и слово, употребленное Богом в Быт 6,14.] ковчег, как мы это видели во 20-й главе этой книги, послужила орудием веры для сохранения "прекрасного младенца" от окружавших его вод смерти. Ввиду этого, когда дело идет о "ковчеге завета", мы должны помнить, что Бог предназначил этот ковчег для неприкосновенного сохранения Своего завета среди народа, склонного впадать в заблуждения. В этот ковчег были вложены, как мы знаем, вторые скрижали закона: первые были разбиты у подножия горы (Исх. 32, 19), чтобы доказать, что со стороны человека завет был нарушен, что дело рук человеческих никоим образом не могло служить основанием престола владычества Иеговы. "Правосудие и правота - основание престола Его", как бы мы этот вопрос ни рассматривали, с земной или с небесной точки зрения, все равно. Священная сокровищница ковчега не могла содержать в себе разбитых скрижалей. Человек мог нарушить опрометчиво и произвольно данный им обет; закону же Божию надлежит исполниться во всей его чистоте и Божественном совершенстве. Если Бог утверждал Свой престол среди Своего народа, Он мог это сделать лишь путем, достойным Его Самого. Как принцип, так и мера правосудия и Его владычества должны носить на себе отпечаток совершенства.

"Сделай из дерева ситтим шесты, и обложи их золотом. И вложи шесты в кольца, по сторонам ковчега, чтобы посредством их носить ковчег" (ст. 13-14). Ковчег завета должен был сопровождать народ во всех его странствованиях; пока Израиль переходил с места на место, не останавливался и ковчег; и он переходил в пустыне с места на место; он шел пред народом среди Иордана; он был центром единения Израиля во всех войнах земли Ханаанской; он был непременным и верным залогом силы Божией всюду, куда Израиль ни шел. Никакая вражья сила не могла устоять перед ним, что было очевидным выражением присутствия и могущества Бога. Ковчег должен был сделаться спутником Израиля в пустыне; шесты и кольца были истинным доказательством его назначения переходить с одного места на другое.

Ковчегу, однако, не надлежало странствовать постоянно. Должен был настать конец как "сокрушению Давида" (Пс. 131,1), так и войнам Израиля. Молитве: "Стань, Господи, на место покоя Твоего - Ты и ковчег могущества Твоего"' суждено было вознестись к Богу и исполниться (Пс. 131,8). Это чудное прошение отчасти исполнилось в славные дни Соломона, когда "священники внесли ковчег завета Господня на место его, в давир храма, во Святое Святых, под крылья Херувимов. Ибо Херувимы простирали крылья над местом ковчега, и покрывали Херувимы сверху ковчег и шесты его. И выдвинулись шесты так, что головки шестов видны были из святилища пред давиром, но не выказывались наружу; они там и до сего дня" (3 Цар. 8,6-8). Золотой пол храма должен был сменить песок пустыни (3 Цар. 6,30). Странствования ковчега пришли к концу; не было уже "противника, нет более препон" (3 Цар. 5,4), и вот, "выдвинулись шесты".

Не только этим отличался ковчег в скинии и в храме. Описывая ковчег в пустыне, апостол говорит, что он был "со всех сторон обложен золотом", а в нем "были золотой сосуд с манною, жезл Ааронов расцветший и скрижали завета" (Евр. 9,4). Таков был ковчег и его содержание во время его странствований в пустыне: итак, в нем заключался сосуд с манною, напоминавший верность, с которою Иегова восполнял в пустыне нужды своего искупленного народа; затем "жезл Ааронов" "в знамение для непокорных, чтобы прекратился ропот их" (ср. Исх. 16,32-34 и Числ. 17,10). Когда же наступил час, в который "шесты были выдвинуты", пришел конец странствованиям и войнам Израиля; когда воздвигнут был для Господа дом "весьма величественный" (1 Пар: 22,5), когда в величии и великолепии царствования Соломона прообраз сияния славы достиг своего апогея, тогда исчезли и напоминания о нуждах и ошибках Израиля в пустыне; в ковчеге осталось лишь то, что вечно составляло основание престола Бога Израиля и всей земли. "В ковчеге ничего не было, кроме двух каменных скрижалей, которые положил туда Моисей на Хориве..." (3 Цар. 8,9).

Но вся эта слава должна была омрачиться темным облаком человеческого неверия и негодования Божия. Опустошительная нога необрезанного должна была ступить на развалины этого чудного храма; исчезновение его света и славы должно было вызвать ужас и насмешливый свист проходящего мимо него (3 Цар. 9,8). Здесь не место исследовать этот вопрос более подробно; ограничусь лишь указанием читателю на последнее место, где Слово Божие еще раз упоминает о "ковчеге завета", относящегося ко времени, когда грех и безумие человека более не потревожат места покоя этого ковчега и когда он не будет находиться ни в шатре, сделанном из покрывал, ни в рукотворном храме. "Царство мира сделалось царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков. И двадцать четыре старца, сидящие пред Богом на престолах своих, пали на лица свои и поклонились Богу, говоря: Благодарим Тебя, Господи Боже Вседержитель, Который еси и был и грядешь, что Ты приял силу Твою великую и воцарился. И рассвирепели язычники; и пришел гнев Твой и время судить мертвых и дать возмездие рабам Твоим, пророкам и святым и боящимся имени твоего, малым и великим, и погубить губивших землю. И отверзся храм Божий на небе, и явился ковчег завета Его в храме Его; и произошли молнии и голоса, и громы и землетрясения и великий град" (Откр. 11,15-19).

За ковчегом и вложенным в него "откровением" (ст. 16) идет "крышка" [На древ. слав. - "умилостивило".] - "Сделай также крышку из чистого золота; длина ее два локтя с половиною, а ширина ее полтора локтя. И сделай из золота двух Херувимов; чеканной работой сделай их на обоих концах крышки. -И будут Херувимы с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими будут друг к другу; к крышке будут лица Херувимов. И положи крышку на ковчег сверху; в ковчег же положи откровение, которое Я дам тебе. Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою, посреди двух Херувимов, которые над ковчегом откровения, о всем, что ни буду заповедовать чрез тебя сынам Израилевым" (ст. 17-22). Здесь Иегова возвещает милостивое намерение Свое спуститься с пылающей огнем горы, дабы пребывать над крышкою ковчега. Он мог там обитать, пока скрижали завета оставались в полной сохранности в ковчеге, с обеих же сторон крышки высились символы Его могущества как Творца и Промыслителя; эти символы составляли неотъемлемую принадлежность престола, на который воссел Иегова, престола благодати, основанного на Божественном правосудии и поддерживаемого правдой и судом. Здесь сияла слава Бога Израилева. Отсюда исходили Его заповеди, смягченные и несущие на себе следы источника благодати, от которого они истекали и посредника, их передавшего; подобно лучам полуденного солнца, проходящим чрез облако, они животворят и оплодотворяют, не ослепляя, однако, нас своим нестерпимым блеском. "Заповеди Его не тяжки" (1 Иоан. 5,3), когда они исходят от "крышки ковчега", потому что они доходят до нас вместе с благодатью, которая дает уши, чтобы слушать, и силу, чтобы повиноваться.

Ковчег и крышка (умилостивило), вместе взятые и составляющие одно целое, являются для нас поразительным прообразом Христа: как Его Самого, так и дела Его. Жизнью Своею возвеличив и прославив закон, Христос смертью Своею сделался жертвою умилостивления или умилостивилом для каждого верующего (Рим. 3,25). Милосердие Божие могло покоиться лишь на основании полного правосудия. "Благодать воцарилась чрез праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим" (Рим. 5,21). Единственное место, на котором могут встретиться Бог и человек - это место, где благодать и правосудие согласуются. Но только на кресте "милость и истина встретились", и "правда и мир облобызались" (Пс. 84,11); этим путем обретает верующий грешник покой своей души. Он видит, что правосудие Божие и его собственное оправдание покоятся на одном и том же основании, а именно - на деле искупления, совершенном Христом. Когда, уступая могущественным действиям "истины" Божией, человек занимает место, подобающее ему как грешнику, Бог может по соизволению благодати Своей занять место Спасителя; тогда весь вопрос находит себе решение: крест удовлетворил все требования Божественной правды, и потому потоки благодати могут теперь изливаться свободно. Когда справедливый Бог и погибший грешник встречаются на окропленном искупительной кровью основании, вопрос решен, решен навсегда, решен путем, прославляющим Бога и навек спасающим грешника. Бог верен, а всякий человек лжив; и когда человек таким образом доведен до сознания своего истинного положения пред Богом и занимает место, отводимое ему правдою Божией, тогда он узнает, что Бог явил Себя праведно оправдывающим; тогда совесть его обретает не только непоколебимый мир, но и способность пребывать в общении с Богом и слышать святое Слово Его благодаря общению, в которое нас ввела Божественная благодать.

Чудное зрелище представляет для нас святилище! Ковчег, крышка, херувимы, слава; какое глубокое впечатление производило все это на первосвященника израильского, когда он один раз в году вступал за завесу! Да откроет Господь глаза наши, и да даст Он нам понимание для лучшего уразумения истинного значения этих драгоценных прообразов!

Далее Моисей получает указания относительно "стола хлебов предложения". На этом столе располагались хлебы, составлявшие пищу священников. В течение семи дней эти двенадцать хлебов предложения, испеченные из лучшей пшеничной муки и помазанные "чистым ливаном", лежали пред Господом; по прошествии же семи дней они заменялись другими и принадлежали священникам, которые ели их на святом месте (Лев. 24,5-9). Мы знаем, что двенадцать хлебов этих представляют "человека Христа Иисуса". Чистая мука, из которой они делались, есть прообраз совершенной человеческой природы Спасителя, тогда как чистый ливан олицетворял собою полное посвящение этой человеческой природы Богу. Если Бог имеет Своих священников, служащих Ему в святом месте, Он имеет, конечно, и стол для них, стол, обильно приготовленный. Христос есть и стол, и хлеб этого стола. Чистый стол и двенадцать хлебов представляют Христа, предложенного Богу во всем совершенстве Его чистого человеческого естества и даруемого в пищу семейству священников. "Семь дней" являются эмблемой полного удовлетворения Божия, получаемого Им от Христа; "двенадцать хлебов" выражают отражение этого удовлетворения Божия на человеке и чрез человека. Есть, быть может, здесь также и мысль об отношении Христа к двенадцати коленам Израилевым, а также и к двенадцати апостолам Агнца.

Далее идет "светильник из золота чистого", потому что священники Божий столько же нуждаются в свете как и в пище; и они имеют и то, и другое во Христе. Светильник "весь должен быть чеканный, цельный, из чистого золота". - "Семь лампад, светящих на переднюю сторону его", (ст. 37) представляют собою совершенство света и действия Духа Святого, основанных на могуществе дела Христова и связанных с ним. Дело Духа Святого никогда не может быть отделено от дела Христова; именно на это и указывает двояким образом золотой светильник. Семь лампад, держащихся на стебле из чеканного золота, указывают нам, что совершенное Христом дело искупления единым основанием проявления Духа Святого в Церкви. Дух Святой дарован был уже по прославлении Иисуса (ср. Иоан. 7,39, ср. Деян. 19,2-6). В третьей главе Откровения Христос представляется Сардийской церкви "имеющим семь духов Божиих". Уже вознесшись одесную Бога, Господь Иисус излил Духа Святого на Свою Церковь, дабы, могущественная и возвеличенная, она могла сиять в святом месте, составляющем сферу ее существования, действий и поклонения.

Мы также видим, что поддерживать огонь семи лампад было вменено в особенную обязанность Аарону: "И сказал Господь Моисею, говоря: Прикажи сынам Израилевым, чтобы они принесли тебе елея чистого, выбитого, для освящения, чтобы непрестанно горел светильник. Вне завесы ковчега откровения в скинии собрания Аарон и сыны его должны ставить оный пред Господом от вечера до утра всегда. Это вечное постановление в роды ваши. На подсвечнике чистом должны они ставить светильник пред Господом всегда" (Лев. 24,1-4). Именно таким образом работа Духа Святого в Церкви связана с делом Христа на земле и Его делом на небе. "Семь лампад" были, правда, налицо, но и священнику было необходимо неусыпно заботиться о содержании их в порядке и о поддержании в них огня. Священнику было велено постоянно применять к делу "щипцы и лотки", предназначенные очищать лампады от всякого постороннего вещества, чтобы освобождать, таким образом, эти проводники "чистого елея" от всего, что могло их засорить. Эти щипцы и лотки были также изготовлены из "чеканного золота", потому что все эти принадлежности представляли собою непосредственный плод Божественного действия. Если Церковь светом, то лишь силою Духа Святого; сила же эта основана на Христе, Который, по вечному предопределению Божию, сделался жертвою Своею и священством Своим источником и силою всякого блага для Своей Церкви. Все исходит от Бога. Поэтому заглядываем ли мы за таинственную завесу и видим пред собою ковчег с его крышкою и его двумя Херувимами, или же обращаем свой взгляд на помещавшееся вне завесы - на золотой стол и светильник с присущими им сосудами и принадлежностями - все говорит нам о Боге, проявленном в единении с Сыном и Духом Святым.

Читатель-христианин, твое звание уже позволяет тебе осуществлять все эти блага. Тебе принадлежит место не только среди "образов Небесного", ты "имеешь дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа" (Евр. 9,23; 10,19). Мы - "священники" в глазах Божиих (1 Петр. 2,9). Хлеб предложения принадлежит тебе. Тебе уготовано место за "чистым столом"; там дано тебе вкушать священническую трапезу в свете Духа Святого. Ничто никогда не может лишить тебя этих Божественных преимуществ; они составляют твое вечное неотъемлемое достояние. Остерегайся всего того, что могло бы помешать тебе пользоваться этими благами. Оберегай себя от всякого нечистого желания, настроения, чувства и воображения. Держи в порабощении свое человеческое естество; живи вне мира; держись далеко от сатаны. Дух Святой да исполнит благоуханием Христовым душу твою; тогда ты будешь на самом деле свят и всегда счастлив; ты будешь приносить плод; Отец Небесный прославится в тебе и "радость твоя будет совершенна".

Здесь мы находим описание завес и покрывал скинии, в которых духовное око различает тени различных свойств и черт характера Христа. "Скинию же сделай из десяти покрывал крученого виссона, и из голубой, пурпуровой и червленой шерсти, и Херувимов сделай на них искусною работою" (ст. 1). Таковы различные облики, в которых являет Себя "человек Христос Иисус" (1 Тим. 2,5). Крученый виссон представляет безукоризненную чистоту Его хождения и характера, между тем как голубая, пурпуровая и червленая шерсть являют Его нам "Господом с неба", Которому предназначено вечным Светом Божиим царствовать, но лишь после претерпения Им страданий. Таким образом, Он является нам здесь Человеком Непорочным и без всякого пятна, Человеком небесным, Человеком-Царем и Человеком-Мучеником. Упомянутые здесь материалы не должны были служить только для изготовления покрывал скинии, но употреблялись также и для завесы (ст. 31) между святилищем и Святая Святых, для "завесы для входа в скинию", (ст. 36), для "завесы для ворот двора" (гл. 27,16) и для "служебных и священных одежд Аарона" (гл. 39,1). Словом, Христос был везде, Христос во всем; кроме Христа, здесь ничего не было. [Выражения "чистый и светлый" (Откр 19,8) сообщают особенную силу и красоту прообразу, который дает нам Дух Святой в "крученом виссоне".]

