Послание Галатам раскрывает нам важные источники несчастий и конфликтов апостола в тех странах, где он проповедовал благую весть, что в то же время было средствами, используемыми врагом, чтобы извратить евангелие. Бог, и это действительно так, в своей любви использовал евангелие для нужд человека. Враг низводит все, что связано с евангелием, до уровня высокомерной воли человека и испорченности сердца, обращая христианство в религию, соответствующую этому сердцу, вместо того, что является выражением сердца Бога - всесвятого Бога - и откровением того, что Он сделал в своей любви, чтобы привести нас в общение со своей святостью. В то же время, мы видим здесь связь между иудейским учением - которое является полным отречением от искупления и поиском блага во плоти и в воле человека, поисками в человеке, чтобы создать в себе праведность от Бога, - в тех, кто препятствовал делу апостола, и между нападками, которые постоянно были направлены против его служения, потому что это служение непосредственно взывало к силе Святого Духа, представляя человека как погибшего и полностью устраняя иудаизм, который имел дело с человеком. Противостоя попыткам иудаистов, апостол излагает простейшие принципы оправдания благодатью. Следы сражений с духом иудаизма, которым сатана пытался разрушить истинное христианство, и поддержание апостолом этой свободы и власти его служения можно найти во многих местах в посланиях Коринфянам, Филиппийцам, Колоссянам, Тимофею и с исторической точки зрения, в Деяниях святых апостолов. В послании Галатам две темы рассматриваются непосредственно и с формальной стороны. И вследствие этого евангелие сведено к его простейшим составным частям, благодать - к ее простейшему выражению. Но относительно заблуждения вопрос решен более твердо, и более четко отмечена непримиримая разница между иудаизмом и евангелием.

Бог допустил такое вторжение своего собрания в самые ранние дни его существования, чтобы мы могли иметь ответ божественного вдохновения на эти принципы. В послании представлены: непосредственный источник истинного служения соответственно евангелию, которое Павел проповедовал язычникам, невозможность объединения закона и этого евангелия - единство подчинения его обрядам и разделения дней - со святой и небесной свободой, в которую мы введены воскресшим Христом, невозможность, я повторяю, объединения религии плоти с религией Духа.

В самом начале апостол пишет о независимости (от всех людей) его служения, которое он исполнял, отмечая его истинные источники, из которых он черпал силы без всякого вмешательства посредников, добавляя чтобы показать, что галаты оставили общую веру святых, "и все находящиеся со мною братья". Итак, представляя тему этого послания, апостол сразу провозглашает, что учение, излагаемое иудаистами среди галатов, было другим евангелием (которое в действительности, однако, не было другим), не евангелием Христовым.

Затем он заявляет, что он является апостолом, избранный не человеками и не через человека. Он выступает не со стороны людей, словно посланный ими и не с помощью какого-либо человека, но он получил свое поручение через Иисуса Христа и Бога Отца, воскресившего его из мертвых. Это было сделано Иисусом Христом по пути в Дамаск, но также и Отцом, как мне кажется, когда Святой Дух сказал: "Отделите мне Варнаву и Савла". Он говорит так, чтобы свести происхождение своего служения к первоначальному источнику всего истинного блага и всей законной власти {"Не человеками", как часто допускают "церковники", но также "и не через человека", Это поражает в корне их существования как таковых. Они хвалятся ее исхождением (власти) от человека, но (что весьма замечательно) не от Павла, истинного служителя собрания, как многие и утверждали, а от Петра, апостола обрезания. Петр вообще не был апостолом язычников и, насколько нам известно, никогда не приходил к ним}.

Как обычно, он желает собранию благодати и мира от Бога Отца и от Господа Иисуса Христа. Но здесь он добавляет к имени Иисуса то, что принадлежало сущности евангелия, которое галаты упустили из виду, - он добавляет то, что Христос пожертвовал собой за наши грехи, чтобы избавить нас от века лукавого. Душевный человек в своих грехах принадлежит этому веку. Галаты хотели возвратиться к этому под предлогом праведности соответственно закону. Христос отдал себя самого за грехи наши, чтобы избавить нас от этого ибо мир осужден. Рассматриваемые с точки зрения плоти, мы принадлежим ей. И праведность закона имеет дело с людьми во плоти. И именно человек во плоти совершил это, и у плоти есть свое место в мире; праведность, которую человек достигнет во плоти, направляется соответственно составляющим частям мира. Законная праведность, человек во плоти и мир взаимосвязаны. Тогда как Христос, рассматривая нас как не имеющих праведности, отдал самого себя за наши грехи, чтобы спасти нас от этого осужденного мира, в котором люди стремятся достичь праведности, ставя себя на принципы плоти, которая никогда не сможет достичь праведности. Это спасение осуществилось по воле нашего Бога и Отца. Он хотел, чтобы небесный народ был искуплен соответственно той любви, которая предоставила нам место на небе с ним самим и дала нам жизнь, где действует Святой Дух, чтобы мы наслаждались жизнью, побуждая нас ходить в свободе и святости, которую Он дал нам в новом творении, для которого главой и славой является сам Иисус, воскресший и прославленный.

Апостол раскрывает свою тему безо всякого вступления; он был исполнен этого и состояние галатов, которые отвергли евангелие в его основах, изгоняло евангелие из подавленного, я могу добавить, негодующего сердца. Как было возможно такое, чтобы галаты так быстро оставили его, призывавшего их в соответствии с силой благодати Христовой к другому евангелию? Именно в славной свободе и в спасении, которое осуществляется на небесах, именно искуплением, которое Христос осуществил, и благодатью, которая принадлежит нам в нем, - именно благодаря этому они наслаждались небесным и христианским счастьем. А сейчас они склонялись к совершенно другому свидетельству; это - свидетельство, являющееся другим евангелием, другой благой вестью. Их умы были заняты извращением истинного евангелия. Но, - говорит апостол, повторяя снова и снова свои слова, - если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то... да будет анафема". Обратите внимание на то, что он не допускает ничего сверх того, что он проповедовал.

Фактически они не отрицали Христа; они хотели добавить обрезание. Но евангелие, проповедуемое апостолом, было полным и совершенным евангелием. Ничего нельзя было добавить к нему, изменяя его, сказав, что оно не совершенно, добавляя то, что было чуждым ему по природе, то есть извращающим его. Ибо Павел учил их полному небесному откровению Бога. В своем наставлении он завершил круг учения Бога. И добавлять что-либо к этому - значит, отрицать его совершенство, а изменять его характер - значит извращать его. Апостол не говорит об учении, открыто противостоящему его учению, но о том, что есть вне евангелия, которое он проповедовал. Так, он говорит, что не может быть другого евангелия : это - иное евангелие, но нет другой благой вести, кроме той, которую он проповедовал. Это не что иное, как извращение истинного евангелия: извращение, которое причиняет боль душам. Таким образом, в любви к душам он мог предать анафеме тех, кто уводил эти души от совершенной истины, которую он проповедовал. Это было евангелие самого Бога. Все остальное было от сатаны. Даже если сам Павел принесет другое евангелие, пусть он будет предан анафеме. Чистое и полное евангелие уже было провозглашено, оно отстаивало свои притязания во имя Бога против всего, что пыталось соединиться с евангелием. Стремился ли Павел удовлетворить умы людей в этом евангелии или угодить людям? Ничуть; иначе он не был бы слугой Христовым.