Крученый виссон, прообраз человеческого естества Христа без пятна и порока, открывает духовному нашему созерцанию источник многих и драгоценных размышлений. Истина, относящаяся к человеческому естеству Христа, должна быть усвоена нами со всею точностью, которую мы находим относительно Его в Священном Писании. Это существенная и основная истина; и если она не будет принята, поддерживаема, отстаиваема и исповедана именно так, как нам ее открывает святое Слово, от этого непременно пострадает все здание, которое должно покоиться на ней. Если мы заблуждаемся уже относительно такого важного пункта, мы не можем правильно судить ни о чем другом. Ничего нет прискорбнее полной неопределенности, которой в большинстве случаев отличаются мысли и выражения, относящиеся к столь важному факту. Если бы люди с большим уважением относились к Слову Божию, его, конечно, изучали бы более основательно; и это разрушило бы те опрометчивые и неразумные взгляды, которые оскорбляют Святого Духа Божия, свидетельствующего об Иисусе.

Когда Ангел возвестил Марии радостную весть о рождении Христа, она сказала ему: "Как будет это, когда я мужа не знаю?" (Лук. 1,34). Слабый ум человеческий не был способен ни понять, ни углубиться в чудесную тайну о Боге, "явившимся во плоти" (1 Тим. 3,16). Послушайте же, как ответил Ангел не скептическому уму, а благочестивому, хотя и не проницательному сердцу. "Дух Святой найдет на Тебя и сила Всевышнего осенит Тебя; по сему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим" (Лук. 1,35). Мария думала, конечно, что рождение это должно согласоваться с обычными принципами природы; но Ангел выводит ее из этого заблуждения и, делая это, возвещает одну из величайших истин откровения Божия. Он объявляет ей, что Божественная сила создаст настоящего человека, "второго человека - Господа с неба" (1 Кор. 15,47), человека с природой Божественно чистой и совершенно неспособною заразиться или заразить какою-либо нечистотою. Святое Существо это было создано "в подобии плоти греховной", но в плоти Его не жил грех (Рим. 8,3). Оно действительно было причастно настоящим плоти и крови, не имея в Себе, однако, ни малейшего атома, никакой тени зла, омрачавшего все творение, среди которого Ему приходилось жить.

В этом, как мы уже сказали, заключается истина первостепенной важности, которой следует беспрекословно подчиниться и исповедовать которую следует особенно твердо и ясно. Воплощение Сына Его, таинственное проявление чистой и непорочной плоти, возникшей под могущественным осенением Всевышнего во чреве Девы - вот основание "великой тайны благочестия" (1 Тим. 3,16), венцом которой является Богочеловек, прославленный в вышних, Глава, Представитель и Образец совершенства искупленной Богом Церкви. Безусловная чистота Его человеческого естества вполне отвечала требованиям Божиим; присутствие этого человеческого естества отвечало нуждам человека. Он был человек, потому что лишь человек мог дать то, чего требовало и что делало необходимым падение человека; но Он был человеком, который мог удовлетворить и все требования славы Божией. Он был на самом деле человек, но человек без пятна и порока; Бог мог сосредоточить на Нем все Свое благоволение, человек же мог всецело опереться на Него.

Излишне напоминать христианину, что все это, отделенное от смерти и воскресения Христова, не приносит нам никакой пользы. Мы имеем нужду в Христе, не только воплотившемся, но в Христе распятом и воскресшем. Чтобы быть распятым, Он, конечно, должен был воплотиться; но именно смерть и воскресение Христовы сделали Его воплощение спасительным для нас. Мы впали бы в смертельное заблуждение, если бы допустили мысль, что, воплощаясь, Христос соединил человека с собою; это было невозможно. Сам Он проливает свет на этот вопрос. "Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Иоан. 12,24). Ничего не могло быть общего между греховной и святой плотью, плотью чистой и нечистой, тленной и нетленной, смертной и бессмертной (ср. Иоан. 14,30; 10,18). Смерть, которую Он добровольно претерпел, составляет основание единства Христа с избранными членами Его тела. "Мы соединены с Ним подобием смерти Его... Ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное" (Рим. 6,5-6). "В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым; быв погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых" (Кол. 2,11-12). В 6-й главе Послания к Римлянам и во 2-й главе Послания к колоссянам обстоятельно изложена важная истина, занимающая наше внимание. Лишь как умершие и воскресшие, могли Христос и Его искупленные соединиться "воедино" (ср. также Еф. 1,20 с 2,8). Истинному зерну пшеничному надлежало упасть в землю и умереть раньше, чем мог образоваться полный колос, и жатва могла быть убрана в небесные житницы.

Все это ясно открыто нам в Священном Писании, Писание также учит нас, что воплощение составляло, так сказать, краеугольный камень славного здания; покрывало из крученого виссона прообразно представляет нам нравственную чистоту "Человека Христа Иисуса". Мы уже видели, как Он был зачат и как Он родился (Лук. 1,26-38); исследуя же весь ход его земной жизни, мы всегда и везде встречаем все ту же безукоризненную чистоту. Сорок дней провел Он в пустыне; дьявол искушал Его там, но чистое естество Его не откликалось на коварные предложения искусителя. Христос мог прикоснуться даже к прокаженному и остаться чистым. Он мог прикоснуться и к одру мертвеца, но дыхание смерти не могло коснуться Его Самого. Он мог жить "без греха" среди всеобщей развращенности. Он был вполне человек, и в то же время человек, особенный по Своему происхождению, по духу и характеру Своего человеческого естества. Он Один мог сказать: "Ты не дашь Святому Твоему увидеть тление" (Пс. 15,10). Это относилось к Его человеческой природе, которая, будучи вполне святой и безукоризненно чистой, могла взять на себя грех. "Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо" (1 Петр. 2,24). Не ко древу, как некоторые учат; но "на древо". Это на кресте Христос понес грехи наши, и только на кресте; потому что Бог "Незнавшего греха сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом" (2 Кор. 5,21).

"Голубой" цвет есть цвет неба и обозначает небесный характер Христа, который, несмотря на то, что Он в действительности был человеком и подвергался всем человеческим немощам и нуждам, всему, "кроме греха", был тем не менее "Господом с неба" (1 Кор. 15,47). Хотя и "истинный человек", Он пребывал в непрестанном сознании Своего высокого звания, присущего Небесному Гражданину; никогда, ни на минуту, не забывал Он, откуда Он исшел, где находился и куда шел. Источник всей Его радости был в небесах. Земля не могла ни обогатить Его, ни отнять у Него Его сокровища. Он на опыте изведал, что мир этот - "земля пустая, иссохшая и безводная" (Пс. 62,2), что душа Его, следовательно, могла насыщаться лишь потоками небесными, питаться лишь пищею небесною. "Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах?" (Иоан. 3,13).

"Ярко красный или пурпуровый" цвет есть символ царского достоинства и являет нам Того, Кто, будучи "Царем Иудейским", пришел как Царь; Он свидетельствовал народу пред Понтием Пилатом, признавая Себя Царем, тогда как, с человеческой точки зрения, не было и тени царственности: "Ты говоришь, что Я Царь" (Иоан. 18,37). - "Узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных" (Марк. 14,62; ср. Дан. 7,13). Самая надпись на кресте, наконец, утверждала на "еврейском, греческом и римском языке", языках религиозном, научном и правительственном, что Он был "Иисус Назорей, Царь Иудейский" (Иоан. 19,20-21). Земля, на горе самой себе, не признала за Ним Его прав, но не то случилось на небе: там права Христа были всецело признаны. Как Победитель вступил Он в вечное жилище света, увенчанный славою и честью; Он воссел там среди радостных восклицаний небесных воинств на престол величия в небесах, в ожидании времени, когда враги Его будут положены в подножие ног Его. "Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное? Восстают цари земли, и князья совещаются вместе против господа и против Помазанника Его." "Расторгнем узы их, и свергнем с себя оковы их." Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им. Тогда скажет им во гневе Своем, и яростью Своею приведет их в смятение: "Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею; возвещу определение: Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя; проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе; Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника". Итак, вразумитесь, цари; научитесь, судьи земли! Служите Господу со страхом и радуйтесь пред Ним с трепетом. Почтите Сына, чтобы Он не прогневался и чтобы вам не погибнуть в пути вашем, ибо гнев Его возгорится вскоре. "Блаженны все уповающие на Него" (Не. 2).

"Червленый" цвет относится ко Христу, проливающему Свою кровь. "Христос пострадал за нас плотью" (1 Петр. 4,1). Без смерти все остальное утратило бы свой смысл. Мы можем восхищаться красотою голубого и пурпурового цвета, но без червленого цвета скиния потеряла бы присущий ей отличительный характер. Христос смертью разрушил дела того, кто имел державу смерти. Рисуя пред нашими глазами прообраз Христа, истинной скинии, Дух Святой не мог упустить эту сторону Его характера, составляющую основание Его единения с телом Его, Церковью, Его прав на престол Давидов и Его господства над всею созданной Богом тварью. В исполненных глубокого значения покрывалах скинии Дух Святой, одним словом, представляет нам Господа Иисуса не только как Человека, прошедшего чрез смерть, смертью приобретшего право на все, предназначенное Ему Божественными предначертаниями.

Но покрывала скинии не только были выражением многоразличного совершенства характера Христа; они еще обнаруживают и гармонию, и стойкость этого характера, всякая черта которого вполне закончена и занимает подобающее ей место, ничто не преобладает в ущерб остальному, не посягает на красоту целого. Полная гармония, представлявшаяся взору Божию, была, таким образом, выражена в образце, который был показан на горе Моисею (Исх. 25,40; Евр. 8,5; Деян. 7,44), и в копии, составленной по этому образцу у подножия горы. "Мера одна всем покрывалам. Пять покрывал пусть будут соединены одно с другим, и другие пять покрывал соединены одно с другим" (ст. 2-3). Такою же соразмерностью, таким же единством отличались и все пути Христа, Человека совершенного, при хождении Его по земле, в каком бы отношении и положении мы Его ни рассматривали. Когда Он действует сообразно с одной из сторон Своего характера, мы никогда не видим, чтобы действия Его с Божественным совершенством не согласовывались с остальными сторонами Его характера. Во всякое время, во всяком месте и во всех обстоятельствах Он был Человеком совершенным. Ничто в Нем не нарушало чудной и полной стройности, характеризовавшей все Его пути. "Мера одна всем покрывалам". Два комплекта, из пяти покрывал каждый, могут символизировать два главных действия Христа: одно - по отношению к Богу, другое - по отношению к человеку. Мы имеем эти две черты в законе, а именно, что следовало Богу и что следовало человеку, а потому в отношении Христа, если мы заглянем внутрь Его, мы увидим, что слова "закон Твой у меня в сердце" - относятся к Нему. Если же мы рассмотрим Его характер и хождение, мы увидим эти два элемента неразлучно связанными в полном совершенстве небесной благодатью и божественной энергией, которые обитали в Его божественной личности.

"Сделай петли голубого цвета на краю первого покрывала в конце соединяющего обе половины, так сделай и на краю последнего покрывала, соединяющего обе половины... И сделай пятьдесят крючков золотых и крючками соедини покрывала одно с другим, и будет скиния одно целое" (ст. 4 и 6). Здесь представлена нам в "петлях голубых" и "крючках золотых" та небесная благодать и божественная энергия Христа, которые дали Ему возможность соединить и укрепить требования со стороны Бога и человека. Таким образом, отвечая на одни и другие, Он ни на одну минуту не омрачил единство Своего характера. Когда хитрые и лицемерные люди искушали Его вопросом: "Позволительно ли давать подать кесарю или нет"? Его мудрый ответ был: "Отдавайте кесарево - кесарю, а Божие - Богу" (Матф. 22,17.21).

Не только кесарь, но и человек во всех своих требованиях имел полное удовлетворение во Христе. Соединяя в Себе естество Бога и человека, Он своими совершенными путями удовлетворял нужды Бога и человека. Интересно было бы более подробно исследовать, на что указывают "петли голубые" и "крючки золотые", но я предоставлю читателю руководствоваться непосредственным откровением Духа, целью которого всегда было прославить Совершенного.

Под покрывалами, которые мы только что рассматривали, находились еще другие "покрывала из козьей шерсти" (ст. 7-14), скрывавшие от постороннего взгляда красоту первых, что представляло собою строгое отделение христианина от господствующего вокруг него зла. Находившиеся в самой скинии этих вторых покрывал не видели. Имевшие преимущество входить в это святое место видели пред собою лишь "голубую, пурпуровую и червленую шерсть и крученый виссон", картину всякого совершенства, многоразличных, но соединенных воедино красот Божественной скинии, в которой за завесою обитал Бог; сквозь эту завесу, плоть Христову, лучи Божеского естества сияли так мягко, что грешник мог созерцать их, не страдая от их нестерпимого для человека блеска Божественной славы.

Когда Господь Иисус проходил чрез этот мир, как мало было, в сущности, людей, познавших Его; не у многих глаза были помазаны небесною глазною мазью; немногие сумели проникнуться глубокой тайной, являвшей Его истинный характер и оценить Его по достоинству; как мало людей узрело тогда "голубую, пурпуровую, червленую шерсть и крученый виссон"! Только когда вера приводила человека в присутствие Иисуса, Иисус являл ему сияние Своего Божеского естества, славу Свою, прорывавшуюся чрез облако. Для плотского глаза все Его существо дышало сдержанностью и строгостью, иносказательно изображенными в "покрывалах из козьей шерсти" и являвшимися последствием Его полного отделения, Его отчужденности не лично от грешников, а от мыслей и принципов человеческих. В этом отношении Он не имел с человеком ничего общего и потому простой природе человеческой не дано было понять Его и утешаться Им. "Никто, - говорил Он, - не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец Мой небесный"; и когда один из "привлеченных" исповедал Имя Его, Он ответил ему так: "Не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах" (ср. Иоан. 6,44; Матф. 16,17). "Он взошел, как отпрыск и как росток из сухой земли;" не имел "ни вида, ни величия", которые могли бы привлекать к себе взгляд или удовлетворять сердце человеческое. Волна популярности не могла захватить собою Того, Кто, быстро проходя чрез мир тщеславия, носил как бы "покрывало из козьей шерсти" на раменах Своих. Иисус не пользовался популярностью. Великое множество народа могло на мгновение последовать за Ним, потому что для него свидетельство Христово связано было с "хлебами и рыбою", удовлетворявшими его нужды; но эта же толпа готова была восклицать: "Распни, распни Его!" (Иоан. 19,15) так же легко, как и приветствовать Его возгласом: "Осанна (спасение) Сыну Давидову!" (Матф. 21,9). Это необходимо иметь в виду христианам, служителям Христовым, всем проповедникам Евангелия. Да будет всем нам и каждому из нас в отдельности памятно "покрывало из козьей шерсти."