Затем он говорит о своем служении с исторической точки зрения и о вопросе, имеет ли человек к тому отношение. Его евангелие не находилось в зависимости от человека, ибо он получил его не от человека; он не был научен ему. То, что он имел, было дано ему через непосредственное откровение Иисуса Христа. И когда Бог, избравшей его еще от утробы матери, призвал его своей благодатью, то Он был рад открыть своего сына в нем, и откровение сразу обрело свою силу. Он не общался с другими апостолами и сразу стал действовать независимо от них, как научившийся у самого Бога. Это произошло через три года после того, как он познакомился с Петром и увидел Иакова. Собрания в Иудее не видело его; они прославляли Бога за благодать, которую он получил. Более того, в Иерусалиме он был только пятнадцать дней. Затем он ушел в Сирию и Киликию. Через четырнадцать лет он опять ходил в Иерусалим (об этом сказано в Деян. 15) с Варнавой, взяв с собою Тита. Но Тит, который был язычником, не был обрезан очевидное доказательство свободы, в которой открыто пребывал апостол. С его стороны это был смелый шаг, чтобы взять Тита с собой и разрешить, таким образом, вопрос между собой и иудействующими христианами. Он пришел из-за лжебратьев, которые приходили высмотреть свободу, в которой Павел (наслаждаясь ею в Духе) представлял верующих; и он пришел милостью откровения.

Здесь мы должны заметить, как сообщения Бога могут внутренне направлять наше поведение, хотя мы часто поддаемся побуждениям со стороны других. В Деян. 15 мы читаем о внешней истории, а здесь - о том, что управляло сердцем апостола. Бог (для решения вопроса в Иерусалиме закрыл все уста и поддерживал единство) не позволил апостолу одержать победу в Антиохии или тотчас же организовать жизнь собрания, созданного там. Но Он позволил ему уединиться в своем собственном убеждении и послал его в Иерусалим сообщить главным апостолам то, чему он учил, так, чтобы по этому важному вопросу у них было единство и чтобы они признали Павла как наученного Богом, независимо от них; он действовал от Бога, так же, как и они сами. Ибо, хотя Бог хотел, чтобы он учил других, он ничего не получил от них. В результате этого сообщения они обрели благодать, которой Бог наделил его, и служение, которое он получил для язычников, и они дали ему и Варнаве хорошего спутника.

Если бы он пришел раньше, то каким бы ни было его знание, доказательства его особого и независимого служения, не существовали бы. Но он плодотворно трудился в течение нескольких лет, не получая какого-либо поручения от других апостолов, и им пришлось признать его апостольство как непосредственный дар Бога и также истины, которыми Бог наделил его: доказательства же эти были; и Бог признал это апостольство, как Он дал его. Двенадцати апостолам не оставалось ничего, как признать это, если они признавали Бога как источника всех даров. Павел был апостолом от Бога без их вмешательства. Они могли признать его служение, и в нем - Бога, который дал им то, что они сами осуществляли.

Более того, в исполнении своей миссии Павел всегда действовал независимо. Когда Петр пришел в Антиохию, то он лично противостоял ему, потому что тот подвергался нареканию. Он не был выше по отношению к Павлу, перед которым его подчиненные сохраняют почтительное молчание. Хотя Бог властно действовал в Петре, но его товарищ по апостольству (верный Богу, призвавшему его) не мог допустить, чтобы искажали евангелие, которое было дано на его заботу самим Господом. Каким бы горячим он ни был, Петр всегда слишком заботился о мнении других. И мнение, преобладающее в мире, всегда является тем, что оказывает влияние на сердце человека. Павел, наученный свыше и полный силы Духа, который, раскрывая божественную славу, заставил его почувствовать, что все, возвышающее плоть, отвергало эту славу и искажало евангелие, провозглашающее ее, - Павел жил и поступал в новом творении, центром которого является Христос; он был настолько же непоколебим, насколько и горяч, потому что осознавал невидимое; он был так же ясновидящ, как и непоколебим, потому что жил в осознании духовного и небесного во Христе, - Павел, для которого достичь прославленного Христа было всем, ясно видит плотскую жизнь апостолов обрезания. Он не испуган человеком, он занят Христом, который был для него всем и истиной. Он не щадит того, кто извращает истину, каким бы ни было его положение в собрании.

В Петре было лицемерие. Оставаясь один, где преобладало влияние небесной истины, он ел с язычниками, окружая себя репутацией хождения в свободе, подобно другим. Но когда кто-то приходил от Иакова из Иерусалима, где он сам обычно жил, из того центра, где религиозная плоть и ее традиции все еще имели очень большую силу, он больше не отваживался использовать свободу, которая осуждалась теми христианами, которые в своих чувствах все еще находились под иудейским влиянием; и он отступал назад. Как жалок такой человек! И мы немощны соответственно нашей гордости перед людьми, когда мы ничто, и можем делать все, что касается человеческого мнения. В то же время мы производим неблагоприятное влияние на других в той степени, в которой они влияют на нас, в которой мы подчиняемся влиянию, оказываемому на наши сердца желанием поддержать нашу репутацию среди людей; и все это уважение, которому мы приверженны, причем справедливо, становится орудием зла {Очень важно отметить, что приверженность миру или допущение чего бы то ни было, что не от Бога, придает силу безбожности тому злу, которое он допускает}. Петр, испытывающий страх перед теми, кто приходил из Иерусалима, увлек своим лицемерием всех иудеев и даже Варнаву.

Один только Павел, энергичный и верный, по благодати остается праведным, и он упрекает Петра при всех. Зачем принуждать язычников жить по-иудейски, чтобы наслаждаться полным христианским общением, когда ты сам, будучи иудеем, позволял себе жить, как язычник? Сами иудеи по природе, а не бедные грешники-язычники, отказались от закона как средства обеспечения благорасположения Божьего и нашли убежище во Христе. Но если они стремились восстановить систему законных обязательств, чтобы обрести праведность, то зачем они низвергали это? Поступая так, они делали себя грешниками, низвергая эту систему. И более того, так как это делалось, чтобы прийти к Христу, взамен той силы, которую они раньше предполагали в законе как средства оправдания, - так, что они перестали искать праведности через закон и Христос стал служителем греха. Его учение сделало их грешниками! Ибо, в восстановлении системы закона, они сделали очевидным то, что им не следовало низвергать его; и именно Христос заставил их сделать это.

Какая польза от слабости, которая, чтобы угодить людям, возвратила то, что угождало плоти! Как мало думал об этом Петр! Как мало думают об этом многие христиане! Опираться на обряды - значит, опираться на плоть; на небесах нет обрядов. Когда Христос, пребывающий здесь, есть все, то это не может быть совершено. Христос действительно установил преломление хлеба и т.д., чтобы отличать свой народ от мира, тем самым определяя, с одной стороны, что они не от мира, но умерли с ним для мира, и, с другой стороны, чтобы собрать их на основе того, что могло собрать их всех, - на основе креста и совершенного искупления, в единстве тела. Но если вместо использования их с благодарностью по воле его мы опираемся на них, то мы потеряли полноту, достаточность Христа, чтобы опираться на плоть, которая была поглощена этим, и находить в этом для себя роковые средства и покрывало, чтобы скрыть совершенство Спасителя. Опираться плотью на христианские обряды, предписанные Писанием,- значит, отрицать ценность и важность истины, которую они нам представляют, истину того, что больше нет праведности по плоти, с тех пор, как Христос умер и воскрес.

Апостол чувствовал это глубоко; он был призван, чтобы представить это пред глазами и совестью людей силой Святого Духа. Каких несчастий и конфликтов стоило ему его призвание! Плоть человека любит похвалу, она не может выносить, чтобы к ней относились как к низменной и неспособной к добру, она не желает быть изгнанной и осужденной к уничтожению, и не попытками уничтожить то, что восстановило бы всю ее важность, а делом, которое оставляет ее в ее истинном ничтожестве и которое произнесло окончательное осуждение смерти над ней, так что, признанная ничем иным, как грехом, она вынуждена лишь сохранить молчание. Если она действует, то она совершает лишь зло. Ее место быть мертвой, и не более того. У нас есть и право, и сила держать ее на таком месте, потому что Христос умер и мы живем в его воскрешенной жизни. Он сам стал нашей жизнью. Живя в нем, я отношусь к плоти, как к мертвой; я не являюсь ее должником. Бог осудил грех во плоти тем, что его Сын пришел в подобной грешной плоти. И в конце главы апостол представляет нам именно этот важный принцип нашей смерти с Христом (только сначала признавая силу закона, чтобы донести смерть до сознания). Он установил, что находиться под законом- значит, оказаться приговоренным к смерти. И он испытал в душе всю силу этого принципа, его душа осознала смерть во всей ее силе. Он был мертв, и если так, то он был мертв для закона. Сила закона не распространяется за пределы жизни; и если его жертва мертва, то он уже не имеет силы над ней. Павел подтвердил эту истину; и, приписывая принципу закона всю силу этой истины, он признал себя мертвым через закон, мертвым для закона. Но каким образом? Было ли это через испытание вечными последствиями его нарушения; ибо, если закон убивал, он также и осуждал (см. 2 Кор. 3)? Ни в коем случае. Как раз совсем наоборот. Он не отрицал власти закона, он признавал его силу в душе, но признавал в смерти, чтобы он мог жить для Бога.

Но где он мог найти эту жизнь, поскольку закон только убивал его? Он объясняет это. Со всей ответственностью, подверженный конечным последствиям нарушения закона, он не мог найти в нем жизни! Христос был распят - Он вынес приговор закона Божьего и смерть, и живет теперь в могучей и святой жизни, которую ничто не может унести; смерть не могла удержать его; хотя в благодати Он испытал ее. Но апостол (которого достигла та же благодать), признавал это соответственно истине, как бедный грешник, в подчинении смерти, и, благословляя Бога, даровавшего ему благодать жизни в свободном принятии Иисуса, он был связан с Христом в замыслах Божьих в его смерти (ныне осознанной через веру и ставшей истинной), благодаря Христу, который умер и воскрес, являясь его жизнью. Он был распят вместе с ним, так что осуждение этого было в прошлом для Павла. Это Христа постигла смерть под законом. Закон достиг Савла, грешника, в личности того, кто отдал самого себя за него, и Савл очнулся, и наступила смерть, но смерть ветхого человека (см. Рим. 7,9.10); и теперь она не имеет власти над ним; ибо жизнь, к которой относилась власть закона, закончилась на кресте {Христос устранил также его грехи; но здесь речь идет не об этом; здесь темой обсуждения является власть закона над ним, пока он живет на земле}. Тем не менее, он жил, впрочем не он, а Христос, жил в той жизни, в которой Христос воскрес из мертвых, - Христос жил в нем. Таким образом, исчезла власть закона над ним (в то время как закону приписывалась вся его сила), потому что эта власть была связана с жизнью, относительно которой он признал себя мертвым во Христе, который действительно испытал смерть с этой целью. И Павел жил в этой полной и святой жизни, в совершенстве и силе которой Христос воскрес из мертвых, вынося приговор закона. Он жил для Бога и считал недостойную жизнь плоти мертвой. Его жизнь черпала свою сущность, свой способ существования из источника, откуда она происходила.

Но у твари должна быть цель, для которой она живет, так же обстояло дело и с душой Павла, и это была вера Иисуса Христа. Верой Иисуса Христа действительно жил Павел. Христос, источник его жизни, сама жизнь, был также его целью. Именно это всегда характеризует жизнь Христа в нас: Он сам - ее цель, Он один. Умерев за нас в любви, Он - тот, кто был способен на это, Сын Бога, - освободил нас от греха этой жизни, и Он облачен любовью, которую Он показал нам таким образом. Мы живем верой в Сына Бога, который любил нас и отдал самого себя за нас. И личная жизнь, индивидуальная вера прикрепляют нас к Христу и делает его драгоценным для нас как предмет веры души. Таким образом, благодать Божья не стала тщетной; ибо если бы праведность была установлена на принципе закона, то Христос умер бы напрасно, если бы, соблюдая закон, мы могли бы обрести праведность.

Какая утрата, ужасная и невосполнимая - потерять такого Христа, какого мы познали в благодати как праведность и как любовь; Сын Бога - вот наша участь, наша жизнь, Сын Бога - преданный ради нас, отданный нам! Именно это приводит в волнение апостола: "О несмысленные Галаты! кто прельстил вас..?" Христос был описан перед их взором как распятый. Их неразумность казалась еще более поразительной, когда они думали о том, что они получили, о том, чем они наслаждались под евангелием, и о страданиях ради этого евангелия. Каким образом они получили Духа - через дела закона или через свидетельство, обретенное в вере? Начав силой Духа, неужели они смогут достичь совершенства с помощью жалкой плоти? Они страдали за евангелие, за истинное евангелие, не смешанное с иудаизмом, не смешанное с законом: неужели все это напрасно? Разве он, подающий им Духа и совершающий среди них чудеса, делал это на основе закона, а не в связи со свидетельством, полученным ими в вере? Авраам поверил Богу, и это вменилось ему в праведность. Это был принцип, установленный Богом для отца верующих. Поэтому те, кто находился через благодать на принципе веры, - были детьми Авраама. И Писание, предвидя, что Бог оправдает язычников через веру, возвестило Аврааму эту благую весть заранее, говоря: "В тебе благословятся все народы".

Послание преднамеренно написано очень просто, так как галаты теряли основу, и апостол доказал это. Важными принципами послания (связанными с познанным присутствием Духа) являются обетования соответственно благодати в противоположность закону, а также Христос, осуществивший обетования, при этом закон отступил на задний план.