Но если покрывала из козьей шерсти отражали резкое отделение Христа от мира, "кожи бараньи красные" (ст. 14) представляют Его полное посвящение и Его горячую преданность Богу, в которых Он пребыл до самой смерти. Он был единственным безукоризненным работником в винограднике Божием. От яслей и до креста Он стремился все к одной и той же намеченной Им цели; эта цель была - прославить Отца и совершить дело, порученное Ему Отцом (Иоан. 4,34). "Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?" -такова была Его речь в молодости; выполнение же планов Божиих составляло цель Его жизни. Пищей Его было творить волю Пославшего Его и совершить дело Его. Подобно "покрывалу из козьей шерсти", и "кожи бараньи красные" представляют собою особенную сторону Его обыкновенных поступков. Его полная преданность Богу отделяла Его от человеческих обычаев.

"Кожи синие" [Барсучьи. Прим, переводчика.] (ст. 14) я полагаю, обозначают святую бдительность, с которою Господь Иисус предохранял Себя от приближения к Нему всякого элемента, чуждого цели, наполнявшей всю Его душу. Он задался целью сражаться за Бога и держался этого со стойкостью, сломить которую не могло никакое влияние - ни человека, ни дьявола, ни земли, ни ада. Покрывало синее составляло "верхний покров", свидетельствуя нам, что преобладающей чертой характера Человека Христа Иисуса было непоколебимое Его решение быть свидетелем Бога на земле. Защищая истину ценою своей жизни, Он был истинным Навуфеем (3 Цар. 21,1) и готов был скорее отказаться от Своей жизни, чем отречься от Бога или отрешиться от того, что составляло заветную цель Его существования.

Животные - коза, баран и барсук - каждое из них отличалось своими природными особенностями, а также и различными нравственными качествами; необходимо принять в соображение два эти обстоятельства при применении этих прообразов к характеру Иисуса. Человеческий глаз мог различать лишь природные черты Господа Иисуса. Он не мог уловить духовную гармонию, внутреннюю красоту и нравственное величие, скрывавшиеся под видимой внешностью Иисуса Назорея, смиренного и презираемого людьми. Когда сокровища Божественной мудрости изливались из Его уст, люди спрашивали друг друга: "Не плотник ли Он?" (Марк. 6,3). "Как.Он знает Писания не учившись?" (Иоан. 7,15). Когда Он утверждал, что Он - Сын Божий, и настаивал на вечной божественности Своего естества, Ему отвечали: "Тебе нет еще пятидесяти лет", или же брали "каменья чтобы бросить в Него" (Иоан. 8,57.59). Словом, признание, сделанное фарисеями: "Сего же мы не знаем, откуда Он" (Иоан. 9,29), было приложимо и ко всем людям вообще.

Ограниченные размеры нашего труда не позволяют нам проследить здесь развитие этих драгоценных свойств характера Иисуса, как нам о них повествуют евангелисты. Сказанного нами достаточно, чтобы открыть читателю источник духовных размышлений, и дать ему понятие о редких сокровищах, сокрытых в прообразе завес и покрывал скинии. Таинственная личность Христа, сокровенные побуждения Его поступков, Его неоспоримое совершенство, Его внешний вид, непривлекательный для людей; то, чем Он был Сам по Себе, чем Он был по отношению к Богу и по отношению к людям, что Он из Себя представляет в глазах веры и как о Нем судит плоть - все это дано видеть вере под видом "завес из голубой, пурпуровой и червленой шерсти" и различных кожаных "покрывал".

"Брусья для скинии" (ст. 15) были сделаны из того же дерева, что и ковчег завета. При этом они поддерживались серебряными подножиями; серебро это было серебром "выкупа"; крючки и связи брусьев также были серебряные (ср. внимательно 30,11-16 с 38,25-28). Весь сруб скинии держался на строительных материалах, возвещавших искупление; о том же свидетельствовали крючья и связи. Подножия были скрыты в песке, крючья же и связи покрывали их. Как глубоко ни проникал бы наш взгляд, на какую бы высоту он ни возносился, - пред нами всюду сияет вечная и славная истина: "Я нашел умилостивление" (Иов. 33,24). Благодарение Богу, мы искуплены "не тленным серебром или золотом... но драгоценною Кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца" (1 Петр. 1,18-19).

Скиния была разделена на три совершенно отдельные части: Святое Святых, святилище и двор. Завесы, заграждавшие вход из одной части в другую, были сделаны из тех же материалов, что и сама скиния - из "голубой, пурпуровой, червленой шерсти и крученого виссона" (гл. 26,31.36 и 27,16). Христос - единственная дверь, отверзающая вход в различные области славы, которые будут явлены как на земле, так и на небе, и в небесах небес. "Всякое отечество на небесах и на земле" (Еф. 3-15) будет отдано в полное владение Христа: "всякое отечество", ради совершенного Христом искупления, исполнится вечного блаженства и славы. Все это очевидно и понимается без малейшего усилия воображения. Такова истина, а зная истину, мы легко ее себе представляем. Если сердца наши полны Христом, мы не рискуем заблудиться в исследовании скинии и ее принадлежностей. В изучении нашем нам поможет не наука, не критика, но сердце, горящее любовью ко Христу, и совесть, умиротворенная кровью креста.

Дух Святой да сделает нас способными изучать все это с большим интересом, с большим разумением! Да откроет Он наши очи, дабы мы могли узреть чудеса закона Его (Псал. 118,18)!

Прежде чем приступить к подробному рассмотрению медного жертвенника и двора, описанных в этой главе, я хотел бы обратить внимание читателя на порядок изложения, избранный Духом Святым в этой части книги Исход. Мы уже заметили, что отрывок, заключенный между 15,1, и 27,19, представляет собою отдельную часть, дающую нам описание ковчега и его крышки, стола и светильника, покрывал и завес, и, наконец, медного жертвенника и двора, в котором этот жертвенник помещался. Если мой читатель обратится к главе 35:15, гл. 37:25 и 40:26, он заметит, что золотой жертвенник для курений упоминается в каждом из трех случаев между подсвечником и медным жертвенником для всесожжения. А между тем, когда Иегова дает Моисею указания об устройстве скинии, медный жертвенник занимает в них первое место после светильника и покрова скинии. Очевидно, что существует Божественный принцип, по которому установлено это различие, и преимущество каждого рассматривающего и понимающего слово - вопросить, почему это так.

Почему, давая указания об устройстве и сосудах "святилища", Иегова, выпуская жертвенник благовонного курения, прямо переходит к медному жертвеннику, стоявшему при входе в скинию? Мысль Божия была в этом случае, думаю, такова. Прежде всего Он описывает, каким путем Он Сам будет являть Себя человеку; затем Он указывает нам, как человек должен приближаться к Нему. Как Господь всей земли, Он занимает место на престоле (Иис. Нав. 2,11); лучи Его славы сокрыты за завесой, и это прообразно обозначает собою плоть Христа (Евр. 10,20); но Бог проявлял Самого Себя вне завесы, и это воплощение Его выражалось в "столе", в "хлебах предложения" и в "светильнике", представлявшем собою свет и силу Духа Святого. Далее следует прообраз характера Христа, как Человека, сшедшего с небес, сказавшийся в завесах и покрывалах скинии; наконец, мы доходим и до медного жертвенника, эмблемы места встречи святого Бога с человеком - грешником. Так мы достигаем крайних пределов Святого Святых, откуда возвращаемся к святилищу с Аароном и сынами его, которые в качестве священников Божиих обыкновенно пребывали пред золотым жертвенником благовонного курения. Весь этот порядок полон замечательной красоты и заслуживает серьезного внимания с нашей стороны. О золотом жертвеннике не упоминается раньше появления священника, сожигающего на нем благовонное курение, потому что Иегова показал Моисею образы небесного в том порядке, который должен быть усвоен верою. С другой стороны, когда Моисей дает повеления обществу сынов Израилевых (гл. 35), описывает работу, поручаемую "Веселиилу и Аголиаву"(гл. 37, и 38), и воздвигает скинию (гл. 40), он просто следует порядку, в котором на самом деле должны были разместиться принадлежности скинии.

Теперь перейдем к медному жертвеннику. Это было место, которым, ради могущества искупительной крови, грешник приближался к Богу. Он был поставлен "у входа в скинию собрания", и именно на этом жертвеннике проливалась кровь всех жертв. Он был сделан "из меди и дерева ситтим", из того же дерева, как и жертвенник для приношения курений, но металл был другой. И это совершенно понятно. Медный жертвенник был местом, на котором Бог вершил над грехом суд, заслуженный им." Золотой жертвенник был местом, с которого драгоценное благоухание всех совершенств Христовых возносилось к престолу Божию. "Дерево ситтим", как тип человеческого естества Христа, должно было находиться в обоих жертвенниках; но в медном жертвеннике Христос встречает пламя Божественного правосудия; в золотом - Он служит предметом благоволения Божия. На первом из этих жертвенников угашалось пламя гнева Божия; на последнем возжигался огонь священнического служения. Душа ликует, встречая Христа и на том, и на другом жертвеннике; но медный жертвенник идет навстречу виновной совести, удовлетворяет первую потребность бессильной и изобличенной в грехе души грешника. Совесть не может пребывать в устойчивом, прочном покое, пока взор веры не успокоится на Христе, прообразно изображенном в виде медного жертвенника. Чтобы приобрести мир для совести в присутствии Божием, я вначале должен видеть, что грех мой обратился в пепел на медном жертвеннике. Лишь когда я знаю, верою в свидетельство Божие, что Бог в лице Христа Сам осудил мой грех на медном жертвеннике; что Он Сам удовлетворил все справедливые требования Своей славы; что грех мой раз и навсегда изъят из Его святого присутствия, - тогда, и лишь тогда я могу пребывать в мире, Божественном и вечном.

Теперь отмечу значение, которое имели золото и медь в принадлежностях скинии. Золото есть символ Божественной праведности и Божественного начала в "Человеке, Христе Иисусе". Медь есть символ справедливости, требующей осуждения греха, как это было в медном жертвеннике, или осуждения нечистоты, как это было в медном умывальнике (гл. 30,18). Этим объясняется, почему внутри скинии все было сделано из золота; ковчег, его крышка, стол, светильник, жертвенник благовонного курения - все это были символы Божественного естества, личного неотъемлемого превосходства Господа Иисуса. Вне самой скинии, взятой в узком смысле этого слова, все, наоборот, было медное - жертвенник и его принадлежности, умывальник и подножие его. Необходимо прежде всего удовлетворить требования праведности, карающие грех и всякую нечистоту, чтобы получить право как бы то ни было пользоваться драгоценными сокровищами, таинственно сокрытыми в лице Христа и явленными нам в прообразах внутренней части святилища Божия. Когда я вижу свою нечистоту и свой грех вполне осужденными и омытыми, я могу в качестве священника Божия пребывать и поклоняться Богу во святилище, наслаждаясь полным проявлением духовной красоты и совершенства Богочеловека, Христа Иисуса.

Большую для себя пользу читатель извлечет из всестороннего применения этой мысли к изучению не только скинии и храма, но и многих других частей Слова Божия. Так, например, в Откр. 1. Христос представлен "по персям опоясанным золотым поясом;" "ноги же Его подобны халколивану (блестящей меди), как раскаленные в печи". "Золотой пояс" является символом Его несравненной праведности; "ноги, подобные блестящей меди", служат выражением беспощадного осуждения зла: не терпя зла, Бог должен без всякого милосердия сокрушать его под ноги Свои.

Таков Христос, с Которым мы имеем дело. Он осуждает грех, но спасает грешника. Вера видит грешника поверженным в прах на медном жертвеннике; она видит, что вся нечистота омыта в медном умывальнике; она насыщается видом Христа, светом и силою Духа Святого, явленными в тайне присутствия Божия. Она находит Его на золотом жертвеннике, совершающим подвиг заступничества пред Отцом; насыщается Им у золотого стола; в ковчеге и крышке ковчега вера видит Его исполняющим все требования правосудия и в то же время восполняющим все нужды человека и созерцает Его в таинственных образах завесы. Всюду читает вера драгоценное имя Иисуса. Увы! Сердца наши так мало способны ценить и прославлять столь славного, ни с чем в мире не сравнимого Христа!

Ничто так не существенно, как ясное понимание учения, находящего свое прообразное выражение в медном жертвеннике. Многие души проводят дни в унынии и печали только потому, что не усвоили себе этой простой истины. Вопрос их виновности пред Богом никогда не был для них очевидно и положительно решен на медном жертвеннике; они никогда не почувствовали, что Сам Бог на кресте покончил с вопросом о их грехах. Мир для своей встревоженной совести они ищут в наглядных доказательствах возрождения, в плодах духа, в своем настроении, опыте, в своих чувствах, все это само по себе - прекрасные, редкие преимущества; но они не могут сделаться основанием мира. Только сознание того, что Бог совершил на медном жертвеннике, может исполнить душу безмятежным миром. Пепел, покрывающий жертвенник, возвещает мне благую весть, что все УЖЕ СВЕРШИЛОСЬ. Грехи верующей души всецело изглажены рукою искупительной любви. "Не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в нем сделались праведными пред Богом" (2 Кор. 5,21). Всякий грех должен быть осужден: но грехи верующей души уже были осуждены на кресте, а потому она получает полное оправдание. Предполагать, что существует что-либо, могущее свидетельствовать против хотя бы самого слабого верующего, значило бы отрицать все дело, совершенное на кресте. Все его грехи, все его беззакония были сняты с него Самим Богом; а потому они вполне изглажены, омыты пролитою Агнцем Божиим кровью.

Дорогие братья во Христе, следите за тем, чтобы сердца ваши изобиловали миром, приобретенным "Кровью Креста Его" (Кол. 1,20).

Эти главы знакомят нас с великими преимуществами священнического звания; они исполнены для нас живого интереса. Уже одно слово "священство" вызывает в нашем сердце чувство горячей благодарности за благодать, не только отыскавшую для нас средство, благодаря которому мы можем предстать пред Богом, но и дающую нам возможность устоять в присутствии Его, сообразуясь с характером и требованиями этого высокого и святого положения.

Священство Аарона представляло собою Божий дар народу, который сам по себе далеко отстоял от Бога и нуждался, чтобы кто-либо другой вместо него непрестанно пребывал в присутствии Божием. Глава 7 Поел, к евр. поясняет нам, что этот порядок священства находился в связи с законом; что он был установлен "по закону заповеди плотской" (ст. 16); что выполняли его многие, "потому что смерть не допускала пребывать одному (ст. 23) и что все они "имели немощи" (ст. 28). Клятва Божия (ст. 20-21) могла относиться лишь к тому, что должно было продолжаться вечно, к священству совершенному, бессмертному, непреходящему, нашего великого и славного Мелхиседека, придающего принесенной Им жертве и Своему священству великое значение и славное достоинство Своей несравненной личности. Мысль, что мы имеем такую жертву и такого Первосвященника, наполняет сердца наши живою благодарностью.