Таким образом, язычники были наследниками во Христе, истинного и единственного наследника обетования, а также иудеи, получившие положение сыновей.

Нам даны принципы, на основе которых Авраам жил пред Богом, и провозглашение того, что в нем должны быть благословлены язычники. Таким образом, те, кто на основе веры благословлен Авраамом, являются верующими, тогда как закон выносил конкретный приговор тому, кто не соблюдает его в каждом конкретном случае. Это положение из Втор. 27 рассматривается и в других местах. Я хотел бы вспомнить только (двенадцать колен были разделены на две группы по шесть в каждой, одна предназначена для того, чтобы провозглашать благословение, а другая - проклятие), что произносилось только проклятия, а благословения совершенно опускались - поразительное обстоятельство, использованное апостолом, чтобы показать истинный характер закона. В то же время Писание показывает, что оправдание было не делом закона, ибо сказано: "Праведный верою жив будет". Закон не был основан на принципах веры, но тот, кто совершил зло, будет жить этими принципами. Но не должна ли сохраняться власть закона как данного Богом? Несомненно, это так, и Христос понес его проклятие (искупив и спася тех, кто - объект его приговора закона - теперь уверовал в него), чтобы благословение Авраама могло достичь язычников через него, так что все верующие, иудеи и язычники, должны получить Духа, который был обещан им.

Христос истощился ради верующего - который был подчинен закону и виновен, нарушив его, - вынес все проклятия, которые предназначались виновным: и закон, отмечающий Израиль, потерял свою власть над иудеем тем что дало самое поразительное свидетельство его власти. Поэтому больше не существовало препятствий, и предыдущие обетования благословения могли свободно излиться (соответственно тому, как они были сделаны Аврааму) на язычников, через Христа, устранившего проклятие, которое закон вынес иудеям, и иудей и язычник, верующие в него, могли получить Святого Духа, предмет обетований Божьих во время благословения.

Коснувшись этого момента, апостол теперь рассматривает не влияние закона на совесть, а взаимоотношения, которые существовали между законом и обетованием. Первым было дано обетование, и не только дано, но и подтверждено; к нему нельзя ничего ни добавить, ни убавить от него. Бог явился Аврааму через обетование за 430 лет до закона, предопределив в его личности благословение язычникам (Быт. 12). Это обетование было подтверждено и его семени* (Исаак: Быт. 22), и только одному семени, так как сказано, не потомкам, а "семени", и этим семенем является Христос. И иудей не должен отрицать этого факта. А закон, пришедший гораздо позднее, не мог уничтожить обетование, которое было дано и торжественно подтверждено Богом, так чтобы лишить его влияния. Ибо если наследство основывается на законе, то оно больше не основывается на обетовании: но Бог дал наследство Аврааму через обетование. "Для чего же закон?" С тех пор, как было дано неизменное обетование, и наследство должно прийти к объекту обетования, закон не мог этого изменить каким-либо способом, потому что существует другой вопрос, между душой и Богом, если хотите, между Богом и человеком, а именно: вопрос праведности. Благодать, которая решает одарить кого-либо благословением и которая обещает его заранее, является для нас не единственным источником обетования. С Богом должен быть решен вопрос праведности, вопрос греха и вины человека. ----- * Мы должны читать: "Но Аврааму были даны обетования и семени его", а не "Аврааму и семени его". Обетования, относящиеся с временным благословением Израиля, были сделаны Аврааму и его семени с той оговоркой, что это семя должно быть так же многочисленно, как звезды. Но здесь Павел говорит не об обетованиях, но о благословении, дарованном язычниками. И обетование благословения для язычников было дано одному Аврааму без упоминания о его семени (Быт. 12), и, как здесь говорит апостол, оно было подтверждено его семени, не называя Авраама (гл. 22), - в единственной личности Исаака, прообраза Господа Иисуса, принесенного в жертву и воскресшего из мертвых, чему Исаак был прообразом. Итак, обетование было подтверждено, но не во Христе, а для Христа, истинного семени Авраама. И на том факте, что обетования были подтверждены для Христа, основываются все рассуждения апостола. Очевидна важность того факта, что после символической жертвы и воскресения Исаака обетование было подтверждено последнему. Несомненно, что совершенное этим образом, это сохранило обетование для Давида, и в то же время была разрушена стена разделения, и благословение теперь могло излиться и на язычников - следует добавить: также и на иудеев - благодаря искуплению, совершенному Христом; верующий, сделанный в нем праведностью Бога, может быть отмечен Святым Духом, который был обещан. Когда осознано значение Быт. 12 и 22 в том, что касается обетований благословения, данного язычникам, можно ясно увидеть основу, на которую опираются доводы апостола.

И обетование, которое было безусловным и было сделано Христу, не поднимает вопроса праведности. Но было необходимо, чтобы этот вопрос был поднят, и в первую очередь требованиями праведности от человека, который был обязан осуществлять ее и ходить в ней пред Богом. Человек должен быть праведен пред Богом. Но уже пришел грех, и в действительности грех должен был показать, что введен и закон. Грех действительно присутствовал, воля человека сопротивлялась Богу, и закон выявлял силу этой злой воли, и она проявлялась через презрение к Богу, перескакивая через барьер, который возвел запрет Бога между ней и ее желаниями.

Закон был дополнен, так как могли быть прегрешения, не (как мы уже видели, когда размышляли над посланием Римлянам, где рассматривалась эта же тема) потому, что мог быть грех, а потому что могли быть прегрешения, через которые могла быть поражена совесть людей, и в их легкомысленных и беззаботных сердцах ощутился приговор смерти и осуждения. Поэтому закон был введен между обетованием и его исполнением, чтобы было показано действительное нравственное состояние человека. Итак, из обстоятельств, при которых это было дано, становится видно, что закон никоим образом не был средством осуществления обетований, но, напротив, он ставит человека на совершенно другое основание, чтобы человек познал себя и в то же время понял невозможность своего пребывания пред Богом на основе своей собственной ответственности. Бог дал безусловное обетование семени Авраама. Он, несомненно, исполнит его, ибо Он - Бог. Но в сообщении закона ничего не дано непосредственно от Бога. Закон был установлен руками ангелов. И не Бог говорит через свое слово тому человеку, во благо которого должно быть исполнено обетование. Ангелы славы, которые не участвовали в обетованиях (так как ангелы сияли в славе Синая; см. Пс. 68), по воле Бога провозглашали закон в величии своего достоинства. Но Бог ангелов и Израиля стоял в стороне; сокрытый в своем святилище облаков, пламени и густой тьмы, Он был окружен славой; его величие было страшным, но Он не явил себя. Он дал обетование в человеке, а посредник принес закон. И существование посредника непременно предполагает две стороны. Бог был одной из этих сторон, и это было основанием всей иудейской религии. Но была и другая стороны, от которой зависела прочность завета, заключенного на Синае. Моисей поднимался, спускался и приносил Израилю слова Сущего, и ответ Израиля, который был занят тем, чтобы исполнять возложенное на него Сущим, наслаждаясь действием его обетования.

"Если вы будете слушаться гласа Моего", - сказал Сущий. "Все, что сказал Господь, исполним", - отвечал Израиль через Моисея. И каковы были последствия? Апостол с трогательной важностью, как мне кажется, не отвечает на этот вопрос - не делает необходимых выводов из своих рассуждений. Его целью было показать разницу между обетованием и законом, не раня без нужды сердца народа, который он любил. Напротив, он стремится сразу предотвратить любые обиды, которые могут возникнуть из того, что он сказал; в то же время он развивал свою мысль дальше. Был ли закон противен обетованиям Бога? Никоим образом. Если закон был дан, то для того, чтобы сообщить жизнь, а праведность (ибо она является нашей темой в этом отрывке) должна бы быть от закона. Человек, обладающий божественной жизнью, хотел бы быть праведным в праведности, которую он осуществил. Закон обещал благословение Божье при условии послушания человека: если бы закон одновременно мог дать жизнь и это послушание имело бы место, то праведность могла бы осуществиться на основе закона; те, кому было сделано обетование, наслаждались бы его осуществлением благодаря своей собственной праведности. Но происходило совсем наоборот, ибо человек, будь то иудей или язычник, был грешником по природе; без закона он - раб своих необузданных страстей; под законом он показывает их силу, нарушая закон. Писание всем вменило грех, чтобы обетование через веру в Иисуса Христа исполнилось для тех, кто верует.

Прежде, чем пришла вера (то есть христианская вера как основа отношений с Богом, прежде, чем существование определенных целей веры в личности, деле и славе Христа, как человека, стало средством установления веры в евангелие), иудеи были ограничены рамками закона, ограничены относительно наслаждения той привилегией, которая должна появиться. Итак, закон был для иудеев детоводителем ко Христу, чтобы они могли быть оправданы на основе веры. Пока они имели ограничения, они держались отдельно от других народов, и не менее виновные, чем они; но содержащиеся отдельно для оправдания, необходимость которого стала более очевидной благодаря закону, который они не исполняли, но который требовал от человека праведности, показывая таким образом, что Бог требовал этой праведности. И когда однажды пришла вера, те, кто был до этого подчинен закону, больше не были под опекой закона, который связывал их до тех пор, пока не пришла вера. Ибо эта вера, ставящая человека непосредственно пред лицом Бога и делающая верующего сыном Отца славы, больше не оставляла места для опекуна, который трудился в период незрелости того, кто теперь был освобожден и находился в непосредственных отношениях с Отцом.

Верующий стал сыном в прямой связи со своим Отцом, с Богом (с самим Богом, который открылся). Он - сын, потому что все крестившиеся разделяют привилегии, которые во Христе, и должны облечься во Христа. Они стоят пред Богом не как иудеи или язычники, связанные или свободные, мужчины или женщины; они находятся пред Богом соответственно своему положению во Христе, все они одно в нем; Христос является для всех общей и единственной мерой их связи с Богом. И Христос был, как мы видим, семенем Авраама; и если язычники были во Христе, следовательно, они вступали в это привилегированное положение; во Христе они были семенем Авраама и наследниками, согласно обетованию, сделанному этому семени.

Поэтому здесь ясно представлены соответствующее положение иудея (даже если он был религиозен) до пришествия Христа и положение верующего иудея или язычника по пришествии Христа; и в начале главы 4 апостол подводит итог тому, что он сказал. Он сравнивает верующего до пришествия Христа с ребенком в детстве, у которого нет прямых отношений со своим отцом, и что касается его помыслов, то он получает от своего отца повеления, не осмысливая их, как воспринимал бы их раб. Он находился под влиянием опекуна до времени, назначенного отцом. Таким образом, иудеи, хотя и являлись наследниками обетования, находились не в связи с Отцом и его замыслами во Христе, но пребывали под влиянием принципов, принадлежащих современному миропорядку, который, однако, является извращенным и падшим творением. Их жизнь была предопределена Богом в этой системе, но не выходила за ее рамки. Мы говорим о системе, которой они руководствовались, и какой бы божественный свет они ни получали время от времени, чтобы раскрыть им небеса, чтобы ободрить их в надежде, тем не менее, мировоззрение, под влиянием которого они находились, затемняло его. И под законом они как наследники все еще находились в рабстве. Но когда настало время, Бог послал своего Сына - это деяние, основанное на его исключительной благости для осуществления его извечных замыслов и для проявления всей его природы. Именно Бог сделал это. Это Он действовал. Закон же требовал, чтобы действовал человек, и это показывало, что человек был совсем не тем, кем он должен был быть соответственно закону. И Сын Бога пришел от Бога. Он не требует ничего. Он показан в мире в отношениях с людьми, как человек, родившийся от женщины, и как человек под законом.

Если грех и смерть пришли через женщину, то Христос вошел в мир тоже через женщину. Если через закон человек находится под наказанием, то и Христос ставит себя под закон. Он стоит между этими двумя принципами, под влиянием которых находился человек; Он занимает его в благодати без греха, но с ответственностью, которую лишь Он осуществил. И все же цель его миссии заходила гораздо дальше, чем проявление в его личности человека без греха среди окружающего зла, человека, имеющего познание добра и зла. Он пришел, чтобы искупить тех, кто находился под законом, чтобы верующие (пусть они таковы, какие они есть) могли получить усыновление. То, что верующим язычникам было позволено разделить усыновление, было доказано благодаря посланию Духа, который заставил их воскликнуть: "Авва, Отче!" Так как они являются сыновьями, то Бог послал в их сердца Дух Сына своего, так же, как и в сердца иудеев, без различия. Язычник, чужой для дома, и иудей, который остался рабом, каждый обрел положение сына в прямой связи с Отцом (отношения, силой и свидетелем которых был Святой Дух) вследствие искупления, совершенного ради них Сыном; и иудей нуждался в искуплении так же, как и язычники в своих грехах. Но его воздействие было таковым, что верующий не был уже рабом, а был сыном, и если он сын, то значит и наследник Бога через Христа. До этого язычники находились в рабстве не у закона, а у того, что по своей природе было не от Бога. Они не знали Бога и были рабами всего, что претендовало быть именем Бога, чтобы ослепить сердце человека, отвернувшегося от того, кто являлся истинным Богом, и от его познания.

Но что же теперь делали эти язычники, став христианами? Они хотели вновь стать рабами немощного, вещественного начала и плотского, которому раньше они уже подчинились; это те вещи, из которых плотский человек мог создать свою религию без единой нравственной или духовной мысли и которые превращали надлежащую Богу славу во внешние ритуалы, которые неверующий или не знающий Бога язычник мог назвать своей религией и хвалиться в ней.