Приступим же к рассмотрению двух изучаемых нами глав. В 28-й гл. речь идет об одеждах; в 29-й главе - о жертвах. Первые имеют непосредственное отношение к нуждам народа, последние касаются прав Божиих. Одежды представляют собою различные обязанности и различные принадлежности священнического достоинства. "Ефод" составлял неотъемлемую часть священнического облачения; он был нераздельно связан с двумя нарамниками и наперсником, указывая нам этим, что сила рамен священника и любовь его сердца были всецело посвящены интересам тех, которых он представлял пред Богом и ради которых возлагал на себя ефод. Эти образы, представленные в Аароне, получили свое осуществление во Христе: Его всемогущая сила и Его бесконечная любовь бесспорно принадлежит нам навек. Рамена, поддерживающие Вселенную, поддерживают и самого слабого, самого незначительного члена Его тела, искупленного Его кровью. Сердце Иисуса исполнено неизменною любовью, любовью вечною и неусыпною к каждому наименее заметному из числа Его искупленных.

Имена двенадцати колен, вырезанные на драгоценных камнях, покоились одновременно на раменах и на сердце первосвященника (ст. 9-12; 15-29). Отличительное достоинство драгоценного камня заключается в том, что чем ярче свет, освещающий его, тем сильнее блестит камень. Свет никоим образом не может умалить блеск драгоценного камня; напротив, он лишь вызывает и увеличивает его сияние. Все двенадцать колен израильских, как самое малочисленное, так и самое большое из них, постоянно покоились пред лицом Господа на сердце и раменах Аарона. Все они и каждое из них в отдельности блистали в присутствии Божием в несравненном сиянии нетленной красоты, нераздельно связанной с положением, отведенным им благодатью Бога Израилева. Первосвященник был представителем народа пред Богом. Каковы бы ни были слабости, заблуждения, немощи этого народа, имена его двенадцати колен сверкали неиссякаемым сиянием на наперснике. Иегова даровал им это место: кто мог изгнать их оттуда? Кто, кроме Бога, мог поставить их туда? Кто дерзнул бы проникнуть во святилище и вырвать из сердца Аарона имя хотя бы одного из колен Израилевых? Кто мог умалить окружавший имена блеск там, где их поместил Бог? Они были недосягаемы для врага, недоступны для всякого злого влияния.

Как утешительно для детей Божиих, находящихся в испытаниях, искушениях, напастях и унижениях, думать, что Бог всегда видит их на сердце Иисуса! В очах Божиих они всегда равномерно сияют ярким светом Христовым; они облечены Божественной красотой. Мир не может видеть их таковыми; но такими видит их Бог, и в этом заключается вся разница. Видя пред собою детей Божиих, люди усматривают только их недостатки; они не способны заметить в них что-либо другое, вследствие чего их суждение всегда ложно, всегда пристрастно. Они не могут видеть сверкающие драгоценные камни, в которых вечной любовью вырезаны имена искупленных Божиих. Христиане, правда, должны прилагать все усилия к тому, чтобы не давать никакого повода говорить о них дурно; они должны "постоянством в добром заграждать уста невежеству безумных людей" (Римл. 2,7; 1 Петр. 2,15). Если бы силою Духа Святого они поняли красоту, которой они сияют в очах Божиих, это, конечно, не замедлило бы отразиться на всем их поведении; их хождение было бы свято, чисто, достойно Бога; свет их был бы виден людям. Чем более мы будем проникать в то, что даровано нам во Христе, тем глубже, действеннее и применимее к жизни будет внутренняя работа в нашем сердце, тем полнее проявится в нас нравственное действие этой работы.

Но, благодарение Богу, суд над ними принадлежит не людям, а Самому Богу; и, в милосердии Своем, Бог говорит нам, что великий Первосвященник наш "всегда носит суд наш у сердца Своего пред лицом Господним" (ст. 30). Эта уверенность дает нам глубокий и устойчивый мир, который ничто поколебать не может. Нам приходится исповедовать Богу наши ошибки и прегрешения, подчас повергающие нас в печаль; слезы истинного раскаяния могут иногда настолько застилать наш взор, что мы бываем не в состоянии видеть блеск драгоценных камней, на которых вырезаны наши имена; имена наши, однако, всегда там значатся. Бог их видит, этого достаточно. Он прославляется их блеском, - блеском, исходящим не от нас, но облекающим нас по воле Божией. Мы представляли из себя лишь тьму, нечистоту, уродливость; Бог даровал нам свет, чистоту, красоту; да будет хвала Ему во веки веков!

Пояс, как известно, является символом служения; Христос - верный Служитель, выполняющий намерения и желания Божий и удовлетворяющий насущные и разнообразные нужды Своего народа. Сердце Христа было так всецело предано Богу, что, не смущаясь никакими препятствиями, Он Сам опоясал Себя на служение Свое; и, видя готовность Сына Божия к служению, вера сознает, что никакая трудность не слишком велика для Него. В прообразе, рассматриваемом нами, мы видим, что все качества, вся слава как Божеской, так и человеческой природы Христа, всецело сказываются в характере Его служения. "Пояс ефода, который поверх его, должен быть одинаковой с ним работы, из золота, из голубой, пурпуровой и червленой шерсти, из крученого виссона" (ст. 8). Это должно отвечать всем запросам души, удовлетворять самые горячие желания сердца. Христос - не только жертва, принесенная на медном жертвеннике; Он и Первосвященник, опоясанный на служение Дому Божию. Поэтому апостол мог сказать с полным основанием: "Да приступаем... будем держаться... будем внимательны друг ко другу" (Евр. 10,22-24).

"На наперсник судный возложи урим и туммим (свет и совершенство), и они будут у сердца Ааронова, когда будет он входить во святилище пред лицо Господне; и будет Аарон всегда носить суд сынов Израилевых у сердца своего пред лицом Господним" (ст. 30). Из сопоставлений различных мест Слова Божия мы узнаем, что "урим" имел отношение ко всем тем случаям, когда Бог высказывал Свои мысли по поводу различных вопросов, возникавших на разных этапах в подробностях истории Израиля. Так, при назначении Иисуса Навина вождем народа сказано: "...и будет он обращаться к Елеазару, священнику, и спрашивать его о решении, посредством урима пред Господом." (Числ. 27,21). "И о Левин сказал (Моисей): туммим Твой и урим Твой (твое совершенство и Твой свет) на святом муже Твоем... они учат законам Твоим Иакова и заповедям Твоим Израиля" (Втор. 33,8-10). "И вопросил Саул Господа; но Господь не отвечал ему ни во сне, ни чрез урим, ни чрез пророков" (1 Цар. 28,6). "И Тиршафа сказал им, чтобы они не ели великой святыни, доколе не восстанет священник с уримом и туммимом" (Ездр. 2,63). Таким образом, мы узнаем, что первосвященник не только обращался к Господу за решением какого-либо спорного вопроса, возникавшего в обществе Израилевом, но и сообщал обществу решения Господа: благословенные, торжественные обязанности! То же относится и к нашему "первосвященнику великому, прошедшему небеса" (Евр. 4,14), с Божественным совершенством исполняющему это дело. Он всегда носит в сердце Своем вопросы, возникающие в народе Его, и затем сообщает нам чрез Духа Святого указание Божие относительно мельчайших обстоятельств нашей повседневной жизни. Мы не имеем нужды ни в снах, ни в видениях; если мы ходим, сообразуясь с указаниями Духа, мы избавлены от всяких сомнений, благодаря "уриму", носимому на сердце нашего великого Первосвященника.

"И сделай верхнюю ризу к ефоду всю голубого цвета... По подолу ее сделай яблоки из нитей голубого, яхонтового, пурпурового и червленого цвета, вокруг по подолу ее; позвонки золотые между ними кругом. Золотой позвонок и яблоко, золотой позвонок и яблоко, по подолу верхней ризы кругом. Она будет на Аароне в служении, дабы слышен был от него звук, когда он будет входить, чтобы ему не умереть" (ст. 31-35). Подол ризы ефода из нитей голубого и яхонтового цвета является эмблемой абсолютно небесного характера нашего великого Первосвященника. Он вознесся на небеса, сделался невидимым для взора людского, но Дух Святой свидетельствует, что Он жив, пребывая в небесах с Богом; за свидетельством же следует и плод. "Золотой позвонок и яблоко, золотой позвонок и яблоко." Слово "яблоко" в подлиннике означает "гранат", плод, известный на Востоке и имеющий в середине множество семян, наполненных красным соком. Пусть каждый рассмотрит это с духовной стороны, а не со стороны воображения, так как всякое слово имеет глубокое духовное значение. Такова гармония и красота рассматриваемого нами прообраза. Верное свидетельство истины, что Иисус всегда жив, чтобы ходатайствовать за нас, всегда будет нераздельно связано с плодотворным служением. Да даст нам Господь глубоко понимать смысл этих драгоценных, святых и таинственных образов!

"И сделай полированную дощечку из чистого золота, и вырежь на ней, как вырезают на печати: "Святыня Господня". И прикрепи ее шнуром голубого цвета к кидару так, чтобы она была на передней стороне кидара. И будет она на челе Аароновом и понесет на себе Аарон недостатки приношений, посвящаемых от сынов Израилевых, и всех даров, ими приносимых" (ст. 36-38). Здесь пред нами открывается истина, имеющая громадное значение для наших душ. Дощечка из чистого золота на челе Аароновом есть образ безусловной святости Господа Иисуса. "Будет она на челе" Его всегда, и понесет Он "на Себе недостатки приношений". Какой покой обретает здесь душа среди всех колебаний нашего собственного жизенного опыта! Наш великий Первосвященник "всегда" представляет нас пред Богом. Он является нашим Заместителем и несет на Себе все недостатки наши. Чем глубже мы проникнемся сознанием нашего личного унижения и нашей слабости, тем яснее сделается для нас обличительная истина: в нас не живет ничего доброго; тем ревностнее будем мы прославлять Бога всякой благодати за утешительное слово: "И будет она непрестанно на челе его, для благоволения Господня к ним."

Если мой читатель знает, что значит быть искушаемым и терзаемым всякого рода сомнениями и страхами, если его духовное настроение неустойчиво, и он склонен постоянно углубляться в самого себя, исследовать свое холодное, непостоянное и жесткое сердце, ему только следует всем своим сердцем опереться на чудную истину, что этот великий Первосвященник защищает его пред престолом Божиим; пусть устремит он свой взор на золотую дощечку и из надписи на ней узнает, что он навеки сделался собственностью Божией. Дух Святой да даст ему вкусить всю сладость, всю силу этого Божественного, небесного учения!

"Сделай и сынам Аароновым хитоны, сделай им поясы, и головные повязки сделай им для славы и благолепия. - И сделай им нижнее платье льняное, для прикрытия телесной наготы от чресл до голеней. И да будут они на Аароне и на сынах его, когда будут они входить в скинию собрания, или приступать к жертвеннику для служения во святилище, чтобы им не навести на себя грех и не умереть" (ст. 40-43). Здесь Аарон и сыны его прообразно представляют Христа и Церковь, тесно связанных воедино силою Божественной и вечной. Священные одежды Аарона выражали существенные, выдающиеся и вечные личные духовные качества Христа; "хитоны" же и "нижнее платье" сынов Аароновых представляют собою дары Божий, обогащающие Церковь ради ее тесной близости к Главе священнического рода.

Прообразные тени, только что прошедшие пред нашими глазами, показывают нам, с какою нежною заботливостью печется Иегова о нуждах народа Своего, позволяя искупленным Своим видеть пред собою Того, Кто должен был действовать за них и защищать их пред Иеговою; многоразличные одежды первосвященника говорили о нуждах и состоянии народа, как они представлялись Богу. Осматривая Аарона с головы до ног, Израиль мог убедиться в полной гармонии его священнического облачения. Все на нем, начиная со священного кидара, покрывавшего его чело, до позвонков и яблок, заканчивавших подол его риз, все было так, как должно быть, потому что все было сделано соответственно образцу, показанному на горе; все соответствовало сделанному Иеговой подсчету нужд Его народа и Его собственных требований.

Но следует отметить еще одну особенность одежд Аарона, достойную привлечь к себе внимание читателя: это способ, которым золото было воткано в изготовляемые для него одежды. Вопрос этот подробно разобран в 39-й главе, но объяснение его здесь вполне уместно. "И разбили они золото в листы и вытянули нити, чтобы воткать их между голубыми, пурпуровыми, червлеными и виссонными нитями, искусною работою" (гл. 39,3). Мы уже заметили, что "голубые, пурпуровые, червленые и виссонные" ткани представляют собою различные стороны человеческого естества Христа, а золото представляет Его Божеское естество. Золотые нити искусною работою были вотканы между другими нитями так, что они были нераздельно связаны с последними и тем не менее отчетливо выделялись среди них. Этот поразительный образ вполне применим к выяснению характера Господа Иисуса. Во многих эпизодах Его земной жизни, о которых повествуется нам в Евангелии, легко отличить оба естества Богочеловека, проявляющиеся то каждое отдельно, то таинственно связанные между собою.

Посмотрите, например, на Христа на море Галилейском. Во время бури "Он спал на корме на возглавии" (Марк. 4,38) - ценное доказательство Его человеческого естества! Но минуту спустя Он является во всем величии, во всем блеске Своей Божественности; Царь Вселенной, властною рукою Он усмиряет ветер и прекращает волнение моря; совершает все это без малейшего усилия, без торопливости, без всяких предварительных приготовлений. Насколько покой присущ человеческому естеству, настолько деятельность неотъемлема от природы Божественной. И то, и другое полностью являет Христа. Посмотрите на Него далее, когда сборщики податей требуют дидрахму от апостола Петра. Являя Себя Богом крепким, Царем, Владыкою неба и земли, Он налагает Свою руку на сокровища океана со словами: "Под всем небом все Мое" (Пс. 49,12; 23,1; Иов. 41,3); и, доказав, что "Его - море, и Он создал его" (Пс. 94.5), Он меняет затем тон своей речи и, являя этим Свое истинно человеческое естество, приравнивает Себя к Своему немощному служителю, произнося трогательные слова: "Возьми его (статир), и отдай им за Меня и за себя" (Матф. 17,27). Поразительные слова, особенно если принять во внимание совершение чуда, столь красноречиво обнаруживавшего Божеское естество Того, Кто, по безграничному великодушию, сравнивал Себя с жалкой былинкой земли. Далее, у могилы Лазаря (Иоан. 11), Он, мы видим, содрогается и плачет; и это содрогание, эти слезы исходят из глубины Его человеческого естества, из глубины человеческого сердца; ни один человек не мог так глубоко почувствовать, что значит быть свидетелем страшных плодов греха, как это чувствовал Господь Иисус. Но вслед за этим, как "Воскресение и Жизнь", как Живой, в деснице Своей держащий "ключи ада и смерти" (Откр. 1,18), Он восклицает "Лазарь, иди вон." При звуке голоса Иисуса смерть и гроб открывают врата свои и отдают Ему своего пленника.