Как образы, которые Бог использовал, чтобы заранее принести свидетельство об истинах во Христе, они имели свою истинную ценность. Бог знал, как примирить использование этих образов, которые нужны вере, с религиозной системой, которая проверяла человека во плоти, и служила ответом на вопрос, мог ли человек устоять пред Богом и служить ему. Но возвращаться к обрядам, созданным для человека во плоти тогда как Бог показал человеку его неспособность стать праведным пред ним, когда выявилась сущность этих теней,- значит, возвращаться к положению человека во плоти и принимать это положение без повеления Бога, которое бы освещало это. Это значило возвращаться к принципам идолопоклонства, то есть к плотской религии, созданной человеком без получения на то власти от Бога, которая никак не приводила человека в связь с ним. Ибо вещи, совершенные во плоти человека, не имели таких последствий. "Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы". Именно это делали язычники в своей человеческой религии. Иудаизм был человеческой религией, предопределенной Богом, но возвращаясь к этому, когда обряды Бога утратили свое значение, они возвращались к язычеству, из которого они были отозваны, чтобы участвовать с Христом в божественном.

Пожалуй, нет ничего более поразительного, чем определение того, чем стали ритуалы после креста. Это просто язычество, возвращение к религии человека, когда Бог полностью явлен: "Боюсь за вас, - говорит апостол, - не напрасно ли я трудился у вас". А они упрекали апостола в том, что он не является верным иудеем соответственно закону, освобождая себя от его власти. "Будьте как я, - говорит он, - потому что и я, как вы" (а именно: свободны от закона). Говоря так, вы ничем не причинили мне вреда. Угодно Богу, чтобы вы были такими! И затем он напоминает о жале в его плоти. Это обстоятельство служило тому, чтобы сделать его презренным в своем служении. Тем не менее, они приняли его как ангела Бога, как Иисуса Христа. Что же стало с этим благословением? Стал ли он их врагом, потому что сказал им правду? Рвение было похвально, но если бы оно имело верную цель, они упорствовали бы в своем рвении, а не только показывали его, когда он был с ними. Эти новые учителя были очень ревностны, чтобы иметь галатов своими сторонниками и отстранить их от апостола, чтобы привлечь их к себе. И он трудился вновь в муках рождения, чтобы Христос вновь родился в их сердцах, - трогательное свидетельство силы его христианской любви. По своему характеру это была божественная любовь, она не была ослаблена разочарованием неблагодарности, потому что ее источником была не привлекательность ее объектов. Моисей сказал: "Разве я носил во чреве народ сей..?" Павел готов испытать с ними муки рождения во второй раз.

Он не знает, что сказать. Он хотел бы быть вместе с ними, чтобы видеть, как принимают его слова, ибо они действительно потеряли христианскую основу. Слушают ли они закон, желая быть под законом? В этом они могли видеть два завета: в образе Агари и Сарры - образ закона, рождающего рабство, и образ благодати, порождающей свободу; более того, фактическое лишение ребенка, рожденного в рабстве, наследства. Оба не могут быть соединены, одно исключает другое. Несвободный ребенок был рожден по плоти, а свободный - по обетованию. Ибо закон и завет Синая были связаны с человеком во плоти. Основой отношений человека с Богом по закону (если такие отношения были возможны) были отношения, созданные между человеком во плоти и праведностью Бога. Что касается человека, то закон и обряды были лишь рабством. Они были направлены на то, чтобы обуздать волю, не изменяя ее. И очень важно понимать, что человек под законом - это человек во плоти. Родившись вновь, умерев и воскреснув, он больше не находится под законом, который имеет власть над человеком, когда он живет на земле. Следует читать: "А вышний Иерусалим ... матерь нам", а не "матерь всем нам". Вышний Иерусалим противостоит Иерусалиму на земле, который в своей основе соответствовал Синаю. И заметьте, что апостол здесь говорит не о нарушении закона, а о его основе. Сам закон ставит человека в рабское положение. Оно вменяется человеку во плоти, который противостоит ему. Поскольку он был своеволен, то закон и воля находятся в противоречии. Своеволие - это не послушание.

Стих 27 для некоторых представляет трудность, потому что он в основном связывается в Агарью и Саррой. Но это отдельная мысль, представленная идеей вышнего Иерусалима. Этот стих является цитатой из Ис. 54, отмечающий веселие и прославление земного Иерусалима в начале тысячелетия. Апостол цитирует его, чтобы показать, что Иерусалим имел больше детей во время своего одиночества, чем когда имел мужа. В этом тысячелетии Сущий будет мужем. Он был таковым до этого. В настоящее время Иерусалим одинок, он не обременен. Тем не менее, было больше детей, чем после того, как заключен брак. Таковы были удивительные пути Божьи. Все христиане признаны детьми Иерусалима, когда земля вновь вступит на свой путь, но детьми Иерусалима без мужа и одинокого. Сарра была не без мужа. В этом - иной образ мыслей. Без мужа и одинок (точнее говоря, никого не было), Иерусалим имел больше детей, чем в лучшие свои дни сейчас, когда Сущий является мужем. Ибо относительно обетования евангелие исходило от Иерусалима. Собрание не от обетования. Это было замыслом, сокрытом в Боге, о котором обетования никогда не говорили. Его положение сейчас более высокое, но на эти высоты не заходят наставления апостола. И мы также являемся детьми обетования, а не плоти. И мир Бога отвергает дитя рабыни, рожденное по плоти, чтобы он не мог быть наследником с чадом обетования. Что касается нас, то мы - дети обетования.

И в этой свободе, свободе Христовой, напоминающей о свободной женщине и вышнем Иерусалиме, они могут уверенно пребывать и не ставить себя вновь под иго закона. Если они приняли эту основу, то обязали себя сохранять это лично и полностью, и Христос им не нужен. Они не могли опираться на дело Христово ради праведности и считать себя ответственными исполнять самим праведность по закону. Но эти две вещи противоречат друг другу. Поэтому больше не было благодати, на которой они стояли. Они утратили благодать, чтобы удовлетворить требования закона. Это не является положением христианина.

Здесь представлено положение христианина. Он не ищет праведности пред Богом, как человек, который не имеет ее, он - праведность Бога во Христе, и сам Христос является мерой той праведности. Святой Дух живет в нем. Вера покоится в этой праведности, так же, как Бог поддерживается Святым Духом; утвержденная в праведности, к славе, которая является вознаграждением - вознаграждением, которым уже наслаждается Христос, так что мы знаем, что заслуживает праведность. Христос пребывает в славе благодаря праведности, благодаря делу, которое Он совершил. Мы знаем эту праведность в силу того, что Он сделал, потому что Бог признал его дело и посадил его одесную себя. Слава, в которой Он пребывает, есть его справедливое вознаграждение и доказательство этой праведности. Дух открывает эту славу и удостоверяет нам эту праведность, на которой основывается вера. И апостол выражает это следующим образом: "А мы духом ожидаем и надеемся праведности от веры". Для нас это вера, так как у нас еще нет того, на что мы надеемся, - нет славы благодаря той праведности, которая является нашей. Христос имеет ее, так что мы знаем, на что надеяться. И через Духа мы познаем ее, и у нас есть уверенность в праведности, которая дает нам право иметь ее. И мы ждем надежды, которая принадлежит ей. И это через веру, так как во Христе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, а лишь вера, действующая любовью. И должна быть духовная реальность.

Сердце апостола было угнетено мыслью о том, что они отвергали, и о вреде этого учения. Эта мысль его полностью охватывает, и он прерывает свои рассуждения, говоря: "Вы шли хорошо: кто остановил вас, чтобы вы не покорялись истине?" Быть так легко убежденным этим иудейским учением, которое было непоправимой ошибкой, не было делом того, кто их призвал. Таким образом, это значит, что через благодать они стали христианами. "Малая закваска заквашивает все тесто".

Тем не менее, апостол вновь обретает свою уверенность, глядя выше. Опираясь на благодать, которая есть во Христе по отношению к его святым, он может успокоиться относительно галатов. Он сомневался, когда думал о них; он имел уверенность, когда думал о Христе, что они не будут мыслить иначе. Как и в случае с коринфянами, когда он был готов наказать всякое непослушание, так и здесь, всякое сердце, которое было восприимчиво к влиянию истины, должно быть возвращено к силе истины Христовой; а те, кто действует во зле, причиняя им вред лжеучением, чья воля была занята распространением заблуждения, должны будут нести свое бремя. Прекрасно видеть неуспокоенность апостола, когда он думает о людях - плод его любви к ним, - и уверенность, которую он обретает вновь, как только он обратит свое сердце к Господу. Но его искренний стиль, незаконченные и несвязные фразы показывают, как глубоко было задето его сердце. Заблуждение, отчуждающее душу от Христа, было для него более ужасным, чем упомянутые плоды действительного разделения. Мы не находим таких признаков возбуждения в посланиях Коринфянам; здесь была поставлена под вопрос основа всего. В случае с галатами на карту была поставлена слава Христа Спасителя - единственное, что могло соединить душу с Богом; и с другой стороны, было постоянное воздействие сатаны, чтобы низвергнуть евангелие Христово как необходимое для спасения людей.

Здесь, прерывая себя, он добавляет: "За что же гонят меня, братия, если я и теперь проповедую обрезание?" В действительности же обычно именно "братия" (по плоти) были вдохновителями преследований, от которого он страдал со стороны язычников. Дух иудаизма, как это было во все времена, религиозный дух душевного человека был важным орудием сатаны в его противостоянии евангелию. Если бы Христос освятил плоть, то мир дошел бы до предела и был бы религиозен, как вам хотелось бы, и дорожил бы их преданностью. Но в этом случае, был бы не истинный Христос. Пришел Христос, свидетельство того, что душевный человек потерян, развращен, безнадежен, мертв в своих грехах и прегрешениях, что необходимы искупление и новый человек. Он пришел в благодати потому, что человек не мог быть возрожден; и, следовательно, все должно быть сделано чистой благодатью и исходить от Бога. Если бы Христос имел дело только с ветхим человеком, то все было бы прекрасно, но, я повторяю, Он больше не был бы Христом. И мир, ветхий человек, не терпит его. Но есть совесть, чувствуется необходимость религии, есть престиж древней религии, полученной от отцов; возможно, и истинной в своих основах, хотя и извращенной. И князь мира сего использует плотскую религию, чтобы возбудить плоть, готового врага, разбуженного однажды, духовной религии, которая выносит ей приговор.

Только что-то добавить Христу. Но что? Если это - не Христос и не новый человек, то это - ветхий человек, это - грешный человек; и, вместо необходимого и исполненного святостью хождения и совершенно новой жизни свыше, у нас есть свидетельство, что возможно согласие между двумя, что благодать не нужна, но, возможно, нужна только как небольшая помощь. Таким образом, имя Христа отдано в услужение плоти, которая охотно украшает себя именем Христа, чтобы разрушить евангелие до самого основания. Проповедуй лишь обрезание, принимай религию плоти, и отступят все трудности; мир примет твое евангелие, но это будет не евангелие Христово. Сам по себе крест (то есть полное разрушение человека - доказано, что человек является врагом Бога) и совершенным образом исполненное искупление через благодать, всегда будут камнем преткновения для того, кто желает сохранить хорошую репутацию для плоти. "О, если бы, - говорит апостол, ибо видит, что все евангелие разрушается перед этим злым умыслом и души расстроены, удалены были возмущающие вас!" Что же мы увидели? Где же святое негодование апостола?

Затем он касается действительных последствий этого учения и объясняет, как связать учение совершенной благодати без закона с жизнью, достойной народа Бога. Апостол говорит, что они были призваны к свободе: только не используйте вашу свободу для угождения плоти - что плоть охотно бы сделала. Бог дал закон для доведения до сознания греха; плоть использовала его, чтобы произвести праведность. Он действует в благодати, так что мы можем быть под грехом и вне его власти; плоть использовала благодать, чтобы грешить беспрепятственно. Христианин, действительно свободный от ига греха, так же, как и от его осуждения (ибо Христос воскресший есть его жизнь и также его праведность, а Дух является силой и водителем его жизни к славе и Христу), вместо того, чтобы служить своим страстям, стремиться служить другим, будучи свободным делать это в любви. Таким образом, сам закон исполнен без нашего пребывания под игом; потому что весь закон заключается в одном слове: "Люби ближнего твоего, как самого себя".

И если, подчиняясь плоти и нападая на тех, кто не был обрезан, они пожирают друг друга, то они должны беречься, как бы они не истребили друг друга. Но апостол хотел бы дать что-то более определенное. "Я говорю, - продолжает он, прервав свою тему, - поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти". Человек имеет силу против греха не тем, что ставит себя под закон. Дух (данный благодаря возведению Христом нашей праведности одесную Бога) является христианской силой. И две силы, плоть и Дух, являются антагонистическими. Плоть стремится помешать нам, когда мы поступаем по Духу, а Дух сопротивляется действию плоти, чтобы помешать ей исполнить свою волю. Но если мы водимы Духом, то мы не под законом. Святость, истинная святость, совершена без закона, так же, как праведность не основывается на нем. И не представляет сложности рассудить между тем, что от плоти, а что от Духа; апостол перечисляет печальные плоды плоти, добавляя безусловное свидетельство того, что те, кто совершает подобные вещи, не унаследуют царства Бога. Если мы поступаем по Духу, закон не найдет в нас ничего для осуждения. И те, кто Христовы, распяли плоть со страстями и похотями. Это то, чем они являются, так как они христиане; это то, что их отличает. Если эти галаты действительно жили, то это было по Духу: пусть же они поступают по Духу.

Здесь дан ответ для тех, кто стремился тогда и стремится сейчас ввести закон для освящения и как руководство: сила и управление для святости - в Духе. Закон не дает Духа. Более того (очевидно, что подобные притязания относительно закона породили гордыню плоти), христиане не должен тщеславиться, раздражая друг друга и завидуя друг другу. Если кто-то по легкомысленности согрешил, то христианину надлежит исправить этого члена Христова, дорогого для Христа и для христиан, соответственно любви Христовой, в духе кротости, помня о том, что он и сам мог быть искушенным. Если они стремились к закону, то они должны нести бремя друг друга и, таким образом исполнять закон Христов (правило всей его собственной жизни на земле). И истинная слава обретается не почитанием себя чем-нибудь, будучи ничем. Это будет лишь обольщением по отношению к самому себе. Эти приверженцы закона много хвалились самими собой, перекладывая бремя на других, и облачали себя своей иудейской славой, которая была бременем для других, что было тщеславием в иудаизме, чему подчиняли других. Но что представляло собой их дело? Действительно ли они трудились для Господа? Отнюдь. Дадим им доказать свое; тогда у них была бы причина, чтобы хвалиться в том, что они сделали себе, если вообще было какое-либо христианское дело, орудием которого они были. Конечно же, это заключалось не в том, что они делали, ибо были другие, кто делал дело Христово в Галатии. И кроме того, каждый должен нести свое бремя.