И много еще найдется в Евангелии случаев, служащих для читателя наглядным подтверждением этого соединения нитей золотых с нитями "голубыми, пурпуровыми, червлеными и виссонными", этого, другими словами, соединения начал - Божественного и человеческого - в таинственном облике Сына Божия. Мысль эта не представляет из себя ничего нового, и часто отмечалась всеми добросовестными исследователями Ветхого Завета. Но душам нашим полезно как можно чаще размышлять о Господе Иисусе как об истинном Боге и об истинном Человеке. Дух Святой "искусною работою" соединил в Нем эти два естества и являет их обновленному уму верующего, дабы он насыщался ими и благоговейно созерцал их.

Прежде чем докончить изучение этой части книги, остановимся еще на главе 29-й. Мы уже заметили, что Аарон и его сыны представляют Христа и Церковь; но здесь Бог отдает первенство Аарону, говоря: "Аарона же и сынов его приведи ко входу в скинию собрания, и омой их водою" (ст. 4). Омовение водою прообразно делало Аарона таким, каким Христос был Сам по Себе, т.е. святым. Церковь свята благодаря Своему соединению со Христом в жизни воскресения; Христос являет, что она собою представляет в очах Божиих. Обряд омовения водою прообразно изображает действие Слова Божия (см. Еф. 5,26). "За них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною" (Иоан. 17,19). По беззаветному послушанию Своему Он посвятил Себя Богу, как Человек, во всем руководимый и направляемый словом Божиим и вечным Духом Божиим, дабы все души, принадлежащие Ему, были освящены нравственною силою истины.

"И возьми елей помазания и возлей ему на голову, и помажь его." (ст. 7). Здесь речь идет о Духе Святом; но необходимо отметить, что Аарон получал помазание до пролития жертвенной крови; это объясняется тем, что Аарон есть прообраз Христа, Который в силу того, что Он Сам из Себя представлял, получил помазание Духа Святого раньше, чем совершилось на кресте дело искупления. Сыны же Аароновы, напротив, получали помазание Духа уже после пролития крови. "И заколи овна, и возьми крови его, и возложи на край уха Ааронова, и на край правого уха сынов его, и на большой палец правой руки их, и на большой палец правой ноги их; и покропи кровью на жертвенник со всех сторон. [В силу совершенного Христом искупления и действия Духа Святого уши, руки, ноги - все посвящено Богу.] И возьми крови которая на жертвеннике, и елей помазания, и покропи на Аарона и на одежды его, и на сынов его и на одежды сынов его с ним; и будут освящены, он и одежда его, и сыны и одежды их с ним" (ст. 20-21). Что касается Церкви, то пролитая на кресте кровь составляет основание всякого для нее благословения. Церковь не могла получить помазание Духа Святого, пока Христос не вознесся по воскресении Своем на небо и не явил пред престолом величия Божия свидетельства о принесенной Им жертве. "Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели. Итак, Он, будучи вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святого Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите" (Деян. 2,32-33; Ср. Иоан. 7,39; Деян. 19,1-6). Со дней Авеля и вплоть до наших дней существовали души, возрожденные Духом Святым, души, испытавшие на себе Его влияние, души, на которых сказалось Его действие и которые были приготовлены Им к служению; но Церковь не могла получить помазание Духа Святого, пока Господь победоносно не вознесся на небо и не получил для нее обетования от Отца. Таков прямой и несомненный смысл высказываний по этому вопросу в Новом Завете; прообразно же учение это, во всей его непосредственной чистоте, было представлено в разбираемом нами факте: хотя Аарон получал помазание до пролития крови, сыны его получали это помазание и могли получить лишь по принесении жертвы (ст. 7,21).

Но порядок, в котором совершалось это помазание, указывает нам еще нечто, кроме работы Духа Святого и положения Церкви. Здесь еще выдвигается на первое место и личное превосходство Сына Божия. "Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие; посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих" (Пс. 44,8; Евр. 1,9). Дети Божий никогда не должны упускать из виду этой истины. По неизреченной благодати Божией обремененные грехами и заслуживающие ада грешники получили название "соучастников" Сына Божия; но не будем никогда забывать выражение "более". Как бы тесно соединение ни было - а вечные намерения Божий сделали его весьма тесным - Христу, однако, должно "иметь во всем первенство" (Кол. 1,18). Иначе и быть не могло. Он - глава всего: Глава Церкви, Глава творения, Глава ангелов, Глава Вселенной. Нет ни одного светила, движущегося в необъятных небесных сферах, которое бы Ему ни принадлежало и путем которого Он бы ни управлял; всевидящее око Его зрит каждого червяка, ползающего по земле. Он - "Сущий над всем Бог" (Рим. 9,5). Он - "первенец из мертвых" и "рожден прежде всякой твари" (Кол. 1,15,18; Откр. 1,5). Он "начало создания Божия." (Откр. 3,14). Граждане "всякого отечества на небесах и на земле" подчинены Его власти. Духовный человек с благодарностью проникается сознанием этой истины; более того: сердце христианина ликует при одном напоминании о ней. Всякий, водимый Духом Святым, с радостью встречает каждый новый шаг личной славы Сына Божия; всякое посягательство на эту славу заставляет Его глубоко страдать. Когда Церковь будет вознесена в высшую сферу славы небесной, она с радостью падет к ногам Того, Кто уничижил Себя, дабы соединить ее с Самим Собою во имя принесенной Им жертвы умилостивления; всецело удовлетворив все требования правосудия Божия, Он приобрел полное благоволение Отца, нераздельно соединяя с Собою возлюбленную Богом Церковь Свою в вечной славе воскресения. "Он не стыдится называть их братьями" (Евр. 2,11). [Я не вступаю здесь в изучение вопроса о жертвоприношениях, так как он будет подробно рассмотрен при изучении третьей книги Моисеевой "Левит", если угодно будет Господу.]

Священство, как мы это видели из двух последних глав, было установлено; перейдем теперь к изучению богослужения, порученного ветхозаветному священству. Порядок всех этих постановлений необыкновенно поучителен для нас, тем более, что он совершенно совпадает с опытом христианина. На медном жертвеннике грехи его обращены в прах; далее он видит себя соединенным с Тем, Кто, будучи чист и непорочен, и поэтому, получив помазание Духа раньше пролития крови, соединил нас тем не менее с Собою, наделяя нас Своей жизнью, Своей праведностью и любовью Бога, сосредоточенной на Нем; в золотом жертвеннике, наконец, он видит все великое значение Христа, благоуханием совершенств Которого насыщается Бог.

Именно таков порядок: прежде чем создается золотой жертвенник и благовонное курение, необходимо существование медного жертвенника и священника. Многие дети Божий не идут дальше медного жертвенника; никогда еще не испытали они в духе силу и действенность священнического служения. Они не проникнуты блаженным сознанием и Божественным пониманием прощения и праведности; никогда они не подходили еще к золотому жертвеннику. Они надеются подойти к нему после смерти, тогда как им дано преимущество приближаться в нему теперь. Дело, совершенное на кресте, уничтожило все, что могло преграждать им путь, чтобы свободно и разумно служить Богу. Всякой истинно верующей душе уготовано место у золотого жертвенника благовонного курения.

Пребывание пред этим жертвенником, как нам об этом свидетельствует прообраз, связано с глубоким благословением. Там мы испытываем на себе всю силу, всю действенность заступничества Христова. От своего собственного "я", от самих себя мы не ожидаем больше ничего доброго; нам надлежит быть занятыми тем, чем является Христос пред Богом. В своем собственном "я" мы открываем только одну нечистоту; всякое проявление нашего собственного "я" оскверняет; это личное "я" было осуждено и отстранено судом Божиим; не оставалось и не могло остаться ни малейшего следа от него в чистом фимиаме и чистом пламени золотого жертвенника. Кровь Иисуса открыла нам доступ во святилище, святилище служения и благоговейного поклонения священнослужителей, где нет и тени греха. Мы находим там чистый стол, чистый светильник, чистый жертвенник; ничто там не напоминает нашего жалкого "я". Если бы каким-либо путем наше "я" могло предстать пред нами, наше благоговение было бы нарушено, наша священническая пища была бы осквернена, померк бы наш свет. Плоти нашей нет места в святилище Божием; плоть со всем, относящимся к ней, была сожжена и обращена в прах; теперь души наши призваны насыщаться благоуханием Христовым, как благовонным курением, возносящимся к Богу и заслуживающим благоволения Его. Все, что представляет Собою исполненную всяких совершенств личность Христову, угодно и приятно Богу. Самое слабое проявление в жизни силы Христовой, всякое благоговейное стремление к Богу чада Его является благовонным курением, благоугодным Господу.

Слишком много - увы! - заняты мы созерцанием наших недостатков и немощей. Если мы позволяем взять над нами верх греху, в живущему нас, Бог вступает в это дело, потому что Бог не может терпеть никакого зла. Он может простить его нам и очистить нас от него; Он может восстановить наши души чрез посредство великого и милосердного нашего Первосвященника, но Он не может терпеть в нашем сердце какую-нибудь преступную мысль. Мысль легкомысленная, мысль безумная, равно как и алчность, или мысль нечистая - все это нарушает наше общение с Богом и прерывает наше служение Ему. Лишь только подобная мысль возникает в нашей душе, она должна быть осуждена нами и исповедана Богу; только тогда мы сможем снова насыщаться благами святилища. Сердце, омраченное нечестивостью, не способно питаться сокровищами святилища. Когда мы ведем себя достойно священнического нашего звания, плоть наша как бы не существует, и мы можем питаться Христом; мы проникаемся Божественным сознанием нашего освобождения от самих себя и бываем всецело поглощены мыслью о Христе.

Все это может быть произведено исключительно силою Духа. Напрасно было бы пытаться вызывать в себе благочестивое настроение средствами, которыми располагают человеческие религиозные системы; как пламя, так и фимиам - все должно было чисто. Усилия, прилагаемые человеком к служению Богу своими неосвященными плотскими силами, представляют собою ничто иное, как "огонь чуждый" (ср. Лев. 10,1. ср. 16,12). Бог есть предмет благоговейного поклонения; Христос -его сущность и основание, Дух Святой - сила его.

Итак, медный жертвенник представляет нам великое значение крестного подвига Христа, золотой - великое значение Его заступничества. Эти два факта поясняют читателю, почему священникам отведено место (в главах 28-й и 29-й) между этими двумя жертвенниками. Оба эти жертвенника, конечно, тесно связаны между собой, потому что заступничество Христа основано на Его жертве. "И будет совершать Аарон очищение над рогами его (жертвенника для приношения курений) однажды в год; кровью очистительной жертвы за грех он будет очищать его однажды в год в роды ваши. Это святыня великая у Господа" (ст. 10) Все покоится на незыблемом основании ПРОЛИТОЙ КРОВИ. "Все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения. Итак образы небесного должны были очищаться сами, самое же небесное - лучшими сих жертвами. Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие" (Евр. 9,22-24).

В стихах 11-16 идет речь о деньгах, составлявших выкуп за душу каждого члена общества. Всякий израильтянин обязан был вносить за себя половину "сикля серебра". "Богатый не больше и бедный не меньше пол сикля должны давать в приношение Господу для выкупа душ ваших." В вопросе выкупа все поставлены на один уровень. Могла существовать большая разница в количестве познаний, опыта, способностей, успехов, рвения, преданности, но основание выкупа для всех одно и то же. В вопросе искупления уровень остается одним и тем же, как для великого апостола язычников, так и для самого слабого агнца стада Христова. Простая, отрадная истина! Не все одинаково преданы Богу; мера приносимых Богу плодов также различна; но покой верующей души зиждется на вечном непоколебимом основании - на "драгоценной крови Христа" (1 Петр. 1,19) а никоим образом не на той или другой степени преданности ее Богу, не на количестве приносимых Ему плодов. Чем более проникнемся мы истиной и силой этого сознания, тем больше принесем мы плодов.

В последней главе книги Левит, оценка, как мы видим, делалась иначе. Если кто-либо давал "обет посвятить душу Господу", Моисей делал оценку человека сообразно его возрасту. Когда, другими словами, кто-либо проявлял свои способности, Моисей, в качестве представителя прав Божиих, делал ему оценку "по сиклю священному". Если человек был беден и не мог заплатить согласно оценке, сделанной Моисеем, он должен был "предстать пред священником" (ст. 8), олицетворявшим собою благодать Божию, который и оценивал его "соразмерно с состоянием давшего обет".

Благодарение Богу, мы знаем, что все Его требования получили полное удовлетворение, и все обеты наши выполнены Христом, Который, будучи Представителем прав Божиих, в то же время олицетворял и благодать Божию; Который совершил на кресте дело искупления и теперь пребывает одесную Бога. Это познание дает мирный покой сердцу и совести. Прежде всего мы уверовали в искупительный подвиг Христа; он всегда должен оставаться пред нашими глазами. Каким бы обширным умом мы ни обладали, как ни драгоценна была бы наша опытность, как ни возвышен характер нашего благочестия, мы будем должны постоянно возвращаться к простому, Божественному, неизменному учению о пролитой крови. Самые даровитые и наиболее искушенные опытом служители Христовы всегда с радостью возвращались к единому "потоку сладости", утолившему жажду их истомленных душ в день, когда они начали познавать Господа. "Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровью Своею... слава и держава во веки веков!" (Откр. 1,5-6) - вот песнь, которую вечно будет воспевать вознесенная в славу небес Церковь. Небеса будут вечно оглашены хвалою, прославляющей силу искупительной Крови.

В 17-21 стихах мы видим "медный умывальник для омовения и подножие его" (гл. 30,28; 38,8; 40,11). Священнослужители омывали в этом умывальнике руки и ноги, соблюдая, таким образом, чистоту, необходимую при совершении священнических обязанностей. Для поддержания чистоты при совершении священнодействий не требовалось нового пролития крови; достаточно было омовения рук и ног. "Когда они должны входить к скинию собрания, пусть они омываются водой, чтобы им не умереть; или когда должны приступить к жертвеннику для служения, для жертвоприношения Господу, пусть они омывают руки свои и ноги водою, чтобы им не умереть" (ст. 20-21).

Истинное общение с Богом возможно лишь при условии соблюдения личной святости. "Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине" (1 Иоан. 1,6). Эта личная святость в нашем хождении может возникнуть только вследствие влияния Слова Божия на дела и пути наши. "По слову уст Твоих я охранял себя от путей притеснителя" (Пс. 16,4). Наши постоянные промахи при совершении наших священнических обязанностей в большой мере обусловлены небрежным отношением нашим к омовению из "медного умывальника". Если наши пути не подвергаются очищающей проверке Слова Божия; если мы преследуем цели или творим дела, по свидетельству нашей собственной совести не согласующиеся с этим Словом, не удивительно, что наше священническое служение теряет всякую силу. Умышленное пребывание в зле и истинное священническое служение - две несовместимые вещи. "Освяти их истиною Твоею; Слово Твое есть истина" (Иоан. 17,17). Если в нас есть что-либо нечистое, мы не можем жить в общении с Богом: "Все обнаруживаемое делается явным от света, ибо все, делающееся явным, свет есть" (Еф. 5,13). Но когда милостию Божией мы научаемся очищать пути наши, сообразуя их с указаниями Слова Божия, мы получаем способность наслаждаться общением с Богом.