Апостол добавляет несколько практических советов. Он, наставляющий других, должен помогать тем, кого он наставляет. И далее, хотя благодать была совершенной а искупление полным, так что верующий получил Святого Духа как печать этого, Бог осуществляет неизбежные последствия жизни человека, будь то по плоти или по духу. Последствия следовали за причиной; и они не могли обмануть Бога через исповедание благодати или христианства, если они не поступали по духу как водимые Святым Духом, который и является действительной силой. От плоти они пожнут тление, от духа - вечную жизнь. Но, как христиане, они должны иметь терпение, чтобы пожинать и не устать творить добро: урожай был несомненен. Пусть верующие творят добро всем, особенно тем, кто принадлежит делу Бога.

Павел написал это послание своей собственной рукой - это весьма необычно для него. Обычно он использовал других (например, Тертия для написания послания Римлянам) диктуя им то, что хотел сказать, добавляя приветствия своей собственной рукой и удостоверяя правильность написанного (1 Кор. 16,21; 2 Фес. 3,17) : это замечательное доказательство важности, которую он придавал своим посланиям, и того, что он посылал их не как обычные письма человека человеку, но как облаченные властью, требующей использования таких предосторожностей. Они были заботливо окружены апостольской властью. Но в этом случае, исполненный скорби и ощущения того, что низвергнуты основы, он написал все послание своей собственной рукой. В соответствии с этим, говоря это, он возвращается сразу к теме, которая побудила его так поступить.

Те, кто желал хвалиться по плоти, принуждали язычников к обрезанию, чтобы избежать преследований за крест Христов, - чтобы обрести спасение Христово. Обрезанные были иудеями, приверженными познанной и полученной в этом мире религии; но чтобы стать учениками распятого человека, который был казнен, как преступник, необходимо признать его единственным Спасителем - как может мир признать это? И упрек креста был жизнью христианства; мир был осужден, он был мертв в своем грехе; князь мира был осужден, у него было только царство смерти, он был (со своими последователями) бессильным врагом Бога. Перед лицом такого суда мир видел в иудаизме почтенную мудрость. Сатана хотел сделать себя приверженцем учения одного только Бога; и те, кто поверил в это, присоединились к своим бывшим противникам, поклонникам бесов, чтобы противостоять новому врагу, который бросает упреки всему падшему человечеству, объявляя их восставшими против Бога и лишенными жизни, которая была явлена только в Иисусе. Крест был приговором смерти над природой; и иудей во плоти был уязвлен этим даже больше, чем язычник, потому что он потерял славу, которой он обладал перед другими благодаря познанию единственного истинного Бога.

Плотское сердце не любило страдать и терять расположение мира, в котором определенная степень света была принята или допущена здравомыслящими людьми (и искренними людьми, когда нельзя было иметь больше света), исключая то, что они выдвигали притязания, которые всему выносили приговор и судили все, чего желала плоть. Плоть, более или менее соглашающаяся на то, чтобы ее не считали мертвой и погибшей, - это мир принимает. Он не может надеяться бороться против истины, которая осуждает все сознание, и принимает религию, мирящуюся с его духом и приспосабливающуюся к плоти, которую она желает пощадить, даже когда должны быть принесены болезненные жертвы, при условии только того, что сама плоть не должна быть полностью отвергнута. Человек будет обманщиком - жертвует своей жизнью, - если он не поступает так сам и не совершает это по благодати, осуждая плоть как неспособную к совершению добра и не имеющую в себе ничего доброго.

Обрезанные не соблюдали закона - это было бы слишком утомительно, но они желали похвалиться в новообращенных своей религией. В мире апостол не видел ничего, кроме тщеславия, греха и смерти; дух мира, плотского человека морально деградировал, был развращен и виновен, хвалясь собой, потому что не знал Бога. Повсюду он видел благодать, любовь, чистоту, послушание, преданность славе Отца и счастье бедных грешников. Крест провозгласил две вещи: он выявил то, кем был человек; он сказал, кем был Бог и что есть святость и любовь. В глазах мира это было крайним упадком и ниспровергало всю гордость мира. Но был другой, кто совершил это ценой своей жизни, вынося всевозможные страдания; так что апостол мог дать волю всей любви своего сердца, не хвалясь чем-либо, а, напротив, забывая себя. Мы хвалимся не собой, когда смотрим на крест Христов: мы полностью заслонены им. Это он висел на кресте, который был так велик в глазах Павла. И мир, распявший его, открылся апостолу в его истинном качестве; Христос пострадал на кресте свойственным только ему образом. Этим крестом апостол и хвалится, счастливый быть мертвым для мира и видеть мир пришедшим к своему концу, распятым, опозоренным, как он того и заслуживал. Вера в распятого Сына Бога побеждает мир.

Для верующего мир имеет его истинный характер, ибо фактически в Иисусе Христе не имеет значение ни обрезание, ни необрезание (все это устранено с мертвым Христом), а лишь новая тварь, соответственно которой мы оцениваем все, как это оценивает Бог. И таким истинным детям Бога апостол желает мира. Но Израилем Бога был не Израиль, обрезанный по плоти. Если были такие люди, которые были обрезаны в сердце, кто хвалился крестом соответственно чувствам новой твари, то они и были Израилем Бога. Более того, каждый истинный христианин был из их числа по духу своего хождения.

И пусть никто не причиняет ему боль из-за его служения. Он нес язвы Господни. Известно, что рабу ставили клеймо каленым железом, чтобы указать человека, которому он принадлежал. Раны, полученные апостолом, полностью показывали, кто был его хозяин. И пусть дальше не подвергается сомнению его право называть себя рабом Христовым. Какой трогательный призыв того, чье сердце было ранено тем, что подвергалось сомнению его служение хозяину, которого он любил!

Апостол желает, чтобы благодать была с ними (соответственно божественной любви, которая оживляла его), как с душами, дорогими для Христа, в каком бы состоянии оно ни находились. Но в приветствиях, с любовью адресованных христианам, нет излияний сердца. Это был долг - долг любви, - который он исполнял; что же касается остального, то какие связи любви он мог иметь с людьми, ищущими своей славы во плоти и принявшими то, что бесчестило Иисуса, с теми людьми, которые ослабляли или даже уничтожали славу его креста? Без какого-либо желания с его стороны изливался поток его чувств. Сердце обратилось к обесчещенному Христу, хотя и любя тех, кто принадлежал ему в нем. Именно эти чувства выражены в последних стихах данного послания.