Читатель видит, какие далекие горизонты практической истины открываются пред ним и какое всестороннее осуществление находит себе в Новом Завете ветхозаветный "медный умывальник". Да будут же чисты и омыты водою истинного "медного умывальника" руки и ноги всех, имеющих преимущество в священническом облачении вступать во дворы святилища и приносить жертвы благовонного курения на жертвеннике Господнем.

Интересно также отметить, что умывальник и подножие его сделаны были из меди зеркал жен, которые толпились у входа в скинию собрания. Это весьма знаменательный факт. Мы всегда склонны уподобляться человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: "он посмотрел на себя, отошел, - и тотчас забыл, каков он". Природное зеркало никогда не может дать нам ясного и продолжительного представления о нашем истинном духовном состоянии. "Но кто вникнет в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нем, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своем действовании" (Иак. 1,23-25). Человек, постоянно прибегающий к помощи Слова Божия и дающий простор этому Слову в сердце и совести, будет сохранен в святой деятельности Божественной жизни.

Сила и успех священнического служения тесно связаны с властным и очищающим действием Слова Божия. "Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные." И нет твари, "сокровенной от Него; но все обнажено и открыто пред очами Его". И тут же апостол вдохновенно прибавляет: "Итак, имея Первосвященника великого, прошедшего небеса, Иисуса, Сына Божия, будем твердо держаться исповедания нашего. Ибо мы имеем не такого Первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха. Посему да приступаем с дерзновением к престолу благодати, чтобы получить милость и обрести благодать для благовременной помощи" (Евр. 4,12-16).

Чем живее почувствуем мы на самих себе действие обоюдоострого меча Слова Божия, тем более оценим мы благое заступничество за нас Великого Первосвященника нашего. Это два неразделимых факта, два спутника, всюду сопровождающие христианина. Великий Первосвященник входит в положение немощных грешников, недостатки которых обнаруживает и указывает Слово Божие: в Нем мы имеем "великого Первосвященника, верного" и в то же время Милостивого. Итак, настолько, насколько я применяю к себе омовение медного умывальника, настолько могу я приближаться к жертвеннику. В силе святости должно совершаться поклонение Богу. Необходимо отказаться от природных черт наших, отражаемых в зеркале, и быть вполне поглощенными Христом, каким нам Его изображает Слово Божие: только таким путем будут чисты, как того требует святилище, руки и ноги - дела и пути наши.

В 22-33 стихах идет речь о "священном помазании", которое применялось к священнослужителям, к скинии и к сосудам ее. Это помазание было эмблемой различных даров Духа Святого, во всей своей Божественной полноте заключавшихся во Христе. "Все одежды Твои как смирна и алой и касия, из чертогов слоновой кости увеселяют Тебя" (Пс. 44,9). "Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета" (Деян. 10,38). Все дары Духа Святого сосредоточены были во Христе, и из Него лишь Одного может исходить их чудное благоухание. Что же касается Его воплощения, Он был зачат Духом Святым и прежде вступления Своего в общественное служение получил помазание Духа Святого; вознесшись, наконец, в небеса небес, Он излил на Церковь, которая есть тело Его, драгоценные дары Духа Святого, свидетельствовавшие о совершившемся искуплении (см. Матф. 1,20; 3,16-17; Лук. 4,18-19; Деян. 2.33; 10,44-45; Еф. 4,8-13).

Соединенные навеки со Христом, возвеличенным и прославленным, верующие делаются причастными благодати и дарам Духа Святого: и только пребывая в общении со Христом они могут пользоваться этой благодатью и этими дарами, распространяя вокруг себя благоухание Христово. Человеку невозрожденному все это чуждо: "Тела прочих людей не должно помазывать" (ст. 32). Дары Духа Святого не могут сделаться достоянием плоти, потому что Дух Святой не признает природного естества. Никогда еще бесплодная почва плоти не произвела каких-либо плодов Духа. "Должно вам родиться свыше"! (Иоан. 3,7). Только новый человек, человек, составляющий часть "новой твари", может постигнуть сущность плодов Духа. Напрасно было бы стараться подражать этим дарам и плодам. Лучшие плоды, когда-либо произведенные плотью, лучшие ее проявления не имеют ни малейшей цены в святилище Божием. "Тела прочих людей не должно помазывать им, и по составу его не делайте подобного ему. Оно - святыня; святынею должно быть для вас. Кто составит подобное ему, или кто помажет им постороннего, тот истребится из народа своего" (ст. 32-33). Бог не терпит подражания делу Духа Святого, все должно исходить от Духа, действительно, всецело от Духа. Кроме того, то, что от Духа, не должно быть приписываемо человеку. "Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием, и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно" (1 Кор. 2,14).

Об этом священном помазании упоминается в одной из чудных песен восхождения: "Как хорошо и как приятно жить братьям вместе! Это - как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду Ааронову, стекающий на края одежды его" (Пс. 132,1-2). Да испытает на себе мой читатель силу этого помазания, и да познает он, что значит иметь "помазание от Святого" (1 Иоан. 2,20) и быть "запечатленным обетованным Святым Духом" (Еф. 1,13).

Наконец, заключительные стихи этой содержательной главы описывают нам "курительный состав, стертый, чистый, святой". Этот драгоценный и ни с чем не сравнимый курительный состав представляет собою, несомненно, бесконечное, не поддающееся ограничению совершенство Христа. Бог не определил точного количества составных частей этой ароматной смеси, потому что дары Духа Святого, обитающие во Христе, красота и совершенство Того, в Котором обитает вся полнота Божества, и во всей вечности будет продолжать проявляться слава величия Христа, вызывая благоговейное поклонение со стороны повергшихся пред Ним ниц святых Божиих и Ангелов. По временам, по мере того, как новые лучи света будут исходить от солнца, сосредоточивающего в себе всю Божественную славу, небесная сфера вверху и бездна внизу будут оглашаться громкими хвалебными возгласами, прославляющими Того, Кто был, есть и будет предметом восхваления всякой разумной твари.

Бог не только не обозначил определенного количества составных частей благовонного мира, но Он еще и сказал: "Всего поровну" (ст. 34). Все отдельные черты нравственного облика Христа были на своем месте; каждая из них гармонически дополняла остальные. Ни одно качество не вытесняло другого, не старалось его заглушить; все было "стерто, чисто и свято", все издавало такое дивное благоухание, что Один лишь Бог мог оценить его по достоинству.

"И истолки его мелко, и полагай его пред ковчегом откровения в скинии собрания, где Я буду открываться тебе: это будет святыня великая для вас" (ст. 36). Особенной глубиной и силою дышит выражение "мелко". Оно доказывает нам, что малейшее движение в жизни Христовой, всякое мельчайшее обстоятельство, всякое действие, всякое слово, всякий взгляд, всякая черточка характера Христа - все издает благоухание благодаря равной мере, благодаря тому, что всех Божественных свойств в характере Его было "поровну". Чем мельче были истолчены благовонные вещества, тем более проявлялись их достоинства и цена.

"Курения, сделанного по сему составу, не делайте себе: святынею да будет оно у тебя для Господа. Кто сделает подобное, чтобы курить им, истребится из народа Своего" (ст. 37-38). Этот тонкий аромат предназначался исключительно для Иеговы; его место было "пред ковчегом откровения". Некоторые стороны характера Иисуса могут быть оценены только Богом. Всякому верующему сердцу дано, правда, приближаться к Его несравненной личности и с избытком удовлетворять общением с Ним самые глубокие, самые жгучие запросы духа; и тем не менее, кроме того, что способны и будут способны постичь искупленные Божий, кроме неизреченной славы Христа Иисуса, доступной пониманию ангелов, в Нем еще окажется нечто, открывающееся только взору Божию; Один лишь Бог может насыщаться всею полнотою Его (ср. Матф. 11,27). Никогда не будет способен взор человека или ангела различить все составные масти, составлявшие это "истолченное мелко" святое благовонное курение; лишь на небе может разлиться весь его сладкий аромат.

В нашем беглом обзоре мы теперь подошли к концу замечательного раздела книги Исход. Мы начали с "ковчега завета", чтобы подойти к "медному жертвеннику"; затем от "медного жертвенника" вернулись к "священному помазанию": благословенный путь! Но следовать по нему надлежит не при ложном и неверном свете человеческого воображения, а при непогрешимом сиянии светильника Духа Святого. Идя по этому пути, мы окружены не только тенями уже существующего домостроительства Ветхого Завета; нет, мы находимся среди личной славы, личного совершенства Сына Божия, прообразно представленного этими тенями. Если читатель прочел эту книгу в таком настроении, все помышления его устремятся ко Христу, он составит себе более живое представление о Его славе, Его красоте, Его превосходстве, Его способности исцелить уязвленную грехом совесть и утолить жажду алчущего сердца; глаза и уши его плотнее закроются для всех красот, всех притязаний, всех обещаний земных: словом, он с большим убеждением поспешит сказать "аминь" словам апостола: "Кто не любит Господа Иисуса Христа, анафема, маранафа" (1 Кор. 16,22). (Б).

В этой короткой главе рассказывается, как Веселиил и Аголиав были призваны Богом к выполнению работы в скинии собрания и как они получили на это служение силу свыше. "И сказал Господь Моисею говоря: Смотри, Я назначаю именно Веселиила, сына Уриева, сына Орова из колена Иудина. И Я исполнил его Духом Божиим, мудростью, разумением, ведением и всяким искусством. И вот, Я даю ему помощником Аголиава, сына Ахисамахова, из колена Данова, и в сердце всякого мудрого вложу мудрость, дабы они сделали все, что Я повелел тебе" (ст. 1-6). Идет ли вопрос о выполнении работы в рукотворенном святилище, касается ли он "дела служения" в наши дни (Еф. 4,12), люди, употребляемые для этого, должны быть избраны Богом, призваны Богом, одарены Богом, поставлены Богом; все должно сообразовываться с повелением Божиим. Ни для работы в скинии собрания, ни для выполнения "дела служения" человек не может по своему усмотрению избрать, призвать, одарить и поставить работников. Все это должно всецело исходить от Бога. Можно забегать вперед по своему собственному желанию, можно предпринимать что-либо по инициативе своих друзей; но будем помнить, что все, пускающиеся в путь, не будучи посланы Богом, рано или поздно будут посрамлены и придут в смущение. К этому простому и спасительному выводу нас приводят слова: "Я назначил, Я исполнил, Я даю, Я вложу, Я повелел". Слова Иоанна Крестителя: "Не может человек ничего принимать на себя, если не будет дано ему с неба" (Иоан. 3,27), будут всегда справедливы. Потому человеку не приходится хвалиться чем-либо, а также и завидовать своим ближним.

Для нас полезно сравнивать эту главу с Быт. 4 "Тувалкаин... Был ковачем всех орудий из меди и железа" (ст. 22). Потомки Каина отличались земной мудростью, которой пользовались для того, чтобы вдали от Бога устраивать развлечения на земле, находящейся под проклятием и исполненной страдания. Напротив, Веселиил и Аголиав были одарены Божественной мудростью, дабы быть в состоянии украшать освященное и благословенное присутствием в нем славы Бога Израилева святилище.

Читатель, мне хочется попросить тебя обратиться к твоей совести со следующим торжественным вопросом: "Посвящаю ли я дарованную мне мудрость и силу интересам Церкви, которая есть жилище Божие, или же я служу ими к украшению нечестивого, далекого от Христа мира?" Не говори в своем сердце: "Я не призван и не одарен Богом на дело служения." Имей в виду, что и в Израиле не все были Веселиилы и Аголиавы, и, однако, все могли служить интересам святилища. Каждому было дано в этом служении особое место; и в настоящее время всякому отведено свое место, поручено особое служение, на всякого возложена особая обязанность; и ты, и я - мы в настоящую минуту работаем или на пользу дома Божия, тела Христова, Церкви; или же мы содействуем осуществлению нечестивых планов мира, еще обагренного кровью Христа и кровью всех святых мучеников. Тщательно исследуем этот вопрос пред Испытующим сердца наши, в присутствии Которого мы находимся, Которого нельзя ввести в заблуждение и от Которого ничего не скрыто.

Эта глава кончается указанием относительно установления субботы. О субботе упоминалось уже в 16-й гл. в связи с вопросом о манне; затем ее соблюдение ясно и определенно было вменено в обязанность в 20-й главе, когда народ обязался выполнить закон; здесь, в 31-й главе, снова говорится о субботе в связи с построением скинии. Всякий раз, как описывается какое-либо особенное обстоятельство из жизни Израиля, всякий раз, когда народу Израильскому вменялось что-либо в обязанность, поднимался вопрос о субботе. Рассмотрим внимательно, в какой день и каким образом должно было соблюдать субботу и с какой целью было установлено празднование этого дня для Израиля. "И соблюдайте субботу: ибо она свята для вас: кто осквернит ее, тот да будет предан смерти. Кто станет в оную делать дело, та душа должна быть истреблена из среды народа своего. Шесть дней пусть делают дела; в седьмой - суббота покоя, посвященная Господу; всякий кто делает дело в день субботний, да будет предан смерти" (ст. 14-15). Это вполне ясное и безусловное постановление, относящееся к соблюдению "седьмого", именно седьмого дня, категорически запрещающее под страхом смерти делать какое-либо дело в этот день. Нельзя отрицать ясного и прямого смысла этих слов. И будем помнить, что во всем Священном Писании не существует ни одной строчки, подтверждающей широко распространенное мнение, что Бог отменил субботу или хотя бы несколько ослабил строгие предписания касательно соблюдения этого дня. Поэтому все, называющие себя христианами, не обязаны ли соблюдать "субботу" в день, назначенный Богом, и так, как это предписано Им? Напрасно было бы доказывать это. Но они забывают, что малейшее нарушение субботы влекло за собою "истребление из среды народа", предание виновного "смерти".

"Но, - возразят нам на это, - мы ведь не под законом, но под благодатью" (Рим. 6,14). Благодарение Богу, дарующему нам эту блаженную уверенность! Если бы мы были под законом, во всем христианском мире давно не нашлось бы ни одной души, не пораженной судом за несоблюдение "субботы". Но если мы находимся под благодатью, какой день теперь дарован нам для празднования? Несомненно - "первый день недели", "день Господень". Достояние Церкви составляет этот день, день воскресения Иисуса, Который, проведя день субботний во гробе, в первый день недели воскрес из мертвых, восторжествовал над всеми силами тьмы, ведя, таким образом, народ Свой из ветхого состояния и всего ему присущего в новое творение; Он - Глава этого нового творения, находящего себе верное изображение в первом дне недели.

Нам надлежит исследовать с молитвою при свете Писания разницу, существующую между этими двумя днями. Название иногда имеет огромное значение; это видно из занимающего нас вопроса. В слове Божьем "день Господень", очевидно, занимает совершенно особенное место. Никакому другому дню не придано славного названия "дня Господня". Я знаю, что многие отрицают, что Откр. 1,10. относится к "первому дню недели"; но я вполне уверен, что истинный смысл и святое истолкование текста требуют применения его не к пришествию Христа во славе, а ко дню Его воскресения из мертвых.

Нигде, однако, будем иметь это в виду, день Господень не называется "субботой". Поэтому читателю не следует впадать в две крайности. Во-первых, он должен избегать служения букве закона, связанного с понятием о "субботе"; во-вторых, ему надлежит бороться со всякой попыткой бесславить день Господень или низводить его до уровня обыкновенного дня. Христианин вполне освобожден от "наблюдения дней, месяцев, времен и годов" (Гал. 4,10): его соединение со Христом воскресшим всецело избавило его от порабощения всеми этими суеверными началами. Но, несмотря на все это, "дню Господню" отведено - мы с радостью убеждаемся в этом - особенное место в Новом Завете. Христианин должен дать ему это место. Это не тягостное иго, а святое и блаженное преимущество.

Ограниченные размеры моего труда не позволяют мне слишком углубляться в исследование этого интересного вопроса. Отмечу лишь главные пункты существенной разницы между "субботою" и "днем Господним"

1. "Суббота" была седьмым днем; "день Господень" - первый день недели.

2 "Суббота" являлась мерилом жизни израильтянина; "день Господень" есть доказательство принятия Церкви на безусловном основании.

3. "Суббота" принадлежала ветхому творению: "день Господень" дан новому творению.

4. "Суббота" была днем физического отдыха для еврея: "день Господень" есть день отдыха духовного для христианина.

5. Если еврей работал в "день субботний", он наказывался за это смертью; если христианин не работает в день Господень, он этим доказывает, что в нем нет жизни; мы имеем, конечно, в виду работу на пользу душам, работу, содействующую распространению славы Христовой и утверждению истины. Христианин, преданный делу Божию, одаренный благодатью свыше, гораздо более утомляется к концу "дня Господня", чем к вечеру других дней недели; потому что как может он отдыхать, когда вокруг него гибнут души.

6. Еврею закон предписывал не выходить из дома своего в день субботний; христианина дух Евангельский влечет в "день Господень" к назиданию себя чтением Слова Божия в общении с другими верующими душами, или же побуждает возвещать благую весть погибающим грешникам.

Да научит нас Господь с большей простотой доверяться имени Господа Иисуса и с большей ревностью трудиться во славу этого имени! Нам надлежит доверием к Богу уподобляться малым детям, работать же для Господа с энергией человека зрелого возраста.

Пред нашими глазами развертывается картина, резко отличающаяся от всего, только что рассмотренного нами. Образы небесного прошли пред нами - Христос, Его слава, Его благодатное служение, Его чудное дело искупления; все это представлено нам в скинии собрания и ее таинственных принадлежностях. Мы были духом возведены на гору, дабы внимать там словам Божиим изреченным с небес славным мыслям, расположениям и предначертаниям Божиим, в которых Иисус есть "Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний."

Теперь нам надлежит спуститься вниз, на землю, чтобы сделаться свидетелями разрушения, до которого человек доводит все, порученное ему Богом. "Когда народ увидел, что Моисей долго не сходит с горы, то собрался к Аарону и сказал ему: встань, и сделай нам бога, который бы шел пред нами; ибо с этим человеком, с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось" (ст. 1). Какое позорное падение сказывается в этих словах! "Сделай нам бога." Оставляя Иегову, они решались ходить во след богов, сделанных руками человеческими! Темные тучи и густые туманы окутывали вершину горы; и израильтяне устали ожидать восшедшего на гору Моисея и опираться на невидимую, но неизменную десницу Божию. Они променяли Иегову на бога, созданного при помощи резца; вообразили себе, что телец, которого они могли видеть, лучше Бога невидимого, но вездесущего; видимое подражание предпочли невидимой действительности.

Увы! Подобные факты постоянно повторяются в истории человека. Человек прилагает сердце к тому, что он может видеть; он любит то, что соответствует его чувствам, что удовлетворяет их. Одна лишь вера способна "быть твердою, как бы видя Невидимого" (Евр. 11,27). Поэтому во все времена люди склонны были иметь пред своими глазами вещественное подражание небесной действительности и опираться на него. [Так, мы видим пред нашими глазами увеличение числа выдуманных человеком религий То, что мы знаем на основании слова Божия как божественные и небесные сущности, профессиональная церковь превратила в человеческие и мирские подражания Утомившись опираться на невидимую руку, доверяться невидимой жертве, иметь общение с невидимым Священником и предавать себя водительству невидимого Главы, она приступила к созданию этих подражаний и, таким образом, из века в век она суетливо работает с "резцом" в руке, вырезая и отделывая одну вещь за другой, так что, наконец, мы не в состоянии различить то, что мы видим кругом нас и то, что мы читаем в Слове, так же точно как "золотого тельца" и Бога Израиля.]

"Сделай нам Бога." Какое безумие! Человек, готовый создать Бога, и народ, решающийся довериться ему! Читатель, взглянем в себя самих и посмотрим вокруг себя; дадим себе ясный отчет, не впадаем ли мы в этот грех. Относительно истории Израиля говорится, что "все это происходило с ними, как образы, а написано в наставление нам, достигшим последних веков" (1 Кор. 10,11). Постараемся же воспользоваться Божиим наставлением. Будем помнить, что если мы не делаем себе именно "золотого тельца", чтобы пасть ниц перед ним, тем не менее грех Израиля есть прообраз чего-то, чем согрешить можем и мы. Всякий раз, когда в сердце нашем мы перестаем опираться исключительно на Самого Бога, идет ли вопрос о нашем спасении, или о восполнении наших нужд на пути к небу, мы, в сущности, говорим в себе самих: "Встань и сделай нам бога!" Излишне, конечно, напоминать, что мы нимало не лучше Аарона или детей Израилевых; и если они поклонились тельцу вместо Иеговы, то мы рискуем впасть в ту же ошибку и проявить тот же дух. Лишь постоянное пребывание в присутствии Божием может отвратить нас от этой опасности. Моисей знал, что "золотой телец" - не Иегова; потому и отверг его. Но, выходя из присутствия Божия, мы не можем даже составить себе ясное понятие о величайших заблуждениях и о всем том зле, которым мы можем увлечься.

Мы призваны жить верою; мы никогда не должны руководствоваться нашими внешними чувствами. Иисус вознесся на небо, и Бог приказывает нам терпеливо ожидать Его явления. Слово Божие, силою Духа Святого примененное по отношению к нашему сердцу, есть основание для нашего упования относительно благ временных и духовных, настоящих и будущих. Бог говорит нам о принесенной Христом жертве; по благодати Божией мы верим этому и предаем души наши благодатному действию этой жертвы; и мы знаем, что никогда не будем постыжены. Бог говорит нам о великом Первосвященнике, восшедшем на небеса, Иисусе, Сыне Божием, ходатайство Которого всемогуще; благодатью Божией мы верим этому и доверчиво покоимся на Его могуществе: и мы знаем, что спасение наше совершенно. Он говорит нам о небесном Главе, с Которым мы соединены могуществом жизни воскресения и отделить нас от Которого никогда не сможет никакая сила - ангельская, человеческая или бесовская; и по благодати Божией, простой верою, мы соединяемся с благословенным Главой этим, и знаем, что не погибнем во век. Он говорит нам о славном явлении Сына, сходящего с небес: по благодати Божией мы верим и тщимся осуществить силу этого "блаженного упования" (Тит. 2,13), и мы знаем, что не будем посрамлены. Он говорит нам о наследстве нетленном, чистом, неувядаемом, хранящемся на небесах для нас, силою Божией через веру соблюдаемых ко спасению" (1 Петр. 1,4), о наследстве, во владения которого мы войдем в свое время; и благодатью Божиею мы верим этому и знаем, что постыжены не будем. Он говорит нам, что все волосы на нашей голове сочтены и что мы не будем ни в чем нуждаться; по благодати Божией мы верим и пребываем в тишине и покое.

Вот наше положение, или, по крайней мере, вот положение, в котором нас желал бы видеть Бог. Но враг всегда бодрствует, силясь отвлечь нас от этой Божественной действительности и заставить нас взяться за "резец" неверия, "чтобы создать себе богов". Противостанем ему, будем молитвою ограждать себя от него: будем свидетельствовать против него; восстанем и ополчимся на него: тогда он будет постыжен; Бог же будет прославлен, и обилие благословений придет на нас.

Что касается Израиля, в главе, разбираемой нами, он всецело отрекся от Бога. "И сказал им Аарон: выньте золотые серьги, которые в ушах ваших жен, ваших сыновей и ваших дочерей, и принесите ко мне... Он взял их из рук их, и сделал из них литого тельца и обделал его резцом. И сказали они: вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской. Увидев сие, Аарон поставил пред ним жертвенник, и провозгласил Аарон, говоря: завтра праздник Господу" (ст. 2-5).

Это значило совершенно отстранить Бога и заменить Его золотым тельцом. Если они могли утверждать, что телец вывел их из земли Египетской, это значило, что они, очевидно, утратили всякое сознание присутствия и истинного характера Божия Как скоро, однако, совратились они с пути, если впали в заблуждение, столь грубое, столь ужасное! И Аарон, брат и помощник Моисея, содействовал им в этом и мог провозгласить пред жертвенником тельца: "Завтра праздник Господу"! Как все это грустно! Какое унижение! Идол занял место Бога! Телец, вырезанный рукою человека, по произволу человеческому вознесен был на место Господа всей земли!

Все это доказывало умышленное отступление от Иеговы со стороны Израиля. Он отрекся от Бога, вследствие чего и Бог поступил с народом, как с отступником. "И сказал Господь Моисею: Поспеши сойти; ибо развратился народ твой, который ты вывел из земли Египетской. Скоро уклонились они от пути, который Я заповедал им. - Я вижу народ сей, и вот, народ он - жестоковыйный. Итак оставь Меня: да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их; и произведу многочисленный народ от тебя" (ст. 7-10). Открытая дверь появлялась пред Моисеем, и он обнаружил в этих обстоятельствах необыкновенную духовную красоту и редкое сходство духа с "Пророком, подобным ему", Которого должен был воздвигнуть Господь. Он ничего не хочет получить ценою истребления народа, не хочет этим возвеличиться. Он молит Бога о соблюдении Его собственной славы, трогательно напоминая Богу, что Израиль - народ Его: "Да не воспламеняется, Господи, гнев Твой на народ Твой, который Ты вывел из земли Египетской силою великою и рукою крепкою, чтобы египтяне не говорили: "На погибель Он вывел их, чтобы убить их в горах, и истребить их с лица земли. Отврати пламенный гнев Твой и отмени погубление народа Твоего! Вспомни Авраама, Исаака и Израиля, рабов Твоих, которым клялся Ты Собою, говоря: Умножая, умножу семя ваше, как звезды небесные, и всю землю сию, о которой Я сказал, дам семени вашему, и будут владеть вечно" (ст. 11-13). Это была убедительная защитительная речь. Слава Божия, оправдание святого Его имени, выполнение Его клятвы - вот доводы, на которые опирается Моисей, чтобы умолить Бога отвратить пламенный гнев Его. В Израиле он не мог найти ничего, во имя чего мог за него ходатайствовать. Он все находил в Самом Боге.

Господь сказал Моисею: "Народ твой, который ты вывел"; но Моисей отвечает Господу: "Народ Твой, который Ты вывел." Как бы то ни было, израильтяне оставались народом Божиим; имя Бога, Его слава, Его клятва были связаны с судьбою этого народа. С той минуты, что Бог вступает в завет с народом, Бог вручает ему славу Свою; и это дает вере твердое основание постоянно взирать на Бога. Моисей полностью забывает самого себя. Вся его душа полна заботою о славе Иеговы и народе Его. Блаженный раб! Немного найдется таких! И, однако, во всех этих обстоятельствах, насколько он стоит неизмеримо ниже благословенного Учителя: разница между ними бесконечно велика! Моисей сошел с горы: когда он "увидел тельца и пляски, тогда он воспламенился гневом, и бросил из рук своих скрижали" (ст. 19). Завет был нарушен; разбились вдребезги и свидетели этого завета; в справедливом негодовании сотворив суд над народом, "Моисей сказал ему: "Вы сделали великий грех: итак я взойду к Господу, не заглажу ли греха вашего" (ст. 30).

Как не похоже это на то, что мы видим во Христе! Он нисшел из недр Отчих не со скрижалями закона в руке, а "с законом в сердце Своем". Он пришел с небес не для того, чтобы узнать, каково духовное состояние народа: оно уже заранее было известно Ему. Кроме того, вместо того, чтобы уничтожить свидетельство завета и произвести суд, Он прославил и возвеличил закон, и Сам Телом Своим вознес на крест осуждение народа Своего; затем, исполнив все, Он вознесся на небо не со словами "не заглажу ли греха вашего", а для того, чтобы возложить на престол величия в небесах небес нетленное доказательство уже совершенного искупления! Разница великая и поистине славная! Благодарение Богу, нам не приходится с тревогою ожидать, удастся ли нашему Посреднику совершить искупление и удовлетворить оскорбленное правосудие. Нет, Он совершил все: Его пребывание на небесах свидетельствует о том, что все дело окончено. Выходя из мира сего, оставляя его, Он мог сказать с невозмутимым спокойствием победителя, проникнутого сознанием Своей победы, несмотря на то, что ему еще предстояло пройти чрез часы страшного, ни с чем несравнимого мрака: "Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить" (Иоан. 17,4). Благословенный Спаситель! Да, мы можем благоговейно поклоняться Тебе, можем хвалиться честию и славою, которыми увенчало Тебя вечное правосудие, Тебе принадлежит высшее место на небесах, и святые Твои ожидают лишь часа, когда "пред именем Иисуса преклонится всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык будет исповедовать, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца" (Фил. 2,10-11). Да наступит скорей день сей!

В конце этой главы Иегова следующими словами определяет Свою волю над народом: "Того, кто согрешил предо Мною, изглажу из книги Моей. Итак, иди, веди народ сей, куда Я сказал тебе. Вот, и ангел Мой пойдет пред тобою, и в день посещения Моего и Я посещу их за грехи их" (ст. 33-34). Это не Бог Евангелия, это Бот-Правитель. Здесь Он обещает изгладить имя грешника; в Евангелии мы видим Его изглаживающим грех. Это большая разница.

При посредстве Моисея Ангел Божий рукою своею далее поведет народ израильский. Не таково было положение вещей между Египтом и Синаем. Израиль потерял всякие законные права; и потому Богу оставалось только подтвердить Свою верховную власть над народом словами: "Кого помиловать, помилую, кого пожалеть, пожалею" (гл. 33,19).

Иегова отказывается сопровождать Израиль в Обетованную землю. "Сам не пойду среди вас, чтобы не погубить Мне вас на пути, потому что вы народ жестоковыйный" (ст. 3). В начале этой книги Иегова имел возможность сказать: "Я увидел страдание народа Моего в Египте, и услышал вопль его от приставников его; я знаю скорби его" (гл. 3,7). Теперь же Ему приходится сказать: "Я вижу народ сей, и вот, народ он - жестоковыйный" (гл. 32,9). Народ страждущий достоин милосердия; народ жестоковыйный должен быть усмирен. Вопль притесненного Израиля был встречен потоком милосердия Божия; голос строгого укора раздается в ответ на языческое ликование Израиля.

"Вы народ жестоковыйный: если Я пойду среди вас, то в одну минуту истреблю вас; итак снимите с себя украшения свои; Я посмотрю, что Мне делать с вами" (ст. 5). Только когда мы совлекаем с себя все прикрасы природные, Бог может благосклонно отнестись к нам. Нагой грешник может получить от Бога ризы спасения; но грешник, покрытый украшениями, должен от них отказаться. Мы должны отказаться от всего, составляющего наше собственное "я"; только тогда мы сможем облечься в одежду, уготованную нам Богом.

"Сыны Израилевы сняли с себя украшения свои у горы Хорива" (ст. 6). Они стояли у подножия этой памятной горы; их празднества и радостные песни сменились горьким плачем: украшения их были сняты с них, скрижали завета разбиты вдребезги. Таково было их настоящее положение; и Моисей считал своим долгом действовать согласно с этими обстоятельствами. Моисей не мог в данную минуту видеть в этом народе стан Божий. Общество осквернило себя идолопоклонством, возведя на место Бога идола, сделанного человеческими руками, поставив тельца на место Иеговы. "Моисей же взял и поставил себе шатер вне стана, вдали от стана, и назвал его скиниею собрания."

Ввиду этого пришлось создать новый центр соединения. "Каждый, ищущий Господа, приходил в скинию собрания, находившуюся вне стана" (ст. 7).

Здесь заключается драгоценная истина, с первого взгляда очевидная для человека духовного. В настоящее время Христос находится "вне стана" (Евр. 13,13). Только полное подчинение Слову Божию дает возможность составить себе верное понятие о том, что такое "стан"; надо иметь много духовной силы, чтобы выйти из стана, и еще больше - для того, чтобы, находясь "вдали от стана", действовать на остающихся в стане; только сердце, исполненное одновременно святостью и милосердием, способно на это: святость отделяет от греха, оскверняющего стан; милосердие делает нас способными действовать в пользу находящихся в стане.

"И говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим: и он возвращался в стан; а служитель его Иисус, сын Навин, юноша, не отлучался от скинии" (ст. 11). Моисей оказывает больше духовного мужества, чем Иисус Навин. Несравненно легче совершенно отстраниться от зла, чем поддерживать, как это необходимо, сношения с находящимися в стане. "Моисей сказал Господу: Вот Ты говоришь мне: "Веди народ сей", а не открыл мне, кого пошлешь со мною, хотя Ты сказал: Я знаю тебя по имени, и ты приобрел благоволение в очах Моих" (ст. 12). Моисей умоляет, чтобы Господь пребывал с ним на пути в доказательство того, что он приобрел благоволение в глазах Божиих. Если бы вопрос шел лишь о правосудии, Бог мог только истребить народ, потому что он - "народ жестоковыйный". Но ввиду того, что дело идет о благоволении Божием к посреднику между Иеговой и народом, самый факт жестоковыйности этого народа делается поводом для Моисея молить Господа пребывать с ними. "Если я приобрел благоволение в очах Твоих, Владыка, то да пойдет Владыка посреди нас; ибо народ сей жестоковыен. Прости беззакония наши и грехи наши, и сделай нас наследием Твоим" (гл. 34,9). Это несказанно трогательно! "Народ жестоковыйный" нуждался в безграничной благодати и неистощимом терпении Божием. Только Бог мог терпеть его.

"Господь сказал: Сам Я пойду, и введу тебя в покой" (гл. 33,14). Драгоценный удел! Благословенная надежда! Присутствие Божие с нами во время всего странствования по пустыне и вечный покой впереди! Благодать, восполняющая наши нужды; слава, ожидающая нас в будущем! Да, сердца наши могут воскликнуть: "Господи, довольно для нас!"

В 34-й главе Бог дает вторые скрижали завета: они не будут разбиты подобно первым, а будут вложены в ковчег, над которым, как мы уже заметили, пребывал Иегова как Владыка всей земли, Правитель всей Вселенной. "И вытесал Моисей две скрижали каменные, подобные прежним, и, став рано по утру, взошел на гору Синая, как повелел ему Господь. И взял в руки свои две скрижали каменные. И сошел Господь в облаке, и остановился там, близ него, и провозгласил имя Иеговы. И прошел Господь пред лицом его, и возгласил: "Господь, - Господь, Бог человеколюбивый, милосердный, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий милость во тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода" (ст. 4-7). Здесь, надо себе дать в этом отчет, Бог является Правителем мира, а не таким, каким мы Его находим на кресте, каким Он являет себя в лице Иисуса Христа и каким Его рисует Евангелие благодати. Евангелие выражает сущность Бога следующими словами: "Все же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою и давшего нам служение примирения, потому что Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, и дал нам слово примирения." (2 Кор. 5,18-19). "Не оставлять без наказания" и "не вменять греха" - две диаметрально противоположные мысли. "Наказывать за вину" и "прощать" ее - две разные вещи; в первом случае мы видим Бога, облеченного верховною властью Правителя мира; во втором - это Бог, действующий в Евангелии.

Во 2 Кор. 3. апостол противопоставляет служение осуждения 34-й главы Исхода служению Евангелия. Эта глава заслуживает внимательного изучения; из нее видно, как опрометчиво суждение человека, принимающего характер Бога, заявленный Им Моисею на горе Хорив, за характер Бога Евангелия. Ни творение Божие, ни владычество Божие над миром не открывают и не могут открыть мне глубоких тайн сердца Отца Небесного. Отверзлись ли для блудного сына объятия Того, Кто явил Себя на горе Синайской? Конечно, нет. Но Бог открыл Себя в лице Иисуса Христа; искупительное дело, совершенное на кресте, обнаружило всю божественную гармонию присущих Богу свойств. Там "милость и истина встретились, правда и мир облобызались" (Пс. 84,10-11). Грех всецело прощен; верующий грешник вполне оправдывается Кровью креста (Кол. 1,20). Когда Бог являет нам Себя таковым, нам остается только, следуя примеру Моисея, "пасть на землю и поклониться" Ему (ст. 8). Подобное положение приличествует грешнику, прощенному и принятому в присутствие Божие.

Эти главы содержат в себе повторное обозрение различных частей скинии и ее принадлежностей; я уже пояснил иносказательное значение выделяющихся частей скинии и считаю не нужным еще раз к этому возвращаться. Есть, однако, в этой части книги указание на два обстоятельства, в высшей степени для нас поучительных; это, во-первых, дары, принесенные по расположению сердца; во-вторых - безусловное послушание народа голосу Божию при сооружении скинии собрания.

О приношенях Господу по расположению сердца мы читаем: "И пошло все общество сынов Израилевых от Моисея. И приходили все, которых влекло к тому сердце, и все, которых располагал дух, и приносили приношения Господу для устроения скинии собрания и для всех потребностей ее, и для священных одежд. И приходили мужья с женами, и все по расположению сердца приносили кольца, серьги, перстни и привески, всякие золотые вещи, каждый, кто только хотел приносить золото Господу. И каждый, у кого была шерсть голубого, пурпурового и червленого цвета, виссон и козья шерсть, кожи бараньи красные и кожи синие, приносил их. И каждый, кто жертвовал серебро или медь, приносил сие в дар Господу; и каждый, у кого было дерево ситтим, приносил сие на всякую потребность для скинии. И все женщины, мудрые сердцем, пряли своими руками и приносили пряжу голубого, пурпурового и червленого цвета и виссон. И все женщины, которых влекло сердце, умевшие прясть, пряли козью шерсть. Князья же приносили камень оникс и камни вставные для ефода и наперсника; также и благовония, и елей для светильника и для составления елея помазания и для благовонных курений. И все мужья и жены из сынов Израилевых, которых влекло сердце принести на всякое дело, какое Господь через Моисея повелел сделать, приносили добровольный дар Господу" (ст. 20-29). И еще далее мы читаем: "Тогда пришли все мудрые сердцем, производившие всякие работы святилища, каждый от своей работы, какою кто занимался. И сказали Моисею, говоря: народ много приносит, более нежели потребно для работы, какие повелел Господь сделать... Запаса было достаточно на всякие работы, какие надлежало делать, и даже осталось" (36,4-7).

Какое похвальное усердие в деле сооружения святилища! Без принуждения, без воззвания народ приносил, кто что мог. Их к тому "влекло их сердце". Вот истинная причина их щедрости. Потоки сердечного расположения истекали отсюда. "Князья", "мужья" и "жены" были одинаково проникнуты сознанием, что им было дано чудное преимущество приносить дары Иегове не с сухим сердцем, не скупою рукою, а с царской щедростью; и вот, "запаса было достаточно, и даже осталось."

О безусловном послушании народа свидетельствуют слова: "Как повелел Господь Моисею, так и сделали сыны Израилевы все сии работы. И увидел Моисей всю работу, и вот, они сделали ее как повелел Господь, так и сделали. И благословил их Моисей" (39,42-43). Иегова дал самые точные указания относительно устройства всей скинии. Всякий столб, всякое подножие его, всякий крючок, всякое кольцо - все было в точности определено. Изобретательность человека, его разум и вкус не имели никакого значения для этой работы. Бог не требовал, чтобы человек доканчивал набросанный Им рисунок. Он не оставлял пустого места, которое человек мог бы заполнить, руководствуясь своими соображениями. Нет: "Смотри, сделай их по тому образцу, какой показан тебе на горе" (Исход. 25,40; 26,30; Евр. 8,5). Это повеление не давало никакого простора человеческой изобретательности. Если бы человеку позволено было сделать хотя бы один шест по его собственному усмотрению, это шест оказался бы негодным в глазах Божиих. В 32-й главе мы видели, к чему привел "резец" человеческий; ему, благодарение Богу, нет ни места, ни назначения в святилище Божием. В данном случае израильтяне сделали все, что им было велено, не больше и не меньше, чем следовало; и в этом скрывается поучительный урок для Церкви Божией. В истории израильтян встречается многое, чего нам обязательно надлежало бы избегать: избегать их ропота, нетерпения, их склонности давать Богу обеты и их идолопоклонства; но их преданность делу Божию заслуживает подражания с нашей стороны. Да будет же наше усердие ревностнее; наше послушание Богу да сделается более верным! С полной уверенностью мы можем утверждать, что если бы все в скинии не было сделано "по образцу показанному на горе", мы не нашли бы в конце этой книги слов: "покрыло облако скинию собрания, и слава Господня наполнила скинию. И не мог Моисей войти в скинию собрания, потому что осеняло ее облако, и слава Господня наполняла скинию" (гл. 40,34-35). Скиния собрания вполне соответствовала Божественному образцу; поэтому она и могла исполниться Божественной славы.

Это учит нас многому, весьма важному для нас. Мы слишком склонны считать слово Божие недостаточным для определения всех мельчайших подробностей нашего служения Богу. Это большое заблуждение, заблуждение, сделавшееся источником многих ошибок и погрешностей Церкви. В слове Божием заключается все, как относительно личного спасения и отдельного положения каждого из нас, так и относительно порядка и управления в Церкви Божией; потому что мы читаем, что "все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен" (2 Тим. 3,16-17). Если слово Божие приготовляет человека "ко всякому доброму делу", из этого следует заключить, что все, не находящееся на святых страницах Писания, не может именоваться "добрым делом" (ср. Еф. 2,10). Не забудем также, что слава Божия присуща лишь тому, что сделано по Божественному образцу.

Дорогой читатель, мы вместе сделали беглый обзор этой книги. От всего сердца надеюсь, что изучение этой части слова Божия не осталось для нас без плода; верю, что по мере того, как мы углублялись в рассмотренные нами главы, мы укрепляли души наши верою в Иисуса и в принесенную Им жертву. Конечно, и самые наши твердые убеждения на самом деле слабы; и то, что нам кажется донельзя возвышенным, поверхностно в сравнении с намерением и откровением Божиим. Отрадно жить мыслью, что благодатью Божией мы идем путем, ведущим к славному часу, в который мы все познаем, "подобно как мы познаны" (1 Кор. 13,12); тогда сердца наши возрадуются и озарятся светом лица Того, Кто есть начало и конец всех путей Бога, в творении, в провидении и искуплении. Ему вручаю я тебя: да сохранит Он тебя - тело, душу и дух твой; и да познаешь ты блаженство иметь Христа уделом своим, терпеливо ожидая пришествия Его. Аминь.

Примечание А

В речи Стефана к синедриону в Иерусалиме упоминается об этом поступке Моисея; считаю нелишним остановиться на этом факте. "Когда же исполнилось ему сорок лет, пришло ему на сердце посетить братьев своих, сынов Израилевых; и, увидев одного из них обижаемого, вступился и отомстил за оскорбленного, поразив Египтянина. Он думал, поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение; но они не поняли" (Деян. 7,23-25). Очевидно, речь Стефана клонилась к тому, чтобы напомнить различные факты из истории народа, которые могли пробудить совесть людей, слушавших его; ввиду этого ясно, что Стефан никоим образом не приводил этого факта с целью выяснения вопроса, не слишком ли Моисей поспешил действовать, не ожидая назначенного Богом времени; это противоречило бы цели, намеченной Стефаном, и не согласовывалось бы с принципом, установленным Духом Святым в Новом Завете. Кроме того, Стефан ограничивается словами: "Пришло ему на сердце посетить братьев своих." Он не говорит, что в это время его послал к ним Бог. Факт этот также не выясняет духовного состояния народа, не принявшего его. "Они не поняли" - вот все, что о нем сказано; какой урок для себя лично извлек из всего этого Моисей - это уже другой вопрос. Духовный человек легко поймет все это.

Рассматривая Моисея как прообраз Христа, мы видим в этих обстоятельствах его жизни намек на то, что Христос пришел к Израилю, но иудеи отвергли Его, сказав: "Не хотим, чтобы Он царствовал над нами" (Лук. 19,14). Если, с другой стороны, мы смотрим на личное поведение Моисея, мы видим, что, подобно всем людям, он впадал в заблуждения и являл немощи свои; иной раз ему хотелось идти слишком скоро, слишком энергично, иногда же - слишком медленно и слишком вяло. Все это очень ясно и очевидно, и лишь свидетельствует о бесконечном милосердии и неистощимом долготерпении Господа.

Примечание Б

Интересно отметить место, которое занимает это страшное проклятие; мы его находим в конце длинной главы, в которой апостолу приходится обличать некоторых в самых грубых, злых действиях и неверном понимании многих частей вероучения. Особенно знаменательно то, что, произнося слово "анафема", апостол громит не тех, которые внесли эти заблуждения и зло, а восстает на того человека, который "не любит Господа Иисуса Христа". Почему так? Потому ли, что Дух Божий не придает значения заблуждениям и злу? Конечно, нет; все послание доказывает, как Он относится к этому вопросу. Но единственное, что всегда предохраняет сердце от увлечения лжеучениями и неправдою всякого рода - это любовь к Господу Иисусу Христу. Кто Христа не любит, тот рискует впадать во многие заблуждения и уклониться от пути Божия. Этим объясняется форма, приданная апостолом "анафеме", и место, которое ей отведено.